"Песнь победителя" - читать интересную книгу автора (Климов Григорий Петрович)

Глава 14. Эмиссары маршала

Итак, я бежал из Москвы в Берлин.

Когда за мной закрылась дверь моей квартиры в Карлсхорсте, я сел за стол и с тоской посмотрел на календарь. До окончания отпуска оставалось ещё две недели. Что делать? Явиться досрочно на работу? К чему!

Одни сочтут меня за сумасшедшего, другие за карьериста. Пойти навестить друзей? Будет слишком много вопросов, на которые у меня нет никакого желания отвечать. Я торопился покинуть Москву, а куда и зачем – неизвестно.

Я решил просто отдохнуть и несколько дней подряд, переодевшись в гражданский костюм, ездил на пляж. Я специально выискивал места, где было скопление людей, и молча лежал на песке, наблюдая за бурлящей кругом жизнью чужого, беззаботного мира.

Сначала я находил в этом странное удовлетворение. Как будто эта бесцельная суета успокаивала меня. Затем мне стало досмерти скучно изо дня в день видеть те же свертки с бутербродами и те же детские игры взрослых людей.

На десять дней раньше положенного срока я явился к начальнику Управления Промышленности и отрапортовал о своем возвращении и желании приступить к исполнению служебных обязанностей. Лицо Александрова выразило приятное удивление.

«Ну, как отдыхалось в Москве?» – спросил он.

«Очень хорошо», – ответил я.

«Ваше возвращение как нельзя более кстати», – перешел Александров к делу. – «Больше половины сотрудников сейчас в отпуску, а Главноначальствующий поручил нам спешную и ответственную работу. Нужно собрать для Москвы материал против демонтажников».

В течение получаса Александров объясняет мне натянутое положение, создавшееся между Управлением Репараций СВА и Особым Комитетом по Демонтажу при Совете Министров СССР. Для того, чтобы отстоять перед Москвой точку зрения СВА, необходимо собрать по возможности больше обвинительного материала о работе Особого Комитета в Германии.

С этой целью Управление Промышленности должно выделить в распоряжение Главноначальствующего специальную комиссию в составе нескольких инженеров, официальной задачей которых будет координирование работы СВА и Особого Комитета, а неофициальной задачей – сбор компрометирующего материала о деятельности демонтажников.

Работа комиссии должна протекать почти в беспрерывных командировках по крупнейшим промышленным предприятиям Советской зоны Германии.

«Если Вы согласны, то я предложу Вашу кандидатуру в состав комиссии», – заканчивает Александров. – «Тем более, что Вы знаете немецкий язык, а там будет необходимость тесного контакта с немецкими директорами предприятий».

Работа в беспрерывных командировках и непосредственно на предприятиях. Последующие недели, может быть месяца, я буду свободен и от Москвы и от Карлсхорста! Это было самое благоприятное, чего я только мог желать в данное время. Я с готовностью согласился на предложение Александрова.

На следующий день я был включен в состав координационной комиссии, работающей непосредственно в аппарате Главноначальствующего.

Советский гражданин, сбежавший из Москвы, советский офицер, не находящий себе места в Карлсхорсте – и одновременно эмиссар Главноначальствующего СВА, работающий для Москвы. Случайное совпадение? Нет! Скорее всего, закономерность. Просто-напросто в советском аппарате прибавился ещё один механизм, работающий на холостом ходу.

Духовная жизнь приведена к нулевому знаменателю. Это – внутри. А снаружи – образцовый советский человек, автоматически выполняющий свои обязанности.

Золотые погоны и внешние функции стали не проявлением содержания этого механизма, а средством борьбы за жизнь в данных условиях среды. Ещё в одном советском человеке пришел к завершению тот болезненный процесс, который уже проделали тысячи и миллионы других советских людей.

Серый БМВ разрезает носом холодный осенний воздух. Монотонно шуршит под колёсами бетон автострады. По голому полю недалеко от автострады перелетает стайка куропаток.

