"Все страхи мира" - читать интересную книгу автора (Клэнси Том)Глава 33 КоридорыБыло приятно проснуться не слишком рано – в восемь утра – под собственной крышей и в субботу. Без головной боли. Такого он не испытывал на протяжении, месяцев. Он собирался провести весь день дома, не занимаясь ничем, кроме бритья, да и это лишь потому, что предстоит вечерняя месса. Скоро Райан узнал, что в субботу утром его дети сидят перед телевизором и смотрят мультфильмы, в том числе и фильм о черепахах, о котором он слышал, но еще не видел. Подумав, он решил сегодня утром обойтись и без фильма о черепахах. – Как у тебя самочувствие этим прекрасным утром? – спросил он Кэти, направляясь в кухню. – Отлично. Я.., черт побери! Она услышала отчетливый звонок телефона, подключенного к защищенной линии. Джек побежал в библиотеку, чтобы снять трубку. – Слушаю. – Доктор Райан, это оперативный центр. Фехтовальщик, – произнес дежурный офицер. – Хорошо. – Джек положил трубку. – Проклятье! – Что случилось? – спросила Кэти, стоя в дверях. – Мне нужно ехать. Между прочим, завтра я тоже буду занят. – Но послушай, Джек… – Понимаешь, милая, перед уходом из Лэнгли мне надо закончить пару операций. Одна из них происходит в данный момент – забудь о том, что я сказал тебе, ладно? – и мне придется заняться ею прямо сейчас. – И куда ты едешь теперь? – Только в свой кабинет. Никаких поездок за пределы страны не намечается. – Завтра обещали снегопад, может быть, очень сильный. – Прекрасно. Ну что ж, я могу переночевать и в Лэнгли. – Как я буду счастлива, когда ты, наконец, уйдешь из этого проклятого места. – Ты не могла бы обождать еще пару месяцев? – Пару месяцев? – До первого апреля. Согласна? – Джек, дело не в том, что мне не нравится твоя работа, просто ты… – Да, много отдаю ей времени. И мне это не слишком нравится. Я уже привык к мысли, что уйду оттуда и превращусь в нормального человека. Мне нужно перестроиться. Кэти покорилась неизбежному и вернулась в кухню. Джек оделся, не соблюдая особой строгости костюма. Во время уик-энда можно обойтись без галстука. Он решил не надевать и костюм и ехать в Лэнгли на своей машине. Над Гибралтаром стоял великолепный вечер. Европа – на севере, Африка – на юге. Геологи утверждают, что узкий пролив когда-то представлял собой горную цепь, а Средиземное море было сухой впадиной до тех пор, пока Атлантический океан не прорвал преграду. Вот было бы здорово наблюдать за этим моментом от-, сюда, с тридцати тысяч футов. И что совсем хорошо – в то время не пришлось бы беспокоиться о пассажирских самолетах. Теперь он должен постоянно прислушиваться к предупреждениям по цепи оповещения, чтобы какой-нибудь авиалайнер не попал случайно наперерез его курсу. Или наоборот, что было, говоря по правде, более честным. – Вот наши друзья, – заметил Робби Джексон. – Никогда не видел их раньше, сэр, – ответил лейтенант Уолтере. "Друзья" – советский авианосец "Кузнецов", первый настоящий авианосец русского флота. Водоизмещение шестьдесят пять тысяч тонн, несет тридцать самолетов, а также с десяток вертолетов. Сопровождал "Кузнецова" эскорт из крейсеров "Слава" и "Маршал Устинов", а также эскадренные миноносцы, один из которых походил на эсминец класса "Современный" и два – класса "Удалой". Корабли двигались на восток в тесной тактической группе, отставая примерно на двести сорок миль от ударной группы американского авианосца "Теодор Рузвельт". Около половины суток хода, подумал Робби, или полчаса лета – зависит, как посмотреть. – Пролетим над ними? – спросил Уолтере. – Нет, зачем выводить их из себя? – Похоже, что они куда-то спешат, – заметил офицер радиолокационного перехвата, глядя в бинокль. – Скорость не меньше двадцати пяти узлов. – Может быть, они просто хотят побыстрее миновать пролив. – Сомневаюсь, шкипер. Как вы думаете, что они делают здесь? – Судя по развод данным, то же самое, что и мы. Тренировка, демонстрация флага, ищут друзей и влияют на людей. – Разве вам не приходилось однажды сталкиваться с ними… – Было дело, несколько лет назад, "Форджер" запустил мне ракету с инфракрасной системой наведения прямо в зад. Впрочем, мне удалось благополучно посадить своего "Тома". – Робби сделал паузу. – Потом нам передали, что это была случайность, и пилота наказали. – И вы поверили этому? Джексон последний раз посмотрел на ударную группу русских кораблей. – Представь себе, поверил. – Первый раз, когда я увидел фотографию этого корабля, то сказал себе: "Вот военно-морской крест, которым еще никого не наградили". – Успокойся, Шреддер. О'кей, мы увидели их. Теперь летим обратно. – Робби передвинул ручку управления, чтобы повернуть самолет обратно на восток. Он сделал это плавным движением в отличие от всякого молодого пилота, который поставил бы самолет на крыло резким разворотом. Стоило ли подвергать фюзеляж истребителя напрасным