"Красные рельсы" - читать интересную книгу автора (Адамс Клифтон)Глава втораяНа углу Бродвея и Гранд-авеню играл оркестр Армии Спасения, состоявший всего из трех инструментов. Конкэннон бросил в кубышку двадцать пять центов. Воздух был наполнен дымом костров, запахом горького пива и мусора, к которому примешивался едва уловимый аромат опиума с узкой улочки, носившей название Хоп-бульвар. Чуть дальше, со стороны Бродвея, уличные мальчуганы подзадоривали дерущихся собак. С Алабастер-роуд доносились крики разгневанной потаскухи; где-то щелкала рулетка; среди зевак, слушавших музыкантов Армии Спасения, бледными тенями мелькали карманные воришки. Конкэннон не спеша прошел по Банко-Эллей в направлении вокзала «Санта-Фе». То, что он видел и слышал вокруг, не вызывало у него ни малейшего удивления. Он давно к этому привык. Такие картины он часто наблюдал в Лидвилле и Денвере, во всех новорожденных городах на конечных станциях железных дорог. Барабанщица Армии Спасения воинственно пела «Как грешник узнал о прощенья грехов»… Музыкант, игравший на рожке, изо всех сил старался поспевать за ней… Конкэннон остановился на пороге заведения, которое называлось «Дни и ночи у Лили», удрученно вздохнув: с самого приезда он знал, что обязательно окажется здесь. Как всегда… Когда Конкэннон вошел в «Дни и ночи», полицейский сержант Марвин Боун сидел у дальней стены и смотрел в свои карты. Он встретил Конкэннона быстрым недобрым взглядом. Из-за деревянной стойки Конкэннона придирчиво осмотрел новый незнакомый бармен. За столом для игры в «Фаро» стоял новый крупье. Лампы над игорными столами тоже были новые, а голые стены зала были недавно выбелены известью. Даже в таком месте, как «Дни и ночи», происходили постоянные изменения. Конкэннон немного постоял, осматривая помещение. Этот двухэтажный деревянный дом имел на Банко-Эллей не меньше дюжины близнецов. Столы для покера, для «Фаро», для «семерки», неизменная рулетка. Половину ближней стены занимал бар. Апартаменты Лили Ольвен и комнаты трех «девочек» располагались на втором этаже. Вот уже четыре года, после каждой дальней поездки, Конкэннон неизменно приезжал в «Дни и ночи», словно домой. Дом был, конечно, незавидный – бар, игорный зал, салун и бордель, – но другого не было. На этот раз он впервые не почувствовал удовлетворения, оказавшись здесь. Что-то было не так. Девицы, сидевшие вокруг столика для «семерки», показались ему некрасивыми и затасканными. Здесь что-то переменилось, подумал он, но тут же инстинктивно понял, что перемена произошла не в заведении, а в нем самом. Сержант Марвин Боун разглядывал его черными, быстрыми, как у хищной птицы, глазами. Это был здоровый верзила в шляпе и мешковатом костюме. Он неловко сидел на краешке стула: расположиться поудобнее ему мешал тяжелый «Кольт» сорок пятого калибра, торчавший из заднего кармана брюк. Внезапно он бросил карты на стол, поднялся на ноги и приблизился к Конкэннону. – Ну, рассказала она вам то, что скрывала от полиции Оклахомы и от других железнодорожников? К бесцеремонным манерам Боуна нужно привыкнуть, однако некоторым это так никогда и не удавалось. – Вы следили за мной от самого поезда, Марв? Не знал, что я такая важная персона. – Когда счет идет на сотни тысяч, все становятся важными персонами. Конкэннон кивнул. – Понимаю. Это вы насчет ограбления поезда. Но ведь это случилось на территории чикасоу, очень далеко от вверенного вам района. Неужели здесь, в Оклахома-Сити, не хватает преступлений, и вы страдаете от безделья? Полицейский мрачно улыбнулся. – Как-нибудь я свожу вас на экскурсию в нашу местную тюрьму, Конкэннон. А когда вы войдете, закрою и выброшу ключ. Беседы с Боуном редко заканчивались без ссоры. Конкэннон глубоко вздохнул, подошел к бару и заказал виски. Боун двинулся следом. – Что вам рассказала вдова Аллард, когда вы к ней приходили? Конкэннон посмотрел на игроков в «Фаро». – Что-то я не слыхал, чтобы власти Оклахома-Сити разрешали азартные игры. – Может быть, и не разрешали, – сухо ответил