"Две пары" - читать интересную книгу автора (Валенти Джастин)

Глава 3

Стюардесса подала Джоанне и Эбби шампанское.

– За «Омегу»! – провозгласила тост Эбби. – За то, что она отправила нас в эту командировку первым классом!

Хотя острой необходимости везти с собой Эбби Кассел в Амстердам у Джоанны не было, она решила взять с собой приятельницу и помощницу, наградив ее таким образом за хорошую работу.

Эбби, хрупкая, жизнерадостная брюнетка, никогда не упускала возможности пофлиртовать. Когда же речь заходила о работе, она становилась усердной, деловитой и серьезной. К тому же ходившие в издательстве слухи о ее мнимых любовных приключениях напоминали сюжеты мыльных опер, и сама Эбби охотно распускала их. По крайней мере она легко относилась к собственным любовным неудачам и спокойно выносила насмешливую манеру общаться с людьми, присущую Джоанне.

Когда Джоанна вышла замуж, они с Эбби оказались ее соседками по дому и очень быстро сблизились. Два года спустя Джоанна привела Эбби в «Омегу» и сделала своей ассистенткой.

Пока Джоанна разбирала гранки, разложив их на крышке кейса, Эбби завязала непринужденную беседу с соседом. Джоанна немного завидовала и поражалась несокрушимой вере подруги в то, что мужчина за соседним столиком в ресторане или в соседнем кресле салона авиалайнера окажется ее судьбой. В свои двадцать девять лет Эбби не была замужем, но не теряла оптимизма и смело откликалась на любую возможность завести роман. Когда ей приходилось переживать очередную неудачу, она просто собиралась с духом, выбрасывала из головы досадные воспоминания и начинала все сначала.

Джоанна была другой. Разрыв с мужем, Беном Мэгидом, который произошел три года назад, оставил в ее душе незаживающую рану. Она до сих пор томилась картинами прошлого, то и дело оживавшими в ее памяти. Когда же она снисходила до романа с мужчиной или просто проводила с кем-нибудь время в постели, что случалось крайне редко, – это заканчивалось разочарованием. Уже давно ее душа и тело оставались невосприимчивыми к ухаживаниям. Работа и сестра с детьми – вот что составляло главную заботу в жизни Джоанны.

Беседа Эбби с соседом отвлекала Джоанну от дела, мешала сосредоточиться. Прочитав один и тот же абзац дважды без всякого толку, Джоанна оставила попытки уразуметь, как же все-таки датчане осушали болотистые местности и отвоевывали плодородную почву у моря. Она погрузилась в размышления о Люде Хейли. Перед ней живо возникло его лицо, казалось, она видит блеск его проникновенных глаз, слышит вкрадчивый голос в телефонной трубке, снова вдыхает аромат чудесной алой розы.

– Джоанна, – Эбби потянула ее за рукав и заставила вздрогнуть от неожиданности, – я познакомилась с необыкновенным человеком. Не смотри в его сторону сейчас, он пошел в туалет. Ты не успела заметить его раньше?

– В общем, нет, – улыбнулась Джоанна. – На этот раз настоящая любовь?

– Кто знает! – счастливо просияла Эбби. – Его зовут Виллем, он датчанин. Живет в Гааге. В Амстердаме он пробудет несколько дней и готов показать нам город. По-моему, он очень мил.

Познакомившись с Виллемом поближе, Джоанна отказалась разделить мнение подруги. Датчанин оказался нервным сорокапятилетним типом с огромной плешью, прикрытой поперек зачесанными жидкими волосами. Он занимался выращиванием луковиц тюльпанов и оказался нестерпимо скучным собеседником.

– Что ты о нем думаешь? – поинтересовалась Эбби позже за обедом.

– То, что он похож на человека, готового провести ночь с кем угодно, прежде чем вернется в Катинку к своим луковицам. Извини за откровенность.

– По-твоему, он женат?

– Ха! Если тебе нужно приключение, то действуй. Но меня уволь и помни, что не стоит брать на себя финальную реплику в этой романтической саге, которая закончится, едва успев начаться.

