"Палуба" - читать интересную книгу автора (Кларк Кэрол Хиггинс)

Вторник, 23 июня, 1992 год

Гевину Грею также не пришлось хорошо выспаться в эту ночь. В своих снах он только и видел, что браслет с бриллиантами и изумрудами. Когда он его заполучит, у него, наконец, будет целый миллион долларов. И никаких налогов! Если эту сумму хорошо вложить, то в год он сможет получать чистого дохода девяносто тысяч долларов. За эти деньги он сможет снять себе замок где-нибудь в Коста-дель-Соль, в Испании, и жить в нем, словно король. Подальше от таких, как Вероника Экснер или старуха миссис Уоткинс, не говоря уже об этих занудах Батински, или как их там звали. Более того, при таком доходе ему вообще больше не потребуется когда-либо зарабатывать на жизнь всякими глупостями. Да он в жизни не прикоснется к карточкам для игры в бингоlt;Лото gt;!

В половине седьмого, когда сквозь туман пробились первые лучи солнца, Гевин поднялся с кровати, принял душ и надел спортивный костюм. Позавтракать он решил в буфете у бассейна. Это позволит ему быстро поесть. Кроме того, ему необходимо было выпить пару-тройку чашек настоящего крепкого кофе. Только это могло вернуть Гевину хоть какие-то силы, а они ему были нужны, чтобы должным образом с подобающей обезьяньей улыбкой встретить Веронику Экснер и ее “доисторических” подружек, которые гурьбой обязательно припрутся на занятия в спортивную секцию.

Решение он принял верное. Аккуратно поставив на поднос чашку кофе, стакан с только что выжатым апельсиновым соком и горячий, мягкий рогалик, отнес все к выбранному столику рядом с бассейном. Дул прохладный ветерок, соленый запах океана начисто прогонял даже воспоминания о головной боли. Между тем, казалось, мигрень готова была мучить его целый день. Наблюдая за зелено-голубыми океанскими волнами, украшенными белыми шапками пены, Гевин вновь и вновь поражался тому, как одинок может казаться корабль в океане. Огромное пространство воды, омывавшей борта судна, простиралось на сотни миль вокруг. Гевин отпил глоток сока. Трудно поверить, но, возможно, сейчас где-нибудь тысячи барж хоронят тоннами всякий хлам в океан.

Вторая чашка кофе значительно укрепила силы Гевина. Он взглянул на часы. Пора было двигаться в направлении зала, где предстояло занятие спортивной секции. Гевин не любил и не умел опаздывать. Вот и сейчас он вошел в зал именно тогда, когда в противоположной двери появились Риган Рейли и леди Экснер. Пожилая дама выглядела бодрой, глаза ее сверкали, а вот мисс Рейли явно недоспала. Сердечно поприветствовав двух дам, Гевин уверенно взял леди Экснер под ручку, одновременно подмигнув Риган, как бы подбадривая и говоря ей, что все будет хорошо и что за свою компаньонку она может не беспокоиться.

Как только спортивный инструктор хлопнул в ладоши и прокричал: “Все по своим местам!”, — Риган незаметно покинула спортивный зал. Из ванной она потихоньку умудрилась позвонить Норе и Люку, зная, что именно сейчас они ожидают ее у себя в каюте.

Нора и Люк с удовольствием, не торопясь, завтракали в гостиной своего номера. На столе был еще один прибор специально для Риган. Та вскоре вошла и со вздохом облегчения опустилась на приготовленный для нее стул. Нора налила ей чашку кофе. На матери был розовый шелковый халат, и Риган с радостью отметила, что Нора даже без макияжа выглядела просто прекрасно. Люк был уже облачен в темно-голубой спортивный костюм, который сидел на нем слишком уж строго.

Сама каюта была выкрашена в белый и персиковый цвета. Солнечные лучи лились в комнату через большие иллюминаторы. Все это действовало на Риган успокаивающе.

— У меня только сорок пять минут, после чего надо будет идти забирать Веронику со спортивных занятий, — сообщила она.

— А в целом, дорогая, как там у тебя, получается? — спросила Нора, не сумев при этом сдержать улыбку.

— В целом это мне напоминает состояние, когда ты идешь на первое свое свидание и уже через десять минут сознаешь, что ты совершила ужасную ошибку, но делать нечего, и тебе приходится скучать с этим типом весь долгий и ненужный вечер.

— Да, но для тебя-то такой “вечер” грозит продлиться целых пять суток, — вступил в разговор Люк.

— Спасибо за напоминание, папочка. А ч-то думала, что одно из твоих профессиональных качеств — способность к утешению людей. Вместо этого ты только подчеркиваешь сложность моего положения. — Риган зевнула. — Вероника, вообще-то, не подарок. В прошедшие выходные она организовала для нас в Оксфорде нечто вроде приема, и в результате мы узнали там кое-что совершенно неожиданное. Вы помните мою соседку по комнате в общежитии колледжа, Атену?

— А, ту, с черными ногтями? — вспомнила Нора. — Не помню, что там с ней произошло? Она тогда сбежала с кем-то или что-то в этом роде?

— Скорее, “что-то в этом роде”. Ее убили, — сообщила Риган. Она коротко рассказала о том, как обнаружили тело Атены. Родители слушали, потрясенные.

— Комиссар полиции Ливингстон попросил меня попытаться вспомнить, не говорила ли мне Атена о своих планах с кем-нибудь встретиться в тот вечер. Я так ничего и не вспомнила, но собираюсь достать с нашего чердака мой дневник. Может, записи помогут мне, наведут на какие-нибудь мысли… — Риган также рассказала родителям о своей задумке позвонить Ливингстону и попросить его прислать ей газетные отчеты из Греции, сводку греческой прессы об убийстве Атены.

— Здорово придумано, — поразмыслив, признала Нора. — Ты как бы детектив, который берется за расследование преступления, совершенного многие годы назад, и находит факты, по каким-либо причинам необнаруженные в ходе первого следствия.

Риган решила позвонить в Оксфорд прямо из номера родителей. Она удобно устроилась в кресле и стала ждать, когда ее соединят с нужным абонентом.

— Потом скажите мне, во сколько этот звонок обойдется. Я бы позвонила из нашей каюты, но очень уж не хочется, чтобы Вероника знала о звонке.

Нора и Люк улыбнулись.

— Ну, конечно, мы представим тебе счет за этот звонок, — усмехнулся Люк. — Кстати, ты выпила еще две чашки кофе, стакан апельсинового сока и откусила кусок от нашего рогалика. Это все не просто так.

Риган уже стала обеспокоенно поглядывать на часы, когда оператор наконец-то сообщил ей, что комиссар Ливингстон на проводе. Представившись, девушка в двух словах изложила полицейскому свою идею относительно газет и важности того, что в Греции пишут об Атене и ее убийстве.

— Я перешлю на корабль то, что вы просите, — согласился инспектор. — Мы сможем перевести все эти публикации для вас, причем достаточно быстро. Кроме того, в том месте, где живет семья Атены, вероятно, есть и англоязычная газета. Мы, со своей стороны, пока ни до чего существенного не докопались. Есть, правда, одна вещь, которую вам необходимо знать. Мисс Этуотер, можно сказать, чудом выжила. Она на пути к выздоровлению, но в ее желудке были обнаружены частицы яда.

— Так Пенелопу пытались отравить? — Пальцы Риган вцепились в трубку телефона. Она просто не могла поверить своим ушам. — Но как это могло случиться?

Ливингстон начал медленно, взвешивая слова:

— Она говорит, что сама готовила паштет к коктейлю, который леди Экснер устраивала для бывших выпускников. Так вот, по ее словам, остатки бисквитов с этим паштетом она доедала уже в своей комнате вечером в воскресенье. Один из бисквитов горничная обнаружила в кровати Пенелопы. В общем, помните такую поговорку: “Ты мой друг, я тебя так люблю, что могу тебе позволить есть галеты в моей постели в любое время, когда тебе это заблагорассудится”. Бог мой! Так вот, когда в ее желудке обнаружили яд, мы срочно начали искать его источник, и нам повезло. Повезло, потому что дамочка не была чистюлей и любила поесть в кровати.

— А не может быть, чтобы она сама по ошибке добавила в паштет что-то не то? — спросила Риган.

— Видите ли, вряд ли люди станут хранить мышьяк на полке рядом с продуктами, используемыми для приготовления паштетов, — заметил Ливингстон. — Очень странным представляется мне все это дело. Так что договорились. Как только у меня будут эти греческие статьи, я срочно переправлю их вам по факсу. Надеюсь, они действительно помогут вам вспомнить что-либо полезное для расследования.

Риган повесила трубку. Она торопливо рассказала Норе и Люку то, что узнала от Ливингстона о Пенелопе, потом стала прощаться.

— Мне пора возвращаться. Гебби Гевин должен сейчас привести Веронику к нашей каюте, а уже через пятнадцать минут начнется обучение правилам безопасности при плавании.

Когда Риган готова была уже выскочить из каюты, Нора прокричала ей вслед:

— Риган, я начинаю беспокоиться по поводу всего этого дела. Тело Атены было обнаружено неподалеку от поместья Экснеров. Теперь выясняется, что эта твоя Пенелопа была кем-то отравлена. Я тебя очень прошу, будь осторожна!

— Ну-ка, ну-ка, напрягли ягодицы! Так! Так и держите, не расслабляйтесь. И раз, и два, и три! Теперь расслабьте мышцы. И два, и три. Напрягите ягодицы еще раз и два. Сильнее, еще сильнее, расслабьте мышцы…

Гевин огляделся. Окружавшие его люди могли тут напрягать и расслаблять мускулы своих задниц хоть до второго пришествия. Это все равно никак не улучшит их фигур. Тоже мне “спортивная секция”: “Сиди и худей”! Ерунда! Это то же самое, что попытаться убедить какого-нибудь жирного домоседа в том, что он натренирует свои мышцы, если будет регулярно давить на кнопки пульта дистанционного управления одной рукой и пихать себе в рот чипсы другой. По лицам пожилых людей, занимавшихся в секции вместе с Гевином, было, однако, заметно, что они-то как раз уверены в обратном: они делают некое полезное себе дело. Что ж, тогда пусть действительно напрягают свои ягодицы.

Сорок пять минут спустя молодой мускулистый инструктор проорал:

— Спасиба-а-а всем-м-м! — И, хлопнув несколько раз в ладоши, добавил: — Увидимся завтра. И прошу не злоупотреблять калорийной пищей, которой они тут вас пытаются пичкать с утра до вечера. Меньше ешьте и больше двигайтесь! Сейчас самое время пойти и подышать прекрасным морским воздухом!

— Обязательно! Обязательно это сделаю! — воскликнула Вероника. — Но сначала всем нам надо хорошенько подготовиться к занятию по безопасности плавания.

Заявление это нашло живой отклик в сердцах остальных пассажиров, пришедших в спортивный зал этим утром. Все они с готовностью закивали головами и забормотали: “О, да, конечно. Правильно! Совершенно правильно!”

Вероника вскочила на ноги и крикнула:

— Гевин, давай наперегонки: кто быстрее добежит до моей каюты? — И бросилась бежать со всех ног в направлении своих апартаментов.

Гевин же кое-как освободил свое не жирное, но явно не спортивное тело из объятий кресла и нехотя затрусил следом за ней. Вероника же продолжала бежать впереди, при этом маршрут ее движения вовсе не был прямым, она отклонялась то вправо, то влево, то опять к правому борту, повинуясь наклонам и покачиваниям корпуса корабля. Когда она уже совсем было схватилась за ручку двери в свою каюту, Гевин настиг-таки ее, поймал за локоть.

— Леди Экснер, я еле-еле поспел за вами. — Он натянуто улыбнулся. При этом подумал, что эта женщина, пожалуй, может его и в могилу свести своими выкрутасами. Впрочем, если не в могилу, то в сумасшедший дом.

— Видите ли, дорогой Гевин, физические упражнения заставляют организм выделять такие вещества, эндорфины, которые позволяют нам ощущать радость, чувствовать благополучие. А это, в свою очередь, дает нам дополнительные импульсы энергии. В общем, это похоже на то, как ты, например, ешь шоколад, и это тебе напоминает те замечательные переживания, которые испытываешь, когда влюблен. Да, кстати, вспомнила. У меня там припасена шоколадка “Марс”. Могу поделиться с вами, хотите? — Вероника подняла голову и взглянула в лицо Гевину.

“Черт возьми! Пожалуй, все же моя бывшая жена не была самой большой стервой в мире, какой я ее считал”, — подумал Грей.

Они вошли в люкс леди Экснер. Сердце Гевина заколотилось в бешенном темпе. “А что, если я прямо сейчас каким-нибудь образом сумею заполучить этот браслет? Сегодня только вторник, но если вдруг случай подвернется, то…”

— Простите меня, но, как говорят моряки, мне пора в одном место. — Вероника немного покраснела, потом скользнула в ванную и закрыла за собой дверь.

Гевин так и замер посреди комнаты, еще не веря своей удаче. Он огляделся и увидел небольшой стульчик, стоящий рядом с кроватью. Такой случай упускать было нельзя. Времени у него было достаточно, потому что леди Экснер явно потребуется несколько минут, чтобы сначала стащить с себя этот спортивный костюм, а потом надеть его снова.

Гевин ринулся вперед, схватил стульчик обеими руками, установил его рядом со шкафчиком. Здорово! Даже если она сейчас его застукает, он просто скажет ей, что достает для нее спасательные жилеты, которые пригодятся для занятий по безопасности плавания. Достать жилеты никакого труда не составляло, но вот, насколько Грей помнил, браслет он закинул достаточно далеко. Дотянуться до него он мог, только встав на стул. Про стул объяснить будет, конечно, сложно, даже такой дуре как леди Экснер.

Гевин открыл дверцу шкафчика и вновь попал под пристальные взгляды глаз-лампочек на желтых спасательных жилетах. “И угораздило же меня швырнуть этот браслет на самую верхнюю полку”, — злился на себя Гевин. Пришлось придвинуть стульчик совсем близко к полкам и даже на одну из этих полок. При этом обе ноги Гевина оказались на лежавшей там подушке. Мужчина ухватился за косяк дверцы шкафчика, подтянулся вверх. В этот же момент он услышал слив воды в ванной, что явно предупреждало о скором возвращении леди Экснер. Гевин в отчаянии пошарил свободной рукой по сложенным на верхней полке жилетам. Это все, что он успел сделать, поскольку в ванной вновь спустили воду, а у дверей каюты раздался голос Риган Рейли, разговаривавшей со стюардом. В дверную скважину вставили ключ. Гевин быстро спрыгнул со стульчика, захлопнул дверцу шкафа. Затем рванулся к дивану, поставил стул перед собой, сел и даже успел положить на стул одну ногу.

— Риган, вы как раз вовремя. Мистер Грей собирается нас персонально проинструктировать насчет правил безопасного плавания. Как это мило с его стороны! — Вероника была уже в комнате. Пересекая гостиную, она добавила: — О Боже, Гевин, неужели что-то случилось с вашей ногой?

— Кажется, я себе немного растянул мышцу. И теперь у меня разболелась старая травма, которую я получил, еще когда занимался водными лыжами. Я тогда решил показать класс в Хемптоне на одном водном празднике. Но все это ерунда. Ничего страшного.

Риган почему-то решила, что Гевин все это придумал. Она была уверена, что пассажиры, решившие позаниматься в спортивной секции круиза. просто не могли там получить ни малейшей травмы. Уж больно легко проводил занятия молодой инструктор. Так к чему же тогда Гевину все эти сказки?

— Ладно, пора приготовиться к следующей части нашей круизной программы, — как можно веселее воскликнула Риган. — Где тут у нас эти спасательные жилеты?

* * *

Камерону Хардвику совсем не понравилось, что Гевин Грей оказался в той же группе на занятиях по безопасности плавания, что и он. Хардвик нарочито держался чуть в сторонке от основной массы. Его просто выводило из себя немного нервозное хихиканье остальных пассажиров и пассажирок, занимавшихся вместе с ним. Особенно злило его то, что, даже помогая друг другу застегивать крепления спасательных жилетов, они при этом не переставали рассказывать друг другу всякие истории про своих знакомых, которые плыли на вымышленном корабле и в какой-то момент вынуждены были с него срочно эвакуироваться. Какой-то придурок вдруг заголосил:

— “Мой Боже, я сейчас гораздо ближе к тебе”, — известный гимн в память о погибшем “Титанике”. Однако вскоре вынужден был заткнуться, потому что офицер, невнятно дудевший что-то про правила поведения пассажиров в чрезвычайных ситуациях, бросил на него строгий взгляд.

Грей как раз стоял совсем рядом с офицером, и Хардвик поэтому имел возможность внимательно изучить его. Глаза Хардвика злобно сверкнули, когда он вдруг понял, что Грею явно делали косметическую операцию и что, возможно, именно из-за этого у него под одним глазом кожа нервно подрагивала. “Чего-то уж очень этот тип нервничает, — отметил про себя Хардвик. — Интересно, что может его так волновать?” Сегодня утром Хардвик долго наблюдал за леди Экснер и Риган Рейли. Они завтракали, а он следил за ними с другого конца палубы. Когда они поднялись из-за столика, Хардвик последовал за ними на должном расстоянии. И только когда Хардвик понял, что Гевин Грей не отступит от леди Экснер в течение всего времени спортивных занятий, он решил прервать наблюдение.

Теперь же, продолжая изучать задумчивое и в то же время очень напряженное лицо Грея, Хардвик вдруг почувствовал, что его любопытство в отношении этого человека начинает перерастать в глухое раздражение. Хардвик прекрасно знал, кто есть Гевин Грей, — один из этих типов, которых нанимают для того, чтобы они составляли компанию, танцевали со всякими старушенциями, плывущими на корабле. Однако в служебные обязанности таких типов явно не входило сопровождение этих дамочек еще и на спортивные занятия. Так почему же этот Грей был так заинтересован в Экснер? И не составит ли этот его интерес к старухе помеху в реализации планов Хардвика? Камерон решил, что настало время как-нибудь раздобыть наконец ключи от апартаментов леди Экснер, а заодно и от люкса, располагавшегося по другую сторону коридора. Как Хардвик и надеялся, второй люкс в этом путешествии оказался свободным. Осторожно, стараясь не быть никем замеченным, Камерон прошел к нужной лестнице и поднялся на верхнюю палубу. Его ухода с занятий по безопасности плавания явно никто не заметил. Полная тишина на верхней пассажирской палубе, где располагались оба люксовых номера, успокоила Хардвика. Он оказался прав: обычно дежуривший здесь стюард оказался задействован в проведении занятий с пассажирами. Неслышным шагом Хардвик прошел к комнатке, служившей рабочим помещением стюарда и располагавшейся внизу по коридору и направо от дверей номера леди Экснер. Дверь комнатки оказалась незапертой. Хардвик скользнул внутрь и быстро осмотрелся. Его взгляд перешел со стоявшего в комнатке стола на стул, потом на небольшой шкафчик и, наконец, на настенный щит с лампочками, зажигавшимися, вероятно, в тех случаях, когда следовал вызов стюарда из какого-нибудь номера.

Камерон быстро обыскал выдвижные ящики стола. В основном они были набиты беспорядочно сваленными списками пассажиров, перечнями правил. Здесь были также горы скрепок, крошки от печенья, конфеты. В нижнем же ящике обнаружилась пинта виски “Джек Дэниэлс”. Камерон поднял от удивления брови. Если этот стюард еще и выпивает в рабочее время, то он должен быть большим растеряхой. Лучше будет, конечно, если выпивохой окажется ночной стюард.

Хардвик принялся обследовать шкафчик с папками, вложенными в вертикальные ячейки. Слава Богу, и он тоже был открыт. Здесь лежало всего с дюжину папок. В самой дальней ячейке Камерон обнаружил то, за чем, собственно, и пришел сюда: связку с тремя запасными ключами от каждого из номеров этого этажа. Хардвик взял себе по одному ключу.

Едва он вышел из комнатки стюарда, как услышал характерный звук движения одного из лифтов. Выход на лестницу был в другом конце коридора.

Добежать туда Хардвик не успевал. Его все равно заметили бы. Приняв иное решение, Хардвик в несколько гигантских прыжков преодолел расстояние, отделявшее его от дверей свободного люкса, открыл дверь и скользнул внутрь. Он едва успел закрыть за собой дверь, как коридор огласился высокими трелями леди Экснер, восторженно рассказывавшей Риган Рейли о том, как ей понравились занятия по безопасности плавания.

