"Радуга Шесть" - читать интересную книгу автора (Клэнси Том)

Глава 6 Верящие в идеалы

Проблема заключалась в толерантности по отношению к окружающей среде. Они знали, что базовый организм являлся настолько эффективным, как от него это требовалось. Просто он был слишком слабым. Подвергнутый воздействию воздушной среды, он погибал слишком быстро. Они не были точно уверены в причине. Это могла быть влажность, или температура, или слишком большая концентрация кислорода — этот элемент, исключительно важный для жизни, являлся настоящим убийцей жизни на молекулярном уровне. Такая неуверенность являлась величайшим раздражителем, пока один из членов группы не нашел решения проблемы. Они применили технологию генетической инженерии для того, чтобы пересадить в организм гены рака.

В особенности они использовали генетический материал, взятый из рака толстой кишки, одну из наиболее выносливых разновидностей, и результаты были поразительными. Новый организм был всего на треть микрона больше и намного сильнее. Доказательство видно на телевизионном экране электронного микроскопа. Крошечные нити подвергались воздействию комнатной атмосферы и комнатного света в течение десяти часов, перед тем как их снова ввели в блюдце с культурой. Теперь, заметила техник, крошечные нити становились активными, используя свою RNA для размножения после питания, копируя самих себя в дальнейшие миллионы маленьких нитей, у которых была лишь одна цель — пожирать живую ткань. В данном случае это была ткань почки, хотя ткань печени была уязвима в равной степени. Техник — у нее была медицинская степень из Йельского университета — сделала соответствующие письменные заметки и затем, поскольку это являлось ее проектом, решила подобрать имя для него. Она с благодарностью вспомнила курс сравнительной религии, который слушала двадцать лет назад. Вы ведь не можете назвать его как-нибудь, правда?

Шива, подумала она. Да, наиболее сложный и интересный из индийских богов, одновременно бог-созидатель и бог-разрушитель, который контролировал яд, предназначенный для уничтожения человечества, и одной из супруг которого была Кали, богиня смерти. Шива. Идеально. Техник сделала соответствующие заметки, включая рекомендованное ей имя для организма. Предстоит еще один тест, нужно преодолеть еще один технологический барьер перед тем, как все станет готовым для исполнения.

Исполнение, подумала она, подходящее название для проекта[9]. В огромном масштабе.

Для своей следующей задачи она взяла образец Шивы, запечатанный в контейнер из нержавеющей стали. Затем она вышла из своей лаборатории, одна восьмая мили по коридору, и вошла в другую.

— Привет, Мэгги, — поздоровался с ней руководитель лаборатории. — У тебя есть что-нибудь для меня?

— Привет, Стив. — Она передала ему контейнер. — Вот он.

— Как ты его назвала? — Стив взял контейнер и поставил на стол.

— По-моему, ему подходит имя Шива.

— Звучит пугающе, — с улыбкой заметил Стив.

— О да, еще как, — пообещала ему Мэгги. Стив был еще одним доктором медицины и доктором философии, он получил обе степени в университете Дюка и являлся лучшим специалистом компании по вакцинам. Для этой работы его сняли с исследований по СПИДу, которые начали казаться многообещающими.

— Значит, раковые гены толстой кишки оказались такими, как ты предсказывала?

— Десять часов на открытом воздухе они демонстрируют также хорошую толерантность к ультрафиолету. Правда, я не совсем уверена относительно прямого солнечного света.

— Два часа на открытом воздухе и стойкость к ультрафиолету — это все, что нам требуется, — напомнил ей Стив. А вообще-то оба знали, что достаточным будет и один час. — Как относительно системы распыления?

— Еще не пробовала, — призналась она, — но не думаю, что это составит какую-то проблему. — Стив и Мэгги понимали, что это правда. Организм должен легко выдержать прохождение через сетку выпускного отверстия, которой снабжается распылитель для создания туманного облака, — это будет проверено в одном из больших помещений с обычной окружающей средой. Было бы еще лучше проверить стойкость организма, разумеется на открытом воздухе, но, если Шива настолько вынослив, как, по-видимому, считает Мэгги, лучше не рисковать.

— Тогда все о'кей. Спасибо, Мэгги. — Стив повернулся к ней спиной и поставил контейнер в защитную камеру с перчатками, чтобы открыть его и начать свою работу над вакцинами. Основная часть исследований была уже закончена. Базовый агент им знаком, и правительство финансировало деятельность его компании после паники, возникшей год назад, а Стив был широко известен как один из лучших специалистов по созданию, выделению и размножению антител, необходимых для повышения сопротивляемости иммунной системы человека. Он испытывал смутное чувство сожаления из-за прекращения работы по исследованию СПИДа. Стиву казалось, что он вроде бы напал на метод производства антител широкого спектра для борьбы с этим проворным маленьким негодяем — может быть, в 20 процентах случаев, по его мнению. Кроме того, ему принадлежало дополнительное достоинство открытия нового научного направления, позволяющее ученому стать знаменитым... может быть, достаточно знаменитым для полета в Стокгольм лет через десять. Однако через десять лет это не будет иметь никакого значения, верно? Маловероятно, сказал себе ученый. Он повернулся и посмотрел на тройные стекла окон своей лаборатории. Какой прекрасный закат. Скоро ночные существа выйдут на простор. Летучие мыши будут охотиться за насекомыми. Совы предпочитают мышей и полевок. Кошки покинут дома. У Стива был комплект очков ночного видения. Ими он часто пользовался для наблюдения за существами, которые занимались работой, мало чем отличающейся от его собственной.

