"Гавайская рапсодия" - читать интересную книгу автора (Тернер Дебора)

Глава 6

— Ты не могла бы поработать еще неделю? настойчиво спросила Хьюги. — Да-да, я знаю, что ты собиралась отремонтировать свою квартиру, но тебя опять просят приехать на Гавайи в тот маленький элитный отель. Помнишь, где месяц назад ты работала на переговорах? Кажется, там опять что-то в этом духе.

Первым побуждением Констанс было отказаться. Но здравый смысл не позволил ей сделать это. Одной из причин успеха ее карьеры было то, что она никогда не привередничала ехала куда угодно в любое время. И теперь нельзя портить свою репутацию только потому, что ей не хотелось ехать на Гавайи.

Все же она сказала как можно небрежнее:

— Только не говори, что политики опять собрались потратить деньги налогоплательщиков, разгуливая по полю для гольфа.

— Я не знаю, что там намечается, — спокойно ответила Хьюги. — Могу только сказать, что мне позвонили из отеля и попросили прислать именно тебя. На неделю.

В голове у Констанс проскочила мысль с Сиднее, но она не придала ей значения. Разумеется, к нему это никакого отношения не имеет — Что ж, хорошо.

— Все уже устроено. Твой билет в аэропорту Завтра в семь ты вылетаешь.

Констанс очнулась от воспоминаний. Катер причалил, и она направилась к автобусу вместе с другими пассажирами. Водитель, проверив список прибывших, сказал:

— Мисс Маккинон? А, вот вы в списке. Нет, мэм, вас ждут в коттедже. Вот машина, которая за вами прислана.

Ее повезли мимо золотистого пляжа, дюн и цветущих садов. Констанс старалась расслабиться. Она смотрела из окна автомобиля на пышный тропический пейзаж.

Было очень жарко. Она расстегнула верхнюю пуговицу блузки. Стало намного прохладнее, когда они въехали в такую густую заросль кустарника, что ветви сомкнулись над машиной.

Почему-то вспомнилась Австралия. Это тоже дело рук Сиднея. До встречи с ним она никогда не вспоминала те края.

Машина свернула на почти незаметную в граве тропу и вскоре остановилась у высокой стены с железными воротами. Водитель что-то сказал в домофон, и ворота распахнулись.

Когда машина въехала внутрь, ворота тут же за ними закрылись. Без сомнения, тут повсюду камеры. Она поежилась. Ужасно, если ты постоянно в такой опасности, когда подобные меры необходимы.

Сам коттедж оказался небольшим, с белыми стенами и черепичной крышей. Сад органично вписывался в окружающий пейзаж. Кущи деревьев чередовались с лужайками и клумбами. Садовник, который создавал этот ландшафт, не ошибся, придав ему совершенно естественный вид.

— Проходите в дом, мэм, — сказал водитель. — А я принесу ваши вещи.

Констанс поднялась по ступенькам, вошла в дверь и оказалась в холле. Постояв там немного, она постучала. Ответа не последовало.

— Есть здесь кто-нибудь? — спросила она.

Затаив дыхание, Констанс ждала ответа. Его не последовало, и она, как в сказке про трех медведей, без разрешения вошла в дом. С открытой веранды доносилась музыка. Констанс осторожно вышла туда.

От открывшегося вида у Констанс перехватило дыхание. Из чудесного сада дорога убегала в пальмовую рощу. За рощей шли невысокие песчаные дюны, а дальше — бесконечное море и лазурное небо.

От такой красоты Констанс стало даже больно. Я не буду, не буду вспоминать Австралию, убеждала она себя.

Констанс отвернулась.

И тут она услышала великолепное сопрано исполнявшее известную песню, любимую многими поколениями австралийцев. Это сопрано принадлежало знаменитой австралийской оперной певице.

До нее вдруг дошло, как и почему она оказалась здесь.

— Констанс, — в подтверждение своей догадки услышала она голос Сиднея. Он подошел сзади и взял ее за руку.

Она обернулась и увидела его горящие глаза От неожиданности у нее едва не остановилось сердце.

— Ты очень бледная, — тревожно сказал он и поцеловал ее в тонкие запястья. Его губы сразу лишили ее сил и выдержки.

— Ты мерзавец, — выдохнула она с улыбкой Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди.

— Потому что я устроил все это? — Он тихо рассмеялся, его глаза с удовольствием вглядывались в ее лицо. — А ты бы приехала, если бы я просто пригласил тебя?

