"Гриада" - читать интересную книгу автора (Колпаков Александр Лаврентьевич)

В сердце Трозы

Аппарат приземлился (вернее, пригриадился) на четырехугольной платформе из блестящего материала, напоминающего пластмассу. Платформа оказалась просто крышей восьмигранного здания этажей в восемьдесят. Открылся люк, и мы вышли из аппарата. Мне трудно выразить словами то, что я увидел и ощутил. Во-первых, воздух. Благоуханный освежающий нектар! Такой воздух бывает на горных вершинах. Ни следа зноя, свирепствовавшего над Гриадой. Это была идеально кондиционированная газовая смесь из атмосферных компонентов. Несколько больший процент кислорода в их атмосфере создавал чудесный жизненный тонус. Я почувствовал себя бодрым, полным сил и энергии.

С высоты нашей платформы дальность обзора равнялась двадцати-тридцати километрам, если не больше. Перед нами лежал гигантский город необычайной архитектуры. Колоссальные уступчатые громады зданий дугами охватывали центральную часть титанического цирка, своего рода арену, шириной, должно быть, в пятьдесят километров. Повсюду на уступах зданий сверкали великолепные по мастерству исполнения статуи. Арену занимали обширные парки, тянувшиеся на десятки километров, с водоемами и бассейнами, каскадами искусственных водопадов, стадионами и бесчисленной сетью своеобразных эскалаторов, перевозивших десятки тысяч существ из зданий на арену и обратно. Парки, сады, бассейны и фонтаны были также на крышах многих уступчатых громад, возвышавшихся вокруг, ниже и выше нас.

Во всех направлениях на различной высоте по воздуху мчались тысячи и тысячи гриан, и я удивился, как это они так легко и свободно парят в пространстве, словно птицы. Некоторые штопором ввинчивались в высоту и, подлетев к прозрачной крыше города, подолгу рассматривали снизу «Уранию», лежавшую километров в пятнадцати от нашего восьмигранника. По всему видимому «горизонту», образованному уступчатыми громадами зданий, шла стена. Она также была совершенно прозрачной; и казалось, что нет никакого «цирка», никаких стен, а просто стоит на планете город под фиолетовым небом, окруженный со всех сторон парками, лесами и реками. Прозрачными были и стены большинства зданий, так что были видны анфилады комнат, длинные залы, заставленные сложными приборами и механизмами, переходы и эскалаторы, движущиеся улицы и лифты. И везде множество людей. Все это вызывало легкое головокружение.

Петр Михайлович тронул меня за руку:

– Нас зовут. Смотри, сколько их собралось.

Вероятно, весть о нашем прибытии на Гриаду мгновенно облетела Трозу, так как над платформой висели тучи гриан, без всякого усилия неподвижно держась на одном месте в воздухе. Равномерный гул, точно далекий шум моря, раздавался со всех сторон: гриане обменивались замечаниями по нашему адресу. Целые толпы усеяли близлежащие крыши и уступы.

То и дело к нам подлетали гриане и бесцеремонно разглядывали, выпучив огромные глаза. Один из них приблизился ко мне почти вплотную. Я приложил пальцы ко рту, давая понять ему, что хотел бы поговорить, да жаль, не знаю грианского языка. Элц, стоявший у лингвистической переводной аппаратуры, которую настраивала группа ученых, тотчас заметил мой жест и истолковал его, как желание закусить, ибо передо мной, словно из под земли, появился низкий столик из серебристой пластмассы, уставленный треугольными сосудами и чашами.

Яства гриан были довольно странными на вид. Я осторожно поднес ко рту коричневый кусочек какого-то желе и остановился.

«Вот сейчас съем – и конец. Что хорошо для них, может оказаться ядом для земного организма», – в страхе подумал я. Однако все обошлось благополучно. Коричневый ломтик так и таял во рту. Вкус его был непередаваем, ибо он сразу напоминал три наиболее изысканных тропических плода Земли: дурьян, мангостан и пулассан. Остальные кушанья были так же замечательны. Мы быстро поглощали пищу тарелка за тарелкой, не обращая внимания на усиливавшийся гул: по-видимому, гране были поражены нашим волчьим аппетитом. Но я перестал стесняться и почти забыл об окружении, так как изрядно проголодался.

Установленная грианами новая лингвистическая аппаратура была гораздо сложнее, чем та, которой они пользовались около астролета. Битый час мы с академиком называли различные предметы и движения гриан, а группа операторов усиленно подбирала программу перевода. Наконец, не веря своим глазам, я увидел, как на экране, перед которым говорил грианин, стали появляться осмысленные фразы прямо на нашем языке. Гриане в течение часа настолько уловили сущность нашей грамматики и основной лексики языка, что и мы стали понимать их – не полностью, правда, но в объеме, достаточном для общения.

