"Царь Кровь" - читать интересную книгу автора (Кларк Саймон)

21

Весь день Бен изо всех сил старался держать нас подальше от прочих жителей деревни – он не хотел, чтобы кто-нибудь догадался, что мы покидаем тонущий корабль.

Но мы с Дином и еще несколькими ребятами все же помогли сделать трехметровую изгородь из колючей проволоки. Даст Бог, мы этого уже не увидим, но где-то через день дом Бена будет похож на лагерь военнопленных времен Второй мировой.

Под обжигающим спину солнцем мы с Дином копали ямы для столбов.

– Поглубже копайте, ребята, – сказал нам один седой мужик. До крушения цивилизации он был у нас почтальоном. Теперь с “ремингтоном” за плечом он был похож на техасского ковбоя. – Нам не надо, чтобы эти паразиты и сюда ворвались.

И он начал перечислять горький список преступлений беженцев против деревни. Чуть больше чем за неделю сочувствие жителей к беженцам сменилось ненавистью, как будто это была армия демонов, а не тысячи нормальных законопослушных граждан, выгнанных ядовитым газом из своих домов.

– И это еще не все, – бурчал он. – Когда я пришел домой, там будто крысы побывали: все забрали – одеяла, обувь, еду, питье. Даже электрические лампочки. Куда они там будут их ввинчивать, когда нет ни электричества, ни патронов – Бог весть. А знаете, что они сделали со старой миссис Эдгар? Избили ее до полусмерти. И все за буханку хлеба.

Я сочувственно мычал в паузах. Да, много случилось мерзкого. Вроде того, что было с Кэролайн. Вроде грабежа моего дома. Но я видел, что происходит. Жители не говорили, что кто-то из беженцев совершает преступления. Они говорили, что все беженцы – мерзкие и никчемные ворюги. Это была психологическая подготовка к войне с ними на уничтожение. Как это называется? Мазать всех одной краской? Да, так. Люди из Ферберна начинали смотреть на людей из Лидса – мужчин, женщин, детей, стариков – как на некоторый подвид, который нельзя назвать человеком. И я вполне мог себе представить, что дальше скажет человек с седыми волосами, который последние тридцать лет по шесть дней в неделю разносил письма и посылки.

– И ничего страшного, если мы в них начнем стрелять. Чего ждать? Лучшая защита – нападение.

Я не сомневался, что еще через пару дней обитатели когда-то сонной деревни Ферберн начнут жечь огнеметами и поливать из пулеметов беженцев, спящих под тряпками, которые те успели прихватить во время бегства из Лидса.

Бен был прав. Пора убираться отсюда.

Подошли еще люди, толкая тачки с сырым цементным раствором. Мы вставили столб в яму и завалили его раствором. Тут подошел, прихрамывая, старик Фуллвуд с приемником.

– Через минуту новости, если кто хочет слушать. Хотели все, и все собрались вокруг приемника, будто через несколько секунд, будет сказано такое, чего еще в мире никто не слышал. А я уже слышал несколько сообщений утром, и это было немногим больше того, что мы видели по Си-эн-эн.

– Тихо! Начинается, – произнес Фуллвуд, поднимая руку, чтобы люди замолчали.

Мы стали слушать. Сначала пошли объявления.

“С момента объявления чрезвычайного положения все передвижения людей запрещены. Все должны оставаться в своих домах. Находящиеся во временных лагерях остаются там до дальнейших распоряжений. Все аэропорты, морские порты и железнодорожные станции закрыты до дальнейших распоряжений. Эти меры временные. Правительство уверено, что в течение нескольких дней…”

– Опять ля-ля; кому они голову дурят?