перегрузкам? – Шреддер, лейтенант Генри Уолтере, сидевший позади Джексона, заключил из этого, что командир авиакрыла не по годам стареет. Но он ошибался. Не очень-то Джексон старел. Капитан первого ранга был, как всегда, внимателен и видел все. Его кресло было сдвинуто до предела вперед, потому что Робби не вышел ростом. В результате у него было широкое поле обзора. Его взгляд непрерывно обегал окружающее воздушное пространство – слева – направо, сверху вниз и почти каждую минуту останавливался на приборах. Больше всего он беспокоился о гражданских самолетах, но не забывал и о частных, так как сегодня был уик-энд и много любителей крутилось вокруг Гибралтарской "скалы", фотографируя ее. Летчик-любитель в "Лиэрджете", подумал Робби, может оказаться опаснее приближающегося "Сайдуайндера"… – Господи! Приближается на девять часов! Голова капитана первого ранга Джексона повернулась налево, словно на пружине. В пятидесяти футах от них" летел МИГ-29, "Фалкрэм-Н", новый морской вариант русского истребителя, созданный с целью обеспечить превосходство в воздухе. Из-за прозрачной маски шлема на него смотрело лицо русского пилота. Робби увидел, что под крыльями русского истребителя висят четыре ракетных снаряда "воздух – воздух", тогда как у "Томкэта" их было сейчас только два. – Приблизился к нам снизу, – доложил Шреддер. – Умный маневр. – Робби воспринял эту новость спокойно. Русский пилот помахал рукой. Робби ответил тем же. – Проклятье, если бы ему захотелось… – Шреддер, ты когда-нибудь успокоишься? Я занимаюсь играми с Иваном уже почти двадцать лет, перехватил больше "медведей", чем ты завалил баб. У нас нет никакого тактического противостояния. Я всего лишь решил пролететь сюда и посмотреть на их соединение. А этот Иван захотел подняться и взглянуть на нас. Он ведет себя вполне дружелюбно. – Робби передвинул штурвал вперед и опустил свой истребитель на несколько футов. Ему хотелось посмотреть на нижнюю часть русского истребителя. Никаких запасных баков, только ракетные снаряды – в НАТО им дали наименование АА-11 "Лучники". Хвостовое оперение выглядело не таким прочным, как на американских самолетах, и он вспомнил сообщения о трудностях, которые возникают у русских при посадке. Ну что ж, авианосная авиация – для них новое дело, верно? Американцы потратили не один год, овладевая этим искусством. Если не считать хвостового оперения, русский истребитель выглядел впечатляюще. Заново окрашенный в приятный серый цвет, применяемый русскими в отличие от серой краски, используемой американцами для подавления систем теплового наведения, которая разработана на основе достижений высокой технологии и принята военно-морской авиацией США несколько лет назад. Русская окраска выглядела красивее, зато американская была эффективнее при маскировке самолета, хотя и казалась шершавой и чешуйчатой с виду. Робби запомнил номер на хвосте русского истребителя, чтобы сообщить в разведет дел авиакрыла. Рассмотреть пилота ему не удалось. Шлем и маска закрывали его лицо, а на руках были перчатки. Пятьдесят футов между самолетами – излишне близко, но волноваться из-за этого не стоит. Скорее всего русский просто пытается показать, что он хороший пилот, но не сумасшедший. Справедливо. Робби поднялся на прежнюю высоту и махнул рукой русскому пилоту в знак благодарности, что тот не сменил курс. И снова последовал ответный жест. Как тебя зовут, парень? – подумал Робби. Он также подумал о том, какое впечатление на русского произвел победный флаг, нарисованный на фюзеляже "Томкэта" под самым кокпитом, рядом с небольшими буквами: МИГ-29, 17.1.91. Давай не будем слишком самонадеянными в воздухе. "Боинг-747" совершил посадку после длительного перелета через Тихий океан – к огромному облегчению экипажа, подумал Кларк. Полеты продолжительностью в двенадцать часов являются тяжелым испытанием, решил агент ЦРУ, особенно если такой полет завершается посадкой во впадине, наполненной смогом. Самолет подкатил г зданию аэропорта, развернулся и наконец замер у места, где выстроился военный оркестр, несколько рядов солдат и группы гражданских лиц. К самолету протянулся церемониальный красный ковер. – Знаешь, если бы я провел столько времени в самолете, то не смог бы уже сделать ничего разумного, – негромко заметил Чавез. – Так что не пытайся стать президентом, – ответил Кларк. – Совершенно верно, мистер К. К "Боингу" тут же подкатили трап, и дверца в борту самолета наконец открылась. Оркестр что-то заиграл – агенты ЦРУ были слишком далеко, чтобы разобрать что. Вокруг работали телевизионные камеры. Прибывшего японского премьер-министра встречал министр иностранных дел Мексики. Японский премьер выслушал краткую приветственную речь, произнес в ответ свою, прошел мимо солдат, застывших на месте уже в течение девяноста минут, а затем сделал первую разумную вещь после прибытия: сел