Свет сменился на желтый. Можно было и ехать, но Кимура остановил такси поближе к тротуару: неплохо бы подобрать пассажира до перекрестка Роппонги. Отсюда многие едут туда или в Акасака, и пока ждешь светофора, нередко кто-нибудь да подсядет. Обогнав машину слева, прямо перед переходом затормозил мотоцикл с «джинсовым» парнем в седле. Кимура терпеть не мог разнузданно рассекающих там и сям мотоциклистов, а уж те, кто нагло вылезал вперед при остановке на красный свет или останавливался прямо перед дверями такси, вовсе выводили его из себя. Сегодня весь день пассажиров было мало, настроение было подавленное, и Кимура скучающим взором разглядывал байкера. Лицо парня скрывалось под забралом гермошлема, так что трудно было судить о его выражении, но сидел он вызывающе неряшливо, разведя ляжки в стороны и опершись ногой о бордюр тротуара.

Там как раз проходила молодая стрелоногая девица, и гермошлем мотоциклиста синхронно поворачивался вслед за ней. Но досмотреть до конца у парня не получилось. Повернув голову градусов на сорок пять, он вдруг застыл, уставившись в витрину по левой стороне улицы. Девушка уже вышла из его поля зрения и растворилась в толпе, но он так и не сменил позы, и, не отрываясь, смотрел непонятно куда. Зеленый сигнал пешеходного светофора замигал, сменился красным. Опоздавшие пешеходы семенящим шагом перебежали дорогу перед самым носом такси. Никто не поднял руку, подзывая машину, и Кимура нажал на газ, готовясь двинуться на зеленый.

Но в этот момент парень, сидевший на мотоцикле, вдруг дернулся всем телом, неуклюже взмахнул руками и вместе с мотоциклом повалился на бок в сторону такси Кимуры, скрывшись за капотом машины.

— Идиот чертов! Не иначе, равновесие потерял и грохнулся, — подумал Кимура, включил аварийные фары и вышел из машины, уже готовый представить мотоциклисту кругленький счет за неминуемо расцарапанную дверь. Уже дали зеленый свет, и такси стали обгонять стоявшие сзади машины. Парень валялся на асфальте, дрыгая ногами и пытаясь руками снять шлем. Но прежде чем заняться им, Кимура счел нужным позаботиться о собственном «орудии труда». Как он и предполагал, дверь была обезображена глубокой косой царапиной.

— Черт!

Ругаясь сквозь зубы, Кимура подошел к лежащему мотоциклисту. Гермошлем был накрепко застегнут под подбородком, но парень всеми силами пытался сдернуть его, как будто хотел оторвать себе голову.

— Неужели ему и правда так плохо…

Кимура наконец прозрел, что с парнем творится что-то неладное, и присел на корточки рядом.

— Эй, ты чего?

Из-за темного стекла гермошлема было абсолютно невозможно разобрать выражение лица, но парень умоляюще схватил руку Кимуры и отчаянно пытался что-то сказать, но произнести ничего не мог. Кимура решил не мешкать.

— Ты погоди, я сейчас скорую вызову.

Уже несясь во всю прыть к таксофону, Кимура все не мог взять в толк, как могло обычное падение на ровном месте довести человека до такого состояния: «Головой он шарахнулся неудачно, что ли… дурь какая-то. У него же, болвана, шлем на голове. Руки-ноги вроде не переломаны… Только бы без дурацких проблем обошлось. А то, чего доброго, придется оправдываться — он ведь о мою машину стукнулся. И пошло дело: мало уведомления об аварии — тут тебе еще и полиция в придачу».

Вызвонив скорую помощь, Кимура вернулся на место: парень уже не двигался. Он лежал, обхватив ладонями горло. Вокруг уже толпились озабоченно глазеющие прохожие. Кимура протолкался сквозь строй зевак и во всеуслышание сообщил, что уже вызвал подмогу.

— Эй, парень, слышь, ты живой? Потерпи, сейчас скорая приедет.

Кимура расстегнул ремешок гермошлема, и тот снялся на удивление легко: трудно даже поверить, чтобы человек так мучился, что снять его не мог. Но не это поразило Кимуру. Все лицо парня было перекошено. Если уж подбирать слова к его выражению, напрашивалось одно — изумление. Глаза навыкате, красный язык запал глубоко в горло, весь рот в пене… Тут скорая уже не поможет. Еще снимая с него шлем, таксист заметил, что пульс не прощупывается там, где ему положено быть. Кимуру передернуло. Резко расхотелось верить в реальность происходящего.