полицейский. – Но муниципальный совет еще не утвердил окончательный текст запрета. И пошел на компромисс с владельцами салунов: если полиция обнаруживает играющих во время ежемесячного рейда – хозяин платит пятьдесят долларов штрафа. Это устраивает всех, особенно судей, назначающих штрафы. Так что же вам все-таки сказала вдова? – То же самое, что вам и всем остальным. То есть ничего. – Конкэннон, – сказал Боун ледяным тоном, – не морочьте мне голову. Вы всего лишь железнодорожный детектив. Значит, здесь вы – ноль без палочки. – Странно. Джон Эверс сказал, что начальник полиции будет рад помочь мне всем, что в его силах. – Вот вам совет: не нужно верить всему, что говорит Джон Эверс. Огромный полисмен повернулся и тяжело зашагал к выходу. Конкэннон подумал, что не стоит осуждать Боуна за его нелюбовь к людям: нелегко ведь быть честным полицейским в городе, который настолько молод, что еще не может оценить тебя по достоинству. Треск рулетки на мгновение приостановился, и посетители «Дней и ночей» перестали перекрикивать друг друга; лампы вдруг сделались будто ярче, и Конкэннон безошибочно определил: в зал вошла Лили Ольсен. Он обернулся: хозяйка заведения шла вдоль бара, отпуская шуточки и улыбаясь всем вокруг. – Рада видеть вас среди наших гостей, господин муниципальный советник, – сказала она одному из игроков в покер. – Боб, принеси на этот стол еще одну бутылочку. Фирма угощает, господа! В сторону Конкэннона Лили еще не смотрела. – Привет, Слим! Я вижу, женушка позволила тебе сегодня отдохнуть! Не упускай шанс. Желаю хорошо повеселиться! Она кивнула еще одному клиенту, сидевшему в середине зала: – Мистер Харки, Бонни у себя. Можете навестить, когда пожелаете. Наконец, будто случайно, она остановилась рядом с детективом. – Давненько тебя не было видно. – У меня было много дел. Присутствие Лили согревало его не меньше, чем всех остальных. – Приятно снова оказаться здесь, Лили. Все как всегда. – Можешь присесть и угостить меня чем-нибудь, – сухо сказала она. – Расскажешь, сколько мужиков застрелил и сколько баб уложил в постель за это время. Новый бармен уже знал порядок. Он немедленно освободил один из угловых столиков, принес два стакана и бутылку виски «Теннесси». Конкэннон наполнил стаканы; пожелав друг другу здоровья, они глотнули коричневатой жидкости. – Я очень сожалею о том, что случилось с Рэем, – сказала, помолчав, Лили. На секунду Конкэннон представил себе, что Рэй сидит с ними за одним столом и что на его красивом, почти юношеском лице цветет радостная улыбка. Ему по-прежнему трудно было поверить в эту смерть. – Однако же он не был новичком в своем деле, – услышал он свой голос как бы со стороны. – Он знал, чем рискует. – Это из-за него ты сейчас здесь, в Оклахома-Сити? – Я здесь потому, что меня вызвал Джон Эверс. Он протянул руку и почесал за ухом Сатану – угольно-черного беспородного кота. Кот жил в заведении как настоящий махараджа. Сегодня, например, он получил на обед устриц из Нового Орлеана и красную рыбу из далеких холодных морей, запил их сливками и напоследок окунул морду в сент-луисское пиво. Узнав об этом, Конкэннон подумал: «Если его не перекосит от такого обеда, никакой справедливости в мире нет». – Ты собираешься отыскать деньги? – с улыбкой спросила Лили. – Через месяц после ограбления? Не думаешь ли ты, что они все еще в Оклахоме? – Зачем же Эверс вызвал тебя сюда? «Сумма в сто тысяч долларов может заворожить любого», – подумал детектив. Работники железной дороги, хозяйки публичных домов, инспектора полиции – все рано или поздно сводили разговор к этим самым деньгам. – Ты ведь получишь награду, если найдешь их, верно? – спросила Лили. – Я не рассчитываю их найти. Если кто-то оказался настолько проворным, чтобы ограбить этот поезд, то удрать с добычей ему тоже не составило бы труда. И все же… – Он пожал плечами, словно желая оправдаться. – Лили, в городе есть люди, которые работают с нефтью? Бурильщики скважин, перевозчики взрывчатки или кто-то в этом роде? – А! – Она улыбнулась, показав