"Ночь триффидов" - читать интересную книгу автора (Кларк Саймон)

Глава 35

ДВОЙНИК

– Керрис? – повторил я, когда она, окончательно выйдя из тени, приблизилась к нам. Я двинулся навстречу девушке, готовясь заключить ее в объятия, но она отшатнулась так, словно я сделал попытку на нее напасть.

– В чем дело, Керрис? Что не так? Она вздернула головку, и в этот момент я увидел шрам, страшно изуродовавший ее лицо. Шрам тянулся от правого виска к левому углу рта, рассекая лицо практически надвое. Я замер, сраженный насмерть. И первой моей мыслью было: “Это сделал Торренс”.

– Боже мой, Керрис! Что произошло? – Я сделал еще одну попытку обнять ее.

– Керрис… На мое плечо легла чья-то рука, и я услышал слова:

– Спокойно, Дэвид.

– Сэм, ты только взгляни, что это чудовище с ней сделало. Она…

– Дэвид… Да послушай же ты меня, Дэвид! – Сэм схватил меня за руку. – Это вовсе не Керрис! Скорее всего это ее сестра. Возможно, что даже двойняшка. Точно не знаю.

– Великий Боже, – я повернулся к ней, – умоляю вас простить меня. Я думал…

– Весьма сожалею, Дэвид, – поспешно прервал меня Сэм. – Это выглядит грязной шуткой, но я и представления не имел о том, что с нами будет сестра Керрис. – Обратившись к девушке, он добавил: – Простите, мэм. Мы ошибочно приняли вас за другую. Рядом с нами из темноты возник невысокий человек.

– Марни не говорит. – Он дотронулся до своего языка. – Копы решили, что она еще ребенком была слишком разговорчива, и… – Он изобразил пальцами ножницы.

– Ничего не понимаю. – Я покачал головой. – Если она дочь Торренса, то как он мог так с ней поступить?

– У Торренса сотни детей, – мрачно пояснил Сэм, – и те из них, которые не отвечают его стандартам, оказываются здесь. Думаю, он весьма избирательно подходит к вопросу отцовства… Если его вообще можно назвать отцом. В чем дело, мэм? Девушка со шрамом, так похожая на Керрис, кажется, начала терять терпение. Она потрепала Сэма по плечу и показала на прибрежный утес.

– Хм-м… Верно… Понимаю, – пробормотал он и повернулся к нам: – Пожалуй, нам пора. Разбившись на пары, мы двинулись через улицу. Возглавлял движение невысокий мужчина, а Марни шла сзади, всем своим видом давая понять, что отстать никому не позволит. Едва я замедлял движение, как на мой рюкзак сразу ложилась ее рука, и я ощущал толчок, вынуждавший ускорить шаг. Я без возражений следовал ее бессловесным приказам, так как понятия не имел, сколько таких толчков сможет выдержать вьюк с взрывчаткой. Я ожидал увидеть тропу, ведущую на вершину утеса, но ожидания мои не оправдались. Вместо того чтобы карабкаться вверх, мы пошли вдоль основания утеса к невысокому длинному зданию, протянувшемуся от кромки воды к каменной стене берега. Мы направились в здание (при этом мне достался очередной дружеский тычок в спину), и я чуть было не споткнулся о что-то очень похожее на рельс. Наш гид-мужчина зажег керосиновый фонарь, и я увидел целую систему железнодорожных путей. Размышлять об их назначении было некогда, так как проводник жестом велел следовать за ним. Лишь прошагав порядочное расстояние, я понял, что здание у скалы не оканчивается. Двухколейная железная дорога уходила в туннель, ведущий в глубину горы.

– Подземка? – спросил я у оказавшегося рядом Сэма.