Но сейчас он повернулся обратно к рабочему столу, выдвинул клавиатуру своего компьютера и сделал несколько замечаний по новому проекту. Многие использовали для этой цели записные книжки, но проект требовал, чтобы для регистрации хода исследований применялись только компьютеры и все записи проходили электронное кодирование. Если это было приемлемо для Билла Гейтса, то почему это не приемлемо для него? Простые способы не всегда самые лучшие. Это объясняло, почему он оказался здесь, став частью недавно созданного проекта «Шива», не правда ли?

Им были нужны парни с ружьями, но их трудно найти, — по крайней мере хороших парней, с соответствующим подходом — и задача становилась еще более трудной из-за правительства, у которого были похожие, но резко отличающиеся цели. Впрочем, это помогало им избегать явно чокнутых.

— Черт побери, здесь так красиво, — заметил Марк.

Его хозяин фыркнул.

— Вон там находится новый дом, сразу на обратной стороне этого хребта. При спокойной погоде я вижу дым, поднимающийся из его трубы.

Марк не удержался от смеха.

— Вот так соседство. Ты и Даниэль Бун, верно?

На лице Фостера появилось несколько смущенное выражение.

— Да, это правда, до него добрых пять миль.

— Но знаешь, ты прав. Представь себе, как это выглядело, перед тем как сюда пришел белый человек. Никаких дорог, за исключением речных берегов и тропинок, протоптанных оленями, да и охота была здесь, по всей вероятности, потрясающей. Достаточно хорошей, полагаю, чтобы тебе не приходилось заниматься тяжелой работой, добывая пищу. — Фостер сделал знак в сторону стены своей бревенчатой хижины, где возвышался камин, — стена была увешана охотничьими трофеями, причем не все были добыты законным способом, но здесь, в горах Биттеррут Монтаны, было немного полицейских, а Фостер держался одиноко.

— Это наше право первородства.

— Должно быть, — согласился Фостер. — За это стоит бороться.

— Насколько отчаянно? — спросил Марк, восхищаясь трофеями. Ковер из шкуры медведя гризли был особенно впечатляющим — и, по всей вероятности, чертовски незаконным.

Фостер налил еще бурбона для своего гостя.

— Я не знаю, как обстоят дела на востоке страны, но здесь если вы боретесь, то вы действительно боретесь. До самого конца, парень. Пуля между фарами обычно успокаивает твоего противника.

— Но затем тебе приходится избавляться от тела, — сказал Марк, отпивая бурбона.

Этот человек покупал только дешевое виски. Ну что ж, по-видимому он не мог позволить себе что-то получше.

— Ты когда-нибудь слышал об экскаваторе? А как относительно хорошего костра?

Кое-кто в этой части штата считал, что Фостер убил полицейского, следившего за правилами охоты и рыбной ловли. В результате он старался избегать местной полиции, а дорожные полицейские следили за тем, чтобы он не превышал положенной скорости даже на милю. Однако, несмотря на то, что полицейский автомобиль удалось найти — сожженным — в сорока милях отсюда, тело исчезнувшего полицейского так и не удалось обнаружить. На этом все закончилось. В этой части штата было мало людей, готовых выступить свидетелями, даже если они живут в новом доме в пяти милях отсюда. Марк отпил еще несколько глотков бурбона и откинулся на спинку кожаного кресла.

— Так приятно чувствовать себя частью природы, правда?

— Да, сэр. Несомненно. Иногда я думаю, что мне понятны чувства индейцев.

— Знаком с ними?

— Да, конечно. Чарли Грейсон, он же Нез Перс, охотничий гид, я забрал у него лошадь. Поступаю так, чтобы заработать немного наличных, главным образом отвожу лошадей на высокое плато, встречаю людей, которые имеют их. Кроме того, там немало лосей.

— Как относительно медведей?

— Здесь их достаточно, — ответил Фостер. — Главным образом черные, но попадаются и гризли.

— Чем ты пользуешься для охоты? Луком со стрелами?

Фостер добродушно покачал головой.

— Нет, я восхищаюсь индейцами, но сам не принадлежу к их числу. Это зависит от того, на кого я охочусь и где занимаюсь охотой. Главным образом применяю «винчестер магнум» калибра 0,300, но вблизи сойдет и полуавтоматический дробовик, заряженный пулями. Нет ничего лучше, чем просверлить отверстие в три четверти дюйма, когда добываешь добычу.

— Патроны заряжаешь сам?

— Разумеется. Так ты лучше чувствуешь приготовления к охоте. Нужно иметь уважение к зверям, понимаешь, делать счастливыми горных богов.

Фостер улыбнулся, произнося это своим обычным сонным голосом, заметил Марк. В каждом цивилизованном человеке скрывается дикарь, ждущий удобного случая, чтобы выйти наружу, действительно верящий в горных богов и в умиротворение убитых животных. Так поступал и он, несмотря на свое техническое образование.

— А чем занимаешься ты, Марк?

— Молекулярной биохимией, я ведь доктор философии.

— Что это значит?

— О, пытаюсь разгадать, откуда пошла жизнь. Почему, например, у медведя столь тонкое обоняние, — продолжал он лгать. — Это может быть интересным, но моя реальная жизнь заключается в том, что я бываю в местах вроде этого, охочусь, встречаюсь с людьми, которые действительно разбираются в животных лучше меня. Парнями вроде тебя, — заключил Марк, поднимая стакан в качестве салюта. — А чем занимаешься ты?