зубы. – Нитроглицерин! Я уж думала, никто об этом и не вспомнит. – Она налила Конкэннону новую порцию виски. – Вчера один клиент искал человека, который согласился бы отвезти груз нитроглицерина на территорию чоктау. По последним сведениям, он задавал этот вопрос в нескольких барах Хоп-бульвара. Конкэннон проглотил виски. – Спасибо, Лили. Пойду его поищу. – Ты вернешься? Он колебался лишь одно мгновение, но Лили успела это заметить. – Да, – сказал он, – Потом. Как обычно… Хоп-бульвар был тем дном, на которое люди опускались после долгого падения. Здесь человека могли убить за золотой зуб или за перстень с цветным камешком, а то и вовсе из-за пустяка. На улицах теснились крохотные забегаловки и грязные деревянные лачуги. Конкэннон зашел в потрепанную палатку у железнодорожного полотна, на которой красовалась вывеска: «Кафе «Париж». – Я ищу человека, которому нужен перевозчик нитроглицерина, – сказал он бармену. Бармен присмотрелся к его дорогому костюму и машинально полез под прилавок за бутылкой приличного зелья. Один из двух сидевших в кафе посетителей подошел к Конкэннону. Это был загорелый человек с серыми глазами, одетый в куртку из волчьей шкуры и обутый в шнурованные сапоги. – Меня зовут Сэм Спир. Но что-то вы не похожи на перевозчика нитрашки. – Да, не похож. Но я хотел бы с вами побеседовать, если у вас найдется время. Человек равнодушно пожал плечами. – Рано или поздно сюда заявится какой-нибудь забулдыга и начнет говорить, что жизнь не стоит ломаного гроша. Я докажу ему, что он ничего не потеряет, если возьмется перевезти мой груз на землю чоктау. Если взорвется – ему ведь это безразлично! А не взорвется – заработает денег и сможет начать новую жизнь. Он вяло улыбнулся. – Но сейчас еще рано. Пьяницы обычно впадают в уныние к двум-трем часам ночи. Вот тогда я и найду своего работничка. – Он смерил Конкэннона проницательным взглядом. – Если у вас есть чем заплатить за виски, то у меня найдется время на разговор. Конкэннон купил одну из бутылок и поставил ее на стол. Надпись на этикетке гласила: «Кентуккийский бурбон. Выдержан четыре года в дубовых бочонках». Конкэннон знал, что на самом деле это был чистый спирт, заправленный красным перцем и подкрашенный табаком: так называемое контрабандное виски. Бочонок такого напитка мог истребить больше индейцев, чем целый кавалерийский полк. Конкэннон из вежливости налил себе немного, но пить не стал. – Сколько, по-вашему, бурильщиков на территории? – спросил он беспечно. Спир проглотил отраву, не моргнув глазом. – Смотря каких. Вас интересуют знатоки своего дела или ребята вроде тех, с которыми почти всегда приходится общаться: пьяницы и недоумки? – Меня интересуют люди, которые досконально знают взрывчатые вещества. Спир пожал плечами: – Таких можно пересчитать по пальцам. Эл Гэтли – но сейчас он где-то в Пенсильвании на разведке скважин. Джек Сьюэлл и Эйб Картер работают на земле чероки. Чарли Баквайт – тот решил попытать счастья на территории криков. Вот и все. – Он немного подумал и добавил: – Есть еще Эйб Миллер – лучший из всех, но я не знаю, где он сейчас… Конкэннон выпрямился. – Что вы имеете в виду? – Я не знаю, где он, и что тут непонятного? Месяц или полтора назад я хотел его нанять, но он сказал, что занят. Кто-то, мол, с ним уже договорился… – Он сказал, кто именно? – Может, и сказал, я уже не помню. Спир налил себе новую порцию «виски». – А где вы с Миллером встречались? – Да здесь, в Оклахома-Сити. Я покупал инструменты и случайно повстречал его на Бродвее. В районе Бэттл-роуд. – Как по-вашему, где бы я мог его найти? Спир покачал головой: – Трудно сказать. Такие уж люди эти взрывники: сегодня здесь, завтра там. Но насчет Эйба я точно знаю одно: он там, где много платят. – Потому что он лучше других? – И поэтому тоже. Но главным образом потому, что обожает деньги… Впрочем, в этом ничего плохого нет. – А где нынче больше всего платят? Спир так смаковал жидкий яд из своего стакана, точно это был божественный нектар. – Кто знает? В здешних местах