Влад Ключевский
Последнее желание

Черт появился внезапно. Будто все время сидел за столом, изредка обмакивая кусочки хлеба в соль и потягивая из граненого стакана жигулевское. Даже Нюрка, Лешкина сожительница, не шелохнулась на диване. А уж у нее чутье как у сторожевой собаки

— она раньше с милиционером жила и потому вздрагивала от малейшего стука в дверь. А тут среди белого дня рогатый мужик с копытами за столом вырисовывается, в воздухе ясней-ясного серой воняет — Нюрка не вздрагивает и не икает. Удивительно!

— Петрович, — черт наклонился над столом. Лешка даже майку одернул, чтобы солидней выглядеть. — Петрович, ты не стесняйся. Наливай себе пивка-то. Дело у меня к тебе серьезное есть.

От смущения Лешка даже в кулак кашлянул, а черт легонечко так, аккуратненько трехлитровку пододвигает. Лешка сразу понял, что дело назревает вполне почтенное. Да и пивко всегда располагает к серьезной и откровенной беседе.

— Понимаешь, Петрович, очередь твоя подошла. В прошлом месяце была Кунькина очередь, ты Куньку-то знать должен, — Лешка в знак согласия склонил голову — Как же, как же, знаем Куньку, уважаемый человек, почтенный, хоть до сих пор стольник и не вернул, — Ну, вот, — продолжал черт, — А теперь и твоя подошла. — при слове «очередь» Нюрка встрепенулась и, едва протерев кулаками заспанные глаза, метнулась к столу.

— Неужто отоваримся? — это Нюрка вместо «здрасте». — Значит, хорошо бы косметики, которой цыгане промышляют. Гони талон, рогатый!

— Обязательно отоваритесь, — весело отозвался черт, утирая рукавом пену с усов, — И талоны дам. Целых три дам, уж как полагается. Только сначала в «Договоре» расписаться нужно, что обещаете отовариться втечение трех дней. Сами понимаете, в наше время с этим делом тянуть нельзя.

Нюрка опрометью кинулась искать огрызок карандаша. Зато Лешка как-то сразу скис и в душу к нему закралось странное, смутное, тревожное предчувствие чего-то нехорошего. Какая очередь? Какие такие талоны в наше-то время? Причем здесь Кунька?

— Послушай, друган, а талоны-то на что? Может мне этого совсем не нужно?

— Дурак ты, Лешка, — тотчас же из-под груды белья отозвалась Нюрка,Сорок лет тебя жизнь по башке бьет, а ума совсем не прибавляется. Сейчас время такое, что все брать надо-ть. Ежели размер не подойдет, так ить на водку поменяем. Или еще на что потребное. На дворе капитализм бушует, а ему, видите ли, талоны не нужны!

— Петрович, — с укоризной в голосе произнес черт, так что Лешка сразу почувствовал себя виноватым,Отоваришься тем, чем захочешь. Самым нужным! Загадаешь желание, порвешь талончик — и получай, что запросил, — черт-те знает откуда на столе рядом с «Договором» появились три сиреневых листочка.

—И-и-и! — завизжала Нюрка, — Бери быстрей талоны, Лексей, пока ить дають! Подписывай быстрее! — Нюрка силой затолкала огрызок карандаша в Лешкину руку. Не выдержав Нюркиного напора, Лешка поставил под «Договором» свою закорючку-подпись.

— Отоваримся! — от счастья Нюрка совсем обалдела, — Достану ить такое, что ни одной бабе в подъезде не снилось. Старухи на скамеечках совсем оборзеют.

— Эх, дорогая Анна Павловна, — от такого обращения Нюрка осеклась на полуслове и покраснела. По имени-отчеству ее последний раз величали в восьмом классе, когда аттестат вручали. — Сначала хорошо было бы текст «Договора» почитать, а уж потом подписывать, — в голосе черта не то нотки сочувствия появились, не то просто насмехался рогатый, — А там написано, что если к концу очередных суток талон не будет порван, то он сам собой исчезнет, а исполнится последнее желание Алексея Петровича. А еще написано, что все запрошенное вами в удвоенном объеме достанется Куньке и вдесятеро взыщется с бывших мужей Анны Павловны. Причем в самом наипакостнейшем варианте, хотя и без смертоубийства. И последнее, во время действия нашего договора, — голос у черта стал прямо-таки издевательским, — Стоять вам в очередях не перестоять.