— Нет. Господи, конечно нет!

— Я догадывался об этом.

Отдернув руку, Констанс прижала ее к своему бьющемуся сердцу и обвела глазами пейзаж. Она потрясла головой, стараясь прийти в себя.

— Зачем все это?

— Это место больше всего похоже на рай. — Он улыбнулся, словно насмехаясь над собой. — Впервые в жизни я веду себя так легкомысленно и по-детски сентиментально. Стыдно, но я не моту вести себя по-другому, если речь идет о тебе.

«Сентиментально». Это слово удивило ее. Оно не вязалось с характером Сиднея. Он мог быть каким угодно, но только не сентиментальным. Хотя она прекрасно понимала, зачем он пригласил ее, она серьезно спросила:

— Сидней, зачем я здесь?

— У тебя отпуск, — быстро ответил он.

— Я не могу сейчас позволить себе отпуск.

— Ты сказала, что у тебя будет свободная неделя и ты сможешь покрасить стены в своей квартире. Значит, время есть, а финансовую сторону вопроса я уже уладил с твоим агентством. Свои комиссионные они получат.

Она с презрением посмотрела в его внимательные глаза.

— Ты что, нанимаешь меня на время? — съехидничала Констанс.

— Ты же знаешь, что это не так, — жестко сказал он. — Я подумал, что тебе будет приятно отдохнуть, Констанс, и поэтому организовал все это. Но я должен был сделать так, чтобы материально ты не пострадала.

В этом был резон. Агентство, безусловно, должно было получить свои комиссионные за неделю ее работы.

— А это надолго?

— Мне через восемь дней нужно лететь в Лондон. До этого времени коттедж наш.

— И никаких обязательств?

— Абсолютно никаких.

Как все просто, думала она, уже не зная, зачем протестовала Тебе, Констанс, даже не нужно самой принимать решение. За тебя вес продумали и решили. Точнее, одно решение ты все же должна принять, и ты уже знаешь, каким будет оно. Ты знала это уже тогда, когда впервые увидела его.

— Не правда, — мягко ответила она.

Он поднял вверх руки, словно сдаваясь.

— Видишь, что ты со мной сделала? Я еще никогда не хотел так сильно ни одну женщину. Но ты свободна в своих желаниях и поступках, — сказал Сидней, и его лицо выразило такое страдание, что Констанс стало жалко его. — Здесь две спальни. Если хочешь, можешь спать одна, хотя, должен тебе сразу сказать, я буду очень стараться убедить тебя спать в моей постели. Если захочешь, ты можешь уехать отсюда, я не буду тебя удерживать. Но я очень хочу, чтобы ты осталась, девочка моя.

— Хорошо, — не глядя на него, тихо ответила Констанс.

Этим одним словом она выразила сразу все чувства, которые переживала в этот момент: и влечение к нему, и смущение, и страх перед будущим, и конечно же согласие. Да, она была согласна на все, лишь бы быть рядом с ним. Констанс знала, что Сидней это понял.

Его руки с силой обхватили ее. Он прижался головой к ее щеке и держал ее так долго-долго. Потом разжал руки и спросил:

— Что ты сейчас хочешь? Может, есть?

— Хочу пойти в душ, — запинаясь проговорила Констанс.

— Я принесу твой чемодан-. Спальня направо, третья дверь отсюда. Там две ванные, выбирай любую.

Констанс выбрала ту, что была отделана голубым кафелем. В большом зеркале она увидела свое испуганное лицо. Да, не скажешь, что я выгляжу лучшим образом. Надо привести себя в порядок. Скинув одежду, она с удовольствием погрузилась в теплую воду и постаралась расслабиться. Сидней не вошел туда, и Констанс с трудом подавила досаду. Она понимала, что Дрейк умен и опытен. Похоже, он дает ей время освоиться, хотя она все же ждала от него скорее настойчивости, чем тактичности.

На двери висел большой белый махровый халат. Он был похож на все подобные халаты, отличаясь от них своим превосходным качеством. Да, деньги не могут купить любовь, но они определенно обеспечивают комфорт.

Совершенно очевидно, что на свою зарплату Сидней не мог бы позволить себе этот роскошный уединенный коттедж, значит, он расходует свое наследство.