– Возможно, ты права, – серьезно отозвалась Эбби, отложив вилку. – Мне везет на бесперспективных мужчин. Но эти истории так забавны!

Джоанна снова подумала о том, что ей хотелось бы относиться к мужчинам так же легко, как Эбби.

– Полагаю, – задумчиво добавила Эбби, – Виллема можно было бы посчитать своеобразным пристанищем во время бури. Надежным пристанищем, впрочем. Похоже, он не из тех, кто может свести с ума женщину в постели. Но с другой стороны, он не буйвол и не сердцеед.

Эбби находила особое удовольствие в том, чтобы подвергать анализу мужские характеры и определять для них место в придуманной ею самой классификации.

– Объясни мне еще раз разницу между буйволом и сердцеедом.

– Буйвол – это комок мускулов, который двух слов связать не может. Впрочем, постель – это не место для разговоров. Ты просто чувствуешь и наслаждаешься. Сердцеед доставляет тебе не только физическое удовольствие. Поэтому такого мужчину можно вынести, даже если он неврастеник и многодетный отец к тому же. Фигурально выражаясь, он заставляет твое сердце неровно биться.

Джоанна подумала о Люде Хейли и ощутила, как от лодыжек вверх по телу поднимается теплая волна плотского желания. Судя по всему, по классификации Эбби его можно отнести к сердцеедам. Хотя Джоанна предполагала, что в Люде есть кое-что от ловеласа, которых особо жалует Эбби, привыкшая менять мужчин так же часто, как колготки. Джоанна так не умеет.

– Пойду в комнату отдыха. Идешь со мной? – спросила Эбби, поднимаясь с кресла.

Джоанна бросила взгляд в сторону Виллема и увидела, что того нет на месте.

– Нет, спасибо, я хочу досмотреть гранки.

– Тебе помочь? – неохотно предложила Эбби.

– Не нужно. Я покажу тебе потом, как разбила текст, чтобы вставить иллюстрации.


Джоанна уже бывала в Амстердаме с Беном, тогда они останавливались в «Хилтоне». На этот раз она выбрала отель «Краснопольски» в центральном районе неподалеку от офиса «Омеги».

Эбби впервые оказалась в Голландии. Она заинтересовалась необычным пейзажем, возникшим за окнами такси по пути из аэропорта в город.

– Здесь все как-то плоско и уныло, – заметила она.

– Правда. Даже кротовой норки, возле которой обычно бывает холмик земли, здесь не увидишь, как бы тебе этого ни хотелось.

– Единственное, чего мне по-настоящему хочется, – это добраться до отеля, влезть в горячую ванну и выпить чего-нибудь покрепче, чтобы согреться. О, взгляни туда, на каналы! Какая красота!

– Да, они красивы. Недаром Амстердам называют северной Венецией. Так во всех путеводителях сказано.

– Не хватает только поющих гондольеров!

Сдвоенный номер в отеле, который занимали Джоанна и Эбби, был обставлен дорогой удобной мебелью в золотисто-бежевых тонах. Плетеные кресла с изогнутыми спинками в таком интерьере выглядели странно и необычно. Утомленные долгим перелетом, подруги прилегли отдохнуть, а затем пошли прогуляться и посмотреть на Королевский дворец.

– Почва здесь невероятно болотистая, – сказала Джоанна. – К твоему сведению, дворец стоит на опоре из тринадцати тысяч свай.

Шум и толчея Кальверштрат, главной торговой артерии Амстердама, повергли подруг в необычайный восторг. Эбби тянула Джоанну в магазин, торгующий деревянными сандалиями:

– Давай зайдем, я хочу примерить такие.

Кончилось тем, что они обе купили по паре сандалий, тут же надели их и вышли на улицу, смеясь оттого, что подошвы звонко щелкали по тротуару. Эбби хотела с головой окунуться в ночную жизнь города, но Джоанна убедила ее вернуться в отель и лечь спать, потому что на следующее утро им предстояло отправиться в офис «Омеги» довольно рано.

