"Страна теней (Народный перевод)" - читать интересную книгу автора (Уилсон Колин)

Глава 8

В течение пяти минут после того, как капитан исчез за углом, Найл продолжал стоять совершенно неподвижно. Он был сильно озадачен. Почему паук следовал за ним? И как долго он это делал? На второй вопрос было легче ответить, чем на первый. Пока он шел по горному хребту, Найл был видим на много миль издалека. Таким образом его, возможно, сопровождали уже в течение более часа. Вероятно поэтому ворон летел так высоко над ним? Он пытался сообщить ему, что его преследуют?

Но почему капитан следовал за ним? Если бы его намерение состояло в том, чтобы убить Найла — из мести за его собственное падение — было бы достаточно легко сделать это в течение прошедшего часа: несколько гигантских шагов, приблизительно в четыре раза больших, чем человеческие, и ядовитое жало убило бы Найла за несколько секунд. Возможно паук намеревался напасть на него, когда он заснёт? Снова, это казалось маловероятным. Было бы столь же легко напасть на него, когда он шел ни чего не подозревая по дороге.

Если бы это был Скорбо, или один из его плотоядных подчиненных, то Найл не был бы так озадачен. Они имели довольно низкий интеллект, и, возможно, просто повиновались инстинкту, который заставляет паука-охотника преследовать добычу. Но Найл видел капитана, бросающим вызов Смертоносцу-Повелителю, отказавшись принять его смертный приговор, и ощутил, что он обладает недюжинным интеллектом и самодисциплиной. Если он следовал за Найлом, то только с некой определенной целью.

Была еще одна возможность. Скорбо сделал вынужденную посадку на территории Мага, и, возможно, стал его пленником, а, возможно, и союзником. В таком случае, капитан мог бы стать новым союзником. Действительно ли его цель состоит в том, чтобы захватить Найла и передать его Магу?

Но к чему так беспокоиться, Найл уже и без того держал свой путь в том направлении? Он мог бы просто следовать за Найлом, и удостовериться, что тот достиг его цели. Это, решил Найл, было более вероятным объяснением. Поскольку капитан, по счастью, потерял возможность воспользоваться преимуществом, которое могла дать ему внезапность, не было смысла от него прятаться. Найл надел сандалии и начал подниматься по берегу к дороге.

За несколько шагов от вершины, он мог уже хорошо видеть дорогу за красной скалой; она просматривалась по крайней мере на четверть мили, и он был удивлен увидев, что она пуста. У паука было мало времени, чтобы исчезнуть из поля зрения, если он не побежал на большой скорости к следующей скале. Это означало, что он спрятался где-нибудь рядом.

Найл посмотрел на ворона на вершине скалы и понял как тут надо поступить. Он настроился на режим, который позволял ему использовать сознание птицы, и немедленно оказался в сознании ворона, внимательно осмотрев долину и плоскогорье, простирающееся в восточном направлении к морю. На двадцать футов ниже, с правой стороны от него, он увидел капитана, стоящего на краю склона, который спускался к дороге.

Очевидно, паук также увидел, что дорога впереди пустынна, следовательно Найл все еще где-то рядом. Он затаился и стал ждать появления Найла на дороге, все ещё надеясь остаться замеченным.

Найл расстегнул тунику и повернул мыслеотражатель к груди, выждал несколько мгновений, чтобы сконцентрировать волну энергии, которую он вызвал, затем шагнул из за скалы и посмотрел вверх на паука. Его ответ был, как Найл и ожидал, мгновенный и автоматический. Паук ударил по центральной нервной системе Найла, остановив его и сковав как кусок льда. Но Найл не чувствовал никакой опасности, поскольку он предвидел то, что случится. Поскольку Найл оставался неподвижным, в паучьей власти, охваченный будто щупальцами осьминога, у паука не должно было остаться сомнений относительно того, что теперь делать. Его инстинкт приказывал ему напасть на добычу, он уже замер, выпуская хилицеры, но в то же время логическая составляющая его разума выступала против этого.

