"Путь к Вавилону" - читать интересную книгу автора (Керни Пол)

19

Снег слепил своей белизной, сияя под ярким солнечным светом, так что путникам приходилось щуриться, чтобы не разболелись глаза. Безоблачное небо поднималось над ними голубым куполом, покоившимся на вершинах гор, окружавших долину со всех сторон. Ривен примерно прикинул их высоту. Где-то двенадцать тысяч футов. Он жадно втянул в себя чистый, животворный горный воздух. Он знал эти горы. Он увидел их с другой стороны, но узнал их. Отсюда он различал вдали изгиб Квиллинского хребта, Сгарр-нан-Гиллеан, Сгарр-Алисдайр, Сгарр-на-Банахдиш… Все те горы, на которые он восходил когда-то, лежали сейчас перед ним. Восхождение будет нелегким делом. А если погода испортится вновь, то практически неосуществимым.

Он бросил взгляд на Джиннет. Свежий воздух вернул румянец ее щекам, глаза ее вновь заблестели. Крепкий ветер, сдувающий снег с вершин, теперь развевал ее волосы. Казалось, что в ней больше не было ничего чужого: ее лицо столь же знакомо ему, как свое. Он отвел взгляд.

Гномы проводили их вверх по бесконечной спиральной лестнице, что была вырублена в скале и вывела их наружу, на покрытую накидкой снега вершину, с которой открывался вид на северную оконечность хребта. Тормод сообщил, что Стэйр лежит на расстоянии одного дня пути, и что заклятие, которое гномы наложили когда-то на Алую гору, теперь снято. Ривен не спрашивал — как. У него было такое чувство, что в этом мире не одни они могли общаться на уровне магии.

Попрощавшись с путниками, гномы закрыли за ними каменную дверь и удалились в свое подземелье, не оставив после себя никакого следа, кроме чуть примятого снега в том месте, где была дверь.

Вот и все. Теперь рядом не было никого, с кем путники могли бы посоветоваться, никого, чья мудрость могла бы помочь им понять, что делать дальше. Теперь Ривену придется рассчитывать лишь на себя.

Конец уже близко.

— Надеюсь, ты знаешь дорогу, Байклин; — обратился он к Смуглолицему.

— В жизни ее не забуду, — ответил Байклин, — хоти я выходил не отсюда. Я шел низом, вдоль неглубокой долины, что лежит по другую сторону хребта. Но мне будет несложно сориентироваться.

Ривен поправил ремень рюкзака, что впился ему в плечо.

— Тогда пошли.

Гномы хорошо снарядили их. Дали теплую одежду, сшитую из шкур оленя, отороченную мехом, подозрительно напоминавшим шерсть исполинов. Ноги их были обуты в ботинки с железными шипами, — что-то вроде кошек, — у каждого имелись при себе трос и ледоруб. На долгом своем веку гномам пришлось пережить не одну зиму в горах, так что, надо отдать им должное, они знали толк в походном снаряжении, пусть даже Ратаган с Айсой и поглядывали на эту необычную для них экипировку с некоторым сомнением.

С трудом они продвигались вперед. Первым шел Байклин, потом — Ривен, за ним — Айса и Джиннет. Ратаган замыкал колонну. Они шли, проваливаясь по щиколотку в снег, шипы на ботинках цеплялись за лед, что таился под снежным покровом. Шли, опираясь на свои ледорубы, упрямо продвигаясь вперед, несмотря на порывистый ветер, что застилал слезами глаза и трепал волосы — свежий ветер, обрушившийся на горы, поднявший вихри сухого снега с вершин, так что россыпи белых крупинок кружились в воздухе и горы, казалось, курятся белым дымком, поднимающимся в ясное небо. Их дыхание замерзало у них на губах, окутывая изморозью бороды, брови и мех одежды. А ветер прощупывал каждый шов, каждую щель, просачиваясь под одежду. А что сейчас в Долах? — думал Ривен. Лежит ли там снег? Запорошило ли Талскер? Может быть, Мадра сейчас — именно в это мгновение — глядит из окна в доме Квиринуса, как пурга наметает сугробы, и думает о нем? А дома? Может быть, у их домика на берегу тоже сейчас выпал снег? Там снег был редкостью и выпадал лишь в отдельные морозные деньки посредине зимы, и они с Дженни радовались ему, словно дети, и взбирались на скалы, и неслись взапуски по сугробам до почты в Элголе — целых шесть миль. Они вваливались туда, все в снегу, продрогшие до костей и счастливые, как летние ласточки. То был один из тех дней, о которых потом можно сложить долгий-долгий рассказ, о которых потом вспоминаешь, сидя у разожженного очага, когда наступает вечер, огонь в камине особенно ярок и сухой плавник горит голубоватым пламенем среди пылающего торфа. Настоящая роскошь. Несметное богатство. Он был богачом и даже не знал об этом.