– Виллем так и не позвонил, – сказала Эбби, разбирая постель. – А мне казалось, что он заинтересовался мною. – Она нахмурилась на мгновение, но тут же беспечно тряхнула головой. – Впрочем, не важно. Как всегда, кто-нибудь другой подвернется.


Филиал «Омеги» в Амстердаме со штатом в восемь сотрудников по нью-йоркским меркам был смехотворно мал. Джоанне и Эбби предстояло работать непосредственно с Хансом Тербохом, главным редактором, и его помощником по художественной части, Питером Хинкесом. Джоанна сразу заметила, что Тербох, тучный пятидесятилетний мужчина, без восторга отнесся к необходимости считаться с мнением молодой американки, годившейся ему в дочери. Ознакомившись с проектом Джоанны, он тут же выступил с рядом возражений относительно фронтисписа и обложки. Джоанна аргументированно объяснила, почему сочла необходимым внести изменения в первоначальный вариант макета. Различие между голландским текстом и его английским переводом, а также включение иллюстраций вынуждали вносить коррективы в текст, по-разному использовать его пространство. Кроме того, американский читатель, гораздо менее подготовленный, чем местный, нуждается в большем количестве иллюстративного материала.

– Я понимаю, – недовольно проворчал Тербох. – Но эта девица в национальном костюме посреди зарослей тюльпанов просто отвратительна. На нее невозможно смотреть без содрогания. Кроме того, на шестой странице нельзя разбивать текст иллюстрацией так, как предлагаете вы. Теряются смысловые нити.

Питер Хинкес был помоложе и посговорчивее. Он сразу же принял сторону Джоанны, чем заслужил от босса суровый, неодобрительный взгляд. Тербох, оказавшись в меньшинстве, стал отстаивать свое мнение с удвоенным упорством.

Эбби, вносившая коррективы в макет, постепенно выходила из себя, проникаясь к Тербоху все большей неприязнью.

– Боже, какой зануда! – шепнула она на ухо Джоанне, улучив момент. – Поражаюсь, как у тебя хватает терпения на него. Я бы давно треснула его как следует, чтобы охладить пыл!

– Самое главное – добиться результата. Нам всем нужно, чтобы книга вышла в срок большим тиражом и чтобы она быстро раскупилась. Так что придется проигнорировать его нападки и частично учесть его рекомендации. Мистер Тербох – жертва своего возраста и плоского ландшафта своей родины, которому не хватает разнообразия. Будем же снисходительны.

– Удивительно, что у тебя достает сил шутить! А у меня просто руки чешутся окунуть его головой в канал, чтобы он заткнулся наконец-то! Впрочем, я лучше помолчу.

– Да, Эбби, пожалуйста. И особенно во время ленча.

– Черт, неужели мы должны еще с ним завтракать?

Тербох и Питер повели Джоанну и Эбби в скучный заурядный ресторан, где официанты были по традиции одеты в черные фраки и белые галстуки.

– Глазам своим не верю, – простонала Эбби на ухо подруге.

– Да, немного нелепо, – согласилась Джоанна. – А я хотела съесть что-нибудь легкое, например салат.

– Забудь об этом. Похоже, они собираются устроить нам настоящий банкет. Надеюсь, это не голландская пирушка, где каждый платит за себя, а хозяин должен напиться раньше гостей?

– Ш-ш-ш! – одернула ее Джоанна, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

– Полагаю, дамы позволят выбрать для них блюда, – скорее заявил, чем поинтересовался Тербох.

– Да, пожалуйста, – ответила Джоанна, мило улыбаясь. В конце концов, не так уж важно, что придется есть. Главное – увезти с собой хороший макет книги. Так что пусть Тербох наслаждается своими скромными победами.

Подруги стоически жевали филе сельди и рубленый бифштекс с гарниром из краснокочанной капусты, запивая все это холодным пивом.

Любая попытка Эбби перевести разговор за столом на какую-нибудь другую тему, кроме рабочей, заканчивалась укоризненным взглядом Тербоха и толчком в бок со стороны Джоанны.