Колеса упавшего мотоцикла все еще медленно вертелись. Черная струйка масла бежала из двигателя, и, растекаясь по асфальту, уходила в канализационную решетку. Ветра не было. Где-то наверху, на фоне чистого ночного неба, зеленый сигнал светофора снова сменился красным. С трудом поднявшись и ухватившись за ограждение тротуара, Кимура еще раз оглядел лежащую на асфальте фигуру мотоциклиста: голова его стояла почти под прямым углом, подпираемая гермошлемом. С любой стороны, зрелище было неестественное. — Неужели это я ему так… под голову… шлем… вместо подушки?… Зачем? Подумать только, несколько секунд назад было дело — а уже и не вспомнить. Вытаращенные остекленевшие глаза смотрели прямо на него. По спине пробежал неприятный холодок. Как будто плечи обдало тепловатым и одновременно каким-то промозглым ветром. Несмотря на жару субтропической ночи, Кимура не мог обуздать непонятный озноб во всем теле.

В почти зеленой воде внутреннего рва отражалось раннее осеннее утро. Сентябрьская жара шла на убыль.

Кадзуюки Асакава уже собрался было спуститься на платформу метро, но вдруг передумал и, вспомнив о водной глади, такой красивой с девятого этажа, повернул к лестнице, ведущей на улицу. Спускаться куда-то под землю после душной и пропахшей непонятно чем редакции было все равно, что добровольно топиться в помойной бадье — уж лучше выйти наружу и глотнуть свежего воздуха. При виде яркой зелени парка вокруг императорского дворца напротив, едва просветлевшего неба с висящими в нем сверкающими капельками утренней росы автоматически перестает докучать даже непрерывный поток выхлопных газов, несущийся с пятой и кольцевой автомагистралей. После двух недель постоянного аврала наступили долгожданные выходные, и теперь на два дня можно забыть обо всем и спокойно отдохнуть дома. Почаще бы главред давал такие приказы: «Сиди дома и отдыхай, и чтоб ноги твоей не было на работе».

Увидев проходящее пустое такси, Асакава машинально поднял руку. У него как раз закончился старый проездной на метро от Такэбаси до Синбаба, а новый купить руки не доходили. До квартиры в Синагава на метро — четыреста иен, на такси зашкалит под две тысячи, но уж лучше полторы переплатить, чем тащиться на поезде с тремя пересадками, тем более, что день получки был буквально позавчера. Так и быть, сегодня позволим себе небольшую роскошь. С чего это он вдруг решил проехаться на такси именно сегодня, Асакава и сам не знал: так — случайная прихоть. Не то, чтобы с самого начала он это планировал. Просто случайно выскочил наружу, случайно подвернулась свободная машина, и тут же непроизвольно возникла мысль, что во-от, сейчас идти, покупать билеты, потом толкаться на трех пересадках, словом, насиловать и без того уставший организм. Кто знает, если бы он сел на метро, может, ему и не удалось бы связать единой нитью два происшествия. А завязка романа, как известно, возникает из неожиданного стечения обстоятельств.

Таксист, почему-то неуверенно, остановил такси у входа в Палас-Сайд-билдинг. Небольшого роста мужчина с воспаленными глазами, видимо, из-за бессонной ночи, выглядел на сорок с небольшим. На служебной карточке слева от водительского сидения была наклеена цветная фотография, рядом имя: Микио Кимура.

— В Синагава…

Услышав адрес, Кимура слегка воспрял духом: Кита-Синагава — это почти рядом с таксопарком в Хигаси-Готанда, куда он как раз и направлялся. В работе таксиста один из самых сладостных моментов — это когда пассажир указывает как раз то направление, которое ты сам пытаешься подгадать. Кимура тут же стал на редкость общителен.

— За материалом для репортажа?

— А? — рассеянно переспросил Асакава, оторвав утомленные глаза от окна.

— Вы ведь, наверное, корреспондент газеты?

— Да, еженедельника.