Найл использовал это мгновение нерешительности паука, явив полную силу своей концентрации, он разрушил оцепенение и освободился. Найл видел удивление паука — как человек может проявить такую силу. Усилие сделало мыслеотражатель теплым на груди Найла, но не таким горячим, как в последнем случае, когда он выступил против паука. Найл и капитан рассматривали друг друга, Найл — небрежно и без опасения, капитан — очевидно, в нерешительности, не зная, что теперь делать.

Найл сделал следующий ход в этой шахматной игре доминирования, обращаясь к капитану так, как будто он не опасался дальнейшего нападения: "Куда ты, идешь?"

Он говорил уверенным тоном, который подразумевал, что он имел право спросить, и он ощутил удивление капитана, так четко получившего вопрос на телепатическом языке пауков.

После паузы, капитан ответил: "Не имеет значения, куда я иду. У меня нет дома."

Если бы он был человеком, то ответ сопровождался бы пожатием плеч.

Найл понял, что он победил: паук признал его право задавать вопросы, как будто Найл был его старшим начальником. Найл сказал: "В таком случае, мы можем путешествовать вместе."

Если бы он говорил с человеком, то он сделал бы жест, приглашающий его присоединиться к нему на дороге. Но так как он использовал телепатию, то это было ненужно. Капитан преодолел крутой узкий спуск с удивительной быстротой.

Он оказался меньше, чем помнилось Найлу, будучи только на один фут, или около того, выше, чем Найл. (Большинство пауков-смертоносцев были от семи до восьми футов высотой.) Покров паука был темно-коричневым, вместо черного, как у большинства пауков-смертоносцев, и его блеск напомнил Найлу Греля, сына Асмака — то есть, это было признаком юности, с которой однако не вязалась та сила и проворство, которыми паук обладал.

Путь, который вел на север, был недостаточно широк для паука и человека, чтобы идти рядом, и широкое расстояние между ног паука принуждало его идти четырьмя правыми ногами по травянистой обочине.

Найл сказал:

— Ты говоришь, что у тебя нет дома. Но ведь твой дом наверняка в Восточном Корше?

— Путешествие туда заняло бы две недели морским путем. А по суше — больше года.

— Тогда, почему бы не возвратиться морским путем?

— Это невозможно. Смертоносец-Повелитель постановил, что никакому судну не будет позволено меня взять на борт.

Найл помнил точные слова Смертоносца-Повелителя: "Никакое судно не будет нести предателя, который предпочитает позор смерти." Он видел, что паук знал то, что он думает, и что он испытывает боль и унижение.

Найл спросил:

— Ты хочешь вернуться морским путем?

В человеческой речи, вопрос был бы неоднозначен, но паук тут же, понял то, что подразумевал Найл.

— Вы можете дать распоряжения относительно судна, чтобы оно взяло меня?

— Да.

Найл мог ощутить его удивление.

— И отмените решение Смертоносца-Повелителя?

Найл сказал:

— Я – правитель города пауков, что означает, что я могу отменить даже решения Смертоносца-Повелителя.

Глаза паука — как боковые так и передние — уставились на Найла с удивлением. Поскольку они говорили телепатически, он знал, что Найл говорил правду.

Почувствовав незаданный вопрос, Найл добавил:

— Спроси о том, что тебя беспокоит.

— Но как тебе, человеку, удалось стать правителем города пауков?

— Так решила Богиня.

— Ты говорил с Богиней?

— Да.

Так как капитан читал мысли Найла, то любой обман был невозможным, таким образом существующий контакт Найла с разумом паука означал, что он мог оценить точно, что он чувствовал. Найл видел, что его слова возбудило в пауке смесь скептицизма и суеверного страха.

Это напомнило ему о то, что он часто замечал в его контактах с пауками: при всей своей замечательной интеллектуальности, разум паука был менее тонким чем у людей. Причина крылась в особенностях их развития. Люди развивались больше миллиона лет конфликтуя с другими людьми, таким образом они достигли высокой степени психологического понимания других умов, которое хорошо служило им в играх с блефом и двойным блефом. Так Найл только что играл с капитаном. В отличие от этого, пауки никогда не должны были бороться за выживание против других пауков. Их жизнь состояла главным образом из терпеливого ожидания в углу паучьей сети рывка, который говорит им, что муха или насекомое были пойманы в ловушку.