«Давай стрельнём?» – спрашивает майор Дубов и тянется за двустволкой, засунутой за спинку сидения.

«Брось», – отвечаю я. – «Всё равно кому-нибудь отдавать придётся».

«Очень хорошо», – смеётся майор. – «Развяжем язык, кому надо. Василий Иванович – к бою!» Наш шофёр – пожилой демобилизованный солдат. Он опускает стекло бокового окна. Серый БМВ, как огромная ящерица, сползает с автострады. Объём черепной коробки у куропаток невелик – они не подпускают идущего человека, но в машине их дави хоть колесами.

Карлсхорст остался где-то позади. В кармане мандат за подписью маршала Соколовского: «… в провинцию Тюрингия для выполнения спецзадания Главноначальствующего Советской Военной Администрацией в Германии».

Этого достаточно, чтобы открыть нам все двери в Тюрингии. Если кому этого будет мало, то на отдельном листе – Полномочное Задание: «… для проверки выполнения приказа СВАГ №… и Распоряжения Совета Министров СССР от…» Эти громкие формулировки предназначены главным образом для уполномоченного Особого Комитета по Демонтажу и советского директора на заводах Цейсс в Иене генерала Добровольского.

Хотя Добровольский и сугубо гражданский человек, бывший до этого директором одного из оптических заводов в СССР, и, кроме того, принадлежит к проблематичному племени «демонтажников», он пользуется авторитетом, т.к. имеет сильные позиции в Москве.

Несмотря на категорический приказ маршала Соколовского, обязывающий всех демонтажников снять шинели и переодеться в гражданское, Добровольский делает вид, что ему об этом приказе ничего не известно.

При встречах Добровольского с Соколовским, последний, не обращая внимания на генеральские погоны Добровольского, всегда дружелюбно-иронически обращается к нему по имени и отчеству, вопреки требуемому уставом обращению к военным по званию.

Кроме своей детской привязанности к генеральским погонам Добровольский славится своим крутым нравом. Бывали случаи, когда он запросто спускал всякого рода контролеров вниз по лестнице или вообще не пускал их на территорию Цейсса.

При этом он вежливо добавлял: «Если не нравится – жалуйтесь в Москву». Но для того, чтобы жаловаться, нужно иметь материал, а до Цейсса не доберёшься иначе, как через Добровольского.

Если, у СВА есть внутренние враги или противники в Германии, то в первую очередь это относится к людям и организациям, известным под сводным именем – «демонтажники».

Начальник Управления по Репарациям и Поставкам СВА – генерал Зорин, после тщетных попыток координировать свою деятельность с демонтажниками, в отчаянии поставил крест на всякую возможность кооперации и все переговоры с людьми, подчас находившимися в пяти минутах езды от Карлсхорста, вёл через Москву в форме жалоб, требований и рапортов о дефиците плана репараций за счёт деятельности демонтажников.

Те же только посмеивались и продолжали рыскать по Германии в поисках того, на что СВА ещё не успел наложить секвестр. Но и секвестр СВА мало помогал.

Демонтажники быстро связывались с Москвой и оттуда обычно приходил приказ о передаче объекта в распоряжение демонтажников. Добровольского генерал Зорин видеть не мог и его посещения принимал как личное оскорбление.

В основные обязанности Экономического Отдела СВА входит обеспечение поставок по репарациям и обеспечение работы немецкой промышленности в соответствии с установленным для Германии по Потсдамскому Договору мирным экономическим потенциалом.

Уже согласование этих двух пунктов, принимая во внимание размер репарационных планов, представляет собой, мягко говоря, некоторые трудности. Тут же вмешивается ещё третья сила – демонтажники. Сила для нас стихийная, поскольку она подчинена не СВА, а непосредственно Москве.

Работа демонтажных организаций направляется Особым Комитетом по Демонтажу при Совете Министров СССР, т. е. самим Советом Министров, а также непосредственно заинтересованными Министерствами.

Политика довольно умная. Это своего рода социалистическое соревнование – два дяди взапуски доят одну и ту же корову.