Проведя добрых два десятка лет за баранкой, Кимура с большой степенью вероятности научился распознавать профессии клиентов по манере говорить и одеваться, равно как и по тому, где они подсаживаются. Обладатели популярных профессий, тем более не чуждые профессиональной гордости, как правило, с радостью соглашаются на разговор о своей работе.

— Не тяжело в такую рань на работу?

— Да нет, я с работы. Сейчас домой приеду — и спать.

— А-а. Выходит, как я.

Обычно Асакава без особой гордости думал о своей работе. Но в это утро почему-то к нему вернулось чувство удовлетворения, которое он испытал, увидев собственную статью, набранную типографским шрифтом. Он как раз закончил серию заметок, которая к тому же вызвала довольно большой резонанс.

— Работа-то как, интересная?

— Ну, не без этого… — уклончиво ответил Асакава.

Вообще-то, когда как. Бывает интересно, бывает и не очень, просто сейчас было уже лень болтать. Да и нельзя сказать, что он забыл свой провал позапрошлого года. Заголовок его тогдашней статьи не так просто выветрить из памяти. «Божества современного мира». Противно вспоминать свой жалкий вид, когда он с трясущимися губами плакался в жилетку главреду: в жизни, мол, больше репортажами заниматься не сможет.

В разговоре повисла пауза. Машина на приличной скорости огибала токийскую телебашню.

— Как поедем, вдоль канала или, может быть, по 1-му Иокогамскому шоссе?

Кита-Синагава — такой район, что в зависимости от того, куда едешь, приходится выбирать разные дороги.

— Давайте, наверное, по шоссе… Я как раз там перед Синбаба и сойду.

Кимура всегда чувствовал себя спокойнее, если клиент четко указывал направление. На перекрестке Сацуноцудзи он свернул направо. Они подъезжали к тому злополучному месту. Вот уже месяц Кимура безнадежно пытался выкинуть из памяти этот проклятый перекресток. В отличие от Асакавы, изрядно комплексующего по поводу своей неудачи двухлетней давности, Кимура сумел достаточно бесстрастно отнестись к случившемуся. Он не считал себя ни в малейшей степени виноватым в аварии и тем более не собирался брать на себя какую-либо ответственность. Авария произошла по абсолютно не зависящим от него причинам, и он при всем желании не смог бы ее избежать. Месяц… так ли уж это много? Асакава же второй год не мог прийти в себя после пережитого ужаса.

Непонятно почему, но, проезжая это место, Кимура всегда испытывал неодолимое желание поделиться увиденным здесь в тот вечер. Если, мельком глянув в зеркало заднего вида, таксист видел, что клиент не спит, он никогда не мог отказать себе в искушении рассказать о случившемся месяц назад инциденте. Всякий раз его что-то подталкивало, заставляло развязать язык.

— Вот уж скоро месяц, как это было, а я до сих пор…

Вот и сейчас, словно давая Кимуре дополнительное время, светофор помигал желтым и зажег красный свет.

— И чего только не случается на этом свете…

Аккуратно давая клиенту понять, что сейчас поведает что-то необычное, Кимура возбуждал его интерес. Асакава незамедлительно встрепенулся, вздернул полусонную голову и принялся шарить глазами вокруг. Интригующий тон Кимуры удивил его, и сейчас он пытался определить, где они находятся.

— Да-а, внезапная смерть. Нынче это часто случается, даже у молодых.

— А? Чего?

Фраза про внезапную смерть прозвучала в ушах Асакавы неожиданно громко. А Кимура, между тем, продолжал вещать.

— Вот, понимаете, уж с месяц назад было дело. Стоял я это, значит, на светофоре, как раз вон там, и тут впереди меня мотоцикл повалился. И ведь не на ходу даже — стоял просто, и вдруг — бах! И что думаете? В седле парень сидел молодой, 19 лет, в институт как раз собирался… так ведь, того — умер. Примчалась скорая, полиция все оцепила, мрак! А парень-то, падая, мне машину расцарапал, то есть и я как бы причастен оказался. Во как! Ох, шуму было!

Асакава слушал его молча, но на всякий случай (сработало нажитое за десять лет работы журналистское чутье) записал имя водителя и название транспортной компании. Как-то само собой получилось.

— А где, вы говорите, это случилось? — Асакава окончательно проснулся.

— Да вон, прямо там.

