"Приди ко мне, любовь" - читать интересную книгу автора (Клейпас Лиза)

Глава 6

После свадьбы Люси обрела такую свободу, о которой раньше и не мечтала. Никогда еще у нее не было так мало обязанностей и так много денег и времени, которые она могла тратить исключительно на себя. Как и думал отец, замужество также положительно сказалось и на ее репутации, хотя далеко не все позабыли о скандале. Иногда на улице Люси еще видела людей, которые фыркали и задирали носы при встрече с ней, но теперь мнение окружающих не волновало ее, как в былые времена. Деньги и новое положение сделали ее популярной в кругу людей, которых она никогда не знала прежде. Проводя большую часть времени в городе, она заводила новые знакомства и развлекалась так, что отец и прежние ее знакомые лишь молча качали головами.

Она настолько редко общалась со своим мужем, что в течение дня с трудом могла вспомнить, что замужем. Ночью дела обстояли несколько по-другому: они спали в одной постели, но никогда не занимались любовью. Словом, они жили словно на разных континентах. Очень часто Хит приезжал домой поздно ночью, когда она уже спала, одна на своей половине кровати. Даже во сне они не нарушали невидимую границу, разделявшую их ложе. Слева спала она, справа он, и никак иначе. Несмотря на отсутствие близости и общения, сон в одной постели с Хитом стал для нее привычкой, от которой ей не хотелось отказываться. Даже если она и дремала без него, все равно этот сон никогда не был глубоким и спокойным, пока не приходил он. В самом его присутствии было что-то успокаивающее. Ей нравилось слышать его глубокое, ровное дыхание, просыпаться среди ночи и видеть очертания его тела.

В те вечера, когда он рано приезжал домой, Люси ставила лампу на пол и ложилась первой. Она всегда закрывала глаза, когда Хит раздевался, но очень часто, когда он уже спал, Люси открывала глаза и потихоньку смотрела на него. И даже теперь, когда ее глаза привыкли видеть его грациозное, как у леопарда, тело, у нее перехватывало дыхание, когда она смотрела на него. Он был необыкновенно красив. И с их первой брачной ночи он не сделал ни единой попытки к сближению.

Поначалу она даже почувствовала облегчение, когда он перестал обращать на нее внимание, затем ей стало любопытно и постепенно стало раздражать. Теперь она проводила массу времени в раздумьях о том, как снова стать привлекательной для него. Когда-то он так страстно желал ее! Что же произошло такого, что в корне изменило его отношение к ней? Он делал ей это назло или действительно его чувства охладели? Она не могла заставить себя первой начать разговор об этом, тем более что его эта тема, похоже, не волновала вовсе. Не закончит ли она свою жизнь, как Абигаль Коллиэр – сварливой старой девой?

Спустя несколько недель после свадьбы Люси стала членом одного очень респектабельного клуба Конкорда. Он назывался «Встреча по четвергам». В него входили несколько выхоленных особ, у которых было много свободного времени, много слуг, выполнявших всю работу по дому, и очень занятые мужья, которые часто отсутствовали. А жены тем временем жертвовали их деньги на благотворительность и музыкальные вечера, чтобы завоевать признание в обществе. У них была масса культурных и общественных прожектов, к реализации которых с присущим ей рвением и присоединилась Люси.

В клубе ее приняли очень радушно, тем более что она полностью соответствовала требованиям, предъявляемым к членам: была молода, богата и скучала, как, впрочем, и все остальные члены клуба. У них у всех были мужья, с которыми они очень редко виделись. И все свободное время, а его было предостаточно, они проводили, как и Люси, делая покупки, болтая и листая модные журналы. Все заседания клуба обычно заканчивались сплетнями и обсуждениями личных, интимных дел. Люси никогда еще не слышала, чтобы на подобные темы люди разговаривали настолько открыто. Она была смущена и потрясена тем, насколько откровенно они обсуждали любовников, интимные подробности своей жизни, но тем не менее, несмотря на их беспечное щебетание, Люси видела, что многие из них были так же одиноки, как и она. Иногда ей становилось невыносимо смешно наблюдать за тем, как они гордились своими встречами, во время которых упражнялись в словоблудии, наполняя комнату деланным смехом и табачным дымом. Многие из них курили сигареты, как известные актрисы и дамы из высшего общества.

– Дикси, – Олинда Моррисон, жена местного банкира, медленно проговорила во время очередного собрания клуба, – ты должна мне кое-что разъяснить.

– Дикси? – повторила Люси, в изумлении приподняв брови.

– Да, так я собираюсь называть тебя теперь. До вчерашнего дня я и не знала, что ты замужем за конфедератом. Я думаю, что это просто необыкновенно.

– А что именно я должна тебе разъяснить? – поинтересовалась Люси, улыбаясь тому, как любопытство зажгло бархатно-черные глаза Олинды. Обладательница сногсшибательной красоты, Олинда без обиняков могла задать любой вопрос кому угодно. Только истинная красавица могла себе позволить быть такой наглой, как Олинда.

– А как это с ним? – спросила Олинда.

– Что ты имеешь в виду?

– Но только не надо этих взглядов, как у невинной овечки! Ты знаешь, что я имею в виду! Он, наверное, потрясающе хорош в постели? Южане и в постели так же нежны, как их речь, или они издают боевой клич в самый ответственный момент?

Все покатились со смеху, и даже Люси, хоть и покраснела до корней волос, не могла не присоединиться к ним. Пока все с замиранием сердца ждали ответа, Люси поднесла к губам фужер с охлажденной водой, в надежде, что это хоть немного остудит ее пылающие щеки. Ей во что бы то ни стало нужно было поддержать в них уверенность, что тема любви так же знакома ей, как и им.

– Единственное, что могу вам сказать, – произнесла Люси, подавляя мучительное чувство вины от сознания, что приходится врать, – что, по его словам, я опровергла все, что он когда-либо слышал о женщинах-северянках.

Снова раздался хохот, послышались аплодисменты.

– На Юге они просто уверены, что северянки сплошь состоят из льда, – сухо заметила Элис Грегсон, хорошенькая жена одного из городских депутатов.

– Так оно и есть, если сравнивать с ними, – вмешалась Бела Хэмптон. Бела, коварная и острая на язык, в свои сорок два была самой старшей в клубе, как, впрочем, и самой опытной. Своим поведением она часто приводила Люси в замешательство; за ее покровительственными улыбками и непристойными откровениями она видела лишь отсутствие интереса и полную разочарованность в жизни. – Это все климат. Вы, конечно, понимаете, что я толкую не о погоде, глупышки, я говорю о социальном климате. Здесь все мужчины поголовно расчетливы и хладнокровны. Их заботит только одно, и поэтому привлечь северянина не трудно – нужно просто пошуршать зелененькими банкнотами у него над ухом. Но южане – это совсем другое дело. У меня как-то был любовник южанин, и теперь я с полной уверенностью могу сказать, что сколько бы мужчин ни было у женщины, ее чувства не будут разбужены до тех пор, пока она не переспит с южанином.

– Но почему, почему это так? – спросила Олинда. Бетта злорадно улыбнулась:

– У них есть один маленький секрет. Спросите об этом у Люси.

Но Люси не знала ответа. Секрет? У нее даже не было ни малейшей идеи, в чем он мог заключаться. Она никогда не занималась любовью с Хитом – она не знала своего собственного мужа! Люси молча вскинула веки и встретилась с насмешливым взглядом серых глаз Бетта. Она чувствовала себя мошенницей.

– Хорошо, я отвечу, – самодовольно произнесла Бетта. – Южане делают все – все – очень медленно. Разве не так, Люси?

Возвратившись домой, к своему удивлению, Люси обнаружила, что Хит уже был у себя. До ужина еще оставалось немало времени. По правде сказать, можно было на пальцах пересчитать, когда они ужинали вместе. И Люси отчаянно боялась таких вечеров. Было невыносимо трудно сидеть напротив друг друга и поддерживать неестественный разговор, с трудом находя подходящую тему. Вместо теплоты общения и домашнего уюта во время совместных ужинов Люси испытывала лишь неудобство. Хит уже не был тем человеком, который когда-то подшучивал над ней, заставлял улыбаться или краснеть, прибегая к помощи своей соблазнительной улыбки. Теперь напротив нее сидел незнакомец с непроницаемым взглядом голубых глаз. Неужели это те же самые глаза, в которых совсем недавно горел огонь желания? И это безразличие было намного страшнее гнева.

