"Голливудские жены" - читать интересную книгу автора (Коллинз Джеки)

Глава 11

Элейн Конти в больших тонированных солнечных очках, широкополой шляпе и свободном жакете из белого полотна неторопливо шла по парфюмерному отделу «Буллокса»в Вествуде, небрежно поглядывая по сторонам. Минуя демонстрационный столик, она незаметно сунула в карман семидесятидолларовый флакон «Опиума». Ее глаза шмыгали то сюда, то туда — и к флакону присоединились зеркальце в керамической оправе, а затем губная помада. Сердце ее уже бешено колотилось, но походка оставалась неторопливой. Она проплыла через отдел очков и сумела прикарманить две пары по шестьдесят долларов каждая, прежде чем спустилась на лифте в отдел белья. Там ее остановила пожилая продавщица в черном и в стразах.

— Чем сегодня я могу вам быть полезна, мадам?

— Благодарю вас, — ответила Элейн. — Я просто хочу посмотреть.

— О, конечно! Но я послежу за вами, и если все-таки понадобится…

Элейн, сдерживая злость, улыбнулась и поспешно ретировалась в мужскую одежду, где сумела пополнить добычу шелковым галстуком «Ив Сен-Лоран».

Посмотрела по сторонам и тут же заметила, что на нее обратил внимание один из продавцов. Сердце у нее просто гремело.

Хорошенького понемножку! И она медленно направилась к выходу.

Этот момент был всегда решающим. Что, если в дверях на ее плечо опустится рука? Что, если голос скажет: «Будьте добры, вернитесь на минуту!» Что, если ее поймают? Невозможно! Она умеет соблюдать осторожность и берет что-то, только когда твердо знает, что за ней не следят ни скрытые камеры, ни чьи-то невидимые глаза. И ведь она не брала ничего дороже ста долларов. Почему-то это создавало ощущение безопасности.

Двери позади. Она на улице, и тяжелая рука не легла ей на плечо.

Она подошла к «Мерседесу», припаркованному у счетчика на бульваре Вествуд, сняла широкий полотняный жакет с карманами, полными краденного, аккуратно сложила его и убрала в багажник. Сняла очки, шляпу и бросила туда же.

Чувствовала она себя изумительно! Как фантастически заряжали ее эти магазинные кражи! Куда сильнее тайных свиданий.

Негромко напевая, она села за руль.

Элейн уже более года успешно крала с прилавков. Раз в неделю она обязательно облачалась в свой «защитный костюм», как она его называла, и устраивала налет на универсальный магазин или какой-нибудь торговый салон. В магазинах было безопаснее, но салоны дарили такие острые ощущения! Там можно было насладиться по-настоящему, уведя шарф, шелковый джемпер или даже пару туфель прямо из-под носа какой-нибудь цепкой продавщицы. Какое сладкое волнение! Просто экстаз. Выброс в кровь адреналина, которого потом хватало на несколько часов.

Куда наркотикам!

В сущности, началось все совершенно случайно. Как-то она стояла перед прилавком с косметикой у Сакса. Ей спешно требовалась пудра — она опаздывала в ресторан, где должна была завтракать с подругой, и валилась с ног от усталости после занятий танцами (в те дни последним криком были занятия современным балетом). Она была раздражена и торопилась. Внезапно ей показалось, что проще всего будет просто смахнуть коробочку пудры в сумочку, благо коробочка стояла почти у края прилавка, и спокойно направиться вон из магазина. Она была совершенно готова к тому, что ее остановят. Вот тогда она с полным хладнокровием объяснит, что это — скромный протест, вызванный грубостью продавщиц, которые предпочитают не обслуживать покупателей, а болтать между собой.

И ей поверят?

Она — миссис Росс Конти. Конечно, ей поверят.

Но ее не остановили. Во всяком случае, тогда. И в следующий раз. И в следующий.

Так искренний протест вскоре превратился в привычку. От которой уже невозможно было избавиться.

— Бадди, — нежно шепнула Ангель, — можно мне познакомиться с твоим агентом?

— Что? — Он нахмурился.

Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, на узкой кровати в одолженной им квартире Рэнди Феликса и смотрели спортивную передачу на экране скверно работающего черно-белого телевизора.

Ангель села, и длинные золотые волосы рассыпались, обрамляя совершенное лицо. Глаза у нее горели воодушевлением.

— Я вот что думаю, — заявила она. — Ну для чего я весь день сижу дома? Ведь я могу тоже поискать работу? Ты познакомь меня со своим агентом. Вдруг он подберет что-нибудь и для меня?

Вот было бы потрясающе, если бы и мне что-то предложили!

Он ответил старательно ровным голосом.

— Не для чего.

Настала ее очередь нахмуриться.

— Но почему? — спросила она жалобно.

— А для чего?

— Ну, для того, — ответила она торопливо, — что у тебя пока как будто не налаживается и мне очень хочется помочь. Перед тем как поехать на Гавайи, я решила попробовать стать актрисой.

Он задышал глубоко и ровно. День выдался удивительно скверный.

— Значит, ты думаешь, что я не способен о тебе заботиться?

Ее глаза широко раскрылись.

— Нет! Я знаю, что ты всегда будешь заботиться обо мне. Но нам сейчас нужны деньги, правда ведь?

Внезапно он рассердился.

— С чего ты взяла?

Она растерянно обвела рукой тесную комнатушку.

— Ну-у… Это же не наша квартира. Машина у нас разваливается, а ты стал таким нервным. Честное слово, Бадди, я не жалуюсь. Просто мне хочется помочь…

— Мать твою! — крикнул он, не сдержавшись, спрыгнул с кровати, натянул «ливайсы» поверх французских плавок и схватил рубашку.