Кимура ткнул пальцем в сторону пешеходного перехода через Иокогамское шоссе, прямо напротив вокзала. Асакава совершенно точно знал, что станция Синагава административно относится к району Минато-ку и находится в квартале Таканава. Стало быть, если какая-то авария здесь и была, то ей должен заниматься одноименный полицейский участок. В следующий миг он уже рассчитал в голове маршрут, чтобы скорее туда попасть. В том-то и сила настоящего крупного издания, что газетчики вращаются в самых разных кругах, везде имеют связи, и по уровню информированности подчас превосходят даже органы охраны правопорядка.

— А смерть, значит, без видимых причин?

Он и понятия не имел, есть ли какое-нибудь медицинское определение для внезапной смерти. Асакава торопился выпытать как можно больше и подробнее, при этом даже не понимая, чем эта история об аварии так запала ему в голову.

— Да о чем вы говорите! Я ж на месте стоял, как влитой. А тот сам свалился, вон там прямо, ни с того ни с сего. А мне вляпали отметку об аварии; со страховкой теперь проблемы… Как говорится, не было печали!

При этих словах в памяти Кимуры снова с предельной ясностью всплыла картина того происшествия. Неприятный холодок, сбегающий вниз по позвоночнику… Черная струйка масла из мотоциклетного двигателя, как живое существо, извивающаяся по асфальту и без единого звука уходящая в канализацию. У него тогда словно отказали все органы чувств. Шлем под головой мотоциклиста, мертвое лицо, глаза с навсегда застывшим в них изумлением…

Свет сменился на зеленый. Кимура надавил на газ, услышал за спиной шелест блокнота и скрип авторучки. Асакава торопливо записывал. Кимуру едва не стошнило. С чего бы это? Может, оттого что он снова отчетливо увидел ту отвратительную сцену? Сглотнув кислый комок слюны, Кимура еле переборол себя. Асакава внимательно слушал.

— Остановка сердца.

Остановка сердца? Неужто врач, проводивший вскрытие, прямо так и написал в официальном медицинском заключении? В последнее время и термина-то такого почти не услышишь: «остановка сердца»…

Это, кстати, тоже надо выяснить. А заодно, точную дату и время… — бормотал себе бод нос Асакава, делая заметки. — Значит, никаких следов внешнего воздействия не было?

— Абсолютно. Просто на удивление. То есть, вообще ничего… Уж кому бы удивляться, так это мне…

— В смысле?

— Что? Да этот… покойник. У него на лице было какое-то жуткое удивление, что ли… потрясение.

В мозгу Асакавы пронзительно зазвенела струна. И все же внутренний голос отрицал самую возможность связи двух событий. Случайное совпадение, и не боле. Только и всего… Такси подъезжало к Синбаба.

— Вот за этим светофором. Сразу после поворота налево.

Машина остановилась, автоматически открылась дверь. Асакава протянул водителю две бумажки по тысяче иен и свою визитку.

— Асакава, корреспондент газеты «М-Ньюс». Если вы не возражаете, я бы хотел поподробнее вас расспросить о том инциденте.

— Конечно, пожалуйста, — охотно согласился Кимура. Он словно видел в этом свою миссию.

— Тогда я позвоню вам на днях.

— Хорошо, мой номер…

— Спасибо, я списал с карточки ваш рабочий телефон. К тому же, это совсем рядом.

Асакава вышел из машины и хотел было закрыть дверь, но застыл, собираясь с мыслями. Точнее, его пробрал необъяснимый страх. А может, не стоит совать нос куда не следует? Это ведь уже второй случай! Но его уже разобрал задор, и молча упускать лакомый кусок информации не хотелось абсолютно. Асакава снова спросил Кимуру:

— Скажите, а тот мотоциклист… Он действительно так мучился, что не мог снять шлем?

Огури — главный редактор, скривив физиономию, молча слушал доклад. Перед глазами у него снова стоял Асакава двухлетней давности — день и ночь стучащий на машинке как одержимый, с серьезным видом излагающий биографию «преподобного гуру» Кагэямы, попутно запихивая туда невесть откуда (явно не из интервью) взятые детали и подробности. Типичный параноик, которого в лучшем случае следовало бы направить к психиатру.

