"Все страхи мира" - читать интересную книгу автора (Клэнси Том)

Глава 32 Завершение

– Нужна моя помощь? – спросил Расселл.

– Спасибо, Марвин, но я предпочел бы работать один, чтобы меня ничто не отвлекало, – ответил Госн.

– Понимаю. Если понадоблюсь, крикни.

Ибрагим надел свою самую теплую одежду и вышел на мороз. Падал густой снег. Он, разумеется, видел снег в Ливане, но там все было по-другому. Снегопад начался всего полчаса назад, а слой на земле был уже больше трех сантиметров. Северный ветер дул сильнее, чем ему приходилось испытывать раньше, и пронизал его до костей, пока он миновал метров шестьдесят до амбара. Видимость ограничивалась двумястами метрами. Госн слышал шум проносящихся автомобилей на ближнем шоссе, но не видел даже света фар. Он вошел в амбар через боковую дверь и уже успел пожалеть, что внутри амбара нет отопления. Затем он взял себя в руки, подумав, что подобные вещи не должны оказывать на него влияние.

Картонный короб, скрывавший устройство от посторонних взглядов, не был закреплен, и он снял его очень легко. Под коробом находился металлический кожух; шкалы, циферблаты, клавиши делали его похожим на коммерческий видеомагнитофон. Замаскировать бомбу таким образом предложил Гюнтер Бок, и они купили наружный корпус видеомагнитофона как металлолом у сирийской телевизионной компании. Дверцы, встроенные в металлический корпус, почти идеально удовлетворяли требованиям Госна, а значительное пространство внутри позволило установить там на случай необходимости вакуум-насос. Госн сразу убедился, что он не потребуется. Прибор, составлявший часть корпуса бомбы, показал, что внутрь не просочилось и частицы воздуха. Это не было чем-то удивительным – Госн на самом деле был искусным сварщиком, как он и сказал покойному герру Фромму, – и тем не менее оказалось приятным. Затем он проверил батареи. Их было три, все новенькие, никель-кадмиевые, и все три, как это было видно на испытательном приборе, несли полный заряд. Часовой механизм находился рядом с батареями. Убедившись, что клеммы механизма отсоединены, Госн сверил время – часы были заранее установлены на местный часовой пояс – со своими часами и увидел, что одни из них – скорее всего его собственные – отстают на три секунды. Для целей операции это не имело значения. Три бокала, поставленные внутри ящика, чтобы убедиться, что с устройством во время транспортировки не обходились неосторожно, были невредимы. Как и надеялся Госн, при перевозке действительно принимались меры предосторожности.

– Ты готов, дружище, – тихо произнес Госн. Он закрыл дверцу, предназначенную для осмотра устройства, убедился в том, что она надежно заперта, и поставил на прежнее место картонный короб. Затем, подув на замерзшие руки, он вернулся в дом.

– Не повлияет ли на наши планы погода? – спросил Куати.

– За этим снегопадом надвигается второй. Думаю, нам нужно отправляться завтра вечером, перед его началом. Второй снегопад не продлится долго, метеорологи говорят, что снега выпадет дюйма на два. Если мы отправимся после окончания первого снегопада, до начала второго дороги будут в порядке. Тогда мы разместимся в мотеле и будем ждать нужного часа.

– Превосходно. А фургон?

– Я займусь окраской сегодня, как только установлю обогреватели. Там работы всего на пару часов. Шаблоны у меня готовы, – сказал Расселл, допивая кофе. – Погрузим бомбу после того, как я закончу окраску, ладно?

– Сколько нужно времени, чтобы краска высохла? – поинтересовался Госн.

– Не больше трех часов. Мне хочется, чтобы все выглядело хорошо.

– Да, ты прав, Марвин.

Собирая грязную посуду, Расселл рассмеялся.

– Интересно, что подумают те, кто снимал кинофильм? – Он повернулся и увидел их озадаченные лица.

– Разве Гюнтер не рассказал вам? – спросил Марвин. На лицах арабов он увидел недоумение. – Я видел однажды этот фильм по телевизору – "Черное воскресенье". Какому-то парню пришла в голову мысль убить всех зрителей, пришедших на Суперкубок, с дирижабля.

– Ты шутишь, – заметил Куати.

– Нет. Они устанавливают мощное взрывное устройство под дирижаблем, но израильтяне узнают об этом, и агенты ЦРУ успевают спасти зрителей в последний момент – знаете, как это обычно бывает в кино. С моими предками это обычно делает кавалерия – они врываются и убивают всех этих свирепых индейцев.

– В кинофильме собирались убить всех зрителей на стадионе? – тихим голосом спросил Госн.

– Что?.. Ах да, конечно. – Расселл укладывал тарелки в посудомойку. – Не то что мы. – Он повернулся. – Эй, парни, не расстраивайтесь. Нарушение телетрансляции матча вызовет такое возмущение болельщиков, что вы и не поверите. Кроме того, это крытый стадион. Здесь фокус с дирижаблем не прошел бы. Для этого вам понадобится атомная бомба или что-то вроде этого.

– Неплохая идея, – хихикнул Госн, не зная, какая реакция последует.

– Скажешь тоже. Из-за такого может начаться настоящая ядерная война – черт возьми, парень, как ты думаешь, чьи семьи живут в Северной и Южной Дакоте, где расположены все эти базы стратегических бомбардировщиков? Не думаю, что мне захотелось бы принимать участие в такой игре. – Расселл насыпал внутрь детергент и включил мойку. – Между прочим, что у вас внутри этого ящика?

– Очень небольшое и мощное взрывное устройство. Стены стадиона пострадают, разумеется.

– Я так и думал. Ну что ж, вывести из строя телевизионные фургоны будет несложно – у них там деликатная аппаратура, понимаете? – и одного этого достаточно – вы не представляете, какой шум поднимется!