Видимо, Сидней, как и его отец, хочет завести себе постоянную любовницу. На какое-то мгновение Констанс засомневалась, достаточно ли ей этого. А вдруг это прелюдия к тому, чтобы сделать ей предложение?

Господи, да она просто совсем поглупела от радости! Основу брака составляют любовь и уважение, а она не любит Сиднея.

И он, конечно, не настолько неискушенный человек, чтобы решить, что для брака достаточно четырехдневного знакомства и сильного сексуального влечения. Нет, разумеется. То, что между ними произойдет, это романтическая версия довольно тривиальной истории, подумала Констанс.

Она лишь хочет, чтобы они прекрасно провели отпущенное им время, чтобы она насытилась любовью с ним настолько, чтобы больше не желать его. Главное сейчас обо всем забыть и не думать о плохом. Впереди неделя, и пусть она будет счастливой для них, а потом они разбегутся в разные стороны.

На самом деле ей следовало бы покинуть этот коттедж прямо сейчас. Она так и сделала бы, если бы была чуть сильнее. Но она не в состоянии отказаться от своего счастья, пусть даже такого кратковременного.

Сняв с мокрых волос полотенце, она достала из зеркального шкафчика фен. Слава Богу, ее волосы укладываются очень легко. Констанс хотелось быть красивой для Сиднея. Она подарит ему неделю, которую он никогда не забудет.

Десять минут спустя она нерешительно вошла в спальню. Должно быть, Сидней услышал ее шаги, так как вернулся с веранды. Его лицо буквально светилось, когда он увидел ее. И она с удивлением поняла, что он вовсе не так спокоен, как хотел бы.

— Я подумал, что ты сама пожелаешь распаковать свои вещи, — сказал он. — Но, если надо, я могу вызвать горничную.

— Нет, — смущенно ответила Констанс. — Сидней, нам надо поговорить, прежде… прежде чем это произойдет.

Его глаза пристально смотрели на нее, губы изогнулись в улыбке.

— Я рад, что ты понимаешь, что это произойдет. А что ты хочешь сказать мне?

Гораздо легче было разговаривать мысленно в ванной, чем глядя в эти внимательные, нежные глаза, которые светились желанием. Кон-станс чуть было не пошла на попятную.

Но она собралась с силами и сказала:

— Я не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное представление… То есть… мы не должны себя обманывать. Ни ты, ни я. Иначе будет нечестно… — Слова не шли у нее с языка.

Сидней замер в ожидании. Повисло тяжелое молчание. Капельки пота выступили у нее на висках, на верхней губе. Она не могла справиться с волнением.

— Так что же? — нетерпеливо спросил он.

— Мне кажется… Вернее, я уверена, что все это не должно перейти в какие-то длительные отношения. Это невозможно, — наконец выдавила она из себя.

— Разумеется, ты права, — тихо сказал он. — Это просто одна из шуток судьбы, которая ловит людей в ловушки чувственности. Это неразумно, доставляет много беспокойства, но сделать ничего нельзя. Насколько я понимаю, мы оба оказались беспомощны перед этим чувством. Мы пытались с ним бороться, но ничего не вышло, по крайней мере у меня. Констанс покачала головой.

— У меня тоже.

— Таким образом, поскольку ни ты, ни я не хотим оставаться в этой ловушке, за эту неделю мы насытимся друг другом, получим удовлетворение и только тогда сможем смотреть друг на друга трезво. Ты это имела в виду?

Именно это она и хотела сказать. Но почему в таком случае ей стало так больно, когда он уверенным, бесстрастным голосом оговаривал границы их романа?

Стараясь не менять выражения лица, Констанс кивнула. Когда она заговорила, ее голос звучал спокойно и ровно:

— Да, лучше не скажешь. — Она пожала плечами. — Я хочу иметь возможность смотреть на тебя и не думать о том, что могу быть обманутой, брошенной. Я вообще не хочу ничего чувствовать.

Были ли эти слова некоторой провокацией? Если да, то она зря старалась, так как Сидней посмотрел на нее долгим немигающим взглядом и с холодной улыбкой закончил:

— Зато теперь мы оба знаем, чего хотим. Констанс поняла вдруг, что в глубине души надеялась услышать от Сиднея слова о безрассудной любви, застигшей его врасплох, о том, что он не мыслит жизни без нее. Его хорошо взвешенные слова и истинно дипломатический тон вонзались в ее сердце, словно острые стрелы, убивающие в ней надежду.

