"Гимн Рождества" - читать интересную книгу автора (Спир Флора)

Глава 7

Лондон, 1993

Она проснулась от того, что по ногам сильно потянуло холодом. Первые мгновения Кэрол сидела не шевелясь в старом кресле перед кучкой мертвой золы, в которую превратился вчерашний огонь. Она пыталась сообразить, где она. Все ее тело окоченело и затекло, будто она долго спала в одном положении и без одеяла. В голове была полная путаница, и самая простая мысль казалась неимоверно сложной.

Заметив слабый серый свет, проникавший в комнату сквозь щель между занавесями, она вскочила и, отдернув их, посмотрела на маленькую площадь перед Марлоу-Хаус. Туман исчез, солнце сияло, и яркие разноцветные лампочки на рождественской елке, стоявшей посреди площади, мерцали, когда ее ветки шевелились от утреннего ветерка. Деловито шли ранние прохожие, одетые в одежду XX века.

– Что случилось? – Отвернувшись от Этой веселой картинки, Кэрол оглядела свою обшарпанную, некрасивую комнату. – Что я здесь делаю? Я же была в голубой спальне, рядом с комнатой Пенелопы. Это, наверное, комната прислуги, но почему я здесь?

Только когда она распахнула дверь и вышла в холл, память стала к ней возвращаться. Она увидела стену, которая вскоре после второй мировой войны разделила некогда просторный Марлоу-Хаус на два дома поменьше. Голубая спальня – спальня леди Кэролайн Хайд – была по ту сторону этой толстой стены, этажом ниже.

– Так это был сон? Разве это возможно? Такой долгий и подробный! – Кэрол вернулась к себе и закрыла дверь, глубоко задумавшись, по-прежнему плохо понимая происходящее. – Должно быть, сон. Другие варианты просто немыслимы. Призрак леди Августы? Смешно. Я не верю в призраки. Ни один разумный человек в них не верит. Наверное, я чем-то отравилась. Несвежая пища может вызвать кошмары.

На столике у кресла стояла тарелка с полусъеденным куриным супом, поверх бульона плавал тоненький почерневший кусок гриба. Подняв над блюдом куполообразную металлическую крышку, Кэрол увидела застывшую смесь из цыпленка и овощей. Нетронутый кусок яблочного пирога выглядел так же неаппетитно. Кэрол быстро опустила купол на место.

– Если я ничего не ела, значит, и отравиться не могла, – решила она. – В жизни не слыхала, чтобы на пустой желудок снились дурные сны. Скорее, я не смогла бы уснуть не поев. Так что же произошло ночью? И какой ночью – этой или прошло несколько дней?

Она опять опустилась в кресло, напряженно раздумывая и пытаясь вспомнить во всех подробностях свое путешествие в начало XIX века. Должно же быть рациональное объяснение этим событиям! Она ведь помнила их так живо, так подробно! Призрачное появление леди Августы поздно вечером… Пенелопа… Николас…

Николас. Ее пронзила резкая боль, горечь и чувство ужасного одиночества наполнили сердце. Путаница все еще не прояснилась, но в одном она была твердо уверена: любовь, которую она испытывала к Николасу, реальна.

– Николас, – прошептала она, – любовь моя. Мой дорогой, мой утраченный любимый. – Слезы потекли по лицу. Она не вытирала их. Она съежилась в кресле, ища утешения в его знакомых объятиях. Она плакала до тех пор, пока Нелл, горничная, не постучала в дверь и не вошла с подносом, неся Кэрол завтрак. Тогда Кэрол быстро вытерла лицо рукавом купального халата и села, немного выпрямившись и притворяясь более спокойной, чем была на самом деле.

– Вы уже не в постели? – удивленно спросила Нелл и добавила, приглядевшись:

– Нет, вы ЕЩЕ не в постели. Вы так и не ложились, да? Всю ночь просидели в этом допотопном кресле? Ох, мисс, вы заработаете пневмонию или чего похуже, если не будете держать себя в тепле.

– Я не больна. Просто немного озябла. – Только это Кэрол и смогла из себя выдавить, но ей не хотелось беспокоить девушку. Нелл очень старалась скрасить пребывание Кэрол в Марлоу-Хаус, и Кэрол понимала, что могла бы платить ей большей любезностью. Впервые она почувствовала себя виноватой перед Нелл.

– А вы попейте чаю, покушайте, вам и станет лучше, – посоветовала девушка. – Горячая ванна тоже не помешает, – добавила она, наливая чай и подавая его Кэрол.