Один дядя работает как браконьер – набрал как можно больше и ушел восвояси. Это демонтажники. Со второго же дяди и молоко требуют и полумертвая корова у него на шее останется, которую ещё долго доить придётся. Это мы, т.е. СВА. Что бы ни было с коровой и обоими дядями, а хозяин молоко до капельки получит.

В первые дни, когда Красная Армия переступила границу Германии, работа по сбору и учёту трофеев возлагалась на армейские трофейные бригады.

В их обязанности входил также и демонтаж промышленного оборудования. Вскоре стало ясно, что трофейные бригады не в состоянии справиться с огромным объёмом работ. Тогда-то и появилось на свет беспокойное племя демонтажников.

В начальной стадии это было в значительной мере стихийное явление, объединённое затем в своей деятельности Особым Комитетом по Демонтажу. Каждый Наркомат, Главные Управления Наркоматов, даже отдельные заводы посылали в Германию свои демонтажные бригады. Демонтаж стал модой.

Дошло до того, что даже Всесоюзная Библиотека им. Ленина в Москве послала своих книгонош демонтировать Гёте и Шиллера, а московский стадион «Динамо» спешно командировал свою футбольную команду в Германию на поиски подходящего для демонтажа плавательного, бассейна.

Погоны и звания демонтажникам нацепляли исходя из следующих соображений: техник – лейтенант, инженер – майор, директор – полковник, ведущий работник Наркомата – генерал. Силы, породившие демонтажников, недолго ломали себе голову над этой проблемой.

Зато тем больше хлопот было для СВА, когда приходилось иметь дело с этими кустарными офицерами. Со временем они вошли во вкус обладания погонами и стоило большого труда демонтировать у них эти украшения.

Перед носом нашего БМВ расстилается бетонная лента автострады. Для нас, инженеров Главного Штаба СВА, командировки в провинцию – всегда желанное задание. Здесь за несколько дней можно почерпнуть массу нового и ценного с нашей профессиональной точки зрения материала.

Мы роемся в потрохах германской промышленности, как хирург на секционном столе. Потроха у пациента в достаточной мере вывернуты наружу. Жаль только, что когда-то цветущий здоровьем пациент на наших глазах прощается с жизнью.

Мы переливаем кровь другому пациенту. Иногда у нас возникает печальный вопрос: достоин ли второй пациент этой операции? Для беспристрастного хирурга-инженера этот вопрос временами становится мучительным. Но мы не должны думать об этом. Мы, прежде всего, – советские офицеры.

Майор Дубов послан в эту командировку, как специалист по оптике и точной механике. Его присутствие имеет некоторые побочные положительные стороны.

Он ещё со студенческой скамьи лично знаком с Добровольским. Пока он будет заговаривать ему зубы воспоминаниями, я без помех буду копать яму нашему врагу-конкуренту №1.

Противоречия интересов между СВА и Особым Комитетом особенно ярко выступают на примере заводов Цейсса. После того, как прошла первая волна демонтажа, предотвратить которую СВА не имело ни времени, ни желания, стали думать об экономических соображениях.

С первых же дней Особый Комитет настаивал на необходимости полностью демонтировать предприятия Цейсса и пересадить их на новую почву в Сов. Союзе. Это было целесообразно с военно-стратегической точки зрения. Но были на этом пути и препятствия.

Дело в том, что промышленное оборудование Цейсса представляет собой сравнительно небольшую ценность. Там практически не было уникальных станков, которых бы не имелось в Сов. Союзе.

Ценность предприятий Цейсса была в людях-специалистах, начиная от простых рабочих-шлифовальщиков, проработавших на этих заводах всю свою жизнь и опыт которых передавался из поколения в поколение, и кончая инженерами, создавшими классические формулы оптической механики.

Если пересадить только оборудование Цейсса, то оно не будет стоить и ломанного гроша без людей-специалистов. Пересадить же заводы со всеми людьми – это было слишком громоздкое и рискованное предприятие.

