"Пес, который порвал поводок" - читать интересную книгу автора (Конант Сьюзан)

Глава 14

На следующее утро, приняв по три таблетки аспирина, Стив и я приступили к нашей систематической программе. Начали мы с Гэла Шагга, поскольку думали, что он может знать что-то, о чем не рассказал полиции, и решили — стоит выяснить, не скажет ли он этого нам. Кембриджская полиция привыкла к парням вроде Гэла, но и парни вроде Гэла привыкли к полицейской брани. Я подозревала, что едва Гэл протрезвел, то умолк в надежде как можно скорее вернуться на улицу. Мы посадили Рауди на заднее сиденье «бронко» — Индия находилась в клинике у Стива — и сделали круг, чтобы осмотреть излюбленные местечки Гэла.

Когда Рауди увидел на Мемориэл-Драйв австралийскую овчарку, бежавшую за молодой парой, то так ужасающе заревел и заскулил, что у меня голова затрещала. В остальном же он вел себя не слишком плохо.

Гэла мы обнаружили на Вэр-стрит, которая идет от Гарвард-стрит к Бродвею. Он тащил большой прозрачный пластиковый мешок, набитый банками-бутылками. Я поняла, что он направляется к Бродвейскому супермаркету, одному из любимейших своих мест, чтобы получить наличные за свои находки. Мы припарковали «бронко» на стоянке супермаркета, против магазина, и стали ждать Гэла снаружи.

— Привет, Гэл, — крикнула я, когда он вышел. — Помните меня? Холли Винтер? Из арсенала?

Цветовая гамма одежды Гэла, верно, была подобрана в обществе Св. Венсана де Поля. На нем были: зеленая нижняя сорочка, младенческая голубенькая клетчатая фланелевая рубашка, мешковатые свекольного цвета штаны и коричневые рабочие башмаки с малиновыми носками. Он взад-вперед возил ногами, пробуя мостовую, и глазел на небо, словно его изучая.

— Я хотела бы познакомить вас со своим другом, Стивом Делани, — сказала я. — Стив — ветеринар. Он лечит моего пса. Вы ведь любите собак?

Гэл кивнул.

— Я привезла пса с собой в машине. Хотите с ним поздороваться?

Ответа я ждать не стала, а пошла через улицу, надеясь, что Гэл за мной последует. Стив понял намек и пошел за мной, то же сделал и Гэл. Я отперла «бронко», открыла задние дверцы, взяла поводок Рауди и позволила ему выпрыгнуть. Он, как всегда, скакал и улыбался, стремясь вкрасться в доверие к кому угодно.

— Не трогать собаку, — сказал Гэл.

— Трогать вполне можно, — возразила я. — Он любит, когда его гладят.

И доказала это, вовсю оглаживая спину Рауди. Он, верно, решил, что сделал что-то замечательное.

— Видите? Ему это нравится.

Гэл что-то пробормотал.

— Что? — переспросила я.

— Не трогать собаку, — повторил он.

— Гэл, кто-то вам так говорил? Не трогать собаку? — мягко спросил Стив. — Эта собака не кусается. Можете погладить.

И Стив вслед за мной продемонстрировал, как безопасен Рауди.

— Вы знаете этого пса, не так ли? — спросила я. — Вы привыкли его видеть у арсенала. Со стариком. Он принадлежал старику, человеку, который умер.

Гэл преувеличенно пожал плечами, вытянул шею, вздернул подбородок и завертел головой туда-сюда.

— Это был плохой вечер, — продолжала я. — Все перепугались. А у вас были настоящие неприятности.

Он перестал вертеть головой и теперь взглянул на меня.

— Мы знаем, что вы ничего плохого не сделали, — продолжала я. — Мы знаем, что вы ничем не повредили старику. Но мы хотим знать, что произошло, и хотим, чтобы вы нам помогли.

Я понимала, что мчусь во весь опор, но была уверена: если сбавлю обороты, он куда-нибудь забредет и пропадет — или убежит — и мы совсем его потеряем.

— Гэл, — сказал Стив, — мы хотим, чтобы вы подошли к арсеналу и показали нам, что видели. Только нам. Вы, я, Холли и Рауди. Никакой полиции.

— Никакой полиции, — подозрительно повторил Гэл.

При попытках разговаривать с Гэлом одной из проблем была полная неопределенность что он понял. По мне, так мы могли употреблять хоть десятисложные слова, не утомляя его, но что-то в выражении его лица заставило меня говорить очень просто.

— Верно, — согласилась я. — Никакой полиции.

— Мы все сейчас едем туда, — сказал Стив, — а потом отвезем вас куда хотите. Это ненадолго.