Та глянула на горничную сквозь парок над чашкой и подумала, что она удивительно похожа на Эллу, которая прислуживала ей в последние дни.

– Нелл, – спросила она, – а какой сегодня день?

– Среда, двадцать второе декабря. Еще три дня до Рождества. Понятно, что вы забыли, какой сегодня день: вы так заняты были в последнее время, за леди Августой ухаживали, потом похороны устраивали и все такое.

– Похороны. Нелл, а вы или другие не слышали или не видели чего-нибудь странного сегодня ночью?

– Это как это – странного?

– Ну, необычные звуки или кто-то, кого здесь не должно быть.

– Вроде грабителей? Нет, Крэмптон проверил все замки, когда гости ушли, и сигнализацию включил. Вы же знаете, как леди Августа носилась с этой сигнализацией. Все думала, что ее ограбят, а после убьют в постели, если не включать ее каждый раз на ночь, а Крэмптон не такой, чтобы менять старые привычки. – Нелл помолчала, и Кэрол показалось, что девушка слегка побледнела. – А почему вы спрашиваете, мисс? Вы что-то видели? Мне бабушка часто рассказывала, что покойники, случается, и приходят домой после похорон как призраки, понимаете? Они пока не готовы отправиться на небеса или куда-нибудь еще. Вроде и осуждать-то их за это нельзя. Это ведь страшно – живешь-живешь столько лет, а потом вдруг раз – ив рай. А что до пекла там, внизу, ну туда уж навряд ли кто захочет попасть, да?

– Не знаю, что именно я видела и слышала, – сказала Кэрол, – может быть, просто ветер.

– Не было ночью никакого ветра. Только ясное небо и пара звездочек. Но ведь много звезд и не увидишь, когда город весь в огнях, верно?

– Значит, приснилось. – Кэрол не хотелось продолжать разговор. Нелл заявила, что ночь была ясная, но сама она отчетливо помнила, что был густой туман. И она слышала ветер, без сомнения. – Я так устала, что уснула в кресле и – вы угадали – до постели так и не добралась.

– В таком неудобном старом кресле только и видеть, что страшные сны, – согласилась Нелл. – А вы, мисс, сделайте, как я вам советую: погрейтесь как следует в горячей ванне.

– Хорошо, – пообещала Кэрол и добавила:

– Я уйду почти на весь день, так что передайте, пожалуйста, мисс Маркс, что ленч мне не нужен.

– Передам. – Взяв поднос с обедом, Нелл оставила Кэрол за ее обычным завтраком – чаем с простой булочкой.

Поев и приняв горячую ванну, Кэрол почувствовала себя лучше. Войдя к себе после ванны, она внимательно рассмотрела помещение, в котором прожила столько лет. До этого утра комната соответствовала ее душевному настрою, но теперь Кэрол с удручением увидела, что ее окружали выцветшие и изношенные вещи.

За свое короткое пребывание в XIX веке она заново научилась ценить удобства, которые когда-то принимала как должное. После разорения отца и особенно после его самоубийства она отказалась от хорошей мебели, красивой яркой одежды, живых цветов, музыки, театра и прочих земных радостей, словно стала кающимся средневековым монахом с власяницей на теле.

Но маленькие радости повседневной жизни леди Кэролайн разбудили в ней способность к чувственному восприятию, и Кэрол охватило раздражение. Почему в ЕЕ жизни нет никакой красоты! Она тяжело вздохнула, вспомнив бело-голубую спальню леди Кэролайн, ее красиво выделанные туалеты, духи, пахнущие розой, а главное – возможность часто видеть широкоплечую фигуру Николаса в отлично сшитых костюмах.

– Самая большая радость в той жизни, которую мне одолжили на время, – это твое присутствие, Николас. Если бы я знала, что жить без всякой надежды на встречу с тобой так тяжело, я бы вряд ли отказалась от тебя. Даже ради твоего блага.

Неожиданно придя в раздражение от немного затхлого запаха своей комнаты, к которому она так привыкла, что уже не замечала его, Кэрол распахнула окно, впустив холодный воздух и свет водянистого декабрьского солнца.

– Как же я могла так жить? – бормотала она, – у меня же были какие-то деньги, когда я работала у леди Августы. Можно было бы купить диванные подушки или новое покрывало, чтобы в комнате стало повеселее. Иногда можно было побаловать себя и сходить в ресторан.