– Тес! – почтальон сердито посмотрел на Дина. Дин глянул на меня и пожал плечами; Я отошел, чтобы присесть в тени под яблоней. Было жарко, хотелось пить, я злился. Надоела заполнившая дом паранойя. Когда человек, которого все знают как человека разумного и приятного, начинает действовать как противный дурак, о нем говорят: “Смотри, будто у него другая голова выросла”. Сейчас у всех жителей деревни выросла другая голова, и очень неприятная. В ее глазах читалась ненависть и нетерпимость.

В облаках пролетали стаи птиц, и нельзя было понять, где кончается одна стая и начинается другая. Они все летели с запада на восток. Наверное, их гнала та же причина, которая гнала людей из городов. Мысленным взором я видел ядовитый газ, вырывающийся из земли по всей стране. От подземного жара детонировал метан, прорываясь сквозь земную кору из расплавленного железного ядра. А не рвется ли он на том месте, где я сейчас сижу на траве под яблоней?

Сколько еще осталось до того, как я, положив ладони на землю, почувствую ее жар? Я вспомнил червей, как они танцевали на хвостах, будто избегая касаться земли. Тогда это уже началось? Настолько стал непереносим жар для популяции червей в Ферберне, что они рванулись в прохладный воздух?

Черт, плохо дело.

И эта мысль застряла. Черт, черт, черт! Наверняка миллионами гибнут люди. Что с мамой? Я знал, что она в Италии, но что там творится? Что ей грозит? И кстати, папа. Не то чтобы я был к нему очень привязан, но что с ним? Он в лагере беженцев? И в Америке тоже газ прорвался наверх? И отец выкашлял легкие, лежа в постели со своей двадцати-с-чем-то-летней невестой?

Я поглядел на землю, ожидая, что она в любой момент задымится и вспыхнет, а я затанцую, как Фред Астер, в быстром темпе среди языков пламени, лижущих лодыжки и плавящих кроссовки.

С пересохшим ртом я глядел на траву, прислонившись спиной к дереву. У моих ног плясали солнечные пятна от листвы, но в любую секунду может появиться дым, вырывающийся из почвы, и…

– Рик? Рик Кеннеди?

Я поднял глаза. Солнце светило на нее сзади, и я видел только женскую фигуру, окруженную пылающим ореолом волос.

– Пить хочешь? – спросил женский голос.

– А… да, спасибо. – Я прищурился и поднялся на ноги.

– Ты меня помнишь? Я…

– Кейт Робинсон. Да, я… – Я пытался найти слова, и кое как выдавил из себя: – Как вы поживаете?

Я протянул руку, но тут же заметил, что рука вся в земле.

– Извините, я тут, гм… копал, гм…

– Столбы для проволоки? – Она улыбнулась. – Да, я видела, как ты работал.

– В самом деле?

– Страшно, правда? Сначала вы пытались спасти нам жизнь, а теперь вам приходится делать вот это, чтобы уберечь свои дома.

– А, так вы… – Я осекся и покраснел.

– Да, я человек из толпы, которая когда-то называлась беженцами из Лидса.

Я покраснел еще гуще.

– Извините, я не хотел…

Она протянула мне бутыль с водой.

– Я знаю, что ты не хотел так говорить. Но это жизнь, что поделаешь? Мы по разные стороны.

– Ты так говоришь, будто мы собираемся воевать.

– Но ведь именно это и будет, разве нет? – сказала она и посмотрела на меня своим пристальным взглядом. – Будет война за последнюю банку консервов.

– Может, до этого не дойдет. – Я глотнул воды, холодной, чистой, такой освежающей пересохшее горло. – Когда власти соберутся с силами, наладят снабжение.

– Ага, – кивнула она, не отводя от меня глаз. – Привезут провиант, воду и палатки – и все на спинах специально выведенных крылатых свиней.

– Ты не веришь, что они пришлют помощь?

– Нет. А ты?

Я отдал ей бутылку. На этот вопрос я ответить не мог. В ее голосе не было злости – только грусть. Она пришла не воевать со мной.

– Где ты живешь? – спросил я.

– Сперва я жила на пятачке травы, как он называется… Акр Короля Элмета?