Люси решила, что единственной причиной полного отсутствия интереса к ней была другая женщина. Может, у него есть любовница в Бостоне? Люси не была уверена, но сама возможность этого угнетала ее. Она понятия не имела, до какой степени могли ухудшаться их отношения, но ей казалось, что уже слишком поздно пытаться что-то исправить.

– Как прошел день в Бостоне? – пробурчала она, насаживая на вилку кусочек спаржи и отправляя его в рот.

– Небольшие трудности с инвестициями. Придется поехать завтра снова.

– Конечно, – сказала она, поджимая губы. Он действительно ездит туда так часто по делам или все-таки ездит к женщине?

Хит внимательно смотрел на нее.

– А что у тебя? Полезные встречи с лучшими леди Конкорда? Что вы обсуждали сегодня: проблемы сирот, ветеранов или решили создать фонд помощи одаренным студентам?

– Мы обсуждали планы на будущее, – раздраженно ответила Люси, задетая его сарказмом. Уже раньше он много раз пытался объяснить ей, что отнюдь не высокого мнения о тех дамах, с которыми она сошлась в последнее время. – Мы хотим создать музыкальное общество.

– Я и не думал, что ты такая отчаянная поклонница искусства.

– Как видишь. – Она резко оборвала его, звякнув о тарелку ножом и вилкой. Гнев на некоторое время придал ей храбрости. – Почему ты постоянно высмеиваешь мои занятия в кружках и обществах, а заодно и моих друзей? Ты сам сказал мне, что я могу заниматься всем чем пожелаю, поэтому ты не имеешь права критиковать меня. Тебе ведь все это абсолютно безразлично, просто тебе хочется вывести меня из себя!

– Ну почему же? Мне очень интересно, просто невыносимо интересно узнать, почему, обладая полной свободой, ты сделала такой банальный выбор. Я не удивлен, что ты угодила в эту компанию, но удивлен, что до сих пор не поумнела настолько, чтобы оставить ее.

– Они мои друзья.

– Правда? А что же твои старые друзья, уважаемые жители города, те, что присылают тебе записки и письма, на которые ты отказываешься отвечать? А что насчет той милой блондинки, которая когда-то…

– Ее зовут Салли. И ты, как никто другой, знаешь причину моих отказов принимать ее приглашения. Я говорила тебе об этом тогда, за неделю до нашей свадьбы. Они все ужасно обошлись со мной. И я не собираюсь ни забывать, ни прощать их за то, что они с такой легкостью предали меня. И мне все равно, насколько они сожалеют об этом сейчас.

– Осторожно, милочка. Как гласит пословица: «Живущий в стеклянном доме…»

– А с какой стати ты так печешься о них? – спросила она, стараясь не обращать внимания на вдруг учащенное сердцебиение. Как бы небрежно и беззаботно ни прозвучало это ласковое обращение, все же он впервые назвал ее так за долгое время. О, она многое бы отдала, лишь бы узнать, остались ли у него хоть какие-нибудь чувства к ней. Но он сидел непроницаемый, спокойный, отвергая все попытки вовлечь его в ссору.

– Я ни о ком не пекусь, – парировал он. – Но только глупец отворачивается от тех, кто хочет принести ему свои извинения. Безусловно, для такого поступка необходимо мужество, но мне всегда казалось, что у тебя его предостаточно.

– Мне наплевать на их дружбу и на их извинения. Бетга Хэмптон говорит, что лучше просто забыть об их существовании и…

– Бетта Хэмптон? Эта стареющая… – начал было Хит, но тут же остановился. Люси изумилась тому, как быстро изменилось его лицо, ярко-бирюзовые глаза загорелись, губы жестко сомкнулись. Она почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Много дней он был таким холодным, собранным и колючим. И вот наконец ей удалось вывести его из этого оцепенения. – Что еще говорит Бетта Хэмптон, чему учит? – Он поднялся, оперся руками на стол и низко склонился над ней. – Как дурачить мужей, основываясь на ее опыте? Всему городу известно, что она просто неверная сучка. Я сам видел, как она с важным видом прогуливается по Мейн-стрит с двумя безмозглыми поклонниками.

– Это ее лакеи, – извиняющимся тоном проговорила Люси. – Ее муж очень важный банкир, и ей необходимо, чтобы кто-нибудь сопровождал и охранял ее на случай, если…

– Тогда объясни, почему она не может отцепиться от своих привязанных лакеев, находясь в обществе. Просто она высококлассная проститутка. Она запудривает мозги таким, как ты, и не успокоится до тех пор, пока не втянет тебя в ту грязь, в которой сама валяется.

Люси вскочила со стула.

– А у тебя вообще нет друзей! – в бешенстве закричала она. – За исключением того, к кому ты ездишь в Бостон, того, кто так ценит тебя…

– О чем, черт возьми, ты говоришь?

– И хочешь, чтобы и у меня их не было. Нет уж, не выйдет! Ничто не может заставить меня отказаться от встреч с Беттой и с остальными!

– Хорошо, пусть будет так, – сказал он. Мягкость его тона заставила Люси содрогнуться. Он повернулся и вышел из комнаты. Обессилев от ярости, она кричала ему вслед:

– И тебе никогда не удастся увезти меня отсюда! Тебе придется тащить меня волоком! Но все равно я вернусь сюда.

Она не услышала в ответ ничего, кроме его удаляющихся шагов. Измученная и уставшая, обозревая грязную посуду, оставшуюся на столе, Люси размышляла о том, что ее жизнь, когда-то такая прекрасная, была полностью разрушена. Сама ли она виновата в этом, сама ли совершила нечто ужасное, что навсегда отняло у нее Даниэля и привело под венец с южанином?

«Может быть, Хит бросит меня», – подумала она мрачно. Но так дальше не может продолжаться. Может быть, он решит, что с него хватит и решит вернуться на Юг. Смешно, конечно, но вместо успокоения эта мысль лишь наполнила ее сердце пустотой.

Почему она не в состоянии больше понимать его?

«Страна и Дело». Так называлась новая книга Хита. Купив ее, Люси виновато прокралась в дом, как будто совершила что-то запрещенное. Толстая, в хорошем переплете книга хрустнула, когда Люси открыла ее. Сидя в пустой гостиной, она трепетно переворачивала каждую страницу, надеясь отыскать невидимый ключ к человеку, с которым жила под одной крышей. Это была история одного полка из Виргинии, и временами повествование было настолько беспорядочным, что напоминало публикацию из любительского журнала.

Постепенно книга полностью овладела вниманием Люси. По кусочкам она пыталась собрать воедино все, что касалось ее мужа; страницы переворачивались все быстрее и быстрее. В книге было много подчас странного юмора, много описаний, иногда трогательных, иногда гротескных. Иногда вдруг появлялись истории, без начала и конца, настолько загадочные и личные, что Люси просто столбенела от искренности, с которой они были написаны. Чем больше она читала, тем безнадежнее представлялось ей ее намерение понять автора. Мужчины, которых она знала до встречи с ним, Даниэль, Дэвид Фрэзер, мальчишки, с которыми она вместе ходила в школу, застенчивые и вежливые молодые люди, с которыми она знакомилась на танцевальных вечерах, все до единого были достаточно доступны ее пониманию. Все они любили пофлиртовать с хорошенькими девушками. Они любили говорить между собой о войне и хвастать своими успехами. Большинство из них не выносили женских слез и не выдерживали презрительного молчания женщин, если они вдруг чем-то не угождали им.

Но Хит был совершенно иным. Он только смеялся, когда она злилась, да старался еще пуще раззадорить ее. Ее молчание, казалось, нисколько не трогало его. И даже когда он выглядел спокойным и расслабленным, все равно за этим спокойствием проглядывал такой сарказм, с которым Люси не приходилось сталкиваться в жизни. Наверное, существует ключ и к нему, некая тайна, которая дала бы Люси возможность знать, как вести себя с ним. Ей непременно хотелось узнать, как вывести его из равновесия с такой же легкостью, как это удавалось делать ему. Она, пожалуй, отдала бы руку за то, чтобы узнать, как выйти победительницей из спора с ним. Но каждая ее попытка заглянуть в его душу была так же безрезультатна, как подглядывание сквозь каменную стену.