Хардвик прислонился спиной к двери незанятого номера и облегченно вздохнул. Если бы эта Рейли вдруг заметила его на этаже, она мгновенно заподозрила бы что-то неладное. Что ж, он пошел на рискованный шаг, но риск оправдался: два нужных ему ключа были теперь в его руках.

Занавески на окнах пустого люкса оказались задернуты, однако даже в полумраке можно было различить роскошную обстановку номера. Камерон внимательно изучил окружавшие его предметы. При этом он совершенно не сомневался, что все тут стояло точно так же, вернее сказать, “зеркально” по отношению к тому, как мебель располагалась в номере леди Экснер и миссис Рейли. Камерон сразу понял, что спрятаться тут, как и в номере напротив, было совершенно негде. “Поэтому и действовать следует по-другому, — решил Камерон. — Надо будет проникнуть в люкс леди Экснер глубокой ночью и постараться использовать эффект неожиданности. Справиться со старухой труда не составит. Вот с Рейли вполне может возникнуть проблема”.

Хардвик изучил расположение и конструкцию дивана. Диван был раскладным. На нем наверняка и спит Риган Рейли в соседнем люксе. Даже если она не будет спать в момент его вторжения или проснется от шума, то от неожиданности, скорее, все же не успеет как-либо среагировать. Поэтому, как счел Хардвик, он вполне может успеть чем-то стукнуть ее по голове и сделает это, прежде чем она позовет на помощь или доберется до телефона. От дивана Хардвик пробежал обратно до входной двери. Восемь секунд. На всю операцию ему понадобилось восемь секунд. Вот и все, больше времени ему и не потребуется!

Оставалось решить одну-единственную проблему. А что, если кровь вдруг попадет на простыни? Ведь тогда никто ни за что не поверит, что обе женщины, скажем, выпали за борт, когда Рейли вновь, но на этот раз неудачно попыталась удержать леди Экснер.

А что, если использовать подушки? Придушить обеих подушками? Тогда и следов никаких не останется. В полумраке люксовой каюты губы Камерона Хардвика растянулись в улыбке. Тут ему пригодится и медленно действующее снотворное, что он с таким успехом использовал в своих махинациях в казино. Такое снотворное начинало действовать в полную силу лишь спустя два часа после принятия. Чего проще подсыпать его леди Экснер за обедом или же, напросившись в ее роскошные апартаменты на рюмочку чего-нибудь горячительного, сделать это перед самым сном. Обеих женщин, правда, усыплять, наверное, не следует, потому что Рейли может заподозрить неладное, если вдруг и ее саму, и леди Экснер неумолимо потянет ко сну.

Осуществить свои планы Хардвик должен был в одну из следующих четырех ночей. Причем последняя ночь, в будущую пятницу, представлялась самой удобной. В суматохе приготовлений к прибытию в порт Нью-Йорка двух взбалмошных дамочек не сразу могут хватиться.

Его план должен был сработать. Хардвик намеревался сделать для этого все от него зависящее. И тогда на следующей неделе он преспокойненько получит причитающиеся ему двести тысяч долларов, ожидающие его в депозитном ящике одного из банков.

Камерон приложил ухо к входной двери и прислушался. Он услышал тихую трель звонка и голос стюарда:

— Цветы для вас, леди Экснер.

Хардвик чуть приоткрыл дверь. Как только спина стюарда исчезла в дверях номера напротив, он бегом бросился по коридору, выскочил через боковую дверь на лестницу и вскоре уже вновь был в безопасной толчее палуб и залов корабля.


Оксфорд

Комиссар Ливингстон сидел в своем кабинете в здании полицейского участка Оксфорда. Он откровенно радовался тому обстоятельству, что Риган Рейли так скоро вновь вышла на связь. Попрощавшись с девушкой, комиссар повесил трубку, развернулся лицом к окну и откинулся на спинку кресла. Это была его любимая поза в тех случаях, когда ему требовалось хорошенько поразмыслить. Комиссару понравилась идея Риган о том, чтобы раздобыть статьи о смерти Атены Пополус, которые должны были появиться в греческих газетах. Адвокат семьи Пополус уже выполнил необходимые формальности и перевез тело погибшей на родину, в Грецию. Родители несчастной сейчас, конечно же, находились в состоянии шока и не желали ни с кем общаться. Прошло уже десять лет с момента, когда они в последний раз видели дочь, но, видимо, все это время не переставали надеяться, что она все же когда-нибудь объявится.

Просмотр старых полицейских досье по делу об исчезновении Атены, а также разговор с адвокатом семьи Пополус утвердили комиссара во мнении, что семья Пополус была не только весьма богата, но еще и в высшей степени влиятельна. Поэтому не вызывало сомнений, что обнаружение тела пропавшей некогда девушки станет одной из главных новостей в Афинах, ведущей темой в прессе и на телевидении. Постаравшись не сожалеть, что идея ознакомиться с греческими статьями пришла первой не ему, Ливингстон вновь потянулся к трубке телефона. Когда через пятнадцать минут он вышел из кабинета, у него уже не было сомнений в том, что в ближайшее время греческие статьи, касающиеся дела Атены Пополус, будут переведены и переправлены и ему сюда, в Оксфорд, и Риган Рейли на “Куин Гиневер”.

Комиссар покинул полицейский участок и, сев в автомобиль, через пять минут оказался в Королевском госпитале Оксфорда, где лежала несчастная Пенелопа Этуотер. Увидев Пенелопу прошлым вечером, комиссар был просто потрясен: пепельного цвета лицо, потрескавшиеся, сухие губы, трубки внутривенного вливания, закрепленные на распухших руках несчастной, больничная рубашка, задранная непотребно высоко — и все это в некоем сгустке неприятных запахов, которые не оставляли ни малейших сомнений относительно состояния больной.

Оставив свой автомобиль “рено” на стоянке близ госпиталя, Ливингстон глубоко несколько раз вдохнул свежий воздух, затем решительно толкнул вращающиеся входные двери. Холл больницы оказался практически пустым.

Неподалеку работал уборщик, натиравший полы шваброй. При этом он обильно поливал вокруг себя какой-то зеленой чистящей жидкостью, от запаха которой у Найджела тотчас же начали слезиться глаза и пупырышками покрываться кожа на шее. Комиссар быстрым шагом приблизился к девушке, выдававшей пропуска на посещение больных. На ней была красно-белая, полосатая униформа с огромным значком, объявлявшим, что она добровольно отработала в Королевском госпитале Оксфорда десять тысяч часов.

“У каждого своя работа”, — подумал Ливингстон. Он получил пропуск и, почесывая на ходу зудящую шею, бросился к лифтам. “Да, десять тысяч часов в этом госпитале я бы точно не выдержал, — размышлял комиссар, — уже через пару часов я тут превратился бы в сплошной чешущийся комок нервов”.

Пенелопа Этуотер лежала в палате номер двести десять. “Неужели это возможно?! — ужаснулся Ливингстон, — сегодня она выглядит еще хуже, чем вчера!” Пододвигая стул к кровати больной, он искренне переживал, что вынужден допрашивать беднягу. Когда же больная повернулась к нему лицом его охватило чувство жалости. Комиссар имел неосторожность спросить, как она себя чувствует, в ответ на что получил обильный поток самой подробной и совершенно ему не нужной медицинской информации. Пришлось терпеливо внимать рассказу о всех деталях протекания болезни. Наконец, повествование прервалось, Пенелопа прохрипела:

— Как бы то ни было, я, по крайней мере, жива. Чего нельзя сказать о моей бедной старушке-соседке.

Ливингстон покосился на вторую кровать, стоявшую в палате пустой у самого окна.

— Мне показалось, что ее выписали.

— А, это так теперь называется, — произнесла Пенелопа и зычно рыгнула. — Прошу прощения.

— Гм, да, естественно. — Ливингстон решил перейти к делу. — Мисс Этуотер, я очень не хотел бы вас беспокоить, учитывая ваше состояние. Но все же должен задать вопрос: вы абсолютно убеждены в том, что не могли по ошибке положить мышьяк в приготовленные вами закуски?

— Эти мои закуски я называю “вкусняшки”, — проворковала Пенелопа.

— Да-да, конечно. Итак, если я правильно все записал, вы захватили все остававшиеся э-э… “вкусняшки” с собой в вашу спальню. Здесь возникает вопрос: коли все закуски готовились вместе, и многие ели их потом в субботу вечером и в воскресенье во второй половине дня, то почему же никто из гостей не отравился? Странно то, что отравились только вы, причем после того, как перенесли оставшиеся закуски к себе в спальню.

Ливингстон достал свою записную книжку и быстро перелистал несколько страниц.

— В субботу вечером вы почувствовали себя неважно, но все же достаточно оправились, чтобы вновь отведать свои “вкусняшки” в воскресенье. Вы их ели уже после обычного вашего обеда, верно?

— О, да. — Взгляд Пенелопы просветлел. — На обед в воскресенье, после ухода вас и остальных девушек, леди Экснер, Вэл, Филипп и я поели немного котлет с пюре. Видите ли, в субботу вечером я лишь чуточку приболела. Обычно мой нежный желудок реагирует значительно сильнее на то, что я съедаю в выходные дни. Однако даже в сравнении с обычными моими страданиями, преследующими меня по выходным, то, что произошло в это воскресенье, переходит все границы. Все началось, когда я поднялась к себе в комнату и доела последние “вкусняшки”, лежавшие у моей кровати на тумбочке. Вот тут меня и прихватило, да так страшно!

Ливингстон резко поднял голову.

— Так значит, вы принесли остававшиеся “вкусняшки” к себе в спальню несколько раньше. А съели их только потом, когда пришли спать. То есть закуски пролежали какое-то время на вашей тумбочке?

Пенелопа виновато улыбнулась.

— Они же такие вкусные, мои бутербродики, и едятся так легко. Я побоялась, что девочки возьмут да прикончат их все до одной, и мне ничего не достанется. Поэтому я и решила отлучиться на какое-то время: завернула в салфетку шесть или семь этих самых “вкусняшек” и отнесла их к себе в спальню.

— И они там пролежали почти всю вторую половину дня и вечер воскресенья? И любой мог войти и найти их там?

Наконец-то Пенелопа поняла, к чему клонит полицейский. Глаза женщины широко раскрылись, губы сложились в трубочку, толстые пальцы вцепились в одеяло.

— Так вы, значит, считаете, что кто-то мог насыпать мышьяк на эти бутерброды, когда они уже находились в моей комнате? Но кто же мог сподобиться на такое? И зачем?

Ливингстон поднялся и легонько похлопал больную женщину по плечу.

— Как раз это я и собираюсь выяснить, — сказал он.

Покидая пределы госпиталя, Ливингстон знал, что должен принять одно серьезное и быстрое решение. И он его принял. Можно было повернуть направо и двинуться в сторону Ллевелин-холла. Или же свернуть налево и по главной улице Оксфорда добраться до бара “Кингз Арме Паб”. Ливингстон выбрал второй маршрут, поскольку решил, что проглотить пару сандвичей и выпить чашечку кофе совсем не помешает перед встречей с Филиппом Уиткомбом, его невестой Вэл Твайлер и их служанкой. Комиссар намеревался еще раз допросить их, и Филипп обещал ему, что все они весь сегодняшний день будут оставаться в поместье.

До обеденного часа было еще далековато, поэтому бар почти пустовал. Ливингстон заказал себе сандвич с сыром и помидорами и чашку кофе. Только официант подал комиссару его заказ, как двери бара распахнулись и кто-то громко назвал его имя. К столику полицейского уже спешила Клер Джеймс.

— Эй, привет, инспектор! Совсем не ожидала вас здесь повстречать! О, вы как раз взяли себе то, что и я хотела себе заказать! Можно я к вам присоединюсь, а? — Она даже не стала дожидаться вежливого согласия комиссара и уселась на стул напротив.

Вообще-то Ливингстон хотел пообедать в тишине и немного поразмышлять, но в то же время эта молодая женщина была в колледже вместе с Атеной Пополус, и разговор с ней “тет-а-тет” мог оказаться очень даже полезным. На нынешнем этапе следствия каждая новая информация могла прийтись для полиции очень даже кстати. “Да и вообще, — признался себе комиссар, — эта Клер Джеймс выглядела очень даже привлекательно в обтягивающем велосипедном костюме”.

Клер жестом позвала к их столику официанта. Пока он шел между столиками, она успела рассказать комиссару, что после встречи выпускников решила задержаться в Оксфорде еще на пару дней.

— Конечно, когда все мои однокашники уже разъехались, тут стало довольно скучновато, но мой жених приезжает завтра сюда, и потом мы с ним отправимся в Шотландию. Я обожаю путешествовать.

Подошел официант.

— Я возьму то же, что заказал себе этот симпатичный мужчина, который сидит напротив меня, — сказала с улыбкой Клер, кокетливо глядя на Ливингстона. — Когда официант удалился, она подалась вперед, ее голос принял заговорщические интонации и превратился почти в шепот. — Так вы уже установили, кто задушил эту бедняжку Атену? Ливингстон попытался скрыть раздражение.

— Расследование продолжается.

— Ну что ж, думаю, что после десяти лет очень трудно будет напасть на чей-либо след. Он, так сказать, поостыл. Кто знает? Может, и сам убийца к этому моменту уже отдал концы. — Клер даже вытаращила глаза, так ей понравилась высказанная ею мысль.

Ливингстон вцепился зубами в свой сандвич, забыв, что намеревался съесть его медленно, тщательно и с аппетитом пережевывая.

— Да, кстати, я слышала, что и у Пенелопы тут случились кое-какие неприятности. Собственно, я этого и ожидала. Когда увидела, как она напихивает в свою салфетку оставшиеся бутерброды, то поняла, что ей от них потом обязательно сделается дурно.

Глаза Ливингстона чуть сузились.

— Так вы видели, как она это делала?

— Да все это видели! К тому же она оставила за собой целую россыпь крошек. Такой россыпи позавидовали бы даже Ханс и Гретель.

Ливингстон с трудом вспомнил, что в сказке про Ханса и Гретель герои заблудились где-то в лесу, потому что птицы склевали все крошки, которые они за собой оставляли, чтобы знать обратную дорогу к дому. Интересно, какая птица или какой стервятник пошел вслед за Пенелопой по тем крошкам, что рассыпала она позади себя.

Следующий вопрос Ливингстон сформулировал с особой осторожностью. Пытаясь придать своему голосу равнодушные интонации, он сказал:

— Миссис Джеймс, на днях вы вновь сказали мне, что, по вашему мнению, Атена Пополус была влюблена в профессора Филиппа Уиткомба. Как я понял, сам профессор это категорически отверг, да и другие девушки с вашей точкой зрения не совсем согласились. Так позвольте спросить, почему же все-таки у вас сложилось такое впечатление?

— С моей стороны, это не только впечатление. Когда я сегодня каталась на велосипеде, то вспомнила, как однажды была на велосипедной прогулке вместе с Атеной. Мы тогда как раз проезжали мимо Ллевелин-холла. И, конечно же, увидели там Филиппа, который, как обычно, возился со своими цветами. У него, кстати, была собственная квартира в колледже, но выходные он всегда проводил у тетушки, так что все знали, где его в это время можно было разыскать. Атена тогда остановилась с ним поздороваться. И, когда потом я стала поддразнивать ее, говоря, что она, вероятно, специально свернула на дорогу к Ллевелин-холлу, чтобы повстречать профессора, она вдруг страшно покраснела, прямо, как свекла. И мне тогда показалось, что между ними что-то происходит. Кстати, что примечательно: профессор совсем не был удивлен тем, что встретил ее и что она приблизилась к нему и поздоровалась.

— А почему вы тогда, десять лет назад, не захотели никому об этом рассказать?

— Зачем же я стала бы это делать? Тем более, что все были уверены, что Атена просто взяла и сбежала. Филипп ведь никуда не скрылся, остался на месте. Так и продолжал трудиться в своем саду. Зато теперь, когда они нашли тело Атены неподалеку от поместья, вполне можно начать задавать себе кое-какие вопросы. Не правда ли?

“Да, пожалуй”, — признался про себя Ливингстон. Он подозвал официанта, чтобы расплатиться. Вопреки немного вялым протестам со стороны девушки, он заплатил и за ее ленч. При этом решил, что она вполне отработала этот свой сандвич с сыром и помидорами.

* * *

Подъехав к Ллевелин-холлу, Ливингстон несколько сбросил скорость своего автомобиля и попытался представить себе Атену Пополус на велосипеде, едушую по проселочной тропинке в надежде хоть мельком увидеть Филиппа Уиткомба. Как Ливингстон ни старался понять характер, настроения подростков, он уже был не в силах. Даже в кошмарах комиссар не мог себе представить, что его пятнадцатилетняя дочь, например, вдруг влюбилась в такого, как этот Филипп. Комиссар живо вообразил, как дочь брезгливо скривила бы от одного такого предположения губы, как произнесла бы презрительно: “Да не дай Бог!” При этом даже Филипп, — готов был признать Ливингстон, — выглядел много лучше всех этих питекантропового вида рок-звезд, чей в общем-то очень однообразный внешний вид был растиражирован на постерах, закрывавших почти все стены в комнате Девины.

В последний раз Атену Пополус видели в баре “Бул энд Беар”, что расположен рядом с железнодорожной станцией. Не нашлось ни одного свидетеля, который мог бы подтвердить, что она действительно села на поезд в тот вечер. Это, правда, не говорило и об обратном. По вечерам в пятницу великое множество оксфордских студентов садятся в лондонские поезда. Теперь все же наиболее правдоподобная версия случившегося выглядела так: даже если Атена и собиралась отправиться из Оксфорда на поезде, с ней все же что-то произошло именно на пути от бара до железнодорожной станции.

Ворота поместья Экснеров были открыты. Ливингстон свернул на изогнутой формы аллею, проехал к дому и остановил автомобиль перед парадным входом. Комиссар нажал на кнопку звонка и вдруг почувствовал, как напряглись его мышцы, обострились чувства. Примерно сорок восемь часов назад он впервые подошел к этим дверям, чтобы провести первый допрос одноклассников убитой Атены Пополус. Компаньонка леди Экснер, Пенелопа Этуотер, знать не знала эту Атену, но вскоре именно после того визита комиссара в Ллевелин-холл кто-то попытался отравить ее. Почему? Есть ли какая-то связь между двумя преступлениями? Если есть, то что это может быть за связь?

Дверь открыла служанка. Ливингстон запомнил ее имя еще с первого своего посещения Ллевелин-холла: Эмма Хорн. Комиссар проверил все, что было о ней известно полиции. Работала она в Ллевелин-холле во вторую половину дня ежедневно и делала это последние двенадцать лет. Ее тетушка была экономкой у сэра Джилберта, а потом осталась с леди Экснер вплоть до своего ухода на пенсию. Когда это случилось, прислуживать в доме Экснеров взялась Эмма Хорн. Внимательно вглядевшись в тощее, даже костлявое лицо женщины, Ливингстон не мог не отметить в нем явные признаки тонкого, сметливого ума, вот почему комиссар твердо решил, что до ухода из этого дома ему весьма полезно будет заскочить на кухню и поболтать по душам с мисс Хорн.

В ответ на вопрос полицейского Эмма сообщила, что профессор Уиткомб и мисс Твайлер находятся на задней террасе особняка и ожидают комиссара.

Задняя терраса, как и все остальное в этом доме, явно нуждалась в свежей покраске. Мебель состояла из дряхлого вида дивана-качалки и столь же потрепанных кресел, а также круглого стеклянного стола, заваленного пачками старых газет. Вэл Твайлер лежала на диване, большим пальцем ноги она упиралась в пол и таким образом немного раскачивалась. Нельзя сказать, что при этом конструкция внушала уверенность в безопасности данного предприятия. На Вэл была юбка цвета хаки и такого же оттенка блузка, что напоминало Ливингстону униформу какого-нибудь подразделения девочек-скаутов. В скауты, кстати, дочка комиссара наотрез отказалась вступать. Вошедшему полицейскому Вэл улыбнулась скорее вежливо, чем радушно.

Что же касается Филиппа Уиткомба, то он был откровенно расстроен. Его светлые волосы стояли торчком, словно он забыл причесаться этим утром. Колени его легких голубых хлопчатобумажных брюк имели свежие отпечатки грязи, значит, и сегодня он провозился какое-то время в саду. Филипп не переставая облизывал губы. Ровные черты его лица по-прежнему не заслуживали внимания.

— Инспектор, я просто потрясен. Ливингстон никак не отреагировал на такое вступление.