— Что случилось? — испуганно спросила Ангель. Бадди забрал бумажник и ключи, лежавшие на телевизоре.

— Пилить меня вздумала? Ничтожество из меня строить? Занимайся этим без меня!

Дверь за ним захлопнулась, прежде чем она успела сказать хоть слово.

Ангель была потрясена. Ничего подобного она не ожидала. Собственно говоря, ожидала она нежной сцены между ними, заверений Бадди о том, как он сильно ее любит и как благодарен, что она так хорошо все понимает и хочет помочь.

На глаза навернулись слезы. Что было не так? Что такого страшного она сказала? Разве муж и жена не должны быть во всем вместе, рассказывать друг другу все, ничего не скрывать?

По мере того как проходили дни, Бадди становился все более раздражительным, а роли не только главной, но даже самой маленькой ему никто вроде бы не предлагал, и она мало-помалу начала понимать, что все обстоит далеко не так розово, как он ей рисовал. Близко к сердцу она этого не приняла. За свою жизнь она успела прочитать немало дамских журналов и знала, что Путь Наверх и Достижение Цели не всегда исчерпываются быстрой пробежкой по дороге, вымощенной желтым кирпичом. Иногда на пути встречаются Провалы и Задержки. Бадди долго отсутствовал, и теперь, чтобы вернуться на свое законное место, ему требуется время. Но пока он ждет, почему бы и ей не попробовать? Она же только хочет помочь!

Вся в слезах она встала с кровати и поправила смятое покрывало. Пусть он вернется, обнимет ее, скажет, что все хорошо, и неторопливо, нежно возьмет ее. Она вздрогнула и крепко обхватила руками свое тоненькое тело.

Бадди… Если он не хочет, чтобы она работала, она больше словом об этом не заикнется.

Бадди… Она его так любит! Он все, что у нее есть, и она сделает все, чтобы остаться с ним навсегда.

— Хотите горячего хера в жопу? — произнес возбужденный мужской голос.

— Будьте так добры, онанируйте где-нибудь подальше. — Монтана быстро положила трубку. Непристойные звонки… Как эти кретины узнают номера? Изучают телефонные книги в поисках номеров одиноких женщин? Или в магазинах и супермаркетах исподтишка заглядывают в кредитные карточки покупательниц? Кто знает. Да и кому это интересно!

Она энергично спрыгнула с кровати. Волна насилий, бурно освещаемая средствами массовой информации, полные страхом холмы Голливуда, Беверли-Хиллз и Холмби. Люди спешно обзаводились бронированными воротами, сторожевыми собаками, электронной охранной сигнализацией и пистолетами. Монтана обходилась без этих предосторожностей. Она не желала влачить тщательно оберегаемую жизнь. Что будет, то будет. А если телефонный пакостник надеялся испортить ей день, то он ошибся номером.

Фальшиво напевая, она приняла возле бассейна несколько поз из йоги. Еще только восемь утра. Ясный день и полное отсутствие смога… Ее охватило безумное желание бросить все и укатить на пляж.

Почему бы и нет?

По многим причинам.

Двадцать актеров, приглашенных с промежутками по двадцать минут на каждого.

Встреча с молодым модельером, с которым она хотела заключить контракт для фильма.

Поездка в аэропорт — Нийл возвращается из Палм-Бич, и это будет ему приятный сюрприз.

В первый раз она искренне порадовалась, что поселилась в Лос-Анджелесе. Хорошо, что Нийл несколько месяцев назад уговорил ее купить этот дом. Нью-йоркскую квартиру они сдали, уложили в сорок картонок книги, пластинки, всякие отобранные вещи, и наконец Лос-Анджелес перестал быть просто номером В отеле.

Нийл любит Калифорнию. И пусть она всегда была дочерью большого города, почему бы ей не перемениться? Ради Нийла она способна на многое.

Пять лет вместе, а она все еще любит его и, возможно, даже сильнее, чем вначале, потому что вначале было просто сладострастие. При этой мысли Монтана ухмыльнулась. Это она-то!

Она, которая ложилась в постель только с юностью, только с красивыми телами. И вдруг появляется Нийл Грей, огрузневший с годами, седеющий, с налитыми кровью глазами.

Она хотела его тогда. И хочет его сейчас. Ничуть не меньше.

Он дал ей много больше, чем юность и красивое тело. Он дал ей знания, а в конечном счете, в чем смысл жизни, как не в этом?

Совместная работа стала новым этапом в их отношениях и до сих пор остается словно бы чистым плюсом. Фильм ему дорог не меньше, чем ей, — собственно, они же теперь ни о чем другом не говорят. Нет, она не жалуется. Чего еще могла бы она пожелать?

Так удалось ли ему поймать на крючок Джорджа Ланкастера?

И даже еще более важный вопрос: если удалось, что почувствует она?

Разочарование. Чем больше она думала о Джордже Ланкастере в своем фильме, тем сквернее становилось у нее на душе. Однако, как постоянно повторял Оливер Истерн, весьма неоригинально переиначивая давно избитую строку Гертруды Стайн: «Звезда есть звезда». Она быстро оделась в жакет «Кальвин Клейн», джинсы из магазина готовой одежды, шестидолларовую рубашку с открытым воротом и в двухсотдолларовые ковбойские сапоги.

Такая смесь шла ей, особенно когда она отбросила назад свои пышные волосы и заплела их в тугую косу.

Завтракать она не стала, но тут же побежала к своему видавшему виды «Фольксвагену». Нийл все время настаивал, чтобы она обзавелась новой машиной, но «Фольксваген» отвечал всем ее требованиям. Он не бросался в глаза, и она могла ездить по городу не привлекая к себе внимания, а именно этого она и хотела.

Актеры. Еще двадцать сегодня. Может, тот, который ей нужен, именно тот, войдет к ней в кабинет и вживе воплотит человека, которого придумала она.