Однако в этой книге наверняка должно быть нечто, что поможет найти ответы на все вопросы. Напряженно вглядываясь в страницы, Люси поняла, что ей просто не хватает объективности, необходимой для того, чтобы правильно оценить его. Одна из глав называлась «Записки с острова Гавернор».

«Лагерь для военнопленных», – прошептала Люси, чувствуя дрожь от неожиданного открытия. Хит никогда ничего не говорил о том, что был в плену. Лагеря для военнопленных считались самым отвратительным и опасным местом на земле, как на Севере, так и на Юге. Людей загоняли в совершенно непригодные для существования постройки. Болезни и голод безжалостно уносили сотни жизней. Строки сливались перед глазами, когда она читала: «…одеты в летнюю одежду… так холодно здесь… люди умирают от тифа… новая вспышка кори… обмен, обмен – слухи о нем возрождают лучшие надежды, но ведут и к самым глубоким депрессиям… вода совершенно непригодна для питья…»

Трясущимися руками Люси закрыла книгу. Странно, но ей не хотелось знать, через что прошел Хит во время войны, как долго он пробыл в лагере и как ему удалось освободиться.

«Вас еще не раз удивит, миссис Рэйн, то, как мало вы знаете о людях и о их чести…»

Думал ли он когда-нибудь о лагере или навсегда похоронил свои воспоминания? Что он делал для того, чтобы выжить? Почему он никогда не рассказывал ей об этом?

Она давила в себе настойчивый порыв обнять его и постараться сгладить весь ужас случившегося так давно. «Все это было в прошлом», – твердила она про себя. Теперь ему не нужны ни ее успокоения, ни ее жалость, и, уж конечно, не нужны эти глупые попытки сблизиться с ним.

Наступил вечер. Миссис Флэннери приехала готовить ужин. Люси бродила по гостиной, где на диване, небрежно вытянув ноги, сидел Хит. Вокруг него лежало несколько аккуратно связанных пачек газет. Хит опустил газету, которую читал, и наблюдал за Люси. Его ярко-синие глаза исподволь зорко следили за каждым ее движением.

– Что ты читаешь? – лениво спросила она и взяла одну из газет. Виксбургский «Ситизен». – О, эти старые… как странно, это какая-то необычная газета, она…

– Напечатана на обратной стороне обоев, – разъяснил Хит. Его губы скривились в полуулыбке.

– Почему?

– Поставки были очень скудными в конце войны, к тому же большинство бумажных фабрик было уничтожено. Поэтому газеты часто печатались на оберточной бумаге, на обоях, на всем, что можно было засунуть в типографский станок. А когда кончалась краска, то использовали черную ваксу.

Люси улыбнулась, восхищенная настойчивостью и решительностью южных издателей.

– Я полагаю, что северяне не были столь отчаянны и упрямы, не так ли? – Она перебрала еще несколько экземпляров. – Чарльстонский «Меркури». А почему ты хранишь эту?

– Прочти заголовок.

– «Союз распался»… О, объявление об отделении Южной Каролины.

– Совершенно верно. В четверть первого двадцатого декабря всем стало понятно, что война неизбежна.

– А вот та другая газета, почему ты хранишь ее?

– Эта, ах да, эта… – Хит взял ее в руки и откинулся на спинку дивана, выражение его лица смягчили далекие воспоминания. Люси, повернув голову, наблюдала за ним. Ее буквально загипнотизировала горькая улыбка, игравшая на его губах. – Это то, за что умер мой отец.

– Как это понимать? – спросила Люси, ошарашенная его словами.

– «Эта газета, – читал он вслух, – которая и прежде лояльно относилась к юнионистским идеям, теперь, взятая под наш контроль, будет полностью поддерживать принципы создания Соединенных Штатов Америки…»

– Ничего не понимаю.

– Эта газета выходила в Ричмонде, а ее главным редактором был ближайший друг моего отца. Отец был очень лояльным человеком, как, впрочем, и страстным поклонником прессы Конфедерации. Он питал огромное уважение к печатному слову и свято верил, что до тех пор, пока будут выходить газеты, южан невозможно будет победить. Узнав, что работники газеты завязали бой с янки, он бросился им на помощь. Его убили в этом бою.

– Я сожалею…

– Не нужно. Лучше уж так, чем медленная смерть где-нибудь. Хорошо, что он никогда не узнает о том, как закончилась война.

Они долго смотрели друг на друга. Неожиданно ощущение теплоты наполнило грудь Люси, когда она поняла, что она искала весь этот день. Ну конечно же, теперь она действительно понимала его.

– Твой отец был страстным поклонником прессы, и поэтому ты стал журналистом? – нерешительно спросила она. – Это поэтому ты написал ту книгу и поэтому ты так интересуешься газетами и публикациями?

Хит отвел от нее взгляд. Слегка пожав плечами, ответил:

– Я интересовался бы этим в любом случае.

– Ты узнал о его смерти до или после?

– До или после чего?

– Острова Гавернор, – сказала Люси, неожиданно пронзенная колючим взглядом его сузившихся глаз.

– Так тебе в руки попала моя книга, – задумчиво пробормотал он, проводя рукой по светлым волосам. – И что ты об этом думаешь?

– Я думаю… – Она запнулась. – Я была немного… напугана.

– И что же? – подсказал он, пристально следя за меняющимся выражением ее лица. Что он хотел увидеть? Почему его так взволновали эмоции, охватившие ее?

– Мне было жаль, что ты попал в лагерь…

– Это лишь сентиментальное утешение. А что еще?

– Если честно, то мне не совсем понравилось. Я не ожидала, что это будет так мрачно. Полная безнадежность и безысходность.

– Да. Тогда у меня не было надежды. И не было доброты. – Видя, как Люси нахмурила лоб, Хит усмехнулся:

– Но это вовсе не означает, что в последние годы прибавилось хоть на толику доброты и надежды. Не стоит так расстраиваться. Ужин уже готов? Я давно проголодался.

Вместо обычного заседания клуб «Встреча по четвергам» устроил музыкальное представление. Экстравагантная гостиная Бетты Хэмптон, где несколько молодых музыкантов исполняли избранные произведения немецких композиторов, была заполнена до отказа. Бетта, Элис, Олинда да и другие любители четверговых вечеринок были известны своими острыми языками, им ничего не стоило в миг осмеять кого бы то ни было и пустить какую-нибудь глупую сплетню. Во время вечера Люси сидела рядом с Беттой и Олиндой, обезопасив себя тем самым от общения со своими бывшими подругами.

Салли Хадсон, такая добрая и дружелюбная, не осмеливалась даже приблизиться к ехидным матронам из-за страха быть тут же осмеянной. Временами Люси посматривала на Салли, стараясь при этом не замечать ее виноватой, неуверенной улыбки. Когда-то они были неразлучными подругами. Когда-то они рассказывали друг другу обо всем, смеялись над мальчишками и родителями, мечтали о новых платьях и делились всем, начиная от кондитерских рецептов и кончая сердечными тайнами. Теперь Люси казалось, что они никогда не знали друг друга как следует. «Я слишком изменилась для того, чтобы мы снова подружились», – печально думала она, зная, что даже если они и помирятся с Салли, им не о чем будет разговаривать. Люси была слишком горда, чтобы кому-нибудь признаться, что их отношений с Хитом просто не существует, что их брак лишь притворство. Впрочем, ей не хотелось и слышать о проблемах Салли, которые наверняка были ничтожны и незначительны, и по сравнению с ними ее собственные показались бы ей еще более ужасающими.