— Видишь ли, сейчас я вроде как ушел от дел. Заработал немало. Ты сможешь поверить, что я был геологом нефтяной компании?

— Где ты работал?

— По всему миру. У меня хорошее чувство поиска нефти, и нефтяные компании платили мне кучу денег за то, что я находил им удачное место. Но мне пришлось отказаться от этого. Наступил момент — ты ведь много летаешь, правда?

— Да, бываю здесь и там, — подтвердил Марк, кивнув головой.

— Коричневое пятно, — сказал дальше Фостер.

— Что?

— Да брось ты, видишь его во всем проклятом мире. Поднимаешься на тридцать тысяч футов, и вот оно, коричневое пятно. Сложные углеводороды, главным образом от пассажирских реактивных лайнеров. Однажды я летел из Парижа — там у меня была пересадка во время перелета из Брунея, я полетел иным путем, потому что мне захотелось остановиться в Европе и встретиться с другом. Как бы то ни было, я летел в гребаном «Боинге-747» над серединой гребаной Атлантики примерно четыре часа от ближайшей земли, понимаешь? Кресло первого класса у иллюминатора, смотрю в окно и вижу его, это пятно, — это проклятое коричневое дерьмо, и тогда я понял, что помогаю появлению этих пятен, загрязняющих всю гребаную атмосферу, вот и все.

— Как бы то ни было, — продолжал Фостер, — это был момент моего обращения, думаю, это можно назвать так. На следующую неделю я написал заявление об отставке, забрал свои акции, обратил их в наличные, получил полмиллиона долларов и купил эту землю. Так что теперь я охочусь и ловлю рыбу, осенью немного работаю гидом, много читаю, написал небольшую книгу о том, что делают продукты нефтяной промышленности с окружающей средой, этим все и закончилось.

Разумеется, именно книга привлекла внимание Марка. Рассказ о коричневом пятне был в ее плохо напечатанном предисловии. Фостер верил в пятно, но он не был сумасшедшим. В его дом проведено электричество и телефон, Марк увидел современный Гейтвэй (компьютер) на полу рядом с письменным столом. Даже спутниковая тарелка плюс обычный «Шеви» пикап с пирамидой для ружей у заднего окна... и дизельный экскаватор. Так что он, возможно, и верил, но не был слишком уж безумным относительно этого. Хорошо, подумал Марк. Фостер просто должен быть достаточно сумасшедшим. Он и был таким. Убийство полицейского, надзирающего за правилами рыбной ловли и охоты, являлось доказательством этого.

Фостер посмотрел на него дружеским взглядом. Он встречал парней вроде этого во время службы в «Эксоне». Городской тип, но умный, не боится запачкать руки грязной работой. Молекулярная биохимия. Этот предмет не был основным в горной школе, но Фостер подписывался также на «Сайенс Ньюз» и знал кое-что об этом. Вмешивается в законы жизни... но, как ни странно, разбирается в оленях и сохатых. Ну что ж, мир — это сложное место. И в этот момент его посетитель увидел люситовый блок на кофейном столике. Марк поднял его.

— Что это?

Фостер ухмыльнулся над своим стаканом.

— Как ты считаешь, на что это похоже?

— Ну, это или железный колчедан, или...

— Это не железо. Я разбираюсь в породах, сэр.

— Золото? Но откуда?

— Нашел в своей речке, примерно в трехстах ярдах вон в том направлении. — Фостер протянул руку, указывая направление.

— Это достаточно большой самородок.

— Пять с половиной унций. Стоит примерно две тысячи долларов. Ты знаешь, люди — белые люди — жили на этом ранчо, вот здесь, больше сотни лет, но никто не увидел его в речке. Когда-нибудь я захочу проследить путь, по которому он скатился, не исключено, что обнаружу неплохое месторождение. Должно быть, где-то поблизости, на боку самородка кварц. Кварцевые и сопутствующие золотые месторождения нередко бывают богатыми из-за того, как эти породы появились в пузырях из земной коры. Этот район вулканический, все эти горячие источники и прочее, — напомнил он своему гостю. — Иногда здесь случаются даже землетрясения.

— Значит, у тебя может быть своя золотая шахта?

Заливистый смех.

— Да. Ирония судьбы, не правда ли? Я заплатил обычную цену за землю для того, чтобы пасти скот, — и даже меньше из-за холмов. Последний владелец этого ранчо ругался, говоря, что его скот теряет каждый накопленный фунт, взбираясь наверх туда, где растет трава.

— Насколько богатым может оказаться твое месторождение?

Фостер пожал плечами.

— Кто знает? Но если бы я показал его некоторым парням, с которыми учился в горной школе, то многие вложили бы от десяти до двадцати миллионов. Как я уже говорил, это кварцевая формация. Люди делают огромные ставки на подобные месторождения. Сейчас цена золота снизилась, но, если извлекать из земли высококачественный металл, это дерьмо приносит более значительную выгоду, чем каменный уголь, понимаешь?

— Тогда почему бы тебе?..

— Потому что мне оно не нужно, да это к тому же безобразный процесс, и наблюдать за ним тяжело. Даже хуже, чем бурение для добычи нефти. После окончания бурения, когда скважина истощится, это место можно привести в божеский вид. Но шахту — никогда. Такое место останется навсегда глубоким шрамом на поверхности земли. Мышьяк проникает в подземные воды, и для их очистки потребуется масса времени. Как бы то ни было, перед тобой два красивых самородка в пластике, и, если мне когда-нибудь понадобятся деньги, я знаю, как поступить.

