"Власть молнии" - читать интересную книгу автораГлава XVI ДОБРОВОЛЬНОЕ ЗАТВОРНИЧЕСТВОЧитрадрива оглушительно чихнул в углу. — Ишь привязался, будь он неладен! — сказал в сердцах, потому что насморк мешал ему предаваться интереснейшему занятию — чтению. Да уж, гандзаки — народ необыкновенный! Чтобы не сказать, странный. Вот Карсидар, к примеру, никогда не испытывал особой потребности в книгах. Да и на что они сдались мастеру, спрашивается? От наёмника прежде всего требуется знание оружия, умение владеть им, обращаться с конём. Ну, и головой, разумеется, тоже надо думать — даже в пылу самой отчаянной схватки. Этим как раз отличается хороший мастер от плохого. Но читать!.. Единственным грамотным мастером из известных ему был Пеменхат. И то умение читать и писать было необходимо, пожалуй, не так мастеру Пеменхату, как почтенному трактирщику Пему, который вёл несколько хозяйственных книг. Зато среди гандзаков грамотеев было немало, несмотря на кочевой образ жизни, который они, по-видимому, вели в прошлом (на это указывало такое весьма распространённое в их среде занятие, как коневодство). Многие орфетанцы считали это неопровержимым свидетельством порочности гандзаков. Оно и понятно — выучить наизусть сложные заклинания и правильно передавать их из поколения в поколение без знания грамоты, мягко говоря, затруднительно. Отсюда сам собой напрашивался вывод: гандзаки — проклятые чернокнижники. Неизвестно, правда, каких взглядов придерживались на сей счёт русичи. Похоже, что грамотность здесь наоборот — ценилась. Во всяком случае, книги узникам они давали. То есть, периодически выделяли по одной книге. Это были добротно, с любовью сделанные фолианты в кожаных переплётах, с пергаментными страницами. Кроме текста там были и рисунки, которые Карсидар время от времени рассматривал. Кстати, книги им подбрасывали по приказанию толстого жреца-митрополита. После того, как святая вода не возымела на колдунов ожидаемого действия и не смогла подавить их «чёрную» силу, старик совсем рехнулся. Насколько понимали друзья, желание во что бы то ни стало извести их не давало митрополиту покоя ни ночью, ни днём, глодало его изнутри, высасывало, истощало силы. Прежде всего, дважды в день, раним утром и поздним вечером, в поруб являлся жрец среднего ранга и, распевая загадочные гимны, старательно обкуривал их комнату то ли ароматической смолой, то ли благовонными травами, которые помещались в специальной коробочке на длинной цепочке. «Вот видишь, они зажигают благовония точно так же, как любые другие жрецы», — заявил Читрадрива после его первого посещения. В самом деле, Карсидар не раз был свидетелем подобных действий служителей самых разных божков, почитавшихся в пределах Орфетанского края. Поэтому обряд окуривания тюрьмы действовал на него успокаивающе, точно он получал весточку из родных земель. Потом жрец с курительницей, или «кадилом», совершал сложные движения правой рукой (как выяснил дотошный Читрадрива, это называлось «крестным знамением»), а также «троекратныя дуновения и плюновения на духа нечистаго», страшным голосом, с лёгким подвыванием трижды произносил: «Изыди, сатана. Анафема!» — и покидал комнату. Далее, по приказу митрополита к ним натащили кучу статуэток бога и картинок божков рангом пониже, то бишь святых. Статуэтки и картинки были везде — на наружной стороне двери и на внутренней, над окнами, на каждой стене и даже в одном из углов комнаты. Бог Иисус Христос почему-то всё время изображался прислонившимся к вытянутому вниз кресту, какой все жрецы носили на животе. Друзья никак не могли понять причину этого, пока на одной из картинок Карсидар не рассмотрел, что его руки и ноги попросту прибиты к кресту гвоздями, а из ран течёт кровь. Там же были нарисованы плачущие мужчина и женщина. — А ведь русичи довольно жестоки, раз так обращаются со своим богом, — с философским видом заметил Читрадрива. Перед всеми картинками и статуэтками денно и нощно горели миниатюрные светильники, и на «поганых колдунов» день и ночь смотрели отовсюду исполненные страдания глаза Иисуса Христа, а также глаза божков низшего ранга — святых мужчин и женщин. Это было чрезвычайно трогательно, и если бы главный жрец Иосиф задумал разжалобить «узников», у него это могло неплохо получиться. Однако митрополит, без сомнения, надеялся подавить их. Неясно, какими соображениями он руководствовался. Не исключено, что, по его коварному замыслу, жалость должна была расслабить противников. А тогда наготове оказались бы разнообразнейшие средства — заклинания, магические крещения, курения, картинки, статуэтки, книги… Даже святая вода, явно не оправдавшая своего назначения в гриднице пред светлыми очами самого князя. Ибо, по наущению старика митрополита, к ним в поруб периодически являлся жрец совсем уж низкого ранга и щедро обрызгивал всю комнату не только водой, но также приятно пахнущим маслом. Вот благодаря этому жрецу Читрадрива и выучился читать книги русичей. Первая книга лежала в комнате на небольшом столике с самого начала их добровольного пребывания здесь. Называлась она Евангелием и, по идее, должна была оказать на колдунов такое же точно действие, как и остальные магические вещи русичей. Читрадрива сразу заинтересовался ею, принялся изучать и после первого же осмотра сделал вывод: русичи пишут горизонтально, а не сверху вниз, снизу вверх или по