"Истинный мудрец" - читать интересную книгу автора (Раджниш Бхагаван Шри)

ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

ВОПРОС В чем разница между пассивностью и струением с рекой?

ОТВЕТ Огромная разница. И не только в количестве, но и в качестве, в направлении, уровне, измерении. Тут надо достигнуть глубокого понимания, потому что разница очень тонкая.

Может показаться, что пассивный ум течет вместе с рекой, но в то же время пассивный ум не течет вместе с рекой: в нем есть определенная позиция пассивности.

Пассивный ум это тоже ум. Для того, чтобы плыть вместе с рекой, нужно немыслие. Во все века многие обманывались этим сходством. А взращивать пассивность легче, чем плыть с рекой. Расположить ум к пассивности очень легко. Вот почему раньше, да и сейчас существовали и существуют монастыри, монахи, саньяси — люди, отказывающиеся от мира.

К чему они стремились на самом деле? Они стремились стать абсолютно пассивными. Но их пассивность — отрицание. Они выбрали некое отношение. Прежде эти люди были слишком активны в мире: суета, желания, амбиции. Их ум был активен: возбужден желаниями, будущим, надеждами. Затем они потерпели крушение; на что бы вы ни надеялись, это никогда не сбудется. Все надежды безнадежны, все желания становятся фрустрацией, все ожидания уже несут в себе семя фрустрации.

Так что, рано или поздно, каждый неизбежно приходит к такой жизненной точке, когда деятельный ум кажется настоящим адом. Излишняя активность'- и никакого результата. Лежать, бежать -и ни до чего не добегать. Если вы умны, это произойдет достаточно быстро. Если глупы, на беготню уйдет много времени, но все равно это случится. Если вы очень умны, вы поймете это уже в юности. Если не так умны, то уже в зрелом возрасте. Но рано или поздно каждый начинает чувствовать, что жизнь, когда ум активен, очень болезненна; она ни к чему не приводит. Много обещает, но никогда не выполняет эти обещания. Оставляет неприятный привкус во рту, неудовлетворенность существованием. Человек чувствует усталость, изношенность, поражение. Чувствует, что все было тщетно.

Как только ум это чувствует, то сразу предлагает: "Попробуй противоположное". Потому что ум живет в противоположностях, в двой- ственном. Он говорит: "Ты испробовал активность. Теперь попробуй пассивность. Ты слишком замотался в мире, теперь откажись от него. Ты слишком был привязан к деньгам. Откажись от денег. Ты слишком был увлечен женщиной, детьми. Оставь их, удались от всего этого".

Ум предлагает испробовать противоположное: это кажется естественным и логичным. В одном вы потерпели неудачу — попробуйте теперь другое. Может, это получится.

Таковы прежние саньяси, монахи: монастыри, Гималаи. Разочаровавшись, они ушли от деятельности. Они испытывают противоположное. Они стараются не желать, но пытаться не желать это тоже желание. Они пытаются оставить мир, но само их усилие оставить мир вызывает их привязанность.

Если вы на самом деле не привязанны, то какой же смысл оставлять что бы то ни было. Отказаться от чего-то можно лишь будучи привязанным к этому. Вы уходите от женщины, но это только показывает, что ваш ум еще мечтает о женщинах. Куда бы вы ни двинулись, даже к противоположному, вы остаетесь тем же. Это надо понять: вы никогда не изменитесь, переходя к противоположному. Кажется, что вы изменились, но вы остались тем же.

Это очень важно понять, иначе вы снова попадете в ту же ловушку. Теперь это будет ловушка не желания, а пассивности, непривязанности, невзволнованности. Прежде мир был полем вашей деятельности, теперь от стал вам безразличен. Но вы остались тем же! Теперь полем вашей деятельности станет Бог, мокша, дальний мир где-то в небе, где все прекрасно. Этот мир стал внушать отвращение, теперь красота перенесена в другой мир. Изменился объект вашего желания, но вы не изменились. Прежде вы стремились к деньгам, теперь стремитесь к медитации, но — жажда осталась. Прежде вы стремились к чему-то в этом мире, теперь вы стремитесь к тому, что в мире ином. Но стремление осталось, оно то же самое.

