"Нашествие нежити" - читать интересную книгу автора (Кейн Джефри)

Глава 4

Несмотря на очевидную дородность и кажущуюся неповоротливость, движения сэра Артура Томаса Гордона отличались неожиданной быстротой. В одно мгновение он пробежал от своего лимузина до автомобиля комиссара Джеймса Натана, где последний отчаянно пытался разобраться во внезапно возникшей критической ситуации. Посвященный в рыцари королевой Англии, сам пробивший себе дорогу в жизни и добившийся нынешнего положения после того, как его лихой папаша промотал все фамильное состояние. Гордон не привык пасовать ни перед кем, кто бы там ни был. Он проник в ближайшее окружение Натана, подкупив помощника комиссара Перкинса, осведомлявшего его о каждом шаге Натана, и теперь Гордон задумал использовать обращение за помощью к этому шарлатану Штрауду против самого комиссара. Для достижения своих целей Гордон уже испробовал все обычные средства — обзвонил чуть ли не каждое официальное лицо города, включая мэра. И теперь вот должен был торчать здесь и наблюдать за всей этой комедией, а работы на стройке тем временем приостановились Бог знает на сколько дней. Убытки ему грозили астрономические.

— Ну, что, Натан? Может быть, все-таки прислушаетесь к разумным доводам? Смотрите, чего вы добились своим водевилем. Смех один! Теперь, надеюсь, с вас хватит?

— Помолчите, Гордон!

— Помолчать? Мне? Я должен еще и молчать?

— Вы что, не слышали, что я сказал? Со всех сторон к комиссару полиции и пытавшемуся испепелить его взглядом сэру Артуру тянулись телеобъективы и микрофоны взбудораженных репортеров. Последние осыпали их градом вопросов;

— Что собираетесь предпринять, сэр Артур?

— Кроме группы Штрауда, кто-нибудь еще изъявлял желание спуститься в шахту?

— Теперь вы взорвете всю стройку?

— Комиссар Наган! Уступит город требованиям сэра Артура?

— Уберите от меня этих чертовых репортеров! — рявкнул комиссар своим полицейским.

Те, выстроившись в цепь, стали оттеснять журналистов, уже переключивших все свое внимание на Штрауда, Вишневски и Леонарда, которых одетые в защитные костюмы лаборанты везли на каталках к машинам «скорой помощи». Еще один лаборант зашел в дезинфекционную камеру и вынес оттуда снятую тремя археологами защитную одежду. Прорехи на ней были видны невооруженным глазом, и Натан, подозвав к себе лаборанта, лично осмотрел повреждения на костюмах. Выглядели они так, словно были оставлены острыми зубами каких-то животных — то ли землеройками, то ли норками.

— Что за мерзость там завелась? — громким шепотом обратился Натан к патрульному полисмену, своему одногодку и старому другу, Гарри Бейкеру. Гарри никогда не предпринимал ни малейшей попытки продвинуться по служебной лестнице, во-первых, потому, что ему страшно нравилась его работа, а главным образом, из-за того, что он, как огня, боялся ответственности и связанных с ней забот и хлопот. Очень умная позиция, неоднократно одобрял его Натан с некоторой даже завистью. Гарри обернулся к комиссару и с недоуменным и растерянным видом ответил вопросом на вопрос:

— Слушай, Джимми, а что вообще здесь происходит?

— Я и сам хотел бы знать, Гарри… Очень хотел бы, — сокрушенно покачал головой Натан и громко окликнул застывших в выжидательной позе санитаров.

— Давайте, давайте, быстренько доставьте этих троих в больницу Святого Стефана, проверьте там, чтобы они обязательно попали к доктору Клайн. Она из эпидемиологического центра.