спирали, как некоторые дикари. Оставалось выяснить, являются значки в книге картинками, иероглифами или буквами. А объяснить это мог лишь кто-либо из жрецов, потому что к «заключённым» больше никого не пускали. Жрец с кадилом был слишком высокомерен, спесив, исполнен сознания важности порученной ему миссии, чтобы разговаривать с «нечистивцем». Он подымил благовониями, пошептал, дунул, плюнул на сатану, обозвал его Анафемой и удалился. Зато младший жрец чуть в обморок не грохнулся, когда, войдя в комнату, увидел, что проклятый колдун стоит с Евангелием в руках и не думает рассыпаться в прах либо сгорать синим пламенем. Он выронил кувшинчик со святой водой, блюдечко с благовонным маслом и, жалобно вопя, выбежал вон из поруба. Книгу заменили. Теперь на столике лежали «Жития святых», но с ними произошла такая же точно история, как с Евангелием, — живой и здоровый Читрадрива встретил жреца с книгой в руке. Правда, на этот раз он был более внимателен, поэтому моментально обездвижил пришедшего мягкой формой хайен-эрец и неспеша пояснил, что желает лишь научиться читать и не собирается колдовать над книгой и переподчинять её себе. Тем более, что в чужих амулетах он ничего не смыслит. И вообще, его так называемое «колдовство» в каких бы то ни было амулетах не нуждается. Когда Читрадрива разрешил жрецу двигаться вновь, тот минут пять бормотал что-то нечленораздельное. Жрецов вообще было трудно понимать. В княжеском дворце Карсидар и Читрадрива решили, что Иосиф попросту косноязычен, если разговаривает на таком странном ломаном языке, заметно отличающемся от языка русичей. Впоследствии выяснилось, что так говорят и все остальные жрецы. Эта речь называлась церковной и бытовала лишь в определённом кругу лиц. В конце концов, Читрадриве надоел неразборчивый лепет, и он пригрозил, что немедленно возьмёт самую большую статую местного бога и обрушит её на голову жрецу, если тот не прекратит издеваться над порядочными людьми. Угроза возымела действие, и пусть не сразу, но постепенно жрец перешёл на нормальный язык и даже стал изъясняться более бегло и свободно. Тогда Читрадрива узнал, что зовут его Гервасий, что человек он маленький, подневольный, и что ему накажут, то он и делает. Правда, учить колдунов читать не велено. Однако, по здравом размышлении получается, что «честныя святыя письмена» всё же превозмогли чужеземное колдовство… Гервасий приободрился настолько, что принялся благодарить своего Иисуса Христа и сдуру даже начал громко читать популярное заклинание «Отче наш, иже еси на небеси…» Но Читрадрива схватил его за шиворот и хорошенечко встряхнул. Тогда всякая охота творить заклинания у жреца пропала, и он согласился обучить ступившего на путь просветления колдуна местной грамоте. Вот тут и выяснилось, что русичи писали слева направо, а у гандзаков было принято обратное направление. Кроме того, обнаружилась ещё одна сложность: книги у русичей были написаны церковным языком! Значит, предстояло прежде выучить его, а по-церковному с узниками разговаривал лишь сам Гервасий, да ещё из головы у курившего благовония важного Агапита удавалось вытянуть пару-тройку словечек во время его посещений. — Глупость какая! — возмущался Читрадрива. — Кому это надо: говорить на двух языках и записывать речь на менее распространённом?! — Это что, — возражал Гервасий. — Вот на севере, откуда вы явились, есть народы, что говорят на помеси нашего языка с церковным, и несть числа тем людям. Аль не ведали того разве? — Ужас, — соглашался Читрадрива. Впрочем, времени у него было предостаточно, а делать всё равно было нечего. И пока Карсидар, изнывая от скуки, рассматривал уже до последней трещинки изученные дощечки с изображениями святых людей, практиковался в мягком владении хайен-эрец и другими необходимыми приёмами да пугал Гервасия до полусмерти невинными просьбами объяснить, как вода делается святой (ведь она не может жить по законам богов, как святой человек!), Читрадрива корпел над книгами. И таки научился читать! Семь дней понадобилось ему, чтобы разобрать истории из «Житий святых». После этого Гервасий притащил сборник церковных гимнов «Псалтирь», над которым Читрадрива корпел ещё три дня… И тогда он сделался задумчивым, почти перестал разговаривать. А потом вдруг заявил Карсидару, что заподозрил неладное. — Асаф, Асаф. Сорок девятый гимн, — повторял он, тыча пальцем в исчерченный загадочными значками фолиант. — Знаешь, шлинасехэ, ведь у нашего народа есть имя Хасав! Впрочем, откуда тебе это знать… — Или вот. И вот. И вот, — говорил он через некоторое время, перевернув ещё несколько страниц. — В этой книге постоянно повторяются имена Давид и Саул. Карсидар невольно вздрогнул: — Что?! Читрадрива оторвал взгляд от книги и пытливо посмотрел на него: — Я сказал «Давид и Саул». Уловил что-то знакомое? — Ну-у, — задумчиво протянул Карсидар. — Что-то такое почудилось… Ах да, конечно же! Саул — Сол, звучит похоже. — Он тяжело вздохнул, подумав о мальчишке, которого видел в последний раз у входа в ту проклятую пещеру; и неизвестно, что с ним случилось потом… — Хотя нет, вряд ли. Скорее всего, просто совпадение. Ведь Сол явно не гандзак. — Зато имя у него анахское. — Чушь! — фыркнул Карсидар. — Сол чисто орфетанское имя. А гандзаки позаимствовали его. — Как сказать, как сказать, — покачал головой Читрадрива. — Впрочем, спорить не буду. Замечу