Отношение капитана к людям было простым. Они были побеждены, чтобы их есть. Именно поэтому он и Скорбо были так разозлены когда объявили, что пауки больше не могли есть их любимую пищу, и должны есть содержащихся на фермах животных и случайно залетевших в город птиц. Когда было сказано, что этот порядок установлен Великой Богиней, они не поверили. Ни Скорбо, ни капитан не присутствовали, когда Богиня проявилась через Найла. Но теперь, когда он услышал это из собственных уст Найла, капитан не имел никаких оснований не верить. Кроме того, разве Найл не доказал, что он был больше чем обычный человек, когда он вырвался на свободу из ментального захвата капитана?

Скоро долина, по которой они путешествовали, достаточно расширилась для них, чтобы было удобно идти рядом. Хотя капитан должен был идти на половине его обычной скорости, темп был все же намного быстрее, чем предпочитал Найл. В конце концов, они отшагали большое расстояние. Они уже путешествовали через предгорья, склоны которых были покрыты лесистой местностью. На западе лежала горная цепь, которая, как припомнил Найл, выходила на прибрежную равнину и на разрушенный город Сибилла, некогда бывший летним убежищем Хеба Могучего, который завоевал человеческий род.

Найл спросил капитана:

— Ты путешествовал в этом районе прежде?

— Только однажды по земле, но много раз по воздуху.

— Как далеко Долина Мертвых?

— Возможно пол дня пути.

Найл, было обрадовался, пока до него не дошло, что полдня для паука означало по крайней мере полный день для человека, это возможно миль сорок. Неплохо путешествовать с компаньоном, который знал дорогу. Путешествие с капитаном имело только одно неудобство: Найл должен был носить мыслеотражатель, направленным к груди. Если он повернет его другой стороной, капитан утратит ощущение руководящей воли человека. Это означало, что, нравиться Найлу или нет, он должен был жить на более высоком уровне сосредоточенности и целеустремленности. К полудню он уже начал чувствовать наступление головной боли, обычно вызываемой мыслеотражателем, но он сопротивлялся ей, и надеялся, что она не будет увеличиваться. Он также заметил, что ментальный контакт с пауком увеличил его собственную энергию. Паук подпитывал его, поддерживая высокий уровень энергии и мысли об усталости сами собой пропадали.

Пока они шли, они очень мало разговаривали. В отличие от людей, пауки не чувствуют потребность поддерживать контакт речью — даже телепатической речью — для них смысл присутствия друг друга гораздо более ощутим, чем для людей. Даже идя около капитана, Найл быстро узнал о нем больше, чем если бы они говорили все время.

Капитан родился в разрушенном городе, который очень походил на город пауков, за исключением того, что он был меньше, и был окружен пустыней. В дни, когда люди управляли Землей, он был процветающим морским портом. После Большого Переселения он был практически покинут, и землетрясение разрушило его, обратив большую часть города в строительный мусор и уничтожив тех немногих людей, которые все еще жили там. Но в нем обитали стаи огромных крыс, и вскоре город стал домом для колонии разумных пауков-смертоносцев, которые нашли его впечатляющие развалины и высокие пальмы удобными для своих гигантских сетей. Серые пауки-волки предпочли разрушенные здания в квартале старых трущоб. И таким образом развилось своего рода иерархическое сообщество, в котором пауки-смертоносцы стали аристократами.

Когда морским путем был установлен контакт с владениями Смертоносца-Повелителя, на фермы по выращиванию гигантских крыс, которых особенно ценили пауки, завезли людей-слуг и рабов.

Дедушка капитана и его отец были членами правящего совета. Его два старших брата также имели влияние. Капитан, из-за его меньшего размера, всегда имел ощущение неполноценности, и проводил большую часть времени с пауками-волками в квартале трущоб. Капитан, на которого с восхищением взирали юные пауки-волки руководил маленькой группой в набегах на крысиные фермы. В одном случае они встретили сопротивление людей, которые обслуживали фермы. Пауки уничтожили и съели их, включая некоторых младенцев. Пауки нашли человеческое мясо настолько лучше крысиного, что сделали традицией есть рабов всякий раз, когда представлялась возможность. Это не было противозаконно, но когда они уничтожили высоко ценимого надзирателя, совет пауков-смертоносцев был возмущен, и виновники были приговорены к смерти.