Рассеянно поглядывая по сторонам, Люси беспокойно перебирала черные блестящие бусины, которыми был украшен гофрированный бант на ее роскошном, темно-синего цвета, вечернем платье. Это было, пожалуй, самое дорогое из платьев ее гардероба. Вырез на нем был глубок, даже… слишком. Люси надела его с намерением привлечь как можно больше мужских взоров. И ей это удалось: все мужчины в гостиной просто не сводили с нее глаз. Все, кроме одного. Да, один-единственный человек ни разу не взглянул, пусть невзначай, пусть исподтишка, в ее, Люси, сторону. Нет, он смотрел на Салли, чье светлое, привлекательное личико оттеняли скромные бело-розовые рюшечки. Даниэль, Даниэль. Люси показалось, что теперь он выглядит несколько моложе, чем раньше. Как всегда красивый, правильный, накрахмаленный и причесанный, он сидел на своем месте, не отрывая взгляда от Салли.

Когда-то он так смотрел на Люси.

Заметив, что Люси неожиданно затаила дыхание, Бетта Хэмптон наклонилась поближе к ней, следя за направлением ее взгляда.

– Почему ты так пристально следишь за этим Даниэлем Коллиэром с собачьими глазами и той смешной блондинкой? – прошептала Бетта.

– Я уверена, между ними что-то есть, – сквозь зубы процедила Люси, переводя взгляд на музыкантов.

– И всего-то забот, стоит ли волноваться по этому поводу? – Разочарованно пожимая плечами, Бетта повернулась в другую сторону и начала шептаться со своим мужем.

Люси сидела одна, рядом с ней не было мужа, с которым она могла бы перекинуться парой слов для заполнения паузы, Тем не менее до конца вечера она более не услышала ни единой ноты из того, что играл оркестр. Наконец концерт завершился; по общему мнению собравшихся, это был ошеломительный успех молодых талантливых музыкантов. Вместе с остальными Люси механически поднялась с кресла и приветствовала оркестрантов, изобразив на лице подобие протокольной улыбки. Официанты обносили гостей вином; в адрес организаторов потрясающего вечера зазвучали благодарные тосты, к которым Люси поспешила присоединиться, продолжая затверженным жестом кивать направо и налево и деревянно улыбаться. Публика уже было собралась расходиться, как вдруг на середину гостиной вышел мистер Хадсон, отец Салли. В руке он держал бокал вина, его широкое красное лицо так и сияло от удовольствия и гордости. Чисто женским чутьем Люси поняла, что должно было последовать за этим, и, еще не веря до конца своей догадке, уставилась на вспыхнувшую от смущения и скромно потупившую взор Салли.

– Друзья мои, – начал мистер Хадсон, широким жестом свободной руки распространив обращение на всех присутствующих. – Я абсолютно уверен, что более подходящего места для того объявления, которое я собираюсь сделать, едва ли можно сыскать, раз уж мы собрались здесь такой тесной дружеской компанией согласно нашим конкордским обычаям. А ведь мы знаем, как важно следовать правилам, не то что эти критиканы и крикуны из Бостона, поклонники холодных ростбифов. – Слушатели, ухватившие всю соль сравнения, довольно хихикнули, а некоторые откровенно, в голос расхохотались. Мистер Хадсон, явно польщенный реакцией, поставил на столик еще не опорожненный бокал и простер руку в сторону своей дочери, приглашая ее присоединиться к нему и очутиться в центре всеобщего внимания. – Итак, уважаемые, семья Хадсонов стоит на пороге грандиозного события. Радость всей нашей семьи и особенно моей дочери, моей маленькой Салли, я хотел бы разделить сегодня со всеми вами. Да что там скрывать! Леди и джентльмены! Я хочу объявить о помолвке моей дочери с человеком, представителем одной из самых уважаемых и почитаемых в Конкорде фамилий, молодым джентльменом, надежность и честность, ум и рассудительность которого уже не раз впечатляли меня. Имя его – мистер Даниэль Коллиэр. За Даниэля и Салли!

– За Даниэля и Салли! – Заздравный тост оглушительной канонадой загрохотал в разных углах залы, сверкающие бокалы с искрящимся вином взмыли вверх.

Все-таки Даниэль и Салли.

«Не верю, я не верю, этого не может быть, – твердила себе Люси. – Подождите, ради Бога, сию же минуту я очнусь от сна-наваждения, я вновь стану Люси Кэлдуэлл, а Даниэль Коллиэр – моим женихом. Хит Рэйн? Хит Рэйн отныне никогда более не появится в Конкорде… Дом мистера Ральфа Эмерсона восстанет из пепла и руин… А я снова окажусь на своей кровати в маленькой спальне отчего дома и услышу, как в соседней комнате шаркает домашними туфлями отец».

Люси кожей ощущала на себе пытливые взгляды – пересуды, сплетни, перемывание косточек были не чужды благонравным жителям Конкорда, – и это чрезмерное, назойливое любопытство угнетало ее, порождая внутри леденящее чувство тяжести и обреченности. Нет, больше уже никогда она не будет Люси Кэлдуэлл. Она навсегда останется Люси Рэйн. Судорожно глотнув немного вина, Люси перехватила глазами кроткий и покорный, как у лани, взгляд Салли. И тут, может быть, впервые в жизни не импульсивная искра девичьего чувства, но рациональная мысль зрелого, взрослого рассудка родилась в ее сознании. «Нет, это не твоя вина, Салли, ты здесь ни при чем. Это я потеряла Даниэля в наказание за свои грехи. И у меня нет ни малейшего права осуждать тебя за то, что теперь он твой жених». Руки ее тряслись, пальцы сдавили ножку бокала с той же силой, как несколько месяцев назад кромку ледяной проруби, и все же, пересилив себя, Люси подняла бокал в знак личного приветствия Салли и улыбнулась ей. Новоявленная невеста почувствовала глубокую интимность этого молчаливого тоста; в глазах Салли блеснули слезы благодарности, и она ответила счастливой улыбкой.

Внезапно что-то кольнуло Люси, как будто сзади в шею ей вонзили шип. Она медленно, словно ожидая какого-то подвоха, обвела глазами гостиную и… В дверях залы возвышался Хит Рэйн собственной персоной. Он намеренно при~ был в клуб к самому закрытию, чтобы застать Люси и отвезти ее домой. Он стоял, лениво опираясь о дверной косяк и беззаботно скрестив ноги. Официант поднес ему вино; он взял бокал и небрежно покручивал его ножку своими аристократически длинными пальцами. Губы его кривились в ироничной полуулыбке. Хит поймал взгляд своей супруги… и поднял бокал с вином, приветствуя ее.

Это могло быть самым прекрасным комплиментом. Или же самым саркастическим жестом в ее адрес. Люси растерялась. В полном недоумении она взирала на мужа; его имя было готово вспорхнуть с ее полуоткрытых губ. Немигающими, завороженными глазами Хит скользнул по грациозному изгибу ее шеи, опустился вниз до белых, соблазнительно пышных изгибов ее груди, дерзко задержался на уютной ложбинке между этими восхитительными сокровищами и медленно поднялся вверх, к удивленным очам, вопрошающим устам, пылающим щекам своей возлюбленной. Рэйн поднес бокал ко рту и, продолжая любоваться Люси, выпил все вино до дна. Под его теплым, очарованным взглядом Люси вспыхнула, словно он не глазами, а рукой проделал весь этот путь. Сердце ее билось в бешеном темпе, кожу покалывало мелкими иголками; огромной силы заряд чувственной энергии буквально наэлектризовал тело.

– Какая прелесть! – мечтательно промурлыкала неизвестно как оказавшаяся рядом Бетта.

Люси поспешно опустила голову, делая вид, что ищет свои перчатки и маленький, синей кожи ридикюль.

– Что прелесть? – с деланным спокойствием спросила она, несмотря на то что внутри все кипело от возбуждения и даже программка вечера выпала из рук и завалилась между креслами.

– Ваш муж, дорогая. Глядя на него, не скажешь, что это женатый мужчина. По крайней мере я бы так не сказала. А как он смотрел на вас, Боже праведный, да он просто поедал вас глазами!

– И все же он женатый мужчина, – отчетливо произнесла Люси, делая ударение на слове «женатый». – Как вы уже, очевидно, заметили, на левой руке я ношу кольцо. И почему бы ему не смотреть на меня, ведь я его законная супруга.

– Мужья на своих жен так не глазеют, – ехидно заметила Бетта.

