"Рождение" - читать интересную книгу автора (Судзуки Кодзи)

5

Когда закончился первый акт, на сцене остались только актеры, к игре которых имелись замечания, всем остальным дали двадцатиминутный перерыв. Тояма боялся, что ему будут выговаривать за опоздание со вступлением, но никаких указаний в отношении этого момента не последовало, и он решил на некоторое время покинуть звукооператорскую.

Он спустился в фойе, прошел через буфет и вприпрыжку помчался в общую гримерную актеров. Времени мало. Сможет он поймать и расспросить Окубо или нет?..

Влетев в гримерную и убедившись, что Окубо здесь нет, он спросил у репетировавшего реплики перед зеркалом актера:

— Извините, вы знаете, где Окубо?

Тот, прервав свой монолог, гордо, как и подобает, задрал свой подбородок:

— Раз он суфлер господина Арима, разве не с правой стороны сцены?

— Большое спасибо.

Собираясь покинуть гримерную, Тояма чуть не столкнулся с Окубо. Окубо еле увернулся от Тоямы.

— Упс, пардон, — сказал он важным тоном, изображая из себя английского джентльмена.

У Окубо и манеры, и речь — все театрально. Они были с Тоямой одногодками, поэтому много времени в студии проводили вместе, и он был неплохой компанией. Однако Тояма иногда раздражала театральность Окубо.

Иронично улыбаясь, Тояма схватил Окубо за рукав:

— У меня есть к тебе разговор, — и потащил его в сторону.

— Что случилось? — Окубо, совершенно не удивившись, странно улыбался.

— Ну-ка, присядь.

Тояма и Окубо подтянули стулья к зеркалу и сели рядом.

И так небольшого роста Окубо, сидя, выглядел совсем мелким. Он высоко держал голову, его фигура была безупречна, в любое время он следил за осанкой и не позволял телу расслабиться. Этим, похоже, он старался компенсировать свой низкий рост. Театральная труппа, в которой он занимался раньше, была более знаменита, чем труппа «Полет». Она славилась своими традициями, а он гордился ею. Поработав в труппе, куда поступить считалось самым трудным делом, он, однако, не мог там закрепиться и опустился до студии «Полет». Окубо успокаивал себя, убеждая в том, что причиной этому был его низкий рост.

Гордость и комплексы... Тояма понимал, что именно эти качества сплелись и сформировали комические движения и речь Окубо.

Перерыв был только двадцать минут, и Тояма без предисловий начал разговор:

— Зачем ты наговорил Садако странных вещей?

— О чем ты? Я не помню, чтобы говорил странные вещи.

Нисколько не струсил, открытый ответ.

— Я тебя особенно не упрекаю, просто сам немного беспокоюсь и хочу спросить тебя.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Послушай, делать звуковые эффекты и музыку — моя работа. Поэтому мне есть о чем переживать. Поэтому я хочу, чтобы ты ответил честно. То, что ты сказал Садако, правда? Правда, что ты слышал голос женщины на пленке? Причем женщины, которая сейчас собирается родить?

Услышав это, Окубо хлопнул в ладоши и засмеялся:

— Говоришь, родовые потуги женщины, о чем ты? Я говорил о действиях, которые становятся причиной этого, а в это время голос у женщин радостный... я сказал только это. Садако не так поняла.

— Это была шутка?

— Шутка, нет.

Окубо снова засмеялся. Сам говорит фразу и сам над ней смеется. Что его так забавляет?

— Перестань балагурить. Я слышал.

— Что?

— Плач младенца.

Окубо выдержал паузу и приблизил к Тояме удивленное лицо.

— Где?

— В звукооператорской, из наушников.

Окубо отпрянул:

— Ого!

Он выглядел немного озадаченным.

— Поэтому существует последовательность. Это странным образом совпадает с тем, что ты слышал голос беременной во время родов.

Тояма вспомнил про пуповину и божницу.

— Это называется «делать из мухи слона», — продекламировал Окубо, как чтец-рассказчик.

— Довольно, перестань молоть чушь. Объясни мне четко. Что ты сказал Садако?

— Садако у нас — восходящая звезда. Благодаря своей красоте пользуется расположением режиссера и в будущем станет великой актрисой. Однако, что ни говори, это ее первый спектакль, со стороны видно, что она очень напряжена, и мне стало ее жаль. По-дружески. Думал, немного ее отвлеку, ну, если дам ей послушать один-другой страшный рассказ.