И вот он опять пришел в эти горы, только теперь они возвышались над ним, величественные, суровые и не умеющие прощать, — прекрасные и жестокие, как клинок меча. Теперь он достаточно знал для того, чтобы быть благодарным только за то, что это существует на свете. Они — эти горы — стоили того, чтобы вобрать их в себя и сохранить в сокровенных глубинах души горечь с радостью пополам.

Они шли весь день, медленно спускаясь по склону к тропе, которую знал Байклин. Они продвигались вперед, втыкая ледорубы в лед и вонзая шипы своих новых ботинок в смерзшийся снег, где — вырубая ступени, где — спускаясь на тросах, спотыкаясь, помогая друг другу и принимая помощь, в полном молчании. Джиннет помогали все. Они слишком много пережили вместе, понял Ривен, чтобы помнить сейчас о былом вероломстве или спорить о чем-либо. У них теперь общая дорога. И по ней нужно дойти до конца.

Они непрерывно спускались четыре часа и, наконец, добрались до тропы Байклина; хотя ноги у них так и гудели от напряжения, путники не стали задерживаться и тут же начали восхождение на хребет по узкой тропе. Поднявшись на гребень хребта, они пойдут уже по траверсу от одной вершины к другой. Ривен никак не мог избавиться от навязчивой мысли о том, где они будут спать этой ночью, если вдруг разразится буран. Небо по-прежнему оставалось безоблачным, однако у горизонта появились скопления туч, окутав вершины вуалью из серого тумана, да и ветер, кажется, поднимался. Даже теплая одежда, сшитая гномами, не спасала от его леденящих порывов.

Путники остановились, чтобы оглядеться; мощный порыв ветра буквально вдавил их в лед и снег, покрывавший скалы. Они прошли уже около трети пути. Еще пять-шесть тысяч футов — и они достигнут уровня вершин.

— Это ж сколько еще идти?! — воскликнул Ратаган, изучая взглядом громоздящиеся над ними вершины. И сам же себе ответил: — Долго еще и нудно.

— Мы должны подняться до темноты, — решительно проговорил Байклин. — Перейдем на ту сторону и поднимемся на подветренный склон, там можно будет разбить лагерь.

— И разжечь костер из снега, за неимением ничего другого, — отозвался гигант.

Байклин рассмеялся.

— Гномы уложили нам достаточно горючего камня, чтобы мы смогли отогреться, так что не нужно сильно отчаиваться.

Лицо Ратагана просветлело.

— Вот и славно. Меня, впрочем, и так уже греет мысль, что где-то там у меня припрятана бутыль доброго эля, призванная поднять настроение изнывающим от жажды и утомленным путникам.

— Так что у нас есть к чему стремиться, — сказал Байклин и сделал им знак продолжать восхождение.

Они поднимались по южному склону хребта, день постепенно сходил на нет, и морозная ночь надвигалась на горы. Небо потемнело, тучи закрыли вершины гор. Снег не блестел уже, но лишь тускло мерцал в догорающем свете дня. К тому времени, когда путники выбрались на гребень хребта, стало совсем темно. Ветер выл и свистел, разбиваясь о южный склон, как о стену. Они перебрались через острый гребень хребта, и Джиннет с Ривеном едва ли не кубарем покатились вниз по обледеневшему склону. Байклин тоже упал. Они шли в связке, и Айса с Ратаганом, точно две неколебимые скалы, остановили их беспорядочное падение. На этом склоне горы ветер тут же утих. Они ничего не могли разглядеть во мраке — только темные очертания фигур на пока еще светлом снеге. Снег вился в воздухе и, падая, заметал их следы. Байклин встал первым.

— Надо найти укрытие поприличнее. Здесь близко есть такое место. Вставайте.

