"Гимн Рождества" - читать интересную книгу автора (Спир Флора)

ЧАСТЬ 2 РОЖДЕСТВО В ПРОШЛОМ

Глава 2

Лондон, 1818

– Кэролайн, дорогая, проснись. Как ты можешь спать в такой чудесный вечер?

– Кто… что? – Кэрол отбросила последние обрывки дымки, пахнущей лавандой, в глубину сознания, чтобы понять, кто это говорит с ней. Голос был какой-то знакомый.

– Дорогая сестрица, ты задремала. – Молодое личико, обрамленное короткими завитками бледно-золотых волос, появилось перед растерявшейся Кэрол.

– Задремала? – повторила Кэрол и добавила, вспомнив:

– Нет, это затеи леди Августы.

– О Боже мой! – прожурчал голосок хорошенькой девушки. Склоняясь над Кэрол, она с трудом подавляла смех. – Неужели тетя Августа приготовила свои любимые целебные травы и дала тебе снотворного? Ведь ты должна не спать, а быстрее готовиться к балу!

– Тетя? – повторила Кэрол. – Какой бал?

– Рождественский бал, глупышка. Да проснись же, Кэролайн, ведь пора одеваться, а ты обещала, что только я буду тебе помогать. Выбирайся же из своего кресла скорее!

Кэрол ничего не оставалось, как подчиниться. Кресло с подушечкой на спинке было то самое, только обитое другой тканью, кресло, в котором она сидела за своей одинокой трапезой и позже – беседуя с призраком леди Августы. Но комната, в которой она теперь находилась, была совершенно другая. Это была роскошно обставленная, красивая и просторная комната, с бледно-голубыми обоями и богатым белым карнизом, шедшим по периметру потолка. По верху стенных панелей шел карниз попроще. В камине горел яркий и жаркий огонь, на широкой каминной полке пылали свечи; свечи горели и на столах, и в стенных канделябрах. А прежняя зеленая обивка на кресле превратилась в парчу ярко-голубого цвета.

– Все-таки тетя Августа права, – сказала белокурая девушка, приподнимая подол вечернего платья, лежащего поверх голубого покрывала на широкой, увенчанной балдахином кровати. – Персиковый цвет тебе идет больше, чем белый.

Само же это очаровательное создание было одето в белое платье с высокой талией, низким округлым вырезом и рукавчиками-буфами. На шее висел простой медальон на тонкой золотой цепочке, а серьги были из маленьких жемчужинок со свободно свисавшими жемчужинами-капельками. На личике у нее не было, кажется, и следа косметики. Хотя Кэрол никогда не видела эту девушку, она почувствовала, что любит ее, давно ее знает и что девушка играет важную роль в ее жизни.

– Снимай свой капот, – сказала девушка, берясь за пояс на талии Кэрол.

Взглянув вниз, Кэрол увидела, что на ней уже не было старого купального халата и фланелевой ночной рубашки. Вместо этого она была одета в бледно-желтое шелковое одеяние с кружевными оборками. Она позволила девушке снять его с себя и с изумлением увидела незнакомое белье. Вышитая льняная сорочка покрывала легкий корсет, в который были вставлены какие-то тонкие планки. Прозрачные чулки персикового цвета держались у колен на подвязках. На ногах были плоские туфли нежного персикового цвета.

– Вот, пожалуйста! – Девушка подвела Кэрол к кровати. – Подними руки. Теперь осторожней. Оно очень тонкое, а мы ведь не хотим его порвать.

Кэрол следовала указаниям молодой девушки без всякого сопротивления. Она стояла не шевелясь, а облако прозрачной бледно-персиковой ткани окутало ее голову, опустилось на плечи и упало до полу. С необычайной быстротой помощница Кэрол застегнула мелкие пуговки на спине. Потом легкими прикосновениями привела все в окончательный порядок.

– Вот. Разве я не замечательная горничная? Дорогая, ты никогда еще не была такой хорошенькой. Монфорт будет восхищен. Посмотри на себя.

– Монфорт?

Девушка повернула ее за плечи, и Кэрол посмотрела в высокое зеркало, стоящее в углу. То, что она увидела в этом зеркале, ее потрясло.

Лицо было ее, но каштановые волосы, говорить, чтобы не нести лунатический бред. Девушка в белом платье опять рассмеялась:

– И то и другое, ты же прекрасно знаешь. Мы трое и Монфорт договорились об этом. И нужно сказать, что тетя Августа очень хорошо все устроила: так много цветов и лучшие музыканты! Ну и потом, ей нравится Монфорт. Клянусь, она сама вышла бы за него, будь она помоложе.

Монфорт. Кэрол закусила губу. Эта хорошенькая девушка права: у нее действительно появилась привычка повторять ее слова. И только одно имя помогло ей понадеяться на то, что она сможет найти какой-то смысл в этой путанице.

– Тетя Августа? – переспросила она.

– Да. Она хочет оглядеть тебя, когда ты будешь готова. Держи. – И девушка взяла с кровати пару длинных белых перчаток и подала их Кэрол. Они доходили почти до плеч. Девушка помогла застегнуть пуговки.

– Теперь веер.

Эта принадлежность туалета была сделана из шелка персикового цвета, расписанного изящными цветами и листьями и натянутого на пластинки из слоновой кости.