ничего особенного не происходит. По крайней мере, не происходило до сегодняшнего дня. Есть несколько открытых скважин на земле чероки. Еще несколько – у чактау. Но там такому парню, как Эйб, делать нечего. Может быть, он у криков – ищет настоящее прибыльное дело. – Есть у него женщина или друзья, которые могут знать, где его найти? – Женщина? У Эйба? – Спир усмехнулся, поднял бутылку с виски и полюбовался ею. – Хотя… погодите: есть такая Мэгги Слаттер. Какое-то время они жили вместе. Может быть, она сможет что-то подсказать… – А где она, эта самая Мэгги Слаттер? Спир пожал плечами: – Если б я был на вашем месте, то походил бы по Второй Западной улице. Единственным достоинством Второй Западной улицы было то, что по сравнению с ней «Адский уголок» казался тихим и приличным районом. Конкэннон шел с гримасой отвращения на лице, стараясь не наступать на мусор, которым была усыпана ухабистая дорога. Вот из одного дома, шатаясь, вышел человек; он споткнулся и растянулся поперек земляного тротуара. Из той же двери выскользнула женщина. Она перевернула лежавшего ногой и ловко очистила его карманы. Услыхав шаги Конкэннона, она подняла глаза, сунула часы пьяного под корсаж и улыбнулась: – Хочешь развлечься, малый? Лучшее место – у мамаши Мак-Дональд. Она кивком головы указала на дом, откуда вышла. Человек на тротуаре заворчал и попытался перевернуться на живот. – Я ищу Мэгги Слаттер, – сказал Конкэннон. Человек ухватился за его ногу и попытался подняться. Его лицо было залито кровью; слабый свет, исходивший из открытой двери, отражался в пустых, ничего не выражающих глазах. Конкэннон высвободил ногу и отошел в сторону. – Мэгги Слаттер? – женщина быстро смерила его взглядом, и уголки ее рта опустились. – По-моему, она не в твоем вкусе, малыш. А впрочем, чего только не бывает на свете… Она отряхнула руки и направилась к дому. Конкэннон вытащил из кармана бумажку. – Эй, я все же хочу разыскать Мэгги Слаттер… Женщина обернулась. Увидев зеленую купюру, она мигом завладела ею и сунула в корсаж, где уже лежали часы. – Если уж искать ее, то не в приличных заведениях. Загляни лучше в халупы на той стороне улицы. Клиент мамаши Мак-Дональд в это время дополз до кустов, и его рвануло опиумным отваром, который подмешали в питье. Конкэннон немного постоял на углу Второй улицы и Норт-Уокер. Непрерывный поток фиакров высаживал пассажиров напротив вывесок «Ноев ковчег», «Ночная магия», и на следующем перекрестке – у «Креольских девушек». Конкэннон решил, что неплохо было бы пропустить стаканчик, но так и не решился войти ни в один из баров Второй улицы. Он перешел дорогу, обогнул «Ноев ковчег» и по узкой тропинке стал пробираться к жилому кварталу. Там напирали друг на друга крохотные деревянные домишки. Из темных уголков ему то и дело свистели сутенеры, с порогов своих лачуг звали женщины в одних ночных рубашках… С разных сторон доносились стук игральных костей, грубый смех, ругательства. В довершение всего где-то рядом завыла собака. С задней веранды «Ноева ковчега» кто-то негромко окликнул: – Как насчет креольских девочек, мистер? Хотите попробовать? Конкэннон совершенно не представлял себе, как он будет ходить по этим лачугам, и предпочел обратиться к сутенеру. – Я ищу Мэгги Слаттер. Вы ее знаете? – Один доллар, – мгновенно отреагировал тот. Конкэннон достал две двадцатипятицентовые монеты и протянул ему. Сутенер двинулся по тропинке. Пока они шли, обитательницы района приветствовали их двусмысленными репликами и непристойными жестами; кое-кто из них молча сидел на пороге в свете керосиновых ламп, уставившись в никуда. – Это здесь, – сказал наконец сводник, указывая пальцем. – Предпоследний дом. Конкэннон подошел к ветхой лачуге. – Вы – Мэгги Слаттер? Женщина сидела на расшатанном стуле, наклонившись вперед. Когда она повернула голову, Конкэннон разглядел ее лицо. По левой щеке – от волос до подбородка – тянулся огромный красный шрам, навсегда искрививший ее рот в отвратительной гримасе. Левый глаз был полностью белым и слепым. – Что