Они поплелись следом за ним, снег налипал на ресницы, слепил глаза, так что и на расстоянии в несколько ярдов уже ничего нельзя было разглядеть. Однако через несколько минут по левую руку от них показалась группа исполинских скал — цельные каменные монолиты. Путники стали протискиваться между ними и, наконец, отыскали расселину со скальным карнизом, достаточно широкую для того, чтобы вместить их всех. Ривен уселся на корточки; для того чтобы вытянуть ноги, здесь просто не было места. Ветер шумел где-то вверху. Ратаган уже рылся в своем мешке, разыскивая трутницу, Байклин и Айса вытаскивали поленья и горючий камень из своих. Ривен с Джиннет готовили место для бивуака, однако еще с четверть часа им пришлось провести, дрожа от холода, пока Ратаган не добился того, чтобы трут разгорелся, и потом трясся над тоненьким язычком пламени, раздувая костер. И вот, наконец, он запылал. Пламя высветило их лица из снежной круговерти ночи, тепло костра немного облегчило боль в поджатых ногах Ривена, которые давно свело судорогой.

— На сколько у нас хватит топлива? — спросил он Байклина.

Тот поморщился.

— Ненадолго. На пару часов точно хватит, но не больше. Можно, конечно, разжечь костер и поменьше, тогда топлива хватит часа на четыре. Но нам необходимо тепло. Сейчас я подброшу побольше дров, а там уже видно будет, может, снег к тому времени перестанет.

Они сбились в кучу в неверном свете костра, снег укрывал им плечи. Это будет долгая ночь. А когда догорит огонь, она покажется бесконечной.

Они достали свои спальные мешки и забрались в них, укрывшись от снегопада под каменной стеной. Дым костра почти не уходил из расселины и ел глаза, но путники все равно теснились у костра.

Ривен задремал, уже притерпевшись к тому, что в скрюченные его ноги почти не поступает кровь. Он лежал в полудреме, в сознании его проносились туманные образы: Исполины и гномы, подземные залы и города за высокими стенами. Столько всего… Такое многообразие лиц и мест, и каждое он узнавал. Но среди них было и что-то еще. Возможно, другая глава этой долгой истории или лицо, которое ему еще предстоит увидеть. От этих сумбурных видений ему стало как-то не по себе. Ривен медленно всплыл на поверхность сна и очутился в неярком красном свете затухающего костра, ощутив холод снега, который лежал у него на лице и не таял. Было все так же темно и ветер свистел на вершинах скал, как и прежде. На какое-то время его охватила ненависть к этой чертовой погоде, горам и всему тому, из-за чего он оказался здесь. Что притащило его сюда.

Он посмотрел на своих друзей. Все они спали, даже Лиса. Байклин вызвался первым нести караул, но он теперь спал, примостившись рядом с Ратаганом. На исхудалом его лице застыло хмурое выражение, как будто даже во сне он осуждал себя за то, что так непростительно забыл о долге. Ривен прекрасно понимал, что у него просто не было больше сил. Ведь на плечах Байклина лежала ответственность за них: все они полностью зависели от его опыта и сноровки с того самого момента, как пришли в эти горы. Байклин их вел. Айса защищал. Ратаган веселил. Ривен же и Джиннет не делали ничего существенного для остальных — им еще предстояло исполнить свою часть работы.

Из всего этого выйдет какая-то история, думал Ривен. Если только будет кому ее рассказать.

Ему нелегко будет из этих людей, что были героями его книг, а теперь стали его друзьями, вновь сделать литературные персонажи. Хотя может случиться и так, что ему больше уже никогда не придется писать свои книги.

Костер, наконец, потух, последний отблеск его растворился в холодной тьме. Редкий снег тихо падал на путников, спящих в толстых спальных мешках из меховых шкур, которые им дали гномы. Медленно, но неотвратимо холод просачивался и сквозь них, и Ривен видел, как зябко ежились и дрожали во сне его спутники, чувствовал, как Джиннет прижимается к нему, ища тепла. Он не мог заснуть. Его охватило вдруг странное, тревожное чувство, что должно еще что-то случиться. Оно появлялось и прежде, например, до того, как они столкнулись с Джиннет и ее наемниками, но теперь ощущение это было острее, определеннее. Чем меньшее расстояние отделяло его от Алой Горы, тем сильнее одолевали его предчувствия. Как будто он уже вышел из этого мира и снова стал автором, слагающим его историю. Эта мысль опечалила Ривена. Он сроднился уже с этим миром — с Мингнишем — и некоторые из здешних связей пролегли глубже и крепче, чем даже те, что остались в том, другом мире, которому принадлежал он изначально. Он даже не был уверен, сможет ли так вот просто оставить их, пробудиться от сна. Если человеку больше нравится сон, чем реальная жизнь, разве должен он обязательно открывать глаза?

Что за вздор ты несешь?

Ривен улыбнулся нелепым своим размышлениям.