Пробовали применить компромиссное решение проблемы, предложили посылать для обучения советских рабочих и инженерно-технический персонал из Сов. Союза в Иену. По возвращении они должны были осваивать демонтированное оборудование и технический опыт Цейсса в Сов. Союзе.

Этот план в некоторой мере осуществлялся, но недостаточно. Кремль очень неохотно отпускает своих сынов заграницу, даже в оккупированную Германию. Они могут увидеть здесь кое-что помимо технического опыта Цейсса. Потом придётся проветривать их в Сибири. Сложно, долго и ненадёжно.

Первая очередь демонтажа показала себя нерентабельной. Демонтированное у Цейсса оборудование не давало сколько-нибудь значительного экономического эффекта в Сов. Союзе.

Одновременно ампутированный Цейсс в Иене превзошёл все ожидания и продолжал давать подлинно цейссовскую продукцию к удивлению самого генерала Добровольского, который после проведённого демонтажа остался на Цейссе в качестве советского директора.

В этой продукции генерал Добровольский был сравнительно мало заинтересован, т.к. она поступала в распоряжение Управления по Репарациям СВА и все лавры шли его заклятому врагу – генералу Зорину.

Зато СВА очень заинтересовалось заводами Цейсса, поскольку их продукция при установлении оккупационного стабилитета стала играть видную роль в балансе репараций.

Если будет произведён демонтаж второй очереди Цейсса, чего настойчиво добивается Добровольский, то из репарационного баланса СВА выпадет крупнейшая активная статья.

Поскольку Совет Министров сумму репарационного плана никогда не снизит, – об этом бесполезно и думать, – то придётся изыскивать какие-то новые источники репараций, находить которые со временем становится всё трудней и трудней. Начинается дуэль СВА контра Особый Комитет.

Добровольский клятвенно уверяет Москву: «Если я окончательно демонтирую Цейсс, то через год он будет в Сов. Союзе давать продукции на 100 миллионов рублей».

СВА парирует и заявляет: «Первая демонтированная очередь Цейсса в Сов. Союзе даёт пока убыток в 50 миллионов рублей и требует дотаций, а полуживой Цейсс в Иене даёт ежегодно поставки по репарациям в 20 миллионов марок». Накось, тов. Добровольский! Мы ещё из-под тебя директорское кресло вытащим.

Спор СВА с Добровольским приобретает несколько неожиданный для обоих партнеров оборот. Москва, ознакомившись по отчётам обоих сторон с положением дел в Иене, отдаёт приказ: «Для работы в оптической промышленности Сов. Союза на базе демонтированных предприятий Цейсса выделить из личного состава заводов Цейсс-Иена и подсобных предприятий необходимое количество высоко-квалифицированных немецких специалистов по принципу индивидуальных рабочих договоров и перебросить к месту назначения.

Отбор специалистов и выполнение настоящего постановления возлагается на директора заводов Цейсс-Иена тов. Добровольского. Одновременно указывается на необходимость форсировать восстановление основного предприятия Цейсс-Иена в соответствии с предыдущими постановлениями. По полномочию Совета Министров СССР – Министр Точной Промышленности».

На этот раз Добровольский частично выиграл. Решили пока демонтировать цейссовских специалистов. Надо же, однако, додуматься, чтобы в одном и том же постановлении требовать разрушать и тут же «форсировать восстановление» одного и того же предприятия.

Несколько дней тому назад я читал в «Тэглихе Рундшау» до тошноты слащавое письмо одного из этих немецких специалистов, откомандированных в Сов. Союз «по принципу индивидуальных договоров». Как быстро прививается немцам стиль советской писанины. То ли это идеологическая обработка на новом месте работы, то ли литературная обработка полковника Кирсанова, редактора «Тэглихе Рундшау».

Счастливый специалист, судя по стилю письма, не светило науки, спешит сообщить всему миру, что ему живётся очень хорошо и что он получает 10.000 рублей в месяц. Ставка маршала Соколовского на сегодняшний день составляет 5.000 рублей в месяц. Советский средний инженер получает от 800 до 1.200 рублей в месяц.