— А ты часто проверяешь речку?

— Всякий раз, когда хожу ловить рыбу, — здесь водится коричневая форель, видишь? — Фостер указал на большую рыбу, висящую на бревенчатой стене. — Каждый третий или четвертый раз я нахожу еще один самородок. По моему мнению, месторождение размыло относительно недавно, иначе его давно бы заметили. Черт побери, может быть, стоит проследить, откуда самородки попадают в речку, где их начало, но я просто дразню сам себя этими мыслями. Стоит ли беспокоиться? — заключил он. — В минуту слабости я могу пойти наперекор своим принципам. Впрочем, месторождение никуда не денется, правда?

Макс фыркнул.

— Это верно. У тебя есть еще самородки?

— Конечно. — Фостер встал, открыл ящик письменного стола и достал оттуда кожаный мешок. Марк подхватил его и удивился тяжести — почти десять фунтов.

Он развязал шнурок и вытащил самородок. Примерно с монету в пятьдесят центов, наполовину золото, наполовину кварц, но благодаря этому несовершенству он казался еще более красивым.

— Ты женат? — спросил Фостер.

— Да, двое детей.

— Тогда возьми его. Сделай кулон и подари жене на день рождения или когда-нибудь в другой день.

— Я не могу взять это. Он стоит пару тысяч долларов.

Фостер небрежно махнул рукой.

— Ничего не значит, только занимает место в моем столе. Почему бы не порадовать кого-то? К тому же, Марк, ты понимаешь. Мне кажется, ты действительно понимаешь.

«Да, — подумал Марк, — вот и завербованный. Что, если бы я сказал тебе, что существует способ, как избавиться от этих коричневых пятен?..»

Загадочный взгляд.

— Ты говоришь о каких-то организмах, которые съедают их, или что-то вроде этого?

Марк поднял голову.

— Нет, не совсем... — Насколько подробно может он рассказать Фостеру сейчас? Нужно быть очень осторожным. Ведь они встретились только в первый раз.

— Захватить авиалайнер — это не сложно, и это ваша задача. Затем надо лететь, чтобы мы могли оказать помощь, — сказал Попов своему хозяину.

— Куда лететь? — спросил хозяин.

— Ключ к успеху заключается в том, чтобы затеряться в потоке воздушного транспорта, не дать обнаружить себя радару, а также лететь так далеко, чтобы тебя не заметил истребитель, понятно? Тогда, если ты совершишь посадку в гостеприимном месте, и избавишься от экипажа самолета, перекрасить авиалайнер не представляет особой трудности. Он может быть уничтожен позднее, его можно даже разобрать на запчасти для продажи. Они могут легко затеряться на международном черном рынке, после замены нескольких идентификационных пластинок, — объяснил Попов. — Это не раз делали, как вам известно. Западные спецслужбы и полицейские агентства не особо про это говорят, разумеется.

— Но весь мир покрыт системами радаров, — возразил хозяин.

— Это верно, — согласился Попов, — но радиолокационные станции, контролирующие пассажирские авиалайнеры, их не видят. На экранах радаров появляются сигналы, отраженные от радиолокационных транспондеров, установленных на авиалайнерах. Только военные радары видят сами самолеты, а в какой африканской стране есть надежная сеть противовоздушной обороны? Кроме того, с помощью установки простого устройства радиопомех вы можете еще больше снизить возможность обнаружения. Ваше исчезновение не является проблемой, если вы доберетесь до международного аэропорта, мой друг. Это, — напомнил им Попов, — и есть трудная часть. А вот после того как вы исчезнете над Африкой, тогда выбор будет за вами. Страна назначения может быть выбрана по идеологическим соображениям или по финансовым. Вам решать. Я рекомендую первое, но и второе является возможным, — заключил Попов. — Африка еще не стала материком законности и честности, но там есть сотни аэропортов, способных обслуживать реактивные авиалайнеры.

— Мне жаль Эрнста, — негромко произнес хозяин.

— Эрнст был дураком! — возразила его подруга сердитым жестом. — Ему следовало ограбить банк поменьше. Вместо этого он выбрал банк в самой середине Берна. Ему, видите ли, хотелось сделать идеологическое заявление, — насмешливо сказала Петра Дортмунд. До сегодняшнего дня Попов знал ее только по имени и... по репутации. Она вполне могла быть в свое время привлекательной, даже очаровательной, но теперь ее когда-то белокурые волосы были окрашены в коричневый цвет, тонкое лицо стало суровым, щеки впалыми, а глаза окружены темными кругами. Ее нельзя было узнать, чем и объяснялось, что европейская полиция не смогла захватить Петру вместе с ее постоянным любовником, Гансом Фюрхтнером.

Фюрхтнер избрал другой путь. У него было сейчас добрых тридцать килограммов лишнего веса, его густые каштановые волосы или выпали, или он побрился наголо, а борода исчезла. Теперь он выглядел похожим на банкира, толстый и счастливый, больше не походил на преследуемого, серьезного, идейного коммуниста, каким он был в семидесятых и восьмидесятых годах, — по крайней мере внешне. Они жили в приличном доме в горах, недалеко от Мюнхена. Немногочисленные соседи считали их художниками — оба занимались живописью, увлечение, неизвестное полиции этой страны. Они даже иногда продавали свои картины в маленьких галереях, и вырученных денег было достаточно на пропитание, хотя не для того, чтобы поддерживать их образ жизни.