Вскоре проснулся Байклин. Ривен слышал, как он вполголоса бранил себя за то, что заснул на посту. Он потолкал каждого, чтобы удостовериться, что никто не замерз. Ратаган выругался и послал его куда подальше, чтобы он отвязался и дал человеку поспать. Лишь Джиннет, казалось, помедлила с ответом, словно смущенная чем-то, и Смуглолицему понадобилось еще некоторое время, чтобы проверить, что она в полном сознании.

Снег перестал. Ривен ощущал его вес сквозь спальный мешок. Место, где когда-то горел костер, совсем завалило снегом, но Ривену не было холодно. Складывалось впечатление, что под снегом ему стало теплее. У него озябло только лицо, и он несколько минут растирал щеки и нос, чтобы возвратить им чувствительность. Веки заиндевели, и Ривену пришлось протереть их краем спального мешка. В воздухе разливалось голубое сияние, предвещающее приближение зари. Байклин вышел уже из-за укрывавших их скал и осматривал предстоящий путь на сегодняшний день. Хотелось бы думать, что последний день. Сгарр Диг уже близко.

Они выбрались из спальных мешков и хорошенько вытрясли их. Пришлось откапывать занесенные снегом рюкзаки. Темные силуэты скал уже обретали четкие очертания — свет нарождающегося дня становился ярче, превращаясь из голубого в серо-белый. Они молча уложили спальные мешки, тишину лишь изредка нарушали кашель да чьи-нибудь ворчливые сетования на чертов холод и снег. У Ривена было такое чувство, будто мозг его заледенел, — настолько он ощущал себя безразличным и тупым. Внезапный радостный крик Ратагана вывел его из оцепенения. Гигант держал в руках бутыль и теперь с этакой лихорадочной бережностью вытаскивал из нее пробку. Потом пустил его по кругу.

— У меня идея. Это, думаю, несколько нас подбодрит.

Эль гномов. Ривен сделал два хороших глотка и почувствовал, как крепкое пиво обожгло его горло и согрело желудок. Дрожь прекратилась. Он стоял и наблюдал за тем, как на востоке медленно разливается бледный свет восходящего солнца. Лед в его мозгу растаял. Он улыбнулся Ратагану, передразнил хмурое выражение лица Байклина и кивнул Айсе, который казался удивительно молодым из-за того, что мороз разрумянил ему щеки, а черные волосы успели отрасти. Он долго смотрел на Джиннет, пока та не подняла удивленно брови и, забрав у него бутыль, не отпила из нее. Он знал, что это утро, когда он видит всех своих друзей, — его последнее утро в Мингнише. Осознание этого опечалило Ривена. Но он понимал, что так нужно. Не следует неуемно длить то, что заканчивается, даже самое лучшее. Нужно уметь прощаться. Этому его научила Дженни, а Мадра помогла в том убедиться. Вот что дал ему этот мир. И этого, быть может, достаточно. Он чувствовал себя как ребенок, которого силком уводят от витрины магазина игрушек. До этого момента у него как-то не было ни времени, ни случая, чтобы остановиться и оглядеться вокруг. Теперь же вокруг только горы, — смотри, не хочу — те самые горы, с которых все и началось. Круг замкнулся. Наконец-то Сказитель истории осознал полностью свою принадлежность к ней.

Сложив свои пожитки и наскоро проглотив холодный завтрак, они вновь надели рюкзаки и вышли вслед за Байклином в серое утро. Хотя теперь Ривен и сам знал дорогу. И, может быть, даже лучше, чем Байклин.

Они шли на уровне горных вершин и теперь могли заглянуть в глаза Гресхорна. Пик поднимался за пиком, утесы и скалы хребта вздымались к небу, где среди облаков стали теперь появляться голубые просветы. Солнечные лучи осветили их путь, снег засверкал на голых громадах гор, лишенных всякой растительности, их вершины вонзались в облака, как острия копий. У Ривена было такое чувство, словно они вступили в пределы иного царства — царства, где дела людей не принимались в расчет и не значили ничего. Казалось, здесь он был столь же ничтожным и неприметным, как какой-нибудь муравей. Однако он не осознавал реальности магии. На самом деле все обстояло иначе. В нем таилась сила, которая, раскройся она в полной мере, умалила бы величие даже этих гор.

Тропа, по которой им предстояло пройти, была открыта всем ветрам — зазубренная цепь следующих одна за другой вершин, что вздымались и опадали, как гигантские волны океана в шторм. Шаг путников замедлился, и вновь им пришлось связаться друг с другом тросом, прежде чем идти дальше, используя ледорубы для опоры. Были места, где обломки скал преграждали им путь, и им приходилось перепрыгивать с одного камня на другой. Кто-то — обычно Байклин — подстраховывал.