– Ты пойдешь со мной? – Кэрол не знала, что лучше – чтобы девушка пошла с ней или чтобы она осталась здесь. Если тетя Августа – это та самая леди Августа, которую Кэрол знала и которая создала всю эту путаницу, Кэрол с удовольствием предстала бы перед ней, не беспокоясь о том, что ей говорить. С другой стороны, если это не леди Августа, Кэрол нужна поддержка этой девушки, которая, судя по всему, очень ее любит.

В этой юной особе было что-то мучительно знакомое, как будто Кэрол когда-то видела и слышала ее во сне или, может быть, мельком встречалась с ней в далеком прошлом. Кэрол попристальней посмотрела на девушку, жалея, что никак не рискнет спросить ее имя, но уместно ли устанавливать личность собственной сестры? Особенно если учесть, что Кэрол прекрасно знала – девушка ей не сестра. При мысли об этом Кэрол почувствовала что-то вроде сожаления. Совсем неплохо иметь такую сестру.

– Меня она уже осмотрела, – сказала девушка в ответ на вопрос Кэрол. – Иди одна. Я скоро приду. Хочу еще раз пройтись щеткой по волосам, чтобы выглядеть наилучшим образом.

– На тот случай, если лорд Симмонс появится на балу?

Ласковое поддразнивание, прозвучавшее в ее голосе, поразило Кэрол. В ее голосе слышится нежность!

– О да, я надеюсь, что он придет. – Мягкие голубые глаза засияли, нежные юные губы тронула робкая улыбка. – Если да, он пригласит меня на вальс.

– Да, тут есть из-за чего волноваться. И, сознавая, что она не может больше оставаться в этой комнате и оттягивать момент встречи с «тетей Августой», Кэрол вышла в длинный холл, освещенный свечами, горящими в настенных канделябрах.

Холл был ей незнаком, но она пошла туда, где свет был ярче, и вдруг узнала это помещение. Помогла лестница. Нельзя было не узнать этот красивый разворот ступеней и перил, коль скоро ты проходила здесь вверх и вниз по несколько раз за день в течение пяти с половиной лет. А впереди, в нескольких шагах, была дверь, ведущая в комнаты леди Августы. Глубоко вздохнув, Кэрол подошла к этой двери и постучала, надеясь, что не ошиблась. Дверь тотчас же отворила женщина средних лет в черном платье и белом переднике.

– Кто это? – спросил знакомый голос из глубины комнаты.

– Я, – ответила Кэрол, проскальзывая мимо служанки.

Убранство комнаты изменилось. На стенах – белые и кремовые панели, на высоких окнах – бледно-зеленые занавеси из тафты, на кровати – гармонирующие с ними занавеси, – но это определенно та же самая комната, в которой бывала Кэрол, служа у леди Августы в компаньонках. Женщина, сидевшая у туалетного столика перед шкатулкой с драгоценностями, явно походила на ту леди Августу, которую Кэрол знала прежде.

– Войдите и покажитесь мне, – велела леди Августа. – Мэри, вы можете идти. Я позову вас, когда будет нужно.

– Ой, мадам. – Сделав реверанс, служанка исчезла в дверях, оставив Кэрол наедине с женщиной, которую она считала призраком. А может быть, несмотря на сходство, это вовсе не был тот призрак, что явился к Кэрол в начале этого вечера? Кэрол решила быть осторожней.

– Добрый вечер, леди Августа. Услышав это приветствие, женщина за туалетным столиком подняла брови.

– В этом доме в этом веке тебе лучше называть меня тетей Августой. В противном случае все, кого ты знаешь, будут удивлены.

– А вы действительно та, за кого я вас принимаю? – спросила Кэрол. – Если так, то должна сообщить вам: я больше не желаю играть в эту игру, которую вы затеяли.

– В чем дело, Кэрол?

Услышав свое настоящее имя, Кэрол облегченно вздохнула, а потом разозлилась:

– Как вы смеете бросать меня одну, без всякой помощи, с девушкой, которая считает меня сестрой? Если бы у меня не хватило ума сохранять спокойствие и слушать, вместо того чтобы рассказать все, что я знаю, эта бедняжка потеряла бы рассудок. Как, по-вашему, воспримет она мое заявление, что я – жертва садистического трюка, который устроило привидение?

– Но ты не стала ее пугать, рассказывая правду, не так ли? Интересно почему. Может ли быть, что ты почувствовала некий проблеск сестринской нежности к этой девушке?

– Не надейтесь, – ответила Кэрол, – она для меня ничто. Кстати, как ее зовут? И почему она упорно зовет меня Кэролайн?

– Если она ничего не значит для тебя, зачем тебе знать ее имя?

– Вы перенесли меня сюда против моей воли, – сказала Кэрол, – и, видимо, отождествили меня с другим человеком. На мне одежда вроде той, которую могла носить какая-нибудь героиня Джейн Остин, а девушка, называющая меня своей сестрой, заявляет, что сегодня званый вечер в честь моего обручения. Я даже не знаю, кто мой жених! Если вы не хотите, чтобы я при гостях совершила какую-нибудь ужасную ошибку, которая смутит вас или эту бедняжку в соседней комнате, расскажите мне побольше.

– Что мне надеть вечером, рубины или сапфиры? – вопросила леди Августа. – Думается, к этому темно-синему подойдут сапфиры, но я вовсе не хочу затмевать тебя на твоем празднике. У тебя замечательное ожерелье, не так ли? Я помню, покойная матушка Монфорта часто его надевала. Ты знаешь, что это была одна из моих лучших подруг?

– Нет, – от раздражения Кэрол даже скрипнула зубами, – не знаю. Откуда мне знать?