— Пенелопа позвонила мне из госпиталя после вашего ухода. Я уверен, что это просто ошибка медиков. Неужели вы сами можете серьезно предполагать, что кто-то захотел отравить эту женщину? Я слышал, у нее постоянно бывают всякие проблемы с желудком…

— Возможно, но столь серьезного происшествия с ней не бывало никогда, — мягко возразил Ливингстон.

— Но во имя чего кто-то вдруг захотел сделать такое? — В голосе мисс Твайлер прозвучали нотки недоверия и даже презрения. — Это просто не укладывается в голове!

— Пожалуй, это действительно именно так и выглядит, — согласился Ливингстон. — Поэтому я хотел бы попытаться найти всему происшедшему некое простое объяснение. Если, конечно, такое объяснение можно найти. Видите ли, коли никто больше из гостей не заболел в тот вечер.., отведав… э-э…

— “Вкусняшек”? — подсказал Филипп.

— Да, именно их. Так вот, я согласен с тем предположением, что мисс Этуотер вполне могла по неосторожности добавить чего-то не того в приготавливаемое блюдо, но, раз уж никто больше в тот вечер не отравился, это заставляет предполагать несколько иной ход событий: отравляющее вещество было добавлено именно в те шесть или семь бутербродов, которые мисс Этуотер отнесла себе в спальню, чтобы ими потом полакомиться на ночь глядя. В этой связи я, кстати, хотел бы осмотреть комнату мисс Этуотер.

Ливингстону показалось, что выражение лица Филиппа изменилось. Теперь он выглядел уж не столько расстроенным, сколько раздраженным.

— А мне показалось, что тот обыск, который провели вчера ваши люди, был достаточно доскональным и тщательным.

— Видите ли, профессор Уиткомб, когда нам сообщают из госпиталя, что в организме пациентки обнаружены признаки яда, мы обязаны предпринять самое тщательное расследование по этому поводу. Кроме того, сегодня лаборатория больницы сообщила нам, что и в крошках бутербродов, найденных в кровати Пенелопы, также найдены следы мышьяка. Так что, если вы не возражаете, я бы предпочел осмотреть место происшествия лично.

— Конечно, к-к-конечно. — Филипп открыл дверь и позвал Эмму.

“Мне повезло”, — подумал Ливингстон: ни Уиткомб, ни Твайлер явно не намеревались сопровождать его в комнату Пенелопы. Комиссар поднялся по винтовой лестнице на второй этаж. Это далось ему нелегко, дыхание стало тяжелым и неровным.

Постеленный на лестнице ковер был порядком истерт, на стенах отсутствовали целые куски обоев.

Эмма заметила критический взгляд комиссара.

— Этот дом совсем уже почти развалился, — осуждающе проговорила она. — Херсел не хотела тут ничего улучшать при сэре Джилберте. Филипп же практически такой же: он совершенно не замечает того, что все вокруг него просто рассыпается по частям.

Поднявшись по лестнице до самого верха, они повернули направо. Первой шла Эмма.

— Все спальни находятся по правую сторону дома, — сообщила Хорн. — Первая на нашем пути — спальня леди Экснер, вторая — Филиппа, третья — гостевая спальня. Предпоследняя в коридоре — комната Пенелопы. Самая последняя дверь — туалет.

— Туалет?! — удивился Ливингстон. — Неужели даже у леди Экснер нет своего туалета в комнате?

— Нет, — коротко ответила Эмма, продолжая идти по коридору чуть впереди комиссара в направлении спальни Пенелопы. — Любой другой давно бы уже переоборудовал под туалет и ванную один из огромных стенных шкафов или же гостевую спальню, но то, что было хорошо для неприхотливого сэра Джилберта, оказалось подходящим и для его супруги. Для нее все это не так важно. Леди Экснер и Пенелопа не против того, чтобы пользоваться одним туалетом. Есть еще два туалета в другом крыле здания и еще два — на первом этаже, но функционирует фактически только этот. “Наша госпожа” наконец-то соизволила начать ремонтные работы в доме, но до их завершения, наверное, пройдет еще несколько месяцев.

Они вошли в комнату Пенелопы и остановились на пороге. Кровать была убрана. Багаж, который обитательница намеревалась взять с собой на корабль, лежал в одном из углов. Из платяного шкафа торчали кончики каких-то частей женского туалета. Ливингстону вдруг показалось, что он попал в брошенный магазинчик подарков: по всей комнате были раскиданы разных размеров и форм плюшевые мишки. С порога комнаты были прекрасно видны кровать и ночной столик рядом с ней.

Ливингстон сделал шаг обратно в коридор.

— Так вы говорите, что во время нашей здесь встречи с бывшими выпускниками колледжа, любой, кто пожелал бы сходить в туалет, должен был бы подняться сюда и идти в конец этого коридора? — Комиссар ткнул пальцем вправо от комнаты Пенелопы.

— Именно так, сэр. Смешно, не правда ли? Вы, наверное, знаете, как дорого стоит это имение. Одна гостиничная компания до сих пор упрашивает леди Экснер продать хотя бы половину дома. В общем, она заработала бы таким образом большие деньги, на которые можно было бы все тут отремонтировать должным образом и радоваться жизни в чистоте и уюте. Но ей этого не надо, как и Филиппу. Он такой же! Он только и думает о своем саде! Хотя, должна признать, что с годами Филипп все же начинает в большей степени осознавать необходимость комфорта.

— Что ж, в этом он прав. — Ливингстон вернулся на несколько шагов назад, потом пошел по коридору мимо комнаты Пенелопы так, точно он направлялся в сторону туалета. Комиссар давно знал, что проходящий мимо открытой двери человек, повинуясь инстинкту, неизменно заглядывает в эту дверь. А это значит, что все, кто были здесь в воскресенье, захотели вдруг пойти в туалет, могли видеть украденные Пенелопой “вкусняшки”, сложенные на ее ночном столике у кровати. Комиссар быстро осмотрел комнату и вернулся вниз. При этом он уже был абсолютно уверен в том, что знает, как все могло быть сделано. Однако это никак не продвинуло его к установлению причин происшедшего.

Когда Ливингстон вновь оказался на террасе в обществе Филиппа и Вэл, он тут же понял, что в его отсутствие они ссорились по какому-то поводу. Обычно бледное лицо Филиппа приобрело пурпурный оттенок, он страшно хмурился, что делало его лоб еще более морщинистым и подчеркивало и без того постоянно присутствовавшее на лице профессора выражение некоей научной сосредоточенности. “Правда, сейчас, — решил Ливингстон, — он похож, скорее, не на сосредоточенного, а на очень рассерженного научного работника. Или же просто таковым прикидывается”.

Валери Твайлер рассерженной не выглядела. Скорее была просто на взводе. Сидела она, подавшись всем телом вперед, сцепив руки, неотрывно глядя в глаза Уиткомба. Она как бы даже и не заметила возвращения комиссара и проговорила:

— Филипп, дорогой мой. Я представляю, насколько это должно быть ужасно и отвратительно для тебя, но ты должен все же признать, что все это вполне так могло и быть. Вместо того чтобы заставлять Ливингстона вести все эти бесперспективные поиски потенциального убийцы, мы должны просто-напросто покончить со всей этой чушью самым решительным и скорым образом.

— Но, Вэл, я д-д-думаю, что это будет нечестно. “Неужели никто из них так и не услышал звука моих шагов? — подумал Ливингстон. — Или же все это они сказали специально для того, чтобы я услышал. А, может, я все же ошибаюсь?”

— Я, наверное, должен был шагать громче, — сказал комиссар, заметив, что оба они теперь смотрели на него несколько смущенно и испуганно. — Я не мог не подслушать то, что вы сейчас сказали друг другу. И я настоятельно предлагаю вам следующее: если у вас есть сведения, которые могли бы пролить свет на совершенное преступление, ваш долг — сообщить их мне.

— Филипп. — Твайлер протянула руку и коснулась ею плеча жениха.

— Ладно, рассказывай, если считаешь нужным, но, инспектор… — Филипп поднялся и сунул руки глубоко в карманы брюк. — Вы должны будете сохранить все это между нами. Я имею в виду то, что вы не станете возбуждать уголовное дело против восьмидесятилетней женщины, не правда ли?

— Против восьмидесятилетней женщины? — Ливингстон не смог скрыть своего удивления.

— Э-э-э… — Филипп покачал головой. — Конечно, для нее это было нечто вроде шутки, в общем… Я д-д-даже не знаю.

— Филипп, позволь мне. — Вэл повернулась к Ливингстону. — Инспектор, как много мышьяка было найдено на этих “вкусняшках” и как много потом обнаружили в организме Пенелопы?

— Совсем немного, — сказал Ливингстон.

— Конечно же, не так много, чтобы убить ее.

— Убить? Ну, не знаю, это сложно определить. Вы не должны забывать, что мисс Этуотер — женщина весьма полная, которая не особо следит за своим здоровьем. У нее частые пищеварительные проблемы, повышенное артериальное давление, достаточно изношенное сердце, очень высокое содержание холестерина в крови. Так что даже от достаточно слабого отравления она смогла получить сердечный приступ, и в этом случае тот, кто добавил мышьяк в ее “вкусняшки”, вполне мог оказаться виновным в ее смерти. К счастью для этого человека, мисс Этуотер все-таки выздоровеет. Так что же вы хотели мне сообщить?

— Леди Экснер очень хотела поехать в это морское путешествие без Пенелопы. Честно признаться, Пенелопа в последнее время стала страшно действовать на нервы леди Экснер. В последнее время они много путешествовали вдвоем, и если в каких-то аспектах их компаньонство продолжало давать желаемые результаты, то в других — стало очевидным образом деградировать Пенелопа с годами начинает есть все больше и больше. За последние десять месяцев она поправилась килограммов на двенадцать. Вероника вообще говорит, что именем мисс Этуотер надо было бы назвать какой-нибудь агрегат по производству продуктов питания.

На прошлой неделе Вероника ходила с Филиппом в сарай, где у него теплица. Так вот у Филиппа там стоит баночка с мышьяком. На ней так и написано большими буквами: “Мышьяк”. Увидев ее, Вероника так и сказала, что в следующий раз, когда Пенелопа сделает эти свои “вкусняшки”, она, вполне возможно, добавит в них чуточку мышьяка. И тогда, бегая всю ночь в туалет и обратно, Пенелопа будет иметь время хорошенько подумать над своим поведением.

— Неужели вы действительно считаете, что…

— Конечно, нет. Все это ерунда, — вступил в разговор Филипп. — Она просто пошутила. Вэл, я и тебе обо всем этом рассказал, как о шутке. Вероника не могла серьезно подумывать о чем-либо подобном.

— Я знаю, что она шутила. Но в воскресенье утром, когда Пенелопа отправилась на службу в церковь, Вероника сказала, что для ее племянниц будет большим бременем общение с Пенелопой в течение целого месяца. И опять заговорила о том, чтобы отправить Пенелопу куда-нибудь в отпуск одну, а самой поехать в Штаты. Филипп и слышать об этом не хотел. А потом, когда Пенелопу срочно отправили в госпиталь, Вероника сказала что-то вроде того, дескать, очень расстроена по этому поводу, но все же в жизни, как говорится, нет худа без добра. Вот и сейчас, как она и желала, сможет отправиться в Нью-Йорк одна и при этом никого не обидит.

— Да, но ведь Пенелопу, благодаря вашей настойчивости, заменила Риган Рейли, — уточнил Ливингстон.

— Правильно, — согласился Филипп, — но против этого как раз моя тетушка совсем не возражала. Она считает Риган веселой, славной девушкой, с которой ей предстоит ехать всего лишь до Америки, так как потом заботу о тете примут на себя ее племянницы. Я, кстати, предупредил Риган, что в своем поведении тетушка может быть абсолютно непредсказуема, а потому и следить за ней необходимо, как за ребенком.

— Иными словами, как вы видите, Вероника добилась того, чего хотела, — настаивала на своем Вэл.

— Да, я понимаю. — Ливингстон подошел к перилам, ограждавшим края террасы, и оглядел открывающийся перед ним строгой формы сад. Его просто поразило то, что он увидел. И хотя комиссар не был любителем садов (более того, их вид наводил на него смертную тоску), он понимал, сколько сил и старания должно было уйти на достижение столь правильных, изысканных линий клумб. — Как говорится, плоды труда, вдохновленного любовью к природе. Для меня это очевидно, — сказал Ливингстон.

— У нас в год происходит три цветения, — сообщил Филипп, становясь рядом с инспектором. — Я очень люблю работать собственными руками, чувствовать землю под пальцами, видеть первые ростки своих посадок.

Ливингстон посмотрел на профессора, потом проследил за его взглядом. К своему удивлению, он отметил, что Филипп смотрел вовсе не на цветочные клумбы, а поверх них, туда, влево, где начинался лес и откуда доносились звуки стройки. Именно там и были обнаружены останки Атены Пополус.

Филипп почувствовал на себе оценивающий, внимательный взгляд комиссара и забеспокоился.

— Я не против того, чтобы выпить чашечку чая, — объявил он, — а как вы, инспектор?

Приглашение отведать чаю прозвучало не самым радушным образом, однако Ливингстон, не задумываясь, принял это приглашение. При этом он не мог не заметить, что его согласие не понравилось Филиппу.

— Я попрошу Эмму приготовить чай. — Вэл поднялась с дивана. Она явно разделяла недовольство Филиппа по поводу затянувшегося присутствия комиссара в их доме.

Когда Вэл ушла с террасы, Ливингстон сказал:

— Профессор Уиткомб, я кое-что должен у вас спросить и хотел бы сделать это в отсутствие мисс Твайлер. Мне опять сказали, что, по мнению некоторых, Атена Пополус была по-девичьи влюблена в вас. Прошу вас быть со мной предельно откровенным. Не преследовала ли она вас когда-либо и в какой бы то ни было форме, не пыталась ли вам открыться, признаться в своей любви?

Филипп покраснел.

— Н-н-никоим образом! Я бы п-п-просто ни за что бы на это не пошел.

— Все же она как-то выделяла вас из всех остальных? — быстро среагировал Ливингстон.

— Д-д-дело в том, что она постоянно ездила на велосипеде мимо нашего дома по в-в-воскресень-ям во второй половине дня. Она выбирала именно то время, когда я работал в саду. И это, признаюсь, здорово меня раздражало.

— А как часто она проезжала на велосипеде мимо вашего особняка? И часто ли останавливалась?

— Несколько раз это случалось. Я попытался п-п-прекратить это тотчас же. Мне ее было даже жалко. Она выглядела т-т-такой н-н-несчастной. Наверное, мне надо было бы вести себя с ней пожестче.

— Профессор, прошу вас, поймите. Мои вопросы имеют простую цель: выяснить, могла ли Атена Пополус довериться вам или попытаться довериться, рассказав вам о какой-нибудь несчастной любовной истории или проблеме, с которой могла столкнуться. Все это помогло бы нам найти ее убийцу.

Филипп нервно закусил губу.

— Когда ей удавалось зажать меня где-нибудь в углу, она неизменно начинала твердить про то, что никак не может п-п-пережить гибель своей тетушки. Естественно, я не мог не выслушать ее причитаний. Я ей говорил, что для нее лучше было бы побольше общаться с другими студентами… подружиться с кем-нибудь и именно ему доверить свои тайные переживания. Когда же я ей сказал, что нам неудобно будет встречаться вне стен колледжа, она просто проигнорировала мое замечание и в следующий раз явилась как ни в чем ни бывало. В общем и целом она так подлавливала меня раз пять или шесть, когда я работал в саду перед нашим домом.

— И последний раз вы видели ее?..

— В воскресенье н-н-накануне ее исчезновения.

— А почему вы не рассказали мне все это, когда в прошедшую субботу Клер Джеймс вдруг заявила, что Атена была в вас влюблена?

— Да потому что я-то совершенно не был влюблен в эту девушку, и вся эта история была мне страшно неприятна.

— Видите ли, неприятно вам что-то или нет, это не должно играть роли в расследовании убийства. Профессор, я бы хотел попросить вас попытаться припомнить хотя бы один из ваших разговоров с Атеной Пополус, в ходе которого она могла говорить вам о своих жизненных планах в тот момент. Я бы вам был за это весьма признателен. А вот мисс Твайлер и мисс Хорн с нашим чаем. Но, к сожалению, боюсь, что я уже не могу больше с вами оставаться.

Ливингстон принялся извиняться перед Вэл, прекрасно понимая, что извинения его были совсем не нужны. Уже в машине, подъезжая к воротам поместья, он еще раз взвесил свои дальнейшие шаги. Ему страшно хотелось заехать в лабораторию и выяснить, не появилось ли нечто интересное для следствия в результате исследования останков Атены. С другой стороны, надо было еще успеть поговорить с директором колледжа “Сент-Поликарп”.

В итоге разговор с директором “перевесил”

* * *

Ливингстон всегда считал, что Реджинальд Крейн обладал всеми необходимыми качествами директора колледжа. В конце концов, “Сент-Поликарп” был всего лишь колледжем с годичной программой обучения. Студенты приезжали сюда на какие-нибудь месяцы и потом уезжали навсегда. Некоторые из них буквально купались в созданной здесь культурной атмосфере. Другие же, как, например, Атена Пополус, приезжали сюда против своей воли и никогда особо не участвовали в жизни города, который окружал их учебное заведение Реджиналд Крейн был прекрасно осведомлен о недовольстве студентов узкими неудобными кроватями, протертыми одеялами и дряхлой мебелью колледжа. Все жалобы он гордо отметал.

— Надо учить жизни всех этих избалованных подростков, — доверительно сказал он однажды Ливингстону. — У меня и так бюджет невелик, так что лучше потрачу его на организацию для моих студентов дополнительных курсов обучения.

Другой человек, наверное, был бы удручен бесконечной сменой состава учеников колледжа и невозможностью из-за этого создать, воспитать у студентов хоть сколько-нибудь сильный корпоративный дух, наподобие того, что существует в колледжах или институтах с четырех — или более годичной программой образования. А вот Реджинальд Крейн не впадал в отчаяние, работал, и в результате многие из его студентов действительно приходили потом в колледж, чтобы поучаствовать в торжествах, например, по случаю десятилетия своего выпуска. Хотя никто их не заставлял этого делать. Когда бывшие ученики возвращались в колледж через десять лет после выпуска, они, безусловно, отпускали всякого рода колкости в адрес “Сент-Поликарпа”: дескать, более удобным, современным он так и не стал. При этом, видимо, все же большинство из них не могли не признать, что за год в этом колледже они приобрели некий новый жизненный опыт. Крейн сумел собрать в колледже действительно прекрасный преподавательский состав. И это — при отсутствии здесь достаточно высоких заработков.

Ливингстона провели в личный кабинет Крейна, обитую деревом комнату, заставленную книжными полками, что однозначно говорило об интеллектуальном, умственном труде хозяина.

Крейну только что стукнуло шестьдесят. Похож он был, как считали, на градусник: тонкая, словно карандаш, фигура, худое лицо и огромная шапка седых волос.

Ливингстон извинился за неожиданное вторжение.

— Не люблю вот так просто вламываться к людям без предупреждения, — начал объяснять он, устраиваясь в весьма удобном кресле рядом с рабочим столом Крейна. За годы своей работы в Оксфорде они с Крейном успели здорово подружиться.

— Разве вы вламываетесь, Найджел, — успокоил его Крейн, — просто вы заявляетесь без спросу и без телефонного звонка, а все потому, что занимаетесь делами, не терпящими отлагательств. Крейн откинулся на спинку стула и сцепил перед собой кисти рук, с длинными пальцами и синими взбухшими жилами. — Как выражаются мои американские студенты: “Чего надо?”

Ливингстон решил сходу перейти к делу безо всяких там преамбул.

— Я хочу, чтобы вы мне честно и совершенно конфиденциально изложили свою точку зрения на то, что представляет из себя Филипп Уиткомб.

Крейн немного пожал плечами.

— Совершенно конфиденциально?

— Конечно.

— Тогда должен сказать, — медленно протянул Крейн, — что так вот просто изложить свою точку зрения у меня не получится. Он хороший, даже очень хороший учитель. Знает предмет, любит его. Он просто становится другим человеком, когда начинает обсуждать поэзию или читать стихи. При этом вокруг него возникает некая аура. Ее даже, кажется, иногда видно, эту ауру. Что, наверное, не так уж и хорошо для учеников. Тем более, что поэты тоже были людьми смертными. Сомневаюсь, что они сами своим стихам придавали столько звучания, столько чувств, сколько придает им Филипп, когда читает. Но я знаю точно: некоторым студентам, которым едва доступны были поначалу элементарные рифмы детского сада, он сумел передать знание тех вещей, которые, собственно, и дают людям возможность понимать, почему одно произведение является классикой, а другое — нет Вот за это я весьма благодарен Филиппу и думаю, столь же благодарны должны быть ему и его студенты.