лишь, что у анхем имя Сол встречается гораздо чаще, чем у коренных орфетанцев. К тому же у нас есть старая-престарая сказка про пастушка Дахвита, который присматривал за табунами богатого анаха Сола. Этот последний жутко невзлюбил слугу и всё время хотел убить его. А к Дахвиту однажды ночью явился волшебник Шамеил и подарил ему горшочек то ли волшебной воды, то ли волшебного масла. Пастушок выпил каплю и стал ужасно сильным. Он победил в сражении великана Галшихафу, а тогда… Карсидар лишь пренебрежительно рассмеялся. — Глупости! — безапелляционно заявил он. — Нас самих принимают за колдунов и без устали поливают всякими жидкостями. Ты вон простудился даже. А каково быть в шкуре колдуна, хорошо известно нам обоим. Богатый анах, пастушок, великан, волшебник… Ты же прекрасно понимаешь, что ни в коем случае нельзя верить сказкам, которыми неразумные женщины запугивают детей!.. Тут Карсидар прикусил язык, потому что вспомнил, как единственный раз их навестила сотникова дочь Милка. Неизвестно, с помощью каких ухищрений она пробралась к окошку поруба, когда и самого Михайла, и его начальника Остромира к узникам не пускали. А девушка сторожей обманула! — Зачем ты это сделала? — спрашивал её изумлённый Карсидар. — Разве это не опасно? Широко раскрытые серо-зелёные Милкины глаза блестели в крохотном окошке, охраняемом деревянным богом на кресте. — А мне страх как интересно! Мне мамка рассказывала, что колдуны… ужасные. Они жуть какие! Кривые! Нос крючком, уши торчком, — сообщила она после некоторого раздумья. — Татонька говорит, что вы оба страшные колдуны, а ты, Хорсадар, сам-один целое войско татарское порушил. Во! Но ты же не «нос крючком, уши торчком», ты… И исчезла, так и не докончив фразы. Видимо, что-то её спугнуло. — Милка, Милка, — звал Карсидар. Ответа не было… — Ты чего это сотникову дочку поминаешь? В «Псалтири» такого имени нет, — удивился Читрадрива. Карсидар тотчас овладел стихийно прорвавшимися воспоминаниями и с деланным равнодушием заметил: — Тебе показалось. — Ага, ясно, — и Читрадрива предпочёл вернуться к вычитанным в книге именам. — Так вот, несмотря на то, что всё это сказки, я бы очень хотел выяснить, кто такие Давид, Саул и Асаф. Может, они тоже пережили похожие приключения… Чует моё сердце, неспроста это. Ох, неспроста, мой принц! И тем же вечером уговорил Гервасия принести новую книгу. Жрец так и просиял от умиления. Он пообещал непременно доложить старшим о том, что «поганыя колдуны» пребывают в просветлении и начинают чтить «Святыя Писания». Действительно, на следующий же день «Псалтирь» исчез из комнаты, а его сменила уже просто невообразимо толстая и солидная книга в переплёте, окованном зеленоватой от старости медью. — Вот! — торжественно изрёк Гервасий, водружая книгу на столик. — Вот то, с чего всё начало бысть! Впрочем, хоть её полагалось читать, стоя перед столиком на коленях, после ухода жреца Читрадрива перетащил фолиант на свой набитый соломой тюфяк в углу, пристроил поудобнее самый большой светильник и уже четвёртый день разбирал написанное. Карсидар видел его склонившимся над книгой вечером, когда засыпал, и утром, едва пробуждался. Вот и сейчас он увлечённо читал, сидя на небольшой скамеечке. Да какое там увлечённо! Карсидару показалось, что ещё немного, и Читрадрива прыгнет в книгу с головой. И поминай как звали. — Эй! Э-эй… — позвал он. Но Читрадрива лишь отмахнулся, пробормотал нетерпеливо: «Погоди, погоди, тут как раз самое интересное», — не отрывая взгляда от пергаментной страницы, нашарил мисочку с сушёными яблоками, зачерпнул пригоршню и продолжил чтение. «Ерунда какая! Что он там нашёл?» — подумал Карсидар и немедленно получил ответ: «Сейчас узнаешь. Потерпи ещё минутку, ради всех богов, здешних и тамошних! Кажется, наконец оно…» И вновь чихнул. Читрадрива простудился ещё в княжеской гриднице, когда младшие жрецы, по приказу митрополита Иосифа, окатили их с головы до ног святой водой. Процедура весьма напоминала банную. Однако в баньке Остромировы слуги вновь и вновь распаривали их, нагревали, а здесь пришлось аж до самого поруба топать в мокрой одежде. Вот теперь насморк и одолел. Жаль, что у Читрадривы не было в запасе никаких «штучек» для борьбы со столь тривиальной болезнью. Он знал пару заклинаний на случай ранений, переломов и прочих травм, но не более того. Стоп! Да ведь у него перстень! Может, попробовать?.. — Эй, Читрадрива, а с колечком моим повозиться не хочешь? Глядишь, избавился бы от напасти. — Да отцепись ты наконец! — в сердцах выкрикнул гандзак, переставил скамеечку и отвернулся от Карсидара вместе с книгой. Ну и ну! Вот так книга! Никогда ещё Читрадрива так не увлекался. И поскольку толку от него сейчас не было никакого, Карсидар принялся в который раз рассматривать развешанные по стенам картинки и фигурки. Вряд ли кто-нибудь ещё содержался в подобном «заключении». Благодаря стараниям подручных толстяка Иосифа скромная комнатка поруба превратилась в некое подобие коридоров замка Люжтен, где размещалась целая картинная галерея. Отличие состояло в том, что здесь были собраны изображения всевозможных богов и богинь, а не портреты родственников. Кроме того, в коридорах замка князя Люжтенского не было статуэток. Кстати, о князе! Ростислав тоже выделил для узников кое-что полезное. Спали они на соломенных тюфяках, покрытых одеялами из шкур. В комнату