"Соглядатай" - читать интересную книгу автора (Кларк Мэри Хиггинс)

Глава 15

Глория очень изменилась. Она стала укладывать волосы по утрам, купила себе новую, более нарядную одежду. А недавно даже купила сережки, сразу несколько пар. Прежде Артур никогда не замечал, чтобы ее интересовала бижутерия.

Теперь она отказывалась от бутербродов, которые он давал ей с собой на работу, говорила, что лучше где-нибудь пообедает.

— Одна?

— Нет, отец.

— С Опал?

— Не знаю. Какая разница? — в ее голосе прозвучала незнакомая нетерпеливая нотка.

Глория больше не хотела ничего слушать о его работе. Артур несколько раз пытался рассказать ей, как кашляет и задыхается старая миссис Гиллеспи даже с дыхательным аппаратом, как тяжко ей живется, ведь надежды на облегчение нет. Глория прежде с сочувствием слушала рассказы о его пациентах, соглашалась, когда он говорил, что лучше бы милосердные ангелы поскорее забирали таких больных на небо. Ее участие помогало Артуру выполнять его миссию.

Именно тревожные мысли о Глории лишили Артура обычной осторожности. Вручая Господу миссис Гиллеспи, он допустил ошибку. Артур полагал, что старушка спит, но, когда он выдернул из розетки вилку дыхательного аппарата и склонился над ней в молитве, миссис Гиллеспи открыла глаза. Она поняла, что он делает. Ее подбородок задрожал, и она прошептала: «Пожалуйста, о пожалуйста... Пресвятая Дева, помоги мне...» Артур наблюдал, как выражение ужаса на ее лице сменилось смертной мукой, потом глаза стали пустыми и остекленели.

А миссис Харник видела, как он выходил из комнаты миссис Гиллеспи.

Обнаружила бездыханную миссис Гиллеспи сестра Шиэн. Она почему-то не приняла смерть старой женщины за волю Божию — напротив, настояла, чтобы дыхательный аппарат проверили и убедились, что он работает нормально. Позднее Артур видел ее с миссис Харник. Та была очень возбуждена и, разговаривая с сестрой, то и дело показывала на палату миссис Гиллеспи.

Все в клинике любили Артура, за исключением сестры Шиэн. Она всегда придиралась к нему, одергивала, обвиняла в том, что он превышает свои полномочия.

«У нас есть штатные священники, — то и дело выговаривала она Артуру. — Утешать людей — не ваша обязанность».

Если бы Артур заранее выяснил, что в тот день дежурит сестра Шиэн, он бы и близко не подошел к миссис Гиллеспи. Но его одолевала тревога из-за программы о сенаторе Дженнингс, и он просто не был в состоянии все обдумать спокойно.

Четыре раза он предупредил Патрицию Треймор, чтобы та отказалась от работы над программой.

Пятого предупреждения не будет.

Пэт не спалось. Целый час она беспокойно металась по кровати, потом сдалась и потянулась за книгой. Но мозг решительно отказывался воспринимать биографию Черчилля, которую она заблаговременно приготовила в качестве снотворного средства.

В час ночи Пэт опять закрыла глаза. В три часа она спустилась вниз подогреть молока. Девушка оставила свет в прихожей включенным, но все равно на лестнице было темно, и ей пришлось ухватиться за перила в том месте, где ступеньки поворачивали.

Она часто сидела на этой ступеньке, откуда ее не было видно из прихожей, и наблюдала, как собираются гости. У нее была голубая ночная рубашка в цветочек. Она надела ее и в ту ночь...

Она сидела здесь, а потом испугалась и побежала обратно в спальню...

А потом...

Я не помню, — произнесла она вслух. — Не помню.

Даже горячее молоко не помогло ей заснуть.

В четыре часа она снова встала и принесла из библиотеки почти законченный сценарий.

Программа начнется со сцены в студии. Пэт и сенатор беседуют на фоне увеличенной фотографии Абигайль и Вилларда Дженнингс, встречающих гостей на свадебном приеме. Миссис Дженнингс-старшую из ролика вырезали. Во время демонстрации кадров из фильма о приеме Абигайль расскажет, как студенткой Рэдклифа познакомилась с Виллардом.

«По крайней мере мне удалось протащить хоть какое-то упоминание о Северо-Востоке», — подумала Пэт.

Потом — монтаж об избирательной кампании Вилларда; за кадром Пэт беседует с Абигайль о том, как появилось и развивалось ее увлечение политикой. Фильм, сделанный на приеме в честь тридцатипятилетия Вилларда, передаст атмосферу докамелотовских лет с Кеннеди.

Затем хроника похорон. Абигайль в сопровождении Джона Кеннеди. Кадры с ее свекровью, приехавшей в отдельной машине, придется вырезать.