Черт! До чего увлекательно готовить съемки! Самое интересное и волнующее из всего, чем ей доводилось заниматься.

Сотворение фильма! Оно входит в плоть и кровь. И они с Нийлом вместе… Какое сотрудничество!

Тихонько улыбаясь, она включила мотор и поехала в свою приемную.

— Почему ты не достал мне экземпляр чертового сценария? — орал Росс в трубку. — Господи, Зак! Я же прошу не места за столом на Тайной Вечере! Мне нужен какой-то паршивый сценарьишко. Девяносто хреновых страниц, переплетенных вместе!

По-моему, задача самая простенькая! — Сердито барабаня по стеклянному столику возле бассейна, он выслушал ответ, который сводился к тому, что «Люди с улицы» хранятся под замком.

И ни у кого нет экземпляра, ну просто ни у кого!

Только у Джорджа Ланкастера, и Тони Кертиса, и Кирка Дугласа, и Сейди Ласаль, и у черт знает кого еще! У половины дерьмового Голливуда, не иначе.

Росс со злостью брякнул трубку на рычаг. Это он, крупнейшая звезда, гоняется за ролью в хреновом фильмишке, да еще написанном какой-то бабой. И он даже не видел сценария! Да что с ним такое? Или он теряет рассудок вместе с волосами?

Эта мысль погнала его в панике в павильон у бассейна. С чего он взял, что теряет волосы? Ничего подобного. С чего? Ну, может, самую чуточку. Совершенно незаметно. Во всяком случае, достаточно просто зачесывать их по-другому, и будет незаметно.

Он рассматривал свое отражение в зеркалах павильона.

Росс Конти. Кинозвезда. Все еще красив, сукин сын. Только он и Пол Ньюмен сумели сохраниться полностью. Все остальные не сумели — разжирели, облысели, сделали губительные косметические операции, носят скверные накладки. Правда, Синатра выглядит неплохо с пришитой своей шевелюрой. И не потерял органчика в груди, утомленно-пресыщенного тона, от которого все девчонки смазывали свои трусики. Росс успокоенно вернулся к бассейну.

В стеклянных дверях гостиной стояла Элейн, точно в раме.

Элейн. Его жена. Для старой бабы она выглядит неплохо. Надо отдать ей должное: умеет следить за собой, не пьет, не спит направо и налево, не делает из него дурака.

— Детка, — сказал он нежно. — Сделай для меня одну вещь.

Она оглядела его с головы до ног. Да, явное брюшко. Особенно заметное из-за мадрасских шортов, которые ему приспичило надеть.

— Росс, я сделаю для тебя все, что ты захочешь, — ответила она даже еще нежнее. — Если обещаешь опять заняться гимнастикой.

Он разыграл удивление и похлопал себя по животу.

— По-твоему, мне это требуется?

— Это требуется всем, кто старше двадцати пяти лет.

— Что это еще за «старше двадцати пяти лет»?

— Реальный факт, любимый мой. Чем становишься старше, тем усерднее надо трудиться, чтобы не утратить форму.

— Чушь!

— Святая правда.

— Чушь.

— Так что же тебе от меня нужно? — сказала она со вздохом.

Он почесал подбородок и скосил знаменитые синие глаза.

— Позвони Мэрли Грей. Достань экземпляр нового сценария Нийла — ну, того, о котором мы говорили.

— А Зак разве не может достать?

— Зак капли молока из коровы не выдоит, даже если ты всунешь сосок ему в руку.

Элейн кивнула. Наконец-то он согласился с ее мнением.

— Мне нужна Сейди Ласаль, — вдруг выпалил Росс.

Нет, он, бесспорно, согласился с ее мнением.

— Ты хочешь, чтобы я попробовала это устроить? — сказала она медленно.

— По-твоему, ты сумеешь? — спросил он, оживляясь.

Она улыбнулась.

— Ты же всегда говорил, что я всего добьюсь, если серьезно захочу.

— Вот и хорошо! Захоти, чтобы Сейди Ласаль стала моим агентом и чтобы я получил экземпляр чертового сценария.

Элейн улыбнулась еще шире. Она больше всего любила преодолевать трудности.

— Росс, милый, заказ принят.

Он улыбнулся в ответ.

— Элейн, милая, ставлю на тебя!

Вот оно — супружеское счастье!

— Я купила тебе подарок, — прожурчала она, протягивая шелковый галстук, который украла утром.

Это ему понравилось. Он улыбнулся до ушей.

— Никогда не забываешь о звезде, а?

— Никогда, Росс, — кивнула она. — Никогда.

В «Мейврике» было не протолкнуться. Шесть рядов у стойки, музыка диско рвет уши.

Бадди заходил сюда в последний раз очень давно — еще до Гавайев, еще до жирненького Макси Шолто. При мысли о Шолто его передернуло. К счастью, он опомнился, когда еще было не поздно. Дружок Бадди больше не клюнет на наркотики и оргии.

Они только для полных неудачников. Попросить работу у Тряпичника — это одно, но Макси Шолто — совсем-совсем другая фигня.

— Бадди! Рад тебя видеть! Где ты прячешься?

Он приветственно махнул бармену, а потом ответил:

— Да нигде. То тут, то там. Что слышно?

— Все то же. Дела идут хорошо. Знаешь про «Хилл-стрит блюз?»У меня там реплики были, усек? Реплики!

Н-да? То-то он все еще торчит за стойкой!

— Куинс тут?

— Где-то там, сзади.

— Спасибо.

Он пробрался вдоль толпы у стойки, а потом через толпу танцующих и пошел вдоль кабинетиков, выглядывая Куинса.

Он увидел его в окружении девочек. Их было три.