– Мой – глазеет. – Люси защищала Хита как львица свое потомство; тем не менее она не удержалась и метнула в его сторону вопросительный взгляд, просто так, на всякий случай.

Теперь уже Хит стоял в немом удивлении, озадаченный взглядами двух леди.

– Да-а, – задумчиво протянула Бетта, – и все-таки он просто прелесть.

Отойдя от пожирательницы мужских сердец – о Бетте шла и такая слава, – Люси спешно пробормотала положенные по этикету прощальные слова остальным членам «Встречи по четвергам». У входных дверей Хит взял черную пелерину Люси из рук дородной служанки в белоснежном накрахмаленном переднике и аккуратно набросил на плечи жены. Она взяла его под руку, и они чинно направились к своему ландо.

– Итак, благополучный финал, – произнес Хит, когда экипаж тронулся. Дробный цокот конских копыт задавал их беседе размеренный ритм.

– Да, вечер удался на славу, музыканты играли просто виртуозно.

– Я имею в виду вовсе не концерт… Пару секунд Люси колебалась с ответом:

– Тогда, если я не ошибаюсь, ты говоришь о Даниэле и Салли.

– Ты действительно не ошибаешься. Я видел и твой взгляд в ее сторону, и твой поднятый бокал. Этот необычный, не присущий тебе жест потряс меня более всего. Синда, милая, а ведь иной раз и ты выказываешь крепость духа.

– Ну что ты, я всего-навсего присоединилась к общему тосту…

– К тосту за помолвку твоего бывшего жениха и твоей, опять-таки бывшей, лучшей подруги. А теперь признайся, легко ли тебе было в этот момент? – Видя, как Люси сурово отводит взор, давая понять, что не собирается отвечать, Хит тихонько рассмеялся:

– Ну ладно, ладно, прости меня. Я вовсе не собираюсь умалять благородство твоего поступка. Но вот что мне любопытно… Тебя этот брак не удивляет?

– Я… признаться, мне и во сне такое не приснилось бы – Даниэль вместе с Салли, – пробормотала озадаченно Люси; ее глаза затуманились, взгляд устремился вдаль, нахлынувшие волны воспоминаний уносили ее в прошлое, и только глуховатый голосок еще связывал ее с настоящим. – Мы росли вместе втроем, но я не припомню случая, чтобы Даниэль когда-нибудь обратил на Салли внимание.

– Нет, конечно, нет. Пока ты была рядом с ним, точно нет. Ты всегда поглощаешь все внимание мужчины.

– Как быстро, однако, они нашли друг друга. Ведь со времени нашей с тобой свадьбы минуло всего три месяца.

– Полноте, милочка! Это далеко не худший выбор для Даниэля. Разумеется, ей не хватает твоей решительности, ума, но во всем остальном она весьма недурна, как раз то, что нужно Даниэлю.

– Ты, конечно, думаешь, что с Салли ему будет гораздо лучше, чем было бы со мной?

– Позволь мне допустить невозможность последнего.

– А ведь я могла бы стать ему хорошей женой.

– Едва ли.

Люси пристально смотрела на Хита, на его резко очерченный профиль. Не скрывая нарастающего раздражения, она продолжала:

– И он мог бы стать мне верным мужем. По крайней мере Даниэль не оставлял бы меня в полном одиночестве на время своих визитов к… – У Люси едва хватило сил вовремя сдержаться от дальнейших обвинений. Слово не птица, вылетит – не поймаешь… Дикое, необузданное чувство билось в ее груди в поисках выхода, как мечется в ловушке пойманная куропатка в безнадежном стремлении освободиться. Внезапно Люси решилась открыть капкан: довольно, сейчас она выплеснет на Хита всю свою боль, гнев, разочарование – все, что накопилось за недолгий срок их совместной жизни.

– Так кому наносятся визиты? – Узко сощуренные глаза Рэйна выдавали невиданную степень разъяренности. – Ну давай, Синда, смелее, говори до конца, раз уж начала.

– Другим женщинам, – запекшимися от напряжения губами, едва слышно, прошептала Люси. С этими словами ее дыхание участилось, она жадно глотала воздух, и это был воздух свободы и облегчения – она говорила ему все, что думала. – Ты совсем не бываешь дома, постоянно возвращаешься глубоко за полночь, поэтому… что я могу еще думать о тебе?

– Какого черта, что за чушь! – загрохотал Хит. – Значит, ты уверена, что я, вместо того чтобы трудиться, как и пристало благонравному супругу, слоняюсь по Бостону с разными шлюхами!

– А разве это не правда? – Люси, как говорится, пошла ва-банк. Впрочем, не была б она женщиной, если в ее сердце не вспыхнула мерцающая звездочка надежды: вопрос исподволь подразумевал отрицательный ответ.

После такой лихой атаки в продолжение нескольких минут Хит и впрямь выглядел пораженным, если не сказать обиженным. Люси задела его за живое. Он молчал, а она смотрела на него; пульсирующая агония тревожного ожидания с каждым мгновением приближалась к критической отметке. По правде говоря, Люси не придавала большого значения тому, что Хит скажет, важнее для нее было то, как он это сделает. И лучше бы он дал ответ как можно быстрее, иначе… иначе она не выдержит и завизжит резким, истошным визгом. Наконец Хит сказал:

– А если я развлекаюсь с бостонскими девицами везде и всюду, где только нахожу их? Для тебя это так уж важно?

– Значит, это правда, – придушенным от ярости полушепотом прошипела Люси. – Значит, ты встречаешься с другими женщинами…

– Я не говорю «да» и не говорю «нет». Я только спрашиваю: какое тебе дело, занимаюсь я этим или нет?

– Какое мне дело? Да если хочешь знать, мне на все это наплевать! – Люси нарочно трубила Хиту, желая, правда, почти безуспешно, как можно больнее уколоть его. Рэйн пришел в себя, и теперь дерзкая улыбка играла на его внешне невозмутимом лице. Для Люси это было уже слишком, и она взорвалась:

– Что с тобой случилось! Почему, почему ты так изменился, Хит! Ведь ты был таким милым, нежным…

– Вряд ли я стал намного хуже и черствее, Люси, но согласись, это ты не позволяешь мне быть нежным и ласковым с тобой.

– Я не знаю, что ты хочешь от меня. – Совершенно подавленную мучительными переживаниями последних недель, Люси всю колотило крупной нервной дрожью. Казалось, все накопленное внутри нее вот-вот выплеснется наружу. – Я не знаю, почему я стала безразлична тебе, я не могу понять этой перемены в тебе… Почему ты так равнодушен… Когда мы только поженились, ну тогда, в первую брачную ночь, я думала, мы сможем… но сейчас…

– Мы сможем сделать что? – В мгновение ока настроение Рэйна изменилось: его серьезный пристальный взгляд настойчиво требовал ответа. Люси молчала. Она не могла ничего сказать в ответ, все слова застряли у нее в горле. Хит тряхнул головой, развернулся и сосредоточил внимание на дороге. Немая сцена затягивалась, стена недоверия и напряженности, разделяющая супругов, угрожающе росла.

– Сначала я еще питала надежду, что мы как-то приноровимся и сможем ладить друг с другом, – неуклюже, с запинками говорила Люси, сама удивляясь неловкости своей речи. – Но я не ожидала, что ты будешь встречаться с другими женщинами. Я не хочу этого, не желаю, понимаешь ты или нет! – Последней фразой Люси выдала себя с головой и тотчас же съежилась, как будто пыталась спрятаться в тесном экипаже. Она просто сгорала от стыда. Боже, как это глупо, лишь допуская возможность события, утверждать его как факт. А Хит, Хит же немедленно начнет высмеивать ее, он прекрасно понял, что в ней говорит ревность. Рэйн и в самом деле все отлично понял. Его руки напряглись, он потянул поводья на себя, притормаживая рысака. Мерин всхрапнул, потом тихонько заржал, и ландо, свернув с дороги, замерло на обочине.

– Хит? Что ты делаешь?