И время сейчас явно не подходящее. Два года назад все издательские конторы охватил небывалый бум оккультизма, когда столы в редакциях были буквально завалены «спиритическими» фотографиями и тому подобным ширпотребом. Всякий раз казалось, что весь мир сошел с ума, стоило только взглянуть на горы фальсификаций, выдаваемых за «вещественные доказательства» существования потустороннего мира. Огури и сам испытывал некоторые сомнения по части правдивости «строго научной» трактовки мироздания, но найти хоть сколько-нибудь убедительное свидетельство аномальных явлений не удалось и ему. Добровольные «информаторы» просто бомбардировали издателей своими «статьями», тем самым перевернув с ног на голову нормальное положение вещей. Каждый божий день редакция оказывалась, в буквальном смысле, безо всяких преувеличений, похороненной под слоем вновь доставленных посылок. Причем, абсолютно все они были заполнены оккультной мишурой. Объектом таких бомбардировок стала не только редакция «М-Ньюс». Одновременно с ней спиритическая лавина погребла громадный издательский конгломерат с простым названием «Японские СМИ». Страдали от этого явления все, а понять причины не удавалось никому. Издатели не пожалели сил и времени на анализ всей входящей корреспонденции, который показал, что большинство посланий оказались анонимными, как того и следовало ожидать, но все же «информаторы и очевидцы» скорей всего не писали по нескольку писем каждый. По самым грубым подсчетам, как минимум десять миллионов человек со всех концов Японии хоть раз, но посылали письма в издательства. Десять миллионов! Это число потрясло издательский мир. Сами письма, как правило, не содержали ничего особенно страшного, но их количество было поистине ужасающим. Иными словами, получалось, что отправителем писем был каждый десятый японец, однако среди людей, имеющих отношение к издательскому делу, равно как и среди членов их семей, их друзей и знакомых, подобных «писателей» не нашлось ни одного. Назрел естественный вопрос: что же, собственно, творится, и откуда взялись эти бумажные завалы? Редакторы все еще продолжали ломать головы, как вдруг волна схлынула сама собой, хотя никто так и не понял, что произошло. После непрерывного аврала длиною в полгода все вдруг оборвалось как страшный сон, работа редакций вернулось в нормальное русло, а писем такого рода больше никто не получил. Ни единого.

Солидному еженедельнику, выпускаемому газетным издательством, подобало выработать конкретную политику по отношению к подобным явлениям, и как редактор Огури обязан был ясно ее сформулировать. Решение его было следующее: неуклонно игнорировать. Вероятнее всего, первой искоркой всей этой истерии стала публикация в одном из журналов, которые Огури привык считать низкопробными. Как всегда бывает: кто-то где-то пропечатал сомнительные фотографии с комментариями «очевидцев», подстегнув тем самым творческие инстинкты активного читателя, что и привело к столь экстраординарным последствиям. Понятное дело — такая трактовка событий могла убедить далеко не каждого. Но, как бы то ни было, Огури должен был владеть ситуацией, а значит, и придумать ей мало-мальски рациональное объяснение.

Следуя решению главного редактора Огури, его подчиненные теперь не вскрывали конвертов, и все приходящие письма и посылки безропотно предавались огню. По отношению к читательской массе редакция заняла четкую и неизменную позицию, согласно которой оккультизму любого рода был объявлен решительный отворот-поворот, и всякий интерес к нему пресекался на корню. Потому ли, нет ли, но небывалый напор читательской корреспонденции постепенно стал проявлять признаки угасания. И в это самое время, вдруг откуда ни возьмись, объявляется этот идиот Асакава и начинает ворошить угли уже почти потушенного пожара. Огури пристально, исподлобья смотрел ему в лицо: ну-ну, решил расковырять мне старые раны?…

— Вот что, родной…

Огури всегда так обращался к собеседнику, когда не знал, что сказать.

— Вы только не подумайте, я прекрасно понимаю, что вас тревожит, но…

— Да нет… Кто спорит, тема интересная, тут все ясно. Интригует, захватывает и все такое… Но если в конце опять завоняет этой ерундой, то как прикажешь это расхлебывать?

«Этой ерундой»… Огури пока еще был уверен, что оккультный бум два года назад был целиком и полностью сфабрикован. И еще он чувствовал отвращение. После всех неприятностей он вряд ли смог бы избавится от предубеждения по отношению к любым проявлениям оккультизма.