В дамской комнате Эбби дала волю своему негодованию:

– Ты видела, что этот зануда заказал еще и торт?! Слава Богу, что сегодня пятница! Кстати, сегодня ведь пятница? Или, пока мы летели над Атлантикой, сутки передвинулись?

– Сегодня действительно пятница. Между прочим, Тербох раньше заканчивает рабочую неделю, так что после обеда нам предстоит общаться лишь с розовощеким Питером. Этого очаровать будет куда проще.

– В отношении Питера у тебя больше шансов, чем у меня, – благодушно констатировала Эбби, подкрашивая губы перед зеркалом. – Он очарователен и умен.

– Прошу тебя, не говори ерунды.

– Разве я когда-нибудь говорю ерунду?

Прогнозы Джоанны относительно Питера оправдались. В отсутствие босса молодой человек оказался милым в обхождении и невероятно работоспособным. В тот день они разобрали четыре главы книги.

– Правда, мило с его стороны предложить нам прогулку по городу? Или ты думаешь, что он тоже женат, Джоанна?

– Нет. Он слишком скромен и непритязателен. Во всяком случае, он гораздо симпатичнее твоего несостоявшегося знакомого Виллема.

– Это так, Питер намного приятнее, – согласилась Эбби. – Похоже, его можно отнести к сердцеедам.

* * *

Питер повез их на прогулку по городу на яхте, собственности концерна. Джоанна дивилась тому, как он находит дорогу в лабиринте каналов, над которыми нависали мосты. Если верить путеводителям, мостов в Амстердаме насчитывалось более тысячи. Эбби пребывала в великолепном настроении и в лучшей своей форме, что выражалось в чрезмерной разговорчивости, сопровождаемой выразительными взглядами в сторону Питера.

Джоанна порадовалась за подругу и предоставила ее самой себе, увлекшись архитектурными ансамблями, выстроившимися вдоль каналов. Она с любопытством разглядывала массивные, снабженные крючьями балки на фронтонах зданий, сохранившихся с тех времен, когда Амстердам считался крупнейшим центром торговли в мире. Тогда специи, шелка и другие товары раскупались прямо с лодок и поднимались в дома на лебедке.

У Джоанны сохранились самые теплые воспоминания об этом городе, хотя в то время, когда они были здесь с Беном, их отношения уже дали трещину. Теперь она имела возможность собственными глазами взглянуть на город, однако не отказалась бы обменяться впечатлениями с кем-нибудь вроде Люда Хейли.

– Я проголодалась, – сказала Эбби Питеру. – К тому же солнце садится и становится холодно. Как насчет того, чтобы выпить и съесть горохового супа?

Питер нашел кафе и заказал три охлажденных женевских коктейля в низких бокалах.

– Это голландский джин, очень крепкий, – пояснил он.

– Не волнуйся, – дерзко усмехнулась Эбби.

Подруги осушили бокалы в два приема.

– Напиток не разбавлен, – шутливо заключила Джоанна. – А вот и гороховый суп. Он напоминает мне о лондонских туманах, столь любимых мною!

Эбби расхохоталась, а Питер счел необходимым разделить общее веселье, хотя и не понял, в чем заключается соль шутки.

Позже, когда они любовались «Ночным дозором» Рембрандта в Рейксмюсеуме, блуждающий взгляд Эбби выхватил из толпы знакомую фигуру. Она подошла к рослому мужчине и взяла его под руку:

– Доминик? Как тесен мир! Неужели это действительно ты?

– Если ты хочешь в этом убедиться, дорогая, поцелуй меня, – ответил он с улыбкой на лондонском кокни и подставил щеку.

– Джоанна, посмотри, кого я нашла! – воскликнула Эбби и потянула своего знакомого за руку. – Ты помнишь кузена Доминика, не правда ли?

– Конечно. Здравствуйте, – вяло отозвалась Джоанна.

Доминика Грэма трудно было забыть, раз его встретив. Помимо того, что с его лица никогда не сходило выражение царственной скуки, он обладал запоминающейся внешностью: острые скулы, аристократически утонченные черты, крепкое телосложение. Копна темных волос придавала ему залихватский вид, что ни на йоту не лишало его истинно британского характера.