Они, должно быть, не сумели скрыться в убежищах прежней ГДР или Чехословакии, подумал Дмитрий Аркадьевич. Там они могли бы сойти с авиалайнера и ехать на машине в удобное, пусть не роскошное, жилище, покидать его, чтобы делать покупки в «специальных» магазинах, которые держали для местной партийной элиты. Их часто навещали серьезные спокойные офицеры спецслужб, снабжавшие террористов информацией, с помощью которой планировалась следующая операция. Фюрхтнер и Дортмунд провели несколько неплохих операций, лучшей из которых было похищение и допрос американского сержанта, обслуживающего артиллерийские снаряды с ядерными боеголовками, — эта операция была поручена им советским ГРУ. Удалось узнать многое, многое по-прежнему оставалось полезным, поскольку сержант оказался экспертом по американским системам безопасности PAL. Позднее его тело было обнаружено в покрытых снегами горах южной Баварии, он стал, по всей вероятности, жертвой ужасной транспортной катастрофы. Или так считали в ГРУ, основываясь на сообщениях своих агентов в штабе НАТО.

— Итак, что вы хотите знать? — спросила Петра.

— Электронные коды доступа к международной торговой системе.

— Значит, и вы превратились теперь в обычного вора? — поинтересовался Ганс, опережая Петру, с губ которой готова была сорваться какая-то колкость в адрес бывшего кагэбэшника.

— Мой спонсор — весьма необычный вор. Если мы хотим восстановить прогрессивную социалистическую альтернативу капитализму, нам требуется финансирование и возможность внедрить определенный фактор неуверенности в нервную систему капитализма, верно? — Попов сделал секундную паузу. — Вам известно, кто я. Вы знаете, где я служу. Неужели вы думаете, что я забыл свою родину? Что я отказался от своих убеждений? Мой отец воевал под Сталинградом и Курском. Он знал, что значит отступать и терпеть поражения — и тем не менее никогда не сдаваться! — в голосе Попова звучала уверенность. — Почему, вы думаете, я рискую здесь своей жизнью? Контрреволюционеры в Москве не одобрили бы мою миссию... но они не являются единственной политической силой в России!

— А-а-а, — заметила Петра фон Дортмунд. Ее лицо стало серьезным. — Значит, вы считаете, что не все потеряно?

— Неужели вы полагали, что поступательное движение человечества обойдется без поражений? Действительно, мы сошли со своего пути. Я сам видел это в КГБ — коррупция в высших эшелонах. Вот что победило нас, совсем не Запад! Будучи капитаном, я сам видел, как дочь Брежнева для своего приема в ознаменование свадьбы ограбила Зимний дворец. Будто она была великой княгиней Анастасией! Моей задачей в КГБ было учиться у Запада, узнавать их планы и секреты, однако наша номенклатура позаимствовала у них только коррупцию. Ну что ж, мы выучили этот урок гораздо лучше, чем вы думаете, друзья мои. Вы или коммунист, или не коммунист. Вы или верите в высокие идеалы, или не верите. Вы или действуете в соответствии с этими убеждениями, или нет.

— Вы хотите, чтобы мы отказались от многого, — заметил Ганс Фюрхтнер.

— Вас щедро вознаградят. Мой спонсор...

— А кто он? — спросила Петра.

— Этого я не могу сказать, — тихо ответил Попов. — Вы полагаете, что рискуете, находясь здесь? А как относительно меня? Что касается моего спонсора, то мой ответ — нет, вы не узнаете, кто он. Самым важным является оперативная безопасность. Вы ведь должны быть знакомы с этим, — напомнил им Попов. Как он и ожидал, они правильно восприняли его упрек. Эти два дурака по-настоящему верили в идеалы, как верил Эрнст Модель, хотя они были несколько умнее и намного более жестокие, как понял это несчастный американский сержант. Он, по всей вероятности, не верил в неизбежное, когда смотрел в по-прежнему прелестные голубые глаза Петры фон Дортмунд, наносившей удары молотком по различным частям его тела.

— Итак, Иосиф Андреевич, — сказал Ганс — они знали Попова по одному из его псевдонимов. В данном случае это был И.А. Серов. — Когда вы хотите, чтобы мы начали действовать?

— Как можно быстрее. Я позвоню вам через неделю, чтобы убедиться, что вы действительно готовы взяться за эту операцию и...

— Мы готовы, — заверила его Петра. — Нам нужно ее спланировать.

— Я позвоню через неделю, чтобы узнать запланированное вами время. Мне понадобится четыре дня, тогда я приведу в действие свою часть операции.

Есть и дополнительная трудность — время миссии зависит от местонахождения американского авианосца в Средиземном море. Вы не сможете осуществить свою операцию, если авианосец находится в западной части Средиземного моря, потому что в этом случае самолеты, базирующиеся на нем, смогут вас перехватить в воздухе.

Мы хотим, чтобы ваша миссия оказалась успешной. — Затем они обсудили размер суммы, которую им выплатят. Это оказалось несложным, потому что Ганс и Петра знали Попова по прежним временам и даже попросили его лично доставить деньги.