в лимузин и поехал в свое посольство, чтобы принять душ или, что более вероятно, подумал Кларк, принять горячую ванну. Японский метод являлся, по-видимому, идеальным средством отдыха после длительного перелета – посидеть в воде, нагретой до температуры больше ста градусов по Фаренгейту. В результате кожа разглаживается, а мускулы расслабляются, решил Джон. Жаль, что американцы не пользуются этим средством. Через десять минут после отъезда высокопоставленных лиц все встречающие уехали, войска ушли, красный ковер свернули, и к самолету приблизились бригады обслуживания. Первый пилот поговорил со старшим механиком. Один из огромных двигателей "Пратт энд Уитни" немного перегревается. Если не считать этого, у пилота не было никаких замечаний. Затем экипаж уехал передохнуть. Агенты службы безопасности заняли посты вокруг самолета – трое стояли вокруг лайнера, еще двое расхаживали внутри. Кларк и Чавез поднялись в самолет, показали свои пропуска мексиканским и японским представителям и взялись за работу. Динг принялся за туалеты: его предупредили о требовательности японцев к безукоризненно чистым уборным, а на это требовалось время. Едва войдя в авиалайнер, он убедился, что японским гражданам разрешается курить в полете. Пришлось проверить каждую пепельницу и больше половины понадобилось очистить и протереть. Собрали журналы и газеты. Бригада мексиканцев возилась с пылесосами. Кларк, который прошел в носовую часть самолета, открыл шкафчик со спиртным. Он тут же заключил, что половина пассажиров на борту должна страдать от похмелья. Среди них оказались люди, умеющие пить весьма серьезно. Кроме того, Кларк с удовлетворением заметил, что технические эксперты в Лэнгли не ошиблись в сорте виски, какой подает пассажирам авиакомпания "Джал". Наконец он вошел в помещение для отдыха позади кабины пилотов. Она точно соответствовала компьютерному макету, который Кларк часами изучал перед вылетом в Мехико-Сити. К тому моменту, когда он закончил работу по очистке отведенной ему части лайнера, у него не возникло ни малейших сомнений в том, что операция пройдет гладко. Он помог Дингу вынести мешки с мусором, и они вышли из самолета как раз вовремя, чтобы перекусить. По пути к машине Кларк передал записку агенту резидентуры ЦРУ в Мексике. – Черт бы их побрал! – выругался Райан. – Это поступило по каналам госдепа? – Совершенно точно, сэр. Директор Кабот распорядился направить документ по телефаксной связи. Ему хотелось сберечь время. – Разве Сэм Ямата не объяснил ему, что существует демаркационная линия суточного времени и часовые пояса? – Боюсь, что нет. Изливать недовольство на сотрудника японского отдела было бессмысленно. Райан снова прочитал сообщение агента Мушаши. – Ну, что вы об этом думаете? – Мне кажется, что премьер-министр попадет в засаду. – Действительно, как жаль! – с сарказмом заметил Райан. – Пошлите это с курьером в Белый дом. Нужно немедленно ознакомить президента с содержанием доклада. – Будет исполнено. – Сотрудник ушел. Райан снял трубку и набрал номер оперативного центра. – Как там дела у Кларка? – спросил он безо всякой преамбулы. – Он сообщил, что у него все в порядке. Готовится к установке. Самолеты слежения наготове. Нам ничего не известно об изменениях в планах премьер-министра. – Спасибо. – Вы долго будете у себя? Джек посмотрел в окно. Снегопад уже начался. – Всю ночь, наверно. Надвигающийся снегопад обещал превратиться в нечто впечатляющее. Холодный ветер, направляющийся на восток с равнин Среднего Запада, столкнулся с зоной низкого давления, движущейся со стороны побережья. По-настоящему сильные снегопады в округе Колумбия всегда катятся с юга, и гидрометслужба обещала от шести до восьми сантиметров снега. Всего несколько часов назад они предсказывали только от двух до четырех. Райан мог уехать прямо сейчас и попытаться утром пробиться обратно на работу или переночевать здесь. К сожалению, все указывало на то, что лучше остаться. Головко тоже находился у себя в кабинете, хотя в Москве было на восемь часов позже, чем в Вашингтоне. Это обстоятельство ничуть не улучшало и без того плохое настроение Сергея. – Ну? – спросил он сотрудника отдела слежения за линиями спецсвязи. – Нам повезло. Вот этот документ был послан в Вашингтон по телефаксному принтеру из американского посольства в Токио. – Он передал перехваченное сообщение заместителю председателя КГБ. Гладкая термобумага была покрыта главным образом бессмысленной тарабарщиной; местами проглядывали понятные, но размещенные в не правильном порядке буквы, и путаница еще более усложнялась беспорядочным фоновым шумом. Но примерно двадцать процентов текста представляли собой разборчивые английские слова, включая два полных предложения и один целый абзац. – Ну? – еще раз повторил Головко. – Когда я передал этот документ в японский отдел для оценки, они вручили