С другой стороны, вне класса я нахожу его достаточно скучным, неинтересным человеком. Он и говорить-то толком не может — краснеет, заикается. Да все время пропадает в своем саду… Я даже уверен, что он и от еды-то вообще отказался бы, лишь бы ему дали возможность круглосуточно заниматься выращиванием цветочков. Даже представить себе не могу, как это он умудрился оказаться помолвленным с этой девушкой. Наверное, это именно Валери занималась ухаживанием, а вовсе не он.

— Мне тоже так показалось. — Ливингстон хорошенько подумал прежде, чем задать следующий свой вопрос. — Если Филипп так здорово ведет свои уроки, то, должно быть, случалось, что кое-кто из его студентов влюблялся в него?

Лицо Крейна помрачнело.

— В последнее время такого не случалось.

— В последнее время? — Ливингстон сделал акцент именно на этих словах директора. — Что вы имеете в виду, говоря “в последнее время”?

Директор явно пожалел, что высказался слишком уж откровенно.

— Может быть, я и не прав. Мне, вероятно, не надо было об этом упоминать. Ведь все это произошло достаточно давно. Одиннадцать лет тому назад, если быть точным. Филипп тогда был совсем молодым человеком, ему едва перевалило за тридцать. Так, кажется. Одна студентка принялась ходить за ним буквально по пятам. Ему это польстило, и он, насколько я могу судить, провел кое-какое время с ней… наедине. В общем, он совершил нечто совершенно недопустимое для учителя. В “Сент-Поликарпе” всякие личные взаимоотношения между преподавателями и учащимися строжайшим образом запрещены. В любом случае, Филипп скоро устал от той девушки, она ему надоела, и он стал избегать ее. Можете себе представить, что я испытал, когда она как-то прибежала ко мне в кабинет и объявила, что беременна от него.

Ливингстон даже присвистнул. — Это оказалось правдой?

— Нет. Она вообще была очень эмоциональной, даже немного истеричной девушкой. К счастью, с подобными же обвинениями она уже выступала против учителя в одной из своих прежних школ. В любом случае, мне не составило труда добиться от нее правды. Ее взаимоотношения с Филиппом, оказалось, ограничивались велосипедными прогулками и пикниками. Но даже в этом случае могла бы произойти большая неприятность для школы, даже скандал, если бы она продолжала упорствовать в своих обвинениях. Я чуть было не уволил Филиппа, но он очень не хотел терять эту работу. Умолял меня оставить его. Да вы и сами понимаете, что здесь он на своем месте. Эта работа для него. Он преподает предмет, который любит, у него куча земли, чтобы там выращивать свой любимый сад, и, наконец, он определенно является прямым наследником леди Экснер.

— Пожалуй, так оно и есть, — согласился Ливингстон.

— Я предупредил его весьма категорично, что, если обнаружится еще хотя бы намек на его связь с какой-нибудь из студенток, он будет немедленно уволен. И в этом случае получит самые отрицательные характеристики.

— Понятно. А вы уверены, что тот эпизод имел место одиннадцать лет тому назад.

— Совершенно в этом уверен. Я точно это помню, потому что все это происходило как раз за год до исчезновения этой девушки Пополус. Дело в том, что когда все вокруг только и говорили о “греческой девушке, которая сбежала из школы”, я думал о том, что, вероятно, “Сент-Поликарп” вообще прикрыли бы, если бы узнали, что за год до этого исчезновения одна из студенток чуть не забеременела от учителя, во всяком случае, утверждала, что беременна именно от учителя. Как бы то ни было на этой неделе мне уже несколько раз звонили журналисты из разных газет с просьбой прокомментировать обнаружение останков Атены Пополус. — Директор внимательно посмотрел на Ливингстона. — Я понимаю, что вы не можете рассказать мне причины своего интереса к Филиппу, но надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что я — лицо ответственное. Отвечаю за пять сотен своих учениц, так что, вероятно, вам стоит подумать, не следует ли рассказать мне, что именно тут у нас происходит.

Ливингстон ответил, не колебавшись ни секунду. Он понимал, что директор колледжа все еще имеет основания немного сердиться на Филиппа за тот давний скандал, который мог нанести существенный вред престижу “Сент-Поликарпа”. Сколь-либо существенных доказательств в отношении Филиппа комиссар не имел, а без них, по его убеждению, было бы несправедливо с его стороны говорить о существовании каких-либо близких взаимоотношений преподавателя с Атеной Пополус.

— Пока мы ведем обычного порядка выяснение обстоятельств происшествия, — сказал Ливингстон.

Сардоническая ухмылка директора дала понять комиссару, что его термин “выяснение обстоятельств” вряд ли послужил должной маскировкой для совершенно целенаправленного расследования, касавшегося фигуры Филиппа, которым Ливингстон сейчас занимался. Уходя, инспектор во второй раз за сегодняшний день ясно почувствовал, что собеседникам мало понравилась его компания.

Когда Ливингстон добрался до полицейского участка, ему сообщили, что дело Пополус получило некоторое развитие. Карманы пиджака Атены были обшиты непромокаемой тканью. В одном из этих карманов оказалась дырка. Под подкладкой эксперты обнаружили спичечный коробок в форме книжечки с эмблемой бара “Бул энд Беар”. Коробок хорошо сохранился. Сохранились и написанные на его внутренней стороне две латинские буквы В и А, а также цифры — 3, 1 и 5.

Ливингстон проследовал в свой кабинет, уселся за стол и устало потер лоб. Атена Пополус заходила в бар “Бул энд Беар” в вечер своего исчезновения. Написала ли она все это на спичках в тот самый вечер или же сделала это за много месяцев до своей гибели, а спички потом просто провалились за подкладку да так там и пролежали? Что означают буквы и цифры? Может быть, чьи-то инициалы и время встречи? Или же они составляют часть регистрационного номера машины?

Как бы то ни было Ливингстон чувствовал, что попавшая к нему информация имеет отношение к исчезновению девушки и ее смерти.


В море

Вероника схватила с тумбочки программу развлекательных мероприятий на этот день и вернулась к своей кровати.

— Риган, нам надо поскорее определиться с тем, в каком из этих мероприятий мы будем участвовать сегодня. Сейчас без пяти одиннадцать, а тут как раз несколько интересных вещей начинается именно в одиннадцать.

— Так что они нам предлагают, Вероника? — с показным интересом спросила Риган. Сама она при этом мечтала лишь об одном: поскорее развалиться на нижней палубе в шезлонге рядом с бассейном и почитать книжку или понаблюдать за прочими пассажирами, временно помещенными вместе с нею в единое пространство, называемое “Куин Гиневер”.

— Посмотрим. Есть лекция по правилам бриджа, которая меня совершенно не может интересовать… есть лекция по компьютерам. Мне она тоже никак не пригодится… Беседа со специалистом о том, как на ранних стадиях предотвратить появление мозолей на ногах… Ну, это я просто не вынесу, да еще и накануне обеда. А! Вот то, что нам надо! Семинар о различиях систем финансового менеджмента. Как говаривал сэр Джилберт, деньги не могут купить тебе счастье, но все остальное, во всяком случае, они купить могут. — Вероника рассмеялась, вскочила с кровати и вновь потянулась к своему любимому пузырьку с лаком для волос.

— Я вообще-то мало что понимаю в этих финансовых вопросах. Филипп нанял для меня бухгалтера, который и ведет все мои счета. Но, видимо, пришло время и мне кое в чем разобраться. Вероятно, это единственная лекция, которая заинтересует в большей степени пассажиров-мужчин, чем женщин.

— Так вот оно в чем дело, Вероника! — поддразнила свою компаньонку Риган. Она распахнула дверь на террасу и подставила лицо ярким солнечным лучам.

— Ну да, почему же нет?.. А потом мы сможем пообедать в “Лидо Дек” и далее пойти на сеанс медиума-предсказательницы, — продолжила Вероника. — Уже несколько астрологов делали схемы моей будущей жизни, но тем не менее я всегда с удовольствием обращаюсь за новым взглядом на мое будущее. А затем у нас есть в четыре-тридцать игра в бинго в “Найтс Лаунж”.

Столь подробно расписанный план на предстоящий день живо напомнил Риган времена, проведенные в лагерях скаутов. Двадцать лет тому назад она и ее подружка Селли были однажды сурово отчитаны командиром скаутского отряда за то, что потратили недопустимо много времени, значительно больше отведенного соответствующей нормой, на сбор в лесу хвороста для костра, на котором скауты собирались готовить похлебку. Когда же отряд вернулся на базу, этот командир прямо на автобусной остановке отозвал Нору и Люка в сторону и с возмущением сообщил им, что Риган совершенно не умеет собирать хворост для костра и что это, в свою очередь, поломало всю программу похода: не позволило отряду до сумерек обустроить отхожее место. При этом именно Риган была одной из двух самых удачливых продавщиц пирожных, которые скауты готовили сами, а потом продавали на улицах в благотворительных целях. Второй из продавщиц-чемпионок, кстати, была крошечная занудливая девчонка, которая не переставала вопить, что Риган поступает нечестно, потому что свои пирожные продает на входе в похоронные конторы отца, куда люди приходят в силу обстоятельств. Риган ничего нечестного в этом не видела и считала, что ей просто в тот раз повезло: дело в том, что неделя продажи пирожных пришлась как раз на то время, когда пышно и многолюдно хоронили очередного представителя семейства Шеа.

К приходу Вероники и Риган в конференц-зале на семинаре по финансовым вопросам сидели человек двенадцать. Люди продолжали подходить. Вероника прямиком направилась в первые ряды. В зале был и Люк. Он вовремя отвернулся, успев подмигнуть Риган.

— Мне кажется, что этот симпатичный мужчина пытается ухаживать за тобой, — прошептала Вероника.

“От нее ничего не скроешь”, — подумала Риган. Они с Вероникой заняли два места в первом ряду. Люк разместился сзади них. Риган могла даже расслышать, как он то и дело начинал сдавленно хихикать. “Ладно, папочка. Я тебе еще отомщу. Ты у меня еще посмотришь”.

Через главную дверь в зал торжественно вошли под ручку Марио и Иммакулата. Они степенно поприветствовали всех собравшихся.

— И вы сюда пришли, чтобы, как и мы, выяснить наилучший способ потратить свои проездные чеки? Угадал? — Марио широко усмехнулся. — Моя дражайшая супруга и я вчера выиграли несколько лишних долларов в местном казино и теперь вот решили разузнать, как нам лучше всего их вложить.

— Сумма-то была приличная. Но от выигрыша осталось доллара три. — Иммакулата вся просто сияла, торжественно поднимая над головой свою огромную хозяйственную сумку. — Видите ли, Марио купил мне кое-какие новые вещички там, на верхней прогулочкой палубе. Я еще хотела кое-что взять для Консепсьон и для Марио Третьего, но Марио Старший категорически запретил мне это делать. Он хотел обязательно весь выигрыш потратить на меня одну.

— Прошу всех занять свои места! — Молодой блондин в очках и темном костюме стиля “Братьев Брукс” принялся раздавать всем присутствующим какие-то брошюры. Затем он представился: — Меня зовут Норман Беннет. Я — консультант по финансовым вопросам и менеджер по инвестициям вкладов. В течение следующих нескольких дней я постараюсь помочь вам в определении ваших возможностей по капиталовложениям.

Вероника склонилась к Риган и хорошо поставленным театральным шепотом, различимым в самых дальних уголках зала, объявила:

— Он довольно симпатичный, наш лектор. Правда, Риган? Может быть, он здесь еще и без спутницы?

Смутившись, Риган опустила взгляд и принялась ожесточенно перелистывать анкету, вложенную в брошюру. При этом она вдруг подумала: “Вообще-то я и представления не имею о том, что сама думаю о состоянии американской экономики, о ее долгосрочных перспективах. Моих знаний и упорства едва хватает на то, чтобы правильно платить свои налоги. А что если я вдруг унаследую сегодня, скажем, миллион долларов? Что я тогда сделаю с этим миллионом? — продолжала размышлять Риган. — Наверное, найму гидроплан, который в тот час же заберет меня с этого корабля”.

Она оглядела аудиторию, пытаясь понять, кто еще явился сюда, кто жаждет понять хитросплетения финансовой науки. То тут, то там на глаза Риган попадались молодые супружеские парочки, явно находившиеся на корабле в свадебном путешествии. В целом Риган вынуждена была признать правоту Вероники: большинство присутствующих, то есть три четверти аудитории, составляли мужчины. Тут Риган вновь встретилась взглядом с Люком. Он исподтишка улыбнулся дочери и незаметным жестом показал в сторону Нормана Беннета. Было ясно, что он тоже услышал оценку, данную Вероникой знатоку финансовой науки.

Вероника вдруг прошипела прямо в ухо Риган:

— Риган, дорогая, господин Беннет вот-вот начнет свою лекцию. Прошу тебя, послушай, что он будет говорить.

“Подумать только! Я просто сгораю от любопытства!” — ответила про себя Риган. Тут она заметила, что в зал вошел еще и Камерон Хардвик. Он устроился где-то в последнем ряду. Наверное, он здесь просто для того, чтобы проверить, все ли знает из того, что могут знать другие представители его профессии.

Норман Беннет прокашлялся.

— Правильное определение целей капиталовложений, когда речь идет о крупных объемах финансовых средств, не только имеет большое значение, но и является жизненно важным. Да, именно жизненно важным. Несмотря на это, история говорит нам, что осознание этой довольно простой истины пришло совсем не просто. Мешали многие предрассудки, основывавшиеся на…

“О, мой Бог. Неужели так и дальше пойдет!” — с ужасом подумала Риган.

Прошло полчаса. Лектор продолжал свой монотонный монолог, который прерывался лишь на короткие промежутки, в течение которых молодой человек рисовал на доске какие-то графики.

Все это время Вероника сидела на краешке своего стула, не спускала с лектора глаз и с энтузиазмом кивала, выражая свое решительное согласие с каждым его доводом или предположением. Риган же силилась не заснуть. Она пыталась сохранять на лице выражение внимания и интереса.

— А теперь перейдем к вашим вопросам, на которые я постараюсь ответить. Прошу вас не стесняться и, так сказать, попытаться использовать мои мозги себе на пользу. — Губы Беннета странно скривились в некоей мускульной конвульсии, отдаленно похожей на улыбку.

“Только бы никто не задал ему ни одного вопроса!” — молила про себя Риган. При этом она чуть слышно принялась притопывать каблуками по покрытому ковром полу аудитории. Вероника первой вскочила со своего места. — Господин Беннет, вы только что говорили о том, как выгодно можно использовать двадцатилетние облигации. Скажите, по вашему мнению, будет ли подобная форма капиталовложения разумной для человека такого преклонного возраста, как я?

Риган услышала, как кто-то из молодоженов захихикал, и резко обернулась на звук, чтобы выразить по этому поводу свое возмущение.

Беннет же тем временем вновь откашлялся.

— Видите ли, существует так много возможностей для прекрасного вложения капитала, что, прежде чем переходить к ответам на столь специфический, конкретный вопрос, как ваш, я хотел бы попросить вас заполнить анкету, которую я вам раздал, и вернуть ее мне. А уж потом, повторяю, мы займемся обсуждением конкретных проблем.

“Один — ноль в пользу Беннета”, — констатировала Риган. Следующий вопрос задал Марио Буттакавола.

— Вы рассказали кое-что весьма интересное о возможностях вложения капиталов в странах Восточной Европы. Я тоже слышал об одной крупной русской фирме, занимающейся производством грузовиков, которая также приглашает к сотрудничеству иностранных инвесторов. Как вы считаете, будет ли это надежным предприятием? — И не дав Беннету времени начать отвечать, продолжил: — Да, еще вот что. У меня тут появилась отличная идея, — просиял Марио. — Здесь есть один парень. Это Камерон Хардвик. Он сидит с нами за одним столом в ресторане. Так вот он действительно отличный эксперт в этих ваших финансовых вопросах. Может, вам стоит поспорить, высказать нам свою точку зрения. Вот это будет действительно очень интересно.

— Вы, очевидно, говорите о русской фирме “Борис и Ваня” — фирме грузовиков, которая решила последовать примеру одной из более крупных компаний и продать сорок девять процентов акций иностранным вкладчикам. Что ж, вы правы, мне и самому было бы интересно услышать, что по этому поводу может думать ваш эксперт, господин Хардвик. — Голос Беннета звучал искренне, заинтересованно.

Марио с видимым удовольствием продолжал развивать свою идею. Он явно был рад стать центром всеобщего внимания.

— Камерон только что вернулся из поездки, в, ходе которой занимался изучением рынка восточно-европейских стран, включая возможности для капиталовложений его частных клиентов. Что ты там выяснил, Камерон? Что скажешь? — спросил Марио, поворачиваясь лицом к задним рядам.

Все тоже повернули головы в ту сторону и уставились на Хардвика, который даже не приподнялся со своего места. От поставленного вопроса он попросту отмахнулся.

— Я лучше послушаю, что вы сами думаете по этому поводу.

Марио продолжал настаивать.

— Да брось ты, Камерон. Мы же не просим тебя рассказывать про своих клиентов, открывать их тайны. Хорошо, я спрошу тебя иначе. Как ты считаешь, стоит туда соваться?

Хардвик поднялся, подался вперед и ухватился руками за спинку стоявшего впереди него стула.

— Я работаю со своими клиентами один в конфиденциальном порядке. Вы сюда пришли, чтобы послушать господина Беннета. — При этих словах он даже попытался улыбнуться. — Так что прошу меня извинить. — С этими словами Хардвик вышел из зала.

Последовала неловкая пауза, которую прервал Беннет.

— По своему личному опыту я знаю, что подавляющее большинство моих коллег с превеликим удовольствием излагают свои взгляды на те или иные финансовые вопросы. Но мы должны с уважением отнестись к нежеланию господина Хардвика поступать таким же образом. Что же касается моей точки зрения, то…

Через десять минут, выходя из зала, Марио и Иммакулата подошли к Риган и леди Экснер.

— Интересно, этот Хардвик совсем придурок или нет? — возмущался Марио. — Знаете, я могу поспорить на миллион монет, что он и слыхом не слыхивал про эту русскую фирму. По-моему, этот парень либо тупица, либо врет, что он финансовый консультант.

Сильви долго бродила по ресторанам корабля, побывала в “Астолат Лаунж”, в “Найтс Лаунж”, в баре “Ланселот”. Только в зеркальном зале “Лидо Дек” она нашла тех, с кем так хотела пообщаться: Милтона Уанамейкера и вечно сопровождавшую его сестру Виолет Кон. Брат и сестра потягивали из красивых бокалов ярко-красные напитки, похожие на коктейль “Кровавая Мэри”. Только нарочито долго оглядывая зал во второй или третий раз, Сильви сумела поймать взгляд Милтона. Широко улыбнувшись, она ринулась к его столу, уверенно и быстро скользя между столиками.

— Вкушаете великолепную погоду, которую сегодня нам подарила природа? — спросила Сильви, кладя ладонь на спинку стула, стоявшего между местом Милтона и его сестры.

— Не совсем. Лечебный пластырь, что мне посоветовали прикрепить за ухом, ночью отвалился, и я проснулась в плохом самочувствии. Для меня вообще нет ничего хуже морской болезни. Я все еще не приспособилась к качке и чувствую себя не в своей тарелке, — принялась жаловаться Виолет.

“Я буду только рала, если это так и будет продолжаться”, — подумала Сильви. Милтон тем временем поднялся со своего места.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Выпейте что-нибудь с нами. — Одной рукой он отодвинул стул, предлагая даме сесть, другой подозвал официанта.

— Что вы будете пить, Сильви?

— То же, что и вы. Мне подойдет “Кровавая Мэри”.

— Ну, мы-то себе заказали безалкогольные коктейли, — заявила Виолет. При этом и ее тон, и выражение лица носили отпечаток некоторого недовольства.

— Тогда это называется уже не “Кровавая Мэри”, а “Страшный стыд”. Как вам не совестно! — весело отметила Сильви.

— Согласен, — живо поддержал ее Милтон. Когда подошел официант, он заказал две “Кровавых Мэри”, потом взглянул на сестру. — А как ты, Виолет?

— Я выпью обычного томатного сока, а то в твоем безалкогольном коктейле, Милтон, слишком много всяких приправ. В общем, все не так, вот и пластырь у меня ночью отлетел, и я…

Сильви заметила выражение отчаяния, появившееся на лице Милтона, когда он вдруг покорно поддержал сестру:

— Да-да, тогда и мы тоже возьмем себе просто по томатному соку.