поставили две скамеечки, не считая столика для книг. Еду приносили трижды в день. Кормили весьма недурно, возможно, даже с княжеского стола. И кроме того, Ростислав дважды справлялся через носившего еду слугу, не желают ли друзья покинуть поруб. — Мы заняты, — отвечал оба раза Читрадрива. И всё оставалось по-прежнему: он читал, а Карсидар упражнялся в мягком владении полезными приёмами и навыками. Одно было плохо — тюрьма не отапливалась, и холод здесь стоял невообразимый. Поэтому насморк у Читрадривы не проходил. Но он не сдавался. «Лучше спокойно сидеть в холодном порубе, чем ссориться с русичами на воле», — таковы были его мотивы. И что самое странное: хоть Карсидара точно так же облили водой и провели мокрым по морозу, в отличие от Читрадривы, он не подхватил никакой простуды! Неужели гандзак прав, и дело здесь в его способностях, далеко превосходящих таланты учителя?.. — Всё. Домучил. Книга громко хлопнула, послышался довольный смешок. Карсидар оторвался от картинки, изображавшей мать Иисуса Христа, богиню Марию, и уставился на Читрадриву, который просто светился от счастья, как новенький, только что отчеканенный золотой. — Что случилось? Ты нашёл историю про своего Саула с Асафом? Или, может, здесь тоже обитают гандзаки? Или мы очутились в Ральярге? — И то, и другое, и третье, — бодро ответил Читрадрива. — В самом деле?! — Карсидар почувствовал, как его щёки заливаются румянцем возбуждения. — Ты серьёзно? — Вполне. Читрадрива поднялся со скамеечки, потянулся, смачно зевнул, перебрался на свой тюфяк, хитро посмотрел на товарища… Как вдруг вскочил и потребовал: — Ну-ка, ну-ка, подойди к свету… Не понимая, в чём дело, Карсидар сделал три шага вперёд, чтобы оказаться в более освещённом месте. — А знаешь, у тебя не только седых волос почти не осталось… У тебя ухо растёт. Точно! Карсидара настолько потрясло это сообщение, что он замер, как громом поражённый. Наконец протянул руку к правому виску — и с ужасом и отвращением нащупал на кончике оставшегося от уха обрубка маленькую нежно-шелковистую мочку! — Понимаешь, я тут всё читал, голову поднять было некогда, сам знаешь. А сейчас глянул — что за чудеса?! Дай-ка пощупать. Карсидар подошёл к Читрадриве и покорно склонил набок голову. Тот внимательно осмотрел обезображенное саблей Менке ухо с вновь образовавшимся отростком и лишь многозначительно хмыкнул, не найдясь с ответом. — Так что там у тебя? — спросил Карсидар, стремясь повернуть беседу от неприятной для размышлений темы к старой. А то в голову опять полезли мысли о схожести с ящерицей. — Нашёл сказание про Давида и Саула? — И не только его. Нашлись тут и другие наши сказки. Вот. Читрадрива быстро листал коричневато-жёлтые страницы и приговаривал: — Вот, шлинасехэ, смотри. Видишь «Книгу Есфири»? Это же предание про короля Хашроша и Астор, которая спасла анхем! Моё любимое… — Неужто у гандзаков были короли? — Карсидар скептически усмехнулся. — Представляю себе такого правителя! Читрадрива болезненно поморщился. К сожалению, его товарищ до сих пор не отождествляет себя со своим народом — анхем. — У анхем, мой принц, королей действительно никогда не было. Только дело ведь в том, что Хашрош был не наш, а чужеземец, и Астор пошла за него не по доброй воле, а чтобы спасти от истребления свой народ… — Читрадрива слегка смутился, вспомнив, как в прошлом сравнивал с героиней этой легенды свою мать. — Но в устах наших стариков всё это звучит крайне расплывчато, а в этой книге даже царство Хашроша указано: сто двадцать семь областей, от Индии до Ефиопии. И тут ещё упоминаются какие-то Персия и Мидия. — Разве есть такие царства? — удивился Карсидар. — Никогда не слыхал ни про Индию, ни про Мидию. — А ты вообще когда-нибудь высовывал нос за пределы Орфетанского края? — едко осведомился Читрадрива. — Случалось. Но всё равно ничего похожего на свете не существует! — не сдавался Карсидар. — А как же легенды? — Читрадрива продолжал стоять на своём. — И имена похожи: Астор — Есфирь, Дахвит — Давид, Сол — Саул, Шамеил — Самуил… — А как насчёт короля, мужа Астор? — Не похоже, — честно сознался Читрадрива. — Артаксеркс — Хашрош. — Тогда его королевство должно было зваться не Персией, как ты говорил, а скорее Ксерксией, — с сарказмом заметил Карсидар. — Но тут мелькает название одной из областей: Индия. — Ну и что? — Хиндегиша. Это легендарная страна, которая упоминается в наших сказках. Карсидар призадумался. В самом деле, одни имена чем-то похожи на другие. И название страны: Хинденгиша — Индия… — Кстати, о Давиде и Сауле. Здесь написано, что Саул был королём, а Давид пас у него скот. Не коней, разумеется, но всё же пас! А после его смерти сам стал королём. Гм… Хотя в данном случае твоё возражение справедливо. Получается, у анхем тоже были короли! И не делай такие большие глаза, лично я не вижу в этом ничего забавного. В конце концов, у нас есть слово «насехэ». Так называют не только принцев-гохем, но и детей наших богатых соплеменников. И последнее. Есть тут прелюбопытнейшая история в самом начале книги про то, как целый народ спасается от какого-то фараона. Знаешь, это чем-то напоминает некоторые наши сказки про дракона. У нас их превеликое множество. Не знаю, правда, в чём точно выражается сходство. Просто некоторые фрагменты… Например, случай, когда анхем удирали от дракона, и один старик заставил расступиться воды