Она стояла у окна и постепенно осознавала, что на улице тепло, как весной. Солнце и тепло магнитом притягивали ее к себе. Она вынула из гардероба свое некрасивое, но удобное старое пальто коричневого цвета и, еще раз взглянув на комнату, бросилась прочь.

Торопясь на улицу, Кэрол прошла мимо комнат леди Августы, расположенных этажом ниже. Нелл занималась уборкой, и все окна и двери были распахнуты настежь. Свежий ветерок, задувавший в холл, доносил еле уловимый запах лаванды.

– К вечеру все натру до блеска, – заявила Нелл, заметив Кэрол. – А когда появится пропавший племянник леди Августы, у него здесь будет неплохая спальня. Это самые хорошие комнаты в доме. Леди Августа была скупердяйка, но свои комнаты поддерживала в наилучшем виде. Пока под конец не заболела.

Кэрол задержалась на пороге, словно хотела войти, и Нелл сказала:

– Идите же, мисс, вы и так просидели взаперти столько времени, пока ходили за леди Августой. Побудьте на воздухе да на солнышке, погуляйте хорошенько, вы же всегда много гуляли, – и будете спать получше, чем вчера.

– Думаю, вы правы, Нелл. – И Кэрол начала спускаться по главной лестнице, но остановилась, охваченная воспоминаниями. В ее восприятии сливался Марлоу-Хаус, каким он был в начале XIX века, и теперешний, и она совсем запуталась. Пол в холле, выложенный черно-белой плиткой в шахматном порядке, остался прежним, но сам холл показался таким трогательно маленьким! Еще вчера они с Пенелопой спускались по этим ступенькам, и каждая немножко надеялась встретить на Бонд-стрит своего возлюбленного.

Кэрол с трудом подавила желание стукнуть по стене, разделяющей холл надвое. У нее было очень странное ощущение, что, если ей удастся проломить эту стену или каким-нибудь образом пройти сквозь нее, она найдет по другую сторону тех, кого любит, и ту жизнь, которой она жила последние несколько дней.

– Не дней, – напомнила она себе, – только одну ночь. Именно столько реального времени мне понадобилось, чтобы полюбить.

Но когда она стояла у подножия лестницы, глядя на стену и подняв кулак для удара, здравый смысл заявил о своем присутствии. Во второй половине Марлоу-Хаус сейчас живет некий бизнесмен с женой и двумя маленькими детьми. Ничто там не ждет Кэрол.

Поскольку Крэмптона в холле не было, Кэрол сама открыла тяжелую входную дверь и вышла из дома. Задержавшись на верхней ступеньке, чтобы перевести дух и успокоить нервы, она вспомнила, как Николас отвез ее домой и как чудовищно благопристойно держался перед лакеем, хотя только что, сидя наедине с ней в карете, занимался самой чудесной и возмутительной вещью в мире.

Неимоверным усилием воли, на которое она только была способна, Кэрол сказала себе, что все это имело место 175 лет тому назад. Если вообще имело место. Если то, что она принимает за воспоминания, не сон.

– Нет, – сказала она вслух немного срывающимся голосом, – я знаю, что это было. Если это только сон, я бы не чувствовала такой утраты и такой боли в сердце. Я помню то, что чувствовала во сне, только несколько минут после пробуждения, самое большое – час, а потом все исчезает. А эти воспоминания становятся тем ярче, чем дольше я о них думаю. Это было на самом деле. Я люблю Николаса и никогда его не увижу. Нужно принять это как данность. И нужно научиться жить без него. Дело только в том, что я не уверена, смогу ли сделать это.

Охваченная воспоминаниями о Николасе, Кэрол весь день бродила по Лондону, отыскивая знакомые по прошлому места. Блестящие современные рождественские украшения, которые она встречала повсюду, смеялись над ее горем и вызывали тоску по более простым проявлениям праздничного настроя, присущим утраченному и недосягаемому Лондону эпохи Регентства.

Она оставила напоследок самое важное для нее место в городе и пошла туда, начав с Бонд-стрит, так же, как она шла когда-то в прошлом, таком далеком! Но для ее сознания, для ее памяти это происходило только вчера. Сегодня дойти туда было гораздо легче. На ней практичные ботинки для прогулок, а на тротуарах нет ни снега, ни льда. Нужную улицу она нашла сразу же, но дома Николаса там больше не было. Изобразив из себя преподавательницу колледжа, занимающуюся эпохой Регентства, она остановила пожилого хорошо одетого человека и спросила его, не знает ли он, что сталось с Монфорт-Плейс.