— Да я, собственно, и не утверждаю, что тут какая-то мистика. Просто… вряд ли это может быть простым совпадением, вот в чем проблема…

— Совпадением, говоришь…

Огури, прикрыв уши ладонями, снова прокручивал в голове услышанное.

…Так. Племянница жены Асакавы, Тиэко Оиси, скончалась у себя дома в Хонмоку пятого сентября около одиннадцати часов вечера. Причина смерти — острая сердечная недостаточность. И это в девятнадцать-то лет, даже школу не окончив? В тот же день, в то же самое время, остановившись на красный свет на перекрестке перед вокзалом Синагава, падает с мотоцикла и умирает девятнадцатилетний студент. Причина — тот же сердечный приступ.

— Ну, не знаю. По-моему, чистое совпадение и ничего больше. А ты просто услышал от таксиста байку про аварию и случайно вспомнил о смерти племянницы жены… Что скажешь?

— Но послушайте… — Асакава чувствовал, что редактор «клюнул», — Этот мотоциклист — он же пытался снять шлем, когда метался в агонии!

— Ну и?…

— Так ведь и Тиэко, когда ее нашли мертвой, лежала, вцепившись себе в голову так, как будто пыталась разорвать ее на части. У нее в кулаках даже клочья волос остались.

Асакава несколько раз встречался с Тиэко. Как и все ее сверстницы, она крайне трепетно относилась к своим волосам, и каждый свой день начинала с мытья головы. Трудновато было поверить, чтобы она вдруг, ни с того ни с сего начала рвать на себе волосы… Кто-то, не ясно кто, заставил ее это сделать. Всякий раз, когда Асакава пытался представить себе, как обезумевшая Тиэко вырывает себе волосы, ему мерещилась тень невидимого кого-то. И тот ни с чем не сравнимый ужас, который, должно быть, переполнял ее…

— Короче, дорогой, ты достал уже со своими домыслами! Ты что, не понимаешь, что если намеренно искать совпадения, то даже в абсолютно несвязанных событиях, хоть что-нибудь — да найдешь? Ну, допустим: оба умерли от сердечного приступа. И мучились, само собой: в голову себе вцеплялись, шлем пытались сдернуть… И что? Ситуация — обычнее некуда!

Асакава помотал головой, хотя и чувствовал резонность аргументов редактора. Но просто отступить себе не позволил.

— Но послушайте, у них же в груди, в груди схватило. С чего бы им за голову-то хвататься?

— У тебя что, у самого инфаркт был когда-нибудь?

— Ну… не было.

— Ага! А у врача спрашивал?

— Что?

— Что, что… Хватаются за голову при инфаркте или нет.

Асакаве пришлось смолчать. На самом-то деле он консультировался с врачом, только ответ его не удовлетворил. Ни то, ни се: «Ну, не скажу, чтобы это было невозможно… Скажем, при инсульте или субарахноидальном кровотечении, одновременно возникают боли и в голове, и в животе».

— То есть, тут все от человека зависит. Допустим… ну, доняла человека алгебра — и один в башку себе вцепляется, а другой сигарету смолит. А кто-то, может, и живот чешет…

Огури говорил, крутясь на конторском стуле.

— В любом случае, ты же пока конкретных выводов не можешь сделать, так? И лишних колонок у нас тоже не водится. Ты же помнишь, что два года назад было. Нам сейчас на такой материал лучше не замахиваться. А так, конечно, пиши себе, если приспичило…

Да, тут можно согласиться. Что ни говори, а главный прав. Может, действительно, просто случайное совпадение. Но все-таки что-то здесь не так. И врач, в конце концов, только мычал да головой качал: явно затруднялся. По крайней мере, на лице у него было написано, что конкретно в его практике таких случаев не было.

— Хорошо, я понял.

На данный момент, лучше всего было просто молча удалиться. Пока не удалось объективно доказать наличие связи между этими двумя происшествиями, убедить редактора вряд ли будет возможно. «А если ничего не раскопаю, можно будет с чистой совестью обо всем забыть», — решил для себя Асакава.