– Да? – Леди Августа приподняла два ожерелья, одно из которых сияло рубинами и бриллиантами, другое – тяжелая золотая цепь – сверкало тремя крупными сапфирами в золотой оправе, усыпанной бриллиантами. – Так как ты думаешь, какое мне надеть?

– Наденьте эти чертовы сапфиры. Только расскажите мне то, что я должна знать, чтобы не свалять дурака на балу, на котором ожидается мое появление. А еще лучше – отошлите меня обратно, где мне следует быть.

– Ты до крайности нетерпелива. – Она приложила к груди сначала одно, потом другое ожерелье, глядя на свое отражение в настольном зеркале. – Думаю, ты права. Хорошо, пусть будут сапфиры. – Она застегнула ожерелье, встала и подошла к Кэрол. – А ты и находишься там, где тебе следует быть. Сейчас 1818 год. Ты живешь в Марлоу-Хаус, как это и было в то время.

– Кто же я? – вскрикнула Кэрол.

– Леди Кэролайн Хайд. Твоя младшая сестра – леди Пенелопа. Вы всегда были очень дружны и стали еще дружней с тех пор, как ваши родители погибли в дорожной катастрофе четыре года тому назад. Эти годы я, на правах тетки, слежу за вашим образованием и руковожу вами в обществе. Тебе посчастливилось сделать одну из лучших партий в этом сезоне, хотя в свои двадцать четыре года ты считаешься староватой для подобной удачи. Ты выходишь за Николаса Марлоу, графа Монфорта, который, по случайному совпадению, приходится дальним родственником моему покойному мужу.

– Он имеет какое-нибудь отношение к Николасу Монфорту, который приходится вам племянником? – Имя Монфорта Кэрол повторила особенно старательно.

– Который будет моим племянником в будущем веке, – поправила леди Августа. – Мой будущий племянник – прямой потомок лорда Монфорта.

– Но тогда люди, о которых вы говорите, совершенно реальны? – Кэрол помолчала, размышляя, потом продолжала:

– Значит ли это, что вы и я обитаем в телах других людей? Если так, то где теперь личности этих людей? Что вы сделали с леди Кэролайн? И с ее теткой?

– Пока мы находимся в этом времени, ты и леди Кэролайн, я и покойная леди Августа – одно и то же. Можешь не бояться за их безопасность. Тот, кто послал меня с этой миссией, не допустит, чтобы мы чем-нибудь повредили этим женщинам. При этом чувства, которые ты будешь испытывать, будут ТВОИМИ чувствами. То есть в конечном счете цель нашего посещения прошлого – расшевелить чувства, которые давно в тебе умерли, вызвать чувства, которых ты у себя и не предполагала.

– Эта затея представляется мне совершенно безнравственной, – заявила Кэрол, ничуть не укрощенная полученным объяснением, которое ее практическому уму показалось бессмыслицей. – Разве я не могу разрушить всю жизнь леди Кэролайн, если сделаю какую-нибудь глупость и ее жених расхочет на ней жениться?

– На этот счет можешь не волноваться. Монфорт не расторгнет помолвки. И пока ты здесь, ты никоим образом не сможешь изменить общий ход событий, разве только откроешь, что ты из будущего.

– Вы уверены? – Кэрол вспомнила научно-фантастический роман, в котором рассказывалось, как самые незначительные перемены в прошлом вызывали огромные перемены в будущем.

– Полностью. Хотя я и рада слышать, как ты выражаешь озабоченность судьбами людей, которых даже не знаешь. Уверяю тебя: все, что от тебя требуется, – это молчать о своем происхождении, держать глаза, уши, а главное – сердце широко открытыми и плыть по течению.

– Плыть по течению? – Кэрол удивленно рассмеялась. – Вот уж не подумала бы, что могу услышать от вас такие слова.

– Да, не правда ли? – На мгновение леди Августа выглядела очень довольной собой, потом снова стала деловитой:

– Слушай внимательно, Кэрол, ибо, прежде чем начнется бал, тебе нужно многое узнать, а Пенелопа может войти в любую минуту. Ты увидишь, что дом несколько изменился. Настоящий Марлоу-Хаус вдвое больше того, который ты знаешь. Его перестроили после второй мировой войны и превратили в два дома, с тем чтобы второй дом можно было сдавать.

Затем последовал залп сведений о семействах Марлоу и Монфорт, какими они были в начале XIX века, одновременно с перечнем строгих правил этикета того времени. Через десять минут Кэрол воскликнула:

– Не думаете ли вы, что я смогу все это запомнить?

– Если запутаешься, советую глубоко вздохнуть, расслабиться и позволить инстинктам леди Кэролайн руководить собой.

– Это безумие! Вы же знаете это, не так ли?

– Мне это кажется совершенно несложным. – Эти слова старой дамы прозвучали несколько самодовольно.

Леди Августа повернулась к зеркалу, чтобы надеть сапфировые серьги, подходящие к ожерелью. Затем последовал золотой браслет с сапфирами, надетый поверх белой перчатки. Разведя руки, леди Августа опять повернулась в Кэрол:

– Как я выгляжу? Обожаю модные картинки этого времени. Высокая ампирная линия талии разрешает проблемы с фигурой, которые неизбежно возникают перед женщиной среднего возраста.

– По вашему поведению не скажешь, что вы в отчаянье пытаетесь спасти свою душу. Мне кажется, вам все это очень нравится! – Кэрол оглядела высокую стройную фигуру в темно-синем платье.