Небо прояснилось еще больше, ветер почти совсем стих. Стало жарко даже в их тяжелых одеждах, ладони в меховых рукавицах вспотели. Кругом не было слышно ни звука — только скрип снега под ногами да их собственное дыхание.

В полдень путники остановились, чтобы отдохнуть и перекусить; достали из мешков хлеб, фрукты и вяленое мясо, опорожнили фляжки и тут же набили их ледяной крошкой. На солнце снег ослепительно блестел, и Ривен вспомнил о своих темных очках, оставшихся в домике на берегу моря. Губы обветрели и растрескались. Он то и дело облизывал их, но от этого становилось еще хуже.

Вновь они двинулись в путь. Гномы подсчитали, что для того, чтобы дойти до Стэйра, им понадобится полтора дня, однако они продвигались медленнее, чем планировали. Каждый шаг по нехоженому снегу давался с трудом, рюкзаки тянули к земле. Все устали, вымотались до предела, даже Айса. Они ничего уже не могли — только тихонько плестись вслед за Байклином, что упрямо шагал во главе цепочки. Алая Гора была не только намного выше своего двойника на Скае, она была значительно выше, чем соседние вершины, ее пик высоко поднимался над хребтом, тогда как в мире Ривена он был отнюдь не самым высоким среди Квиллинских гор. Однако его очертания остались прежними; они были столь же знакомы ему, как и профиль Дженни.

День пролетел быстро. С тревогой Ривен заметил, что небо уже темнеет. Воздух был тих и недвижим. Ближе к вечеру белой бесшумной пеленой вновь пошел снег.

Путники остановились, пристально вглядываясь в даль. Они вышли к изгибу кряжа, по левую руку возвышался крутой угрюмый гранитный пик, огромная масса гладкого льда лежала в распадке, раскинувшись широко, словно белое заледеневшее озеро; справа за осыпью открывалась пропасть.

— У нас есть выбор, — проговорил Байклин в тишине. — Либо начать восхождение на пик по траверсу, либо перейти ледяное поле. Но, в любом случае, мы должны дойти до горы сегодня. Мы не можем больше останавливаться. На такой высоте нам не найти топлива для костра, и мы вряд ли выдержим здесь еще одну ночь. — Он ничего не сказал о том, что они будут делать после того, как доберутся до Алой горы, и как потом отыщут дорогу обратно в Джхаар.

— Ледник, — отрывисто бросил Ривен. — Становится слишком темно, чтобы начинать прямое восхождение.

— Я тоже так думаю, — сказал Байклин.

Они по-прежнему шли в связке: обогнули скалу и вышли на ледник, передвигаясь почти наощупь, точно процессия слепых. Ледник был наклонным, и они шли, опираясь на ледорубы, осторожно делая каждый шаг. Ледовое поле терялось где-то внизу, сползая через плечо горы.

Тяжелое дыхание, хруст фирна под ногами, покачивание рюкзака отдавались в ушах Ривена, все тело болело, но еще подчинялось его воле. Пелена снегопада поглотила все звуки вокруг, приглушая шаги и дыхание остальных. На горы опустилась почти сверхъестественная тишина, даже никогда не смолкающий шелест воздушных потоков, перемещающихся между вершинами и равниной, — и тот умолк.

В сгустившихся сумерках внезапно над ними раздался треск лопнувшего льда — оглушительный, словно выстрел. Осколки льда покатились к ним. Путники остановились. Пар дыхания замутил воздух перед глазами, застилая взор. Ривен вопросительно посмотрел на Байклина и увидел, что лицо его стало вдруг белым, как бумага.

— Что это?

— Не знаю. Продолжайте идти! Не останавливайтесь! — И трос, привязанный к поясу Ривена, натянулся, рывком увлекая его за собой. Он стал пристально всматриваться в темноту, но не мог разглядеть ничего, кроме нетронутой белизны ровной поверхности ледяного уклона. Выругавшись, он двинулся вперед.

Внезапно лед у него под ногами взорвался. Он заметил, как что-то серое, похожее на змею, вырвалось из-подо льда, словно струя гейзера, и ударило его в грудь; он упал и покатился вниз по склону. Перекувырнувшись, он ударился головой о торос и услышал, как лед треснул под ним. Трос врезался в него, точно стальная проволока, так что Ривен даже вскрикнул. Все пространство вокруг оглашали крики. Он висел, беспомощно раскачиваясь, точно пойманная паутиной муха. Трос натянулся, словно струна. Он отчаянно цеплялся за лед своим ледорубом, пытаясь остановить скольжение. Потом поднял глаза и увидел светло-серое змееподобное чудовище, нависшее над ним. Хриплый крик отчаяния пронзил воздух, отдавшись болью в его ушах.