– Согласен, Марвин, однако нам хотелось выслушать твое мнение по этому вопросу, – заметил Куати.

– У нас в Америке еще никогда не было террористических актов. Эта операция все изменит. Люди перестанут чувствовать себя в безопасности. Начнут устанавливать посты контроля повсюду. Это нарушит их спокойствие, заставит задуматься. Может быть, они увидят, где таятся настоящие проблемы. В этом и заключается наша цель, правда?

– Ты прав, Марвин, – согласился Куати.

– Хочешь, я помогу тебе с окраской? – предложил Госн. Расселл может проявить любопытство, подумал Ибрагим, а этого допустить нельзя.

– Спасибо, помощь не повредит.

– Только пообещай, что включишь обогреватели, – улыбнулся инженер.

– Можешь не сомневаться, приятель, иначе краска просто не высохнет как следует. Думаю, в амбаре сейчас холодно для тебя.

– Вам, наверно, нелегко жить в таком климате. Расселл встал и начал надевать пальто и перчатки.

– Ну и что, приятель? Это ведь наша страна.

– Вы действительно рассчитываете найти его? – спросил старпом.

– Думаю, у нас хорошие шансы, – ответил Дубинин, склонившись над картой. – Он где-то здесь, далеко от прибрежных вод – там слишком много рыбаков со своими сетями – и к северу от этого района.

– Великолепно, товарищ капитан, нам остается обыскать целых два миллиона квадратных километров.

– А мы обыщем всего две трети этого пространства. Я ведь сказал, что у нас хорошие шансы, и не давал никакой гарантии. Пройдет три-четыре года, в нашем распоряжении окажутся роботы с дистанционным управлением, над которыми сейчас работают наши инженеры, и тогда мы сможем посылать гидроакустические датчики в глубокие каналы, по которым хорошо распространяется звук. – Дубинин имел в виду новый этап в подводной технологии – карликовую подлодку без экипажа, управляемую по кабелю из оптических волокон. Такая мини-подлодка будет оборудована как датчиками, так и вооружением, управляться с подводной лодки-матки и, опускаясь на глубину во многие сотни метров, сможет выяснить, действительно ли условия распространения звука в слое от тысячи до двух тысяч метров настолько хороши, как это утверждают ученые. Тогда условия подводной игры изменятся коренным образом.

– Поступили какие-нибудь данные на датчики турбулентности?

– Никак нет, товарищ капитан, – ответил лейтенант.

– Сомневаюсь, что эти штуки принесут нам какую-нибудь пользу, – проворчал помощник.

– Прошлый раз именно они и помогли нам.

– Это верно, но тогда море было спокойным. А как часто бывает штиль зимой в северной части Тихого океана?

– И все-таки они могут дать нам какую-то информацию. Нам нужно использовать все средства, имеющиеся в нашем распоряжении. Откуда у вас такой пессимизм?

– Даже Рамиусу только один раз удалось сесть на хвост подлодке класса "Огайо", и то это случилось во время ходовых испытаний, когда у американцев возникли проблемы с гребным валом. Наконец, ему удалось продержаться у них на хвосте сколько? Всего семьдесят минут!

– Мы уже говорили об этом.

– Вы правы, товарищ капитан, действительно говорили. – Старпом постучал карандашом по карте.

Капитан первого ранга Дубинин подумал о разведывательных данных, касающихся своего противника, – трудно сразу отказаться от старых привычек. Гаррисон Шарп Рикс, капитан первого ранга, выпускник Военно-морской академии, командует уже вторым подводным ракетоносцем. Его считают блестящим инженером, кандидатом на более высокий пост. Жесткий и требовательный командир, он пользуется уважением на флоте. В прошлом он совершил ошибку и вряд ли допустит другую, сказал себе Дубинин.

– Дистанция ровно пятьдесят тысяч ярдов, – доложил младший лейтенант Шоу.

Этот парень вовсе не сумасшедший, впервые подумал Клаггетт.

– Иван не ожидает, что за ним будут охотиться, правда? – спросил Рикс.

– По-видимому, не ожидает, но его хвост не так хорош, как ему кажется.

Русская "Акула" выбрала маневр поиска "лесенкой". Длинные отрезки проходили приблизительно по юго-западному и северо-восточному векторам, и в конце каждого этапа она спускалась на юго-восток с интервалом между поисковыми отрезками примерно в пятьдесят тысяч ярдов, или двадцать пять морских миль. Это позволяло предположить, что буксируемые русской подлодкой датчики обладали дальностью действия миль в тринадцать. По крайней мере, вспомнил Клаггетт, таковым было бы мнение ребят из разведки.

– Думаю, нам следует сохранить дистанцию в пятьдесят тысяч ярдов, чтобы не рисковать, – заявил Рикс после недолгого размышления. – Его лодка намного тише, чем я ожидал.

– Шум двигателя резко уменьшился, правда? Если бы он медленно плыл вместо того, чтобы прочесывать район… – Клаггетт с удовольствием обратил внимание на то, что капитан снова рассуждает как осторожный инженер. Правда, это не слишком удивило помощника. Когда начинало пахнуть жареным, Рикс превращался в командира ракетоносца, но это вполне устраивало Клаггетта, который придерживался той точки зрения, что не следует превращать подводный ракетоносец стоимостью в миллиард долларов в ударную подлодку.

– Мы могли бы запросто приблизиться к нему на сорок тысяч или даже на тридцать пять – и он ничего не заметил бы.

– Вы так считаете? А насколько увеличится эффективность буксируемых датчиков при более низкой скорости?