Огонек, вспыхнувший в глазах леди Августы, заставил Кэрол сильно смягчить слова, которые готовы были сорваться с ее языка и которые она считала себя вправе произнести, если учесть, что с ней сделали против ее воли.

– Вы выглядите прекрасно. У вас изменился цвет волос. Они теперь не совсем седые, скорее соль с перцем. Леди Августа, то есть тетя Августа, вы уверены, что сегодня вечером я не сделаю какой-нибудь дурацкой ошибки?

– Я совершенно уверена, милочка. – Услыхав легкий стук в дверь, леди Августа посмотрела поверх плеча Кэрол. – А вот и Пенелопа. Вы опаздываете, мисс. Спускаемся вниз? Скоро начнут съезжаться гости.

Когда она сходила по лестнице, Кэрол поняла, что имела в виду леди Августа, сказав, что Марлоу-Хаус изменился. Входной холл с черно-белыми мраморными плитами, расположенными в шахматном порядке, был в два раза больше, чем тот, который помнила Кэрол. С одной стороны холла была приемная, куда вела широкая дверь в виде арки, которой уже не существовало во времена появления Кэрол в этом доме в XX веке. За приемной был большой зал, сверкающий великолепием кремовых стен, багетом из позолоченных лепных листьев, зеркалами и канделябрами, украшенными по случаю праздника зеленью и пылающими сотнями тонких восковых свечей. Вдоль стен стояли золоченые стулья для пожилых дам и для нетанцующих гостей. Паркетный пол был навощен и натерт до блеска.

Двойные двери в конце зала вели в огромную столовую, где должны были подать поздний ужин. Еще одна комната была уставлена столиками для карточной игры. За столовой, в той части дома, которую Кэрол хорошо знала, библиотека давала возможность уединиться и отдохнуть тем, кто устал от толпы. Позади дома был большой сад, окруженный стеной.

Рассматривая дом, еще не подвергшийся перестройке, Кэрол поняла, почему она не узнала верхний холл. Спальня леди Кэролайн помещалась именно в той половине здания, которой уже не существовало во времена Кэрол.

– Какая жалость, что все это не сохранится, – тихо сказала она леди Августе.

– Налоги, – так же тихо, но решительно ответила та. – Налог на наследство моего деда. Посягательства современной жизни на старинные привилегии. Жаль, я согласна с тобой, тем более что впоследствии мой отец нажил огромное состояние, и оно позволило бы ему сохранить дом в прежнем виде. Впрочем, в конце двадцатого века никто не устраивает больших балов. – И, понизив голос, леди Августа добавила:

– Кэролайн, кажется, идет ваш жених.

– Я не могу… я не готова…

– Готова или нет – вот он. Добрый вечер, Николас.

– Миледи. – Николас Марлоу, граф Монфорт, склонился над рукой хозяйки, затем поцеловал ее в щеку.

– Чем целовать такую старуху, как я, лучше бы поцеловали Кэролайн. – И леди Августа легко ударила его по руке сложенным веером.

– С удовольствием, миледи. – Монфорт повернулся к Кэрол, устремив на нее блестящие глаза.

От этого взгляда у Кэрол закружилась голова. Монфорт был высок, широкоплеч, тонок в талии. Черный вечерний костюм был сшит у хорошего портного в том строгом стиле, который ввел в моду лорд Бруммель. Черные вьющиеся волосы были коротко подстрижены, нос аристократически удлинен, а рот, казалось, был создан для улыбки. Или для поцелуев.

Взяв Кэрол за руку, обтянутую перчаткой, он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, как велела леди Августа. Кэрол уловила запах лимонного одеколона.

– Пожалуйста, попробуйте улыбнуться, – прошептал он ей на ухо, – я же не чудовище.

Она чувствовала на своей руке силу и жар его пальцев, проникавшие через безукоризненно белую лайку его перчатки. Он выпрямился.

Кэрол смотрела на него не отрываясь, не в силах заговорить.

– Как романтично! – воскликнула Пенелопа, прижав руки к груди. – При виде жениха моя чувствительная старшая сестрица потеряла дар речи!

– Здравствуйте, милочка Пенни! – улыбнулся Монфорт будущей сестре. – Увидев вас сегодня, все молодые люди просто впадут в любовное исступление! – И он потрепал засмеявшуюся Пенелопу за подбородок.

– Монфорт, – остановила его леди Августа, – я буду вам весьма признательна, если вы переключите ваше внимание на мою старшую племянницу. Разумеется, в том случае, если вы не собираетесь заводить гарем.

– Ах, тетя Августа, какая возмутительная идея! – вскричала Пенелопа, все еще продолжая смеяться. – Я уверена, что для Монфорта не существует никого, кроме Кэролайн.

– Никого, уверяю вас. – Никола взял Кэрол под руку. – Если бы я сделал предложение вам. Пенни, полагаю, вы отказали бы мне и тем разрушили бы мне сердце. Если не ошибаюсь, ваши пристрастия отданы молодому Симмонсу, который, как я понял, прибудет на бал с твердым намерением протанцевать с вами вальс.

Личико Пенелопы покрылось густым румянцем, но Монфорт этого не заметил. Его внимание было устремлено на Кэрол, и, как ей показалось, вовсе не потому, что он был поражен ее прелестью. В его взгляде было нечто преднамеренное.

– Кэролайн, вы как будто чем-то расстроены? Что-то случилось?

– У меня просто немного кружится голова от волнения.