реки, преградившей им путь. Тогда анхем прошли по дну на другой берег, а дракон утонул, потому что мудрый старик закрыл проход, сомкнув водяные стены. Вот так-то! Да, если хорошенько поразмыслить над словами Читрадривы… Голова идёт кругом! Но тогда получается… — Погоди! Выходит… мы всё-таки очутились в Ральярге? — Выходит, да. Но я вполне согласен с тобой: не всё получается так гладко, как хотелось бы. Во-первых, совершенно очевидно, что русичи не приемлют даже тех явно колдовских приёмов, которые описаны в столь почитаемых книгах. Святая вода не выдерживает никакого сравнения с тем же умением раздвинуть воды реки. Во-вторых, в книгах нет ничего ни про древлян, за которых нас приняли, ни про другие здешние племена, ни про русичей вообще, ни про татар. А заметил, как тут холодно? Хотя в книге говорится про переход через безводную пустыню и палящие лучи солнца. Карсидар поморщил в задумчивости лоб. — А что, если этот Иисус не бог русичей, — несмело предположил он, взглянув на ближайшее распятие. — То есть, я хотел сказать, не исконно их бог. Может, он пришёл из более тёплых краёв, где живут местные анхем, победил всех здешних богов и стал над ними верховодить… М-да! Тогда получается, что Иисус — очень могучий бог. Читрадрива с уважением посмотрел на него: — А знаешь, шлинасехэ, возможно, ты прав. Русичи явно не наши соплеменники, но тем не менее… Да взять хотя бы митрополита! Его зовут Иосиф, а у анхем, кстати, есть имя Есева. — Звучит похоже, — признал Карсидар. — Но не так, чтобы очень. — Далее, продолжал гандзак, всё более воодушевляясь. — Наш друг Михайло. У меня с самого начала что-то вертелось в голове, но я никак не мог понять что. А теперь вспомнил! У нашего народа есть имя Мегеил, хотя встречается оно крайне редко. Уж слишком дерзкое имя, означает «богоподобный». И потом, Остромирова невестка — то ли Ганна, то ли Ханна… а мою мать звали Ханая. — Читрадрива горько вздохнул от вновь нахлынувших воспоминаний. — И один из слуг тысяцкого по имени Гаврила — тут так и просится слово «габир». Карсидар вздрогнул, весь напрягся… Читрадрива рассмеялся и положил руку ему на плечо. — Успокойся, мой принц. Какой из Гаврилы «могучий солдат»! Да и не думаю, что твои «хэйлэй-габир» так себя называют. — Но что всё это значит? — недоумённо спросил Карсидар. — Пока ясно одно: мы напали на верный след! — бодро заключил Читрадрива. — Не сомневаюсь, что со временем мы разберёмся во всём происходящем. И поймём, в какой конец земли угодили и отчего из гор попали на равнину, и почему при нашем появлении люди сотника видели идущее снизу сияние. А пока что… Тут Читрадрива пристально осмотрел комнату, точно рассчитывая обнаружить притаившихся в углах врагов, и сказал: — Почему нам не принесли ни завтрак, ни обед? И куда запропастился Агапит? Я нахожу, что оставшийся с вечера запах благовоний давно успел выветриться. Карсидар растерянно моргнул, поскольку ожидал от товарища чего угодно, только не такого банального замечания. Хотя Читрадрива, как всегда, прав: падавшее из окошка размытое пятнышко света сжалось в едва различимую полоску, значит, солнце успело перевалить через зенит и уже ползло к западу. — Может, что-то случилось? Карсидар подошёл к двери, потрогал её. Как и полагается в тюрьме, дверь была заперта снаружи. — Но, мой принц, лишь нечто из ряда вон выходящее могло заставить князя, не говоря уже обо всех остальных, забыть про двух сидящих в порубе колдунов! — Значит, что-то случилось, — подытожил Карсидар. — Только как выяснить, что именно?.. — Моей силы для чтения мыслей здесь не хватит, — сказал Читрадрива. — А если с перстнем… — С перстнем я ещё долго буду разбираться. Как и ты — со своей силой. Впрочем… — У меня тоже вряд ли получится, — поспешно возразил Карсидар. — Я не о том, мой принц. Ты уже дня четыре не тренировался в перемещениях. Не хочешь попробовать? По своему необыкновению, Читрадрива использовал любой удобный случай для развития способностей ученика. Расчёт был верен: можно переместиться за пределы тюрьмы и выяснить всё, не дожидаясь прихода курившего благовония жреца, княжеского слуги с едой или тюремных стражей. — Что ж, давай попробуем, — согласился Карсидар. В том, что требовалось сделать, вроде ничего сложного не было. Как всегда, нужно просто расслабиться, затем наоборот сосредоточиться, представить как можно подробнее желаемое место и мысленно прыгнуть туда. Правда, расстояние для прыжка было ограничено; по крайней мере, у Читрадривы ни разу не получалось переместиться дальше, чем на пол-лаута. Да и то в место, где ты прежде бывал, мимо которого проходил или о котором имеешь хотя бы малейшее представление. Незнакомое место представить нельзя — а без этого прыжок не получался. Для верности лучше закрыть глаза, чтобы более чётко представить нужное место. Когда во время прыжка требовалось прихватить с собой кого-то ещё, желательно иметь с ним контакт, например, держать его за руку. В теории всё выглядело просто, но Карсидару пришлось немало потрудиться, прежде чем он смог осилить технику перемещений. Теперь прыжки из конца в конец комнаты получались у него неплохо, и Читрадрива, видимо, рассудил, что пора переходить к более серьёзным упражнениям, благо подвернулся удобный случай. Для начала он велел Карсидару немного размяться, прыгая по комнате, потом они прыгали вместе, чтобы Карсидар приноровился