Вопрос прозвучал слишком поздно. Рэйн уже сжимал жену в стальных объятиях, таких, после которых на теле остаются синяки. Правая его рука обвила тонкую шею Люси, левой он прижимал ее тело, опрокидывая его на себя. Его губы впились в ее губы, не давая им сомкнуться. Его рот буквально опустошал ее рот в одном долгом и яростном глотке страсти. Люси даже не пыталась сопротивляться. Ей передался пыл Хита, и сейчас она трепетала от ожидания. Хит почувствовал, как внутри Люси борьба уступает место желанию; ее тело стало гибким, податливым. Он умерил неистовый натиск своего рта, его губы ласково покусывали ее уста, мягко и в то же время настойчиво поглаживая их языком. Люси в изнеможении откинулась на его плечо, она задыхалась, ее тело как будто было парализовано всесокрушающим потоком энергии, исходящей от мужа. Но тут же она впитывала эту энергию и заряжалась ею. Ее губы в ответном порыве искали его губы, жаркие и сладкие, отдавая в ответном поцелуе всю свою нежность, все свои чувства… Прильнув к его груди, она полностью капитулировала, отдавая себя на милость победителя. Необузданное исступление проникало и наполняло каждую клетку, пока наконец не превысило все возможные границы. Люси содрогнулась от пресыщенности и затихла. Хит отнял губы от ее рта, поднял голову, мышцы рук пульсировали как от неимоверного напряжения.

– Это напоминает поцелуй женатого мужчины, только что покинувшего ложе любовницы? – хриплым голосом проговорил Рэйн. Его прерывистое дыхание нежно щекотало ее влажные губы. В ответ Люси неспешно смежила веки, руки обвили сильную мужскую шею.

– Я уже забыл, когда в последний раз был с женщиной, – тем же хрипловатым шепотом продолжал Хит, – даже до нашей свадьбы не могу припомнить другого такого случая. Мне не нужна другая женщина и не будет нужна, только ты, я хочу только тебя, но всю сразу, и я возьму тебя, пусть сам черт стоит на моем пути. Каждую ночь я говорю себе: «Она заплатит сполна за все, за бесконечные ночные ожидания страсти, за лютый голод плоти». Но, видит Бог, час расплаты пробил, сейчас я устрою пир. – С этими словами Хит наклонился к Люси, губами нашел ее уста. И реальность растворилась, растаяла как утренний туман; Люси уже не различала ни звуков, ни запахов, ни цветов, одни лишь смутные очертания, неясные силуэты окружающих вещей. Она не знала, откуда исходит едва различимый аромат вина, от нее или от Хита, ей было безразлично, ее ли сердце так гулко стучит в груди, или это набатом бьется сердце мужа. Мироздание вокруг них прямо на глазах меняло свои привычные формы: пространство и время стали вечностью, бытие превращалось в небытие. Темный купол ночного неба опрокидывался и падал на них, рассыпаясь на лету бездной блестящих осколков черного дерева и мириадами сверкающих крохотных, не более булавочной головки, звездочек. Слова, мысли, действия – все с быстротой молнии исчезало в пространстве. Единственное, что еще реально существовало для Люси, были губы Хита и мощь его ладного, плотно сбитого тела.

– Не было никакой любовницы, – тихо проговорил Хит, голос его уже не хрипел, – не было и быть не могло. На свете есть только одна женщина, которая владеет всеми моими помыслами, желаниями, которая терзает и мучает меня. Только она способна дать мне то, чего не даст ни одна другая… И эта женщина – моя жена! Клянусь всеми святыми, я получу сполна все, что мне причитается. Мне пришлось долго ждать, и я не пытался укротить тебя, хотя имею на это право – право мужа. Но время ожиданий прошло. Я хочу тебя, и я возьму тебя здесь, не сходя с этого места, а потом пусть разверзаются небеса и низвергают адский огонь…

– Но, Хит… – Глаза Люси потемнели от смятения, она попыталась ослабить объятия мужа, но стальные мышцы лишь напряглись и стали еще жестче.

– Ты просила меня подождать, и я дал тебе время. Но терпение мое иссякло, оно, как лохмотья нищего, изношено до дыр. Мы пытались играть по твоим правилам, и я все ждал, когда же ты придешь ко мне, но ты не приходила… Стена между нами все росла и росла, и теперь то, что нас разъединяет, гораздо больше того, что могло бы соединить.

Боже милостивый, но ведь она тоже ждала его каждую ночь, а он так и не пришел! С безмолвной мольбой Люси смотрела на Хита, и слезы стояли в ее глазах.

– Отныне мы будем играть по моим правилам, – продолжал Рэйн, взяв ее маленькое личико в свои большие ладони. – И чтобы у тебя не оставалось ни малейших сомнений, мы сегодня же приступим к исполнению супружеских обязанностей. У нас накопилось много тем для разговора, но все разговоры подождут до утра. – Едва прикасаясь, он медленно вел большими пальцами по ее темным, красиво выгнутым бровям, по капелькам влаги, выступившим на висках. Но внутренний жар распалял Хита, и, не будучи в состоянии обуздать себя, впрочем, не слишком того желая, он снова припал к губам жены. Новый поцелуй пронзил Люси с головы до ног, голова закружилась, точно она залпом выпила большой бокал вина. В немой мольбе прося о секундной передышке, она сжала запястья Хита, и немедленно его язык прервал сладострастные движения, а губы освободили ее рот. Отстранившись, он взглянул на Люси и подушечками пальцев дотронулся до лунного зайчика, сидевшего на блестящей коже ее щеки. Бессознательным движением чмокнул возлюбленную в кончик носа и усадил на место. В очах потрясенной, обессилевшей Люси отражалось одно лишь изумление. Экипаж продолжал путь.

Несколько минут спустя ландо свернуло на маленькую круговую аллейку перед домом Рэйнов и остановилось у подъезда. Хит сошел первым и, заботливо придерживая супругу за талию, помог ей спуститься. Почувствовав под ногами твердую почву, Люси обернулась и одернула пышные складки своего вечернего туалета. Руки мужа все еще оставались на ее талии, это не было ей в тягость, она выпрямилась, взглянула на Рэйна, и сердце забилось с удвоенной частотой. Ночная тень скрадывала красивые, точеные черты лица Хита, но не могла утаить блеска его глаз, принявших цвет полуночного неба. Он притянул к себе Люси, приподнял ее на цыпочки и наклонился вперед. При всех видимых различиях их фигур – высокий Хит и маленькая Люси – они удивительно ладно подходили друг другу. Их губы встретились заново – в который раз за этот вечер? Люси закрыла глаза, по ее телу заструилось рекой тепло блаженства. Поцелуи Хита дурманили ее неземным, райским наслаждением; чувства, которые она испытывала сейчас, показались ей более глубокими, выразительными, нежели прежде. Она уже не была Люси, она ощущала себя птицей, готовой взмыть в небесную высь… В этот момент Хит прервал поцелуй, да так неожиданно, что Люси качнулась и чуть не упала, если бы не сильные мужские руки.

– Син, поспеши в спальню и приготовь постель. Я распрягу коня и поставлю в стойло, – промурлыкал Хит, в упер глядя на Люси и покручивая пальцами непослушный завиток на ее виске. – Я не задержусь долго.

В ответ Люси лишь кивнула. Хит ослабил свои объятия, и Люси устремилась прямиком к дому, не оглядываясь назад. Едва захлопнув за собой дверь, она зажгла лампу и подскочила к большому зеркалу. Боже, что случилось с ее губами?! Малинового цвета, вспухшие. И все же чертовски обворожительные и призывно зовущие. Куда? Пелерина отброшена в сторону, Люси стрелой влетает на второй этаж и замирает у прикрытой двери спальни. Глубокая складка на лбу от близко сдвинутых нахмуренных бровей разделяет ее лицо. Так же разделено единство внутреннего мира, он расстроился: противоречивые чувства раздирают Люси, словно в ней живут два разных существа: одно мечется в сомнении и смятении, в то время как другое, безмятежное, успокаивает: не волнуйся, скоро, совсем скоро время томления минет, придет ясность и не надо будет ломать голову о неведомом будущем. Середина же, живущая предчувствиями и ожиданиями, рассуждает философически: да сбудется то, что должно сбыться, да свершится то, что должно произойти. И Люси соглашается: права золотая середина, надо ждать, пусть будет, что будет. С этими мыслями она шагнула в спальню.