Куинс. Высокий. Черный. Красивый. И к тому же хороший актер. Они занимались вместе у Джой Байрон.

— Э-эй! — сказали они хором и шлепнули ладонью о ладонь.

— Садись, — сказал Куинс. — Присоединяйся к обществу.

Бадди примостился на конце кожаной банкетки, а Куинс кивал на девочек:

— Вот это моя Луэнн. Ее сестра Цыпочка. И верная подруга Шелли.

Луэнн была роскошной шоколадной блондинкой. Цыпочка была поминиатюрней, потемнее и с зубами, за какие убить можно. Шелли была Шелли, девочка у бассейна, очень даже ничего в тонком гимнастическом трико и тонкой юбочке внахлестку.

— Э-эй! — сказал он. — А мы знакомы.

— Э-эй! — ответила она. — Бадди Хадсон. Мистер Женатик.

А где твоя старуха?

— Бадди? Женатик? Ну, до этого нам не дожить! — засмеялся Куинс.

— Уже дожили, — кивнула Шелли.

Куинс недоверчиво вздернул брови и ухмыльнулся Бадди.

— Чего молчишь? Скажи им, что это вранье.

Бадди насупился. Такое его собачье счастье — напороться на мисс Болтунью. Весь день невезучий. А теперь еще и ночь.

— Ну, я женат. Так что?

Куинс захохотал.

— Вот уж не думал, что ты когда-нибудь вляпаешься. Как же это вышло? — Он хлопнул себя по лбу. — Понял! Понял! Ей восемьдесят три, денег куры не клюют, а сердце ни к ч-е-е-рту. Угадал?

Бадди насупился еще больше. Он ведь сбежал от Ангель, чтобы развеяться.

— Ну, да, да! Угадал. Только ей не восемьдесят три, а под девяносто. Больше в моем вкусе, ясно?

Куинс задохнулся от хохота.

— Узнаю Дружка Бадди. Никогда своего не упустит!

— Как насчет бути? — спросила Цыпочка, дергаясь в такт голосу Донны Саммерс.

— Извиняюсь! — вмешалась Шелли. — Я первая пригласила.

Толкнув Бадди в бок, она заставила его встать, выскользнула из-за столика, закинула руки ему на шею и увлекла на запруженное людьми пространство, предназначенное для танцующих.

— Восемьдесят три, это надо же! — протянула она насмешлив во. — Двадцать и красотулька. Я ее видела у бассейна. Чего ты ее прячешь?

Он пожал плечами.

— И не прячу вовсе.

— Не заливаешь? Тогда где же она?

— А тебе для чего? Или ты розовая?

Она резко прижалась к нему пахом.

— Тогда бы, мальчик, я скреблась у твоей двери, чуть ты ушел бы. Такой кусочек ты держишь под замком!

Он оттолкнул ее и начал извиваться. Он хоть сейчас может давать уроки Траволте — до того он ловкий, чувственный и весь разболтанный. Аллан Карр, войди, посмотри на меня!

Шелл повторяла все его движения. Она тоже была хороша.

Ему стало весело. Он не танцевал давным-давно, а если партнерша во всем тебе соответствует, ощущение возникает то еще.

Они остановились, когда совсем изнемогли. Когда по рукам и груди Шелли заструились ручейки пота.

— Хм-м-м-м, — произнесла она раздумчиво, — а ты хорош!

— Ты тоже.

Они пошли назад к столику, — Надеюсь! Я же профессионал.

— Профессионал в чем?

— Профессиональная танцовщица. — Она холодно посмотрела на него и обернулась, здороваясь с откуда-то взявшимся парнем, который сидел рядом с Цыпочкой. — Йер, лапушка, как сошло?

Йер лапушка был молод, красив, с нервно бегающими глазами. Он пожал плечами.

— Обычное дерьмо. Ну, ты представляешь.

— Конечно, — сочувственно сказала она. — Но вы же не знакомы? — Они покачали головами, рассматривая друг друга. — Бадди Хадсон — Иерихон Кранч, — добавила Шелли, как светская хозяйка дома.

Бадди нахмурился. Наверное, от громкой музыки он оглох.

Иерихон Кранч! Что за имечко? Точно сектант-проповедник Славный Амос!

Бегающие глазки Иерихона обшарили его всего.

— Вы актер?

— А в чем вы меня видели? — быстро спросил Бадди.

— Ни в чем. Я тоже актер.

— А-а! В чем снимались?

Иерихон быстро перечислил несколько известных телевизионных программ, потом облизнул губы и добавил:

— Но у меня намечается стоящая роль. И думаю, я ее получу.

— Какая роль? — спросил Бадди, сразу настораживаясь.»

Иерихон напустил на себя таинственный вид.

— Не могу сказать.

— Телевизионный сериал?

— Ничего подобного.

— Реклама?

— Не-а.

— Тогда что же?

— Фильм. Первоклассный. — — Телевизионный?

— Не-а. Настоящий.

— А название?

Иерихон сощурился.

— Так я тебе и сказал! Чтобы ты побежал пробоваться? Ничего не выйдет. Да и вообще контракт у меня на мази. Сучка, которая набирает актеров, вся просто исходит от нетерпения взять меня. — Он сильно осклабился. — Усек?

Да, Бадди усек. А жлоб не проговорится. Он вспомнил Ангель. Она даже и не думала его пилить. Просто заговорила в скверную минуту, когда за душой у него осталось всего сорок два доллара — и никакого способа раздобыть еще. Пособие по безработице? Нет уж! Справки, анкеты, бумажки всякие — это не для него. Так он всегда считал, не начинать же теперь! , — Мне пора, — сказал он, вставая. Пробрался сквозь толпу и вздохнул полной грудью, когда вышел на улицу.

Шелли вышла следом за ним.