вам надо? – спросила она. – Поговорить. Насчет Эйба Миллера. Я готов заплатить… – Сколько? Вопрос прозвучал устало и безнадежно. Сколько можно было дать шлюхе с ужасным шрамом, сидящей у предпоследней лачуги на Второй улице? Пятьдесят центов, самое большее – доллар… – Пять долларов, – быстро сказал Конкэннон, – если вы дадите полезные сведения. Та половина ее лица, где был шрам, совершенно не изменилась, зато на второй появилось изумление. Она встала: – Заходите. Ее жилище было слишком тесным для двоих. Мэгги Слаттер поспешно закрыла дверь и поставила между кроватью и стеной стул. Конкэннон осторожно присел на его край; Мэгги уселась на кровать. На ней была униформа проституток Второй улицы – грязная розовая «комбинация». – Вы знаете, где находится Эйб Миллер? – начал детектив. Она печально покачала головой. – Он уехал больше месяца назад. А куда – не знаю… Конкэннон достал из кармана купюру и протянул ей. – Может быть, он что-нибудь такое говорил, прежде чем уехать? Она смотрела на бумажку единственным глазом, держа ее обеими руками, словно грудного младенца: – Ничего Эйб не говорил. Просто-напросто взял и уехал… – Здоровая половина ее лица улыбнулась. – Я решила, что надоела ему. – А есть у него друзья, которые могут знать, где он? – У Эйба никогда не было друзей. Такой уж он человек… – Может быть, были знакомые по работе? Она с минуту подумала, затем покачала головой. – Нет, что-то не припомню. Не очень-то много вы от меня узнали, а? – Эйб рассказывал вам о своей работе? О нефти? Этот вопрос, казалось, удивил ее. – Не часто… Но бывало. Особенно по ночам… Просыпался иногда весь мокрый, дрожал, будто напился дрянного виски. – А в чем было дело, как по-вашему? – Он боялся, – сказала она равнодушно. – И не напрасно. Ведь он в любой момент мог взорваться. Может, видел это во сне… – Она словно задумалась о чем-то давнем: – Однажды он вот так проснулся ночью и сказал: «Мэгги, я не собираюсь надолго задерживаться на этой работе. У меня есть кое-какие планы насчет нас с тобой. Мы уедем отсюда куда-нибудь и там заживем как все». А я-то ему поверила… – Невидящий глаз уставился на Конкэннона. – Дура я была, правда? – Не знаю. Может быть, он действительно этого хотел. А когда это было? Она беспомощно махнула рукой: – Как раз перед тем, как он исчез навсегда. Надо было мне догадаться, что он врет… Изуродованная часть лица оставалась неподвижной, будто каменная маска, и от этого единственная слеза, скатившаяся по гладкой правой щеке, выглядела еще печальнее. Конкэннон отвернулся, пока женщина шарила по кровати в поисках платка, и заметил, что стены лачуги оклеены старыми газетами, укрывавшими хозяйку от летней пыли и зимнего ветра. Он машинально прочел заголовки четырехлетней давности. «Война в Оклахоме: солдаты и колонисты вступили в организованное сражение». Но думал он в этот момент совсем о другом. Итак, Эйб Миллер, специалист по взрывному делу, был на грани нервного срыва и хотел оставить работу. Собирался уехать с Мэгги. По словам Сэма Спира, очень любил деньги. Но главное – после ограбления поезда Миллер исчез, и о нем больше не слышали. Конкэннону все сильнее хотелось побеседовать с этой загадочной личностью. Он встал в узком проходе между кроватью и стеной. – Благодарю за информацию, Мэгги. Если вдруг узнаете, где Эйб, сообщите мне в «Вояджер-отель», ладно? Она живо кивнула головой и промокнула здоровый глаз. – Может быть, Эйб произносил при вас имя некоего Рэя Алларда? Она медленно покачала головой. – Был такой полицейский, – продолжал Конкэннон. – Сопровождал важные грузы в Санта-Фе. Этот вопрос оставил у него во рту горький вкус. «Прости меня, Рэй, но я должен все проверить». Мэгги посмотрела на Конкэннона и вздохнула. – Нет. Я ни разу не слыхала об этом Алларде. – Когда Миллер обещал забрать вас отсюда, он сказал, где возьмет деньги? – Деньги? – Здоровая половина ее лица вдруг напряглась. – Это мне в голову не приходило. А какая разница? Ведь он все равно врал… Конкэннон открыл дверь. – Если что-нибудь