Благодаря семейному влиянию, капитан спасся, и был выслан на корабле в город пауков, где интеллектуальные офицеры всегда пользовались спросом. Строгая дисциплина пошла на пользу молодому пауку, выявила его лучшие качества, и он скоро стал членом окружения Смертоносца-Повелителя. Но его небольшой размер продолжал вызывать ощущение неполноценности. Он подружился с Скорбо, капитаном охраны Смертоносца-Повелителя. Строго говоря, Скорбо стоял ниже капитана по социальному положению, но его до ужаса боялись люди за его жестокость и резкий характер. Скорбо был впечатлен интеллектом молодого паука и его аристократическими манерами, в то время как капитан оценил отвагу и грандиозную силу воли Скорбо.

Большой Перелом, когда люди возвратили свою свободу, никак не повлиял на Скорбо, за исключением лишения его человеческого мяса, как и на большинство других пауков. Жизнь в городе пауков продолжалась как обычно. Мужчины продолжали работать как прежде, под руководством надсмотрщиц, которые в свою очередь подчинялись паукам. Но для капитана, эти изменения стали сильным ударом, подрывая его чувство собственного достоинства. Он был достаточно интеллектуален, чтобы понять долгосрочные последствия: когда пауки прекратят попытки вывести породу людей без интеллекта, уничтожая умных, в то время как они были все еще в питомнике, человеческий род, начнет обгонять пауков по интеллекту. Скорбо и пауки его вида были слишком глупы, чтобы увидеть в людях претендентов на первенство, но капитан это хорошо понимал.

Смерть Скорбо была огромным шоком, особенно в сочетании с обвинением в предательстве. Капитан никогда не пытался изучать разум Скорбо, больше чем Скорбо пытался исследовать его; их взаимное уважение делало это ненужным. Но теперь Скорбо был мертв, и капитан был выслан из владений Смертоносца-Повелителя. Внезапно, все, за что он боролся, было разрушено.

Теперь Найл был в состоянии понять, почему капитан боролся так решительно, чтобы остаться в живых. Он, должно быть, чувствовал, что жизнь обошлась с ним с большой несправедливостью. Для пауков его отказ принять смерть сделал его презираемым. Но для капитана это был жест непокорённости судьбе.

И теперь, впервые, блеснул свет в темноте. Случай свел капитана с человеком, который был посланником Богини. Возможно судьба не отвернулась от него окончательно.

Узнав перипетии судьбы капитана Найл, поглощенный процессом знакомства, впитывая в себя все как губка, прекратил чувствовать себя виноватым вынуждая идти капитана в половину его обычного темпа. Он понял, что это было ничто по сравнению с теми жертвами, которые капитан готов принести, чтобы возвратить свое положение и чувство собственного достоинства. Найл представил возможность сделать его снова лидером среди пауков, которых уважают и которыми восхищаются. Чтобы получить его поддержку, капитан с радостью бы пополз на коленях. Капитан, со своей стороны, был восхищен информацией, которую он был в состоянии получить от Найла — его детство в пустыне, его поездка в подземный город Диру, его пленение пауками, его столкновение с Богиней в Дельте, и его конфронтации с убийцами Скорбо. Люди, которых знал капитан, все были рабами или слугами, таким образом, это был новый опыт контакта с человеком, интеллект которого был по крайней мере равен его собственному.

Что произвело на капитана наибольшее впечатление так это то, что хотя он и отнёся к Найлу с враждебностью и непочтительностью в их недавнем столкновении, Найл ответил без какого-либо выказывания негодования. Это казалось невероятным, потому что пауки достигли своего эволюционного превосходства через силу воли, они придавали огромное значение доминированию. Два паука, которые когда-то встретились как враги, никогда не могли так просто забыть это, даже если бы обстоятельства сделали их союзниками. Чувство неразрешенной конкуренции всегда оставалось бы между ними. Таким образом, отсутствие у Найла негодования только дополнительно подтверждало превосходство избранника Богини.