— Подвезешь меня? — сказала она.

Он оглядел ее и решил, что она может оказаться полезной.

— Само собой. Моя машина дальше по улице.

Она зашагала рядом с ним. От нее слабо пахло потом и сильно пряными духами.

— Какие танцы ты исполняешь? — спросил он.

— Художественные, — ответила она.

— Стриптизерка?

— Одна из лучших.

— Скромности тебе не занимать.

— А иди ты! Я правда одна из лучших и горжусь этим.

Они подошли к машине, он сел за руль и открыл правую дверцу.

— А ты актер, — заявила она, усаживаясь поудобнее. — Я могла бы сразу догадаться.

— Один из лучших, — быстро сказал он.

Она рассмеялась.

— Да уж! Потому-то ты и ездишь на этой рухляди.

— Она довозит меня, куда требуется. Я за рекламой не гонюсь.

— Не по карману, а?

— Ничего, справлюсь.

Она вытащила из сумочки сигарету с марихуаной и закурила.

— Вот что я тебе скажу, — начала она и предложила ему затяжку, но он мотнул головой. Кому надо, чтобы полицейские остановили их в такой час? — Из тебя получится потрясающий стриптизе?. Тело блеск, и ты умеешь двигаться.

Он расхохотался.

— Ну ты даешь!

Она осталась серьезной.

— Что тут забавного? Платят хорошо, и мужчины занимаются этим теперь наравне с женщинами.

— Я актер. Я же тебе сказал.

— Чем это мешает тебе раздеваться и брать за это деньги?

— Ты, конечно, скажешь, что Сильвестр Сталлоне сделал карьеру этим способом?

— Вот именно. Или ты не читаешь скандальную хронику?

— Этим грязным газетенкам верить нельзя. Ну, а твой приятель Банч… Кранч… Стена Иерихонская. Он раздевается?

— В голом виде на него и задаром смотреть не станут. Сутулые плечи, кривые коленки, и в хлебной корзинке всего ничего.

Он подрабатывает как официант — на голливудских вечеринках.

Думает, так его откроют.

А, к черту! Бадди забрал у нее сигарету, глубоко затянулся и потом небрежно сказал:

— Вдруг да и открыли? С ним же вот-вот контракт заключат.

— Брось! Неужели ты поверил? Да если Йер подаст сандвич Джонни Карсону, он всех оповестит, что его вот-вот пригласят в» Вечернее шоу «.

— Значит, никакого фильма вообще нет?

— Он ходил представляться.

— Для какого фильма?

Она тихонько засмеялась.

— Хочешь подставить ему ножку?

Он осторожно загнал машину на стоянку, удобно расположенную против их дома.

— Мы живем в свободной стране.

— Тебе виднее.

— Так что это за фильм?

— Зайдем ко мне нюхнем. От снега у меня всегда память улучшается.

Он подумал об Ангель. Красивая. Невинная. Ждет его.

Потом он подумал о паршивых сорока двух долларах.

— Ладно. Почему бы и нет?

Джина Джермейн имела агента, менеджера, секретаря, гримера-художника, парикмахера, бухгалтера, советника по вкладам, преподавателя драматического искусства и двух бывших мужей, — и всех их надо было содержать. Все они в чем-то он нее зависели.

Ей было тридцать три года — двадцать девять для прессы. Блондинка — крашеная, а не естественная. Хорошенькая, с круглыми, чуть выпуклыми глазами, вздернутым носиком и людоедским ртом, полным острых, белых, безупречных зубов. На Западном побережье Америки были тысячи девушек таких же хорошеньких, как Джина Джермейн. Но вот тело превращало ее в нечто особенное. Длинные точеные ноги, поджарая задница, двадцатидюймовая талия и огромная грудь. Тридцать девять упругих пышных дюймов с большими бледно-шоколадными сосками.

Звездой Джину Джермейн сделали ее потрясающие груди. В девятнадцать лет она попала на страницы» Плейбоя «, и ее немедленно открыл Голливуд.» Сейчас же пошлите за ней!»— распорядились две главы кинокомпаний, три директора студий и четыре восхищенных агента. А она уже была там. Макси Шолто, ловкий деляга, умевший распознать пару сенсационных грудей с первого взгляда, опередил всех.» Позвольте, я буду представлять вас, — сказал он, включив на полную силу свою подлую улыбочку. — Позвольте мне сделать из вас звезду «.

Старомодные, но такие весомые слова сработали. Джина оставила довольно тихую карьеру манекенщицы в Хьюстоне и улетела с Макси в Лос-Анджелес, где он устраивал ей небольшие роли то там то сям. Ничего сенсационного. До того дня, когда она вошла в кабинет директора телестудии, села на стул с высокой спинкой напротив него и небрежно раздвинула длинные, точеные, сексуальные ноги, как втолковывал ей Макси.

Налитые кровью глаза директора полезли на лоб от возбуждения. На Джине Джермейн была белая мини-юбочка, а под ней — ничего. Ни колготок. Ни трусиков. Ничего.

Результатом была роль в еженедельном комическом телесериале и еженедельные свидания с телевизионным директором, который через два года скончался от массированного инсульта.

Джина очень огорчилась — он был такой милый старичок. Но, с другой стороны, она, в сущности, больше в нем не нуждалась. Телевидение сделало ее звездой, а Макси сделал ее своей женой.

Телевизионный сериал Джины продолжался пять лет, ее брак — лишь на несколько месяцев дольше, однако они с Макси расстались друзьями, и он был шафером на ее разрекламированной свадьбе с актером, чьим амплуа были мужественные мужчины, а любимым развлечением — избивать ее, так что она развелась и с ним.