— Ледовый Червь! — раздался надрывный голос Байклина.

Ривен слышал его крик и видел, как существо бросилось на него, сбило с ног, Байклин покатился вниз по склону ледника. Трос со всей силы врезался в пояс Ривена, он стиснул зубы от резкой боли, но ничем не мог помочь товарищу. Ривен ощутил вкус крови во рту, а потом его ледоруб сорвался, и он вновь заскользил вниз. Ривен ощутил рывок такой силы, что у него потемнело в глазах, и он опять закачался в воздухе, ощущая вес Байклина, который тянул его вниз. Айса с Ратаганом держали их.

Вновь сверху раздался звенящий крик, какой издает ястреб, бросаясь на добычу. Свист и лязг оружия. Треск раскалывающегося льда. Там, наверху, шла схватка.

Ривен повернулся лицом к ледяному склону и, размахнувшись, вонзил свой ледоруб как можно глубже в лед. Хорошо еще, что ледоруб был привязан к поясу, иначе он давно уже потерял бы его. Ривен взбрыкнул ногами, уперся шипами ботинок в гладкую стену и удостоверился, что закрепился как следует. Невыносимой тяжести вес, тянувший его вниз, вдруг уменьшился. Он посмотрел вниз по склону и увидел, что Байклин на ногах и взбирается вверх. Глаза его сверкали.

Что-то тяжелое рухнуло на лед — весь ледник застонал и затрясся.

— Он ушел! — прокричал сверху Айса. Они стали подниматься ему навстречу. Лед вокруг превратился в лабиринт ледяных глыб и осколков. Ратаган, Айса и Джиннет стояли, пригнувшись, в самом центре ледяного массива, с дикими глазами и с ледорубами в руках наготове.

— Он вернется. Он еще вернется, — прохрипел Байклин. — Нужно уходить со льда, выбираться на камень. Здесь у нас нет никаких шансов.

Не успел он договорить, как буквально под ногами у них взметнулся фонтан снега и льда, и ледовое чудовище вновь нависло над ними, зияя разверстой пастью. Змееподобное тело толщиной со ствол сосны. Драконий гребень на голове. Глаза — точно два зеленых огня. Тварь взвилась на дыбы, поднявшись в два ратагановых роста, и обратила свой немигающий взор на Ривена.

Айса рванулся вперед и с криком вонзил в нее свой ледоруб. Змееподобное существо вскрикнуло и принялось извиваться, словно червяк на крючке. Миркан отлетел в сторону, отброшенный ударом корчащегося тела; трос потянул Джиннет за ним. Ратаган, увлекаемый следом за Джиннет, упал. Гигантский Червь бросился на Айсу, и его челюсти сомкнулись на ноге миркана.

— Нет! — закричал Ривен и устремился вперед, вскинув ледоруб. Ледовый Червь поднял Айсу в воздух и принялся трясти его, как собака трясет пойманную крысу, привязанный к его поясу трос поднял и Джиннет. Та кричала не переставая. Ривен метнул ледоруб, перерезав веревку, и Джиннет упала на лед. Червь отшвырнул Айсу в сторону. Тот, взлетев высоко в воздух, рухнул на лед в двадцати ярдах от места схватки.

Ратаган рванулся вперед, рыча от гнева. Его ледоруб оставил глубокий алый след вдоль змееподобного туловища твари. Она отпрянула, шипя от боли и ярости, а потом бросилась на него. Гигант все-таки увернулся, барахтаясь в обломках льда, и тело Червя просвистело в каком-то футе от него. Голова его расколола лед, за ней потянулось и тело, и Ривен вдруг сообразил, что Червь с невероятной быстротой уходит под лед. Извивающийся хвост исчез в дыре, которую проделала голова. Тварь ушла.

Секунду они стояли не в силах пошевелиться, хватая ртом воздух. Потом Байклин сжал руку Ривена.

— Возьми женщину и бегите под защиту камней. Мы задержим его.

— Айса… — голос Ривена дрогнул.

— Беги! Мы справимся с ним. Ты должен идти!