к спутнику. Где-то через четверть часа Читрадрива решил, что его ученик уже готов к перемещению за пределы поруба. — Значит так, — заговорил он. — Здесь неподалёку… Вдруг Читрадрива умолк и, бросившись к окну, замер в напряжённой позе. — Что случи… — Цыц!!! Недосказанное слово замерло у Карсидара на губах. Никогда он не видел Читрадриву таким взбешённым. Внешняя сдержанность чрезвычайно ценилась в среде гандзаков и считалась признаком хорошего тона, а тут… Однако взрыва не последовало. Читрадрива постепенно оттаял и лишь тихо вздохнул. — Ну вот, всё мне испортил, — сказал он разочарованно. — А что произошло? — спросил Карсидар. — Что я испортил? — Лучше бы ты не приставал ко мне с дурацкими расспросами, а воспользовался своими способностями. Глядишь, и помог бы, — устало ответил Читрадрива. — Я… Чёрт возьми! Только что я отчётливо слышал произнесенные на анхито слова. Карсидар изумлённо уставился на него. — Где?! Здесь?! — Можешь верить, можешь не верить, но так оно и было. Карсидар хмыкнул. Возможно ли это? В принципе, раз Читрадрива нашёл в священных книгах русичей истории, похожие на сказки гандзаков, раз обнаружил сходство некоторых имён, раз возникло подозрение, что они всё же перенеслись в Ральярг, почему бы и в самом деле не услышать здесь этот язык?.. — Насколько я понял, — после короткой паузы произнёс Читрадрива, — здесь рядом находится торжок. — Откуда ты знаешь? — К окошку надо подходить не только для того, чтобы поболтать с сотниковой дочкой, — назидательно произнёс Читрадрива. — По сторонам осмотреться тоже не мешает. Карсидар проглотил скрытую насмешку, но всё равно было досадно, что, сидя вместе с ним в порубе, Читрадрива ухитрился узнать об этом месте гораздо больше него. — Получается, что здесь всё рядом? И княжеский дом, и тюрьма, и базар… — Выходит, так. Чтобы всё под рукой было. А базар, сам понимаешь, место бойкое, тут всякий народ вертеться может, и даже… Читрадриву будто плетью стегнули. Он снова напряжённо замер и одними губами шепнул: — Слушай… Мыслью… Карсидар мигом расслабился-напрягся — и действительно услышал пренебрежительное: «Хазер!», — которое породило в его сознании эхо смутных воспоминаний и цепочку каких-то нехороших ассоциаций. — Ругаются, что ли? — сказал он неуверенно. — Почему ругаются? Свинину выбирают. Базар — самое место для удачной покупки… А ну-ка, молодой ученик колдуна, покажи, на что ты способен. Читрадрива подскочил к товарищу, схватил за локти и зашептал: — Нас же вели сюда из княжеского дома через торжок! Только тогда была ночь, а сейчас день. Давай, мой принц, выноси нас отсюда поскорей, довольно сидеть взаперти! Посмотрим, что за люди тут разговаривают на анхито. Действовать нужно было стремительно, не рассуждая. Карсидар зажмурился и представил, как они вдвоём переносятся на площадку… На них пахнуло морозным ветерком. Опора под ногами исчезла, и они ухнули вниз, в бездну… К счастью, бездна оказалась совсем неглубокой, и падение завершилось, едва начавшись. Правда, стукнулся Карсидар плечом и головой довольно прилично. Рядом раздался громкий хохот. Он раскрыл глаза и обнаружил, что лежит на левом боку в обнимку с Читрадривой посреди базарной площади, а их обступили тепло одетые люди, которые от души потешались над упавшими. — Что, мёду нализались по случаю праздника? — визгливо выкрикнула толстая женщина, лицо которой невозможно было рассмотреть из-за серого шерстяного платка. — Всё-то им в радость… — Ай, учудили! — вторил ей мужичок, несший несколько больших глиняных горшков. — И ровно с неба свалилися, окаянные! — это уже возмущалась другая женщина, пожалуй, единственная из всех, которая не смеялась. По-видимому, друзья напугали её своим появлением, и она опрокинула корзинку с яйцами, которые раскатились по торжку, а половина из них разбилась. «Всё-таки тебе надо быть поосторожнее, — с мягким укором подумал Читрадрива. — Сейчас ты определённо не учёл, что поруб немного возвышается над площадью. В следующий раз не забудь принять во внимание неровность местности, не то мы себе ноги переломаем». «Ничего, переломаем — срастётся», — попробовал отшутиться Карсидар. «Это у тебя, непутёвый ты ученик колдуна, отрезанное ухо отрастает. А как же я?..» Они встали и принялись отряхивать налипший на одежду снег. «Ладно, давай спросим про тех, кто разговаривает на анхито», — подумал Читрадрива и обратился к собравшимся: — А вы бы чем зубоскалить сказали лучше, кто тут только что говорил про хазер? Несмотря на то, что на настоящем анхито это слово произносилось как «хезре», он предпочёл поточнее передать воспринятую на слух форму. Ведь знакомые имена в книгах и в устах русичей звучали по-разному. — Че-го-о?! Про хазар?! Да ты точно лишку медовухи хватил! — весело возмущалась толстая женщина. — Эй, поглядите на них! Они ж ненашенские. Поляки, что ли? Аль волыняки? «По моему выговору догадалась, что мы чужаки», — сообразил Читрадрива. А Карсидар взял и ляпнул: — Волыняки мы. «Болван! — возмутился гандзак. — „Древляне“ тебя ничему не научили». Но, вопреки опасениям Читрадривы, никто не стал уличать их во лжи. Напротив — женщина энергично закивала головой: — То-то вы и нализались от радости! А мужичок с горшками заявил авторитетно: — Про хазар в наших краях давно не слыхать. Хазары — это ж когда было, что ты!.. Вот половцы — это да. Но и они теперь больше с нами, как