– Нет. Посмотри, как проржавели рельсы. Ими не пользовались уже много лет. Думаю, это был туннель для транспортировки угля. В прежние времена уголь доставляли на баржах по Гудзону, перегружали на поезда и отправляли подземным путем в город. – Он посмотрел на арку углубляющегося в скалу коридора. – Дорога не слишком живописная, но эстетическая сторона дела меня не волнует, если эта нора доведет нас до места. Мы продолжили путь. Я пытался изо всех сил держать себя в руках, но то и дело оглядывался на Марни. Ее волосы, глаза, форма лица, уши – одним словом, весь облик (если исключить страшный багровый шрам) был абсолютно идентичен облику Керрис. Она была бессловесным двойником моей любимой девушки, тенью следовавшим за мной по темным подземельям города. “Я оказался в месте, где явью становятся самые кошмарные сны, – думал я. – Позади меня шагает безобразно изуродованный двойник любимой женщины. Я иду по темной пещере, которой не видно конца. На моей спине навьючено восемьдесят фунтов мощнейшей взрывчатки. Огонек в лампе проводника едва теплится и вот-вот погаснет. Наступит тьма. И из мертвого туннеля на нас бросятся десятки миллионов обитающих в подземном Манхэттене призраков”. Эту ужасную картину я представил настолько четко, что невольно содрогнулся. Воздух в туннеле заметно посвежел. Во мраке я мог различить лишь поблескивающие глаза своих спутников. Особенно ярко сверкали зеленые глаза шагающей следом за мной Марни. Они чем-то напоминали висящие во тьме стеклянные шарики. Взрывчатка давила мне на спину. Между лопатками возник безумный зуд. Мне страшно хотелось почесаться, но я не мог. Думаю, неожиданная чесотка явилась результатом чересчур разыгравшегося воображения. Мне страшно хотелось, чтобы хоть кто-нибудь заговорил. Или засвистел. Или принялся бы мычать какую– нибудь идиотскую мелодию. Но нет. Мы шествовали в гробовом молчании, и темнота давила на меня ничуть не меньше, чем эти проклятые восемьдесят фунтов взрывчатки. “Добро пожаловать в ад, – сказал я себе. – Добро пожаловать в ад”. Подземное путешествие все же подошло к концу. Рядом с грудой ржавья, бывшего в свое время транспортером, подававшим уголь на поверхность, находилась металлическая лестница. Мы с трудом по ней вскарабкались. Восемьдесят фунтов взрывчатки уже весили не менее тонны. Ноги у меня подгибались, но я тем не менее выбрался на верхнюю площадку и, с трудом проковыляв через открытую дверь, оказался, судя по обстановке, на угольном дворе. Штабеля дров громоздились рядом с кучами угля. Двигаясь по возможности скрытно, наш отряд пересек двор и приблизился к небольшой двери в стене. Первым туда прошел наш проводник. Убедившись, что все тихо, он знаком предложил следовать за ним. Нетерпеливая Марни снова задержалась, чтобы подогнать отстающих. Теперь передо мной открылся совсем иной Нью-Йорк. Здания здесь были приземистыми и сильно обшарпанными. Среди одноэтажных развалюх встречались двухэтажные дома и даже многоквартирные сооружения в пять этажей. Улица больше всего напоминала ряд гнилых зубов. Свет луны позволил мне рассмотреть еще кое-какие детали. На свободных участках земли, которые, видимо, когда-то были скверами и бульварами, разместились промышленные зоны. Невысокие кирпичные здания стояли бок о бок. Из многочисленных печных труб валил дым, а из зданий доносились жужжание, скрежет, звук ударов металла о металл и визг металлорежущих станков.

– Работает ночная смена, – негромко пояснил Сэм. – Торренс желает, чтобы его рабочая сила трудилась круглые сутки… да, мэм, иду, – закончил он, когда рука. Марни толкнула его в нужном направлении. И здесь царили кошмары. Уличные фонари заливали пространство зловещим желтым светом. В окнах домов я видел движение людей, но в самих жилищах, как ни странно, электрическое освещение скорее всего отсутствовало. Я проходил мимо церквей, превращенных в фабрики. В этих некогда тихих прибежищах души теперь грохотали паровые молоты. Автомобилей почти не было. Мужчины, женщины и дети спешили по делам, сгибаясь под тяжестью разнообразных грузов. Это были туши животных, связки дров, свинцовые трубы, железный лом, старые автомобильные покрышки. Тут и там участки улицы были отгорожены, и в этих загонах блеяли козы и овцы, кудахтали многочисленные куры. Мы шагали торопливо, несмотря на то что никто не бросал на наш странный отряд любопытствующих взглядов. Глаза у обитателей здешних мест были какими– то потухшими. То ли от чрезмерной работы, то ли от голода, то ли от наркотиков, а может – от первого, второго и третьего одновременно. Я почти остановился, увидев ребенка, сгорбившегося под непосильной тяжестью груза. При виде малыша мне стало плохо. Его лицо являло унылую маску, искаженную гримасой боли. Почувствовав в тот же миг сильный толчок в спину, я двинулся дальше. Я шагал мимо отвратительного вида зданий, в чревах которых трудились сапожники, слесари, кузнецы, ткачи, бочары, плотники и, судя по отвратительному запаху кипящего животного сала, мыловары. Ноги то и дело скользили в каких-то отбросах, определить состав которых я просто не решался. Наконец мы добрались до глухого проулка. В одном из домов кто-то играл на саксофоне, и музыкант, как мне казалось, сошел с ума. Импровизированная мелодия то пела на самых высоких нотах, то резко падала вниз. Музыка каким– то непостижимым образом все время оставалась лиричной, хотя отчасти напоминала какофонию. Это было место, в котором поселилась одинокая, несчастная душа. В звуках саксофона я слышал разрывающую сердце тоску и жажду мести. Во мне что-то перевернулось, и я вдруг почувствовал, что готов пожертвовать всем ради того, чтобы оказаться среди тихих зеленых холмов родного острова.