– Это верно. Действительно улучшится, но, по мнению разведки, тонкая акустическая антенна у него походит на нашу.., наверно, немного. Но даже сейчас мы собираем ценные данные об этой птичке, верно? – задал риторический вопрос Рикс. За эту операцию он надеялся получить высокую оценку в своем личном деле.

– Ну, что ты думаешь, Мэри Пэт? – спросил Райан у миссис Фоули. В руке он держал перевод последнего сообщения. Мэри Пэт смотрела в оригинал на русском языке.

– Я ведь завербовала его, Джек. Это мой парень. Райан взглянул на часы, приближался условленный момент. Сэр Бэзил Чарлстон был исключительно пунктуален. И точно в этот момент зазвонил телефон его прямой защищенной линии.

– Райан.

– Это Бэз.

– Как дела, дружище?

– О той вещи, о которой мы говорили. Наш человек проверил. Абсолютно ничего, мой мальчик.

– Даже не создалось впечатления, что наши сведения неверны? – спросил Джек, закрыв глаза, словно боясь поверить информации.

– Совершенно верно, Джек, даже так. Признаюсь, это кажется мне странным, но вполне возможно – даже вероятно, – что наш человек не имеет к этой информации доступа.

– Спасибо за то, что попытался выяснить. Мы у тебя в долгу.

– Жаль, что помощь не была более ощутимой. – Связь прервалась.

Да, подумал Джек, это были самые худшие новости. Он взглянул на потолок.

– Англичане не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть сообщение Спинакера, – сказал Джек. – Что же нам остается?

– Неужели это действительно все? – удивленно спросил Бен Гудли. – Значит, все будет основываться только на нашем мнении?

– Бен, если бы нам удавалось предсказывать будущее, мы сделали бы себе состояние на фондовой бирже, – мрачно проворчал Райан.

– Но вы так и поступили! – напомнил Гудли.

– Мне просто повезло в нескольких рискованных сделках, – ответил Райан, прекращая обсуждение поднятого Беном вопроса – Мэри Пэт, как твое мнение? – Мэри Пэт, как твое мнение?

Миссис Фоули выглядела усталой – ведь ей приходилось ухаживать за маленьким ребенком. Джек подумал, что ей нужно больше отдыхать.

– Ты ведь знаешь, Джек, я должна поддерживать своего агента. Ведь он наш лучший источник политической информации. Ему доводится беседовать с Нармоновым один на один. Именно поэтому он так ценен для нас и получаемые от него сведения так трудно подтвердить, найти доказательства их правильности из другого источника – но в прошлом его информация всегда оказывалась достоверной.

– Меня пугает то, что он начинает убеждать меня.

– Почему это вас пугает, доктор Райан? Джек закурил.

– Потому что я знаю Нармонова. Этот человек мог прикончить меня одной холодной ночью за пределами Москвы. Мы заключили с ним договор, скрепили его рукопожатием, и с тех пор он не нарушил его. Для того чтобы пойти на это, человек должен быть уверенным в себе. Если он утратил эту уверенность, тогда.., тогда все может рассыпаться, как карточный домик, быстро и непредсказуемо. Разве можно представить себе более пугающую картину? – Райан обвел глазами кабинет.

– Действительно, – согласился руководитель русского отдела разведывательного управления ЦРУ.

– Я тоже придерживаюсь такого же мнения, – кивнула Мэри Пэт.

– Что думаешь ты, Бен? – спросил Райан. – Ты верил этому парню с самого начала. Присланные им сведения поддерживают твою позицию, занятую еще в Гарварде.

Доктору Бенджамину Гудли не нравилось чувствовать себя загнанным в угол. За несколько месяцев, проведенных в ЦРУ, он постиг тяжелый, но важный урок: одно дело высказывать свою точку зрения в ученой среде, обмениваться мнениями за обеденным столом в преподавательском клубе Гарвардского университета и совершенно иное – здесь. Из высказанных в кабинетах Лэнгли мнений формируется политика государства. А это, понял он, и означает стать частью всей системы.

– Мне не хочется признаваться, но я изменил свою точку зрения. Здесь может сказаться фактор, не принятый нами во внимание раньше.

– Что это за фактор? – спросил руководитель русского отдела.

– Давайте посмотрим на ситуацию отвлеченно. Если Нармонов теряет власть, кто заменит его?

– Вероятным кандидатом становится Кадышев, у него шансы на это, скажем, один из трех, – ответила Мэри Пэт.

– В научном сообществе – да и вообще где угодно – разве это не является личной заинтересованностью?

– Мэри Пэт? – Райан перевел взгляд на нее.

– Ну и что? Разве он когда-нибудь лгал нам? Гудли решил следовать выбранной им линии, сделав вид, что идет чисто академическая дискуссия.

– Миссис Фоули, мне дали задание найти признаки того, что Спинакер ошибается. Я проверил все, к чему имел доступ. Единственное, что мне удалось обнаружить, – это едва заметное изменение тона его сообщений за последние месяцы. Их язык несколько изменился. Заявления Спинакера выглядят более определенными, в некоторых вопросах меньше сомнений, размышлений. Это, возможно, соответствует содержанию его докладов, но.., но в этом может таиться и какой-то смысл.

– Неужели вы основываете свои заключения на том, где он ставит запятые? – фыркнула эксперт по русским делам. – Юноша, здесь мы занимаемся более серьезными делами.

– Как бы то ни было, мне необходимо представить наше заключение Белому дому, – напомнил Райан. – Мне придется сказать президенту, что мы согласны с информацией Спинакера. Давайте обратимся за консультацией к Эндрюсу и Кантровицу – пусть они приедут сюда и дадут заключение. Есть возражения? – Возражений не было. – О'кей, спасибо. Бен, ты не мог бы задержаться? Мэри Пэт, пусть у тебя будет продолжительный уик-энд. Считай это приказом.