Хрустящие свежие льняные простыни, топорщась, неровно расстилались по кровати, стеганое ватное одеяло сбивалось в комья, но Люси одолела их своей настойчивостью – супружеское ложе было готово. Затем она притушила огонь в лампе, и в комнате воцарился мягкий, расслабляющий и призывный полумрак. Через минуту сюда войдет Хит, и надо успеть все изменить в спальне, чтобы ни одна вещь, ни одна тень не напоминала о той ужасной первой брачной ночи. Подобно сумасшедшей, Люси нервно рвала застежки своего вечернего платья, сбрасывала с ног неведомо откуда взявшиеся домашние туфли и одновременно выдергивала шпильки из прически. Пуговица за пуговицей, вторая, третья, а вот еще одна… Господи, да откуда же они берутся, она не успевает расстегивать эти проклятые пуговицы… Буквально выпрыгнув из жесткой шелковой нижней юбки, подбитой на тыльной стороне миллионом кружевных оборочек, Люси оставила ее лежать на полу, словно морскую пену. Затем Люси стала снимать кринолин с тонкими обручами из стали, сзади к которому крепился турнюр. Все это громоздкое сооружение, покинутое хозяйкой, также распласталось по полу в виде огромного блина, который Люси собиралась убрать с глаз долой сразу же, как только покончит с оставшимися предметами туалета. По всей спальне летели шпильки, с силой выдернутые из прически. Так, а где этот несносный гребень? Куда же он пропал? В поисках гребня Люси скакала попеременно то на левой, то на правой ноге, снимая подвязки, стаскивая чулки и разбрасывая все по разным углам.

Допрыгав до зеркала – к этому моменту на ней оставались только длинные панталоны и корсет, – Люси обнаружила гребень и попыталась расчесать волосы. Борьба была упорной и долгой, пока наконец волна густых и гладких каштановых волос не упала ей на плечи. Черт побери, что за дьявольские шутки? Похоже, эти дурацкие часы тикают все быстрее и быстрее. Хит придет с минуты на минуту, а еще надо успеть снять корсет, и на это уйдет бездна времени. Корсет был просто великолепен, как казалось Люси, из плотного белого холста и китового уса, накрахмаленный на пару, с плотной шнуровкой впереди. Обычно Люси сама затягивалась, насколько ей хватало сил, и завязывала шнурки бантиком. Но сегодня утром она так торопилась, что вместо бантика получился узел. Проклиная все на белом свете, Люси ногтями вцепилась в этот маленький, тугой комок переплетенных шнурков, словно он являлся источником всех ее невзгод, но увы! Попытки развязать узел не увенчались успехом. Люси готова была зарыдать от расстройства, когда ступеньки лестницы заскрипели под неторопливой поступью Хита. Боже, Отец Небесный, ну почему все идет шиворот-навыворот?!

– Я еще не готова, – предвосхищая появление мужа, необычно высоким голосом выкрикнула Люси.

– Прекрасно. В таком случае я на пару минут загляну в ванную, слегка освежусь.

Итак, в ее распоряжении оставалось минут пять. Люси положила руки на грудь, подпираемую туго затянутым корсетом, сделала глубокий спокойный вздох и с утроенной энергией вцепилась в шнурки, чтобы после нескольких неудачных попыток выбросить белый флаг – жалко было ломать ногти. Оставалось последнее, радикальное средство – разрезать узел. Подобно раскату грома, с оглушительным грохотом и звоном полетело на пол содержимое ящика туалетного столика. Люси присела на корточки и принялась неистово искать среди кучи всевозможных баночек и флакончиков, щипчиков и пилочек, булавок и шпилек маленькие ножницы для маникюра.

– Самое подходящее время для поисков, не так ли?

Взвинченная, возбужденная, с посветлевшими от гнева и раздражения глазами, Люси вздрогнула от неожиданно раздавшегося голоса. Хит, облаченный в длинный синий халат, стоял прямо перед ней, спокойный и сосредоточенный. Казалось, его слегка забавляли смятение и суматоха жены.

– Не вижу оснований для шуток, – натянутым голосом произнесла Люси.

– Да я и не шучу.

Люси отвернулась, возобновила лихорадочные поиски, а когда Рэйн дотронулся до нее, отпрянула и повела обнаженными плечами.

– Так в чем же дело? – хладнокровно спросил он.

Люси выпрямилась и нервно вздохнула. Какая глупость! Неужели причина ее столь сильного возбуждения заключена в этом несчастном узелке? Конечно, нет.

– Я… у меня все из рук валится, Хит. Понимаешь, корсет… это такая ужасная вещь… В общем, я никак не могу развязать на нем узел, а ножницы куда-то запропастились…

– Узелок на корсете? И всего-то? Повернись, вот так. Да, Люси, ты прекрасно умеешь завязывать отличные крепкие узелки, но как их развязывать, – вот этого ты не знаешь. – Высказав свое резюме, Хит принялся колдовать над шнуровкой.

– Этот узел невозможно развязать руками. Ты бы лучше помог мне отыскать ножницы. – Люси нервно покусывала нижнюю губу, но Хит лишь улыбнулся в ответ на столь категоричное заявление.

– Предоставь мне пару минут. У нас с тобой впереди целая ночь, – проговорил он и низко склонился над узелком. Аромат мыла в сочетании с запахом чистой кожи Хита порождали тонкое, манящее благоухание, ноздри Люси широко раскрывались и поглощали его. Близость Хита и собственная полуобнаженность странным образом подействовали на Люси – у нее засосало под ложечкой.

– Послушай, Синда, почему ты до сих пор носишь такой грубый корсет. Он сделан словно из тика. Мне кажется, что, заказывая себе новую одежду, тебе следовало бы позаботиться и о нижнем белье.

– Но мое старое вовсе еще не плохое.

– Прошу прощения, но я иного мнения. Белое одноцветное тебе не идет. Кроме того, я сгораю от нетерпения увидеть тебя в разноцветном атласном и шелковом белье. Видимо, об этом придется позаботиться мне самому.

– Цветное атласное белье? Ты с ума сошел, Хит! Ты никогда не посмеешь купить мне ничего из белья, ни единой вещи! – В кодексе моральных устоев для девушек из благовоспитанных семей Новой Англии одним из незыблемых правил было следующее: приличная девушка, равно как и женщина, никогда не станет носить цветного нижнего белья, только белого, серого, в крайнем случае бежевого цвета.

– Нет, я куплю тебе дюжину атласных корсетов, дюжину цветных нижних юбок, что там еще, да, и черные панталоны с кружевными оборками и розовыми бантиками, – при этой тираде Хит ухмыльнулся, и Люси почувствовала, что, несмотря на крайнее негодование, губы ее невольно расползались в ответной улыбке. В этот самый момент узел был окончательно повержен. Победитель разматывал шнуровку корсета, а Люси, прикрыв веки, с облегчением сделала полный вздох освобожденной грудью, первый глубокий вздох за последние несколько часов, разом опьянивший ее, – голова слегка закружилась. – Ну как, теперь лучше? – спросил довольный Рэйн и, получив положительный ответ-кивок, завершил свое занятие: корсет был снят.

Они стояли так близко друг от друга, что ее соски слегка касались мягкой ткани его халата. Необычные чувства охватили и закружили Люси, ее возбуждало, как нежно и бережно Хит раздевал ее, словно она была драгоценным украшением, которое в неловких руках могло выскользнуть и разбиться вдребезги.

Кончиками пальцев, едва дотрагиваясь, он провел по спине, по ложбинке между лопатками, мягко щекоча невидимые волоски, и это прикосновение отдалось в Люси сладостным ознобом. Сглотнув комок в горле, она нащупала пуговицу на панталонах, финальной детали одежды, оставшейся на ней. Однако и здесь право действовать Хит оставил за собой. Его рука метнулась вниз, перехватила руку жены, заставила разжать пальцы и сама расстегнула панталоны.