– Миля Короля Элмета.

– Чудесное название. Условия, правда, не очень.

Она стала рассказывать, как ей и ее соседкам пришлось бежать в Ферберн, когда Лидс поразил выброс газа. Они хотели остановиться у ее кузины в деревне, но дом оказался заперт. Сейчас она бы взломала его без угрызений совести, но тогда это казалось таким антиобщественным поступком, пусть даже дом и принадлежал любимой кузине. И потому они остались спать на траве на одеялах в десяти шагах от моего дома. Когда я выглянул и увидел беженцев, укрывших луг как весенний иней, я мог видеть и ее среди тысяч других.

Я отказал Кэролайн в ее мольбе впустить к себе ее с дочерью. Отказал бы я Кейт Робинсон? Она стояла передо мной в короткой джинсовой юбке и облегающей белой футболке, стройное тело изогнулось, прислонившись к яблоне, длинные тонкие пальцы обвивали бутылку. А ноги… Мне пришлось сделать усилие, чтобы не смотреть на эти загорелые золотистые ноги, бесконечно длинные…

Ближе к делу: пригласил бы я Кейт Робинсон к себе?

Она что-то говорила, а я смотрел в ее миндалевидные глаза, на полные розовые губы, снова в глаза, и случайно глянул поверх ее плеча на дом.

Из окна, не отрывая от нас взгляда, смотрела Кэролайн Лукас. Не знаю, заметила ли Кэролайн, что я ее вижу. Как бы там ни было, а она смотрела.

Я поежился. Эта чертова баба… И тут же мне стало стыдно, что я так о ней подумал. “Она прошла через ад, Рик, – напомнил я себе, – ей нужна дружеская поддержка”.

“Да, но почему это должен быть я, – заговорил голос, который всегда берет на себя роль адвоката дьявола, как только проснется совесть. – Ты же не белый рыцарь в сияющих доспехах?”

“Нет, – вступил снова тот же проклятый голос совести, – ты ее оставил на растерзание насильникам, содомитам. Бог знает кому еще. Ты готов был в одиночку схватиться с толпой, которая громила твой дом, чтобы у тебя не забрали тот дурацкий кувшин с макаронами, но ты оставил эту бедную женщину на волю озверевших насильников”.

“Итак, – продолжала хныкать совесть, – ты теперь готов бросить Кейт Робинсон в Ферберне? Максимум через три дня лагерь беженцев взорвется. Ты целыми днями только и мечтал о том, чтобы затащить Кейт Робинсон к себе в койку, а теперь ты готов оставить ее той же участи, что постигла Кэролайн. Черт возьми, она же наверняка погибнет через неделю!”

– Кажется, тебя ждут, чтобы копать.

– Копать?

Я прервал разговор со своей больной совестью.

Она улыбнулась. Глаза ее были ясными и добрыми, и меня как током ударило. Я мог бы протянуть руку, притянуть Кейт к себе, поцеловать.

– Да, копать, Рик. Глотни еще. – Она снова улыбнулась, хотя под этой улыбкой угадывалась печаль. – Я тебя не осуждаю за твои мысли. Когда вспоминаю, как вы со Стивеном устраивали представление “Вот моя жизнь” на вечеринке Бена, это было будто много лет назад.

– Да уж…

– И как мы бросились искать банду, которая избила твоего друга.

– Стенно. Кажется, у него что-то случилось вроде сотрясения. Он стал странно себя вести.

Я тоже вспомнил эту ночь. Лицо, которое смотрело на меня из темноты. Как меня придавило к земле. Пропавший час.

– Надо бы попробовать отвезти его в больницу в Бредфорде, кажется, она еще работает.

Глядя в ее зеленые глаза, я уже знал, что не могу ее бросить. Что бы ни говорил Бен Кавеллеро о том, что уходить надо тайно, я рискну рассказать Кейт и убедить ее идти с нами.