– У нее болит животик, и мне не приходится спать, – объяснила миссис Фоули.

– Пусть Эд примет на себя ночную вахту, – предложил Джек.

– У Эда нет груди. Я ведь должна кормить ее, не забывай этого.

– Мэри Пэт, тебе никогда не приходило в голову, что необходимость нянчить детей – это заговор ленивых мужчин? – улыбнулся Райан.

Зловещий взгляд ее глаз скрывал за собой юмор.

– Да, каждое утро в два. Ну, до понедельника. Гудли вернулся в кресло, когда остальные два участника совещания скрылись за дверями кабинета.

– Ну хорошо, теперь мы одни и вы можете кричать на меня. Джек сделал знак, разрешая курить.

– Кричать – за что?

– За глупое предположение.

– Да какое же оно глупое? Ты первый высказал его. И, между прочим, хорошо поработал.

– Но не обнаружил ничего, что было бы достойно внимания, – проворчал гарвардец.

– Это верно, зато искал в нужных местах.

– Если это действительно важные данные, какова вероятность найти подтверждение из других источников? – спросил Гудли.

– Пятьдесят на пятьдесят, может быть, шестьдесят процентов, не больше. Мэри Пэт совершенно права. Мы получаем от Спинакера информацию, которую не всегда можно найти в других местах. Но и ты прав: если он одержит верх, это будет выгодно лично для него. Мне нужно сообщить об этом Белому дому до начала уик-энда. Затем приглашу Джейка Кантровица и Эрика Эндрюса прилететь сюда на будущей неделе и посмотреть на эти материалы. У тебя есть планы на уик-энд? – спросил Джек.

– Нет.

– Считай, они появились. Просмотри все свои записи и напиши заключение, хорошее и обоснованное. – Райан постучал пальцем по столу. – Оно понадобится мне утром в понедельник.

– Почему именно я?

– Потому что ты внутренне честный и беспристрастный человек, Бен. Когда ты изучаешь проблему, то делаешь это глубоко и тщательно.

– Но вы никогда не соглашаетесь с моими выводами! – запротестовал Гудли.

– Да, я принимаю их не слишком часто, но ты обосновываешь свои заключения первоклассным материалом. Не бывает, чтобы кто-то был все время прав. И наоборот, не может быть, чтобы кто-то все время ошибался. Важным является сам процесс, а также интеллектуальная дисциплина – именно в этом ваше достоинство, доктор Гудли. Надеюсь, вам нравится жизнь в Вашингтоне. Я собираюсь предложить вам работать здесь постоянно. Сейчас мы создаем специальную группу в штате разведывательного управления. Ее обязанностью будет всегда выступать с противоположных позиций, нечто вроде нашей собственной команды "Б", и она будет отчитываться непосредственно перед заместителем директора ЦРУ. Вы займете пост заместителя руководителя русской секции. Справитесь? Обдумайте это тщательно, Бен, – поспешно добавил Джек. – Команда "А" будет все время критиковать вас. Кроме того, придется много работать за невысокое жалованье, а в конце рабочего дня вы не испытаете чувства глубокого удовлетворения. Но к вам станет поступать масса интересной информации, и время от времени на вас будут обращать внимание. В общем, заключение, которое я прошу написать, – что-то вроде вступительного экзамена – если вас интересует мое предложение. Мне все равно, к каким выводам вы придете, я всего лишь хочу получить мнение человека, которое можно сравнить с другими точками зрения. Ну, согласны?

Гудли заколебался. Он не знал, что ответить. Боже мой, неужели это конец его карьеры? Но он не мог отказаться от предложения, верно? Он вздохнул и заговорил.

– Я должен о чем-то рассказать вам.

– Давайте.

– Когда доктор Эллиот послала меня сюда…

– Ваша задача заключалась в том, чтобы критиковать меня. Да, это мне известно. – На лице Райана появилась удовлетворенная улыбка. – А ловко я вас перевербовал, а?

– Джек, все не так просто.., она хотела, чтобы я провел проверку вашей деятельности.., постарался найти материалы, которые можно использовать против вас.

Лицо Райана застыло.

– Ну и?..

Гудли покраснел, но быстро продолжил:

– И я выполнил ее задание. Я проверил ваше личное дело, узнал о расследовании, проведенном комиссией по ценным бумагам и биржевым операциям, а также сообщил о других финансовых делах – фонде для семьи Циммеров и прочем. – Он помолчал. – Я стыжусь этого.

– Узнали что-нибудь?

– О вас? Да, конечно. Вы – хороший босс. Маркус – ленивый кретин, но в костюме выглядит неплохо. Лиз Эллиот – самодовольная и злопамятная стерва, ей нравится манипулировать людьми. Мной она воспользовалась в качестве ищейки. И я действительно многое узнал. Никогда, никогда больше я не сделаю ничего подобного. Сэр, мне не приходилось просить прощения – ни разу в жизни и ни у кого, – но я должен был рассказать вам, об этом. Вы имеете право знать.

В течение целой минуты Райан смотрел в глаза молодого человека, стоящего перед ним, ожидая, что тот отведет взгляд, оценивая, из какого материала он сделан. Наконец Джек погасил свою сигарету в пепельнице и сказал:

– Позаботься, Бен, чтобы это было хорошо обоснованное заключение.

– Постараюсь написать его как можно лучше.

– Я уже не сомневаюсь в этом, доктор Гудли.

– Итак? – спросил президент Фаулер.

– Господин президент. Спинакер докладывает, что определенное количество тактических ядерных боеголовок, без сомнения, исчезло со складов Советской Армии и КГБ прилагает отчаянные усилия, чтобы отыскать их.

– Где?