На самом же деле Кэрол думала о том, каковы на самом деле чувства этого человека к леди Кэролайн Хайд. Ей было ясно, что леди Августа была просто очарована им, а его слегка насмешливое обращение с Пенелопой выражало лишь нежность к будущей свояченице, невинной девушке, к тому же много моложе его. Но каковы отношения Кэролайн и лорда Монфорта, этого она не понимала. Жаль, что она не спросила у леди Августы, получила ли Кэролайн Хайд наследство от родителей и богат ли Монфорт.

– Я счастлив, что вы надели мое ожерелье, мой подарок.

Монфорт смотрел на жемчуг и сапфировую застежку, потом его глаза скользнули ниже, к глубокому вырезу ее платья, и Кэрол почувствовала, что он наслаждается запахом ее кожи. Она ощутила легкое дрожание его руки, на сгибе которой все еще лежали ее пальцы. Эта дрожь передалась и ей.

«Боже, – подумала Кэрол, – во что меня втянула эта леди Августа! Как я буду сопротивляться этому человеку, если он решит, что его невеста должна принадлежать ему до свадьбы? Или Монфорт и леди Кэролайн уже любовники? Да какое мне дело? Эти люди ничего для меня не значат».

Но долго раздумывать ей не пришлось. Стали прибывать гости. Леди Августа повела племянниц в приемную, где они стали в ряд, чтобы встречать тех, кто приехал поздравить обрученных. Монфорт стоял между леди Августой и Кэрол, по другую руку Кэрол стояла Пенелопа. Кэрол была не в восторге от такого расположения, поскольку леди Августа не могла потихоньку информировать ее о тех, кого она должна была приветствовать, а ведь предполагалось, что большинство из них она знает в лицо. Кэрол нашла выход в вежливой болтовне – точно такая же болтовня звучала на званых вечерах с коктейлями, которые когда-то устраивали ее родители.

С каждой минутой Кэрол все сильнее ощущала присутствие мужчины рядом с собой, и в то же время она слушала – с вежливой улыбкой и несколько невнимательно – пожилого джентльмена, которого Монфорт назвал лордом Феллонером. Он сообщил ей, что погода для этого времени года была чересчур холодна. По подагрической боли в большом пальце на ноге, сказал лорд Феллонер, он может предсказать, что еще до Рождества будет сильный снегопад.

– Бог мой, – сказала Кэрол старому лорду, – я была так занята в последнее время, что совершенно забыла о числах. Сколько же осталось до Рождества?

– Еще ровно три дня, – последовал ответ, – держу пари, что Монфорт задумал для вас какой-то особенный подарок. Ха-ха-ха! Я-то знаю, что подарил бы вам, будь вы моей невестой.

Кэрол стоило многих усилий не покраснеть от этих слов, и она старалась не смотреть на Монфорта, чтобы не видеть, как он на них реагирует. Вместо этого она протянула руку следующему гостю, шедшему вдоль их ряда. Гостей было очень много, и ей показалось, что она упадет в обморок от окончательного изнеможения прежде, чем все они пройдут через приемную в зал. Она подумала, что лицо у нее станет морщинистым от бесконечных улыбок.

По крайней мере, ей не нужно было почти ничего делать, чтобы не поставить в неудобное положение ни себя, ни кого бы то ни было. Первое серьезное затруднение возникло, когда настало время открывать бал в паре с женихом. Монфорт взял ее за руку и, не сказав ни слова, повел по блестящему полу на середину бального зала.

– Надеюсь, это вальс, – сказала Кэрол, раздраженная его долгим молчанием и боясь того, что может произойти через несколько минут.

– Вы прекрасно знаете, что любой бал открывается менуэтом, – холодно сказал Монфорт. – Музыку менуэта выбирали, как мне кажется, несколько дней тому назад.

– Если это так, то мне ничего не сказали. Кэрол не трогалась с места, и глаза всех гостей устремились на нее. Она не умела танцевать менуэт. Какие еще танцы были популярны в эту эпоху, она тоже не знала. Ей представились сложные па и запутанные фигуры, и она поняла, что будет выглядеть совершенно по-идиотски, если попытается танцевать. Жених ее, вероятно, будет недоволен. Но вот вальс танцевать она умела.

– Кэролайн. – Глаза Монфорта потемнели от гнева, и она убедилась, что ему нет никакого дела до леди Кэролайн Хайд. Он женится не по любви, а по какой-то другой причине. Не нужно заглядывать в свое далекое прошлое, чтобы понять, что это за причина. Она выпрямилась, вздернула подбородок и посмотрела ему в глаза.

– Я буду танцевать вальс, или я вообще не буду танцевать. Это бал в честь МОЕЙ помолвки. Я открою его так, как хочется мне.

Она увидела, что он пришел в бешенство. И еще кое-что она увидела. В глубине его глаз промелькнула насмешка и что-то вроде уважения.

– Миледи, а не попытаетесь ли вы изменить также текст клятвы, которую мы будем давать перед алтарем?

– Там видно будет. Я говорю сейчас не о том, что будет дальше.

– Неужели? – Несколько мгновений Монфорт изучал ее лицо, потом повернулся на каблуках и пошел прочь.

Кэрол замерла, не зная, что делать, опасаясь, что он решил бросить ее одну среди зала. Монфорт что-то сказал лакею, а тот поспешил к хорам, где расположился оркестр. Потом, к великому облегчению Кэрол, Монфорт подошел к ней:

– Если вы изволите подождать, пока музыканты переменят ноты, они сыграют вальс.