Следующая сцена — Абигайль принимает присягу в конгрессе. Она все еще в трауре, лицо бледное и серьезное.

Дальше пойдет материал о хищении денег из фонда избирательной кампании и выступление Абигайль на суде. Следующий эпизод — речь сенатора в поддержку законопроекта о безопасности воздушных перевозок.

Она говорит чересчур резко и безапелляционно, размышляла Пэт, а потом зритель увидит фотографию этой испуганной девчушки, Элеонор Браун. А что до безопасности авиалиний, то во всем обвинять погибшего пилота по меньшей мере бестактно...

Но Пэт знала, что не сумеет убедить Лютера внести какие-либо изменения в этот сценарий.

На следующий день после Рождества они отснимут Абигайль в ее кабинете, вместе с персоналом и тщательно отобранными посетителями. Конгресс наконец разъехался на каникулы, и съемки должны пройти гладко.

Хорошо еще, что Лютер дал согласие на включение эпизода, снятого в домашней обстановке с друзьями. Без него программа получилась бы совсем сухой и официальной. По замыслу Пэт, отрывок должен начаться кадрами с Абигайль, накрывающей стол для рождественского ужина. Гостями будут выдающиеся вашингтонские деятели и несколько человек из штата сенатора — те, кто не может встретить Рождество с семьей.

Заключительная сцена — сенатор в сумерках возвращается домой с папкой под мышкой. И голос Пэт за кадром: «Подобно миллионам одиноких американцев сенатор Абигайль Дженнингс нашла свое призвание, свое счастье в любимой работе, она заменила ей даже семью».

Эту строку Лютер сочинил сам.

В восемь часов Пэт позвонила боссу и снова принялась убеждать его в необходимости включить в программу кадры о годах юности сенатора.

— То, что мы делаем, получается скучно, — настаивала она. — Если не считать смонтированные отрывки из ее домашних фильмов, то это обычный агитационный коммерческий ролик.

Лютер перебил ее.

— Вы просмотрели все фильмы?

— Да.

— А как насчет фотографий?

— Их совсем немного.

— Позвоните и узнайте, не могут ли они прислать еще. Нет, лучше я сам позвоню. Вы теперь не очень высоко котируетесь в кабинете сенатора.

Через час с Пэт связался Филипп Бакли и пообещал прислать Тоби с несколькими фотоальбомами ближе к полудню.

— Сенатор надеется, — добавил он, — что вы сумеете найти там интересующие вас фотографии.

Пэт положила трубку и побрела в библиотеку. До приезда Тоби оставалось много времени, она успеет просмотреть оставшиеся вещи отца. Пэт вытащила из-под стола коробку, и ее взгляд упал на куклу, которую она бросила сюда позавчера ночью.

Пэт взяла игрушку и поднесла ее к окну, чтобы получше рассмотреть. Чья-то умелая рука навела тени под черными пуговичными глазами, дорисовала брови, придала вышитым губам трагический изгиб. При дневном свете кукла выглядела даже трогательно. Что она должна символизировать?

Пэт отложила игрушку и начала доставать из коробки связки писем, документов, фотоальбомы. Рассортировав их, она села, скрестив ноги, на ковер и погрузилась в изучение семейного архива.

Любящие руки сохранили маленькие кусочки детства Дина Адамса — рисунки, тетрадки, фотографии. Табели успеваемости были аккуратно подобраны по годам. Пэт с интересом просмотрела отметки. «Пятерки с плюсом». Самая низкая оценка — «четыре с плюсом».

Он родился и вырос в пятидесяти милях от Милуоки. Пэт нашла фотографию дома, на фоне которого были сняты родители отца. Мои бабушка и дедушка, подумала Пэт и осознала, что даже не знает их имен. Она перевернула одну из карточек: «Ирен и Уилсон с шестимесячным Дином».

Пэт взяла связку писем. Резиновая ленточка, которой была перехвачена пачка, лопнула, и письма рассыпались по ковру. Пэт быстро собрала и стала читать.

"Дорогая мама!

Спасибо тебе. Кажется, эти слова — единственное, чем я могу отблагодарить тебя за все жертвы, которые ты приносила годами, чтобы я мог окончить колледж и юридическую школу. Я знаю все о платьях, которые ты себе не купила, об отпусках, которые ты всегда проводила дома. Когда-то давно я обещал тебе стать похожим на папу. Я сдержу свое обещание. Я очень люблю тебя. И прошу: не забудь сходить к доктору. Мне очень не нравится твой кашель.

Твой любящий сын Дин".

Под письмом лежало извещение о смерти Ирен Вагнер Адамс, отправленное шесть месяцев спустя. Глаза Пэт затуманились слезами сочувствия к молодому человеку, так любившему свою мать. Она тоже испытала на себе эту щедрую любовь.