Трудная и грязная дорога извивалась среди предгорий с левой стороны от них, пересекая иногда тропинки, которые бежали к вершинам горной цепи. Ветер здесь был более холодным чем на территории людей-хамелеонов, и в незащищенных местах, казался Найлу достаточно холодным, чтобы пошел снег. Хотя был только вечер, уже стало совсем темно, так как солнце опустилось за горы.

Найл хотел пить; он извинился, снял рюкзак со спины, и сделал большой глоток ключевой воды. Как и в предыдущий день, когда он заполнил свою флягу из родника, она принесла чувство бодрости. Так как он также хотел есть, он съел часть твердого, хрустящего пирога. Когда он предложил немного капитану — из вежливости, и не ожидая, что он примет угощение — паук ответил: "Спасибо, нет. Я предпочитаю мясо." И в ответ на невысказанный вопрос Найла: "И я думаю, что знаю, где я могу найти."

Дорога вилась вверх, а ниже в сумраке можно было видеть маленькое озеро. На его дальней стороне был лес, который покрывал несколько акров склона. Двадцать минут спустя они уже были среди деревьев. Капитан остановился, и Найл понял, что он использовал шестое чувство, которое было естественным для охотника. Несколько мгновений спустя, пухлый коричневый вальдшнеп вышел из под деревьев, его длинный клюв, исследовал опавшие листья. Паук позволил ему сделать несколько шагов поближе, затем парализовал его волевым ударом. Несколько мгновений спустя он сломал ему шею своим когтем и, оставив его на земле, мгновенно исчез в тени.

Найл ничего не знал о поведении куликов, но скоро узнал, что этот лес был одним из их прибежищ, и что они появлялись в сумерках, и высматривали пищу. За четверть часа паук уничтожил четырех из них. Птицы лежали жалкой кучкой, их привлекательные черные с коричневым и красным окрасом перья были забрызганы кровью.

Найл ощущал удовольствие капитана в предвкушении еды. Тот хотел есть. Все же, когда он поймал четвертую птицу, он встал в стороне и сказал: "Пожалуйста возьмите какую, Вы пожелаете."

Найл вежливо улыбнулся: "Спасибо. Но я не могу есть сырую плоть. Не беспокойся. Ешь."

Жестом, который странно походил на человеческое пожатие плеч в недоумении, капитан возобновил свой ужин, разрывая птиц когтями, Помня, что пауки чувствительны к тому, когда на них смотрят во время трапезы, Найл отошел к озеру.

Вода выглядела очень мирной в вечернем свете, отражая потемневшее небо. Несколько расширившихся кругов на поверхности указали Найлу, что в нем водится рыба. На отмели ниже берега, на котором он стоял, он увидел плавное движение большой форели. В голову пришла мысль, что, если он используя свою волю также эффективно как капитан, поймает рыбу себе на ужин. Подумав, — "Почему нет?" — он уставился на форель и сконцентрировал энергию мыслеотражателя. Он почувствовал, что его разум вступил в контакт с рыбой, и почувствовал ее сопротивление, так же, как если бы он схватил ее рукой.

Мгновение спустя, рыба дернулось и стала неподвижной. Пораженный неожиданным результатом, Найл обернулся через плечо. Капитан стоял позади него, смотря вниз с удовлетворением на оглушенную рыбу. Он подошел к озеру и присев в ритуальном поклоне спросил Найла:

— Вам нравится рыба?

— Очень. Но люди предпочитают, ее еще и готовить.

Паук, очевидно, не представлял что значит "готовить", и следующие полчаса, смотрел с любопытством, как Найл собрал сломанные сучья и сухие листья. Он был еще более заинтригован попытками Найла зажечь огонь, используя кремний. Найл часто смотрел, как повар зажигал огонь на кухне, но теперь должен был признать, что это не так легко как выглядит. Наконец, склонившись над сухими листьями, чтобы исключить слабый ветерок, и ударяя кремнем один о другой, Найл заставить листья тлеть, а потом заполыхать огнём.