– По всей Европе, включая сам Советский Союз. Предположительно КГБ лояльно настроен по отношению к Нармонову, по крайней мере некоторая его часть – таково мнение самого Нармонова, наш агент, однако, думает по-другому. Советские военные настроены против Нармонова; Спинакер пишет, что нельзя исключить серьезную вероятность военного переворота, но Нармонов не предпринимает твердых мер для подавления этой оппозиции. Вероятность шантажа действительно велика. Если сообщение нашего агента достоверно, может произойти быстрое перемещение власти в другие руки и последствия этого невозможно оценить.

– Каково ваше мнение? – спросил Деннис Банкер спокойным голосом.

– Эксперты в Лэнгли пришли к общему мнению, что на эти сведения можно положиться. Мы начинаем тщательную проверку всего, что может иметь отношение к этой проблеме. Два лучших специалиста по этому вопросу – не считая тех, что служат у нас, – работают в Принстоне и Беркли. В понедельник они приедут в Лэнгли, чтобы ознакомиться с новой информацией.

– Когда вы придете к окончательному заключению? – спросил госсекретарь Талбот.

– Все зависит от того, что вы имеете в виду под словом "окончательный". К концу будущей недели в нашем распоряжении будут предварительные выводы. Чтобы прийти к окончательному заключению, нам потребуется время. Я сделал попытку проверить полученные нами сведения через британских коллег, но им про это ничего не известно.

– Где могут оказаться эти боеголовки? – спросила Лиз Эллиот.

– Россия – огромная страна, – покачал головой Райан.

– А наш мир – еще больше, – заметил Банкер. – Какова ваша наихудшая оценка?

– Мы еще даже не принялись за эту работу, – ответил Джек. – Когда речь идет об исчезнувшем ядерном оружии, наихудшая оценка может оказаться очень плохой.

– Есть ли основания полагать, что угроза направлена против нас? – спросил Фаулер.

– Нет, господин президент. Советские военные – вполне разумные люди, а это стало бы действиями безумцев.

– Ваша вера в разум людей, одетых в военную форму, трогательна, – послышался голос Лиз Эллиот. – Вы действительно считаете их военных разумнее наших?

– Когда мы обращаемся к ним с просьбами, они выполняют их, – резко бросил министр обороны Банкер. – Жаль, что вы так презрительно относитесь к военным, доктор Эллиот.

– Эту дискуссию мы перенесем на другой день, – заметил Фаулер. – Какая им польза от угрозы нам?

– Никакой, господин президент, – ответил Райан.

– Я согласен, – подал голос Брент Талбот.

– Я чувствовал бы себя в большей безопасности, если бы их баллистические ракеты "СС-18" были демонтированы, – выразил свою точку зрения Деннис Банкер, – но Райан прав.

– Мне потребуется оценка вероятности этого, – сказала Эллиот, – и как можно быстрее.

– Мы немедленно возьмемся за это, – пообещал Райан.

– Как идет подготовка к мексиканской операции?

– Господин президент, подготовка закончена, и оперативники отправлены.

– Что это за операция? – удивился государственный секретарь.

– Думаю, Брент, тебе следует узнать все подробности. Райан, сообщите все, что нам нужно знать об операции и ее задачах.

В течение нескольких минут Джек рассказал об истории дела и концепции предстоящей операции.

– Не могу поверить, что они пойдут на такой шаг, – это неслыханно, – покачал головой Талбот.

– Так вот почему ты отказываешься присутствовать на матче? – улыбнулся Банкер. – А вот я, Брент, верю этому. Насколько быстро можно получить расшифрованные записи разговоров на борту самолета?

– Если исходить из предполагаемого времени прибытия в Вашингтон и времени на обработку материалов.., скажем, в десять вечера.

– Тогда ты все-таки успеваешь на матч, Боб, – сказал Банкер. Впервые в жизни Райан слышал, как к президенту обращались таким образом.

Фаулер покачал головой.

– Нет, я получу материалы в Кэмп-Дэвиде. Мне нужно хорошенько отдохнуть перед этой встречей. К тому же снегопад, только что охвативший Денвер, может продолжиться и в воскресенье. Тогда будет нелегко вернуться обратно в город, да и Секретная служба битых два часа объясняла, насколько сложно для меня присутствовать на футбольном матче, – имеется в виду, конечно, насколько это трудно для них самих.

– А ведь это будет такая интересная игра, – заметил Талбот.

– Как распределяются ставки? – поинтересовался Фаулер. Господи! – мысленно воскликнул Райан.

– "Викинги" победят с разрывом в три очка, – ответил Банкер. – И я готов принять все ставки, которые вы сделаете.

– Мы решили лететь вместе, – сказал Талбот. – Мое единственное условие, чтобы за штурвалом не сидел Деннис.

– Ну вот, бросаете меня в холмах Мэриленда. Ничего не поделаешь, кому-то нужно заниматься государственными делами, – улыбнулся Фаулер. Улыбка у него была какой-то странной, заметил Райан. – Ну, вернемся к делу. Значит, Райан, по-вашему, опасность нам не угрожает?

– Позвольте мне вернуться немного назад, сэр. Во-первых, я должен подчеркнуть, что сообщение Спинакера никак не подтверждено.

– Вы сказали, что ЦРУ считает его достоверным.

– По общему мнению, это сообщение скорее всего соответствует истине. Мы уже прилагаем все силы, чтобы проверить его точность. В этом весь смысл сказанного мной раньше.

– О'кей, – произнес Фаулер. – Если сообщение не подтвердится, нам не о чем беспокоиться, верно?

– Да, господин президент.

– Если подтвердится?

– В этом случае существует риск политического шантажа внутри Советского Союза, и в худшем случае – гражданская война с применением ядерного оружия.

– Не скажу, что это хорошая новость – а как относительно опасности для нас?