Ее ручонка, скрывшаяся в его ладони. Ее восторженные вопли, когда он возвращался домой. «Папочка! Папочка!» Она взмывает в воздух, и сильные руки подхватывают ее на лету. Она катается на трехколесном велосипеде по дорожке перед домом... Колено, проехавшееся по гравию... Его голос: "Не плачь, Кэрри, сейчас все пройдет.

Давай-ка как следует промоем ранку... Какое мороженое мы с тобой выберем!"

В дверь позвонили. Пэт сгребла фотографии и письма в кучу, вскочила и тут же поморщилась от резкой боли в ноге. Когда она второпях попыталась запихнуть бумаги обратно в коробку, добрая половина выскользнула у нее из рук. Снова звонок, на этот раз более настойчивый. Пэт заметалась по комнате, подбирая рассыпавшиеся письма и снимки, бросая их к остальным. Уже в дверях она вдруг вспомнила, что забыла спрятать фотографии родителей и тряпичную куклу. Вдруг Тоби войдет сюда и увидит их! Пэт поскорее сунула все в картонку и затолкала ее под стол.

Тоби уже собирался позвонить в третий раз, но в эту секунду Пэт распахнула дверь — и невольно отшатнулась, когда его массивная туша заполнила дверной проем.

— А я уж было собирался махнуть на вас рукой! — с деланной веселостью заявил шофер.

— Не советую махать на меня рукой, Тоби, — холодно отозвалась Пэт. Тоби смотрел на нее с недоумением, и Пэт, проследив за его взглядом, заметила, какие грязные у нее руки. Она вспомнила, как только что убирала со лба волосы, значит, лицо тоже перепачкано.

— Судя по вашему виду, вы лепили из грязи куличи. — В бульдожьих глазах Тоби мелькнуло подозрение. Он был явно озадачен. Тоби поправил пакет под мышкой, и огромный перстень с ониксом на толстом пальце снова бросился в глаза Пэт. — Куда отнести это барахло, Пэт? В библиотеку?

— Да.

Шофер последовал за ней, причем держался так близко, что Пэт это было неприятно. К тому же она слишком долго просидела с поджатыми ногами, и правая совсем онемела. Пэт старалась двигаться осторожно, но нога не слушалась.

— Э, да вы хромаете? Упали в гололедицу или что-нибудь в этом роде?

Ничего-то от тебя не скроешь, мрачно подумала Пэт и сухо произнесла:

— Поставьте коробку на стол.

— О'кей, — согласился Тоби. — Я сразу назад, а то сенатор взбесится. Не думайте, что Абигайль доставило удовольствие перерывать весь дом в поисках этих альбомов. Не надо меня провожать, я сам найду выход.

Пэт подождала, пока захлопнется входная дверь, и пошла задвинуть засов. Когда она доковыляла до прихожей, дверь отворилась снова. Стоявший за ней Тоби явно не ожидал увидеть Пэт, но быстро преодолел смущение и ухмыльнулся:

— Этот замок не удержит никого, кто знает сюда дорогу. Вы уж не ленитесь, запирайте дверь на засов. — И он зашагал к машине.

Дополнительный материал, присланный сенатором, оказался мешаниной из газетных вырезок и восторженных писем избирателей. Большинство снимков было сделано на официальных мероприятиях и не представляло интереса. Небрежно листая альбом, Пэт выронила несколько фотографий, и они разлетелись по ковру.

Последние страницы, впрочем, привлекли ее внимание: вот, например, увеличенное фото молодых Абигайль и Вилларда на скамье у озера. Сценка выглядела весьма идиллически — примерно так изображали влюбленных на миниатюрах викторианской эпохи.

Она отобрала еще несколько снимков, которые могли пригодиться при монтаже, и нагнулась за упавшими фотографиями. Под одной из них лежал сложенный листок писчей бумаги. Пэт развернула его и быстро пробежала глазами:

«Билли, дорогой, ты был великолепен на сегодняшних слушаниях. Я так горжусь тобой! Я люблю тебя безмерно и с замиранием сердца думаю о нашем будущем, о жизни и работе с тобой. О, мой милый, вместе мы действительно изменим этот мир».

Письмо было датировано тридцатым мая. Неделей позже Виллард Дженнингс погиб в авиакатастрофе.

Какое потрясающее завершение программы! Оно сразит любого, кто считает Абигайль холодной и бездушной, — только бы удалось уговорить Лютера включить текст этой записки в программу! Как он звучит вслух?

— "Билли, дорогой, — прочла Пэт, — ты был великолепен..."

Ее голос сорвался.

«Что со мной?» Пэт внезапно почувствовала раздражение и твердым голосом начала снова:

— "Билли, дорогой, ты был великолепен..."