Вчера вечером Милтон пригласил Сильви на танец, воспользовавшись моментом, когда сестра пошла в туалет. Теперь, сидя рядом с ним за столиком, удобно скрестив ноги, Сильви получила возможность получше рассмотреть своего вчерашнего партнера. Ей понравилась его стройная фигура в отлично сидевшем спортивного покроя костюме, его голубые умные глаза с едва заметными морщинками, ухоженные светлые волосы, обрамлявшие большие залысины, скрывать которые, слава Богу, Милтон совершенно не пытался. Сильви встречала уже предостаточное число мужчин, здорово облысевших, но стремившихся замаскировать это, отращивая волосы на висках, зачесывая их, вопреки законам гравитации, наверх и закрепляя там разными способами. Сильви молилась про себя, чтобы Милтон не вздумал вдруг сегодня записаться на запланированный вечером семинар по проблемам борьбы с облысением. Тут вдруг совершенно неожиданно для себя Сильви встретилась глазами с откровенно восхищенным взглядом Милтона.

“Я ему нравлюсь, — решила она. — И он тоже мне нравится. Не вздумай испортить чем-либо все это”, — предупредила себя Сильви.

Прошлым вечером, танцуя под мелодию “Сэтин Доля”, они почти не разговаривали. Сильви просто нравилось танцевать с привлекательного вида мужчиной, который был к тому же еще и весьма умелым танцором. Интуитивно Сильви почувствовала, что Милтон Уанамейкер не принадлежит к числу тех мужчин, которые любят, чтобы им без умолку что-то шептали на ухо, заглушая звуки музыки. После танца они едва успели присесть за столик, стоявший у танцевальной площадки, и обменяться самыми первыми сведениями о себе (она вдова из Палм-Спрингз, а он — вдовец из Беверли Хиллз), как его сестра, о которой он сказал, что она живет в Майами, появилась в дверях женского туалета.

— Мне кажется, что у меня неблагоприятная реакция на этот пластырь, Милтон, — проинформировала она брата, практически проигнорировав Сильви. — В приложении к лекарству говорилось, что оно может вызывать головокружение и временное ухудшение зрения. По-моему, у меня как раз все это и наблюдается. Не мог бы ты, Милтон, отвести меня обратно в мои апартаменты?

Вот так вчера вечером и завершилось романтическое приключение Сильви. С ней такое происходило и раньше. Она уже наталкивалась и прежде на таких вот похожих на сторожевых собак сестричек, которые сами себя назначили на эту должность и изо всех сил оберегали своих выдающихся братцев. Даже после брака с Гаролдом, Сильви так и не смогла как следует подружиться с сестрой мужа Голди. Золовка, оказывается, может быть куда хуже свекрови. Кроме того, сестра всегда стремится быть рядом со своим братом, что усугубляет ситуацию.

Накануне вечером Виолет жаловалась на то, что пластырь не действует. Сегодня она жалуется на то, что он отвалился. Глядя на Виолет полными мнимого сочувствия глазами, Сильви, казалось, видела ее насквозь. Сестре Милтона перевалило за шестьдесят, то есть она была на добрый десяток лет старше своего брата. Облачена она была в дорогое серо-белое хлопчатобумажное платье, прямой линией ниспадавшее с плеч и доходившее до икр. “Платье мне напоминает покрывало для гладильных досок, — решила Сильви, но вслух не преминула высказать свое полное восхищение по поводу манеры Виолет одеваться. — Тебе не удастся отвадить меня от твоего брата, дуреха”. И, казалось, она была близка к цели, потому что, отвечая на ее комплимент, Виолет немного оттаяла.

— Серый — мой любимый цвет, — призналась она. Затем, указав в сторону бара, добавила: — Вот тот молодой человек, кажется, мне знаком. Уверена, что где-то я с ним встречалась.

Сильви и Милтон повернули головы, чтобы проследить за указательным пальцем Виолет. Внимание их спутницы привлек Камерон Хардвик.

“Потрясающе, — подумала Сильви. — Только бы она им как следует заинтересовалась. Это было бы здорово!” Сильви решила действовать. Она вскочила со своего места и энергично замахала рукой Камерону, приглашая его к их столику. Хардвик захватил свой стакан и направился к ним.

Сильви тем временем объяснила:

— Камерон сидит за одним столом со мной в ресторане.

— Что-то я его не припоминаю, Виолет, — заметил Милтон.

Когда Хардвик приблизился, Сильви быстро представила своих знакомых друг другу.

— Миссис Кон уверена, что где-то с вами встречалась.

Виолет глядела на Камерона с тем же напряжением, с которым ястреб всматривается в свою добычу перед тем как камнем броситься на нее с высоты.

— Я никогда не забываю лиц людей, с которыми когда-либо сталкивалась. Говорят, что Герберт Гувер мог поцеловать ребенка, которому было всего-то четырнадцать месяцев от роду, а потом узнать его лет через двадцать в возрасте, дающем право участвовать в выборах. Мой брат может это подтвердить. У меня точно такой же талант, что и у Гувера.

“Могу поспорить, что она не забывает не только лица, но еще и обиды”, — про себя добавила Сильви.

Глаза Виолет сузились.

— Произошло это лет десять или даже двенадцать тому назад. На каком же это корабле? А, вспомнила. Милтон, помнишь тот корабль, на котором мы плыли в Грецию? — Виолет повернулась к Сильви. — Это было одиннадцать лет назад. Мой дорогой супруг Брюс тогда как раз скончался. — Лицо Виолет просветлело. Ее улыбка показалась Сильви больше похожей на злобный, торжествующий оскал. — Да, вспомнила, вы тогда работали в “Олимпик Хотэл” официантом.

Лицо Хардвика стало сначала розовым, а затем пурпурным.

— Я в Греции никогда не бывал, так что, уверен, вам надо как следует проверить вашу знаменитую память.

Хардвик резко развернулся, и Милтон, вскочив с места, попробовал его остановить:

— Но, послушайте…

Сильви положила руку на локоть Милтона.

— Я прошу у вас прощения. Мне не надо было его подзывать. Я и не думала…

Виолет же выглядела страшно довольной.

— Очевидно, он не любит, когда ему напоминают, что он когда-то служил официантом. Вероятно, он тут ходит и всем рассказывает, что родом голубых кровей. Милтон, помнишь, как знакомые нам с тобой сэр Джон и леди Виктория любили шутить по поводу людей, которые только и делают, что хвастаются своими не существующими родовыми связями?

Сильви отметила, с какой гордостью сама Виолет упомянула имена своих титулованных знакомых. И тут ее посетило вдохновение.

— Мне только что пришла в голову одна мысль… — она помедлила. “Как же мне назвать эту стерву, Виолет или же миссис Кон? Наверное, все же Виолет, потому что в ближайшем будущем нам с ней придется видеться очень часто”. — …Дело в том, что… Я тут подумала, что вам, Виолет, будет очень интересно повстречаться с леди Экснер, которая тоже сидит за одним со мной столом в ресторане. Мы с ней здорово подружились, и она даже пригласила меня в гости в ее поместье в Оксфорде. Называется это поместье… — Черт, как же оно называется?.. Сильви принялась лихорадочно вспоминать. Лолли?.. Луи?.. Ле?.. Ле… — Ллевелин — холл!

Виолет с радостью согласилась познакомиться с леди Экснер, приняв предложение Сильви выпить со знатной леди по стаканчику чего-нибудь на предстоявшем сегодня капитанском коктейле. Потом, вздохнув, Виолет сообщила, что ее желудок стал опять очень уж активно реагировать на эту проклятую качку и попросила “дорогого Милтона” сопроводить ее до каюты для короткого предобеденного сна.

“Неужели она не может просто так сесть на свою ведьмину метлу и улететь отсюда поскорее”, — подумала Сильви.

* * *

Леди Экснер и Риган заказали себе обед в номер и попросили накрыть стол на террасе. Идея принадлежала Риган.

— Вероника, вы только что отзанимались в спортивной секции, прошли подготовку по безопасности плавания, посетили лекцию по финансовым проблемам, а время уже перевалило за полдень. Так не заказать ли нам себе каких-нибудь салатов и не посидеть ли спокойно пару часиков?

— Великолепное предложение, — с готовностью согласилась леди Экснер. — Сеанс медиума у нас только в два тридцать. Прежде чем обращаться к медиуму, нам надо, согласно существующим правилам, хорошенько помедитировать, то есть обратиться к своему внутреннему “я”, к своим самым сокровенным чувствам, глубоким невысказанным ощущениям.

“По-моему, в твоей жизни нет ни одной невысказанной эмоции”, — про себя уточнила Риган, протягивая руку к меню кухни, обслуживающей каюты.

— Как вы насчет куриного салата?

— Это будет изумительно! И прекрасно подойдет по своему настроению к этому сверкающему красками солнечному дню. Да, и не забудь заказать бутылочку “Дон Периньона”.

— Хорошо. Надеюсь, что Филипп и ваш бухгалтер потом не будут думать, что именно я предложила “Дон Периньон”, — заметила Риган.

— Их совершенно не должно касаться то, что я тут пью, минеральную воду или же “Дон Периньон”, — резко заметила Вероника. — Ведь я каждый год оплачиваю гигантские счета за всякие там цветочки, которые все равно гибнут в зимние холода.

“Пожалуй, она гораздо лучше разбирается в практических делах, чем я полагала”, — с улыбкой отметила про себя Риган.

— Вас так просто не проведешь, Вероника.

— Очень точное замечание, типично американское. И оно совершенно верно отражает мои действительные качества.

Выпитое за обедом шампанское, с одной стороны, поддержало Веронику в прекрасном расположении духа на протяжении всей трапезы, а с другой — значительно поспособствовало ее послеобеденному сну в шезлонге на террасе. Показалось даже, что заснула она практически в тот момент, когда положила на стол нож и вилку. Риган задумчиво смотрела на горизонт, потягивая второй бокал шампанского.

Мягкая трель телефона совершенно не нарушила убийственно ровного дыхания спящей Вероники. Риган постаралась поднять трубку как можно быстрее. Кто мог вдруг сюда сейчас позвонить? Конечно же, не Люк и не Нора. Может быть, Ливингстон?

— Алло? — произнесла Риган и вдруг поняла, что нервничает.

Трубку заполнил треск.

— Просим вас не класть трубку. Вам звонят из Нью-Йорка.

“Неужели все телефонистки нарочно придают своим голосам столь дурацкие интонации”, — подумалось Риган.

— Риган, — раздался знакомый голос, — как прошла встреча выпускников? Я слышал, что на каком-то этапе появилась и Атена?

— Джеф!! — Риган рассмеялась. — Наверное, Кит все тебе уже рассказала?

— Я с ней говорил вчера вечером. Я позвонил тебе в Нью-Джерси, рассчитывая, что ты уже там и занимаешься в отсутствие отца делами его похоронных контор. — Голос Джефа немного изменился, стал озабоченным. — Как вообще твои дела? Из того, что сообщила мне Кит, следует, что ты взялась за сложную работенку.

Дыхание Вероники теперь больше напоминало чередование коротких и продолжительных вздохов-выдохов. Сквозь стеклянные двери, ведшие на террасу, Риган внимательно присмотрелась к спящей спутнице.

— Как бы то ни было, вот сейчас я сижу и пью “Дон Периньон”.

— Оставь и мне немного.

— Слишком поздно. Бутылка уже пуста и лежит кверху дном в ведре со льдом. А что ты делаешь в Нью-Йорке?

— Я здесь на пару недель, работаю над одним фильмом.

— Что-нибудь интересное? — спросила Риган.

— Да, приключенческий фильм. Я играю террориста, который вдруг оказывается очень милым и добрым человеком. — Джеф помедлил, потом добавил: — Вероятно, фильм сразу выйдет и на видеокассетах.

— Что ж, тогда я смогу его посмотреть по “Дисней Ченнел”. — Риган усмехнулась. Потом она сообщила ему, когда и куда они прибывают в Нью-Йорке. При этом перед ней встал образ: вечно чуть нахмуренный лоб, свидетельствующий об умении сосредоточиваться, густые темные волосы, карие глаза, усы, которые он постоянно то сбривал, то вновь отращивал, мощная фигура регбиста высокого роста. Да, Джеф, безусловно, был красавцем.

— Ладно. Увидимся в воскресенье, — сказала Риган, ощущая вдруг прилив радостных чувств. — Мне есть что тебе рассказать.

— Я с нетерпением жду нашей встречи, — признался Джеф.

— И я тоже.

Вероника проснулась именно в том момент, когда Риган клала трубку телефона.

— Дорогая, ты должна была меня разбудить! Кто это звонил?

— Мой друг, который будет ждать меня в Нью-Йорке.

— Мужчина, да?

— Да.

— Я так рада, Риган. Ты, вероятно, очень ему нравишься, если он позвонил тебе сюда из самого Нью-Йорка?

— Поверьте мне, Вероника, это может совершенно ничего не значить. Некоторые звонили мне с другого конца света, но не желали звонить, когда оказывались в двух шагах. Иногда мне даже кажется, что общаться с иными людьми лучше на расстоянии.

— Да, у многих сейчас плохие манеры, — вздохнула Вероника. — Вероятно, когда родился на этот свет мой дорогой Джилберт, он был последним экземпляров в своем роде. Теперь такие уже не появляются. Порода утеряна. Ладно, нам пора двигаться к месту проведения сеанса этой нашей предсказательницы. Надо у нее выяснить, нет ли у меня каких-нибудь благоприятных перспектив в смысле любви…

От этих слов Риган показалось, что куриный салат вдруг угрожающе перевернулся у нее в желудке.

* * *

Сеанс медиума-предсказательницы мадам Лили Споукер начался ровно в половине третьего в зале так называемого корабельного “Театра”. По оценке Риган, мадам Споукер было лет пятьдесят. У нее были большие темные глаза, довольно крупный “римский” нос, большой рот и пышные рыжие волосы, выбивавшиеся из-под пестрого тюрбана. Одета предсказательница была в оранжевую сатиновую блузу с глубоким вырезом, открывавшим взглядам аудитории часть пышного бюста, и разноцветную широкую юбку, колыхавшуюся в такт движениям. При этом из-под юбки слышался Отчетливый звук соприкасавшихся ног мадам, одетых в старомодные женские рейтузы.

Риган заметила Нору, сидевшую в одном из правых задних рядов, и, вовремя сориентировавшись, уверенно направила Веронику к двум пустым местам как раз рядом с Кеннетом и Дейлом, сидевшими в первом ряду левой стороны зала. Когда Риган и Вероника сели, Дейл склонился к ним и прошептал:

— Мы решили, что такое мероприятие слишком интересно, чтобы его пропускать.

— Да, мне тоже все это представляется страшно любопытным, — согласилась Вероника. — Тихо, тихо. Она сейчас начнет свою лекцию.

Мадам Споукер обвела аудиторию сияющим взглядом.

— Могу сразу же сообщить вам, что наш сеанс сегодня будет очень интересным и очень результативным. Вибрации, которые я улавливаю, очень сильны. Я знаю, что многие люди приходят на такие сеансы, чтобы похихикать, побеситься. Если кто-то из вас пришел ко мне сегодня именно с такой целью, то хочу заверить: когда они будут уходить, у них не будет оснований для веселья.

У сердца есть свои мотивы поведения, о которых разум и не подозревает. Так вот я готова утверждать, что и в наших головах тоже кое-что происходит, что невозможно объяснить с позиций разума. Миллионы лет назад, до того, как начался отсчет жизни на земле, уже тогда ваша судьба была написана на звездах. Уже тогда было предрешено, кем вы будете, кем станете. — Мадам Споукер воздела руки вверх и закрыла глаза. — Я знаю, какой вопрос вы все сейчас себе задаете: “Так зачем тогда я сюда пришел?”

“Именно такой вопрос я себе сейчас и задала”, — призналась Риган.

— Я отвечу вам на этот вопрос. Потому что всем нам в нашей жизни даны возможности что-то изменить в своей судьбе. И сделать это мы можем на определенных этапах, в определенные моменты жизни, то есть на перекрестках своей судьбы. Если мы избираем на этих перекрестках одно направление, то жизнь пойдет по одному сценарию. Если же мы пойдем в другом направлении, то события будут развиваться по иному сценарию, может быть, менее для нас благоприятному и даже трагическому. Я уверена, что каждый из вас в какой-то момент своей жизни должен был ощутить некое предчувствие, некое предупреждение, которое он, вероятно, проигнорировал, и тогда случилось что-то неприятное. Так вот, знайте, что в такие моменты ваше подсознание пыталось подсказать вам правильный выбор, правильное движение на перекрестке, к которому вы подошли. Ваше подсознание пыталось таким образом предупредить вас об опасностях движения по определенному направлению.

Голос мадам Споукер стал тихим. Она почти совсем перешла на шепот.

— У большинства из нас тайный голос подсознания совсем тих, почти неслышен. Он напоминает тихий вскрик, неразличимый за рокотом волн. — Движением полных рук предсказательница обвела всю аудиторию. — Так вот, сегодня с моей помощью вы сумеете услышать те тайные предупреждения, что пытается донести до вас ваше подсознание.

Тут мадам Споукер театрально уронила свои руки вниз, к своим столь же полным бокам. Она явно ждала шквала аплодисментов и была ими вознаграждена. Громче всех хлопала Вероника.

— Начинайте поскорее, мадам Споукер, — закричала Вероника, ерзая от нетерпения в своем кресле.

— Я хочу, чтобы все вы написали на листочках бумаги, которые я вам раздаю, тот вопрос о своей жизни, который вас интересует. Потом буду вызывать вас по одному, вы будете подниматься с места, передавать мне свои вопросы и садиться вот сюда. — Мацам Споукер указала на стул, одиноко стоявший на совершенно пустой сцене. — Таким образом, я смогу ощутить вибрации, исходящие от каждого из вас. Ваши вопросы читать я не стану. Я их буду чувствовать.

Вероника принялась что-то лихорадочно писать на своем листочке. А Риган же тем временем никак не могла решить, какой вопрос ей надо задать этой неожиданно взявшейся на ее пути колдунье. Вдруг ее осенило. Она положила листочек на сумку и написала: “Найдем ли мы когда-нибудь убийцу Атены?” Складывая листочек пополам, Риган вдруг поняла, что впервые в своей детективной карьере обращается за помощью к медиуму.

Мадам Споукер была вынуждена пригласить на сцену первой именно Веронику. Та просто выбежала на подмостки и уселась на стул так, словно собиралась принять участие в известной игре “музыкальные стулья”, когда играющие должны усесться на один из стульев сразу после остановки музыки. Кто не успевал и ему не хватало стула, тот выбывал из игры.

Усевшись, Вероника обратилась к мадам Споукер:

— Так что вы чувствуете на мой счет, какие вибрации, волны от меня исходят?

Мадам Споукер взяла листочек, который ей отдала Вероника, смяла его в комок, сжала в ладони, закрыла глаза и стала покачиваться взад-вперед.

— Вы очень умная женщина, мисс…

— …Экснер, леди Вероника Экснер, вдова умершего сэра Джилберта.

— Да, конечно, я чувствую ваше благородное, знатное происхождение. Вы человек очень великодушный. Вы гораздо более практичная женщина, чем думают о вас люди. Вы прожили долгую жизнь… — Тут предсказательница вдруг замолчала, вздрогнула и открыла глаза.

— Так что же вы ответите на мой вопрос? — спросила Вероника.

Мадам Споукер была явно чем-то обеспокоена.

— Лучше будет, если вы придете на мой следующий сеанс, который состоится в пятницу. Сейчас я что-то не могу достаточно четко прочитать ваши сигналы. Мне нужно больше времени, чтобы получше сосредоточиться на вашем магнитном поле. Сегодня у меня на это не хватит времени. Тут собралось много народа, и я хотела бы удовлетворить любопытство как можно большего числа зрителей. Обещаю, что в пятницу начну с вас.

Вероника выглядела немного разочарованной, но решила не обижаться и вернулась на свое место рядом с Риган.

“Неплохо это у нее получается, — подумала Риган. — Так она обеспечит себе полный зал и на следующем сеансе своего ерундового представления. Абракадабра какая-то”. Магическое слово на этот раз прозвучало в голове Риган как-то страшновато, вызвало неприятные ассоциации.