Выходя из терпения, Тояма рявкнул:

— Значит, на самом деле ты не слышал записанный на пленке женский голос.

Окубо надул губы и покачал головой:

— О, ноу.

— Еще одно. Откуда ты знаешь, что в звукооператорской есть еще одна божница?

— Божница в звукооператорской?

Изобразив ужас, вскрикнул Окубо и два раза хлопнул в ладоши, как в храме. Вдобавок, закрыв глаза и свесив голову, начал монотонно распевать под нос что-то вроде сутры.

Обычно такого не было, но сегодня игра Окубо особенно раздражала. Почти на выдохе Тояма бросил:

— Да, божница. Вот такая маленькая. — Тояма раздвинул руки и показал величину.

— Я, ничтожный, не достоин посещения звукооператорской.

— Ты от кого-то услышал о существовании божницы?

— Если это божница с левой стороны сцены, я каждый день ей молюсь. — Сказав так, Окубо еще раз ударил два раза в ладоши.

— Понял. Значит, о божнице ты не говорил Садако.

— Рта не раскрыл, я понятия не имею, что она есть в звукооператорской.

...Тогда почему же Садако знала, что там есть божница. Она сказала, что слышала это от Окубо. А Окубо говорит — не знаю. Кто врет? Слова Окубо не кажутся ложью.

Тояма некоторое время поразмышлял.

...Окубо сказал, что на пленке к звуковым эффектам примешивается женский голос, и испугал Садако. Ну, если взять страшную историю о привидениях, каких хватает в любом маленьком театре, это совсем не то, чего стоит серьезно бояться. Окубо слышал радостный женский голос... и объяснил Садако, что это вздохи во время секса. Однако Садако почему-то поведала мне, что это потуги во время родов. Наверно, просто неправильно поняла? Но уж слишком много совпадений с пуповиной, лежащей перед божницей.

Тояма вспомнил еле слышный плач младенца в наушниках. Этот голос остался звенеть в ушах, хочешь стереть его — и не можешь. Надо вернуться в звукооператорскую до начала второго акта, но страшно. Не хотелось входить туда одному. Если бы было возможно, он бы все время находился под ярким светом в гримерной.

— Кстати, где сейчас Садако? — спросил Тояма.

— Эй, ты о чем? Ты спектакль хорошо смотрел? Разве великий учитель не делает ей сейчас замечания, на сцене брань в самом разгаре. — Окубо внезапно перешел на небрежный тон.

Вот, уже начал все забывать. Разве он не видел из окошка студии, что после окончания первого акта актеров выстроили на сцене, чтобы высказать им замечания. Он удостоверился, что среди них была и Садако. Сейчас, должно быть, режиссер Сигэмори указывает, где она плохо сыграла, и Садако репетирует.

С точки зрения Тоямы, Сигэмори относился к Садако странно. Тояма был поражен, заметив, как он смотрит на нее во время репетиции, будто сейчас заплачет, а в его взгляде сочетаются любовь и ненависть. Такого, как Сигэмори, невозможно представить сгорающим от любви. За Сигэмори, человеком, обладающим абсолютным влиянием в труппе, водились грешки. Для Тоямы, который любит Садако, это было особенно опасно, во что бы то ни стало он хотел этого избежать.

Как раз в это время из громкоговорителя раздался голос Сигэмори:

— Внимание, скоро переходим ко второму акту. Все готовы?

От гримерной до звукооператорской приличное расстояние, и Тояма поспешно бросился бежать. Окубо, уже вслед ему, крикнул:

— Эй, Тояма, громкоговоритель в звукооператорской не оставляй включенным! А то в гримерной слышно, о чем ты болтаешь.

Тояма оглянулся, Окубо ему подмигивал.

Возвращаясь по узкому проходу в студию, он думал о словах Окубо.

...Разговор в звукооператорской слышен в гримерной? Громкоговоритель, если это не необходимо, должен быть выключен, думаю, я следил за этим.

Однако замечание Окубо обеспокоило. Не сболтнул ли он что-то лишнее, что дошло до ушей кого-нибудь, кто находился в гримерной?