Но я же не люблю его! — успокаивала себя Констанс. И никогда не полюблю!

— Я не привыкла к таким вещам, Сидней. Я не вполне понимаю, как должна вести себя.

В его глазах промелькнула тревога, но он ответил спокойно:

— К моим привычкам это также не относится. А теперь, раз уж мы договорились о правилах игры, может, хочешь что-нибудь поесть?

— Нет, спасибо, — сказала она. — Я перекусила в самолете.

И вдруг она заметила, что самообладание покинуло его, он был готов наброситься на нее, как на добычу. Констанс почему-то стало страшно. У нее перехватило дыхание. Она смотрела ему прямо в глаза.

— Тогда, может, ты хочешь отдохнуть? — смущенно спросил он.

Стараясь не потерять чувства реальности, Констанс с удивлением прислушивалась к обуревающим ее ощущениям — по ее спине точно пробежали электрические разряды, она вся как-то сразу обмякла, внизу живота разлилась теплота. Воля и разум покидали ее.

И в то же время ее охватила безумная страсть. Из последних сил возвращаясь к реальности, она разлепила губы и сдавленно проговорила:

— Сидней, я не принимаю таблеток.

— Я об этом позабочусь, — сказал он, и его взгляд остановился на ее губах. Затем его палец коснулся жилки, предательски бившейся на ее шее. — Я обо всем позабочусь, — медленно и отчетливо подбирая слова, повторил он. — Обо всем, чего ты хочешь, обо всем, в чем ты нуждаешься, Констанс. Скажи мне, и я все сделаю для тебя…

— Я хочу тебя. — Не в силах смотреть в его сверкающие глаза, Констанс опустила ресницы. — Тебя всего. Целиком. Это все, чего я хочу.

Время уже не отсчитывало секунды и минуты, оно хлынуло потоком и захлестнуло их. Осталась лишь глубина неведомого доныне измерения, более подлинная, чем время.

Неизвестно, как долго они простояли вот так, прижавшись друг к другу, переполненные желанием и нежностью.

Когда она подняла к нему лицо, словно безмолвно призывая его, он жадно поцеловал ее. Потом, оторвавшись от ее губ, он посмотрел на нее сияющими глазами, его лицо светилось.

— Ты единственная женщина, которая мне нужна, — тихо сказал он.

Он подхватил ее на руки и отнес в постель. Неторопливо и осторожно сняв с нее халат, он стал целовать все ее тело. Под его горячим взглядом она вдруг почувствовала себя красавицей, ведь он смотрел на нее так, будто она живое воплощение его мечты.

— Констанс, моя прекрасная Констанс, с кожей цвета слоновой кости… Мне кажется, я ждал тебя всю жизнь.

Он наклонился и поцеловал ее в шею, затем в невысокий холмик груди. У него были такие горячие губы, что ей казалось, что на ее теле останутся ожоги. Первый раз в жизни Констанс наслаждалась тем впечатлением, которое ее тело производило на мужчину. Глаза Сиднея выражали одно лишь страстное желание и восхищение.

Голос, который Констанс не сразу признала своим, сказал:

— Так нечестно. Ты все еще одет.

— Тогда раздень меня.

Констанс расстегнула пуговицы на его рубашке, жадно и с восхищением глядя на его бронзовую кожу, слегка покрытую на груди волосами. Она распахнула на нем рубашку и приподнялась, чтобы поцеловать его в грудь.

Только тогда она поняла, какую власть имеет над ним. Когда она коснулась его груди губами, у него перехватило дыхание и напряглась каждая мышца тела.

— Мы оба испытываем одно и то же, Кон-станс. Мои губы на твоей коже, твои на моей, и мир летит вверх тормашками.

— Я не знала… — прошептала она и остановилась.

— Не останавливайся. Может, я даже умру сейчас, но ты не останавливайся.

Когда его рубашка наконец оказалась на полу, Констанс взглянула в его потемневшие глаза и произнесла:

— Ты такой красивый. Он улыбнулся.

— Это я должен был сказать тебе это.

— Нет. — Констанс провела пальцем по волосам на его груди. — Я знаю, что некрасива, но ты… ты действительно очень красив.

— Ты что, в зеркало никогда не смотрелась? Как ты можешь считать себя некрасивой? Ты вся — поэзия и страсть, Я поражен и восхищен твоей красотой.