Личная жизнь у нее была сплошным хаосом, однако ее звезда продолжала восходить. Фильм, слепленный из комического сериала, принес большие доллары. А она тут же снялась в еще одной кассовой продукции. И оказалась редчайшим исключением из общего правила — звездой малого экрана, которой удалось остаться звездой и на большом экране. Внезапно она стала беспроигрышной картой. Каждый фильм с соучастием приносил деньги. Она давала опору снисходящим супер-звездам, была наивной партнершей эксцентричных комиков, изгибалась, извивалась и раздевалась с утомительным однообразием.

Но зрители так не считали. Зрители ее любили. Она была их Джиной. Чудесной золотой плотью. Киношлюха с золотым сердцем и такими же грудями в придачу. Старомодный тип кинозвезды, приводящий на память Монро и Мэнсфилд.

— Я хочу, чтобы ко мне относились серьезно, — проворковала она однажды вечером в программе Джонни Карсона. — Знаете, Джон, я хотела бы сниматься в других, фильмах. В социально значимых.

Джонни только посмотрел в объектив камеры. Его выражение было шедевром сдержанности. Его выражение сказало все. Зрители покатились со смеху, и у Джины хватило ума замолчать и вернуться к выпячиванию грудей и игривому флирту. Ее душило горькое разочарование. Ну почему, почему она не может сниматься в серьезных фильмах?

Две недели спустя она познакомилась на приеме с Нийлом Греем.

Он был с женой, но ничтожные помехи в виде жен Джину не смущали. Она всегда добивалась того, чего хотела. Одно из преимуществ статуса кинозвезды.

Нийл Грей был воплощением Серьезности с большой буквы. Он снимал умные фильмы, значимые фильмы — те, в которых, по убеждению Джины, следовало сняться ей.

Она незаметно устроилась возле него. Всячески льстила, впивала каждое его слово, позаботилась, чтобы он мог как следует оценить изумительные груди — наклонялась через него, чтобы взять сигарету, бокал, спички. Три дня спустя она позвонила ему.

— Надеюсь, я вас не побеспокоила, — сказала она грудным голосом, прекрасно зная, что должна была побеспокоить его очень и очень, если все шло нормально. — Но мне просто необходим хороший совет, и вы, мне кажется, тот, от кого я могу его получить.

Это его позабавило и заинтриговало. Он знал, что» хороший совет»в переводе означает «хорошо потрахаться». Язык Голливуда был до тонкости известен им обоим.

Завтрак. У нее дома. За высокой стеной на Сан-Исидоро-драйв.

Диетический салат, а следом весьма удовлетворительная постель. Ион, и она равно не имели желания тратить время зря.

Второе свидание две недели спустя. Тот же сценарий. Они почти не разговаривали, но Джину это не расстраивало. Стоило мужчине погрузиться в ее чудесные груди, и он всегда являлся повторить. Времени на разговоры будет еще достаточно.

За обедом, который Грей устроили в «Бистро», чтобы сообщить о своем фильме, она занялась изучением Монтаны. Приехала она в «Бистро»с Четом Барнсом. Нийл чуть не наложил в штаны. Но он мог бы не беспокоиться, она держалась без глупостей. Даже вежливо поболтала с Монтаной, рассказала о своем сценарии. Конечно, она его еще не написала, но ведь напишет!

Так, значит, «Люди улицы» будет новым фильмом Ниша. На следующий день она позвонила своему агенту Сейди Ласаль и потребовала экземпляр сценария.

— Его еще никто не видел, — невозмутимо ответила Сейди. — А кроме того, он, по-моему, совсем не в вашем духе. Насколько я поняла, там действуют два полицейских. Молодой и старый.

— Но ведь там должны быть и женщины! — сердито перебила Джина.

— Наверное. Но роли не для звезд. Я уверена, это не фильм для Джины Джермейн. — Она помолчала. — Да, кстати, дорогая, вы уже прочли «Малышка бьет»?

— Нет! — окрысилась Джина. — Сейди, добудьте мне сценарий Ниша. Я сама хочу решить, для меня этот фильм или нет.

Когда Нийл Грей позвонил с предложением слетать на субботу в Палм-Бич, Джина согласилась без секундного раздумья.

— Но только все отдельно, — предупредил он. — Номера, места в самолете, ну, словом, все.

— Конечно, — согласилась она.

— Тебе придется поскучать. Я должен буду много времени провести с Памелой и Джорджем.

— Я захвачу книгу.

Книгу она захватила, но так ее и не раскрыла. Едва Нийл ушел из номера, смежного с ее, как она стащила из его чемодана экземпляр «Людей улицы»и прочла от корки до корки за пятьдесят пять минут. Потом перечла, сосредоточившись на роли Никки.

Пьянящее волнение, выброс адреналина в кровь.

НИККИ. ДВАДЦАТЬ С НЕБОЛЬШИМ. НЕИСПОРЧЕННАЯ КРАСАВИЦА. ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ФИГУРАМ ХОТЯ ВЕЗДЕ В МЕРУ. ЕСТЕСТВЕННАЯ БЛОНДИНКА, ОЩУЩЕНИЕ НЕВИННОСТИ.

Я могу сыграть Никки. Могу! Могу!

И такая чудесная роль! Мотивация обеих мужских ролей. Дочь одного. Любовница другого.

Никки я сыграю как никто.

Ты слишком стара.

Я всегда выглядела моложе своих лет.

Какая же ты «неиспорченная?»

Это легко сыграть.

Твоя фантастическая фигура не везде в меру.

Фигня! Сяду на диету. Перебинтую чертовы титьки. Понадобится, голодом себя заморю, мать их!

Невинность?

Изображу.

Она просто не могла дождаться, когда Нийл вернется. Вид у него был усталый и расстроенный. Она обняла его и повела к кровати.

— Памела хитрая старая стерва, — пробормотал он, когда она дернула «молнию» его брюк.