Пару месяцев специалист будет получать по 10.000 рублей, а потом десять лет будет работать на той же работе, но уже бесплатно – в качестве заключённого. Восторженные письма будет писать другой энтузиаст.

Дело сделано. Значительная часть рабочих и техников Цейсса укатила на Восток «в порядке индивидуальных договоров». Производительность Цейсса упала. Добровольский торжествует победу, доказывая всем правильность своей теории о необходимости окончательного демонтажа Цейсса. Мы же с майором Дубовым едем в качестве разведчиков во вражеский лагерь.

«А, коллега! Ну, как живешь!» – радостно трясет майор Дубов руку Добровольского.

«Тебя, каким ветром сюда занесло?» – довольно нелюбезно встречает старого товарища Добровольский и смотрит волком. На заводе он ведёт себя как диктатор и одновременно как генерал в осаждённой крепости. В особенности, когда от посетителей доносится запах СВА.

Я отхожу в сторону, рассматриваю укреплённые на стене образцы продукции, и создаю впечатление, что все окружающее меня нисколько не касается. Когда майор Дубов увлекает Добровольского в кабинет, я приступаю к фланговому маневру.

Через внутреннюю дверь я прохожу из приёмной Добровольского в приёмную немецкого директора завода. Помахав перед носом секретарши мандатами за подписью маршала Соколовского, я изъявляю желание говорить с директором. Последний очень рад меня видеть и спешно провожает из кабинета бывших у него посетителей.

Передо мной довольно молодой человек. Член СЕД. Не так давно был на этом заводе рабочим где-то в отделе упаковки или снабжения. Сегодня – он директор. Как раз то, что нам нужно. Не умён, но исполнителен. Мальчик на побегушках у Добровольского. Фигаро здесь – Фигаро там.

На директоре новый галстук и слишком новый костюм. Когда я здороваюсь с ним, то чувствую твердую мозолистую руку. Впрочем, новому директору много думать не приходится. За него думаем мы, да и то наполовину. У нас есть человек, который думает за всех.

«Ну, герр директор. Похвастайтесь, как у Вас идут дела?» – спрашиваю я.

Я знаю, что директор борется между двумя чувствами: чувством страха перед Добровольским и чувством профессионального или национального долга, если эти понятия существуют для члена СЕД.

Директор должен понимать, что СВА отстаивает интересы завода, поскольку вопрос касается его существования. Мне не нужно объяснять ему положение вещей, он понимает это и сам. Он только хочет быть гарантирован, что об этом разговоре не узнает Добровольский.

Несмотря на довольно искреннее со стороны директора желание насолить Добровольскому, разговор с ним приносит мне мало пользы. Помимо желания нужны также знания и экономический кругозор более широкий, чем у экс-кладовщика.

Я благодарю директора за исключительно бессодержательную информацию и прошу его разрешения переговорить с техническими руководителями предприятия. «Чтобы уточнить некоторые детали…» Герр директор настолько предупредителен, что предоставляет в моё распоряжение свой кабинет. Через несколько минут в двери появляется худощавый человек в роговых очках и белом халате. Это уже существо из других сфер. Я молча смотрю на него и улыбаюсь, как старому знакомому. Я уже был предварительно осведомлен о составе технической дирекции Цейсса. После нескольких вводных фраз по адресу Цейсса и его продукции мы понимаем друг друга.

Я прямо заявляю ему, что моя цель, хотя и не основана на филантропии, но всё же направлена на то, чтобы освободить Цейсса от террора Добровольского.

В данном случае мы вынужденные союзники. Зная наперед ход его мыслей, я гарантирую ему безусловное сохранение тайны нашего разговора. Герр доктор рад моей догадливости и предлагает все свои знания и опыт на службу СВА.

«В чём, по Вашему мнению, узкие места в работе предприятий Цейсса, герр доктор?» – вуалирую я катастрофическое положение заводов словом «узкие места».