мне вот это. – Сотрудник службы перехвата передал генералу еще один документ. – Я отметил соответствующий абзац. Головко прочитал абзац, написанный на русском языке, затем сравнил его с английским текстом… – Удивительно плохой перевод. Как был послан наш документ? – С дипломатическим курьером. Его не смогли передать по каналам связи, потому что две криптографические машины в Токио в ремонте, – и резидент пришел к выводу, что материал не такой уж важный и может подождать. Так он и попал в сумку дипкурьера. Таким образом, они не могут читать наши шифрованные сообщения, но этот материал все-таки попал к ним. – Кто работает с этим материалом? Лялин? Да, – произнес Головко, словно разговаривая с самим собой. Он снял трубку телефона и вызвал старшего дежурного офицера Первого главного управления. – Полковник, это Головко. Немедленно вышлите молнию нашему резиденту в Токио. Текст: Лялину срочно прибыть в Москву. – В чем дело? – Дело в том, что у нас снова утечка информации. – Лялин – очень исполнительный офицер. Я знаком с материалами, поступающими от него. – Не только вы – американцы тоже знакомы с ними. Высылайте шифровку немедленно. После этого пусть принесут мне, все, что связано с операцией "Чертополох". – Головко положил трубку и взглянул на майора, что стоял перед его столом. – Этот математик, сумевший разобраться в шифрах, – Господи, почему мы не нашли его пять лет назад! – Он потратил десять лет работы, разрабатывая теорию упорядочения хаоса. Если его исследования когда-нибудь будут опубликованы, его наградят золотой медалью Планка. Он взял кое-что из работ Мандельброта из Гарварда и Маккензи из Кембриджа и… – Верю вам на слово, майор. Когда вы пытались объяснить мне эту магию, у меня всего лишь появилась головная боль. Скажите, а как продвигается работа сейчас? – С каждым днем мы узнаем все больше и больше. Единственный шифр, к которому нам не удается подобрать ключ, это новая система ЦРУ; ею уже начинают пользоваться. По-видимому, она основана на каком-то новом принципе. Мы стараемся разобраться. Президент Фаулер поднялся на борт вертолета VH-3, приписанный к корпусу морской пехоты, еще до того, как начался особенно густой снегопад. Окрашенный в металлизированный оливковый цвет снизу и белый в верхней части и почти лишенный всякой маркировки, вертолет был его личным средством передвижения; ему был присвоен радиосигнал "Морская пехота-1". Собравшиеся репортеры обратили внимание, что вслед за президентом на борт поднялась Элизабет Эллиот. Кое-кто из них подумал, что скоро об этой паре появятся сообщения в газетах, если сам президент не облегчит им задачу, женившись на этой стерве. Пилот, подполковник морской пехоты, дал полную мощность двойным турбинам, затем потянул на себя ручку управления шагом и дросселем, плавно отрываясь от земли и одновременно поворачивая на северо-запад. Почти сразу пришлось перейти на слепой полет, что ему не слишком нравилось. Вообще-то лететь вслепую, ориентируясь только по приборам, было для пилота привычным делом и ничуть не беспокоило его – если он летел один. А вот слепой полет, когда приходится полагаться лишь на показания приборов, а на борту находится президент, пугал его. Особенно неприятно было лететь в густом снегопаде. Всякая ориентировка мгновенно исчезала. Стоило посмотреть вперед сквозь ветровое стекло хотя бы несколько минут, и самый опытный летчик превращался в испуганного, потерявшего ориентировку новичка. Чтобы избежать этого, подполковник старался не сводить взгляда с приборной панели. Вертолет был оборудован самыми современными приборами, способными обеспечить безопасность пассажиров, в том числе и радиолокационным устройством, предупреждающим о другом приближающемся самолете или вертолете. Кроме того, два самых опытных диспетчера непрерывно следили за вертолетом президента – светящейся точкой на экранах их дисплеев. Как ни странно, именно такой способ полета был наиболее безопасным. При ясной погоде какой-нибудь безумец на "Сессне" мог попытаться столкнуться в воздухе с президентской машиной, и маневры, направленные на то, чтобы избежать такого столкновения, были непременной частью тренировки пилота как в воздухе, так и на тренажере на военно-воздушной базе ВМС в Анакостии. – Ветер усиливается, становится сильнее, чем я ожидал, – заметил второй пилот, майор морской пехоты. – Когда подлетим к горам, может начаться болтанка. – Жаль, что не вылетели немного раньше. Пилот включил внутреннюю связь, по которой он мог разговаривать с агентами Секретной службы, что сидели в хвостовом отсеке вертолета. – Пожалуй, нужно убедиться, что все пристегнули ремни. Вертолет может тряхнуть. – Спасибо, сейчас проверим, – ответил Пит Коннор. Он встал и прошел мимо рядов кресел. Все пассажиры, находящиеся на борту вертолета, были слишком опытными в подобных перелетах и ничуть не