Тем временем на сцену стали подниматься другие пассажиры и усаживаться на одинокий стул. Мадам Споукер вновь закрывала глаза, раскачивалась взад-вперед, как и положено. В зале была группа девушек из какой-то косметической фирмы. Все они путешествовали вместе, ибо были награждены круизом за успехи в распространении всякого рода косметических принадлежностей: от помад и карандашей для подводки бровей до неизменно популярной пудры для маскировки прыщей. Одной из этих девушек лет двадцати, с густыми волосами и бриллиантовым обручальным кольцом на пальце, предсказательница неожиданно предложила отказать ее жениху.

— Я вижу в вашей свадьбе несчастье. Есть кое-что, о чем вы пока не знаете. Он, возможно, водит вас в прекрасные места, но это ничего не значит Он — лжец. Сожалею, но для меня это настолько очевидно, что я просто не могу не предупредить вас.

Страшно расстроенная девушка вернулась на свое место. Риган слышала, как она, ожесточенно жуя жвачку, пробурчала себе под нос: “Черт, да что она, эта тетка, вообще может знать обо мне и моем женихе?!” При этом девушка действительно выглядела потрясенной. “Бедный парень, — подумалось Риган, — он, наверное, вложил все свои сбережения в это вот обручальное кольцо, а теперь его, вероятно, никогда не получит обратно, даже если эта девица вдруг решит последовать совету мадам Споукер”.

Следующей на сцену поднялась Иммакулата Буттакавола. Было видно, что она очень нервничала.

Мадам Споукер просто засияла. Она явно обрадовалась наконец-то сообщить кому-то хорошие вести.

— Мне видится, что в вашей семье скоро прибавление. Я скажу, что случится это уже в следующем году.

Иммакулата вскрикнула и несколько раз хлопнула в ладоши.

— Да-да, моя невестка Роз как раз не дождалась своих месячных накануне нашего отъезда в круиз, что, может быть, когда мы вернемся домой, молодые нам и сообщают приятную новость. — Иммакулата вскочила со стула. — Спасибо вам, мадам, спасибо! — Миссис Буттакавола заспешила к своему месту. — Марио, я же тебе говорила, что нам надо было купить ту замечательную детскую маечку с эмблемой корабля. Бежим скорее, посмотрим, остались ли они еще в продаже.

Вероника повернулась к Риган.

— До чего это мило! Интересно, как они назовут младенца?

— Господи, самое время всем тут расположиться для семейного фото, — вздохнула Риган.

Вероника же предложила:

— Риган, а ведь ты тоже еще не ходила на сцену. Мадам Споукер…

— О, да, конечно, мисс, прошу вас подойти ко мне.

“Слава Богу, она не назвала меня “мадам”, — подумала Риган. Поднялась и передала предсказательнице свой вопрос.

Мадам Споукер закрыла глаза и принялась что-то бормотать. Голос ее походил на звук плохо работающего автомобильного двигателя. Риган терпеливо ждала. Ей все же было интересно, что почувствует предсказательница по поводу ее вопроса об убийце Атены.

— Что-то очень близко… Я чувствую, вы близки к чему-то или кому-то. Ближе, чем думаете. Но есть опасность. Берегитесь. — Мадам Споукер продолжала катать скомканный листочек Риган по своей ладони, ее наманикюренные пальцы при этом двигались все быстрее и быстрее. Потом она вдруг вскрикнула: — Ой, черт, я порезалась этой бумажкой. Теперь этот порез еще долго не пройдет. — Тряхнув рукой, она продолжила издавать свои странные звуки.

Какое-то время спустя ее ладонь раскрылась. Мадам Споукер попыталась было вновь сжать пальцы, но у нее это не получилось. Рука так и осталась в открытом положении, словно бы замороженная. Смятый листочек Риган выпал на пол. Предсказательница отскочила от него в сторону так, будто это была бомба, и вся затряслась.

— Я никогда еще в своей жизни не теряла контроля над каким-либо вопросом. Сила и вибрации, исходящие от этого продукта мертвого дерева, так велики, что я с ними не могу справиться. Мисс, вы задали очень тяжелый, серьезный вопрос и должна вас предупредить… вам надо быть в высшей мере осторожной. Вас окружают опасные люди. Вы найдете то, что ищете, но стоить это будет вам слишком дорого.

После этих слов мадам Споукер Риган вдруг страшно захотелось, чтобы ее мать выбрала не это мероприятие, а какое-нибудь другое, скажем, лекцию по правилам игры в бридж или что-то подобное.

* * *

Камерон Хардвик с остервенением плавал от одного бортика пустого бассейна до другого и обратно. Бассейн был совсем крошечный и поэтому неудобный, но Хардвик уже просто не мог находиться в том, большом бассейне, что располагался на палубе “Лидо Дек”. Его страшно выводили из себя дети, то и дело то вылезавшие из воды, то забиравшиеся обратно. Надоели ему и родители, неуклюже опекавшие своих несносных отпрысков. По мнению Хардвика, следовало просто-напросто запретить брать с собой на такие круизы детей. Лицо Хардвика исказила гримаса. Он вспомнил о глупом положении, в которое попал из-за этого идиота Марио Буттакаволы.

Теперь Камерон понимал, что этот менеджер из Атлантик Сити, специализирующийся на организации банкетов, вовсе не был так глуп, как казалось. Свою злость он пытался погасить резкими движениями стиля баттерфляй. Боже, как же это здорово — вот так пружинисто напрягать мускулы, заставлять их работать в свое удовольствие. Хардвик был обеспокоен. Дело в том, что за какие-то пятнадцать минут сегодняшнего утра он целых два раза оказался узнан, его столь желанная анонимность была дважды нарушена. От волнения, вызванного столь неприятными неожиданностями, живот Камерона буквально сводило от нервных судорог. Стремясь разрядиться, он стремительно несся вперед, вдыхая запах хлорки и чувствуя, как вода струйками скатывается вниз по его спине. “Это поможет мне успокоиться, снять напряжение”, — думал Хардвик.

Он в очередной раз доплыл до края бассейна, пырнул, перевернулся под водой, вынырнул и вновь активно заработал руками и ногами. Кто бы мог подумать, что приход на эту глупую лекцию о наилучших способах" вложения капиталов может привести к тому, что этот идиот Марио вдруг заставит всех обратить на него, Хардвика, свое внимание? Камерон почувствовал, что кровь вновь закипает в его жилах. И надо же было так вляпаться! Как ему не повезло. Этого Марио он мог бы сейчас просто придушить. А между тем ему с ним придется еще встречаться, причем весьма часто: каждый вечер за ужином. Хардвик понимал, что ему надо научиться сдерживать свою вспыльчивую натуру, вести себя поспокойнее в общении с соседями по столику. При этом Хардвик не мог не желать как можно быстрее покончить с тем заданием, которое ему поручили. “Отец, наверное, очень гордился бы за своего сына, если бы видел меня сейчас, — подумал мужчина и зло сказал сам себе: — Я ведь здорово сейчас зарабатываю, папаша. Правда, не тем способом, который был бы по душе тебе”. Честной работой он уже не мог заниматься с того самого момента, когда двадцать лет назад впервые начал продавать наркотики в начальной школе. Работа Хардвика всегда была рискованной, но и приносила неизменно значительно больше, чем честный труд. К тому же Хардвик всегда любил жить опасно, “на грани”, так сказать.

Сегодня уже вторник. Бездействие сводило его с ума. Хардвик решил поразмыслить как следует. А что если осуществить все пораньше, до пятницы? Стоит ли действительно ждать последнего дня? Крепко подумав, Хардвик решил все же не менять планов. Ведь в пятницу в коридоры выставят все тяжелые веши пассажиров. Там они будут собраны командой и перемещены поближе к трапам для более легкой и быстрой разгрузки в порту утром в субботу. Хардвик усмехнулся. В одном из круизов он слышал одну историю про группу официантов, которые как-то в ночь перед разгрузкой здорово напились, повытаскивали из пассажирского багажа все, что им понравилось, а сами чемоданы просто выбросили за борт. Негодяев потом поймали. Допустить, чтобы то же самое случилось и с ним, Хардвик никак не мог. Поэтому ему следует сделать так, чтобы чемоданы леди Экснер и этой Риган были собраны в должное время и сгружены с корабля. А самих этих дамочек должны хватиться только в самый последний момент, когда корабль будет уже практически пуст. Хватятся их только тогда, когда никто не заберет их багаж с пирса. Это будет подходящее время, потому как тогда Хардвика и след уже простынет. Вылезая из бассейна, мужчина окончательно утвердился во мнении, что должен будет все сделать именно в пятницу, в пятницу ночью. Чем меньше времени останется для расследования причин исчезновения обитательниц “Камелот Сьют”, тем лучше для Хардвика.

Леди Экснер, безусловно, оставит при себе в ночь перед прибытием какую-нибудь сумочку с кремом против морщин и всякой прочей старческой ерундой. Эту сумочку Хардвик решил сбросить в океан вместе с ее хозяйкой и одежонкой, в которой старуха намеревалась встретиться со своими жадными до денег племянницами. Так что пусть она сама, ее чертовы вещички вместе с этими отвратительными сигаретами достанутся акулам.

Хардвик взял полотенце и принялся вытирать свои мускулистые крепкие руки. “Проблемы могут возникнуть, пожалуй, только с этой Риган, — думал он. — Вид у нее бойцовский, да и как детектив вполне могла быть обучена некоторым уличным трюкам”. Опыт, однако, вряд ли поможет ей в ситуации, когда ей придется столкнуться с его силой и стремительностью. Таким образом, Хардвик решил, что ни одна женщина не способна нарушить его планы.

Хардвик остановился перед зеркалом, висевшим на выходе из бассейна, и принялся зачесывать назад свои блестящие черные волосы. Собственное отражение, как всегда, понравилось Хардвику. Он нагнулся, чтобы надеть свои вызывающе зеленого цвета непромокаемые тапочки. Это была обувь человека, регулярно занимающегося виндсерфингом. Как-то увидев его в этих тапочках на пляже в Джерси, один идиот даже крикнул ему: “Эй, поросенок, а где же твоя женушка Свинка?” Хардвик едва тогда сдержался, чтобы не врезать гаду как следует. Единственное, что спасло нахала, была шеренга его дружков, развалившихся на полотенцах с бутылками пива в руках. Они только и ждали реакции незнакомца на обидное замечание своего лидера.

Хардвик выпрямился, запахнул пляжный халат, завязал пояс. При этом он заметил, что немного потолстел. Пара унций, которые он прибавил в последнее время, были незаметны для постороннего глаза, но для самого Хардвика сей факт являлся абсолютно неприемлемым. Это было преступление с его стороны. Хардвик начинал просто беситься, если у него вдруг появлялось место, где слой кожи или жира можно было оттянуть пальцами. Особенно на поясе или животе. Такие места были признаками того ненавистного Хардвику мира, в котором жили одни отвратительные Марио и им подобные.

Поднимаясь вверх по лестнице в свою каюту, он чувствовал удовлетворение от того, что его планы выглядели теперь окончательно определившимися. Завернув за угол на верхней палубе, он чуть было не столкнулся с двумя хихикающими молодыми ярко накрашенными девушками. Те посмотрели на него с явным восхищением. “Жаль, что я не могу воспользоваться благоприятным моментом и хорошо провести время с одной из этих красавиц”, — подумал Хардвик, входя в крошечную прихожую, располагавшуюся перед дверью в его каюту. Тут он услышал, как зазвонил его телефон. Торопливо отперев дверь, Хардвик бросился к аппарату.

Звонили из Оксфорда.

* * *

“Не могу поверить, что сегодня все еще вторник”, — думала Риган, сопровождая Веронику в ресторан “Рыцарская обитель” на партию в бинго. Риган помнила выражение лица матери, когда медиум-предсказательница чуть было не упала в обморок, пытаясь прочесть будущее Риган. Безусловно, случившееся не могло не напугать Нору.

Риган чувствовала себя виновной. Ей казалось, что именно она таким образом заставила мать переволноваться. Ведь Нора выбралась на этот круиз совсем для других целей — для того, чтобы как следует отдохнуть.

— Меня не волнует то, сколько тебе лет, Риган, — часто повторяла Нора, — но, когда мы с тобой оказываемся под одной крышей, я автоматически начинаю волноваться, если ты где-то задерживаешься и приходишь домой позднее обычного. Вот когда ты где-нибудь в Калифорнии и я просто не знаю, что ты делаешь, тогда я чувствую себя совершенно спокойно. — После этого Нора, однако, неизменно добавляла: — Правда, даже вдали от тебя я много молюсь о твоем благополучии.

“Мне точно не надо было соглашаться на эту работу, — вновь и вновь повторяла себе Риган. — Я просто сгораю от желания поскорее заняться другим делом — делом Атены. Мне давно надо было бы прилететь в Нью-Джерси и разыскать там свой старый дневник. Ведь однажды ночью Атена достаточно всякого порассказала про то, как накануне летом много времени провела со своей тетушкой, дядей и кузенами При этом она говорила не только о самой тетиной гибели, но о многом другом. И тогда я почти весь ее рассказ записала в дневник”.

— Риган, дорогая, а что если нам сесть за этот вот столик? — Вероника указала пальцем на низкий круглый стол, стоявший в углу танцевальной площадки. Рядом стояли четыре стула. — Коли уж судить по названию ресторана “Найтс Лаунж”, то есть “Рыцарская обитель”, следовательно, есть надежда, что за этим столиком к нам со временем могут присоединиться и некие личности в сияющих доспехах.

— О, боюсь, Вероника, что соленый воздух рыцарям совсем не придется по вкусу, — усмехнулась Риган, вспомнив, как однажды с Кит они побывали на одном заводе в австрийском городе Граце, где когда-то, в старые времена, изготовляли знаменитые рыцарские доспехи. Кит тогда еще ехидно спросила экскурсовода, не закрылся ли этот завод в свое время из-за того, что рыцари на планете совсем перевелись. Рыцарей, как отметила тогда Кит, современные женщины точно не видывали уже многие сотни лет.

Только они расположились в креслах с высокими спинками, как в зал ресторана вошли Кеннет и Дейл. Риган тут же вскочила с места и помахала им рукой.

— Вот уж не думала повстречать вас здесь.

— Почему же нет? — весело ответил Дейл. — Погода сегодня довольно облачная, поэтому мы и решили заглянуть сюда, выпить чего-нибудь, а потом, может быть, еще и выиграть пару долларов.

— Как здорово! — взвизгнула Вероника. — Тогда присоединяйтесь к нам.

— Только если вы обещаете собственноручно купить мне игральные карточки, леди Экснер, — поставил условие Дейл. — Мы знаем, что вы играете просто великолепно. Что же касается нас с Кеннетом, то мы за всю жизнь выиграли всего-то подписку на какую-то испанскую газету. Стоит ли уточнять, что “оле” да “адиос, амигос” являются единственными испанскими выражениями, которые мы кое-как понимаем.

Кеннет продолжил за друга:

— Пришлось в конце концов эту подписку подарить нашей подружке Кармен. Она из Мадрида, но живет рядом с нами. По воскресеньям заходит к нам выпить изумительный кофе, который так здорово умеет готовить Дейл. Тогда она и зачитывает нам некоторые из газетных заголовков.

— Что ж, значит, совсем уж полной потерей этот наш выигрыш назвать все же нельзя, — рассмеялся Дейл, весело глядя на Кеннета.

Вероника с готовностью собрала со всех деньги и встала в очередь к кассе за покупкой игровых карточек. Зал стал постепенно наполняться. Приходили как пары, так и одинокие пассажиры. Вероятно, все они горели желанием испытать свое счастье в одной из самых старых форм развлечений, когда-либо существовавших на суше и на море. Риган с интересом представила себе, сколько людей по всему свету каждую пятницу вечером собираются вместе, чтобы с радостным ожиданием вслушиваться в знакомые выкрики: “эн тридцать три” или, например, “ноль семьдесят шесть”, после которых неизменно с одной из сторон раздавалось чье-то торжествующее: “Бинго!!!”. Игра эта была любимым занятием бабушки Риган.

Директор круиза Дункан Сноу, чье постоянно улыбающееся лицо напоминало Риган маску клоуна в цирке, взял микрофон и объявил, что игра сейчас начнется. Он торжественно пригласил всех занять свои места.

Вероника села на свое кресло, перемешала только что купленные карточки, которые представляли собой картонные прямоугольники, потом сдала их уверенными и элегантными движениями крупье из какого-нибудь казино в Лас-Вегасе.

— Поехали. Каждый берет по две карточки на первом круге. Вот я взяла для всех карандаши. Не жульничать! Просто обводите карандашом те номера, которые будут называться. А вот и официантка. Давайте закажем себе чего-нибудь выпить. — Она повернулась к Кеннету и Дейлу. — Что вы возьмете?

Официантка, брюнетка лет двадцати, выглядела так, будто всю ночь накануне провела на какой-нибудь вечеринке экипажа лайнера. Как бы то ни было, она сумела все-таки принять заказ на четыре джина с тоником и степенно удалилась.

— …шесть и шесть, шестьдесят шесть. Точно так, дамы и господа, именно ноль шестьдесят шесть, шесть и шесть, — выкрикнул Дункан Сноу, на что из разных углов зала донеслись восторженные ахи и разочарованные охи.

Господин Сноу продолжал выкрикивать номера, с каждым из которых Риган отчетливо понимала, что не ей досталась счастливая карточка. Не досталась она и никому другому из собравшихся за их столиком. И вот Дункан объявил: “Бэ двенадцать!”

В ответ чей-то совсем детский голос завопил: “Есть, мама, есть! Бинго!”

Помощник директора круиза Ллойд Харпер, которому, как сочла Риган, было столько же лет, сколько и ей, бросил в ее сторону приветливый взгляд и прошел к столику, где, как оказалось, восседал счастливый победитель. Риган ответила столь же приветливой улыбкой и была рада, что Вероника как раз в этот момент наклонилась к столу, пытаясь высчитать, могла бы она выиграть, если бы то или другое число выпало чуть раньше.

Пассажиры купили себе еще карточек, игра началась снова. Кто-то опять выиграл, остальные проиграли. По ходу дела стали немного меняться правила игры. Выигрывал теперь, например, тот, кто первым составлял на своей карточке из выпавших чисел буквы “икс”, потом — прямоугольник по краям карточки, потом — угол в одной из ее секций. Затем Дункан объявил, что следующий раунд будет последним и что выпавший на него “джек-пот” окажется самым большим за весь сегодняшний день. У кассы сразу образовалась толкучка, потому что каждый из пассажиров решил прикупить дополнительно по две-три карточки в надежде выиграть приличные деньги.

— На этот раз победителем станет тот, кто заполнит свою карточку полностью. Понятно? Вы должны зачеркнуть на своих карточках все числа, чтобы выиграть. — Дункан выглядел страшно довольным.

“Интересно, могут ли устроители игры как-то в ней смошенничать”, — размышляла Риган. Она слышала, что в одном из круизов его директор оказался уличенным в сделке с кем-то из пассажиров: вместе они устраивали так, что пассажиры выигрывали в той или иной игре, а выигрыш потом делился между мошенниками поровну. Риган перевела взгляд на первого победителя, десятилетнего мальчика, все еще сжимавшего в руке свой выигрыш, и поняла, что этот счастливец никогда не согласится с кем бы то ни было делиться свалившейся ему с неба сотней долларов.

Дункан тем временем вновь принялся выкрикивать числа. Каждое число при этом он сопровождал какой-нибудь присказкой:

— Ай-двадцать шесть, будет что попить и поесть. Будет что попить и поесть, Ай-двадцать шесть.

На другом конце зала Риган заметила Гевина, сидевшего между двумя дамами весьма неопределенного возраста. Коленка той, что сидела справа, была плотно прижата к его коленке. Та дама, что сидела слева, то и не дело радостно пихала Гевина локтем в бок, выражая свой восторг по поводу совпадения выкрикиваемых номеров с теми, что были в ее карточках. Еще она переспрашивала у Гевина почти все объявляемые номера. Грей вынужден был страшно напрягаться, повторяя номера поверх гула голосов остальных игравших.

— Да, именно это число, — произносил он неизменно. При этом пропускал следующий объявленный номер, переспрашивая его у соседей, а те, в свою очередь, не успевали услышать следующий номер и так далее. Неприятным для Гевина было еще то, что соседка то и дело принималась орать “Бинго!” в то время как в ее карточках оказывалось не зачеркнуто и половины чисел.

“Все, я скоро не выдержу, — с отчаянием думал Гевин. — Пусть это будет моим последним круизом! Пожалуйста, пусть будет так! Хорошо еще, что моя карточка быстро заполняется, невычеркнутых осталось всего два номера”. После объявления следующей цифры Гевин энергичным движением руки заштриховал предпоследнее число. Тут раздался крик. Это кричала вечно веселая леди Экснер: “Ой! Милые мои! Бинго! Разве это не чудо?!” “Богатые богатеют”, — грустно заметил про себя Гевин. А леди Экснер тем временем буквально в пляс выскочила к микрофону, размахивая в воздухе своей карточкой.