– Я знаю дом, о котором вы говорите, – ответил тот, – я помню эти места с детства. Здесь тогда все было по-другому. Старинные дома в этом квартале разбомбили во время второй мировой войны. Вы знаете что-нибудь о блицкриге?

– Да. – Комок в горле не давал ей говорить.

– Вы, должно быть, ужасно разочарованы, что не нашли этого исторического здания, которое хотели увидеть, – сказал старый джентльмен, – но в Лондоне есть другие интересные места, уцелевшие со времен Регентства.

Кэрол кивнула и поблагодарила его, и он пошел дальше, а она осталась смотреть на скучное современное здание, занимавшее место красивого белого дома, в котором когда-то они с Николасом любили друг друга.

– Так давно, – вздохнула Кэрол, – а для меня только вчера. О Николас, почему я не чувствую здесь твоего присутствия? Куда ты ушел? Наверное, в загробную жизнь с леди Кэролайн, – ответила она на свой собственный вопрос. – Ты уже умер – постарел, одряхлел, – умер и похоронен более ста лет тому назад.

Эта мысль была невыносима, и она поспешила прочь и бродила, ничего не видя, по оживленным улицам, пока ранние декабрьские сумерки не положили конец ее блужданиям.

На обратном пути в Марлоу-Хаус она прошла мимо маленького цветочного магазина. Дверь открылась, вышел какой-то покупатель. Запах праздничной зелени, смешанный с запахом роз, ударил ей в ноздри и заставил остановиться, когда она почти уже прошла мимо. И снова ее одолели воспоминания. Когда-то давно, накануне Рождества, так пахло в гостиной Марлоу-Хаус. И Кэрол сказала себе:

– В конце концов, может быть, цветы и не пустая трата денег? Сколько радости доставляли мне букеты, которые я получала от Николаса!

И она вошла в магазин, привлеченная яркими цветами, наполнявшими различные емкости, и миниатюрными рождественскими елочками, выставленными в витрине и сверкающими белизной и зеленью. Она купила несколько красных роз и веточки вечнозеленых растений. Потом, повинуясь внезапному импульсу, купила еще красный стеклянный контейнер с луковицами белых нарциссов, посаженных в белые камушки. Бутоны на концах стеблей, казалось, вот-вот раскроются.

Когда она вернулась в Марлоу-Хаус, было почти время обедать. Кэрол не стала входить через парадный вход. Она отворила дверцу в железной ограде перед домом и спустилась по ступенькам вниз во двор, где был вход для прислуги. Открыв старомодную застекленную дверь, она прошла через опрятную прихожую, а оттуда – в кухню. Кухарка встретила с неожиданное появление удивленным взглядом.

– Добрый вечер, мисс Маркс. Не найдется ли у вас вазочки для этих цветов?

Оглядевшись, Кэрол увидела явные приготовления к празднику. Сильный запах специй говорил о том, что имбирный пряник уже в печи, а две прекрасные пышные булки из пшеничной муки остывали на доске. На другой доске лежала гора печенья, которое мисс Маркс посыпала красным и зеленым сахаром. Хетти, судомойка, резала сельдерей и лук.

– Наверное, найдем что-нибудь. Хетти, оставь-ка ты нож, пока не отрезала себе палец, и пойди поищи вазу в кладовке, где фарфор на каждый день.

Мисс Маркс разговаривала с Кэрол как обычно – вежливо, но не очень доброжелательно. Кэрол давно подозревала, что кухарка недолюбливает ее. Раньше ее это не трогало, но сегодня прохладный взгляд, брошенный кухаркой на цветы, почему-то подействовал на нее раздражающе.

– Вообще-то, – начала Кэрол, разворачивая бумагу и доставая розы, – я купила их сюда на стол. Нелл сказала, что вы задумали рождественский обед, и я решила, что вам захочется поставить на середину стола какое-нибудь украшение. – Покупая розы, она ни о чем таком не думала, она хотела поставить их себе.

– Ой, какие красивые! – Хетти вернулась из кладовой с вазой. – Мне страшно нравится, когда зеленое с красным. Такой рождественский вид. Спасибо, мисс Симмонс. Они будут здорово смотреться у нас на праздничном столе, а мы полюбуемся.

Но мисс Маркс сказала, охлаждая восторги Хетти:

– Наш обед будет через два дня. К этому времени цветы завянут.

– Если завянут, – ответила Кэрол, увидев, как погрустнело лицо девушки от этого предсказания, – я пойду и куплю еще.