«Проще было бы перечислить широкие места, герр оберинженер», – отвечает с печальной улыбкой доктор. – «Не хватает всего. А самое главное: у нас вырвали мозг – наших специалистов. Этого не восстановить и за десятки лет».

Передо мной разворачивается грустная картина.

Промышленность Германии, в отличие от промышленности Сов. Союза, в исключительной степени зависит от кооперации смежных предприятий.

В Сов. Союзе, жертвуя экономическими соображениями, стремились к автономии промышленности в большом и малом, в масштабах всего государства и в масштабах отдельных заводов. Здесь больше думали не об экономических, а о военно-стратегических соображениях.

В основе демократического метода организации производства лежит рентабельность или самоокупаемость предприятия. Структура предприятия и его жизнеспособность обуславливаются строжайшим экономическим расчётом и активным балансом. Для экономистов Запада – это неопровержимая истина.

Для них покажется абсурдом, что в Сов. Союзе большинство ведущих предприятий промышленности средств производства нерентабельны и существуют только за счёт государственных дотаций, которые государство в плановом порядке перекачивает из отраслей лёгкой промышленности, выпускающих переоценённые средства потребления, и из коллективизированного сельского хозяйства.

«Мы работаем сейчас за счёт старых запасов сырья и полуфабрикатов. Новых поступлений нет. Когда запасы будут исчерпаны…», – технический директор беспомощно разводит руками. – «Наши прежние поставщики в Сов. Зоне в большинстве случаев прекратили свое существование.

Поставки сырья из Сов. Союза пока остаются только обещаниями. Получить что-либо из Западных Зон практически невозможно. Мы уже пытались посылать нелегально, на свой страх и риск, грузовики через зелёную границу, чтобы восстановить старые торговые связи и получить что-либо. Но это не выход из положения».

Нас, советских инженеров, часто удивляло, что германская промышленность, несмотря на все перенесенные трудности тотального ведения войны, безоговорочной капитуляции и стихийного демонтажа, всё же сохранила свою жизнеспособность. Запасы сырья на германских заводах в момент капитуляции зчастую превышали нормы, положенные на советских заводах в мирное время.

В мае-июне 1945 года, на другой день после капитуляции Берлина, нами был произведен спешный демонтаж промышленного оборудования в Сименсштадте, сердце германской электротехнической индустрии.

Уже тогда, ещё до Потсдамской Конференции, было известно, что германская столица будет оккупирована всеми четырьмя союзниками. Официально это решение было принято 5 июня 1945 года по соглашению четырёх держав.

Вступление союзников в Берлин было искусственно затянуто ещё на месяц. Причина – демонтаж. Демонтажные бригады в секторах Берлина, отходящих по Договору к союзникам, работали с лихорадочной поспешностью день и ночь. Демонтировали на совесть – вплоть до канализационного оборудования ватер-клозетов.

Через год я посетил Сименсштадт вместе с полковником Васильевым, бывшим в своё время начальником демонтажных работ на этих заводах. Полковник только головой качал: «Откуда они новое оборудование взяли? Ведь мы здесь не так давно даже кабели из кабельных канав повынимали!» Немецкие директора Сименсштадта вежливо приветствовали полковника, как старого знакомого: «А-а, герр полковник, как поживаете! Может быть, у Вас будут, какие заказы для нас?» Без тени иронии, сугубо по-деловому. Надо отдать долг справедливости – немцы умеют держать себя вежливо и с достоинством даже с демонтажниками.

«Мы стараемся дать и даём то, что от нас требуют и что мы можем дать. Но это идёт только за счёт внутреннего истощения производства. Этот внутренний процесс пока мало заметен, но в один прекрасный момент он приведет к полному краху», – продолжает технический директор.

Я понимаю его. Заводы работают за счёт «внутреннего жира». Даже и без радикальной помощи Добровольского в форме окончательного демонтажа, заводы идут к концу. Невозможно существовать капиталистическому острову в наступающем море социалистического окружения.