– Здесь! – бросил наш гид. – В этом доме. Быстро! Марни довольно бесцеремонно втолкнула нас в дверь черного хода четырехэтажного жилого дома. На лестнице было темно и воняло хорошо прогнившей капустой. Уже через несколько секунд наш проводник приступил к распределению комнат. Это было прекрасно. Сейчас мне больше всего на свете хотелось растянуться во весь рост на мягком матрасе.

– Здесь, – сказал проводник, когда подошла моя очередь. – Еду получите позже.

– Я заскочу к тебе, как только все устроятся, – сказал Сэм, хлопнув меня по плечу. – Пока располагайся. Я не думал, что мне придется купаться в роскоши. И на сей раз мои ожидания полностью оправдались. Оказалось, что я буду жить в обществе разнообразных медных змеевиков и сосудов, содержимое которых булькало и шипело. Чутье меня не обмануло. В стальном сосуде в углу помещения бродило ячменное сусло. Итак, мне предстояло проживать в обществе перегонного куба. Против конечного продукта перегонки я ничего не имел, однако вонь и жар, которыми сопровождался производственный процесс, были просто невыносимы. Я попытался выйти, но дверь была уже заперта, а звук шагов в отдалении говорил о том, что мои товарищи все еще заняты распределением помещений. Часть моего нового жилища была скрыта за висевшим от стены до стены занавесом. Лет тридцать назад это было роскошное плюшевое драпри, принадлежавшее весьма состоятельному жильцу. А теперь… оно выглядело еще вполне прилично, чтобы понять: занавес знавал и лучшие дни. Я решил заглянуть за этот реликт былой роскоши и тут услышал звук открываемой двери. Я оглянулся. В комнату вошла Марни. Шрам на лице придавал ей весьма злобный вид. Но в этот момент ее глаза тоже горели яростью. Возможно, я ей действительно пришелся не по вкусу. Наверное, она все же неправильно истолковала мои попытки ее обнять. Бросив на меня исполненный злобы взгляд, она перешла к перегонному кубу и что есть силы пнула его ногой. Котел, видимо, изумившись не меньше, чем я, зашипел, а в змеевиках забулькала жидкость. Марни взяла с антикварного буфета пустую бутылку, присела на корточки рядом со змеевиком и повернула рукоятку крана. Из крана в бутылку закапала прозрачная жидкость. Не обращая на меня никакого внимания, она еще несколько раз с помощью каблука тяжелых ботинок отрегулировала процесс перегонки. Когда бутылка наполнилась, Марни закрыла кран, подошла к занавеске и отодвинула ее. Моему взору открылась фигура еще одной девушки. На краю трехъярусной солдатской койки, в нижнем ее отделении, сидела какая-то худосочная девица с выбритой головой. По остаткам волос можно было понять, что некогда она была рыжей. Несмотря на болезненный вид, зеленые глаза девушки сияли. Марни снова одарила меня сердитым взглядом. Я внимательно посмотрел на молодых женщин. Обе без тени смущения встретили мой взгляд.

– Великий Боже, – выдохнул я. На меня взирали два почти точных факсимильных издания Керрис Бедеккер.

Вот так. Как любит говорить моя мама, накладывая мне в тарелку зелень: “У тебя есть две возможности, Дэвид Мэйсен, ты съешь все это либо с удовольствием, либо с отвращением”. Нравилось мне помещение или нет, но мне предстояло провести в нем по меньшей мере одну ночь. Марни решительным жестом показала на верхнюю койку, и это, несомненно, означало, что ночь я проведу под потолком. Нельзя сказать, что она совсем не хотела мне помогать. В своей обычной резкой манере (я так и не смог понять, то ли от избытка энергии, то ли злости) она освободила меня от рюкзака.

– Нет… нет! – Я успел остановить ее до того, как она бросила груз на пол. – Легонько и аккуратно, – произнес я с нервозной улыбкой. Показал на вьюк и добавил: – Бум! Бум! – В тот же миг мне пришлось пожалеть, что я заговорил на языке английских младенцев. Пламя, сверкнувшее во взоре Марни, ясно дало мне понять, что она вовсе не слабоумная. Интересно, какие слова она произнесла, что полиция отрезала у нее язык? Вторая копия Керрис наконец решила заговорить.

– Скажите, что в нас такого, что выбивает вас из седла? – спросила она голосом Керрис. Голос, правда, звучал очень слабо. Девушка, судя по хрупкому виду, была серьезно больна. Мне казалось, что при первом резком движении она просто рассыплется.