– Благодарю, милорд.

Кэрол старалась, чтобы ее голос звучал ровно и не дрожал. Заиграла музыка, сильные руки обхватили ее. Теперь она должна была слушаться его, но делала она это с удовольствием – он был прекрасный танцор.

– Вы меня поражаете, – сказал Монфорт, кружась с ней по залу.

– Чем же, милорд? – Кэрол решила, что самым безопасным будет придерживаться прохладного, независимого тона. С первой же минуты их встречи она поняла, что Монфорт опасен для нее. Если она не поостережется, он может поколебать душевное равновесие, которое она обрела с великим трудом после того, как любимый человек нанес ей такую рану. Давным-давно она поклялась, что никогда больше не допустит этого в свою жизнь. Даже если размякнет и позволит себе какие-то чувства к мужчине, было бы чистым безумием давать волю этим чувствам в подобной ситуации.

– Я думал, что хорошо знаю вас, – ответил Монфорт на ее вопрос, – но сегодня вас как будто подменили.

– Как это, милорд?

– До этого времени вы никогда ничего от меня не требовали.

– Возможно, мне нужно было сделать это гораздо раньше. Если время от времени предъявлять человеку какие-либо требования, это будет полезно для его души.

Кэрол заметила, что уголки его губ начали приподниматься в улыбке, но он быстро подавил свою веселость и заговорил очень строго:

– Я полагал, что найду в вас такую покорную жену, как мне нужно, которая принесет мне приданое и не будет вмешиваться в мою жизнь.

«Ах ты несчастный самец, шовинист свинячий!» – она чуть не произнесла этого вслух, но вовремя остановила себя. Конечно, он и самец и шовинист: в начале XIX века все мужчины были такими, и особенно английские аристократы, свято верившие, что мир принадлежит им. Наверное, у него есть парочка любовниц, для которых он снимает хорошенькие квартирки здесь же, в Лондоне, он будет навещать их, покинув супружеское ложе, и это будет в порядке вещей. Кэрол решила дать бой за леди Кэролайн.

– Господи Боже, сэр, – сказала она насмешливо, взмахнув ресницами, – для чего же и существует жена, как не для того, чтобы мешать развлечениям мужа? – Надеюсь, вы выполните условия нашего брачного договора?

– А если нет? – Кэрол остановилась, бродив Монфорта на середине фигуры вальса с поднятой ногой. На миг его лицо показалось ей похожим на грозовую тучу, и она почти была уверена, что он сокрушит ее молнией. Неожиданно он улыбнулся. Схватив обе ее руки, он поднес ее пальцы к своим губам. Сторонний наблюдатель подумал бы, что он восхищается какими-то словами своей невесты или поздравляет ее с остроумным замечанием. Но говорить он начал сквозь зубы и так тихо, что Кэрол едва слышала его слова:

– Не знаю, Кэролайн, в какую игру вы играете, но я не позволю вам устраивать сцены и потешать сплетников.

– Расторгните помолвку, если вам не нравится мое поведение.

– Не расторгну, – сказал он, все так же улыбаясь своей прекрасной сияющей фальшивой улыбкой. Он вел разговор так, чтобы наблюдавшие за ними подумали, что он шепчет ей нежные признания. – И вам не позволю сделать это. Мы заключим сделку, Кэролайн, и вы будете выполнять все ее условия. Все.

Конечно, она не могла разбить чужую помолвку. Это поставит в затруднительное положение леди Кэролайн, когда сама Кэрол отбудет в свой век, а леди Кэролайн станет женой этого человека. Кэрол мало знала о брачных законах этой эпохи, но подозревала, что у мужа было право распоряжаться и женой, и ее состоянием, и, может быть, каждой минутой ее жизни. Ради леди Кэролайн нужно быть осторожной. Но она не хотела сдаваться полностью.

– Боюсь, у меня от всех этих волнений кружится голова. Если бы я могла побыть одна хотя бы несколько минут, я почувствовала бы себя в своей тарелке. Я, видимо, пройду в библиотеку.

– К вашим услугам, сударыня. Я провожу вас. – Монфорт поклонился, и Кэрол ответила ему реверансом, которому ее научили в школе танцев. Когда он провожал ее из зала, музыканты заиграли новый танец. Мужчина толпились вокруг нее, приглашая ее на танец, но прежде чем девушка успела сказать что-либо, Монфорт принес за нее извинения. Вслед им устремились понимающие взгляды. Пожилые леди зашептались у нее за спиной.

– Прилично ли будет закрыть дверь? – спросила Кэрол, оказавшись наедине с Монфортом в библиотеке. – Не стоит ли пригласить сюда кого-нибудь? Может быть, тетю Августу? – спросила она с надеждой.

– Я предъявлю свои права жениха и скажу, что хочу немного побыть с вами наедине, – ответил Монфорт. Закрыв дверь, он подошел к ней с угрожающим видом человека, который решил быть ведущим в разговоре. – Итак, Кэролайн, я хочу, чтобы вы поняли, что я не разрешу вам нарушить слово, которое вы мне дали.

– Я никогда в жизни не нарушала своего слова, так же, как и мой отец. Подобным предположением вы меня оскорбляете.

– Рад слышать это. Некоторые мужчины полагают, что у женщин нет чувства чести. Я к ним не отношусь. Я ожидаю от своей жены честного поведения.

– Монфорт, вы женитесь на леди Кэро… то есть на мне, из-за денег?