беспокоились, но и они предпочитали, чтобы недолгое путешествие прошло гладко. Пит обратил внимание, что президент углубился в чтение документов, которые ему доставили перед самым вылетом, и не обращает внимания на то, что происходит вокруг. Коннор снова опустился в свое кресло. Он и Д'Агустино обожали Кэмп-Дэвид. Вдоль всего периметра забора, окружающего загородный дом президента, несла охрану отборная рота морских пехотинцев. Эту охрану дополняла и усиливала самая надежная электронная система безопасности, когда-либо созданная в Америке. Наконец, обычная группа агентов Секретной службы обеспечивала охрану изнутри. В этот уик-энд никакие визиты в Кэмп-Дэвид не предполагались и никто не должен был покидать имение. За исключением, возможно, одного курьера ЦРУ, который приедет на автомобиле. Все будут отдыхать и наслаждаться покоем, включая президента и его подругу, подумал Коннор. – Погода ухудшается. Надо было этим придуркам из бюро прогнозов хотя бы выглянуть в окно. – По их мнению, слой выпавшего снега не превысит восемь дюймов. – Готов поспорить, что выпадет больше фута. – Ты же знаешь, я никогда не заключаю с тобой пари относительно погоды, – напомнил второй пилот подполковнику. – И правильно поступаешь, Скотти. – Говорят, что к завтрашнему вечеру станет ясно. – В это я поверю лишь после того, как увижу собственными глазами. – А вот температура должна упасть до нуля, может быть, даже ниже. – Вот в это я верю, – ответил подполковник, глядя на высотомер, компас и прибор искусственного горизонта. Затем он снова поднял взгляд к ветровому стеклу, посмотрел на то, что происходит снаружи, и не увидел ничего, кроме тучи снежинок, мечущихся в воздушном потоке от ротора вертолета. – Какова, по-твоему, видимость? – Если попадем в пространство с не слишком сильным снегопадом.., думаю, сто футов. , может быть, сто пятьдесят… – Минус двенадцать по Цельсию, – заметил подполковник, даже не глядя на термометр. – Неужели теплеет? – Да. Лучше немного спуститься, там, наверно, холоднее. – Черт бы побрал эту проклятую вашингтонскую погоду. Спустя тридцать минут они кружились над Кэмп-Дэвид ом. Яркие прожекторы, сияющие снизу, обозначили границу посадочной площадки. Смотреть вниз было лучше, чем в любом другом направлении, – там все-таки было что-то видно. Второй пилот оглянулся назад, на обтекатель над шасси. – Началось обледенение, командир. Надо быстрее сажать этого зверя, пока не случилось что-нибудь страшное. Скорость ветра – тридцать узлов на высоте триста футов. – У меня ощущение, что вертолет становится тяжелее. – При определенных обстоятельствах VH-3 мог обледеневать на четыреста фунтов в минуту. – Проклятые метеорологи. О'кей, вижу посадочную площадку. – Высота двести футов, скорость тридцать узлов. – Второй пилот смотрел на приборы. – Сто пятьдесят и двадцать пять.., сто и меньше двадцати.., пока все хорошо.., пятьдесят и относительная скорость равна нулю… Пилот отпустил рычаг управления шагом и дросселем. От мощного потока воздуха, отбрасываемого вниз ротором вертолета, снег, лежавший на грунте, начал взлетать вверх. Создалась опасная обстановка, называемая летчиками "побелением". Видимая ориентировка относительно поверхности, только что появившаяся у пилотов, мгновенно исчезла, словно они оказались внутри гигантского шарика для настольного тенниса. Затем порыв ветра развернул вертолет влево и наклонил его. Глаза пилота тут же опустились к приборам искусственного горизонта. Он понял, что машина спускается наклонно, – опасность настолько же огромная, как и неожиданная. Пилот изменил угол шага ротора и отпустил рычаг управления до пола. Лучше совершить жесткую посадку, чем врезаться лопастями ротора в деревья, которые он не видел. Вертолет рухнул вниз как камень – ровно на три фута. Не успели пассажиры понять, что произошло, как машина замерла на посадочной площадке в полной безопасности. – Именно поэтому они и назначили тебя командиром вертолета, в котором летает босс, – произнес майор по внутренней связи. – Неплохо, командир. – Боюсь, что-то сломалось. – Думаю, ты прав, командир. Подполковник включил динамик в кабине. – Прошу извинить за такую посадку. Над самой площадкой нас подхватил порыв ветра. Никто не ушибся? Президент уже встал и заглянул в кокпит. – Вы оказались правы, подполковник. Нам следовало вылететь раньше. Это моя вина, – любезно улыбнулся Фаулер. Ничего не поделаешь, подумал президент, мне нужен этот уик-энд. Сотрудники группы наземного обслуживания открыли дверцу. Фургон с приводом на все колеса, способный передвигаться по любой местности, стоял у самого трапа, так что президент и сопровождающие его лица не рисковали замерзнуть от холода, сильного ветра и снега. Экипаж вертолета подождал, пока фургон не скрылся в снежной пелене, и затем принялся оценивать повреждения. – Так я и думал. – Ограничительный