Пока Вероника тискала в объятиях директора круиза, Ллойд Харпер проверил ее карточку и объявил, что она действительно выиграла 462 доллара. В зале раздались коротенькие и жиденькие аплодисменты, все повставали с мест. Многие бормотали себе под нос про то, что они обязательно вернутся завтра и уж тогда точно выиграют кучу денег.

— Я же тебе говорил, что надо было мне купить еще пару карточек, — отчитывал свою жену один пожилой мужчина. — Эта старуха была в очереди как раз за нами, и я тогда точно бы купил одну из ее карточек, которая выиграла.

— Да помолчи ты, Генри, у тебя всегда я виновата, — прошипела в ответ женщина. — К тому же у тебя и без того куча денег, ты и так не знаешь, куда их девать. Причем тебе и в голову не приходит хоть немного из них потратить на меня.

Вероника тем временем беседовала с Дунканом в центре зала, а Ллойд отсчитывал ее выигрыш.

— Знаете, — заметил Дейл, — я так и думал, что именно она купит выигрышную карточку. Правда, я рассчитывал, что она ее отдаст мне. Кстати, Риган, она говорила мне, что хочет купить кое-что из антиквариата для своего поместья в Ллевелин-холле. Она это серьезно или же сказала просто так, как говорят многие на коктейлях?

— Не знаю. Видите ли, леди Экснер уже десять лет как планирует заменить у себя водопровод и электропроводку, но так и не сделала ни того ни другого. В ее доме надо быть Марко Поло, чтобы найти единственный функционирующий туалет. И даже он потом ревет минут двадцать после того, как вы спустите воду. Вероятно, говорила она все-таки серьезно, но я сомневаюсь, что у нее когда-нибудь дойдут руки до сколь-либо реального обновления обстановки в своем поместье.

— Понятно, — вздохнул Кеннет. — Так, вот приближается и объект нашего разговора. Леди из-за которой мы собирались было вновь отправиться в Лондон этой осенью.

— Идея вообще-то была неплохая, — согласился Дейл, — но я все же сомневаюсь в возможности осуществить ее. А где точно в Оксфорде находится Ллевелин-холл?

— В районе частных вил и поместий, — ответила Риган.

— О, это красивое место. А сколько у нее земли?

— Где-то чуть больше пяти сотен акров.

— Вы шутите? — У Дейла перехватило дыхание.

— Нет, почему вы так решили?

— Лет шесть назад я работал с одним дизайнером по интерьерам, который занимался обстановкой в одном из поместий в Оксфорде. Так вот, я знаю, что и двадцать акров в тех местах стоят огромных денег. Что ж, у Вероники есть такие большие деньги? И она прыгает от радости, выигрывая каких-нибудь несколько сотен долларов?

— Дело в том, что Вероника и ее племянник, наверное, являются самыми “не от мира сего” людьми, которых я в жизни встречала, — пояснила Риган. — К тому же тратит она деньги, пожалуй, только вот на такие путешествия. Что касается поместья, то Вероника вряд ли даже представляет себе его реальную стоимость. Племянник же только и занят, что высаживанием цветочков вокруг усадьбы.

— А кто же тогда унаследует всю эту землю? — продолжал допытываться Кеннет.

Риган пожала плечами.

— Вероятно, племянник и унаследует.

— Она говорила мне, что собирается навестить каких-то своих племянниц, — произнес Кеннет, — и поэтому просила привести в порядок ее прическу до нашего прибытия в Нью-Йорк.

— Это какая-то ее двоюродная племянница, которая вдруг принялась слать Веронике письма с фотографиями. Вероника этой двоюродной племянницы в жизни в глаза не видела, но почему-то с удовольствием ей написала и даже послала в ответ свои фотографии, а также снимки племянника, его невесты и самого Ллевелин-холла.

— А чем занимается эта племянница? — спросил Дейл.

— Кажется, она только что потеряла работу, поэтому сможет повозить Веронику по городу, показать ей окрестности. — Риган нахмурилась. — Вероника мне как-то говорила, что работала эта племянница в какой-то фирме по торговле недвижимостью.

Кеннет удивленно поднял вверх брови.

— Что ж, тогда, вероятно, хоть она не витает в облаках, — заметил Дейл. — На месте племянника, даже если бы я был и “не от мира сего”, начал бы беспокоиться по поводу своего наследства.

Сильви радостно летала по каюте, побрызгивая на себя духами, напевая при этом: “Мы знаем, где лежат денежки”. Мелодию она примерно помнила, пела с чувством, но вот со словами совсем не ладилось. В результате получалось что-то вроде: “…о, ты права, дорогая, мы знаем, где лежат денежки. Ты так прекрасна… я тоже мил… та-ра-ра… мы знаем, где денежки… о, именно так, дорогая… мы избавимся от старушки Виолет… та-ра-ра… и все будет здорово…”.

Надевая свое кремовое коктейльное платье, Сильви вдруг поняла, что давно уже так не волновалась перед встречей с мужчиной. Очень даже давно. Слишком давно. Милтон был таким милым. Таким джентльменом. Общение с ним сегодня было для Сильви приятным и болезненным, потому что чересчур напоминало те счастливые дни, когда рядом с ней был Гаролд. Гаролд потом умер. Второго мужа, негодяя, и вспоминать не хотелось. Он в счет не шел. А вот жизнь с Гаролдом была необыкновенной.

Этим вечером Милтон, сам того не подозревая, вызвал в душе Сильви все эти уже позабытые было чувства. Она вдруг опять вспомнила, как хорошо бывает жить на свете, если рядом кто-то близкий и если с этим кем-то так много общего. Когда вечером эта старая перечница Виолет наконец-то пошла спать, сдавшись под молчаливым напором Сильви и под действием своего лечебного пластыря, Сильви и Милтон отправились погулять по палубе. Милтон снял свой свитер и накинул его на плечи Сильви, чтобы защитить ее от усиливающегося ветра. Сильви тогда ощутила себя совсем как некая студентка колледжа из группы моральной поддержки институтской футбольной команды, которой ее любимый игрок накинул на плечи свою футбольную форменную куртку.

“Мне не следует слишком поддаваться всем этим почти позабытым чувствам”, — сказала себе Сильви, застегивая последний крючок на платье. При этом ее не оставляла надежда, что чуть-чуть ее духов все-таки останется на свитере Милтона. Когда он вновь наденет этот свитер, духи напомнят ему о ней. Ничто так не вызывает воспоминания, как запах. “Правда, при моем везении, скорее все произойдет наоборот: его старшая сестренка напялит этот свитер, а потом вернет его братцу вонючим, как все, что носят старухи”.

Сильви взглянула на часы. Шесть сорок пять. “Пора идти”, — решила она. При этом ей вспомнились те бесчисленные разы, когда она чувствовала себя страшно одинокой на подобных капитанских коктейлях. Это очень плохо сказывалось на ее расположении духа. Что ж, сегодня все будет совершенно иначе. Сначала она найдет Милтона и Виолет, а затем представит их соседям по ее столику. Главное — представить их леди Экснер. Если из этого ничего путного не получится, тогда придется прибегнуть к помощи Гевина. Он-то уж, наверное, сможет как-то развеселить суровую и неприступную Виолет. Приняв такой план действий, Сильви нанесла на губы свежий слой помады и весело пропела: “Сегодня, сегодня, мне предстоит необычный вечер…”.

Нора помогала Люку застегнуть застежки на его “тукседо”.

— Я просто не представляю, как с этими штуками справляются те мужчины, что живут одни, — не удержался от комментария Люк.

— Ну, тебе-то я точно не позволю на своем опыте выяснить, как они это делают, — улыбнулась Нора. — Ты так здорово выглядишь. Особенно в черном костюме.

— Как сказала бы твоя дочь, это полезно для моего бизнеса, — улыбнулся в ответ Люк и, слегка склонившись, поцеловал жену.

Нора нахмурилась.

Люк понял, что зря напомнил сейчас жене о Риган. После сеанса предсказательницы, прошедшего сегодня днем, Нора не могла найти себе места. Люк еле-еле успокоил ее, и вот из-за этого неосторожного замечания вся нервотрепка могла начаться снова.

— Дорогая, нам всего-то осталось провести на этом корабле несколько дней, а потом она опять вернется к своей работе, опять будет заниматься своими самыми обычными преступниками. Кстати, именно это должно нас, по идее, действительно волновать. А вовсе не то, что она опекает какую-то там безвредную старушку, живущую, напомню, в лучшем номере лайнера. — Люк обнял жену. — Лучше подумай о том, за кого все же следует выдать ее замуж.

Нора не могла не рассмеяться и, играя, чуть пихнула мужа локтем.

— Ладно, хватит! Тем не менее я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, когда мы все наконец сойдем с этого корабля.

— Согласен, я тоже тогда буду чувствовать себя спокойнее. Кроме того, мне не терпится узнать мнение Риган о новом оформлении зеленых залов в нашей конторе.

* * *

Риган вышла вслед за Вероникой из их каюты. Она в принципе не собиралась плыть на корабле домой и поэтому не взяла с собой в Оксфорд никаких достаточно подходящих к данному случаю коктейльных платьев. Пришлось надеть разочаровывающе простенькое вечернее платье, которое смотрелось откровенно бедно на фоне броского серебряного бального туалета, в который облачилась Вероника. Это было то самое платье, надевать которое накануне вечером Риган отговорила свою компаньонку. “Мне бы еще найти где-нибудь белый фартук, и тогда люди будут просто-напросто принимать меня за служанку, сопровождающую свою госпожу”, — зло думала Риган.

Женщины вошли в лифт, и его двери неожиданно быстро закрылись, защемив шлейф платья Вероники. Риган принялась лихорадочно нажимать на все подряд кнопки, чтобы открыть двери и спасти платье. Но беспокоиться не следовало. Когда, жужжа, двери лифта открылись, смятый было край платья вновь расправился как ни в чем не бывало, приняв свою первозданную форму. “Вот это да! — удивилась Риган. — Да у нее даже платье, так сказать, “небьющееся, немнущееся”. А лифт, наверное, был использован некими духами, блюстителями высокой моды, не желающими допустить Веронику на сегодняшнее мероприятие в таком ужасающем наряде”.

— Ух ты, — воскликнула Вероника, — спасибо Риган, я так рада, что платье не порвалось.

“Порвалось? — подумала Риган. — Да оно просто не может порваться. Оно, вероятно, сделано в США из стальных кусков. Такое не порвется и не сломается”.

— Не беспокойтесь, Вероника. Вы выглядите просто замечательно.

— Ты тоже, дорогая. Но все же мне надо сводить тебя по магазинам и купить что-нибудь действительно шикарное. Например, ты выглядела бы просто потрясающе в таком вот платье, как у меня. Не поверишь, я ведь купила его на распродаже!

“Я именно так и думала”, — согласилась в душе Риган.

* * *

Гевин вошел в зал “Куинз Рум”, заметно нервничая. В глубине негромко играл оркестр. Капитан корабля и старший офицерский состав, одетые в строгие парадные белые мундиры, стояли у входа готовые приветствовать пассажиров первого класса. Фотограф расположился рядом с приготовленной аппаратурой. В его задачу входило фотографировать подходящих к капитану пассажиров. Было очевидно, что зарабатывал он в подобных круизах огромные деньги. Даже при том, что снимки были страшно дорогими, мало кто из пассажиров мог отказать себе в удовольствии приобрести их на память о столь замечательном событии в своей жизни. Снимки раскупались моментально, как только появлялись на демонстрационном стенде. Может быть, многие покупали их еще и потому, что не хотели выставлять свою не столь привлекательную внешность на насмешливое обозрение прочих пассажиров.

“Пожалуй, мне надо сегодня постараться и познакомиться со многими пассажирами, — с волнением думал Гевин. — Если вдруг не удастся заполучить браслет в ближайшее время, потом мне придется проводить всю оставшуюся часть круиза только с Вероникой”. Беспокойство волной прокатилось по всему его телу. Все же он сумел вымученно улыбнуться и направился поприветствовать капитана.

Вероника так хотела побыстрее попасть на капитанский коктейль, что они с Риган пришли едва ли не первыми. А уже через считанные минуты после их появления очередь к капитану змейкой выползла за пределы зала и достигла выхода из бара “Ланселот”. Повинуясь чувству долга гостеприимного хозяина, капитан обнял Веронику и Риган за плечи. Вероника прошипела “чи-и-з” в объектив камеры. Капитан очень старался быть веселым и приветливым, но Риган почувствовала облегчение, когда первая встреча с капитаном окончилась и стороны обменялись подобающими моменту ничего не значащими шутками и замечаниями. Вероника задержалась, чтобы добавить что-то еще. Риган же взяла с подноса проходившего мимо официанта бокал с шампанским и принялась оглядывать зал. Первые прибывшие уже разместились на диванах и в креслах, которые образовывали некую напоминавшую подкову конструкцию, полукругом изгибавшуюся вокруг расположенной по центру зала танцевальной площадки.

— Эй, Риган! Мы здесь! — Девушка повернулась на зов и увидела машущую ей Сильви. Та сидела на одном из диванов рядом с женщиной, выглядевшей значительно старше ее.

— Вероника, пойдемте поприветствуем Сильви.

— Отлично, дорогая, ведите меня!

Пока они пересекали зал, оркестр начал играть что-то, напоминающее версию “Чатануга Чу-Чу”, немного искаженную скребущими звуками некоего барабанного приспособления, напоминающего по виду миниатюрную метелку. Несмотря на то что большинство молодых людей ее возраста просто терпеть не могли такой музыки, обычно звучавшей на свадьбах, сегодня мелодия понравилась Риган. На танцевальную площадку вышла какая-то пара, начавшая исполнять серии четких комбинаций. При этом было очевидно, что движения их прекрасно заучены, партнерам даже не нужно было смотреть друг на друга. Танцевали они удивительно красиво, даже грациозно. Чувствовалось, что делают они это не в первый раз в последние лет сорок. “Что ж, вероятно, к тому моменту, когда я отмечу сороковую годовщину своей жизни с кем бы то ни было, единственным способом нашего передвижения по танцплощадке будет совместное катание в инвалидных колясках, да и то только с помощью прислуги, пихающей нас в спину”. Прежде чем они с Вероникой дошли до места, где сидела Сильви, о платье Вероники, а точнее о шлейф, успели споткнуться и танцевавший мужчина, и проходивший мимо официант.

— Леди Экснер? — Сидевшая рядом с Сильви женщина смотрела на Веронику восхищенными глазами.

— Да, вдова сэра Джилберта Экснера. — Веронике было очень приятно, что нашелся человек, который признал ее знатное общественное положение до того, как она вынуждена была проинформировать о нем.

Знакомство завершилось, и Вероника села на стул рядом с Виолет. “Сильви просто сияет”, — заметила Риган, опускаясь на стул напротив Вероники и рядом с Милтоном.

Зал постепенно заполнялся, официанты в белых перчатках все активнее разносили шампанское, все громче играл оркестр. Все это вместе создавало шум, характерный для достигшего своего апогея коктейля. По залу разносился смех, громкие голоса: люди получили возможность продемонстрировать свои наряды, оценить туалеты других, познакомиться наконец-то с теми, кого еще не удалось повстречать за первые два дня круиза.

Камерон Хардвик стоял, облокотившись, у одной из колонн и потягивал шампанское. Лишь изредка он незаметно поглядывал в сторону Вероники и Риган. “Вот они — ненужный груз, от которого корабль в скором будущем будет избавлен, — размышлял Хардвик. — Надеюсь только, что старуха не ляжет в пятницу вечером спать в этом идиотском платье. А то оно сначала ей может послужить парашютом при падении в воду с борта, а потом еще и будет сохранять на поверхности в течение многих дней”. Это Хардвика никак не могло устроить. Он резко отвернулся, когда вдруг увидел, как старушенция, с которой он имел неудовольствие столкнуться сегодня после обеда, вдруг начала показывать на него Веронике. “Не хватало еще, чтобы эти двое вдруг стали меня обсуждать между собой, — подумал Камерон, — сверять, так сказать, свои впечатления”.

— …я просто знаю, что тот вот молодой человек был у нас в Греции официантом и прислуживал нам тогда, — сообщала тем временем Виолет Веронике. — Это было как раз тогда, когда умер мой дорогой Брюс. Но стоило мне про это сказать сегодня днем, он сразу стал отнекиваться и говорить, что никогда не бывал в Греции. Однако я совершенно уверена, что права и правильно все помню. Это было в августе тысяча девятьсот восемьдесят первого года. У нас еще тогда был столик у окна, и я заказала себе фаршированные креветки, но их уже не оказалось. Я тогда еще долго думала, что же мне заказать, а он стал проявлять нетерпение, злиться на меня. Я тоже разозлилась, потому что мы много платили за номер в их паршивом отеле, — с возмущением в голосе рассказывала Виолет.

— Вчера вечером мы тоже говорили про Грецию, и нам он тоже сказал, что никогда не бывал в этой стране, — сообщила Вероника.

— Я вам точно говорю, это был именно он, — настаивала на своем Виолет. — Я никогда не забываю людей, с которыми встречалась.

Вероника улыбнулась.

— Он очень симпатичный мужчина. Предложил мне прогуляться вчера вечером. Мы с ним гуляли по палубе по а ручку. Он так бережно со мной обходился! Может быть, в четверг вечером вам еще разок его, так сказать, прощупать. Я решила тут организовать в своем номере небольшой коктейль перед ужином. Приглашу всех, кто сидит за нашим столиком, и буду рада, если вы и ваш брат тоже к нам присоединитесь. Я с удовольствием покажу вам фотографии моего сэра Джилберта и нашего поместья в Ллевелин-холле.

Виолет расцвела от этого приглашения, будто у нее враз прошли все ее обычные недуги.

— Мы будем просто счастливы побывать у вас в гостях.

* * *

“Как это пишут в пьесах: „Тем временем на ранчо главного героя"”, — думала Риган, устраиваясь за столиком в ресторане. Что ж, прошел первый полный день на этом корабле, и все уже готовы обменяться своими первыми впечатлениями. Обмен впечатлениями начался практически сразу же.

— А кто-нибудь из вас уже принимал ванну с морскими водорослями? — спросила Иммакулата. — Очень вам рекомендую. Прекрасно освежает и очень взбадривает.

Вставила свое слово и Вероника.

— Звучит замечательно. А что включает сама процедура?

“Процедура включает уничтожение всяких следов растительной жизни на огромных морских просторах, и все только ради того, чтобы ублажить тела праздных людишек, которым лень заниматься своим собственным телом”, — подумал Гевин.

— Видите ли, — с энтузиазмом принялась рассказывать Иммакулата, — вы должны зарезервировать для себя время процедуры в салоне красоты на нижней падубе. Лучше с этим поторопиться, потому что на процедуры записывается огромное количество пассажиров.

— Риган, мы должны не забыть сделать это первым делом завтра же утром, — воскликнула Вероника, делая энергичный жест неизвестно откуда вновь появившимся в ее руках мундштуком.

— Конечно, от водорослей немного попахивает рыбой, — признала Иммакулата, чуть сморщив нос, — но все же вам стоит попробовать. Листья водорослей буквально покрывают каждый сантиметр вашего тела жирной кремовой зеленой массой, оборачивают вас в мягкие теплые одеяла, и в этом во всем вы лежите целые полчаса. Водоросли направляют в ваши поры свои очистительные потоки, вымывая вредные вещества, токсины. Потом вы принимаете душ и идете на массаж, в течение которого можете прослушать музыкальные композиции по вашему собственному выбору. Говорю вам точно, я чувствую себя заново родившейся, помолодевшей женщиной.

— Я ей уже говорил, что меня это не беспокоит до тех пор, пока она будет оставаться той же самой Иммакулатой Марией, на которой я когда-то женился, — громко пошутил Марио, намазывая масло на свою булочку. — Помолодевшая или нет, в любом случае мне не понравится, если ты вдруг сбежишь с одним из тутошних офицеров.

“Это уж вряд ли”, — заметил про себя Хардвик.

Иммакулата со смехом хлопнула мужа по спине.

— О Марио! — Потом продолжила свой рассказ: — Интересно то, что, критикуя мою кожу, они действительно думают заставить меня закупить у них все их косметические товары. Девушка, которая мною занималась, сказала, что у меня какие-то проблемы с капиллярами, и заказала для меня крем, который стоил порядка семидесяти пяти долларов. Верите? Марио застонал.