Сейчас, стоя рядом с Гарри под дождем, в темноте, прорезаемой лишь лучами полицейских прожекторов, внутри установленного патрульными ограждения, перекрывшего улицы, Натан ощутил прилив энергии. Все как в доброе старое время. Будто он вновь стал обычным детективом. Натан ужасно тосковал по оперативной работе, ему до смерти надоело иметь дело с такими субъектами, как Гордон. И не меньше надоело отношение к нему окружающих, изо всех сил старающихся перещеголять друг друга в подобострастии и подхалимстве. Вот чего старина Гарри никогда не умел делать. Все-таки славно, что есть еще люди, которые никогда себе не изменяют…

Неизвестно откуда появившийся Лойд Перкинс угодливо семенил рядом, суетливо пытаясь накрыть Натана просторным зонтом. Натан, раздраженно отпихнув помощника, процедил сквозь зубы:

— Да перестаньте же путаться под ногами, Лойд. Но тут на его пути встал стеной Артур Гордон, вид у него был весьма воинственный, в уголках рта пузыристой пеной закипала слюна.

— Я сию же минуту приказываю моим людям немедленно приступить к работе! — выпалил он.

— Ну уж нет, не выйдет, Гордон. Вновь подскочивший к комиссару Лойд Перкинс страстно зашептал прямо ему в ухо:

— А может, пусть делает что хочет… Ему же хуже будет…

— Заткнетесь вы когда-нибудь, Лойд? — свирепо рявкнул Джеймс Натан и нарочито слащаво обратился к Гордону:

— А теперь послушайте меня, Гордон, дружище, и слушайте хорошенько, потому что повторять я не намерен…

— Да вы хоть представляете, с кем разговариваете? — возмущенно перебил его Гордон.

— С ослом королевским, с болваном толстозадым, вот с…

— А сами-то вы кто такой?!

— Я-то шеф полиции города Нью-Йорка! Теперь поняли, черт бы вас побрал?

Гордона нескрываемо трясло от злости. Он не привык к подобному обращению. На какое-то мгновение показалось, что он вот-вот взорвется.

— Вы не смеете со мной так разговаривать!

— Все? — расхохотался ему в лицо Натан. — Слушайте, тупица вы толстозадый, ни ваши деньги, ни ваше влияние не могут изменить того факта, что здесь приказываю только я.

— Я ведь легко могу устроить так, что вы, мистер, быстренько полетите со своей должности, будьте уверены!

— Да пошли вы к черту, Гордон! Ни этот город, ни решения, от которых зависит судьба его жителей, не в вашей власти, и уж сделайте мне одолжение, если только вы или кто-нибудь из ваших людей подойдет к этому треклятому котловану…

— То что?

Натан вцепился в лацканы шикарного пиджака Гордона и опрокинул его спиной на мокрый капот черного лимузина.

— Тогда я отволоку тебя в суд, и уж там ты у меня покрутишь своим толстым задом, как на сковородке, — низко склонившись над поверженным противником, прорычал комиссар. — Понял меня, англичашка паршивый?

Перкинс цеплялся за Натана, пытаясь оттащить его от Гордона. Наконец, комиссар, тяжело дыша, выпустил беспомощно барахтавшегося финансиста и отвернулся. Рабочие Гордона наблюдали за этой сценой с самым заинтересованным вниманием, явно надеясь, что их босс теперь уж получит давно заслуженную трепку.

Перкинс поднял из грязи шляпу Гордона и услужливо протянул ее хозяину. Натан резким тоном подозвал его к себе и забрался в свой автомобиль. Перкинс уселся напротив, горестно качая головой и не смея поднять глаз на комиссара. Натан приказал водителю ехать в больницу Святого Стефана.

Лимузин медленно покатил сквозь строй неохотно расступающихся репортеров и многочисленных зевак.

— Выпьете, комиссар? — нерешительно спросил Перкинс, открывая встроенный в салоне автомобиля бар.

— Нет, и вам запрещаю, Лойд. Вы по-прежнему полисмен, кем бы вы там еще ни стали, и находитесь при исполнении служебных обязанностей.