болт? – Майор наклонился. – Совершенно верно. Вертолет упал на последние три фута с такой силой, что болт, ограничивающий движение гидравлического амортизатора с правой стороны шасси, сломался. Его придется заменить. – Я сейчас проверю, есть ли у нас запасной, – сказал механик. Десять минут спустя он не без удивления убедился, что запасного болта на складе не оказалось. Это было очень неприятно. Он позвонил на вертолетную базу в Анакостии и попросил привезти несколько штук. До прибытия машины с запасными частями отремонтировать шасси вертолета было невозможно. Разумеется, в случае крайней нужды вылететь можно. Вооруженная охрана из морских пехотинцев окружила, как всегда, застывший на посадочной площадке вертолет, а еще один взвод образовал второе оцепление в лесу вокруг посадочной площадки. – У тебя какие-то вопросы, Бен? – Здесь есть общежитие? – спросил Гудли. Джек покачал головой. – Можешь поспать на диване в кабинете Нэнси. Как продвигается работа? – Спать не придется, я спросил просто так. Мне пришла в голову одна мысль. – Что за мысль? – Это может показаться странным – но никто не сообразил проверить, действительно ли встречался наш друг Кадышев с Нармоновым. – Что ты хочешь этим сказать? – Почти всю прошлую неделю Нармонов совершал поездку по стране и не был в Москве. Если они не встречались друг с другом, значит, Кадышев нас обманывает, правда? Джек закрыл глаза, наклонил голову и задумался. – Неплохо, доктор Гудли, совсем неплохо. – У нас имеется маршрут поездки Нармонова. Я поручил выяснить, где находится Кадышев в эти самые дни. Решил проверить до самого августа. Если уж мы взялись за проверку, пусть она будет обстоятельной. Возможно, мой доклад чуть задержится, но эта мысль посетила меня только вчера вечером – вернее, сегодня утром. Я обдумывал ее почти весь день. Оказалось, это не так просто. Джек сделал жест в сторону снегопада за окном кабинета. – Похоже, мне придется остаться в Лэнгли. Тебе нужна помощь? – Да уж не повредит, это точно. – Давай сначала поужинаем. Олег Юрьевич Лялин поднялся на борт самолета, вылетающего в Москву, со смешанным чувством. Срочный вызов не был чем-то экстраординарным. Неприятным было лишь одно – его вызвали в Москву сразу после встречи с директором ЦРУ, но это являлось скорее всего чистой случайностью. Не иначе его присутствие в Москве потребовалось в связи с визитом японского премьер-министра в Америку. Лялин не сообщил ЦРУ об удивительном шаге японцев – они обратились к Советскому Союзу с предложением обменивать высокие технологии на нефть и древесину. Еще несколько лет назад такое предложение привело бы американцев в ярость. Оно знаменовало завершение проекта, которым Лялин занимался последние пять лет. Он опустился в кресло и закрыл глаза. В конце концов, он не предал свою родину, правда? Телевизионные фургоны спутниковой связи состояли из двух групп. Одиннадцать больших фургонов главных телевизионных компаний выстроились у высокой стены стадиона. В двухстах метрах от них расположился еще тридцать один фургон размером поменьше, работающие на волнах иного диапазона и обслуживающие местные телевизионные станции. Первый снегопад уже миновал, и группа огромных дорожных машин, похожих на танковую дивизию, чистила снег с колоссальных площадей, отведенных под стоянки автомобилей болельщиков. Да, именно здесь нужно поставить свою машину, возле фургона "А" телекомпании Эй-би-си. Рядом было свободное место в добрых двадцать метров. Его поразило полное отсутствие охраны. Госн насчитал всего три полицейские автомашины – годных лишь на то, чтобы не допустить пьяных, которым могло взбрести в голову помешать работе. Видно, американцы чувствовали себя в полной безопасности. Им удалось усмирить русских, сокрушить Ирак, запугать Иран, умиротворить население своей собственной страны, и теперь они решили, по-видимому, немного расслабиться и отдохнуть, как и всякий другой народ. Должно быть, им нравится жить в комфорте. Даже здешние стадионы, напомнил себе Ибрагим, имеют крыши и обогреваются, чтобы ненастье не мешало им наслаждаться жизнью. – Все эти фургоны рухнут, как костяшки домино, – заметил Марвин, сидевший на месте водителя. – Мы уж постараемся, – согласился с ним Госн. – Ну, что я говорил тебе относительно охраны стадиона? – Да, друг мой, я должен был больше доверять тебе. – Впрочем, осторожность никогда не помешает. – Расселл тронул фургон и описал еще одно кольцо вокруг стадиона. – Мы въедем вот в эти ворота и просто направимся к месту стоянки. – Фары осветили первые снежинки приближающегося снегопада. Расселл объяснил, что сейчас слишком холодно для серьезного шторма. Ледяная масса канадского воздуха направляется на юг. Приблизившись к Техасу, воздух нагреется, и принесенная им влага выпадет там, а не в Денвере, где, по мнению Госна, уже лежало на земле не менее полуметра