– Это вряд ли вероятно, если учесть, насколько мое состояние больше вашего. – Он смотрел на нее так, словно пытался разгадать все ее тайны. – Всю свою жизнь вы знали, какое у меня состояние. Почему же вы спрашиваете о нем сейчас? Кэролайн, сегодня вы сами на себя не похожи.

– Это истинная правда. – Она вздохнула с облегчением, узнав о его богатстве, и продолжала более дружелюбно:

– Простите меня. Я сказала не подумав.

– Скажите мне, в чем дело, и я постараюсь помочь вам.

– Если я это сделаю, вы и в самом деле подумаете, что я сошла с ума. – Его испытующий взгляд чуть смягчился, и, заметив это, она всерьез собралась было рассказать ему о своем положении. Но тут же передумала. Монфорт не поверит в эту странную историю. Кроме того, если Кэрол через несколько часов вернется в XX век, бедной леди Кэролайн придется дать ответ за все эти невероятные поступки, которых она, скорее всего, и понять-то не в состоянии. Все решат, что леди Кэролайн сошла с ума.

Для Кэрол было совершенно ново думать не только о себе, но и о другом человеке, и притом добровольно, без всяких надежд на награду, кроме разве чужого благополучия. Это ее утомляло. Она подняла руку, чтобы потереть лоб. Монфорт придвинулся к ней, как бы желая защитить ее от чего-то.

– Теперь вы, конечно, понимаете, что можете мне доверять? – спросил он.

– Могу ли? Как я хотела бы в это верить!

– Откуда эта внезапная неуверенность, если в тот день, когда вы согласились на нашу сделку, вы не выразили ни малейшего сомнения?

– Освежите мои воспоминания, Монфорт. Объясните в точности, что это за сделка и почему я согласилась на нее.

– Вы не могли забыть подробностей, столь важных для вашего будущего и для будущего вашей сестры.

– Возможно, мне хочется услышать их от вас, чтобы убедиться, что ВЫ не забыли.

Кэрол помолчала, надеясь, что он сообщит хоть какие-то факты, которые предохранят ее от ошибок. Ведь расплачиваться за эти ошибки придется леди Кэролайн. Она заглянула ему в глаза и улыбнулась:

– Будьте снисходительны к моей глупости, Монфорт, прошу вас.

– Вы кокетничаете? Совершенно на вас не похоже. – Он был в замешательстве. Потом сказал:

– Что же, если вы решили выслушать все еще раз, пожалуйста. Наши отцы всю жизнь были друзьями. После смерти вашего отца мой отец сделал все возможное, чтобы устроить вашу жизнь и жизнь вашей сестры. Именно мой отец попросил леди Августу взять вас к себе, с тем чтобы она была вашей наставницей в светской жизни. Сначала она отказывалась, считая, что это доставит ей много хлопот и будет дорого стоить. Мне нет надобности говорить вам, что леди Августа бывает по временам скупа до неразумия. Тем не менее я уверен, что она никогда не жалела о том, что согласилась. Она сделала все возможное, чтобы ввести вас в общество как полагается и найти мужей для вас обеих. После смерти отца ко мне перешел титул графа Монфорта вместе со всеми отцовскими обязанностями. – Монфорт помолчал.

– Вы хотите сказать, что женитесь на мне из жалости? – Вызов, прозвучавший в ее голосе, заставил его резко поднять голову.

– Вовсе нет. Благодаря отсутствию крупного состояния вы необычайно удобная жена. Отец одобрил бы наш брак. У нас с вами всегда были дружеские отношения. Поскольку мне нужен наследник титула, наш брак – разумное разрешение множества проблем.

– Я должна произвести для вас наследника, – уточнила она.

– А также еще одного-двух детей, – добавил он, – поскольку дети часто умирают в первые годы жизни. Лучше быть уверенным, что после меня останется хотя бы один взрослый наследник. Со своей стороны я оформил прекрасное завещание в вашу пользу, так что даже если я умру в молодости, вы никогда не будете нуждаться в деньгах. А пока мы живем вместе, я обещаю содержать вас так, как подобает графине Монфорт.

– Вот как, – пробормотала Кэрол, – денежное обеспечение в обмен на использование моего тела для производства ваших наследников. Практично. Но какой хладнокровный подход к устройству семейной жизни!

– Вы согласились на него так же хладнокровно, как я его предложил. Впрочем, мне показалось, что вы рады моему предложению – на свой бесстрастный манер. И потом, речь идет ведь и о вашей сестре.

– А что такое? – В голосе Кэрол послышалась готовность к обороне, которую она и не пыталась скрыть. Эта славная девушка заслуживала того, чтобы старшая сестра ее защищала. Кэрол не раздумывала, откуда взялись эти чувства, они просто появились, пока она слушала Монфорта.

– В день нашей свадьбы я назначу Пенелопе солидное приданое, чтобы она могла сделать хорошую партию. Не удивлюсь, если ей сделает предложение лорд Симмонс.

– Значит, я выхожу замуж ради сестры?

– Я питаю слабую надежду, что наше соглашение приятно вам и ради вас самой. – Казалось, он был в затруднении. – Вам трудно выйти замуж с вашим маленьким, приданым, а так как вы несколько старше того возраста, который предпочтителен для вступления в брак и у вас нет других подходящих поклонников, то… – Он замолчал, но Кэрол легко представила себе, что он мог сказать. В это время и в этой стране замужество и материнство были единственной достойной карьерой для знатной женщины. У леди Кэролайн нет выбора. Лорд Монфорт красив, хорошо воспитан и богат. Это прекрасная партия – только любовь не является частью этого уравнения. Кэрол стало жаль леди Кэролайн.