— Да? — сказала она. — А почему?

— Потому… — начал он и застонал. Она уже забрала его в рот и сосала так, словно от этого зависела ее жизнь. Но ведь по-своему и зависела!

Перед посадкой в Лос-Анджелесе Нийл распорядился:

— Лучше выжди пять минут. Я выйду первым.

Джина надулась.

— Стыдишься меня?

— Не говори глупостей. Мы же договорились соблюдать осторожность.

Она вздохнула.

— Ну, ладно. Но я тебя скоро увижу, правда?

— Скорее, чем ты думаешь. — Он чмокнул ее в щеку и поспешил к дверям.

Почти все мужчины последние сволочи. Но ей-то что?

Это она их использует, а не они ее. Жизнь ее была полна «делового траханья», как она это окрестила, с мужчинами, которые могли поспособствовать ее карьере, помочь ей пополнить ее коллекцию акций (весьма внушительную), помочь с недвижимостью (три дома в Беверли-Хиллз и конторское здание) и вообще дать совет о чем угодно, начиная от налогов и кончая абортом.

Джина всегда обращалась к лучшим специалистам и никогда не платила. Среди ее любовников на данный момент были испанский земельный магнат, бразильский биржевик, очень богатый араб (он ведал ее драгоценностями — то есть каждый раз, бывая в городе, объезжал лучшие ювелирные магазины), а также лучшие в Беверли-Хиллз адвокат, бухгалтер и гинеколог.

Собственно, в ее жизни не хватало только сенатора, но ей еще предстояло познакомиться с Тедди Кеннеди, чья слава привлекала ее, как пухлая кожа привлекает комара. Нийл Грей представлял для нее следующую ступень ее профессиональной карьеры.

И пусть он обходится с ней так скверно, как хочет! Он за все поплатится! Так или иначе. Уж об этом она позаботится.

У Нийла был усталый вид. Монтана расцеловала его в обе щеки и сказала:

— Это сюрприз тебе. Я подумала, что мы поговорим по дороге домой.

Он оглянулся. Слава богу, что он решил выйти раньше Джины. Торопливо взяв Монтану под руку, он сказал:

— Замечательно, радость моя. Именно ты мне и требуешься после целого дня с Памелой и Джорджем.

И быстро увел ее из аэровокзала.

— Так что же? — спросила она. — Я просто не выдержу. Заполучили мы великого Джорджа Ланкастера или нет?

— Ты не поверишь! — ответил он, торопливо шагая к лимузину с открытыми дверцами, возле которого стоял шофер в форме. — Но я все еще не знаю!

— Э-эй? — сказал Бадди. — Так ты правда употребляешь эту дрянь?

Шелли через свернутый воронкой доллар втянула ноздрями узенькую полоску белого порошка на стеклянном столике.

— Ага. Как и все.

— Ну-у… в Голливуде, пожалуй. — Он опасливо прошелся по ее захламленной комнате. — Я и сам нюхал, но бросил — ничего хорошего.

— Бросил, — повторила она с усмешкой. — Сел на мель, и, стало тебе не по карману, так?

— Знаешь что? — Он взял папку с фотографиями, начал небрежно их перебирать. — Рот у тебя очень узкий.

Она жадно втянула еще полоску кокаина.

— Так мне говорили… мистер Женатик.

— Ну, как твоя память, прояснилась? — спросил он.

Она лениво потянулась.

— А ты торопишься?

Вот именно. Он торопится. К Ангель.

— Неособенно.

— Ну, так расслабься. Сними джинсы. — Она зевнула. — Если хочешь, я так тебя продую, что у тебя в голове помутится. — Она засмеялась. — Сечешь?

Он вздохнул.

— Шелли, Шелли! Ну кого ты заводишь? Кроме нас с тобой, тут никого нет, а мы, по-моему, друг с другом разобрались.

— Верно. Но если ты захочешь, так лучше меня никого в городе нет. Мне это сто человек говорили. И знаешь что, друг! Я хороша, потому что мне это нравится. Я это люблю. — Она снова усмехнулась. — Так, значит, не хочешь устроить мне быструю пробу? Точно?

— Спасибо, но точнее некуда. — Что-то в ней напомнило ему его самого — того, каким он был до встречи с Ангель. Насквозь прожженным. Мастером трепать языком и быстренько перепихнуться.

— Ну-у… — Она встала и дернула завязки своей юбочки. — Точно так точно. — Юбочка развернулась и соскользнула на пол, а она очень медленно зацепила пальцами свое гимнастическое трико и стянула его.

— Э-эй — быстро сказал он. — Хватит. Ведешь себя как проститутка!

— Рыбак рыбака, — насмешливо ответила она, выбираясь из трико.

Он нахмурился.

— Мы что, уже встречались?

— А! Припомнил! — Она двинулась на него — загорелая нагота на каблуках-шпильках.

Бадди попятился.

— Я пошел.

— А где мы встречались, узнать не хочешь?

— Не интересуюсь.

— Ах, Бадди, дай я тебя пососу. Давай, а? Я тебя по-хорошему прошу.

Его спина уперлась в дверь. Он открыл защелку и вышел в коридор.

— До свидания у бассейна, детка. Смотри не простудись.

Она похабно показала ему язык.

— «Люди улицы». Фильм, на который целит Йер. Продюсер Оливер Истерн. Попробуй.

— Э-э!.. Ладно, попробую.

Он взлетел по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и тридцать секунд спустя уже вставлял ключ в замок и кричал:

— Ангель, крошка, я дома!

— Просто не могу поверить, что этот подонок не ответил тебе ни «да», ни «нет». Ты же поехал туда, только чтобы получить окончательный ответ.

— Представь себе, я это знаю, — сухо сказал Нийл.