– Рад снова встретиться с вами, Джоанна.

Она пожала его руку и застенчиво улыбнулась в ответ.

Эбби представила мужчин друг другу, они обменялись парой слов, отдавая дань учтивости.

– Вы британец? – поинтересовался Питер.

– Скорее англичанин, – ответил с улыбкой Доминик.

А Эбби добавила:

– Такой же, как английский чай и сдобные булочки, которые принято к нему подавать.

Мужчины переглянулись и единодушно рассмеялись.

– Англичане – те же британцы, конечно, – пояснил Доминик. – Но для нас эти понятия не равнозначны. Если бы я был уроженцем Шотландии или Уэльса, то вряд ли спокойно отнесся к тому, что вы назвали меня англичанином…

– Но поскольку вы англичанин, вам бы не хотелось, чтобы вас воспринимали как-то иначе, не так ли? – вмешалась в беседу Джоанна.

Доминик разулыбался, его серые глаза стали еще более пронзительными.

– Вы угадали. Признаюсь, что испытываю гордость оттого, что я англичанин, хотя уже давно живу в Штатах.

– Ты давно в Амстердаме? – сменила тему разговора Эбби. – Как долго ты еще пробудешь здесь?

– Я приехал на медицинскую конференцию неделю назад и послезавтра уезжаю.

– Черт побери! Почему мы не встретились раньше? – Эбби взяла под руки Доминика и Питера. – Дом женат на моей кузине-танцовщице, Алексис. Они познакомились в Англии, когда она была там на гастролях лет десять назад. Он врач – тот, который отыскивает младенцев в капустных листьях. – Эбби с улыбкой восприняла недоуменное выражение лица Питера и пояснила, что доктор Доминик Грэм занимает пост заведующего акушерским отделением больницы Святой Анны в Нью-Йорке.

– Коль скоро мы так неожиданно встретились, позвольте заказать для всех выпивку, – сказал Доминик.

– Прекрасная идея! – с энтузиазмом отозвалась Эбби. – Как приятно, что не все здесь вокруг с головой увлечены высоким искусством. К тому же я еле держусь на ногах от усталости.

Доминик предложил Джоанне руку.

– Если мне не изменяет память, в последний раз мы виделись с вами, Джоанна, на вечеринке по случаю дня рождения Эбби года два назад.

– Вероятно, так и есть, – рассеянно ответила она, стараясь вспомнить, был ли Доминик женат уже тогда.

– Эбби была вне себя от радости, когда вы предложили ей работать у вас ассистентом. Она делилась со мной всеми новостями, рассказывала о перипетиях внутренней политики «Омеги», о том, к чему мы все так привыкли.

– Неужели в больнице тоже есть «перипетии внутренней политики»?

– Разумеется. Декорации разные, а суть дела одинакова. Слишком много врачей считают себя гениальными вершителями судеб человеческих, осененными небесной благодатью. Это тем более очевидно, так как в медицине существует жесткая иерархия.

Доминик развивал эту тему, щеголяя безупречным оксбриджским акцентом, чем вызывал улыбку у Джоанны. Она с удовольствием выслушивала рассказы о конфликтах врачей на профессиональной почве.

– Как поживает Надин?

– Прекрасно, – с невольным вздохом ответила Джоанна. Даже на другом побережье океана она не могла избавиться от тени сестры!

– Я как-то случайно столкнулся с вашей сестрой в Центральном парке, когда она гуляла с детьми. Кейт и Джефф хорошеют день ото дня.

– Да, так и есть, – отозвалась Джоанна, внутренне расслабляясь.

– Видите ли, я помогал сестре Джоанны произвести на свет детей, – объяснил Доминик Питеру. – С тех пор я внимательно слежу за тем, как они растут.

Джоанна предугадала поворот беседы в сторону отношений сестер-близнецов и поспешила заговорить о своих племянниках.

– Джефф прекрасно разбирается в технике, а Кейт изумительно рисует. Надеюсь, что со временем она станет сотрудницей нашего издательства.

– Нет уж, увольте! – хмыкнула Эбби. – Я против семейственности!