— И ты купила его! Да, дорогая?

— Я просто не могла устоять. Они гарантировали мне, что после использования одного тюбика моя кожа станет такой же нежной, такой же гладкой, как у ребенка.

“А если не получится? Неужели ты думаешь, что они согласятся взять этот твой крем обратно, — подумала Риган. — Корабль будет уже где-нибудь в южных морях, пока ты окончательно поймешь, что проблемы с твоими капиллярами не закончились”.

— Знаете еще что? — продолжала повествовать наивная Иммакулата. — Оказывается, очень важно обрабатывать свою кожу каждое утро с помощью щетки из натуральной щетины. Дело в том, что с нашей кожи ежедневно надо снимать по два фунта шелушек.

— Слушайте, похоже, они умудрились ей продать еще и одну из таких щеток. Наверное, приговаривали, что она у них оказалась случайно и стоит всего лишь каких-нибудь тридцать пять долларов, — пробурчал себе под нос Марио, внимательно изучая доставшееся ему блюдо.

— Марио! — опять воскликнула Иммакулата, потрепав на этот раз мужа ладонью по щеке. — Я честно вам скажу: уверена, что снятие шелушек с нашей кожи очень важно для здоровья. Особенно в таких огрубевших местах, как на локтях, пятках и коленях. Делать это все надо по утрам, когда встаете с постели, и по вечерам, перед сном…

“В салоне, наверное, запускали что-нибудь вроде “У старого Макдоналда была ферма” в момент соскребания шелушек с таких вот клиентов, как эта Иммакулата”, — предположил про себя Гевин.

— …девушка еще сообщила мне, что, когда люди обычно выбрасывают старые матрасы, то те настолько полны старой кожей, что весят где-то на двадцать-двадцать пять фунтов больше, чем новые. Получается, что, лежа на таких матрасах, ты как бы спишь вместе с неким мертвым телом, вам так не кажется? — стояла на своем Иммакулата.

“Даже это было бы более возбуждающим, чем спать с моей бывшей женой”, — подумал Грей.

Камерон Хардвик тем временем еле сдерживался, чтобы не вспылить. Губы его были плотно сжаты, скулы сведены.

— Камерон, дорогой, — вдруг обратила на него внимание леди Экснер. — Я тут всем уже сказала, что мы с Риган в четверг вечером приглашаем всех знакомых на коктейль в нашей каюте перед ужином. Надеюсь, что и вы к нам заглянете в гости. Заодно посмотрите на вид из нашего окна. Он такой великолепный, что просто умереть можно…

“Знаю, знаю, и про коктейль, и про вид из окна”, — сказал про себя Хардвик. А вслух, улыбнувшись, он ответил:

— Спасибо. Буду обязательно.

“Замечательно. Итак, каюта напротив по дизайну зеркальное отражение той, в которой они живут. Надо будет проверить. Впрочем, я теперь и без этого коктейля знаю, как действовать в пятницу вечером”, — размышлял Хардвик.

— Очень мило с вашей стороны, — воскликнула Вероника. — Приятно, что к нам придут все, кого мы пригласили, в том числе и те, с которыми мы познакомились сегодня или еще успеем это сделать в течение ближайших дней. После ужина я направлюсь прямиком к себе, чтобы как следует продумать, какие закуски, блюда мы подадим вам на нашем коктейле.

— Закуски — моя специальность, — предложил свои услуги Гевин. При этом он подпрыгнул на своем месте так, что стал разом похож на готовый закипеть чайник. — Я составил меню огромного числа коктейлей для знаменитостей, которые в свое время частенько организовывала наша радиостанция. Кстати… — Он повернулся лицом к Риган и подмигнул ей. — Одна известная писательница, я не буду называть ее по имени, просто обожала эскалопы и бекон, которые я всегда заказывал для нашего рождественского вечера на студии…

Кажется, Нора всего однажды ходила на это его мероприятие.

— На борту этого корабля я тоже часто помогаю гостям планировать их вечеринки. Так что, леди Экснер, прошу вас, разрешите мне помочь вам сегодня вечером. А Риган, думаю, будет рада возможности провести время с молодежью где-нибудь на танцульках…

“С какой это, интересно, молодежью?” — задалась вопросом Риган.

* * *

Когда Вероника легко согласилась на его предложение, Гевин вдруг почувствовал, как подмышки его мгновенно и обильно вспотели, а голова едва не пошла кругом.

— Как мило, как мило с вашей стороны! — завопила Вероника. — Как нам повезло, что нас усадили именно за ваш столик! Правда повезло, Риган?

— Очень повезло, — согласилась Риган.

— Я тоже уверена, что Риган с радостью согласится немного, так сказать, расширить горизонты своего общения и посетить одну из дискотек сегодня вечером. Правда, Риган?

— Я всегда рада возможности расширить свои горизонты, — опять не стала перечить Риган.

— Прекрасно. Значит, договорились. Господин Грей вместе со мной займется составлением меню и прочей организацией нашего вечернего мероприятия, а ты пойдешь и как следует повеселишься. — Вероника подтвердила принятое решение широким жестом рук. — Может быть, ты даже потанцуешь с тем молодым человеком, который так улыбался тебе во время нашей игры в бинго.

— “Поросенок под шубой” всегда был моим любимым лакомством, — сообщила Вероника, плюхаясь рядом с Гевином на пастельных тонов диван в своей каюте. — Хотя, к сожалению, боюсь, что многие люди находят это блюдо слишком простым. Сэр Джилберт страшно любил поросятину. Никогда не забуду, как однажды он запихнул себе в рот огромный кусок свинины и вдруг застыл с совершенно остекленевшим взглядом. Я запаниковала и принялась колотить его по хилой спине. Я не знала, как надо было правильно поступить, потому как тогда еще не изобрели этот метод, который теперь называется “движение Хаймлиха”.

Гевин терпеливо ждал, пока будет досказана очередная история из жизни несчастного сэра Джил-берта.

Вероника вздохнула.

— Все кончилось благополучно. Он тогда просто неожиданно решил чуточку прикорнуть с открытыми глазами. Такое случается все чаще и чаще, когда люди стареют. Сэр Джилберт становился плох, терял силы очень быстро. Теперь я думаю, хорошо еще, что ему удалось отведать своего любимого блюда за считанные дни до того, как он покинул наш грешный мир. — Вероника помолчала, открыла специальное меню, предназначенное Для тех пассажиров, кто желал организовать на корабле свою собственную вечеринку, и самодовольно улыбнулась: — Еще больше ему повезло в том, что перед самой своей смертью он испытал кое-что из того, что безумно любил в этой жизни. — Вероника повернулась к Гевину, и глаза ее страстно блеснули. — Вы очень привлекательный мужчина, — сказала она и в ожиданий подняла вверх брови.

“Я боялся, что дело пойдет именно к этому, — содрогнулся Гевин. — Черт, неужели мне придется отрабатывать таким вот образом каждый пенс стоимости этого проклятого браслета”. Вдруг Гевин заметил бутылку с минеральной водой, стоявшую на буфете.

— Коли уж мы заговорили о проблемах здоровья… — Он едва не упал, пока шел от дивана до буфета. — Уверен, что вы еще не выпили те шесть-восемь стаканов воды, которые требуются вашему организму. Так позвольте же, я налью вам стаканчик.

— В такой чудесной обстановке, в таком обществе, в котором я сейчас нахожусь, я бы предпочла воде шампанское, — кокетливо произнесла Вероника.

Гевин бросился к полке с бокалами, откупорил темно-зеленую бутылку “Пелегрино” и торопливо разлил ее шипучее содержимое. При этом минеральная вода перелилась через края обоих бокалов. Тогда Гевин схватил коктейльную салфетку и быстро промокнул образовавшуюся на полу лужицу. — Зачем вам шампанское. В этом напитке тоже много пузырьков, зато пить его можно в любых количествах. — Гевин с облегчением рассмеялся, когда Вероника благосклонно приняла от него бокал с минеральной водой. В уме он быстро подсчитал, что за ужином она выпила пару стаканчиков виски, бокал вина и каппучино, так что пара стаканов минеральной просто должны заставить ее очень скоро отправиться в туалет. Платье же на старухе было таким замысловатым, что она, безусловно, потратит на его снятие, а потом одевание немало минут.

Откидываясь на спинку дивана, Вероника приглашающе похлопала рукой по подушке, лежавшей рядом с ней.

— Кроме “Поросенка под шубой” на вечеринках хорошо подавать еще круг сыра “Бри”. Вы со мной согласны?

Риган была рада остаться в одиночестве, рада была возможности идти туда, куда ей было угодно. Сначала она забрела в казино, надеясь найти там своих родителей. Когда за ее столом все стали расходиться, Люк и Нора успели уже удалиться из ресторана. Она позвонила им в номер, но их там не оказалось. Проходя мимо рядов игральных аппаратов, Риган вдруг отчетливо услышала звон колокольчика, после чего в поддон одного из аппаратов кучей посыпались четвертаки. Было ясно, что кому-то выпала счастливая комбинация из трех вишенок. Перед счастливым аппаратом стоял мужчина с сигарой, зажатой в уголке рта. Выражение его лица никак не изменилось. Он молча собрал все выигранные монетки и сложил их обратно в картонную чашку. Риган поняла, что, каким бы крупным не был выигрыш в схватке с этими “однорукими бандитами”, большинство людей продолжают играть вплоть до того момента, когда у них в руках не останется ни единой монетки. Риган слышала, что лучше играть на аппаратах, которые устанавливают ближе к выходу из игрового зала. На них удача выпадает чаще, потому что звук выигранных монет притягивает прохожих, и владельцы игровых заведений уверены, что прохожие нет-нет да и отреагируют на него, как те “собаки Павлова”, и сами решат попытать счастья.

Столы для игры в блек-джек были полны, и за одним из них Риган заметила Камерона Хардвика. Официантка как раз принесла ему бокал с каким-то напитком. “Что-то мне не хочется связываться с этим типом”, — подумала Риган. Глядя прямо перед собой, она двинулась вперед, вышла из казино и проследовала через коридор, по стенам которого размешались стенды для фотографий. Завтра они, без сомнения, будут все заполнены улыбаюшимися лицами тех, кто сегодня побывал на капитанском коктейле. Риган припомнила, что Вероника хотела во что бы то ни стало заполучить себе сразу несколько копий своих фотографий, потому что, по ее убеждению, их захотят взять себе как ее племянницы, так и Филипп с Вэл.

— Не так давно Вэл нашла где-то на чердаке несколько старых семейных снимков, — сообщила Вероника, — и теперь сдала их в мастерскую сделать рамки. За исключением, естественно, фотографий первой жены сэра Джилберта. Кстати, выглядела она довольно приятно, но мне все-таки нет нужды напоминать слишком часто, что в жизни сэра Джилберта была еще одна женщина. Жаль, конечно, потому что там имелась одна потрясающая фотография молодого сэра Джилберта. Однако на ней запечатлена и его первая жена. Хотя я и понимаю, что она была для него очень важна и жила с ним достаточно долго, вплоть до своей смерти, сейчас-то на нее смотреть некому и незачем.

Риган приоткрыла дверь в ресторан “Найтс Лаунж” и заглянула внутрь. Ее просто поразила царившая внутри совершенно иная атмосфера по сравнению с той, что была здесь прошлым вечером. Лампы притушены, на столах мигали свечи, а люди, которые всего несколько часов тому назад, одетые в шорты, азартно резались здесь в бинго, ныне солидно и тихо восседали за столами, облаченные в строгие вечерние туалеты.

“Поэтому-то любовь, романтические приключения и расцветают именно в поздние часы, в такой обстановке, — подумала Риган. — Теперь люди выглядят гораздо лучше в свете свечей. Обо всем этом и в песнях часто поется. „Будешь ли ты по-прежнему любить меня, когда наступит завтра?" Ха, скорее всего, нет”.

Выступавший в этот момент фокусник завершил свою репризу и неожиданно сам исчез. Заиграл оркестр, на середину зала вышли танцующие пары. К микрофону подошла певица, застенавшая: “О-о-ох, ты сказал ей, что любишь ее?.. и что так страшно по ней скучаешь…”. “Пора идти туда, где танцы подинамичнее. — решила Риган. — Надо постараться найти ту “молодежь”, о которой говорила Вероника. В конце концов, может, я захочу просто пойти в какой-нибудь бар и выяснить, как выглядят бары на корабле, плывущем посередине Атлантики”.

Ухватившись при резком повороте судна за поручень одной из кормовых лестниц, Риган вдруг ощутила себя удивительно спокойно и свободно. Ей было очень хорошо, потому что она на какое-то время оказалась предоставлена сама себе и может без помех подумать. Ужин был достаточно долгим и утомительным, и к концу его Риган устала от необходимости вести с кем-то разговор ради самого разговора, так сказать из вежливости.

Риган села за один из столиков в глубине зала, подальше от танцплощадки. Под потолком вращались цветные шары, разбрасывавшие световые круги и точки по стенам, полу и потолку. “Неужели им тут не хватает морской качки и они нарочно придумали себе еще один источник морской болезни? Неужели так необходимо еще и светомузыку тут устраивать?” — недоумевала Риган. Сама музыка звучала на пределе возможной громкости, как и положено в дискотеках: “Как много мужчин и как мало времени…”. “Тут-то, правда, этой проблемы не существовало”, — констатировала Риган, оглядев зал. Здесь так мало мужчин и так много времени. Все наоборот. На суше она ни за что бы не пошла в подобное заведение, но кое-что в жизни на корабле в корне отличается от жизни на суше. Следовательно, и правила здесь действовали совершенно иные.

“Все мы в этом путешествии вместе. Мы здесь знакомимся с теми людьми, которые будут потом всю оставшуюся жизнь слать нам поздравительные открытки к каждому Рождеству”. — Так сказал капитан в ходе одной из своих бесед с пассажирами по корабельному радио. Было очевидно, что капитан вообще любил звуки своего собственного голоса. Пассажиры были вынуждены уже выслушать целую серию его монологов. А в море они находились всего-то второй день. Было очевидно, что капитан пользовался любой возможностью, чтобы выступить по радио с обращением или объявлением. Так, он часто сообщал, где именно они сейчас находятся, сколько морских миль уже проплыли, как далеко от них находится ближайшая земля и так далее. Правда, когда Риган смотрела из окна на океан, он выглядел совершенно одинаковым для нее, что бы в данный момент ни говорил про него капитан. Как сказано в той пословице: “…Вода, везде вода, и ни капли в горле…”

— Желаете что-нибудь выпить, мадам?

Риган подняла взгляд. “„Мадам". Я его сейчас просто прибью”. Она заказала водки с тоником. Официантик был совсем мальчишкой с короткой солдатской стрижкой и тоненькими усами. Открыв сумочку, Риган достала блокнот. В ее привычку давно вошло записывать приходившие в голову свежие мысли. Вот и сейчас она пометила в своем блокноте: “Ливингстон, письмо с соболезнованиями”. Завтра она попросит комиссара сообщить ей адрес родителей Атены. Ей захотелось послать им письмо и выразить свои соболезнования.

— Здравствуйте.

Риган опять подняла взгляд и улыбнулась, увидев перед собой Ллойда. Он слегка склонился перед ней. Выглядел он высоким и каким-то по-мальчишески молодым в своем белом костюме Оказалось, что она тоже любит мужчин в униформе.

— Могу ли я к вам присоединиться?

— Пожалуйста, — ответила Риган, опуская свой блокнот обратно в сумочку.

* * *

“Бог мой! Она, наверное, просто верблюд, — думал Гевин, наполняя водой очередной бокал и протягивая его Веронике. Та при этом до сих пор не проявила ни малейшего желания сходить в туалет. — Или она верблюд, или же просто сидит вся укутанная старческими подгузниками”. Полчаса назад он сам вынужден был сбегать в уборную, а Вероника казалась просто неподверженной одному из самых естественных природных позывов.

Наконец, Вероника завершила выбор блюд для вечеринки.

— Я очень надеюсь, что выбранное мною будет достаточно вкусным. Дело в том, что, будучи вдали от дома и известных только мне добавок и приправ, я просто не смогу сдобрить эти блюда так, как мне того хотелось бы. Настоящая хозяйка всегда знает, как приукрасить блюдо, придать ему лучший вид и вкус. А теперь, господин Грей, мы должны определить, какое количество гостей надо пригласить и подсчитать, сколько и каких блюд я должна заказать. Как вы думаете, не следует ли нам пригласить к себе кого-нибудь из офицеров, а то и самого капитана?

“Какая разница? — воскликнул про себя Гевин. При этом его взгляд то и дело возвращался к двери в туалет. — Когда же ты, наконец, пойдешь ПИСАТЬ!” — только и мог думать Грей.

Вероника же продолжала без остановки:

— Мне просто очень хочется наконец-то оказаться на такой вечеринке, где бы мужчин было больше, чем женщин. Мы уже пригласили всех тех, кто сидит за нашим столиком в ресторане. Это уже замечательно. Надеюсь только, что Камерон Хардвик придет в веселом расположении духа. Мне все же надо сообщить Риган, что Виолет Кон уверена, будто встречалась с ним в Греции несколько лет назад. Мистер Грей, на что это вы так смотрите?

* * *

Ллойд хорошо танцевал. Риган же чувствовала, что ей приятно быть в его компании. И все же, когда окончился очередной танец и кавалер пригласил ее пройтись по палубе, она посмотрела на часы и отказалась.

— Мне пора подниматься к себе. Не люблю оставлять леди Экснер надолго одну.

Харпер был явно разочарован, но смиренно произнес:

— Наверное, вы правы. Я видел вчера, как она едва не вывалилась за борт. А такое уже случалось.

— Думаю, что теперь мы всё с вами подготовили, господин Грей. У нас всё должно получиться просто прекрасно. — Вероника услышала звук ключей в двери и повернулась. — О, как здорово! Риган уже вернулась. Интересно, с кем это она там разговаривает?

“Еще одна возможность добраться до браслета благополучно провалена”, — со все возрастающим раздражением констатировал Гевин. Потребление многочисленных стаканов с газированной водой в конце концов вызвало у него головную боль.

Улыбаясь вошла Риган.

— Риган, хорошо ли ты провела время? — весело спросила ее Вероника.

— Все получилось именно так, как вы желали Тот парень, которого мы видели на игре в бинго, пригласил меня потанцевать.

— Вот это да! Я страшно хочу услышать твой рассказ о том, как все это произошло, — с энтузиазмом произнесла Вероника, — но сначала, если позволите…

Гевин застыл в недоумении, глядя, как леди Экснер вскочила, быстро прошла в туалет и плотно закрыла за собой дверь.

— Благодарю вас, — сказала Гевину Риган, садясь рядом с ним на диван. — Как было хорошо с вашей стороны помочь в планировании нашей вечеринки.

Ответная улыбка Гевина была больше похожа на болезненную гримасу.

— О, мне это тоже доставило удовольствие. — Он поднялся. — Я покину вас, дам вам возможность немного поболтать перед сном. А завтра утром, прошу вас, опять приводите вашу компаньонку на утреннее занятие спортивной секции. Я там тоже буду… Вероятно, стану ходить туда каждый день в течение всего круиза. Ну, а теперь мне действительно пора идти.

Риган открыла перед ним входную дверь. Когда Гевин ушел, она переоделась в халат. Тут появилась из туалета Вероника.

— А где же мистер Грей? — спросила она с ходу.

— Мне показалось, что он здорово устал. Сказал, что рад будет встретить вас вновь завтра утром.

— Да, он, вероятно, действительно устал. Мистер Грей вообще человек задумчивый, но сегодня я несколько раз замечала, как он таращился буквально в пустоту. Он слишком ответственно подходит к своим обязанностям на корабле, а поэтому и бывает занят с утра и до позднего вечера. — Вероника повернулась к Риган спиной и попросила расстегнуть ей платье. — Я все это время так страшно хотела в туалет, но не могла оставить его здесь одного из уважения к нему и к тому, что он тут теряет со мной свое время. И так сегодня утром не совсем удобно получилось, когда мы вынуждены были уйти и оставить его, поэтому пришлось сидеть и терпеть.

Вероника удалилась переодеваться, а Риган тем временем принялась раскладывать свой диван.

— Риган, ты не можешь ложиться спать до тех пор, пока не расскажешь мне все о своих приключениях сегодня вечером. А может, тебе следуем пригласить этого молодого человека к нам на коктейль? Это будет просто замечательно! Уверена, что все придут в восторг от возможности познакомиться с ним…

Риган накрылась одеялом с головой и подумала: “Господи, осталось еще целых три с половиной дня”.