Через десять минут Попов обменялся с ними рукопожатиями и ушел. На этот раз он направил арендованный «БМВ» на юг, в сторону австрийской границы. Шоссе было пустым и ровным, местность вокруг великолепная, и Дмитрий Аркадьевич снова подумал о своих хозяевах. Единственной правдой, в которую он посвятил их, было то, что его отец был командиром танка, участником кровавых сражений под Сталинградом и Курском, и многое рассказал сыну о войне. В характере немцев было что-то странное, это Попов узнал из своего профессионального опыта, когда служил в Комитете государственной безопасности. Стоит дать им человека на коне, и они будут следовать за ним до самой смерти. Казалось, что немцы прямо-таки жаждут следовать за кем-то или за чем-то. Как странно. Но это отвечало его целям и целям его спонсора, так что если эти немцы хотят следовать за красным конем — мертвым красным конем, с улыбкой напомнил себе Попов и засмеялся, — ну что ж, тем хуже для них. Единственными невинными людьми, вовлеченными в эту операцию, окажутся банкиры, которых они попытаются похитить. Но они, по крайней мере, не будут подвергнуты пыткам, как это случилось с чернокожим американским сержантом. Попов сомневался, что Ганс и Петра продвинутся так далеко, хотя возможности австрийской полиции и армейских частей были для него почти неизвестны. Но он узнает об этом, вне всякого сомнения, так или иначе.

Было странным, как все функционировало. Группа-1 была сейчас дежурной, готовой покинуть Герефорд по первому же сигналу, тогда как Группа-2 была в запасе, но последняя проводила сложные упражнения, тогда как первая занималась лишь утренней физической тренировкой и рутинными снайперскими занятиями на стрельбище.

С технической точки зрения они беспокоились о возможности несчастного случая во время тренировки. Вдруг член группы нежданно-негаданно возьмет, да и получит травму или даже станет калекой, нарушив, таким образом, целостность оперативной группы в решающий момент.

Помощник главного моториста Мигуэль Чин относился к Группе-1, команде Питера Ковингтона. Его, бывшего «морского котика» американского флота, перевели из команды «Шесть» «морских котиков», базирующейся в Норфольке, в «Радугу». Сын испанской матери и отца-китайца, он, подобно Чавезу, вырос в восточном Лос-Анджелесе. Динг заметил его, когда Мигуэль курил сигару рядом со зданием Группы-1, и подошел к нему.

— Привет, чиф, — произнес Чавез с расстояния в десять футов.

— Старший чиф, — поправил его Чин. — Это подобно старшему сержанту в армии, сэр.

— Меня зовут Динг, «мано».

— Майк. — Чин протянул руку. Подобно Осо, он занимался атлетикой, и у него была репутация, что с таким крутым парнем лучше не связываться. Он был экспертом по всем видам оружия, а его рукопожатие показывало, что и голыми руками он способен оторвать человеку голову.

— Эти сигары вредны для твоей дыхалки, — заметил Динг.

— То же самое можно сказать и о том, чем мы зарабатываем на жизнь, Динг. Ты из какой части Лос-Анджелеса?

Динг сказал ему.

— Не шутишь? Черт возьми, я вырос в полумиле от тебя. Ты жил в районе, где правили «Бандидос».

— Только не говори мне...

Старший чиф кивнул.

— Точно, в банде «Пискадорес» до тех пор, пока не повзрослел. Судья предложил мне выбор: поступить в армию или отправиться в тюрьму, так что я пошел на пункт набора морских пехотинцев, но там мне отказали. Нежные кошечки, — проворчал Чин, выплевывая частицы табака от своей сигары. — Тогда я отправился на Великие озера, и меня сделали мотористом... — но потом я узнал про «морских котиков», и, видишь ли, это не такая плохая жизнь. Слышал, ты из Агентства?

— Начал службу в армии как Элевен-Браво. Совершил небольшое путешествие в Южную Америку, и это путешествие превратилось в сплошное дерьмо, зато в ходе этой операции я встретил нашего «Шесть», и он вроде как завербовал меня. С тех пор никогда не оглядывался назад.

— Агентство послало тебя учиться?

— Колледж Джона Мейсона, там я получил степень магистра по международным отношениям, — кивнул Чавез. — А ты?

— Да, это заметно. Степень бакалавра психологии, университет Старого Доминиона.

Доктор группы, Беллоу. Чертовски умный парень. Этот сукин сын словно читает твои мысли. У меня три его книги.

— Как тебе нравится работать с Ковингтоном?

— Отлично. Он был здесь и раньше. Умеет слушать. Заботливый парень. У него хорошая группа, но, как обычно, нечем заняться. Мне понравилось, как ты провел штурм банка, Чавез. Быстро и чисто. — Чин выпустил облако дыма в небо.

— Благодарю тебя, старший чиф.

— Чавез! — Из дверей вышел Питер Ковингтон. — Ты что, хочешь украсть моего лучшего солдата?

— Только что узнал, что мы выросли в нескольких кварталах друг от друга, Питер.

— Неужели? Просто удивительно, — заметил командир Группы-1.

— Гарри травмировал лодыжку этим утром. Ничего особенного, жует таблетки аспирина, — сказал своему боссу Чин. — Еще две недели назад он ударился о землю, когда соскальзывал по канату с вертушки, — добавил он для Чавеза.

Проклятые тренировочные упражнения, хотел добавить чиф, но промолчал. Все знали, что это серьезная проблема при такой работе. В «Радугу» отбирали людей по разным причинам, не последней из которых являлся дух соревнования, присущий этим людям. Они видели друг в друге соперника, соревновались между собой и потому выжимали из себя все. Это и стало причиной травм во время тренировочных упражнений — и чудо, что еще никто не оказался в базовом госпитале. Можно не сомневаться, скоро такое произойдет. Члены «Радуги» не могли отказаться от этой части своей жизни, подобно тому, как они не могли перестать дышать. Члены олимпийской команды вряд ли смотрели на соперничество более ответственно. Или ты лучший, или — никто. Вот почему каждый был в состоянии пробежать милю, всего на тридцать или сорок секунд уступая мировому рекорду, причем не в шиповках, а в сапогах. С абстрактной точки зрения в этом был определенный смысл. Половина секунды вполне могла означать разницу между жизнью и смертью в боевой ситуации — и даже хуже, не между жизнью и смертью одного из членов группы, но жизнью и смертью заложника, которого они поклялись спасать и защищать. Но подлинная ирония была в том, что дежурной группе не позволяли проводить тяжелые упражнения из-за опасения травм во время тренировки, и потому их готовность со временем слегка ослабевала — в данном случае из-за двух недель состояния непрерывной готовности. Группа-1 Ковингтона будет дежурной еще три дня, и затем, знал Чавез, придет его очередь.