снега. Грейдеры, очищающие дороги, действовали очень эффективно. Как и во всем остальном, американцам нравились удобства. Холодная погода – выстроим крытый стадион. На шоссе выпал снег – уберем его. Палестинская проблема – умиротворим арабов деньгами. Хотя лицо Госна оставалось бесстрастным, еще никогда он не ненавидел Америку с такой силой. Мощь и высокомерие американцев проявлялись во всех их действиях. Они отгородились от всего остального мира, защитили себя от опасностей как больших, так и маленьких, знали, как им поступить, и заявили об этом всем и самим себе. Господи, только бы удалось повергнуть их! Пламя в камине излучало приятное тепло. Коттедж президента в Кэмп-Дэвиде был выстроен по классическому американскому образцу – толстые бревна, положенные одно на другое, хотя внутри они были укреплены кевларом, а окна сделаны из плотного полимера, непроницаемого для пуль. Мебель в коттедже представляла собой еще более странную смесь ультрамодерна с удобной стариной. Перед диваном, на котором сидел президент, находились три телетайпа, принимающие все главные агентства новостей, потому что предшественники Фаулера хотели знакомиться с новостями, поступающими по телеграфу. Рядом стояли три больших телевизора, один из которых был постоянно настроен на Си-эн-эн. Но не сегодня. Сегодня вечером телевизор был настроен на "Синемакс". В полумиле от президентского коттеджа находилась приемная станция телевидения, спрятанная среди деревьев, и ее параболические антенны следили за всеми коммерческими телевизионными спутниками, а также за многими военными. В результате президент мог в любой момент получить доступ к любому спутниковому каналу, включая даже те, что передавали порнофильмы, – впрочем, к ним Фаулер не проявлял ни малейшего интереса. В Кэмп-Дэвиде находилась самая дорогая, единственная в своем роде система кабельного телевидения. Фаулер налил себе стакан пива. Это был "Dortmunder Union", популярный немецкий напиток, который доставляли из Европы самолетами ВВС, – пост президента имел немало полезных, хотя и неофициальных преимуществ. Лиз Эллиот пила белое французское вино. Левая рука президента поглаживала ее волосы. Передавали слащавую романтическую комедию, которая нравилась Бобу Фаулеру. Героиня, между прочим, своими манерами и внешностью напоминала Лиз Эллиот. Немного резкая, слишком властная, но обладающая другими достоинствами. Теперь, с уходом Райана – по крайней мере готовящимся, – обстановка, возможно, станет спокойнее. – Мы неплохо разыграли все это, верно? – Да, Боб, конечно. – Она отпила глоток из бокала. – Ты был прав относительно Райана. Лучше отпустить его с почетом. – Неважно, как он уйдет, лишь бы не мозолил глаза вместе с этой маленькой стервой, на которой женился, подумала Лиз. – Я рад, что и ты придерживаешься такой точки зрения. Вообще-то он неплохой парень, только старомодный. Не идет в ногу со временем. – У него устаревшие взгляды, – кивнула Лиз. – Верно, – согласился президент. – Почему это мы разговариваем о Райане? – Действительно, есть и другие темы. – Она повернулась к его руке и поцеловала ее. – Не сомневаюсь, – прошептал президент, ставя бокал на стол. – Шоссе занесено снегом, – сообщила Кэти. – Думаю, ты принял верное решение. – Да, только что произошла серьезная автокатастрофа прямо перед воротами. Завтра вечером приеду домой. В конце концов, попытаюсь украсть один из вездеходов. – А где Джон? – Он в отъезде. – Понятно, – заметила Кэти. Интересно, чем это он может заниматься такой ночью? – подумала она. – Раз я все равно сижу в кабинете, займусь работой. Позвоню завтра утром. – Хорошо, Джек, до свиданья. – Это одна из особенностей моей должности – вот уж почему я не стану скучать. – Джек повернулся к Гудли. – Итак, что нам известно? – Нам удалось проверить все встречи, состоявшиеся в сентябре. – Бен, ты выглядишь, будто готов рухнуть на пол в любую минуту. Сколько времени ты не спал? – Со вчерашнего дня, по-моему. – Как приятно, когда тебе нет и тридцати. Ну-ка, отправляйся на диван в приемной, – распорядился Райан. – А вы? – Хочу еще раз прочитать эти материалы. – Джек постучал пальцем по папке, лежащей на столе. – К ним у тебя еще нет допуска. Отправляйся, похрапи до утра. – Ладно. Встретимся завтра. Гудли исчез за дверью. Джек принялся читать документы по операции "Ниитака", но никак не мог сосредоточиться. Он запер папку в ящике стола, улегся на своем диване, но ему не спалось. Потратив несколько минут на разглядывание потолка, Райан решил, что с неменьшим успехом может разглядывать что-нибудь более интересное. Он включил телевизор, переключил несколько каналов, стараясь найти службу новостей, случайно нажал не на ту кнопку, и на экране появились заключительные кадры рекламы на канале 20, принадлежащем независимой телевизионной станции в Вашингтоне. Джек хотел было исправить ошибку, но