Джоанна рассмеялась и встретилась глазами с Домиником, но смутилась и тут же перевела взгляд на Эбби.

– Не возьми я тебя к себе работать, ты жила бы сейчас в Уэстчестере и воспитывала своих детей в духе все той же семейственности.

За выпивкой мужчины принялись обсуждать политику и обычаи голландцев. Но Эбби не сиделось на месте, и она всеми силами старалась перевести разговор на более легкую тему, предоставляющую возможность пококетничать и пофлиртовать вволю.

– Скажите мне по секрету, Питер, – попросила она после двух коктейлей, – мистер Тербох всегда так неумолимо суров и серьезен?

– Неужели он показался вам таким? – удивился Питер. – По-моему, он хороший работник и очень общительный человек. Дело в том, что мы, голландцы, лишены вашей бьющей ключом жизнерадостности. Мы более сдержанно выражаем свои чувства.

– Полагаю, у вас на это есть серьезные основания, – задумчиво протянул Доминик. – Отвоевывать землю у наступающего моря на протяжении столетий – серьезное занятие, которое вырабатывает твердость духа. Приходится буквально врастать в землю, чтобы тебя не смыло в море.

Джоанна улыбнулась и, снова переглянувшись с Домиником, отвела глаза под его пристальным взглядом.

– Нельзя забывать к тому же о нашей кальвинистской религии, – добавил Питер.

– А вот этого я не понимаю, – сказала Эбби. – В шестидесятых годах здесь был настоящий рай для хиппи: наркотики, порнография, всякие чудачества в этом роде… Как говорится, чем хуже – тем лучше.

– Это один из многочисленных жизненных парадоксов, – объяснил Доминик. – Просто осторожные, пунктуальные голландцы необыкновенно терпимы и восприимчивы ко всему новому, хотя последствия такого их отношения зачастую губительны для них самих. Тогда Амстердам был доведен едва ли не до разрухи. В последние годы здесь намного спокойнее.

– Черт побери! Я, как всегда, опоздала, – разочарованно вздохнула Эбби. – Куда бы я ни приехала, везде только и слышу: «Теперь здесь уже не то – грязно, чисто, пусто, многолюдно… Вам надо было приехать в прошлом году, десять лет назад, пару веков назад…»

– Бедняжка! – сочувственно улыбнулся ей Доминик. – Я думаю, что мы с Питером могли бы показать тебе изнанку Амстердама даже сейчас, если ты так этого хочешь. А, Питер?

– Да, но теперь нам пора в ресторан, – с нарочитой бесстрастностью отозвался тот.

– Питер обещал повести нас в индонезийский ресторан, – сказала Эбби. – Надеюсь, ты пойдешь с нами, Доминик?

– Прошу вас, присоединяйтесь, – поддержал ее Питер.

– Я с радостью, если Джоанна не имеет ничего против.

– Конечно, не имею. – Джоанна искренне порадовалась присутствию четвертого человека за столом. Она не будет чувствовать себя стесненной, когда Эбби снова начнет свою атаку на Питера.

Эбби, никогда не пробовавшая исконных блюд индонезийской кухни, удивилась, когда официант выставил перед ней множество маленьких тарелочек в придачу к рису, и решила, что это для всех.

– Креветки с горьким перцем. Cоте из свинины, – пояснял Питер, заказавший для всех холодное пиво.

– Довольно с меня этого официоза, – заявила после обеда Эбби, решительно взяв Питера под руку. – Теперь я хочу посмотреть на «ночных бабочек».

– Как угодно, – ответил Питер и смущенно покраснел.

Они влились в поток туристов, пришедших взглянуть на знаменитых амстердамских проституток, чьи силуэты отчетливо выделялись на фоне освещенных красными фонарями окон. Одетые в соблазнительные шелковые пеньюары, женщины листали журналы, красили ногти или просто выглядывали из окон, призывно улыбаясь прохожим.

– Это удивительно, – сказала Джоанна Эбби. – С одной стороны, такая вседозволенность, а с другой – если ты опоздаешь на несколько минут к обеду, к тебе отнесутся так, будто ты только что зарезал собственную мать.