Капитан спросил:

— Но разве Вы не можете сделать этого своей волей?

— Нет. А ты можешь?

Паук ответил:

— Я думаю смогу.

Он очевидно никогда ничего подобного не делал. И теперь с видимым усилием сосредоточился на куче листьев пытаясь сильно сконцентрироваться. Впервые Найл видел, что паук так напрягается. Примерно через минуту тонкая струйка дыма поднялась вверх. Найл был впечатлен. Ему никогда не приходило в голову, что усилием воли можно зажечь огонь. Хотя теперь Найл ясно припоминал ощущение теплоты, когда он с усилием сосредотачивался, как сейчас на форели. Это чувство напомнило ему о теплоте, которая возникала если подуть в рукав.

Костер Найла весело потрескивал, но от попавшего в глаза дыма выступали слезы. Было много сухой древесины на земле, и пламя скоро стало опасно горячим. С точки зрения капитаны все это — ненужное баловство. Он не понимал, почему Найл собирается испортить совершенно хорошую рыбу, распотрошив огонь и бросив её туда, на раскаленные угли. Рыба между тем стала издавать аппетитные шипящие звуки. В то время как она готовилась, Найл сделал себе длинный прут, отрезав ветку от дерева, и отломал от нее меньшие ветки, пока не осталась одна на более широком конце, толщиной в большой палец. Зацепив этим крючком рыбу он вытащил её из углей, не давая совсем обуглится.

У дерева, из ветки которого он вырезал прут, были густые красные листья, которые составляли шесть дюймов шириной. Из дюжины листьев Найл сделал самодельную скатерть, на которую перетащил горячую рыбу. Он разрезал почерневшую кожу ниже жабр, обнажив розовую, хорошо приготовленную мякоть. Он обжег пальцы, отрезая большой кусок, но он был еще слишком горяч, чтобы его есть. Десять минут спустя, посыпав солью, Найл его съел с почерствевшим хлебом. Это было восхитительно. Когда он поел, то мысленно поблагодарил мать за то, что не забыла положить соль, без которой мякоть будет слишком жирной. Он запил еду ключевой водой.

Капитан поудобней устроился с другой стороны огня, поджав ноги, под себя. Подул холодный ветер — Найл предположил, что в горах пошел снег — и тепло костра было весьма кстати. Рыба была настолько большой, что Найл оставил больше половины. В любом случае, жар от углей был не в состоянии пропечь ее середину, которая была все еще сырой. Найл заметил, как капитан наблюдает за всем этим с интересом. Он предложил ему попробовать приготовленную на углях рыбу, и был удивлен, когда паук с готовностью согласился. Паук держал форель между двумя когтями, и ел ее как кукурузу в початке, пока не остались только кости. Тогда он свернулся в клубок и расслабился, его когти, были сложены на его надутом брюшке. Очевидно Найл ошибался, и не все пауки испытывают неудобство питаясь перед людьми. Объяснение этому, вероятно, состояло просто в том, что капитан вырос в провинции, где манеры были другими.

Сальные руки причиняли Найлу неудобство. Он пошел и вымыл их в озере. Возвращаясь назад к огню, Найл собрал сухой валежник — его было просто найти, поскольку он всюду валялся под ногами. Потом Найл достал спальный мешок, отмечая, что он все еще слабо пах слизняком, и что беловатая пыль посыпалась из него, когда он встряхнул его, чтобы расстелить его на траве. Найл лег на него, и пристроил свой рюкзак под голову как подушку.

Расслабившись в отсветах потрескивающих веток, которые он подбросил в пылающие угли, Найл с интересом, отметил, что между ним и пауком установился особый контакт, который достигается только между людьми, которые знают друг друга долгое время. А они только встретились несколько часов назад. Это дало ему внезапное понимание того, каково это быть пауком, находясь в непрерывном контакте с разумами других пауков.