– Какое четкое деловое соглашение, – подумала она вслух.

– Я тоже так считаю. – Он взял ее пальцем за подбородок и повернул ее лицо к себе. – Считал до этого вечера. Вы превратились в другого человека, и я едва узнаю вас.

– Вас сердит эта перемена? – прошептала она, почти не дыша, потому что он был так близко.

– Она меня интригует. Я знаю – вы достаточно любите сестру, чтобы пойти для нее на все, даже на замужество с человеком, которого считаете чем-то вроде повесы. Я думал, что хорошо знаю вас, Кэролайн, и знаю, чего от вас ожидать. Никогда не предполагал, что за вашим чинным поведением скрывается столь живой нрав.

Его губы были так близко, что Кэрол охватила паника.

– Недавно я узнала больше, чем мне хотелось бы, о живых нравах, – заявила она.

– Да? Перемены, происходящие с вами, становятся особенно привлекательными в данный момент. Не позволите ли испытать ваш новообретенный нрав?

– Думаю, что это неразумно. – Она произнесла эти предостерегающие слова, задыхаясь так, что они вовсе не походили на предостережение.

– Почему нет, если я ваш будущий муж? – Обняв ее за талию, он притянул ее к себе. – Кто осмелится порицать меня? Ведь я попробую то, что скоро будет полностью моим?

Кэрол чувствовала мускулистую плотность его тела. Это нужно прекратить сейчас же. Ее испугало, что она совершенно не защищена от обаяния красивого мужчины, как ей представлялось. А этот человек принадлежал к тому же другой женщине.

Она приготовилась бурно запротестовать. – Милорд, я не… – Слишком поздно. Его губы коснулись ее губ, пальцы, которыми он держал ее за подбородок, впились в ее короткие кудряшки, не давая ей отвернуться. Его рука еще крепче сжала ее талию.

Более шести лет прошло с тех пор, как ее целовал мужчина, и никто никогда не целовал ее с таким знанием дела. Сопротивляться было бесполезно. Он был гораздо сильнее. Но ужас заключался в том, что ей вовсе и не хотелось сопротивляться. Застонав, она разняла губы.

И обняла его с безнадежным отчаяньем. Пусть ею руководят чувства.

Губы его были страстны и горячи, и Кэрол отвечала ему со все возраставшей готовностью. Она растворялась в его желании. Они стояли, прижавшись друг к другу. Кэрол поднялась на цыпочки, чтобы достать до его губ. Поцелуй длился так долго, что она потеряла всякое ощущение времени и чувствовала только блаженство. Когда он наконец оторвался от ее губ и поднял голову, лицо его было страстно напряженным, а серые глаза говорили о желаниях, слишком примитивных для цивилизованного человека.

– Господи, Кэролайн, – как-то проскрежетал он, – как я мог так ошибаться в вас? Никогда не предполагал, что вы способны на такую реакцию! О, как я хочу вас!

Он спрятал лицо у нее на груди. Она все еще обнимала его, прижимая к себе, – нет, требуя поцелуев, которыми он покрывал ее тело у выреза персикового платья.

– Я не знала… не представляла себе, Монфорт!

– Николас, – простонал он, – меня зовут Николас. Зовите меня по имени.

– Николас. – Она закрыла глаза, чтобы лучше ощущать происходящее. – Николас!

– Ай да Николас! – раздался осуждающий голос леди Августы. – Монфорт, как вы себя ведете с моей племянницей?

Он поднял голову, и на мгновение в его глазах появилось то же примитивное выражение, только теперь это была жгучая ярость. Кэрол знала, что он чувствует. Ее тоже рассердило вмешательство леди Августы. Ей захотелось крикнуть, чтобы та убиралась вон и оставила их в покое.

– Итак, Монфорт? – Голос леди Августы стал еще резче, и по шелесту шелка Кэрол поняла, что та приближается.

Монфорт медленно выпрямился, загораживая Кэрол широкими плечами, пока она не привела себя в порядок. Затем он так же медленно повернулся, по-прежнему прикрывая девушку своим телом и давая ей возможность прийти в себя.

– Милорд, я к вам обращаюсь!

– Простите, леди Августа. Я не сразу услышал вас, потому что целовал свою будущую жену.

– Вижу. – Леди Августа устремила взгляд в сторону Кэрол. Благодаря неторопливости Монфорта она могла ответить старой даме довольно спокойным взглядом.

– Полагаю, вы получили удовольствие, – сказала леди Августа Николасу, не сводя глаз с Кэрол.

– Я нахожу, что это восхитительнейшее ощущение, – ответил Николас, – я намерен испытывать его как можно чаще.

– Кэролайн, я хочу поговорить с вами. – Леди Августа не сводила с Кэрол обвиняющего взгляда.

– Вы должны простить нас, сударыня, – возразил Николас, – но Кэролайн обещала мне следующий танец, и я не желаю оставаться разочарованным.

Повернувшись к Кэрол, он протянул ей руку:

– Надеюсь, моя дорогая леди, что следующий танец за мной?

И взглядом дал ей понять, что отныне между ними существует заговор – заговор страсти.

– Да, милорд. – Кэрол положила пальцы на его согнутую руку, и он повел ее в зал мимо леди Августы, стоявшей с открытым ртом и словно потерявшей дар речи.