Перкинс стиснул горлышко бутылки, потом, взяв себя в руки, осторожно поставил ее обратно в бар.

— А вы здорово поставили Гордона на место, комиссар.

— А как насчет вас, Перкинс? Ваше-то где место, а?

— Что вы этим хотите сказать?

— А я этим хочу сказать то, что заметил, как вы пляшете вокруг Гордона. Видно, платит он вам неплохо, а, Лойд?

— Постойте, постойте, комиссар…

— Вот что я вам скажу, Лойд. Мы с вами еще потолкуем… потом… когда покончим со всей этой заварухой…

Больница Святого Стефана располагалась в самом центре Манхэттена и, помимо этого преимущества, славилась самым лучшим и современным оборудованием, медицинской техникой и особо — травматологическим отделением. Поэтому она-то и была выбрана эпидемиологическим центром в качестве базовой для группы его специалистов, направленных для изучения редкой и необычной болезни, которая приводила в кому все новых и новых жителей Нью-Йорка. Возглавляла группу доктор Кендра Клайн, которая в Нью-Йорке остановилась в отеле «Бельвю», что для врача на этой земле само по себе служит лучшей рекомендацией. Она углубленно работала в области биологии клетки и вирусологии и совершенно отгородилась от светской, как принято называть, жизни. В тридцать шесть лет у Кендры Клайн не было ни мужа, ни детей, да и перспектив на появление того либо других не намечалось, что куда больше удручало ее родных и друзей, нежели ее саму. Всю страсть души Кендра отдавала работе, и, когда ее назначили в эпидемиологический центр Атланты, она сочла, что мечта всей ее жизни исполнилась.

Она уже не раз выезжала во многие районы страны, где отмечались вспышки инфекций, в том числе «болезни легионеров» и абсолютно новой разновидности ветряной оспы, пришлось ей проводить и широкие региональные исследования распространения гонконгского вируса. Однако руководить группой Кендре довелось впервые, и сейчас она пребывала в крайней тревоге, так как с подобным тому, что происходило в Нью-Йорке, ей на протяжении всей врачебной карьеры сталкиваться еще ни разу не приходилось. Кендра и представить себе не могла, что думает ее начальство в Атланте, читая доклады, которые она ежедневно передавала туда по телефаксу Исправно снабжала она центр и образцами крови и серозной жидкости, которые в герметичной металлической упаковке доставлялись в Атланту реактивными самолетами ВВС США. Доктор Клайн также подготовила все необходимое для отправки образцов патологоанатомических исследований, поскольку была уверена, что в течение ближайших нескольких часов скончаются один или более из ее пациентов Сейчас ей сообщили, что ожидаются еще три пострадавших, двое в коме и один в шоке. Это была группа археологов в полном составе, отважившихся проникнуть к источнику всех нынешних бед, откуда, по-видимому, и распространялась неведомая болезнь. Доктор Клайн пыталась лично пробиться к очагу инфекции, но наткнулась на решительный запрет властей, и с тех пор между ними шла необъявленная война. Доктору Клайн были крайне необходимы образцы непосредственно с места происшествия, и ради них она была готова идти на любой риск. И если власти не пойдут навстречу ее требованиям, она со своими помощниками Томом и Марком все равно проберется туда под покровом ночной темноты. Сейчас, однако, главную заботу составляла подготовка к приему новых пациентов. Только за последние четыре часа в эту и другие больницы по всему городу поступило множество пострадавших; что бы ни представляла из себя эта страшная зараза, она за короткое время успела собрать обильный урожай.

— Читали про этого парня Штрауда? — спросил Кендру ее помощник Марк Уильямс, с которым они несли сейчас свою аппаратуру в приемный покой.

— Что-то читала, в «Нэшнл инкуаирер», по-моему…

— А они не из слабонервных, Штрауд и эти двое.

— Похоже, что так.