Элц обратился к нам с речью:

– Люди так называемой Земли! Ваш карантин закончен. Все то время, которое вы со своим космическим аппаратом находились в днище спутника, вас интенсивно обучали бактерицидными лучами. Они уничтожили все бактерии и вирусы, гнездившиеся в ваших телах и представлявшие страшную опасность для нашего мира. Теперь мы готовы познакомить вас с великой цивилизацией Грады. Она развивается уже свыше двадцати тысяч лет!

Самойлов, внимательно следивший за световыми фразами на экране, в этом месте насмешливо улыбнулся и обернулся ко мне:

– Чудеса, Виктор. Их цивилизация развивается всего лишь двадцать тысяч лет; в тот момент, когда мы улетали с Земли, она еще не существовала. Пока мы добирались сюда, в нашем корабле прошло полтора десятилетия, на Гриаде же, как и на Земле, в тысячи раз больше. Значит, земная цивилизация насчитывает сейчас свыше десяти тысячи веков! Она неизмеримо выше грианской. Когда мы стартовали, предки этих существ ходили нагишом…

– Вернее, карабкались по деревьям, сбивая палкой плоды, – уточнил я. – Однако мы проспали в анабиозе и нашу и их цивилизацию и безнадежно отстали по развитию как то своих, так и от чужих. Нам будет очень трудно, особенно вам.

– А почему же особенно мне?

– Вам не понять принципов грианской науки, – слегка уязвил я его.

– Плохо разбираетесь в научных принципах, молодой человек, – вспылил Петр Михайлович. – Законы природы едины везде…

Я погасил улыбку сомнения, не желая обижать славного академика.

Убедившись, что мы понимаем их язык, гриане, окружавшие Элца, буквально засыпали нас вопросами. Но из этого ничего не вышло, ибо на экране «переводчика» появилось так много фраз, что получилась настоящая тарабарщина. Петр Михайлович стал жестикулировать, давая понять, что мы ничего не понимаем. Элц знаком приказал всем умолкнуть. Я заметил, что гриане беспрекословно слушаются его.

– Что бы вы хотели сейчас делать? – спросил нас экран (вернее, Элц).

– Спать, – буркнул я, ибо страшно устал; к тому же сильно клонило ко сну после плотного обеда.

Самойлов удивленно посмотрел на меня, но потом согласился.

Сопровождаемые толпами зевак, мы стали спускаться по бесконечным эскалаторам внутрь восьмигранного здания, оказавшегося, как я узнал впоследствии, не то грианской Академией наук, не то высшим органом власти. По-гриански этот дом назывался несколько странно – «Кругами Многообразия».

Через два часа мы уже спали в отведенной нам комнате, утомленные необычными впечатлениями.

…На другой «день» спозаранку нас взяли в работу ученые. Я беру слово «день» к кавычки, поскольку здесь это было чисто условное понятие. День на Гриаде царил всегда. Если грианское солнце регулярно всходило и заходило, то второе светило – центр Галактики – вечно сияло на одном и том же месте небосвода. Темноту же в своих жилищах и городе гриане, вероятно, создавали искусственно: когда мы вчера ложились спать, один из них нажал диск около двери, и прозрачные стены нашей комнаты сразу стали черными как сажа. Наступила глубокая темнота, располагающая ко сну.

Едва мы позавтракали, как десяток гриан бесцеремонно вошли в нашу комнату и с помощью «переводчика» предложили нам идти на «занятия».

– Какие занятия? – спросил я. Это слов сразу нагнало на меня скуку, ибо я жаждал зрелищ и путешествий.

– По грамматике и лексике языка, – ответил сухопарый высоченный грианин с густой огненно-рыжей шевелюрой и громадными миндалинами иссиня-черных глаз. Через все лицо у него проходил странный раздвоенный шрам.

– Эти занятия нам крайне необходимы, – сказал Петр Михайлович, заметив гримасу недовольства на моем лице. – Чем скорее мы овладеем программированием, тем быстрее узнаем о вещах, которые нам, возможно, и не снились.

Пришлось несколько недель париться над составлением простейших программ перевода с грианского языка на наш. Если Самойлову это давалось сравнительно легко, то для меня представляло настоящую абракадабру; обучал нас сморщенный старый грианин неопределенного возраста: я убежден, что ему было двести или триста лет.