в это мгновение снова появился кинофильм. Он не сразу вспомнил название. Грегори Пек и Эва Гарднер.., черно-белый… Австралия. – Ну конечно, – пробормотал Райан. "На берегу". Он не видел этот фильм столько лет, классика времен холодной войны… По роману Невила Шюта, верно? Фильм, где снимался Грегори Пек, всегда заслуживает того, чтобы его посмотреть. К тому же с Фредом Астэром. Последствия ядерной войны. Джек с удивлением заметил, как он устал. Последнее время он хорошо спал, и… …он заснул, но не совсем. Как это иногда с ним случалось, кинофильм проник в мозг, хотя сон был цветным, а не черно-белым, и потому куда интереснее, чем На экране, решило его сознание и продолжало смотреть картину до конца – откуда-то изнутри. Джек Райан включился в игру. Вот он мчит в "феррари" Фреда Астэра во время последнего Большого приза Австралии, полного катастроф и крови. Вот он отплыл из Сан-Франциско на подводной лодке SSN-623 "Пилонос" (правда, часть его мозга возражала, утверждая что номер 623 принадлежал другой американской субмарине, "Натан-Хэйл", верно?). И сигнал Морзе – постукивание бутылки кока-колы по оконной занавеске – был совсем не смешным: это значило, что пришло время ему и его жене выпить чашку чаю, а ему не хотелось этого – ведь тогда он должен опустить таблетку в молочную смесь своего грудного ребенка, чтобы тот умер. Его жена не в силах была совершить такое – вполне понятно, ведь жена – врач, – поэтому именно ему пришлось взять ответственность на себя, как приходилось принимать ее на себя всегда, и разве не жаль, что ему нужно оставить Эву Гарднер на берегу, одну, смотрящую ему вслед, когда он со своими матросами отплывает, чтобы умереть дома, если им удастся добраться до дома, что весьма маловероятно, а улицы сейчас так пустынны. Кэти, Салли и маленький Джек – все мертвы, и это его вина, потому что он заставил их принять таблетки, чтобы они не умерли от чего-то другого, куда более худшего, но это тоже было плохо и не правильно, даже если не было выбора, почему не застрелить их из пистолета и… – Какого черта! – Джек выпрямился, словно подброшенный стальной пружиной. Он посмотрел на дрожащие руки; наконец руки поняли, что его мозг снова контролирует действия своего тела. – Тебе просто приснился кошмар, приятель, и не о вертолете вместе с Баком и Джоном. Это что-то куда хуже. Райан протянул руку за сигаретой и закурил, затем встал. Снег продолжал падать. Грейдеры не успевали справляться с ним на стоянке перед зданием ЦРУ. Понадобилось время, чтобы встряхнуться и выбросить из головы один из этих ужасных кошмаров, когда его семья погибает такой смертью. Так много страшного, немудрено, что у него плохой сон. Надо убираться из этого проклятого места! – подумал он. С ним связано слишком много воспоминаний, и далеко не лучших. Ошибка, которую он допустил перед нападением на его семью; время, проведенное им в подводной лодке; минуты, когда его оставили одного на взлетной полосе аэропорта Шереметьево и старый добрый Сергей Николаевич держал в руке пистолет, направленный прямо в его сердце; а хуже всего – спасение из Колумбии на вертолете. Да, этого слишком много для одного человека. Нужно уходить. Фаулер и даже Лиз Эллиот оказывают ему немалую услугу, совсем не подозревая об этом. Совсем не подозревая об этом. Какой прекрасный, какой чистый мир раскинулся перед ним. Он выполнил свой долг, сделал часть этого мира чуть лучше и помог другим сделать то же самое. Киноистория, которую он только что видел – нет, в которой он жил, – могла случиться на самом деле, тем или иным образом. Могла, но не случилась. И теперь уже такое не произойдет. За окном было так чисто, все было таким белым, фонари, освещающие площадку для стоянки автомобилей, превращали ее в нечто сказочное. Да, он сыграл свою роль. Теперь пришло время другим попробовать свои силы, и задачи, стоящие перед ними, будут уже легче. – Да, это уж точно. – Джек выдохнул табачный дым в оконное стекло. Начну с того, что снова откажусь от сигарет. Кэти будет настаивать на этом. А что потом? Потом продолжительный отпуск летом, может быть, снова съездим в Англию, на этот раз морем, а не на самолете. Поколесим по Европе, потратим на это, пожалуй, все лето. Снова стану свободным человеком. Буду гулять по морскому берегу. Но потом нужно будет найти работу, чем-то заняться. Аннаполис? Нет, это исключено. Какой-нибудь частный фонд? Может быть, преподавание? Скажем, в Джорджтауне? Курс шпионажа? – Он усмехнулся. Точно, он будет преподавать, как осуществлять все нелегальное. И как только, черт побери, удалось Джеймсу Григу так долго проработать в этом проклятом учреждении? Как сумел он справиться со стрессом, ежедневным напряжением? Эти знания он так и не передал Джеку. – Тебе нужно выспаться, приятель, – напомнил он себе. Однако на этот раз Джек проверил, выключен ли телевизор. |
|
|