Когда Констанс хотела убрать от него руки, он перехватил ее ладонь. Она призвала на помощь все свое мужество, и ей все же удалось расстегнуть молнию на его брюках и спустить их с бедер. Она прижалась щекой к его груди и слушала тяжелые удары сердца. Сидней шепотом назвал ее по имени, затем взял ее лицо в свои ладони. Его губы подрагивали.

— В ту секунду, когда я увидел тебя, я сразу понял, что у меня будет проблема. Зеленоглазая, полногубая, длинноногая проблема, — сказал он, рассмеялся и нежно поцеловал Констанс. В следующее мгновение она уже лежала на спине, его руки скользили по ее теплому телу. Она выгнулась и прижалась бедрами к его бедрам в откровенном призыве.

Сидней сорвал с себя остатки одежды, обнажив узкие бедра, длинные, мускулистые ноги и большой подрагивающий член.

Констанс вскрикнула, и он улыбнулся.

— Мы подойдем друг другу, — сказал он и склонился, чтобы поцеловать ее. Его рот неторопливо прошелся по ее телу. — Вот увидишь, прекрасно подойдем.

Несмотря на то что они оба переживали отчаянные муки, он не спешил. Лежа рядом с ней на постели, он познавал ее, трогал, говорил, чего хочет, и настаивал, чтобы она делала то же.

Вначале Констанс лежала с закрытыми глазами и молчала, лишь отвечая на поцелуи. Фрэнк был немногословным любовником. А Сидней настаивал чтобы она говорила ему о своих самых сокровенных желаниях. Вначале это показалось ей странным, но он все же настоял на своем. Лаская ее руками и ртом, он довел ее до дрожи. Ей захотелось говорить о том, что она чувствует. Да, он оказался умелым любовником, прекрасно знающим, как превратить женщину в дрожащее, беспомощное существо, которое целиком и полностью отдается ему во власть. Только он мог дать ей эти ощущения, и теперь Констанс принадлежала только ему.

Он крепче обнял ее, она оплела его руками и ногами — живыми гибкими узами — мучительно, нерасторжимо. Он зарылся лицом ей в плечо, прильнув щекой к ее нежной щеке, и отдался сводящему с ума отчаянному порыву. Мысли кружились, мешались, сознание померкло. Констанс опять выгнулась, принимая его в себя и наслаждаясь этим ощущением. Вздрогнув, она инстинктивно сжала внутренние мускулы так, словно не желала выпускать его.

— Нет, — сдавленно проговорил он. — Не надо Констанс, не надо…

Но она не могла остановиться, и он тут же ответил ей, начав ритмично двигаться. От его движений ее окатывали волны наслаждения, пока она не испытала столь сильный оргазм, что не смогла сдержать крик.

Сидней счастливо засмеялся, запрокинув голову. Она потемневшим взглядом смотрела, как его напряженные черты расслабились от наступившего удовлетворения.

Констанс не разобрала слов, которые он пробормотал, но его тело сразу обмякло. Сердца их бились в унисон. Констанс прижалась к Сиднею еще крепче. Он поднял голову и перевернулся вместе с ней на бок, так что ее голова оказалась у него на плече.

Констанс была на вершине блаженства, за всю жизнь ей не припомнить ощущения такого полного счастья. С той минуты, как он отнес ее в постель, все стало поэмой плоти — сплетение рук, сплетение ног, слияние тел… Я создана для него, для него одного. У нее осталась только одна мысль — отдать ему все, всю себя без остатка. Пусть никогда, никогда он ни о чем не пожалеет. Но имеет ли она на это право? Скорее всего, нет.

Констанс поежилась.

— В жизни ничего не происходит по каким-то правилам, ты заметил? — сказала она. — Жизнь хаотична, в ней нет порядка. С прекрасными людьми случаются страшные вещи, а отвратительные люди спокойно доживают до старости.

— Значит, ты не веришь ни в карму, ни в старую мудрость «что посеешь, то и пожнешь»?

— Не очень. — Она ненадолго задумалась. — Я верю в то, что надо делать в жизни все от тебя зависящее, — медленно прибавила она, глядя на танцующие солнечные блики, — а остальное оставить на усмотрение тех сил, что правят миром. — Она зевнула, прикрыла рот ладонью и извинилась.

— Может, лучше поспишь? А хочешь в душ или попить?

— Лучше попить.