Они вошли в приемный покой как раз в тот момент, когда один из пациентов спрыгнул со стола, изрыгая брань и угрозы. Размахивая непонятно как попавшим ему в руки скальпелем, он пронзительными воплями отгонял от себя наседавших на него чертей. Кендра поначалу приняла его за наркомана, но потом узнала в нем человека, которого недавно видела на экране телевизора. Это был один из археологов, спускавшихся в котлован. Она находился в сознании, но совершенно бессвязная речь выдавала, что он утратил рассудок и был очень опасен.

Кендра услышала, что комиссар Джеймс Натан, тщетно пытавшийся утихомирить разъяренного пациента, называет его доктором Вишневски. Тот же сделал неуклюжий выпад скальпелем, ухитрившись тем не менее располосовать комиссару пальто. Двое полисменов сумели наконец скрутить и свалить Вишневски на пол.

— Меня принесли в жертву! Они принесли меня в жертву дьяволу! Мерзавцы! Все негодяи! Прочь! Прогоните их! Вот они! Вот они по мне ползают!

— Да вколите же ему успокаивающее! — взмолился Натан, пытаясь перекричать истошные вопли Вишневски — Нет! Никаких успокаивающих! — решительно вмешалась Кендра — Наденьте на него смирительную рубашку! Только никаких лекарств!

Марк руководил непростой процедурой, в ходе которой и потом, уже будучи облаченным в смирительную рубашку, доктор Вишневски плевал в окружающих и не оставлял попыток укусить кого-нибудь из них.

Натан поспешно попятился от него и признался доктору Клайн:

— Подумать только, что это тот самый доктор Вишневски, которого мы так хорошо знали и любили. Кошмар какой-то… Да еще и Штрауда пытался убить киркой… К счастью…

— Это и есть Штрауд? — спросила Кендра, переводя взгляд на крупную фигуру Абрахама Штрауда, неподвижно, как труп, распростертого на каталке рядом с доктором Леонардом, также застывшим в зловещем безмолвии. — Не уверена, что не предпочла бы видеть их в состоянии Вишневски, нежели вот… такими. Смотреть больше не могу, как эта… эта… болезнь превращает сильных и здоровых мужчин в безвольные и беспомощные существа.

— Да уж, Виша таким не назовешь… Это точно.

— Мне нужно посмотреть электрокардиограмму и энцефалограмму Вишневски, взять на анализ кровь, мочу и серозную жидкость… Попробую определить, что с ним стряслось.

— А какие-нибудь специальные тесты на отклонения в психике вы провести можете?

— Боюсь, что нет.

— Тогда, скорее всего, все ваши анализы дадут нуль без палочки.

Кендра нахмурилась и крепко потерла затылок.

— Вы даже не представляете, как забиты все наши изоляторы. Число заболеваний растет — и все более быстрыми темпами. Так что мы должны все проверить, испробовать всевозможные методы… Что вновь возвращает нас к необходимости получить образцы воздуха, воды и почвы из котлована. Вы что-нибудь предприняли в этом направлении?

— Конечно. Еще до того, как они спустились. Мой помощник должен был передать их вашим людям.

— Отлично. Возможно, теперь мы получим кое-какие ответы.

— Вы уж постарайтесь. А что касается Вишневски, то он, конечно, по-настоящему опасен. Сначала Штрауда пытался убить, теперь вот меня. Похоже, ему все время мерещится что-то…

— Да, я обратила внимание. Типичное бредовое состояние.

— Как только вы закончите с вашими анализами, мы переведем его в специально оборудованный номер в «Бельвю». Я позабочусь, чтобы все было в лучшем виде.

— Хорошо… если так нужно. И большое спасибо за образцы.

— Ну, это-то как раз было легче всего.

— Да, я застала по телевизору кусочек вашей… беседы с Гордоном.

— И не говорите! Мэр Лими еще задаст мне за это.

— Ну, ладно. Еще раз спасибо, пора приниматься за дело.