Если так будет идти дальше, то единственным шансом для дальнейшего существования предприятия будет переключение его на какую-то форму советского метода производства. Будет ли тогда продукция старого Цейсса заслуживать название цейссовской аппаратуры?

Я прошу технического директора составить отчет и экономический анализ состояния предприятий Цейсса. На обратном пути в Берлин я заеду к нему и захвачу эти бумаги. Я ещё раз гарантирую, что его имя не будет фигурировать в докладе маршалу Соколовскому.

После этого я проделываю подобную операцию ещё с двумя докторами, техническими руководителями предприятия. Я должен иметь всестороннюю картину, хотя разницы в их словах мало.

Посетив начальника экономического отдела комендатуры в Иене, я узнаю от него некоторые подробности о деятельности Добровольского. Комендатура в данном случае работает на обе стороны.

Они охотно помогали Добровольскому в оформлении «индивидуальных рабочих договоров» при отправке специалистов Цейсса в Сов. Союз. Столь же охотно они сообщают все детали этого спецзадания представителю СВА.

От Начальника Экономического Отдела СВА в Тюрингии генерала Колесниченко нельзя получить никакой новой информации, кроме ругани по адресу Добровольского: «Нахально саботирует работу СВА.

Ему наплевать, что будет с репарациями, лишь бы вылезти в доверие в Москве. Отгружено столько-то единиц оборудования в адрес Министерства Точной Промышленности…». А какая там от этого польза – ему безразлично. Сейчас там уже сажают людей за то, что не могут использовать это оборудование».

В этом генерал Колесниченко прав. Многие из демонтажников получили ордена и награды за демонтаж. Многие из их коллег, а зачастую и сами свежеиспеченные орденоносцы, были посажены за решетку, когда дело дошло до монтажа демонтированного оборудования в Советском Союзе.

Например, была демонтирована и отгружена поточная линия из 100 специализированных станков-автоматов, рассчитанных на массовый выпуск определённой номенклатуры.

По пути один из станков понравился какому-то другому охотнику за станками. Симпатичный станок без долгих разговоров перегружается по новому адресу.

Когда он приходит на место, то с досадой убеждаются, что немного ошиблись – станок специализированный и на этом заводе абсолютно бесполезный. Станок без лишнего шума выбрасывают на свалку. Когда же в другом месте приступают к монтажу всей линии, то обнаруживают, что одного станка не хватает.

Без этого одного станка вся линия абсолютно бесполезна. Заменить специализированный станок невозможно. Девяносто девять станков отправляются по пути своего предшественника – на свалку. Вся линия списывается по статье капиталовложения, а несколько человек идут под суд за саботаж.

Снова серый казённый БМВ разрезает носом морозный воздух Тюрингии. Эмиссары Карлсхорста подводят итоги своей работы. Результат будет один. Соколовский будет иметь материал для очередного рапорта в Москву и обвинений по адресу Добровольского. Положение дел от этого не изменится. Кремль знает, что ему нужно.

Майор Дубов больше интересуется чисто технической стороной дела. Затем он неожиданно спрашивает меня: «Ты знаком вообще с историей Цейсса?» Не ожидая моего ответа, он продолжает: «Довольно интересная и своеобразная вещь. Когда старик Цейсс умирал, то он завещал свои заводы городу Иене.

В завещании было точно оговорено управление заводами: в верховный орган управления входили поровну представители городского самоуправления и представители предприятий Цейсса. Своего рода добровольная социализация или подчинение промышленности государству в масштабах города Иена».

«Кроме того», – здесь майор Дубов смотрит в окно и говорит, как будто попутно. – «Кроме того, согласно завещанию Цейсса все рабочие и служащие предприятий Цейсса непосредственно участвуют в доходах предприятия. Это то, что по нашим теориям должно быть в идеальном социалистическом обществе. У Цейсса это существовало десятки лет вплоть до последних дней».

Наш шофёр Василий Иванович, о присутствии которого мы иногда забываем, сдвигает шляпу на затылок и добавляет: «Пока здесь не появились мы…»