По пути в арсенал Стив тихо рассказывал Гэлу о собаках и кошках, о работе ветеринара. Он пригласил Гэла к себе в лечебницу. Гэл говорил мало, но у меня создалось ощущение, что приглашение он понял. Я припарковалась за арсеналом, прямо перед площадкой для игр, рядом с навесом, под которым люди ждут автобуса, идущего по Конкорд-авеню.

Площадка для игр на самом деле полупарк-полуплощадка — с катками, с деревянными сооружениями для лазанья, хитроумными конструкциями для прыжков, а также деревьями, тропинками и скамейками. В это время ее границы были не столь четко определены, как обычно, потому что старые ограды снесли, а новых еще не установили. В. результате преграды между площадкой и тропинками-скамейками — как и преграды между площадкой и бейсбольным полем, тянувшимся вдоль Конкорд-авеню до школы Тобина, — не оказалось. Во многих отношениях было удачно, что это городское обновление не стало всеобщим. Свежая пихтовая кора была разбросана у подножий кленов, но сами деревья остались нетронутыми. Они не нуждались в омоложении. Они выше и толще, чем юная поросль, но все еще молодые, здоровые деревья, и пересадка или подрезка им ни к чему.

Мы все, в том числе и Рауди, вышли из «бронко», и Гэл повел нас прямо к правой стороне площадки для игр. Подойдя к дереву с могучими ветвями, он остановился и выжидающе взглянул на Рауди, который прекратил обнюхивать пихтовую кору и учтиво поднял ногу на указанный клен.

Гэл издал ликующий звук, который прозвучал раздельным «ха-ха-ха-ха-ха», и я мигом поняла — не могу объяснить, каким образом, — что в его удовольствии не было смакования непристойности. Оно было проще. Он просто любил видеть что-нибудь ожидаемое, знакомое.

— Это его любимое дерево? — спросила я, — и Гэл повторил свое «ха-ха-ха».

— Спорим, доктор Стэнтон его здесь выгуливал, — заметил Стив. — Перед занятиями.

В кембриджском центре людей, выгуливающих собак на площадке для игр, к сожалению, не поощряют. Причина — так называемый токсикариаз, который причиняют паразиты, способные переселяться с собачьих экскрементов на людей, особенно на глаза к детям, нанося им существенный вред, о чем д-р Стэнтон, конечно, был осведомлен. Он был осведомлен и о том, что Рауди токсикариазом не страдает, так что он, может, сделал для Рауди поблажку. И все же казалось странным, что законом пренебрег как раз офтальмолог, будь он даже второстепенным врачом, офтальмолог, чей профессиональный долг — защита детских глаз.

— Старик приводил сюда Рауди? — спросила я. — К этому дереву?

Гэл кивнул.

— Вы с ним разговаривали? Разговаривали со стариком?

Глаза у Гэла забегали вправо-влево, словно он подумывал, а не удрать ли.

— Он знал, что вы были здесь?

Гэл качнул головой туда-сюда.

— Вы были на площадке для игр, — мягко сказал Стив. — С этим все о'кей. Покажите мне, где вы были.

Гэл, казалось, чуточку занервничал, но пошел к игровому оборудованию площадки и указал на коробкообразную часть деревянного сооружения для лазанья. Конечно. Это, верно, было одно из тысячи его укрытий.

— Нам надо знать все, что произошло, Гэл, — сказал Стив. — Все. В тот вечер, когда умер старик. Вы помните этот вечер. Покажите мне все, что случилось, и мы навестим моих собак и кошек. Если хотите, можете их покормить.

Это подействовало.

— Вы были здесь, — продолжал Стив, указывая на убежище Гэла в сооружении для лазанья. — Старик выгуливал на площадке Рауди. Этого пса. И пес пошел к дереву, к тому дереву, которое вы нам показали. Был там кто-нибудь еще?

Гэл вправо-влево качнул головой.

— Не трогать собаку, — сказал он.

— Эту собаку трогать можно, — повторила я. — Он хороший пес. Он не кусается. Хотите подержать его на поводке? Возьмите поводок и покажите нам, что делал старик.

К моему удивлению, это сработало. Я отпустила поводок Рауди, и Гэл его взял. Рауди на своем конце потянул, и Гэл потащился за ним обратно к большому клену. Рауди обнюхал то, что, наверное, было его же старой меткой на основании ствола, а Гэл вытянулся и сунул руку в самую нижнюю развилку дерева.

— Все время, — с широкой бессмысленной улыбкой сказал Гэл.

— Он всегда так делал? — спросила я.

— Все время, — повторил Гэл.

Стив и я переглянулись.

— Он что-то туда клал? Или что-то брал? — спросила я.

— Он что-то оставлял, — сказал Стив. — A потом, позже, кто-то приходил и это забирал; верно, Гэл? Мужчина или женщина?