Кендра тут же распорядилась отвезти Штрауда и Леонарда в изолятор и подключить аппаратуру. Натан смотрел вслед удалявшейся по коридору доктору Клайн и думал о том, сколько же в этой темноволосой женщине твердости, выдержки и красоты. Она тем временем продолжала энергично командовать:

— Времени в обрез! Немедленно в изолятор! И помните о мерах предосторожности, ребята! Давайте, давайте!

У Натана накопилась тысяча вопросов к безмолвным Штрауду и Леонарду и еще тысяча вопросов к бушующему Вишневски… ни на один из которых, как он предполагал, ответа не будет.

Комиссар повернулся и решительно вышел из больницы. Усевшись в ожидающий его лимузин, налил себе и залпом проглотил хорошую порцию неразбавленного виски. Взял телефонную трубку и набрал служебный номер мэра. В этот самый момент, как всегда некстати, объявился Перкинс, и Натан шуганул своего помощника грубоватым окриком:

— Оставайтесь там, Лойд. У меня секретный разговор.

Этот удар он должен был принять на себя один, без посторонних ушей.

— Думаю, наши новости вам известны? — спросил он мэра Билла Лими.

Лими, хитрый ирландец и прирожденный политикан до мозга костей, был, как обычно, сдержан и уклончив.

— Что говорят врачи из эпидемиологического центра? Нашли что-нибудь?

— Они делают все, что могут, Билл.

— Должен сказать, Джим, что, с моей точки зрения, ты и твои друзья археологи выглядели сегодня малость глуповато и очень смешно.

— Вот спасибо так спасибо, Билл. До самой смерти не забуду.

— Зачем ты затеял свару с Гордоном, да еще перед телекамерой, Джимми? Такие вещи никогда еще никому не помогали.

— Мэр… Билл, Вишневски обезумел, Леонард и Эйб Штрауд в коме. Что будет твориться в городе, если Гордон усугубит ситуацию?

— Гордон пользуется сильным влиянием в этом городе, Джимми. Я тебя не раз предупреждал.

— Настолько сильным, мистер мэр, чтобы удалить меня с поля?

— Какого черта, Джим, мы здесь не в футбол играем.

— Да, сэр. Скорее в «Монополию», я угадал… сэр? Мэр долго молчал.

— Нам придется разрешить людям Гордона возобновить работу. Речь идет о множестве рабочих мест, Джимми.

— Если оставить все как есть, Билл, на каждого рабочего Гордона придется по такому бедолаге, как Штрауд и Леонард, которые будут в отключке прикованы к больничной койке.

— Ну, не надо, Джим, пожалуйста. Ты же сам знаешь, что человек в коме не может голосовать.

— Хотя если найти способ доставить его к избирательной урне…

Мэр добродушно рассмеялся.

— Ну, ладно, Джим. Давай приезжай ко мне. Гордон явится с минуты на минуту, и я собрал муниципальный совет на экстренное заседание, куда пригласил и всех своих консультантов. Попробуем как-нибудь уладить это дело.

— Ах, ну да, конечно… уладить.

— А вот этого не надо, Джим. Мне Гордон нравится не больше, чем тебе, поверь мне. Но только, Джим, ты и сам знаешь, как проигрывают выборы из-за самых обычных пустяков, вроде опозданий поездов или плохой погоды, как будто мы ею можем управлять… И эта… эта эпидемия лишь еще одна такая же не зависящая от нас неожиданность…

— Да, ведь в этом же году предстоят выборы, что может быть важнее!

— Если меня скинут, Джим, то и тебе не удержаться. Так что избавь меня, пожалуйста, от высокопарной чепухи.

— Да, сэр.

— И захвати с собой Перкинса.

Едва сдерживая себя, Джеймс Натан некоторое время молчал, до боли стиснув зубы, потом ровным бесстрастным голосом произнес:

— Мы сию же минуту выезжаем, ваша честь.

— Вот и молодец, Джим… Пока.