Ривену хотелось разрыдаться. Он схватил руку Джиннет и потащил ее за собой. Но не прошел он и десяти футов, как лед рядом с ним раскололся, и Ледовый Червь взвился в воздух, отбросив Ривена в сторону. Зеленые глаза, не отрываясь, смотрели на него. Слабым движением руки Ривен занес свой ледоруб, приготовившись к самому худшему. Но вдруг между ним и ледовой тварью встала громадная фигура Ратагана, и топор гиганта погрузился по рукоять в тело Червя. Крик, всколыхнувший воздух, казалось, разорвал Ривену барабанные перепонки. Тварь отпрянула и устремилась прочь. Ратаган, весь в крови, стоял над Ривеном и Джиннет. Они слышали его смех, — свободно и вольно льющийся смех, — какого Ривен еще от него не слышал.

— Ну, что же ты, жалкий червяк! Давай-ка, отведай еще выкованной гномами стали. Сразись с Ратаганом, посмотрим, как тебе это понравится! Байклин и Айса вылезли из-под снега и подошли к нему. Осколки кости выпирали из безжизненно повисшей руки Айсы. Его лицо было залито кровью, однако здоровой рукой миркан по-прежнему сжимал ледоруб, и глаза его сверкали пылом битвы. Байклин поддерживал его одной рукой, в другой блестел его короткий клинок. Наледь покрывала их плечи и липа.

Ледовый Червь с ненавистью шипел на них. Темная жидкость хлестала фонтаном из глубокой раны, нанесенной ему ледорубом Ратагана. Огонь его глаз зажег зеленым кружащиеся в воздухе хлопья снега. Голова на какое-то время зависла в воздухе, качаясь туда-сюда, потом она упала на лед и с каким-то скрежещущим звуком исчезла в глубине, только осколки льда брызнули во все стороны. Мгновение ледяное поле еще дрожало у них под ногами. Потом все стихло.

Айса тяжело опустился в снег, и Ривен только теперь заметил, что нога его, от бедра до щиколотки, распорота и кровоточит. Весь лед кругом уже был залит кровью — людей и ледового чудовища. Байклин сел рядом и принялся обрезать остатки одежды на руке и ноге миркана, чтобы очистить рану.

— Он вернется? — хрипло спросила Джиннет.

— Может быть, — отозвался Смуглолицый. Он невольно поморщился, перетянув глубокую рану на бедре Айсы, чтобы остановить кровотечение.

— Но тут могут быть и другие, — сказал Ратаган. — Я слышал об этих тварях. Они не любят одиночества.

— Оставь меня, — прошептал Айса, но Байклин лишь бросил на миркана испепеляющий взгляд.

— Сейчас мы залатаем Айсу, и потом надо будет убираться с этого ледяного поля. Черви — создания снега и льда. Там, где камни, их не бывает.

Ривен опустился на землю рядом с Байклином и лежащим мирканом. Кровь уже начала замерзать на снегу.

— Как он?

— Не очень. Спляшет он еще нескоро. Его кровь привлечет к нам Червей.

— Рука, — выдавил Айса. Он то и дело впадал в беспамятство. Ривен испытал шок: видеть Айсу таким беспомощным, искалеченным ему не приходилось.

Я, наверное, выглядел так же, когда упал с горы. Весь — кровь и переломанные кости.

— Он поправится, — уверенно произнес Ривен, отводя взгляд от осколков кости, торчавших из предплечья миркана.

Отдаленный крик, приглушенный пеленой снегопада, внезапно послышался сверху. Во тьме где-то внизу ему отозвался другой.

— Они учуяли нас, — сказал Ратаган, хлопнув правой рукой о штаны. В его рукавицы забился снег. — Скоро здесь станет не слишком уютно. И для здоровья опасно. Ты закончил, Байклин?

Смуглолицый кивнул. Айса впал в беспамятство; его нога была перевязана кусками шкур, лентами ткани и кожи. Байклин обмотал его руку толстым плащом и зафиксировал ее с помощью станковой пластины рюкзака.

— Готово. Грубовато сработано, но пока что сойдет и так. Ну что ж, пора двигать отсюда.

Ратаган наклонился, поднял Айсу на руки, — нежно, точно ребенка, — и уложил его через плечо, так что изувеченная рука Айсы повисла безжизненно как раз вдоль его рюкзака. Они зашагали вперед. На этот раз — без страховки. Теперь они продвигались медленнее, чем прежде. Ноги Ривена дрожали от усталости, а ему еще приходилось поддерживать Джиннет, которая вообще еле шла. Мышцы его рук и ног горели огнем. Ледоруб приходилось втыкать поглубже, чтобы поддерживать вес их обоих.