– Если ты опоздаешь к обеду, все решат, что именно это тебя и задержало, – отозвался Питер.

– Кто сказал, что у голландцев нет чувства юмора! – воскликнула Эбби и чмокнула Питера в щеку.

Джоанна и Доминик рассмеялись одновременно.

– Амстердам возник как порт, центр судоходства, – сказал Питер. – А морякам надо было как-то развлекаться. Теперь здесь ищут развлечений туристы. Впрочем, этот район строго контролируется городскими властями.

– Тогда беспокоиться не о чем, – саркастически усмехнулась Джоанна.

– Вам здесь неприятно? – участливо поинтересовался Доминик.

– Если женщины зарабатывают на жизнь таким способом, это их дело. Просто грустно все это видеть, – ответила Джоанна.

– А мне – нет, – заявила Эбби. – По крайней мере у них есть выбор. Они сидят у себя в доме и могут сказать либо да, либо нет. По-моему, это здорово. Меня удивляет другое: среди них есть довольно юные и привлекательные. А вон та просто прелесть! Как она тебе, Доминик?

– Не особенно.

– Какая же тебе нравится?

– Никакая.

– Наверное, у тебя просто нет при себе денег, – съязвила Эбби.

– Ты – enfant terrible. Несносное дитя, – в тон ей ответил Доминик.

– А почему бы тебе не взяться за мое воспитание? – кокетливо сощурилась Эбби.

Он насмешливо приподнял бровь.

– Довольно, пойдемте отсюда, Питер, – сказала Эбби. – Не отправиться ли нам в какой-нибудь клуб, в этакое злачное место?

Питер согласился, очарованный ее вниманием к себе. Заведение, которое так жаждала посетить Эбби, совсем не интересовало Джоанну, и на ее лице это невольно отразилось.

– А я бы не отказался сейчас от глотка бренди. Вы не составите мне компанию, Джоанна? – учтиво поинтересовался Доминик, от которого не укрылась скука в ее взгляде.

– Ладно-ладно, старые зануды, отправляйтесь пить свой бренди, – игриво хлопнув Доминика по плечу, сказала Эбби. – А мы с Питером идем в загул!

Эбби, очевидно, хотела остаться наедине с Питером, и Джоанна была рада предоставить ей такую возможность.

– Я с удовольствием выпью с вами, Доминик.

– Мы остановились в «Краснопольски», – сказала ему Джоанна, когда они ехали в такси.

– Да, Эбби говорила мне. По-моему, у них есть американский бар. Не бог весть что, но все же! Впрочем, я знаю одно неплохое место за городом – нечто вроде местного курорта. Туристы туда не добираются.

– Если это не на полпути до Люксембурга, то поехали. Боюсь, что к полуночи я уже начну засыпать.

– Обещаю привезти вас в отель прежде, чем вы успеете зевнуть дважды. Идет?

– Идет. – Джоанна улыбнулась и расслабилась на мягком кожаном сиденье такси.

До сегодняшнего дня она была едва знакома с кузеном Эбби. Доминик гораздо лучше знал Надин. Раньше Джоанна считала его скучным, но теперь она изменила свое мнение. Его общество показалось ей приятным и неутомительным, тем более что он не считал необходимым постоянно поддерживать разговор. Она была благодарна ему за возможность немного отдохнуть в тишине, разглядывая в окно машины залитый огнями город, а затем погруженный в ночную мглу пригород с редко разбросанными по плоской равнине сельскими домиками. Джоанна поймала себя на том, что снова думает о Люде Хейли и о том, как было бы приятно побывать с ним в Амстердаме.

Доминик помог ей выйти из машины и повел внутрь деревянной ветряной мельницы.

– Это место называется «Старая мельница», что неудивительно. Хотя интерьер ее полностью переделан, некоторые черты старины намеренно сохранены.

– Здесь мило, – с улыбкой заметила Джоанна, когда они уселись за круглую деревянную стойку. – Вы оказались правы насчет иностранцев. Похоже, мы здесь одни такие.