Они с Монтаной развалились на покрывале своего королевского ложа. На ней были большие очки для чтения и мужская рубашка. Длинные ноги вытянуты, тяжелые черные волосы ниспадают до талии как тяжелые драпировки.

Нийл в пижаме выглядел усталым и измотанным. Двое суток сплошной Джины Джермейн кого угодно доведут до полного истощения. Даже новоявленный Уоррен Битти или Райан О'Нил сдал бы. Джине Джермейн нравилось трахаться. А впрочем…

Нийл не мог решить, то ли ей нравится трахаться, то ли она трахается, чтобы нравиться. Интересная проблема. Но его не касается.

Ему от нее нужно одно. И только одно.

— Звезды! — презрительно фыркнула Монтана. — Сплошная зубная боль! — Она потянулась за сигаретой и закурила. — На самом деле Джордж Ланкастер тянет потому, что понимает: если он скажет «нет», ты предложишь роль кому-нибудь еще, а это уязвляет его тщеславие.

Нийл почесал подбородок.

— Все дело в Памеле. Она держит его за яйца.

— И выкручивает их, пока он не пискнет «да» или «нет»?

— По-моему, она сама еще не решила. Идея, что Джордж будет сниматься, ей нравится, но не идея, что он будет разгуливать по Голливуду без нее.

— А-а! — Монтана кивнула. — Мадам боится, как бы к ее муженьку не присосались шестнадцатилетние нимфеточки.

Он улыбнулся.

— Сразу видно, что ты не знакома с Памелой. Испугать ее способна только угроза, что правительство отберет ее деньги.

— Мне не терпится с ней познакомиться.

— Она тебе понравится.

— Что ставишь?

— Я никогда не ставлю свои деньги против заведомой победительницы.

По ее лицу скользнула улыбка, и она сдвинула очки в волосы.

— Обольститель!

— Естественно.

Она протянула к нему руки.

— Иди-ка сюда, обольститель.

— У меня болит голова.

— Нийл! Это же по праву моя отговорка.

— Нет, правда, — заверил он.

Она спрыгнула с кровати и прошлепала в ванну.

— Сейчас принесу тебе что-нибудь, — сочувственно сказала она. День в Палм-Бич с Джорджем Ланкастером и Памелой Лондон явно был не отдыхом. Нийл выглядел по-настоящему измученным. Ну, да ей не очень и хотелось — хотя с последнего раза прошло недели две. Бесспорно, секс с Нийлом оставался чудесным, но они прожили друг с другом достаточно долго и не испытывали потребности заниматься этим каждую ночь, а теперь пожирающей их обоих страстью стала работа. Запустить фильм задача всегда нелегкая, и она чувствовала, что Нийл тревожится больше, чем показывает.

Она вытряхнула из флакона две таблетки аспирина, налила воды в стакан и вернулась с ними в спальню.

— Итак, — сказала она, протягивая ему таблетки, — мы должны ждать, пока он примет решение? Верно?

Он быстро проглотил таблетки, не посмотрев на нее. Голова у него не болела, но ни о каком физическом напряжении после того, что он проделывал с Джиной, речи быть не могло.

— Джордж и Памела приедут сюда через две недели. И тогда мы получим ответ, — сказал он. Черт! Каким виноватым он себя чувствовал, и от ее заботливости ему делалось только хуже.

— Королевский визит! Забавно, — сказала она весело.

— Обещаю, они оба тебе понравятся.

Она скептически вздернула бровь.

Ангель сразу услышала, что Бадди вернулся. Хотя было почти уже три, он не старался соблюдать тишину. Хлопнул дверью, громко позвал: «Ангель!»— и зажег все лампы. Она лежала в постели на животе молча и неподвижно.

Вначале, когда он только ушел, бросив ее, ей хотелось, чтобы он поскорее вернулся. Но шли часы, а он даже не потрудился позвонить, и она сначала обиделась, а потом рассердилась. Ну почему с ней всегда в конце концов обходятся скверно? Свою жизнь она тратит, чтобы извиняться за то, что вообще существует на свете. С Бадди все должно было измениться. Он новое начало ее жизни, начало ее собственной семьи.

Мужчины. Приемная мать все время предостерегала ее от них.

— Ангель? — тихонько шепнул он.

Мужчины. Никогда им не доверяй.

— Ты не спишь, лапочка?

Мужчины. У них грязные замашки и грязные души.

Он погладил ее по спине.

— Ангель, детка!

Мужчины. Они хотят только ОДНОГО.

Он медленно засунул руки под одеяло.

Мужчины. Если ты им уступишь, они перестанут тебя уважать.

Он сбросил одеяло с ее неподвижного тела. На ней была короткая ночная рубашка голубого цвета с трусиками в тон.

— Ты не спишь?

Она продолжала лежать на животе, крепко зажмурив глаза.

Бадди это не обескуражило. Он подцепил пальцами резинку трусиков и стянул их.

Она ничего не сказала. Зачем? Ведь она же на него очень зла, верно?

Он раздвинул ее ноги, наклонил голову, и его язык скользнул в ее влажную теплоту, точно холодная смертоносная змея.

Почему у него такой холодный язык? Почему она вдруг задрожала от наслаждения? Почему у нее пропала вся злость?

— А-а-х, Бадди. — Слова срывались с ее губ, точно лепестки с весенней яблони.

Он поднял голову, только чтобы сказать:

— Ты не сердишься на меня, детка, правда?

Она тихонечко вздохнула и прошептала:

— Погаси свет, Бадди… Пожалуйста…

Он содрал с себя джинсы.

— Зачем? Или тебе надо что-то прятать?

Господи, до чего же он ее хочет! Раздвинув ее ноги пошире, он заменил язык на то, что сберегал для нее все эти ночные часы.