Положив трубку, Асакава застыл, не снимая руки с телефона. В его ушах все еще звучал собственный голос. Отвратительное это чувство, когда приходится льстить без меры, выгадывая цвет лица человека на другом конце провода. Горделивый же его собеседник, царственным жестом принявший трубку из рук секретаря, слушал подробности предлагаемого плана, и по ходу разговора заметно теплел, смягчая интонации. Вот он уже, кажется, суетливо завертел головой, высчитывая возможную выгоду. Шутка ли: его трудовую биографию подробно опишут в журнале! Как раз с сентября под рубрикой «топ-интервью» начинала печататься серия статей, посвященных благим трудам и усилиям руководителей фирм, умудрившихся за одно правление поставить свою компанию на ноги. В принципе, удачно договорившись об интервью, Асакава мог бы и с большим удовлетворением положить трубку, но что-то на него давило. Тысячу раз слышанные обывательские россказни: «и страдали-то мы и терпели, и ума-то мы набирались, и шанс-то мы свой ловили». И ведь пока сам не рассыплешься извинениями и не раскланяешься, этой «истории успеха» конца не будет. Автора проекта Асакава ненавидел смертно. Он и сам кому угодно мог объяснить, что реклама необходима для поддержания издания на плаву, станет фундаментом для будущего роста и т.п. Но лично для него проблема прибыли была вторичной. Важно же для Асакавы было одно: есть интересная работа или нет. Если работа не требует воображения, то физически она может быть сколь угодно легкой, но психологически от нее нередко устаешь так, что жить не хочется.

Асакава направился в архив на четвертом этаже. Нужно было навести кое-какие справки о завтрашнем респонденте, но гораздо сильнее интересовало другое: он снова подумал о необъяснимой, но объективно существующей связи между теми двумя смертями. Он еще не знал, с какой стороны к этому подступиться, но едва удалось выкинуть из головы телефонный голос преуспевшего фирмача, как в мозг тут же просочился вопрос:

…Пятого сентября около одиннадцати вечера внезапно, без видимых причин умерли два человека. Но ограничилось ли дело двумя?

Если нет, если еще обнаружатся подобные происшествия, то вероятность случайного совпадения будет стремиться к нулю. Асакава решил поднять подшивки газет за начало сентября. Специфика работы заставляла его дотошно просматривать газеты, но в статьях социальной тематики он, как правило, прочитывал только «шапки» и запросто мог что-то упустить. Уж что-нибудь, да отыщется — должно отыскаться. Почему-то он был в этом уверен. Ему даже мерещился странный заголовок, увиденный в газете как раз месяц назад, где-то в уголке страницы, среди прочих социальных статей. Вспомнилось только место: кажется, слева внизу… Прочитав его тогда, он еще подумал «Ого!», но тут его зачем-то позвали, он оглянулся на голос и в общей суете забыл дочитать заметку.

Асакава начал с утренних газет за шестое сентября. Он не сомневался, что найдет зацепку, и читал с азартом подростка, ищущего сокровища. В полутьме архива даже от простого чтения газет испытываешь больший душевный подъём, чем от скучных мещанских интервью. Чем носиться снаружи, пересекаясь с разными людьми, Асакава предпочитал работать с материалами.

Так, теперь седьмое, вечер… Заметка была как раз там, где и он предполагал ее найти. Прижатая статьей о морской аварии с 39 жертвами, она была еще незаметнее, чем помнилось. Ничего странного, что тогда он ее пропустил. Сняв очки в серебристой оправе, Асакава приблизил лицо к странице, и читал, стараясь не пропустить ни единого слова, ни единой буквы…

7 сентября около 6 часов вечера, в г.Ёкосука, на пустыре, прилегающем к префектуральной автомагистрали Асина, водитель проезжавшего мимо легкого грузовика обнаружил легковую автомашину, на передних сидениях которой находились трупы молодых мужчины и женщины. О случившемся водитель сообщил в городское полицейское управление Ёкосука.

По номеру машины было установлено, что труп мужчины принадлежал 19-летнему слушателю абитуриентских курсов р-на Сибуя столичного округа Токио, а труп женщины — 17-летней ученице частной школы повышенной ступени р-на Исого г.Иокогама. Автомобиль был взят пострадавшим напрокат в Сибуя за два дня до происшествия.

В момент обнаружения машина была замкнута с включенным зажиганием. Предположительное время смерти — ночь на 5 сентября. Поскольку окна автомобиля были задраены, предполагалась, что пострадавшие уснули и умерли от недостатка кислорода, однако допускается возможность отравления, и делать окончательный вывод о причинах смерти было бы преждевременно. Версия об убийстве на данный момент исключается.