Пока он выходил на кухню, она лежала и пыталась разобраться в хаосе чувств, нахлынувших на нее. Она еще никогда не испытывала ничего подобного.

Никогда.

И в глубине души чувствовала, что тут что-то не так. Она любила Фрэнка всем сердцем, и он любил ее — пусть и не настолько, чтобы предпочесть ее своей карьере, но дело не в этом. Фрэнк был ласковым и внимательным любовником, и ей нравилось заниматься с ним любовью.

А Сидней даже не притворялся, что любит ее. Он говорил только о желании, о сильнейшем физическом влечении, от которого можно избавиться, лишь удовлетворив его.

С Фрэнком они строили планы на будущее, а с Сиднеем у нее никакого будущего не может быть. Она отдавала себе отчет в этом и не строила никаких иллюзий. Их влечение было чисто физическим, естественным влечением здоровой женщины детородного возраста и сильного мужчины. Дарвин назвал бы это инстинктом размножения с целью иметь сильное и жизнеспособное потомство.

Когда Констанс занималась любовью с Фрэнком, в этом участвовало ее сердце, и тем не менее в объятиях Сиднея она нашла то, по сравнению с чем радость их близости с Фрэнком казалось бледной и вялой.

То, что она испытала с Сиднеем, было истинным единением, границы их тел словно растворились. Никогда ей уже не забыть его рук, живота, груди, бедер, всех сокровенных линий этого тела. Поистине он создан для нее.

Она подумала, что впадает в опасную сентиментальность. Совершенная глупость с ее стороны придавать мистический окрас тому, что на деле было лишь очень приятным приключением.

Видеть партнера в романтическом ореоле — значит заниматься самообманом. Ведь встретив Фрэнка, Констане решила, что нашла человека, который сделает ее счастливой. Она испытывала к нему и любовь, и страсть, и уважение, и дружескую привязанность. И, когда он оставил ее, она думала, что жизнь кончена.

Но она выжила.

И теперь медленно начала понимать, что есть другие чувства и отношения, не менее сильные, чем любовь, но разорвать которые не менее тяжело.

Ее размышления прервал Сидней.

— Апельсиновый сок, — сказал он, входя в комнату со стаканом. — Свежевыжатый.

— Спасибо, — не в силах сдержать зевок, сказала Констанс.

Она пила сок, а Сидней сидел на краю кровати. Затем лег рядом с ней, и они, счастливые, погрузились в сон.

Когда Констанс проснулась, первое, что она услышала, было биение сердца Сиднея у ее уха. Она осторожно, чтобы не разбудить его, подняла голову и стала разглядывать его с восхищением.

Всю предыдущую неделю она старалась выбросить его из головы, так как понимала, что если они будут видеться, то вскоре она совсем потеряет рассудок.

И тогда ей будет еще больнее, чем после расставания с Фрэнком. По сравнению с этим мужчиной, который теперь стал ее любовником, Фрэнк казался слабым и беспомощным. Предательство Фрэнка она пережила. Но если она влюбится в Сиднея, тогда ей грозит серьезная душевная рана.

Отбросив все эти мысли, Констанс нежно поцеловала его в плечо.

— Ммм, — пробормотал он и зевнул. Послышался какой-то шум из соседней комнаты, и она подняла голову:

— Что это?

— Экономка готовит нам ужин.

— Я могла бы сделать это сама, — сказала Констанс.

— У тебя будет не слишком веселый отпуск, если тебе придется готовить.

Констанс прижалась к нему, ее тело было расслабленным после сна.

— Но я люблю готовить и, кроме того, думаю, ты мог бы мне помочь.

Его губы дрогнули в улыбке, он провел рукой по спине Констанс, и она радостно вздрогнула.

— Я умею великолепно жарить яичницу, — сказал он. — На этом все мои кулинарные достижения заканчиваются.

Констанс слегка прихватила его плечо зубами.

— Тогда тебе пора поучиться. Я предпочла бы, чтобы здесь никого не было.

— Хорошо. Подождем, пока она там все закончит, а затем я отправлю ее домой.

— А в холодильнике много еды?

— Откуда я знаю? — ответил он. — Но не волнуйся, можно заказать еще. Я не позволю тебе голодать.

Она провела языком по его мускулистому плечу.

— Настоящий рай! — сказала она.

— Да, — согласился Сидней, наклонился и поцеловал ее в грудь.