Видимость ухудшилась. Тьма сгущалась. Снег продолжал падать — так же бесшумно, как прежде. Той же плотной пеленой. Ривен не сомневался в том, что Алая гора уже где-то близко. Но точнее определить было никак невозможно. Высота этих гор и сбивавшая с толку тьма не позволяли сориентироваться.

Они едва ли прошли половину пути по леднику.

Выше по склону раздался рев и треск. Град из битого льда обрушился на путешественников. Они замерли, лихорадочно вглядываясь во мрак, пытаясь различить там движение.

— Они приближаются, — спокойно объявил Байклин. — Они чуют запах крови.

— Сколько идти до камня? — В голосе Ратагана теперь чувствовалась усталость, но в темноте невозможно было разобрать выражение его лица.

— Слишком далеко. Мы не успеем дойти.

Вновь послышался рев, похожий на крик попавшей в сеть хищной птицы. Ему вторили два других. Сверху, снизу и за спиной у них. Впереди путь был свободен, — по крайней мере, там было тихо.

— Пока еще можно идти, — сказал Ривен. Ратаган аккуратно положил Айсу на лед и закрепил его, чтобы он не скатился, воткнув рядом с ним ледоруб. Ривену показалось, что он улыбается. Гигант обратился к Байклину:

— Ты ему скажешь или я?

Смуглолицый стоял, опершись на рукоять своего ледоруба и склонив голову. Что-то двигалось наверху. Был слышен звук ползущего по льду тяжелого тела. Джиннет вздрогнула, услышав этот шум, и вцепилась в руку Ривена. Позади послышался треск и хруст льда, — ледник под ногами у них задрожал. Черви быстро приближались.

— Они идут на запах крови, — сумрачно произнес Байклин. — Они чуют ее. Вы с Джиннет идите, а мы останемся здесь и задержим их. Дадим вам время добраться до камня.

Ривен угрюмо посмотрел на него.

— Нет.

— Ты должен, мой друг, — сказал Ратаган. — Ты должен выбраться любой ценой, иначе все это было зря. Все, через что мы прошли. Ты обязан исполнить свой долг — и она должна пойти с тобой.

— Нет, — прошептал Ривен.

— Ты должен, Майкл, — Байклин положил руку ему на плечо. — Для этого мы и пошли с тобой: чтобы ты добрался до этой горы, чтобы сделал, что должен сделать. Не подводи нас теперь… не подведи Мингниш.

— Я не могу, — вырвалось у Ривена. — Не могу уйти без вас. Я не могу это сделать без вас.

— Ты должен, — настаивал Ратаган. — И потом, ты не один. С тобой женщина. Нет, ты не один…

— И не будешь один. Никогда, — добавил Байклин. — Пока продолжается эта история, ты не будешь один.

Ему показалось, он слышит голос из прошлого:

— История не прекращается никогда. История не умирает. Всегда что-нибудь остается. Быть может, появятся в истории этой другие герои… может быть, даже рассказывать будет кто-то другой, не ты. Но она продолжается.

Она продолжается.

Живые, яркие персонажи. Вымышленные герои. Он создал их, встретил их, полюбил. Он считал их своими друзьями, может быть, самыми лучшими из всех друзей, какие были у него когда-либо. И вот теперь он должен оставить их, бросить здесь умирать.

Ни за что.

В темноте раскололся лед. Рядом что-то зашипело. В пелене снегопада зажглись зеленым огнем глаза. Ратаган решительно поднял свой ледоруб.

— Ты должен идти, Майкл Ривен.

Я знаю.

Какой-то комок встал в горле. Он не мог говорить. Байклин и Ратаган больше не обращали на него внимания, глядя на зеленые огни, едва различимые за пеленой снега. Три пары глаз.

— Постарайся им не попасться, — предупредил его Ратаган. — Уходи сейчас, пока еще не поздно.

Слезы обожгли щеки Ривена. Он отступил.

— Когда-нибудь я расскажу историю. Про вас обоих, — сумел выдавить он. Шатаясь, он шел через ледник, врезаясь шипами ботинок в лед. Джиннет плелась следом. У себя за спиной он слышал визг тварей и вспугнувший ночь смех Ратагана, чистый, как колокольный звон. Снегопад прекратился.

— Только пусть эта история не будет печальной! — крикнул гигант ему вдогонку. Послышались крики людей и рев чудовищ, и Ривен отвернулся. Все осталось позади. Теперь лицо его было обращено к горам, что поднимались в ночи, словно величественный собор.