Те, кто смотрят на вас со стороны, могут быть введены в заблуждение, потому что внешне вы полностью переменились: вы не притрагиваетесь к деньгам, у вас мало собственности, живете в хижине или под деревом, вы голый факир. Миряне станут молиться на вас: они думают, что вы преобразились, а они все еще в мире. Приходя к вам, они сравнивают. Они думают, что вы достигли полного мира: вид у вас такой спокойный. Пассивность может казаться миром. Но это не мир; это мертвенность. Мир — это жизнь; пассивность — это смерть.

Представьте, к примеру, что вы плаваете в реке, пытаетесь плыть против течения, боретесь, вы активны. И мертвое тело, плывущее по реке: никакой борьбы, просто дрейфует вниз по течению. Но оно мертвое, недвижный труп. Жизнь — борьба. Смерть пассивна.

Но тот, кого я называю действительно струящимся вместе с рекой, ни жив (в понятии борьбы), ни мертв, как труп. Он течет вместе с рекой, но течет сознательно. Он течет вместе с рекой не потому, что он мертв, а потому что сотрудничает. Он течет вместе с рекой не потому, что не хочет бороться, но потому что наконец понял, что борьба тщетна, и не ринулся в противоположное.

Он течет. Он общается с рекой. Он стал единым с ней. Иногда вы увидите его действующим, иногда бездействующим. Активность и пассивность — не две полярности, из которых надо выбирать; он принимает и то и другое. Вот что я называю "струиться с рекой".

Иногда вы встретите его па рынке, и весьма активным. Иногда встретите его в храме, глубоко пассивным. Но теперь он не закрепляет свои состояния. Он может от активности перейти к пассивности, и наоборот. Нег никакого барьера, он создал вокруг себя изгороди. Он плывет, течет, струится. Иначе сама пассивность может стать тюрьмой.

Я слыхал такую хасидскую притчу. Один человек отправился навестить своего друга. Тот был фермером в небольшой долине, укрытой в горах. Подойдя ближе к дому своего друга, он увидел зрелище, ошеломившее его.

Он увидел полянку. Но странно и дико: тысячи зверей и птиц столпились на этой полянке. Тысячи! Не счесть. Жуткая давка, яблоку негде упасть. А во всем прекрасном лесу вокруг поляны не было ни одной птички, ни одного зверька. Человек глазам своим не верил: "Почему они устроили себе такую давку? Почему они не летят на небо, другие — на деревья? Ведь им доступно беспредельное пространство". Звери и птицы производили жалкое впечатление: возбужденные, напряженные, расстроенные, явно чувствовали себя очень плохо.

Конечно же, каждому нужно некоторое жизненное пространство, чтобы жить. Когда это пространство стеснено, возникает нервозность, Но никто не мешал им разлететься и разбежаться, не было даже изгороди. Войдя в дом своего друга, человек первым делом спросил: "Что за несчастье обрушилось на птиц и зверей?"

Друг ответил: "Я точно не знаю, я только слышал, что давным-давно жил здесь хозяин, очень жестокий человек, садист. Он в свое удовольствие наслаждался жестоким экспериментом. Построил высокую ограду вокруг полячки, поставил стражу и приказал ей убивать всякую живность, пытающуюся убежать за нее. Силой нагнал тысячи животных в эту тюрьму. Так длилось многие годы: убивали всякого пытавшегося бежать. Постепенно звери и птицы прижились, приняли тюрьму. Забыли о свободе, она ассоциировалась у них со смертью. Хозяин умер, стража исчезла, ограда разрушилась. Никто больше не мешал им уйти. Но они создали ограду в своем уме. Они на самом деле видят ограду! Она глубоко укоренилась в них, стала условием их существования."

"Но почему же никто не пытается их переубедить?" — спросил гость.

"Многие добрые люди пытались это сделать, но птиц не слушают. Они не только сами верят в ограду, они воспитывают детей в этом представлении. Ограда вошла в их кровь и плоть, стала частью их видения мира. Дети рождаются с мыслью об изгороди. Добрые люди пытались, пытаются и сейчас. Но невероятно: звери набрасываются на этих людей. Они не хотят, чтобы их тревожили. Они даже создали свою философию, что они свободны, мир вокруг них — это тюрьма. Все же добрые люди продолжают попытки, но, кажется, невозможно убедить их, что ограды нет, что они свободны, что они могут лететь в небо."