Он отвел назад плечи и скривил рот.

— Женщина, — сказала я. — С желтой собакой.

— Мужчина, — откликнулся Гэл так громко, что я подскочила.

— Вы знаете этого мужчину? — спросила я.

Я знала — это бесполезный вопрос, и удивилась, что он вообще ответил.

— Красивая большая собака, — сказал он, и лицо его приняло виноватое выражение. Он сказал как раз то самое — я предчувствовала, что он это скажет: «Не трогать собаку», и я как бы увидела частицу того, что произошло. Не знала, когда это произошло, но увидела.

— Некоторые собаки любят, чтобы их гладили, — сказала я. — Вроде Рауди.

Гэл все еще держал его на поводке, и я наклонилась и снова продемонстрировала, какое наслаждение гладить собаку. Рауди сел, прислонился ко мне и взглянул на меня одним из своих смягченно-волчьих взглядов. Он готов был навеки запомнить этот день.

— Здесь была большая собака, так? И вы потрогали собаку. Вы погладили собаку. Это хорошо. Мы никому не скажем. Это был Рауди? Эта вот собака?

Гэл покачал головой.

— Большая-большая собака? Больше Рауди?

Не так-то много псов, которые значительно крупнее Рауди.

— Большая собака, красивая большая собака. — Тон у него был тот самый, которым обычно говорят с собаками. Рауди он понравился. Он встал и уставился на Гэла.

— Вы разговаривали с этой собакой, — сказала я. — И вы ее гладили. Где была эта собака?

Он, казалось, был озадачен.

Стив понял:

— Прямо тут. Здесь, у этого дерева. А этот мужчина разрешил вам гладить собаку?

Гэл нагнулся и обвязал поводок Рауди вокруг ствола дерева.

— До меня доходит, — сказала я. — Этот пес был привязан к дереву. Мужчина привязывал его к дереву. Потом мужчина уходил. А пока его не было, вы гладили пса и разговаривали с ним.

На лице Гэла появилась хитрая улыбка, как у того, кто удирает с добычей.

— Не трогать собаку, — самодовольно сказал он.

Я завезла Стива и Гэла в лечебницу, поехала домой, приняла еще аспирину и проспала три часа. В четыре, после душа, кофе и глубоких размышлений на тему всех «про» и «контра» насчет выпить бренди, я позвонила Стиву:

— Сказал он что-нибудь после того, как я уехала?

— Нетрудно догадаться.

— «Не трогать собаку». Что-нибудь еще?

— Ни слова.

— Так что же все-таки мы теперь знаем? Знаем, что он гладил собаку, — сказала я.

— Мы очень много знаем, — возразил Стив.

Голос у него был куда добрее, чем я когда-либо слышала. — Ветка дерева. Вот где Стэнтон оставлял свои платежи. «Все время», помнишь? Получка у кого-то бывала по четвергам. Перед занятиями Стэнтон оставлял в развилке дерева конверт.

— Теперь я кое-что соображаю. Знаешь, до меня сперва не доходило, с чего бы это ему выгуливать пса на площадке для игр. Именно офтальмологу, не кому-нибудь, понимаешь? Если кто-нибудь и должен был содействовать недопущению собак на площадку, так это офтальмолог, особенно офтальмолог, любящий собак. Я имею в виду — допустим, какой-нибудь кембриджский малыш подхватывает токсикариаз. В этом месте и без того уже запрещены собаки. Так доктор Стэнтон, во-первых, удовлетворился бы и лужайкой, а во-вторых, он не захотел бы нарываться на неприятность — жалобы людей насчет пса на площадке для игр. Так что не он решил туда пойти. Он действовал по приказу.

— И «большая собака», — сказал Стив. — Та, которую гладил Гэл. Жаль, мы не можем с уверенностью сказать, когда это произошло.

— Жаль к тому же, что не можем сказать, кто забирал эти платежи. Так или иначе, у меня появилось ощущение, будто эпизод с «большой собакой» был случаем одноразовым, и пари держать готов, он произошел в тот вечер, когда умер Стэнтон.

— Мне интересно, узнал бы он собаку?

— Или мужчину.

— На суде он был бы великолепен.

— Идеальный свидетель, — согласился Стив. — Но я тут кое-что выяснил. Я пробежался по нашим записям — по крайней мере, о каждом члене клуба, кто был нашим клиентом, о каждом, кого только мог припомнить.

— Ну и что?

— А то, что доктор Дрейпер куда свободнее обращался с валиумом, чем я.

— И что?