Конечно, это было не абсолютно непрерывное взаимодействие, иначе каждый отдельный паук просто погибнет, получая миллионы телепатических сигналов от товарищей. Но факт оставался фактом — каждый паук всегда знал о своего рода неопределенной, размытой массе, которая была коллективным разумом всех пауков в мире. И сила паука во многом происходит от огромной мощи этого коллективного разума.

Напротив, каждый человек существовал всегда один, в своего рода тюремной камере. Взаимодействие с собратьями было сравнительно слабым. Это то, почему люди настолько слабы и почему люди так быстро начинают скучать. Чтобы поддерживать себя в тонусе люди должны находить настоящий момент интересным и захватывающим. И потому люди испытывают недостаток в более глубоком смысле их собственного существования.

То, что произошло с Найлом, превращало его в другой вид человека, тип, который мог фактически совместно использовать умы других существ, как пауков так и людей-хамелеонов. Каждый день он все больше ощущал изменения, которые постепенно происходили в нем.

Когда Найл уже начал засыпать, его разбудила птица, которая пролетела низко над огнем. Все, что он увидел, поскольку она быстро исчезла в темноте, было два белых пятна, как будто она тащила двух меньших птиц. Когда она возвратилась снова, он увидел, что вытянутые белые пятна были на концах очень длинных перьев, которые выросли по краям крыльев. Симеон когда-то показывал ему похожую птицу, когда они шли в темноте в городе жуков-бомбардиров. Он назвал её козодоем.

Когда птица возвратилось в третий раз, летя так тихо как сова, капитан сбил ее на землю волевым ударом. Захотев ближе рассмотреть перья на крыльях, Найл сказал: "Извини меня."

Когда он наклонился к дергающейся птице, которая была размером с ласточку, он заметил что-то, что заставило его всмотреться. Вокруг одной из ног, выше ступни, был крошечный черный кружок, сделанный из некоего глянцевого материала. Птица не была дикой, имея метку ее владельца. На мгновение Найл подумал, что она, возможно, прилетела из города жуков-бомбардиров, где некоторые из людей содержали птиц, как домашних любимцев — у ребят Доггинза даже были голуби на чердаке. Тогда он подумал, что вряд ли кто будет держать ночную птицу как домашнее животное, и кроме того город был на расстоянии более ста миль.

Птица прекратила двигаться, и была очевидно мертва. Найл спросил паука:

— Почему ты убил ее?

— Я знал, что с ней было что-то не так.

Найл указал на черный кружок.

— Я думаю, что это — шпион.

Они посмотрели друг на друга, и так как каждый мог прочитать мысли другого, дальнейших комментарий не требовалось.

Найл наконец сказал:

— Он ждет нас.

— Да, — сообщил капитан, — За исключением этой мертвой птицы.

Найл подумал:

— Она была ценным наблюдателем. Но у Мага, вероятно, много шпионов.

Капитан, который услышал эту мысль, сказал:

— Тогда он будет ожидать нас?

— Вероятно.

— Но Вы не передумали идти?

Найл сказал:

— У меня нет никакой альтернативы. Мой брат заражен смертельной болезнью. Я должен попробовать спасти его.

— У Вас есть какой-нибудь план?

— Нет. Я надеюсь на помощь Богини.

Передавая эту мысль Найл формулировал её аналогично человеческой фразе: "Она протянет мне руку." Но он видел, что паук понял его буквально. Не было никакого смысла пытаться объяснять пауку, что никакого определенного плана у Найла нет. Он путешествовал в Страну Теней, не зная, как туда добраться и что намеревается делать, когда доберется. Правда состояла в том, что, если Маг уже был предупрежден относительно его подхода, то он шел в ловушку. Все же Найл не видел альтернативы. Жизнь его брата была под угрозой, и, казалось, не было никакого другого пути.

Прежде, чем убрать спальный мешок, он поднял его за углы и энергично встряхнул, чтобы удалить побольше белого порошка, оставшегося от слизняка. Когда он так сделал, его пальцы наткнулись на что то твердое; он посветил лампой, чтобы посмотреть поближе. Это была крошечная раздвижная трубка, запечатанная пробкой, которую он опознал как мундштук; через который он дул в основание спального мешка, надувая в ряд маленькие, подобные воздушным шарам участки, которые, когда ложишься, заставляют чувствовать, что лежишь на мягком матраце.