Однажды нас привели в центральный зал Кругов Многообразия, где сидело не менее тысячи гриан в странных треугольных ермолках из голубой пластмассы. Мы снова разместились перед экранами больших лингвистических машин еще более сложного устройства, чем те, которые применялись на платформе в день нашего прибытия. Потянулись долгие часы утомительных расспросов о Земле, о ее общественном строе, о развитии науки и техники. Больше отвечал Петр Михайлович. Он сразу нашел общий язык с учеными и, сев на любимого конька, пустился в малопонятные рассуждения о свойствах пространства-времени, так любезного сердцу физика-теоретика.

Академик увлекся, стал вскакивать со стула, возбужденно жестикулируя и поминутно поправляя «телескопы». Я предпочитал молчать, с интересом наблюдая обитателей этого мира. Строгие, бесстрастные физиономии, спокойные позы, короткие отрывистые фразы, отдававшие металлическим звоном… Гриане были предельно уравновешенными «сухарями». Ни разу в течение многих часов я не заметил, чтобы кто-нибудь из них сделал лишнее движение, жест или выразил что-либо похожее на эмоции. От всего этого собрания веяло невыразимо торжественной скукой.

– Как вам удалось остановить наш астролет в пространстве и отбуксировать его на спутник? – спросил академик у Элца, который в продолжение всей беседы молча сверлил нас глазами, о чем-то упорно размышляя.

Услышав вопрос, этот неприветливый старик долго размышлял, взвешивая что-то в уме. Потом заговорил отрывистыми фразами, падающими, как удар молота:

– Огромная концентрация тяжелой энергии… перестройка структуры пространства в локализованном объеме… возникновение силового облака… Варьируя частоту и мощность распада мезовещества, мы передвинули ваш корабль на спутник.

– Мы можем посещать свой астролет? – вмешался в разговор я, так как с тревогой обнаружил, что «Урании» на крыше Трозы не видно.

Элц мельком посмотрел на меня:

– Аппарат находится в музее Кругов Многообразия.

– В музее?!! – разом воскликнули мы.

В мозгу лихорадочно пронеслись мысли, навеянные книгами фантастов: о вечном плене, о разумных, но бессмысленно жестоких существах других миров, о том, что придется навсегда распроститься с надеждой снова увидеть Землю…

– Вы не имели права распоряжаться чужим кораблем! – в бешенстве закричал я.

Элц даже не пошевельнулся, только его глаза вдруг засветились холодно-холодно, словно в них был абсолютный нуль температур. Я бесстрашно глянул в глубину его белесых зрачков, и мне стало не по себе. Какие-то непонятные, но отнюдь не доброжелательные мысли пробегали в этих чужих, неземных глазах.

Стремясь сгладить впечатление от моего резкого тона, Петр Михайлович перевел разговор на другую тему:

– Можно каким-либо образом сообщить о нашем пребывании на Гриаде человечеству Земли?

– Передать сообщение? – повторил Элц, все еще пронзительно разглядывая меня. – Конечно, можно. Но только… Какой в этом смысл?

Я почувствовал, что Петр Михайлович внутренне напрягся:

– Вы не хотите передать сообщение?

– Не в этом дело, – безжизненно улыбнулся грианин. – Всепланетный излучатель электромагнитной энергии отправит сигнал в любое время. Но ты сказал: до Земли девять тысяч двести парсеков, а это значит, что ваше сообщение получат только через тридцать тысяч лет. Есть ли смысл посылать?

– Вот как… – Петр Михайлович разочарованно потер переносицу. – А я предполагал, что вашей науке удалось преодолеть «световой предел» и овладеть скоростями передачи сообщений большими, чем скорость света.

– Что ты называешь скоростью света?

Самойлов долго и сложно объяснял грианину наше понятие о скорости света.

Элц снова усмехнулся:

– Неправильно выражаешь смысл этого свойства материи.

– То есть как это неправильно? – сказал академик тоном оскорбленного самолюбия.

– Ваша скорость света – лишь усредненное значение другой величины, которая называется скоростью передачи взаимодействия во всеобщем мезополе7. Эта последняя скорость колеблется в некоторых пределах; одним из которых является скорость распространения тяжелой энергии.

– Нет, ты видел! – радостно обернулся ко мне Петр Михайлович. – Их представления почти совпадают с теорией тяготения, разработанной нами в Академии!..

Я с огромным интересом слушал Элца, ибо каждое слово грианина о всеобщем мезополе было для меня откровением. Да, вероятно, и для Петра Михайловича.

– Так вы не умеете передавать сообщения со скоростью больше скорости света? – еще раз переспросил Самойлов.

– Нет, еще не умеем. Хотя… есть возможность научиться такой передаче с помощью…

Элц внезапно умолк, словно спохватился, что сказал лишнее. В воздухе повисла тайна, которую он не хотел открыть нам. Правда, в тот момент я не обратил особого внимания на это обстоятельство, но оно четко всплыло в памяти впоследствии, когда мы встретились с метагалактианами.