— Я слышал, что тебе не нравится программа SWAT, — заметил далее Чин.

— Не то чтобы очень. Она хороша для планирования операций и тому подобного но для штурмов не слишком подходит.

— Мы пользовались ею в течение многих лет, — сказал Ковингтон. — Она гораздо лучше, чем была раньше.

— Я предпочитаю живые цели и снаряжение MILES, — настаивал Чавез. Он имел в виду тренировочную систему, которой часто пользовались военные в США, при ней каждый солдат имел на своем теле приемники лазеров.

— Она не так хороша на близком расстоянии. На большой дистанции действует значительно лучше, — проинформировал своего коллегу Питер.

— А я никогда и не применял эту систему вблизи, — признался Динг. — Но на практике, после того как мы сблизились с противником, все уже решено. Мои ребята никогда не промахиваются.

— Это верно, — согласился Ковингтон. В это мгновение они услышали резкий щелчок снайперской винтовки. Это снайперы «Радуги», стреляющие на дальнее расстояние, практиковались на тысячеярдовом стрельбище. В данный момент впереди всех был Гомер Джонстон, снайпер из Группы-2 Динга. У него кучность оказалась на одну восьмую дюйма меньше, чем у Сэма Хьюстона, лучшего снайпера Ковингтона. На расстоянии пятисот ярдов каждый из них мог попасть десятью пулями в двухдюймовый кружок, что было значительно меньше, чем человеческая голова. Несчастную мишень оба снайпера старались буквально взорвать своими пулями. Дело в том, что два промаха любого из стрелков «Радуги» за неделю тренировочных стрельб сами по себе являлись поразительными явлениями и обычно объяснялись тем, что неудачник споткнулся обо что-то на стрельбище. Но пока, разумеется, снайперы еще ни разу не промахнулись. Проблема с их миссией заключалась не в стрельбе, а в том, чтобы подобраться к цели достаточно близко — более того, им требовалось принять хорошо рассчитанное по времени решение передвинуться и застрелить преступников, а это большей частью зависело от доктора Поля Беллоу. Сами стрельбы, в которых они практиковались ежедневно, были, конечно, наиболее напряженной частью упражнения, но с технической и оперативной точек зрения являлись самой простой. В этом отношении все казалось неправильным и нарушающим здравый смысл, однако их действия сами по себе противоречили здравому смыслу.

— Есть что-нибудь на пульте предупреждения об опасности? — спросил Ковингтон.

— Я только что направлялся туда, Питер, но сомневаюсь. — Что бы ни думали преступники, намереваясь совершить какой-нибудь противозаконный акт где-то в Европе, они видели телевизионную передачу о происшедшем в Берне, и это заставляло их задуматься, полагали оба командира групп.

— Очень хорошо, Динг, мне нужно заняться канцелярской работой, — сказал Ковингтон, направляясь обратно в свое здание. Услышав это, Чин бросил сигару в бочку с песком и последовал примеру своего командира.

Чавез продолжал идти к штабному зданию, поднося руку к виску в ответ на приветствие часового у входа. Британцы салютуют как-то странно, подумал он. Внутри он увидел майора Беннетта, сидящего за столом дежурного.

— Привет, Сэм.

— Доброе утро, Динг. Хочешь кофе? — Офицер ВВС указал на кофеварку.

— Нет, спасибо. Что-нибудь происходит?

Майор отрицательно покачал головой.

— Все спокойно.

Основным источником сведений Беннетта о преступной деятельности были телепринтеры различных европейских служб новостей. Опыт показывал, что службы новостей предупреждали тех, кого интересовали проявления преступной активности, быстрее, чем сведения, поступающие по официальным каналам, которые обычно передавали информацию по кодированным факсам из американских или британских посольств по всей Европе. Поскольку этот источник сведений молчал, Беннетт работал над компьютеризированным списком известных террористов, просматривая фотографии и письменные отчеты о том, что было точно известно об этих людях (обычно не слишком много) и источниках подозрений (тоже немного).

— А это что? Кто это такой? — спросил Динг, указывая на экран компьютера.

— Новая игрушка, которой мы пользуемся. Получили недавно из ФБР. Она старит фотографии субъектов. Вот эта — Петра фон Дортмунд. У нас только две ее фотографии, обе сделаны почти пятнадцать лет назад. Так вот с помощью этого прибора я старю ее на пятнадцать лет, меняю также и цвет волос. Что хорошо у женщин, так это отсутствие бороды, — засмеялся Беннетт. — И они обычно слишком тщеславны, чтобы изменить внешность, подобно тому, как поступил наш друг Карлос. Вот у этой, посмотри на ее глаза.

— Не похожа на девушку, которую я подобрал бы в баре, — заметил Чавез.

— Да и в постели она вряд ли тебе понравится, Доминго, — послышался голос Кларка за их спинами. — Это впечатляющий материал, Сэм.