– Прямая угроза маловероятна.

Фаулер откинулся на спинку своего кресле.

– Да, по-моему, в этом есть смысл. Но мне все-таки нужна надежная, по-настоящему надежная оценка ситуации, и как можно быстрее.

– Да, сэр. Поверьте мне, господин президент, мы изучаем каждый аспект возникшей ситуации.

– Спасибо, доктор Райан. Хороший доклад. Джек встал и направился к выходу. Теперь, когда от него избавились, отношения стали более цивилизованными.

Рынки возникли сами по себе, главным образом в восточной части Берлина. Советские военные, никогда прежде не вкушавшие свободы, вдруг оказались в объединенном западном городе, и каждый из них получил возможность просто уйти и исчезнуть. Самым поразительным оказалось то, что такой возможностью воспользовались очень немногие и одной из причин была доступность рынков на открытом воздухе. Советские военные были приятно удивлены стремлением немцев, американцев и огромного числа граждан других государств приобрести памятные вещи о Красной Армии – ремни, меховые шапки, сапоги, целиком мундиры, разные мелочи, – и эти идиоты платили за все валютой, настоящей валютой – долларами, фунтами стерлингов, немецкими марками, ценность которых внутри Советского Союза выросла в десятки раз. Более разборчивые клиенты покупали такой крупный товар, как, например, танк Т-80, однако для этого требовалось участие в сделке командира полка, который списывал его в своих отчетах как случайно погибший при пожаре. За это полковник получал "мерседес" марки 560SEL и еще кучу денег в дополнение к своему пенсионному фонду. Западные спецслужбы к этому времени приобрели все, что им хотелось, и предоставили рынки туристам и любителям; они пришли к выводу, что советские власти не препятствовали рыночному бизнесу по той простой причине, что от него в страну поступало большое количество твердой валюты и по самой дешевой цене. Европейцы платили, как правило, в десять, а то и более раз выше стоимости производства тех товаров, которые они покупали. Такой начальный капитал, по мнению русских, еще принесет немалую пользу, когда солдаты закончат свою обязательную воинскую службу.

Эрвин Кейтель подошел к одному из советских солдат, судя по нашивкам старшему сержанту.

– Здравствуйте, – сказал он по-немецки.

– Nicht spreche, – ответил русский. – Инглиш?

– Говорите по-английски, да?

– Да, – утвердительно кивнул русский.

– Десять мундиров. – Кейтель поднял обе руки с растопыренными пальцами, чтобы не возникло путаницы в числе.

– Десять?

– Да, десять, все большого размера, на меня, – сказал Кейтель. Он мог без труда говорить на безупречном русском языке, но это могло бы вызвать подозрение. – Мундиры полковников, все десять мундиры полковников, о'кей?

– Полковник – да. Командир полка, да? Вот здесь три звезды? – сержант показал на плечо.

– Да, – кивнул Кейтель. – Должны быть мундиры танкистов, танк, понятно?

– Зачем вы хотите? – спросил сержант, главным образом, чтобы проявить вежливость. Он был танкистом, и достать соответствующие мундиры не составляло для него проблемы.

– Снимаем кино – телевизионное кино.

– Телевидение? – сразу зажглись глаза у сержанта. – Сапоги, ремни?

– Да.

Сержант оглянулся по сторонам и спросил тихим голосом:

– Пистолеты?

– Можете достать?

Сержант улыбнулся и выразительно кивнул, показывая, что он серьезный торговец.

– Стоит денег.

– Должен быть русский пистолет, правильный пистолет, – произнес Кейтель, надеясь, что они понимают друг друга на исковерканном английском языке.

– Да, могу достать.

– Когда?

– Один час.

– Сколько стоит?

– Пять тысяч марок, без пистолетов. Десять пистолетов – еще пять тысяч марок.

Господи, подумал Кейтель, да это настоящий грабеж. Он снова поднял руки.

– Десять тысяч марок, да? Я плачу. – И чтобы показать серьезность своих намерений, достал из кармана толстую пачку банкнот по сто марок каждая. Затем сунул одну в карман сержанта. – Через час.

– Я вернусь сюда, один час. – Сержант быстро ушел с площади. Кейтель

зашел в ближайший Gasthaus32 и заказал кружку пива.

– Если бы все прошло еще легче, – заметил он сидящему рядом другу, – у меня возникло бы подозрение о готовящейся ловушке.

– Ты слышал о танке?

– Да, Т-80. А ты почему спрашиваешь?

– Вилли Гейдрих купил его для американцев.

– Вилли? И сколько ему заплатили?

– Пятьсот тысяч марок. Ну и дураки эти американцы! Да любой мог бы организовать эту сделку.

– Но в то время они еще не знали этого.

Мужчина невесело засмеялся. Полмиллиона немецких марок оказалось достаточно, чтобы бывший обер-лейтенант Вильгельм Гейдрих смог приобрести такой же Gasthaus, как тот, в котором они сейчас сидели, и получать от него доход намного больше, чем он когда-либо получал в Штази. Гейдрих был одним из самых многообещающих подчиненных Кейтеля, и вот теперь он перешел на другую сторону, бросив свою карьеру, повернулся спиной к политическому наследию и превратился в еще одного нового преуспевающего гражданина Германии. Его специальная подготовка всего лишь помогла ему добиться своего – в последний раз подшутить над американцами.

– Ну, а русский?

– Тот, что заключил с ним сделку? Ха! – презрительно фыркнул мужчина. – Ему заплатили два миллиона марок! Он, несомненно, поделился с командиром дивизии, затем получил свой "мерседес", а остальное положил в банк. Его воинская часть вскоре укатила в Россию, и если в дивизии стало одним танком меньше… Этого могут даже не заметить.