– Я… э… я… Вы просто очень похожи на одну мою знакомую. – Частичная утрата дара речи мешала мне вести связную беседу, но вид двух Керрис Бедеккер (пусть немного измененных) действительно выбивал меня из колеи.

– И это только потому, что мы дочери генерала Филдинга?

– Генерала Филдинга? – заикаясь, переспросил я, мгновенно забыв, что в последнее время называю генерала его подлинным именем – Торренс. Марни посмотрела на меня, а ее бритая сестрица продолжила:

– Ничего удивительного. У генерала Филдинга огромное число отпрысков.

– И они все похожи на… О… Я хочу сказать… Вы все похожи друг на друга?

– Некоторые из нас очень похожи.

– Вы слышали о Керрис Бедеккер?

– Нет. Почему я должна что-то о ней слышать?

– Она ваша точная копия, – сказал я, понимая, что все эти слова по меньшей мере неуместны. – Возможно, вы с ней двойняшки.

– Или тройняшки. Или даже две из четверни, – без тени удивления, как о чем– то вполне заурядном сказала девушка. – Вы увидите много людей с его лицом, – добавила она. – Особенно здесь.

– Вы здесь живете всю жизнь?

– Нет. На север от Параллели меня перевели, когда мне было двенадцать. Я училась в хорошей школе, и меня готовили к карьере в сфере управления. Но я заболела осложненным гриппом и так до конца и не оправилась. – Девушка едва заметно пожала плечами. – Я занимала драгоценное место в классе, потребляла слишком много хорошей пищи. Обучение и содержание калеки – роскошь, которую общество не может себе позволить. Так я и оказалась здесь. Я внимательно вгляделся в девушку. Деликатное телосложение. Почти прозрачная кожа. Сияющие глаза. В ней было нечто эфирное… но что именно, я сказать не мог. Сидящая рядом с ней сестра, напротив, казалась на редкость крепкой и, судя по сердитому взгляду, вполне земной.

– Простите, – сказал я, – мне давно следовало бы представиться. Меня зовут Дэвид Мэйсен, и причина моего появления здесь, насколько я понимаю, вам известна.

– “Мне давно следовало бы представиться…”, – повторила она со слабой улыбкой. – Бог мой… Я уже успела забыть, когда последний раз сталкивалась с подобной вежливостью. Добрый вечер, Дэвид Мэйсен. Меня зовут Ровена. А это Марни. Но с ней вы уже знакомы.

– Да.

– Марни была очень умной девочкой. Она устраивала собрания, на которых наши сверстники обсуждали политику отца. Полиция задержала ее для допроса. Узнав о родственных связях, они доложили о ней отцу. Тот приказал сделать так, чтобы она больше никогда не говорила. Кроме того, он велел им обращаться с ней как можно хуже. – Ровена провела пальцем по лицу, имитируя движение ножа. – Отец считает, что, если ты урод, тебя никто слушать не станет. Вот так вот Марни тоже оказалась здесь.

– Великий Боже! Значит, до того как Марни появилась здесь, вы не знали о ее существовании?

– Естественно, нет. Ведь я уже сказала вам, что здесь полным-полно таких, которые похожи друг на друга, как горошины из одного стручка. Если, конечно, кто-то не обеспечивает нас особыми приметами, – добавила она, взглянув на сестру.

– Но каким образом вы…

– Простите мне, Дэвид Мэйсен, мои дурные манеры. Но нам с сестрой пора спать. Марни кивнула.

– Нам завтра утром на работу, – пояснила Ровена.

– Работу? – изумился я, глядя на Ровену, у которой и без того душа едва держалась в теле.

– Если мы не будем работать, то перестанем есть. – Она пожала плечами и забралась под одеяло. Марни вскарабкалась на среднюю койку. Не отрывая головы от подушки, Ровена пробормотала:

– Чувствуйте себя как дома, Дэвид. Забирайтесь под крышу. Постель вовсе не грязная.

– Но… Но человек, который нас привел, сказал, что сюда принесут еду.

– Он говорил о завтраке, – едва заметно улыбнулась Ровена.

– Ах вот оно что… Чувствуя себя несколько неловко, я снял сапоги, куртку и вскарабкался на верхнюю койку. Койка оказалась узкой, матрас – худосочным, но я старался лежать тихо, чтобы не тревожить девушек. Ровена выглядела так плохо, что одной ночи сна ей явно было недостаточно. Прежде чем погрузиться в сон, я решил предложить Сэму Даймсу (не предложить, а потребовать, черт возьми!), чтобы он тайно доставил сюда медикаменты. В них здесь явно была острая необходимость. Но, как выяснилось утром, сделать этого я не смог.