— Я выяснил кое-что интересное. Прошлой весной у ньюфаундленда Роджера Сингера развилось что-то с виду вроде экземы плюс какая-то одышка, может быть астма. Дрейпер испытал обычные лекарства, а потом посадил Лайон на преднизолон, а у нее на него была плохая реакция. Он попробовал антиаллергены, сделал добавочные пробы и подержал ее под наблюдением, но все же ничего не обнаружил. Как раз тут она начала чесаться, разодрала себе шкуру, и у нее развился тяжелый дерматит. Он посадил ее на валиум. Я бы этого не сделал, но, кажется, это подействовало.

— Роджер…

— Второе — Виксен. Когда Рон приводил ее в декабре на прививки, он тоже получил сколько-то валиума, потому что брал ее с собой в самолет, — но вряд ли столько.

— Он, по-моему, летал в Сан-Франциско. У него там родня. О'кей. Ньюфаундленд, очевидно, классически большая собака. Лайон намного крупнее Рауди. Виксен? Как ты считаешь?

— Она высокая, — сказал он. — У нее ноги длиннее, чем у Рауди. Он объемистей. К тому же у него такой густой мех.

— Я не считаю, что на нее так вот взглянешь и подумаешь: «Большая собака». И зачем бы Рону ее привязывать? Тебе бы это не понадобилось. Ты просто велел бы ей остаться на месте. Но Лайон ты привязал бы. Там ведь рядом Конкорд-авеню. А как насчет веса Лайон? Сто тридцать фунтов? Больше? Роджер, верно, достал тонну валиума.

— Дрейпер отличный врач. Опытный, — ответил Стив. — Но он перестарался. У Сингера хватило и на тебя, и на Рауди. Знаешь, впрочем, может быть, это и кто-то другой сделал. Мы видим уйму собак, но не всех.

— Так у кого же не было валиума? Или кто не получал его у доктора Дрейпера?

— Роза. Винс. Рэй и Лин. Диана. Арлен. Ты.

— Я?

— Мы же систематичны.

— А Маргарет?

— Она не наш клиент.

— А с кем она видится? Можешь выяснить?

— Могу попытаться, — ответил он. — Но ничего не могу обещать.

Через несколько минут после того, как я повесила трубку, в заднюю дверь постучался Кевин. Я еще не рассказывала ему о татуировке. Я сказала ему о Роджере, а он в свою очередь дал моим мозгам отдохнуть от мысли о Роне.

— Кафлин… чинил трубу. Вряд ли он там был, — сказал Кевин. — И он объяснил мне этот свой визит в туалет. К полному моему удовлетворению.

— И что же?

— Его… пронесло, — пробормотал Кевин. (Представьте себе копа, который смог бы открыто говорить о телесных отправлениях. Нет, этому малому явно нужна новая собака.) — В тот вечер он бегал по меньшей мере четыре раза.

— Ты уверен?

— Так люди видели, как он выходил и возвращался. Парень даже звонил своему врачу.

У Кевина была и другая информация. Ни д-р Стэнтон, ни Джерри Питс в Антарктике не служили. Билл Литтон, брат Маргарет, — служил.

Я выведала у него и новости о Гэле Шагге, но для меня-то они новостями не были.

— Говорят, у него насчет собак крыша поехала.

— Знаешь, что это значит? Он настолько любит собак, что не перестает о них говорить. Столько о них говорит, что думают, будто он в уме повредился. Тебе и обо мне то же самое скажут.

— Некоторые уже и говорят, — сказал Кевин.

Когда он наконец ушел, я позвонила Баку, чтобы сказать ему о Билле Литтоне — в основном потому, что Стив не принял бы этого всерьез, а Бак принял бы. Он принимает всерьез все, что имеет отношение к собакам. Еще я надеялась, что у него есть какая-нибудь мысль, как все это довести до конца, но он только снова рассказал мне о знаменитом охотничьем псе Билла Литтона.

— Я слышала, одна из собак Маргарет Робишод заснула на ринге, — сообщила ему я. — Ты что-нибудь об этом слышал?

— Слышал. Тьма-тьмущая людей слышала.

Повесив трубку, я поняла, что не знаю, где Рауди. Нашла его у себя в спальне. Я забыла запереть один из выдвижных ящиков под кроватью. Все мои носки, по крайней мере каждая чистая пара, были заботливо разложены на мягкой откидной части кровати, на полу, на подоконниках. Рауди не изжевал и не порвал их. Он просто приготовил их для меня. Самодовольный и горделивый — уши вверх, глаза блестят, хвост подергивается, — он сидел посреди комнаты, выжидая, чтобы насладиться моей реакцией.

— Умница, — сказала я. — А теперь, раз ты такой сообразительный, положи их на место.

Лицо у меня расплылось в улыбке. Пес не выкинет такого трюка для чужого. Он не сделает такого и для вас, пока не убедится, что он — ваш пес.