Они выпили еще по кружке, наблюдая за экраном телевизора, установленного над баром, – отвратительная привычка, пришедшая от американцев, подумал Кейтель. Когда прошло сорок минут, он вышел наружу, оставаясь на виду у своего приятеля. В конце концов, это действительно могло оказаться ловушкой.

Русский сержант вернулся раньше, нем обещал. У него не было ничего, кроме улыбки.

– Где это? – спросил Кейтель.

– Грузовик, за… – Русский кивнул.

– Еске? За углом?

– Да, это слово, углом. Urn die Ecke, – и сержант выразительно кивнул.

Кейтель подал знак своему приятелю, который отправился за машиной. Эрвину хотелось спросить сержанта, сколько денег тот оставит себе, а сколько передаст своему лейтенанту, который наверняка требовал значительную часть суммы от каждой сделки, но потом решил: а какое ему до этого дело?..

Небольшой армейский грузовичок ГАЗ-69 был припаркован в квартале от площади. Понадобилось всего лишь подать машину немца задним ходом к откидному борту советского грузовика и открыть багажник. Но сначала, конечно, Кейтель осмотрел купленный товар. В кузове лежало десять маскировочных офицерских мундиров из грубой ткани, но хорошего качества, потому что она предназначалась для офицеров. Головные уборы представляли собой черные береты с красной звездой и старомодным силуэтом танка – форма бронетанковых войск. На погонах каждого мундира было три больших звезды – ранг полковника. Кроме того, здесь же лежали офицерские ремни и сапоги.

– Pistolen? – спросил Кейтель.

Глаза сержанта обежали улицу, затем появилось десять картонных коробок. Кейтель указал на одну из них, сержант поднял крышку. Внутри лежат автоматический пистолет Макарова девятимиллиметрового калибра, скопированный с немецкого "вальтера".

Русские, демонстрируя свою щедрость, даже добавили пять коробок патронов.

– Ausgezeichnet, – кивнул Кейтель и тут же перевел:

– Превосходно. – Он достал из кармана деньги, отсчитал девяносто девять банкнот и передал их русскому.

– Спасибо, – ответил сержант. – Нужно еще, находите меня, хорошо?

– Да, спасибо. – Кейтель пожал ему руку и сел в машину.

– Куда катится наш мир? – заметил водитель, когда машина выехала на улицу. Всего три года назад этих солдат за это отдали бы под военный трибунал – может быть, даже расстреляли.

– Советский Союз стал богаче благодаря нам на десять тысяч марок.

Водитель фыркнул.

– Для производства этого "товара" потребовалось по крайней мере две тысячи марок! Как они называют такую сделку?

– Оптовая распродажа. – Кейтель не знал, смеяться или нет. – Наши русские друзья учатся быстро. А может быть, этот мужик просто не умел считать больше десяти.

– То, что мы собираемся сделать, – опасно.

– Это верно, но нам хорошо заплатили.

– По-твоему, я согласился принять участие из-за денег? – спросил водитель с угрожающей ноткой в голосе.

– Нет, так же, как и я. Но если мы рискуем жизнью, по крайней мере следует рассчитывать на вознаграждение.

– Вы правы, полковник.

Кейтелю даже в голову не пришло задуматься над тем, что он делает, что, быть может, Бок не сказал ему всей правды. Несмотря на весь свой профессионализм, Кейтель упустил из виду, что имеет дело с террористом.

Какой спокойный и чистый воздух, подумал Госн. Ему никогда не приходилось переживать настоящего снегопада. Этот длился дольше обычного, и ожидалось, что он будет продолжаться еще около часа. На земле лежало полметра снега, и вместе со снежинками, опускающимися вниз, это заглушало звуки, так что вокруг стояла тишина, какой он еще не встречал. Такую тишину можно слушать, сказал он себе, стоя на крыльце.

– Что, нравится? – спросил Марвин.

– Да.

– Когда я был еще мальчишкой, случались настоящие снегопады, не такие, как этот. Выпадало несколько футов снега – сразу метр глубиной, приятель, – а потом становилось действительно холодно, градусов двадцать или тридцать мороза. Выходишь из дома, тебе кажется, что ты на другой планете, и думаешь, а что было здесь сто лет назад, как жили люди в вигвамах с женами, детьми и лошадьми, привязанными снаружи; все вокруг так чисто, как и следовало быть. Да, вот это была жизнь, приятель, это была настоящая жизнь.

Он рассуждает поэтично, но не умно, подумал Ибрагим. При такой примитивной жизни почти все дети умирали еще до того, как им исполнялся год, приходилось голодать зимой, потому что не было дичи. А откуда брался корм для лошадей и как они доставали его из-под снега? Сколько людей и животных гибло от холода? И все-таки "этот индеец восхищался такой жизнью. Глупо. Марвин был смелым, выносливым и настойчивым человеком, преданным Делу, но он не понимал окружающего мира, не принял Бога и жил в плену фантастических мечтаний. Как жаль. Он мог бы оказаться ценным приобретением.

– Когда выезжаем?

– Нужно дать дорожным машинам пару часов, чтобы очистить шоссе от снега. Ты поедешь в автомобиле – у него привод на передние колеса и ехать будет просто. Я поведу фургон. Нам ведь некуда спешить, правда? Не стоит рисковать.

– Да, конечно.

– Пошли обратно в дом, пока оба не замерзли.

– Господи, им действительно следует взяться за очистку воздуха, – заметил Кларк, когда у него стих приступ кашля.