вспомните, я буду в «Вояджер-отеле». Он сел в фиакр, который только что привез очередного посетителя в «Ночную магию». – Отвезите меня к Лили Ольсен. Фиакр, качаясь, пересек рельсы и покатил в восточную часть города. Несколько минут спустя его уже окружали шум и суета Бэттл-Роуд. Мимо здания мэрии, шатаясь, шли подгулявшие ковбои. Один из них выстрелил в воздух, обратив в бегство дюжину прохожих. Конкэннон спокойно откинулся на спинку сиденья и стал ждать, пока суматоха уляжется. После темной и угрожающей Второй улицы все это казалось ему детскими забавами. Широко расставив ноги и заложив руки за спину, у дверей «Дней и ночей» его поджидал сержант Боун. Конкэннон решил хотя бы раз опередить полисмена, который был уже готов задать свой любимый вопрос. – Боун, – сказал детектив, ступив на тротуар, – что вам известно о взрывнике по имени Эйб Миллер? Сержант недовольно посмотрел на него. – А зачем вам это? – Мне представляется, что Миллер замешан в хищении скотоводческих денег. Он специалист по взрывчатке, ему нужны были деньги, и он исчез как раз в это время. – Больше Мэгги Слаттер вам ничего не сказала? – сердито проворчал Боун. Конкэннон улыбнулся. Он был бы разочарован, если бы сержант не обратил внимания на исчезновение Миллера. – Заходите. Я угощаю. Боун сплюнул, подтянул брюки, спадавшие от веса «Кольта», и пошел прочь. Конкэннон вынул из внутреннего кармана портсигар, выбрал «корону» в черной обертке и с удовольствием закурил. Эти сигары было, конечно, трудно сравнить с отличными «гаванами» Джона Эверса. Но для простого железнодорожного детектива они были весьма неплохи. Он начал подниматься по ступенькам, ведущим в бар Лили. Тут кто-то свистнул ему из-за угла дома. В полумраке маячила худая серая фигура. – Вы ищете Эйба Миллера? Узнав голос, не так давно предлагавший ему креольских девушек, Конкэннон сошел по лестнице на тротуар и, оглядевшись, приблизился к сутенеру. – Вы что-то о нем знаете? – Я слышал ваш разговор с Мэгги. Если мы сойдемся в цене, то я, пожалуй, помогу вам его найти. Он беспокойно оглянулся. – Не стойте на свету. Мне не хочется, чтобы меня застали за разговором с детективом. Конкэннон ступил в тень, которую отбрасывало здание, и слишком поздно понял свою ошибку. В темноте блеснул какой-то продолговатый предмет – скорее всего, ствол револьвера. Сводник попятился, выставив перед собой руки, словно желая показать свою непричастность к происходящему. Но Конкэннон этого не увидел. В голове у него будто вспыхнул огонь. Когда он падал, чьи-то могучие руки подхватили его и втащили в узкий переулок. Он получил удар в бок и, задыхаясь, упал на колени. Два человека, обутые в тяжелые ботинки, стали молча и умело пинать его ногами. Сутенер, стоя поблизости, восхищенно скалил зубы. Вдруг удары прекратились, и один из нападавших наклонился над детективом: – Хочешь дружеский совет, Конкэннон? Оставь в покое Эйба Миллера и не лезь не в свое дело. Кто-то схватил его за плечи и как следует потряс. – Ты слышал? Конкэннон пошевелил губами. Он был не в силах говорить. Сутенер ухмыльнулся. Один из тех двоих пожал плечами и плюнул на стену «Дней и ночей». – Он слышал. – Точно? – сказал другой. – Ты меня слышишь, Конкэннон? – Да, – проворчал детектив. – Кто приказал тебе заняться Эйбом Миллером? Конкэннон осторожно набрал в легкие воздух. Угадав его намерения, один из людей в ботинках вытащил «тридцать восьмой» у него из кобуры и забросил подальше. – Никто, – с трудом проговорил детектив. – Это же проще простого: сейф взорвали нитроглицерином. Вот я и ищу специалиста по нитроглицерину. – Может быть, это и просто, – сказал один из них. – Очень даже может быть. Знаешь, что тебе нужно делать теперь? Конкэннон пробормотал что-то невнятное. – Вот что тебе нужно делать, Конкэннон: ровным счетом ничего. Ты забудешь Эйба Миллера, нитроглицерин и все остальное. Скажешь своему шефу, что дело слишком давнее. – Он сделал паузу, чтобы усилить значение сказанного. – Сделай так, Конкэннон, и нам не придется тебя убивать. |
||
|