– Надеюсь, что так будет и дальше. Здесь как будто законсервирована старина: хотя интерьер башни и преобразили в бар, мельничный жернов оставили, и теперь бармен смешивает с его помощью коктейли.

Пока они ждали заказанную выпивку, Джоанна наблюдала за тем, как по узкой витой лестнице поднимается наверх официант с подносом, уставленным бокалами и пивными кружками. Это казалось невероятным, но он не пролил ни капли.

Им подали коктейли в граненых бокалах без ножек, которые устанавливались в специальные отверстия в деревянной стойке бара.

– Гениально, – восхитилась Джоанна.

– И очень практично. Голландцы часто неумеренно потребляют алкоголь, а такая система позволяет хозяину не волноваться из-за посуды, даже если клиент уже сильно набрался.

Джоанна подняла бокал и произнесла тост по-голландски. Доминик ответил ей на том же языке.

– Голландский чем-то напоминает мне французский.

– Давайте останемся американцами, – улыбнулся он, и на его лице внезапно появилось романтическое выражение.

– Как вам удалось отыскать это место? – касаясь своим бокалом его, спросила Джоанна, ощутив некоторую неловкость.

– Мне показали его голландские коллеги, с которыми я познакомился на конференции.

– Понятно. А что это за конференция?

– По теоретической травматологии при родах. – Заметив, что в ее глазах отразилось разочарование, Доминик поспешно сменил тему. – Как вам нравится коктейль?

– Очень вкусно.

– Хоть я и обещал вам бренди, мне вдруг захотелось угостить вас национальным напитком. Как правило, за границей я пью то же, что и местные жители. В Америке это мартини.

– Я, пожалуй, тоже. Согласитесь, что мартини здесь было бы не совсем уместно. Скажите, а в Англии вы бываете хотя бы изредка?

– Да. Недавно я провел целых две недели в Суссексе у сестры и ее мужа. Повидался в Лондоне со старыми приятелями.

Возникла пауза, и Джоанна внимательно оглядела зал:

– Полагаю, что если человек вырастет и проведет жизнь в таком круглом помещении, как эта башня, то его взгляд на мир и на себя самого в этом мире будет другим.

– Не исключено. Я родился и первые годы жизни провел в наполовину бревенчатом доме елизаветинской эпохи, так что долгое время считал, что крыша над головой должна быть обязательно соломенной.

– Это чудесно! Однажды я проездом была в Суссексе и просто влюбилась в эти сельские дома. По-моему, они очень колоритны и экзотичны.

– Вы, возможно, сочтете это невероятным, но для меня самым экзотичным в Нью-Йорке оказался пентхауз на сорок четвертом этаже небоскреба с видом на Ист-Ривер и террасой, открытой на три стороны.

– Это вовсе не так уж невероятно для провинциалки, выросшей на техасской ферме, окруженной голой равниной наподобие голландских. Наверное, человеку, выросшему у подножия настоящих гор и привыкшему с детства смотреть на заснеженные, скрытые облаками пики, это и может показаться невероятным.

– Или на пики небоскребов Манхэттена, – добавил Доминик.

– Да. Впрочем, лишь очень немногие из моих нью-йоркских знакомых родились в этом городе. Место, где ты родился, помнится всю жизнь, но я еще до приезда в Нью-Йорк ощущала этот город родным.

– Интересно, что и я тоже. С первого дня я почувствовал себя на Манхэттене, как дома, несмотря на ужасно исковерканный язык, страшный шум и толкотню, в ритм которой попадаешь далеко не сразу. И теперь, приезжая в Англию, я все сильнее убеждаюсь в том, что не смог бы там жить.

– У меня такое же отношение к Техасу.

– Давайте выпьем за «Биг эппл», – предложил Доминик, поднимая бокал. – За то, чтобы встретиться там за бокалом мартини и вспомнить нашу встречу в Амстердаме.

Джоанна рассмеялась, ничего не ответив. Ей было хорошо с Домиником, но, если иметь в виду перспективу пить вдвоем мартини в Нью-Йорке, она предпочла бы Люда Хейли.