– А вы, может, покушаете с нами в сочельник? – предложила Хетти, не замечая сердитого неодобрения кухарки. – Я знаю, Нелл вас приглашала, она мне говорила.

– Жаль, но я не смогу, – сказала Кэрол, – у меня есть свои планы и на сочельник, и на Рождество. На праздники приезжают мои старые друзья из Штатов, и мне очень хочется повидаться с ними. Хетти, я оставляю цветы на вас. Поставьте их, как вам нравится.

И, сунув букет девушке в руки, Кэрол ретировалась.

– Хм, – услышала она ворчание кухарки, – а я и не знала, что у мисс Симмонс есть друзья.

– Ой, как не стыдно! Друзья у всех есть. Я надеюсь, что она не одинока, – ответила Хетти. – Но все равно, цветочки очень красивые.

Когда Кэрол добралась до своей комнаты, она дала волю своей ярости – ярости на самое себя.

– Зачем я придумала эту дурацкую отговорку? Теперь мне придется уйти из дома в праздничный день, даже если мне этого вовсе не хочется. Иначе они подумают, что я наврала, чтобы не сидеть с ними за столом. Не хочу я больше притворяться! Большую часть жизни я притворялась, и меня мутит от этого.

Резким движением Кэрол сорвала обертку с контейнера с луковицами. На одном из стеблей бутоны почти раскрылись. Кэрол изучающе понюхала их:

– По крайней мере, лавандой не пахнет. При мысли об этом она остановилась с контейнером в руках, так и не поставив его на столик у каминного кресла. Когда леди Августа переносила ее из XX века, последние ее слова были о том, что многое у Кэрол еще впереди. И следовательно, призрак может опять появиться. Кэрол не хотела больше видеть леди Августу. Она хотела забыть о том, что случилось прошлой ночью. Кэрол была уверена, что Николаса она никогда не забудет, но твердо решила оставить все необъяснимые события в прошлом и захлопнуть туда дверь. Это, видимо, единственный способ сохранить здравый рассудок. И все-таки она не могла отказать призраку леди Августы в известной доле привлекательности.

– Мертвая она интересней, чем живая. При жизни это была просто жалкая и сварливая надоеда.

Кэрол поставила цветочный контейнер на стол и отступила, чтобы проверить произведенный эффект.

– Не очень хорошо. Может быть, на тумбочку у кровати? – Она взяла цветы и направилась к кровати.

– Мисс Симмонс?

– О Господи, Нелл, зачем же так подкрадываться! Я чуть не уронила все это.

О том, как она рада, что Нелл не привидение, Кэрол умолчала.

– Ой, вот будет красота, когда все распустится! – Нелл с одобрением смотрела на нарциссы. – Да, им место тут, прямо у кровати, и вы как проснетесь, так сразу же их и увидите. Хетти сказала, что вы ей подарили розы. Она говорит, что у нее в жизни не было лучше подарка на Рождество.

– Это не подарок, просто чтобы всем было приятно.

– Не говорите Хетти, а то у нее сердце разобьется. Она считает вас замечательным человеком. – Нелл поставила принесенный поднос. – Мисс Маркс сказала, что вы уходите в гости на сочельник и на Рождество, так, значит, не нужно на вас готовить?

– Нет, не нужно. – Кэрол еще раз ругнула себя за вранье, которое приводило к все большим неудобствам. Она не знала, открыты ли в праздник рестораны, а если и найдется какой-нибудь, это стоит денег, а в Марлоу-Хаус ее кормят бесплатно.

– Уж сегодня-то вы не упустите обед, как вчера, правда? – посоветовала ей Нелл, поднимая металлический купол над подносом, чтобы продемонстрировать блюдо, заполненное рыбным ассорти с кэрри, рисом и горохом. Рядом стояла чашечка с острой приправой. На десерт были свежая груша и имбирный пряник.

– Чудесный запах, – сказала Кэрол, – а я проголодалась. Сейчас принесу воды полить нарциссы, а потом съем все дочиста, обещаю вам.

Но когда она вернулась из ванны, все мысли о еде вылетели у нее из головы, как только она перешагнула через порог своей комнаты. Она резко остановилась, сжав руками полный стакан, чтобы не расплескать воду. Гостья, наклонившаяся над цветами, выпрямилась и повернулась, когда Кэрол ногой захлопнула дверь. Большая часть комнаты тонула во мраке, потому что горела только одна лампа у кресла. Но хотя Кэрол не могла ясно рассмотреть гостью, она сразу же поняла, кто это.

– Добрый вечер, – сказала леди Августа. – Я жду тебя.