— Эх, влип! — в седцах произнес Лешка и, поднявшись со стула, влепил Нюрке в глаз, — Дура! Вона как влипли-то! Друган, послушай, а отказаться от договора нельзя, а?

— Поздно. Подпись уже стоит. — Черт свернул «Договор» трубочкой и сунул к себе в рукав. — Тут даже я уже ничего не могу поделать.

— Ну, ты, друган, разобъясни хотя бы, что мне теперь делать с твоими талонами, что другие делают-то?

— Да, разное, — черт пожал плечами,Помнишь, в прошлом месяце пропали две бутылки самогона и пимы Анны Павловны? Тогда очередь Куньки была, а с тебя все взыскивалось. Ну, мне пора.

Черт махнул рукой на прощание и растворился в воздухе. Хнычущая Нюрка осторожно подползла к столу, на котором все еще красовалась почти полная трехлитровка с пивом.

— А вообще-то, это парнокопытное ничего себе. Сам растворился, а банку оставил из вежливости. Культура.

До конца первого срока оставался всего час, а талон был цел и невридим. Лешка сидел с ногами на диване, качал головой из стороны в сторону и тихонько подвывал:

— Влип, влип, влип…

Чертово пиво давно кончилось, а попытки купить чего-нибудь покрепче окончились неудачей. При приближении к вино-водочным отделам и киоскам буквально за считанные секунды образовывались длиннющие очереди, в магазинах ломались лифты, разбегались грузчики, а продавщицы начинали истошно вопить, чтоб больше в очередь не становились. Друзья неизвестно куда пропали, а, может, и черт их попутал. Навалившаяся трезвость душила и путала лешкины мысли.

Нюрка сидела за столом и рисовала коротенькие вертикальные черточки на листке бумаги:

— Жила с милиционером. Это раз. Помню, жила с математиком. Это еще раз. Уже два получается. Моня-бич. Это уже три, а может быть и четыре. Шибко жирный был Моня…— На втором десятке Нюрка сбилась со счета и с досады махнула рукой. — Ить ежели со всех них взыскать, да еще вдесятеро? Нет, не сдобровать нам…

— Дура! — протяжно, с тоской завыл Лешка на диване.

Лешка уже все, что мог, передумал. Ясно было, что нужно забрать у Куньки нюркины валенки и две бутылки. Но как это сделать? Закажешь себе две — у Куньки появится четыре. Это уже само по себе обидно. Да еще у каждого бывшего нюркиного мужа по ящику спиртного пропадет. Лешка представил себе толпу трезвых и ограбленных нюркиных мужей и от страха поежился.

Вот это все он передумал. Ничего другого не получалось. Трезвые и злобные глаза нюркиных мужей свирепо преследовали каждую новую мысль, тщетно пытавшуюся пробиться в лешкину голову. Нет, была еще одна мысль — Нюрку выгнать. Но и она не сулила ничего хорошего.

— Дура! — опять протяжно и с тоской завыл Лешка.

— Слушай, Лешка, а не вызволить ли нам из тюряги дружка твово, Леньку? И пусть приходит сразу с бутылкой, чтобы обмыть освобождение!

— Ну, ты, Нюрка, башковитая! Сразу видно, с учеными общалась! — идея Лешке сразу понравилась. Крупных неприятностей она вроде бы не сулила и казалась благородным поступком. Лешка разорвал первый талон и, откашлявшись, проговорил:

— Хочу, чтобы Ленька был здесь и с бутылкой. — и тут показалось Лешке, будто прямо перед ним, в воздухе появилось испуганное лицо черта, который показал один палец и сказал «Раз!». И пропал.

Первым пришел Леонид Брежнев. Чмокнул Нюрку в щеку, пожевал губами и говорит:

— Это вы правильно сделали. Что пригласили. — налил себе в стакан водки и с удовольствием выпил за нюркино здоровье. Потом толпой подошли киноартисты, члены Государственной Думы, министры, директора заводов… В квартиру набилось людей, как в бочку сельдей. Быстро солидная толпа набралась под окнами. Все шумели и спрашивали друг друга — а чего это все здесь делают. Появились сотрудники милиции, которые искали зачинщиков несанкционированного митинга и просили всех разойтись. Но толпа продолжала увеличиваться. Появились активисты разных партий и движений, решившие воспользоваться удачным случаем. В толпу полетели пламенные лозунги:

— Свободу узникам первых лет перестройки!

— Нечего ждать милости от Америки, взять у нее самим — вот наша задача!

К Лешке с трудом протиснулся Леонид Ильич:

— Тебе, как застрельщику митинга, речь сказать надо. Только кратко, четко, как на партсобрании.