— Совершенно верно, сэр. Установил этот аппарат только сегодня утром. Нунэн передал его мне из отдела технических служб ФБР. Они изобрели его, чтобы помочь опознавать жертвы киднепинга через несколько лет, после того как они исчезли. Аппарат оказался весьма полезным для этого. Затем кому-то пришло в голову, что если он работает на детях, вырастающих во взрослых, то почему бы не попробовать его на взрослых людях. В начале этого года им удалось, с помощью процесса старения, арестовать грабителя банков, входящего в число десяти наиболее разыскиваемых преступников. Как бы то ни было, фройлейн фон Дортмунд выглядит сейчас, вероятно, вот так.

— А как зовут ее верного спутника?

— Ганс Фюрхтнер. — Беннетт поводил своей компьютерной мышкой, и на экране появилась фотография мужчины. — Боже мой, это, должно быть, взято из альбома выпускников его средней школы. — Затем он прочитал надпись, сопровождающую фотографию. — О'кей, любит пиво... так что добавим ему пятнадцать фунтов веса. — Спустя несколько секунд фотография изменилась. — Усы... борода... и снова появилось еще четыре фотографии Фюрхтнера.

— Эти двое, наверное, два сапога пара, — заметил Чавез, вспоминая свое досье об этих субъектах. Теперь у него в голове начали роиться мысли, и Чавез прошел к кабинету доктора Беллоу.

— Привет, док.

Беллоу оторвался от компьютера.

— Доброе утро, Динг. Чем могу помочь?

— Мы только что разглядывали фотографии двух террористов, Петры фон Дортмунд и Ганса Фюрхтнера. И у меня появился вопрос.

— Валяй.

— Насколько вероятно, что эти двое и теперь живут вместе?

Беллоу моргнул несколько раз, затем откинулся на спинку кресла.

— Это неплохой вопрос, совсем неплохой. Эти двое... Я сделал оценку их активных досье... по всей вероятности, они по-прежнему остались вместе. Объединяющим фактором является их политическая идеология, это важный фактор обязательств друг перед другом. Их система убеждений свела обоих вместе с самого начала, и в психологическом смысле они произнесли клятвы верности друг другу, как это делают сочетающиеся браком, перед тем как начали выполнять их в действительности, — осуществлять свою террористическую работу. Я вспоминаю, что их подозревают в похищении и убийстве американского солдата — помимо других преступлений, — а деятельность, подобная этой, создает прочную персональную связь.

— Но большинство таких людей, по вашему мнению, являются социопатами, — возразил Динг. — А социопаты не...

— Читаешь мои книги? — с улыбкой спросил Беллоу. — Ты когда-нибудь слышал о том, что, когда двое связывают себя брачными узами, они превращаются в одного человека?

— Да, слышал. Ну и что?

— Вот в случае вроде этого такое происходит на самом деле. Они социопаты, однако идеология придает их отклонению общий нравственный облик — и это делает его столь важным. По этой причине присоединение их к одной и той же идеологии превращает Петру и Ганса в одно существо, и потому их сопиопатические тенденции сливаются. Что касается этой пары, я бы подозревал относительно стабильную семейную жизнь. Меня не удивит, если они и на самом деле станут мужем и женой, хотя и не в церкви, — добавил он с улыбкой.

— Семейная жизнь... дети? Беллоу кивнул.

— Вполне возможно. Аборты запрещены в Германии, — по крайней мере в ее западной части, по-моему. Но захотят ли они иметь детей? Это хороший вопрос. Мне нужно подумать об этом.

— Я хотел бы узнать больше об этих людях. Как они мыслят, как смотрят на мир — все такое.

Беллоу снова улыбнулся, встал из кресла и подошел к книжному шкафу. Из него он достал одну из своих книг и бросил ее Чавезу.

— Почитай эту для начала. Это текст лекций, прочитанных в академии ФБР, и благодаря ему я приехал сюда несколько лет назад, чтобы прочитать курс лекций в SAS. Полагаю, что так я и попал в дело.

— Спасибо, док. — Чавез подкинул книгу на ладони, чувствуя ее вес, и направился к выходу. «Точка зрения разгневанного человека: внутреннее мышление террориста» был ее заголовок. Будет неплохо понять их немного лучше, хотя он и не сомневался, что лучший способ проникнуть в мозг террориста — это пулей десятимиллиметрового калибра и весом в 180 гранов, летящей с большой скоростью.

Попов не мог дать им номер телефона, по которому ему можно позвонить. Это противоречило его профессионализму. Даже «левый» номер мобильного телефона даст ключ полицейским агентствам — это еще опаснее сегодня, потому что тогда он оставит за собой электронный след, по которому кинется полиция. Поэтому он звонил им каждые несколько дней на их номер. Они не знали, как это происходит, хотя существовало немало способов провести звонок издалека через ряд аппаратов.

— Деньги у меня. Вы готовы?

— Ганс отправился туда, проверяет ситуацию, — ответила Петра. — Полагаю, что мы будем готовы через сорок восемь часов. А как дела у тебя?

— Все готово. Я позвоню вам через два дня, — сказал Попов, вешая трубку. Он вышел из телефонной кабины в международном аэропорту де Голля и направился к стоянке такси со своим атташе-кейсом в руке, который был почти полон банкнотами дойчмарок, каждая достоинством в сотню. Его раздражала смена валют на континенте. Было бы намного проще получить аналогичную сумму в евро, чем в разнообразных валютах Европы.