Найл принял это открытие как хорошее предзнаменование, несколько развеявшее беспокойство вызванное инцидентом с козодоем. Но когда Найл закрыл глаза, он не забыл повторить урок, преподанный ему людьми-хамелеонами, и сконцентрировав сознание, погрузился в сон. Снова он ощутил полет мыслей в призрачном сновиденье, которое смешалось с шелестом ветра в деревьях.

Он проснулся в темноте, сонный и вялый, и долго лежал слушая звуки волн на берегу озера. Несколько ярких звезд мерцали через лиственный шатер над ним. Слабый бриз со стороны озера все еще раздувал раскаленные угли в костре, из чего Найл заключил, что он спал только в течение приблизительно часа.

В этот момент он безошибочно почувствовал, что кто-то пытается исследовать его разум. Кто бы это ни был, очевидно, он считал его спящим, так как Найл остался совершенно пассивным. Если бы это был капитан, то Найл был бы разочарован, поскольку он думал, что они установили доверительные отношения. Когда налетел очередной порыв ветра и угасшие угли костра вспыхнули желтым пламенем, Найл убедился, что капитан крепко спит, со сложенными под себя ногами.

Если не было другого врага, скрывающегося в темноте, то оставался только один возможный вариант — это был Маг. Но почему? Чего он мог добиться, исследуя разум Найла, когда он спал? Все еще в удивлении, Найл погрузился обратно в сон.

Когда Найл проснулся уже наступил рассвет. Капитана рядом не было. Недалеко от костра вальдшнеп исследовал опавшие листья длинным клювом. Несколько мгновений спустя он был убит, это капитан атаковал его из подлеска. Возможно, чтобы избежать чувства отвращения у Найла, он унес его с глаз долой.

Найл сел, выбрался из спального мешка на холодный воздух и вытащил заглушку, чтобы выкачать воздух. Он пошел вниз к озеру через покрытую росой траву, и нашел место, где берег плавно спускался к воде. Встав на колени, плеснул водой на лицо. Это настолько его взбодрило, что он повернул мыслеотражатель к груди и затем, усиленный приливом энергии, скинул одежду, и вошел в неподвижную воду по грудь. Он знал, что тут не было никаких опасных хищников подобных слизняку — иначе озеро не было бы полно рыбы. Большая коричневая форель скользнула мимо его груди, очевидно, не пуганная, вызвав у Найла, мысль, что в этом тихом месте, с его мирным небом и осенними деревьями, отраженными в неподвижной воде, должно быть так мало хищников, что дикие существа понятия не имели, что человек опасен.

В этот момент Найл споткнулся о корягу, которая была скрыта тиной, и с головой, погрузился под воду, которая тут же заполнила рот и нос. Когда он вынырнул, то увидел, что капитан наблюдает за ним из под деревьев, и весьма ясно ощутил его мысль — люди должно быть безумны, если добровольно погружают себя в эту удушающую жидкость. В то же самое время, Найл понял, почему земные пауки не любят воду. В далеком прошлом она мочила их сети и затрудняла ловлю насекомых, в дополнение к этому, большие капли воды с листьев, почти такие же большие как и пауки, угрожали смыть их.

Выбравшись на берег, Найл вытер голову туникой и одел сандалии. Когда капитан спросил его, хотел бы он съесть другую рыбу, Найл вежливо отказался. Не было времени, чтобы разжечь огонь. Он хотел дойти до Долины Мертвых до наступления сумерек.

Удобно опершись спиной о дерево, с ногами в спальном мешке, Найл съел на завтрак хрустящих хлеб и запил пищу ключевой водой. Козодой, он заметил, все еще лежал на раскаленных углях. Его худое тело очевидно не вызывало интереса у капитана, в брюшке которого теперь осело с полдюжины вальдшнепов.

Через четверть часа они вернулись на дорогу. Воздух был полон пения птиц. Позади них Солнце только что вышло и осветило поверхность озера. Над ними, примерно в ста футах в вышине, летел самозваный опекун Найла — ворон.