Хит поднял Люси и легко, словно пушинку, на руках понес к постели. Она обняла его за шею, крепко прижалась, ощущая каждый мускул его крепкой груди. Совсем недавно благодаря традиционному пуританскому воспитанию даже стоящий рядом мужчина приводил Люси в состояние легкого замешательства. Можно представить себе, какой фурор произвела бы тогда близость мужского тела, полуприкрытого едва запахнутым халатом? Но то время кануло в Лету, и ныне Люси наслаждалась ощущением некогда запретной близости. Как приятно чувствовать себя такой беззащитной и уязвимой, в объятиях человека, столь легко вскружившего тебе голову, человека, который не боится трудностей, которого невозможно смутить, привести в замешательство и нельзя обвинить в ханжестве – в общем, на руках настоящего мужчины.

Хит осторожно опустил Люси на постель и резким движением плеча сбросил халат. Он склонился над ней: кончики пальцев, колени, бедра, живот, грудь, лицо – ничто не ускользало от его пристального взгляда. И чем больше он разглядывал ее нагое, распростертое поверх белоснежной простыни тело, тем ярче разгорался в его голубых глазах темный пожар вожделения.

– Ты прекрасна, Люси, – выдохнуло необузданное желание устами Хита.

Когда-то он уже произносил эти слова, но сейчас настало время откровений, и для Люси они так и прозвучали. Ее взгляд померк, ресницы сомкнулись. Все исчезло, ощущалась лишь его рука под головой. Люси ждала. Рывком Хит притянул ее лицо к своему, их губы слились; его всепоглощающий рот настойчиво требовал ответа, свободная рука устремилась в путь, в томно-сладкий Эдем, не пропуская самых запретных уголков ее роскошного тела. Куда исчезли робость, стыдливость и смятение? От них не осталось и следа, даже кучки пепла, – все сгорело в жаре его страсти. Их страсти! Неужели это ее руки притягивали его голову? Неужели эти урчащие придушенные звуки клокотали в ее горле? А как нежно скользит его обнаженное тело по ее телу? О такой истоме она никогда и не мечтала, никогда в жизни не испытывала ничего подобного. А он, Хит? Каков он, каков каждый дюйм его тела? Она обнимала его могучие плечи, ее ладони скользили по бледно-розоватым краям его шрамов, плавно спускались ниже, на его мощный и стройный торс. Осмелевшая, Люси дала рукам полную волю и, поглаживая кончиками пальцев его бедра, спустилась до очень укромного местечка пониже ягодиц.

– Как долго я ждал тебя, как долго я хотел тебя. – Хит опрокинул тело Люси навзничь и коснулся губами райского мыска между грудями. Безумная жажда любви охватила его, затуманила голову, в беспорядочной путанице перемешала мысли. Всякая предосторожность была отброшена в сторону, остались только желания и настойчивые требования изголодавшейся плоти. Его мускулистые руки сливались с ее нежными, мягкими ручками, его губы упивались вкусом ее кожи. Она была ему достойным противником – сражалась с ним, противилась ему, чинила несчитанные препятствия на его пути, перевернула весь его мир вверх дном, чтобы ныне покориться и замереть в его объятиях. Раньше это была недосягаемая мечта, плод его воспаленного воображения, а сейчас – это страсть, и в этот миг ничто не в состоянии обуздать его. Он не намерен больше ждать и медлить. Это звездный час Хита Рэйна. Сегодня ставка – его жизнь, и он либо возьмет Люси, либо умрет от любви.

Когда горячие, вездесущие губы любимого прильнули к ее соску, Люси задохнулась от волны жара, прокатившейся по спине. Сначала языком Хит нежно поиграл с самым кончиком соска, после чего зубами осторожно захватил сморщенную кожу возле него и слегка потянул. Новая волна захлестнула Люси, изогнула все ее тело; плотский огонь рвался вниз, и она уже ощущала его пульсирующее движение в районе лона, между бедрами. В изнеможении, охваченная и сотрясаемая неукротимым вожделением, неясно осознавая, что с ней происходит, Люси позволила Хиту раздвинуть ее колени. Господи, что же он делает с ней? Целует ее тело, лаская его языком, опускается все ниже и ниже. Вот его руки поглаживают ее бедра, а это уже губы мягко покусывают наружную сторону бедра. Вот его голова зарывается между ее коленями, и поцелуи скользят выше, еще выше… Что это?!

– Хит, Хит, подожди, не надо…

– Тише, Син, все хорошо, позволь мне… – Он целует нежную кожу на месте сочленения ноги и лона и припадает к входу в запретную пещеру, прикрытому темным треугольником вьющихся волос. Его язык еще сильнее распаляет вожделение: пожар плоти нашел свою добычу – крошечный, едва доступный, потайной комочек обнаженных нервов, он бьется в неистовстве, он растет, увеличивается… Колени Люси дернулись, подтянулись к животу, ноги уперлись в кровать. Хит бережно подсовывает руки под ее ягодицы и приподнимает тело, наклоняя голову к манящему лону жены.

Люси стиснула зубы; голова ее откинулась в сторону. Собственное сознание, впрочем, как и ее тело, уже не принадлежало ей полностью, оно витало где-то рядом, отказываясь фиксировать все, кроме реальности чувственных ощущений – искусных, изощренных движений языка и губ Хита. Ее ягодицы в его ладонях напряглись, стали упругими, плотными, словно налитые, созревшие плоды. Чувство наслаждения охватывало Люси, как вино наполняемого сосуда оно стремительно двигалось вверх, и вдруг, словно дойдя до высшей точки, блаженство выплеснулось через край и растеклось бурным потоком эмоций.

Тяжело дыша, Люси плыла по теплому морю приятной неги. Она была опустошена и слишком слаба, чтобы сопротивляться напору его крепкого тела.

– А теперь расслабься, не напрягайся, Син, – донесся до нее приглушенный шепот мужа. – Я буду осторожен. Я хочу полюбить тебя всем телом.

В полузабытьи Люси инстинктивно расставила ноги – помочь Хиту; она не понимала, что он творит с ней. Внезапный толчок, и… вдруг нечто вторглось в ее тело. Резкая боль обожгла замутненное сознание: это Хит, он проник в нее, в Люси! Жадно хватая ртом воздух, она встрепенулась, еще шире развела ноги, и Хит воспользовался этим движением, проникая все глубже и глубже. Он шептал ей что-то ласковое, ободряющее, но Люси не слышала его, она внимала только чувству обжигающей боли. Она попыталась выскользнуть из-под него, но сильные руки Хита придержали ее дрожащее тело, а голос, успокаивающий и почему-то слабый, уговаривал ее:

– Синда, милая, ты так прекрасна… Я знаю, что ты чувствуешь… Я знаю, что это должно быть так. Тише, Син, обними меня…

Он крепко прижал жену к себе и, задавая ритм движений, повелел ей следовать этому темпу. Неукротимый, без остатка предавшийся страсти, – таков был подлинный Хит Рэйн, безжалостно вторгшийся в ее сокровенность и теперь познавший остатки тайны Люси Кэлдуэлл; его руки, губы требовали, кричали, взывали: «Что нам сделать, чтобы ты почувствовала рай и ад воедино, скажи нам!» Люси смотрела на лицо мужа и не могла представить себе иного мужчину, с которым могла бы разделить эту близость. Люси знала, что эта ночь единственная в ее жизни, никогда, никогда впредь она не повторится, и ей, Люси Рэйн, никогда уже не испытать ничего подобного. Потрясенная этим откровением, она уткнулась в блестящее от пота плечо Хита и почувствовала разливающееся в чреве тепло; движения его тела затихли, руки сжались в кулаки и зарылись в подушку по обе стороны от ее лица, губы горячим прерывистым дыханием обжигали шею. Ее полуоткрытые, ждущие и зовущие губы потянулись к его рту…

Время для них потеряло всякую значимость, оно обтекало, не касаясь их слившихся тел. Люси в полной мере ответила на страсть Хита. Она не думала о дне прошлом или дне завтрашнем. Она даже не заметила, когда погасла выгоревшая лампа и они очутились в кромешной тьме. И Люси осознала себя частицей этой тьмы, частицей долгого сна невинности, навеянного сладострастным заклятием, которое будет снято лишь наступившим рассветом. С каждым прикосновением Хита Люси все больше и больше становилась частью его тела, его жизни; она даже начала сомневаться, не взял ли он вместе с ее телом и ее душу.