татарва нахлынула. Почуяли шелудивые псы волчью стаю да и кинулись, поджав хвосты, союза искать. На Калке-то они на нашей стороне бились. Из-за них ведь, трусов проклятых, Мстислав Романович голову положил, царствие ему небесное, храбрый был князь! «Это когда убили брата Остромира», — вспомнил Карсидар. «Точно, — подтвердил Читрадрива. — Но обрати внимание, как много, оказывается, здесь дикарей. Татары, половцы… и хазары в придачу. Я думал, свиное мясо кто-то выбирал, а оказалось, речь совсем о другом была». «Ничего, мы ещё разберёмся, что к чему, сам говорил, — попытался утешить товарища Карсидар. — Глядишь, и отыщутся те, кто знает анхито». Пояснения насчёт хазар заставили вспомнить присутствующих о грозившей городу опасности. И точно чёрная тень пронеслась над малолюдным базарчиком. Смех словно задохнулся и быстро умер. — Ну, чего приуныли?! — с вызовом воскликнул мужичок. — Авось новый князь оборонит нас от этой напасти. — Новый — тот да, — согласилась женщина, которая всё ещё подбирала уцелевшие яйца. «Поди ж ты! — удивился Карсидар. — Выходит, русичи любят своего князя. А мне он что-то не понравился». «Ростислав нам обоим не понравился, но он же не наш правитель, а русичей, — подумал Читрадрива. — Им и решать, хорош он или плох». — А слыхали, Михайло-сотник привёз из-за Днепра колдуна, который пять сотен татар зарубал? — включилась в разговор ещё одна женщина, державшая в руках довольно большой свёрток. — Да какие пять сотен — целую тыщу! — возразила закутанная в платок толстуха, поправляя полы одежды. — И не зарубал вовсе, а огнём колдовским попалил. — И не тыща, а тьма тьмущая их там была. Вёл их, говорят, сам пёс Менке, — авторитетным тоном заявил мужик с горшками. — Только ведь и колдун не один был, а двое. — Тро-о-ое, — протянул жердеподобный мужик. Глядя на его худобу, которую не скрадывал даже свободно болтавшийся на нём бедный короткий кафтанчик, трудно было ожидать, что он разговаривает таким густым, хоть и немного надтреснутым басом. — Их Михайло с Остромиром к князю привезли, чтоб, значит, насчёт татар потолковать. Да только митрополит на колдунов осерчал, потому как они в Вышгороде три церквы святые молниями порушили. Тоже ведь нехристи. — Пять церков, — перепуганная женщина наконец собрала уцелевшие яйца. — А я говорю: три! — завёлся худой мужик. — По одной на каждого колдуна. Я знаю, у моего свояка в Вышгороде дядька есть, так он рассказывал, они там цельный день и ночь напролёт в набат били! «Забавно выслушивать сплетни о себе самом, — поделился своими впечатлениями Читрадрива. — Этак мы скоро узнаем, что с татарами билась целая армия колдунов». И он поинтересовался, как разыскать дом сотника. — Хочется узнать про колдунов, вот и расспрошу его, — пояснил, чтобы просьба не выглядела подозрительной. Оказалось, Михайло жил в Новом Городе, не очень далеко от Остромира. — Пойдём к нему, раз уж выбрались из поруба и не нашли тех, кто говорит на анхито, — сказал Читрадрива, когда они проходили внутригородские Софийские ворота. — Зачем? — удивился Карсидар. — По-моему, если мы не собираемся обратно в тюрьму, лучше уж… — и он мотнул головой в сторону белокаменного княжеского дома, возвышавшегося в отдалении над домиками пониже. — Не надо. И ты ещё не всё умеешь, и князь нас не слишком тепло встретил. А впрочем, насчёт Ростислава… — Читрадрива помолчал, огляделся по сторонам и произнёс задумчиво: — Тебе не кажется, что город словно вымер? Действительно, несмотря на ясную погоду, улицы были на удивление безлюдны. На расстоянии шум Бабиного Торжка не был слышен, и теперь друзей поразила необычайная тишина, нависшая над Киевом. Пожалуй, так бывает, когда назревают какие-то важные события. — Вот именно, — ответил он на невысказанные вслух подозрения Карсидара. — Поэтому правильнее всего пойти к кому-нибудь и разузнать, что случилось. Остромиру я не очень доверяю, зато сотник к тебе явно расположен. Так что пойдём к нему. Да и холодно. Одежда у нас лёгкая для здешней зимы. Ты счастливчик, что не простуживаешься. А мне не так везёт, как некоторым. И Читрадрива чихнул два раза подряд. Расспрашивая редких прохожих, друзья добрались наконец до Михайловой усадьбы. На нешироком дворе было так же пусто и тихо, как в городе. Никем не остановленные, они прошли в дом. — Чёрт знает что! — возмутился Карсидар, когда они заглянули в три комнаты и не обнаружили ни единой живой души. — Повымирали они все, что ли? — недоумевал Читрадрива. Тут до них долетел какой-то неясный звук. — Это вон там. Они пошли в выбранном направлении и вскоре заметили на полу тоненькую полоску света. Карсидар толкнул дверь. Раздался пронзительный вопль. — Милка?! — Колдун?! Похоже, сотникова дочка даже не заметила Читрадриву, вошедшего в комнату вслед за Карсидаром. Она стояла ни жива, ни мертва, обессилено привалившись к стене, и, вздрагивая, прятала что-то за спиной. Грудь и плечи девушки судорожно вздымались и опадали, серо-зелёные глаза приобрели лёгкий малахитовый оттенок, а схваченные бирюзовой лентой рыжеватые волосы были размётаны в полном беспорядке. — Да ты не бойся, мы ничего плохого… «Она испугалась, потому что ворожила, — подсказал Читрадрива. — Посмотри на стол». И правда. На столе были расставлены зажжённая свеча, бронзовое зеркальце и мисочка с водой; лежали веретено, пучки рябых перьев, отдельно длинное белое перо и клок