Лешка пошире распахнул окошко, откашлялся и крикнул:

— Куньке — по морде!!

Толпа радостно заревела, кто-то захлопал в ладоши. Моментально внизу вспыхнуло несколько потасовок. Кто-то думал, что Куньку бьют. Кого били — думал, что ошибка вышла. Хорошо, ОМОН подоспел, и справедливость восторжествовала. Но Леньки все продолжали прибывать. В конце концов началась всеобщая потасовка. Не то член Государственной думы назвал известного киноартиста шутом, не то наоборот. Нюрка с подбитым глазом и двумя оставшимися талонами пробралась к Лешке:

— Куньку в реанимацию увезли. К тебе сюда пробираются мои бывшие мужья. Все трезвые и злые. Их всех родственников арестовали. Бить тебя будут. Быстро кончай все это!Нюрка протянула талон Лешке.

— Что говорить-то? Загадывать-то что, а? — Нюрка в ответ только завизжала. Кто-то тяжелый рухнул прямо на нее. Лешка плюнул и порвал второй талон:

— Пусть все будет как на заседании Государственной думы! — и опять Лешке померещилось, что перед ним в угарном мареве качнулось испуганная морда черта, который показал два пальца и вроде бы сказал «Два!» И пропал. А, может, и померещилось все это. Черт его знает.

Драка в квартире разгорелась с новой силой. Внизу, под окнами, уже не дрались, а только с интересом смотрели наверх. Вскоре подъехали длинные черные машины и к Лешке в квартиру стали подниматься крупные политические деятели. Драка стихла. Заседание думы открыл Леонид Ильич:

— Товарищи! Я первый раз веду заседание, правил ваших еще не знаю, но, думаю, мы сработаемся. Сегодня у нас — мне тут товарищи подсказывают — на повестке дня очень важный вопрос: что нам делать с Кунькой, Нюркой и Лешкой? Прошу высказываться по очереди.

Первым выскочил на середину комнаты заводной кучерявый политик:

— Все трое войдут в один вагон. И на север!

Другие с ним не соглашались категорически. И север большой, неохватный, и обратно вагон порожняком гнать нерентабельно:

— Дней за пятьсот их можно перестроить. А дальше будут жить как люди.

Но и с этим не соглашались. За такой срок даже Нюрку отучить от пива нельзя, не то что Куньку. А Лешка всякую обновку пока какой гадостью не обольет, так не успокоится — какая уж тут перестройка, ежели у него натура такая? Ну, не будет он как француз ходить за своим Бобиком с лопаточкой и целофановым мешочком, чтобы дерьмо собирать и домой тащить, чтобы выбросить. Ему легче удавить Бобика, потому что выгнать жалко.

— Шоком бы его хорошо. Пусть по утрам пальцы в розетку толкает — другое его уже не проймет.

Нюрка тихонько подползла к Лешке:

— Слушай, может их всех турнуть? Я вспомнила, что дружка-то твово звали не Ленька, а Гераська!

— Ах, ты, змея! — зашипел на нее Лешка,Мне что теперь, всех Герасимов сюда, да? Раньше вспомнить не могла?

— Да, ладно, ты, не шипи! — огрызнулась Нюрка, — Вон, слышишь? Мои бывшие сюда пробиваются? Бить будут.

Лешку просить дважды не надо. Он злобно глянул на Нюрку и пальцами порвал последний талон:

— Всех — к черту! — и опять перед глазами качнулось испуганная морда черта и все стихло.

Никого нигде не было. Ни в квартире, ни под окнами. Только за столом сидел черт и громко икал:

— Я же говорил тебе, Петрович, что договора читать надо. Пункт пятый — если все три желания будут невыполнимыми, то тебе, Петрович, разрешается четвертое желание. Без всяких дополнительных условий.Черт опять икнул, — Так что давай, заказывай.

— Что, опять? — обозлился Лешка.

— Нет, теперь то, что надо.

Лешка посмотрел на Нюрку, потом на черта и сказал:

— Нюрке валенки вернуть надо. И две бутылки, что злодей Кунька спер.

— Все? — участливо спросил черт, — Или есть еще что-то, самое-самое заветное, а? — Лешка аж слюну сглотнул.

— Есть. Мне бы еще пивка, литра три, из холодильничка.

Черт икнул громче обычного и пропал. А в центре стола осталась стоять трехлитровая банка «жигулевского» — прозрачного и холодного. Аж бока запотели.