– Да, здесь трудно дышать, – согласился Чавез. Они сняли небольшой домик рядом с аэропортом. Все оборудование, привезенное с собой, было рассовано по шкафам. Затем установили контакт с наземными службами. Когда приземлится "Боинг-747", его обслуживающий персонал заболеет. Это, разумеется, будет болезнь, щедро вознагражденная. Оказалось, что организовать допуск двух сотрудников ЦРУ на борт самолета совсем не так трудно. Мексиканцам тоже не нравились японцы – по крайней мере те из них, кто состоял на государственной службе. Их считали еще более высокомерными, чем американцев, что уже само по себе было поразительным для мексиканских граждан. Кларк проверил часы. Через девять часов самолет японской авиакомпании "Джал", пронзив шапку отравленного воздуха, совершит посадку над мексиканской столицей. Последует, очевидно, визит вежливости к президенту Мексики – так здесь считали, – а затем "Боинг-747" отправится в Вашингтон для встречи премьер-министра с Фаулером. Ну что ж, это сделало задачу Кларка и Чавеза еще проще.

Они выехали в сторону Денвера, когда наступила полночь. Дорожные службы штата Колорадо, как всегда, отлично справились со своей работой. Если не удавалось соскрести лед с асфальта, это место посыпали песком и солью, так что, чтобы покрыть расстояние, на которое обычно уходил час, им потребовалось всего на пятнадцать минут больше. Марвин взял на себя размещение в мотеле, заплатил за трое суток наличными и настоятельно попросил квитанцию для отчета. Портье обратил внимание, что на фургоне была надпись телекомпании Эй-би-си, и с разочарованием заметил, что комнаты, отведенные гостям, выходят на противоположную сторону. Если бы фургон стоял перед входом, это могло бы привлечь больше постояльцев. Как только Марвин ушел, портье уселся перед телевизором и снова задремал. Болельщики из Миннесоты прибудут завтра и, как всегда, будут шумными и требовательными.

Организовать встречу с Лялиным оказалось легче, чем этого ожидали. Короткая встреча Кабота с новым руководителем корейской резидентуры тоже прошла проще, чем он рассчитывал, – оказалось, корейцы отличные профессионалы, что позволило директору ЦРУ вылететь в Токио на двенадцать часов раньше. У японского резидента в Токио был отличный дом для приема гостей – он находился на одной из бесчисленных извивающихся улочек примерно в миле от американского посольства, так что и его охрану, и наблюдение за ним было несложно организовать.

– Вот мой последний доклад, – сообщил агент Мушаши, вручая Каботу конверт.

– Наш президент благодарен вам за отличную информацию, – ответил Кабот. – Ее качество произвело на нас большое впечатление.

– А на меня произвели не меньшее размеры моего вознаграждения.

– Итак, чем могу быть полезен?

– Мне хотелось, убедиться, что вы воспринимаете меня всерьез, – ответил Лялин.

– Можете не сомневаться в этом, – заверил его Маркус. Неужели он думает, что мы платим миллионы ради забавы? – подумал Кабот. Это была первая встреча директора ЦРУ с одним из агентов. Несмотря на то что его предупредили о возможном характере разговора, Кабот был все-таки удивлен.

– Примерно через год я намерен вместе с семьей обратиться с просьбой о политическом убежище. Что конкретно вы будете делать со мной?

– Сначала мы будем допрашивать вас в течение длительного времени, потом поможем найти удобное место для жизни и работы.

– Где?

– Там, где вы пожелаете, – в разумных пределах. – Кабот сделал усилие, чтобы скрыть раздражение. По его мнению, этой работой должен был заниматься один из младших сотрудников, а не директор ЦРУ.

– Что значит "в разумных пределах"?

– Ну, мы не можем позволить вам жить напротив русского посольства. Где бы вам хотелось поселиться?

– Этого я еще не знаю.

Тогда зачем весь этот разговор? – недовольно подумал Кабот.

– Какой климат вы предпочитаете?

– Пожалуй, теплый.

– Ну что ж, у нас есть Флорида, там много солнца.

– Я подумаю над этим. – Он сделал короткую паузу. – Вы не обманываете меня?

– Мистер Лялин, мы очень внимательно относимся к нашим гостям.

– Хорошо. Я буду и дальше высылать вам информацию. – С этими словами он встал и вышел.

Маркус Кабот едва удержался, чтобы не выругаться, но взгляд, который он бросил на главу японской резидентуры, был таким свирепым, что тот рассмеялся.

– Это вы впервые встречаетесь с агентом, который хочет вас пощупать?

– Вы хотите сказать, что в этом все и заключалось? – Кабот не мог этому поверить.

– Директор, у нас необычная работа. Вам это может показаться безумием, однако то, что вы только что проделали, исключительно важно, – сказал Сэм Ямата. – Теперь он убедился, что мы действительно заботимся о нем. Между прочим, это вы здорово придумали – сослаться на мнение президента.

– Значит, такова ваша точка зрения. – Кабот разорвал конверт и начал читать. – Господи боже мой!

– Дополнительная информация о визите премьер-министра?

– Да, подробности, которые раньше были нам неизвестны. Названия банков, суммы, внесенные на счета других государственных чиновников. Теперь можно даже не прослушивать разговоры в самолете…

– Прослушивать разговоры? – спросил Ямата.

– Я никогда не говорил этого. Резидент кивнул.

– Как же иначе? Вас даже не было здесь.

– Нужно срочно переслать эту информацию в Вашингтон. Ямата взглянул на часы.

– Мы не успеем к вылету самолета, отправляющегося прямым рейсом.

– Тогда нужно воспользоваться защищенной линией телефакса.

– У нас нет такой линии. Я хочу сказать, здесь нет линии ЦРУ.

– А если обратиться к ребятам из АНБ?

– У них есть такая линия связи, но нас предупредили, что ею пользоваться нельзя – их шифры недостаточно надежны.

– Эти сведения нужны президенту. Их надо отправить. Действуйте, я принимаю всю ответственность на себя.

– Слушаюсь, сэр.