шерсти. С придвинутой к столу скамеечки до самого пола свешивалось длинное полотенце. — Не бойся, говорю… — Карсидар шагнул к Милке, вытянув вперёд руку в успокаивающем жесте. Девушка вновь пронзительно закричала и выронила то, что так упорно прятала за спиной — частый костяной гребень. Краска смущения залила её хорошенькое личико. Милка поспешно наклонилась, подобрала гребень, бросила его на полотенце, замотала, а свёрток швырнула в угол комнаты. — Если ты стесняешься нас, можешь причёсываться, мы уйдём, — заверил её Карсидар. «Болван, ты обратил внимание, какие волосы запутались в гребне?» — с упрёком подумал Читрадрива. Тут Карсидар сообразил, что и в самом деле, там блеснуло несколько коротких, но явно не рыжих, волосков. «Это тоже ворожба?» «А ты как думал!» Немую сцену прервала старая женщина, возникшая в дверях позади Карсидара и Читрадривы. — Рыбонько моя, что случилось? — испуганно молвила она и, подозрительно уставившись на непрошеных гостей, спросила: — А вы кто будете? — Это мамка моя, — сказала Милка, обретя наконец дар речи. — А это Хорсадар и Дрив, колдуны, которых татонька… Услышав про колдунов, пожилая женщина побелела, икнула и медленно осела на пол. — Ну, разве можно так пугать?! — укоризненно произнёс Читрадрива, шагнул к столу и протянул руку к глиняной мисочке, чтобы брызнуть водой в лицо женщине. — Нет! Только не отсюда! — крикнула девушка, загораживая стол. — Вон там, у стены. — Сейчас, — Карсидар подошёл к деревянной кадушке, зачерпнул ковшиком воды и подал Читрадриве. — А как зовут твою мать? — Это не мама. Мамонька умерла давно, — с грустью сказала Милка. — А это мамка, она за мной по малолетству ходила. «Нянька то есть», — пояснил Читрадрива, возившийся около женщины, которая начинала шевелиться. — А где отец? Где все остальные? — Мы одни дома остались. А татонька с братами поехали нового князя встречать. — Нового?! — изумился Карсидар. «Вот видишь! Недаром всё выглядело так подозрительно…» — прокомментировал Читрадрива, пытаясь поднять мамку и усадить на лавочку. Снаружи дома послышался нарастающий шум. Во дворе заржали кони, хлопнули двери. Раздался голос сотника: «…и ежели до утра их не найдут, он головы всем поснимает! Этот может». — Михайло, мы здесь! — крикнул в темноту коридора Карсидар, догадавшийся, что речь идёт о нём с Читрадривой. — У меня они, татонько, иди сюда! — пискнула вслед Милка. Их крики вызвали в доме и на дворе настоящую бурю. Через несколько секунд в комнату ввалилась целая толпа разгорячённых мужчин с сотником во главе. — Хорсадар?! Дрив?! Вы как тут очутились?! — взревел Михайло, подозрительно оглядывая налитыми кровью глазами то дочь, то ещё не окончательно пришедшую в сознание мамку, то Карсидара и Читрадриву. — Взяли и вышли из поруба, — простуженным голосом сказал гандзак. — Надоело там сидеть, да и холодно. — Правильно сделали, хватит дурака валять, — одобрил Михайло, но тут же опять рявкнул: — А стражу как обманули?! Почему они ничего не знают?! — Так голодные мы были, поесть нам с вечера никто не принёс. — Читрадрива развёл руками. — Сам сообрази: чего с голоду не сделаешь! Кстати, накорми нас. Не то и от тебя сбежим, — пошутил он. — Колдуны вы чёртовы! Ф-фу-у… — отирая пот со лба, Михайло прошёлся по комнате взад-вперёд, остановился, резко развернулся на пятках и гаркнул: — А знаете, повязал князь сторожей ваших и наутро велел снести им головы, если вы не разыщитесь! — Тогда быстро к князю, пока не настало утро, — спохватился Карсидар. — Зачем даром кровь проливать. — Ага! Щас и пойдём, — зло обронил один из ворвавшихся в комнату Милки мужчин. — А ну цыц, Будимирко! — прикрикнул строго сотник и сказал, словно извиняясь: — Это старшой мой сынок. Отчаянная голова. — Да пойдём мы к князю, пойдём, — успокоил всех присутствующих Читрадрива. — Только объясните: к какому? Мы тут походили по торжку и кое-что услышали насчёт нового, но думали, что это про Ростислава Мстиславовича… — Ростислав? — Михайло громко рассмеялся, демонстрируя крупные желтоватые зубы. — Да забудьте вы про него, про выскочку этого! «Как ему радовались, так по нём и горюют», — подумал Карсидар, вспоминая их въезд в Киев. — А что за князь? — спросил Читрадрива. — Александр Ярославович? — Александр? — сотник как-то жалко ухмыльнулся, переступил с ноги на ногу. — Он завернул наше посольство обратно. Ни «да» не сказал, ни «нет». Мол, делайте в своём Киеве, что вашей душе угодно, меня это не касается. Тоже ещё!.. Михайло вновь прошёлся по комнате, посмотрел в потолок, словно выискивая таракана, спрятавшегося в щели между досками. — В общем, про Александра Ярославовича можете смело забыть. Не схотел стать нашим князем, и не надо. Ишь, вожжа под хвост попала! Ему престол Киевский предлагают, а он… Гордец неблагодарный! Ну ничего, ничего. Есть теперь у нас Данила Романович. Вот это да! Вот это молодец! Сотник лихо притопнул ногой и сообщил: — Князь, разумеется, пожелал видеть вас немедленно после въезда в Киев. А вы взяли да сбежали, непоседы! Да как ловко сбежали, право слово… В общем, сейчас я пошлю к Даниле Романовичу вестового, что так мол и так, нашлась пропажа, да ещё аккурат у меня дома. — И, перейдя почти на шёпот, Михайло произнёс с самым загадочным видом: — У князя есть некоторые, по-моему, дельные соображения насчёт того, как боронить от татар Киев. Это вам не Ростислав! |
||
|