Мне нравится эта притча.

С этим приходили к вам, зверям и птицам Иисус, Ваал, Моисей, Махавира, Будда, но вы создали ограду в своем уме; вы им не верите. Вы или активны или пассивны, но и то и другое — за оградой, умом.

Представьте деревянную изгородь: одна доска белая, другая — черная; белая, черная... Деревянная изгородь, покрашенная в два цвета: одна доска белая, другая черная — это и есть ум. Стремление к активности — стремление к пассивности, инь — янь, хорошо — плохо, приятно — неприятно, мир — нирвана, — все это доски одной и той же изгороди.

И вы продолжаете выбирать. То вы выбираете белую, потом пресыщаетесь ею. Тогда начинаете любить черную, молиться на нее; но черная доска такая же часть вашей тюрьмы, как и белая.

Ум активен; ум пассивен. Но и то и другое — состояние ума А то, что я имею в виду, говоря "струитесь с рекой" — вне пассивности, белого и черного, дня и ночи, любви и ненависти, мира и Бога. Перешагните через все это. Поймите ситуацию в целом: активное переходит в пассивное, пассивное снова перейдет в активное. Это я вижу постоянно.

Живущие в мире слишком активны. Но, где-то в глубине, они тоскуют и желают отказаться от всей этой чепухи. И я знаю монахов, всю свою жизнь проживших в монастыре; говоря со мной, они сознавались, что постоянно думают, что упустили жизнь. И всегда мечтают вернуться обратно в мир. Активность хочет стать пассивной, пассивность хочет стать активной.

Выбор от ума! Отсутствие выбора — это струение вместе с рекой. Вот почему хасидизм и я не советуем оставлять мира. Откажитесь от него, и будьте в нем! Уму кажется трудным, почти невозможным уразуметь это. Ум может понять мир и отказ от мира; и то и другое вмещается в его схему. Но когда ум слышит, как я говорю: "Будьте в мире, но не от мира", ему очень неуютно. Непонятно: что такое он говорит?

Ко мне приходят и говорят, что желали бы стать саньяси, но живут в мире. "А как же возможно в мире быть саньяси?" Особенно абсурдным это выглядит в Индии. Саньяси — те, кто оставляет мир. Но я говорю: саньяси — тот, кто живет в мире и все же он не принадлежит миру. Когда я говорю это людям, они смущаются. Говорят: либо то либо другое. Я говорю; и то и другое.

Когда вы принимаете и то и другое, пассивность и деятельность, они отрицают друг друга; вы становитесь нейтральным. Тогда вы не мужчина и не женщина, ни инь и ни янь, не тело и не душа. Вы перешагнули через двойственность, стали трансцендентны. Эта трансцендентность и есть "струение вместе с рекой".

Струение с рекой -величайшее искусство. Это означает быть в одно и то же время деятельным и пассивным в глубокой согласованности с существованием. Что-то делать надо. Надо жить, зарабатывать на жизнь. По меньшей мере приходится дышать, приходится двигаться. Надо быть деятельным. И надо расслабляться. Иначе активность станет невозможной.

Так что, будьте (ногда активны, иногда пассивны, но не отождествляйте себя ни с тем и нн с другим. Оставайтесь в стороне. Пользуйтесь активностью пользуйтесь пассивностью, но оставайтесь ни тем и ни другим Как с одеждой: иногда в белом, иногда в черном. Так же, как днем вы работаете, а ночью спите. Точно так же. Пользуйтесь обеими сторонами двойственности. Это средства; не отождествляйте себя с ними. Тогда вы будете течь вместе с рекой. И это весть хасидизма.

Хасиды — величайшие люди, живущие в мире и, все же, не дающие миру купить и испортить себя. Легко отправиться в Гималаи и стать неподкупным. Очень легко! Потому что кто ж вас здесь купит? Живя с горами, человек делается невинным, но эта невинность может оказаться лишь видимостью. Вернитесь в мир. Ярмарка, рынок — ваше испытание. Вы должны прийти туда, чтобы проверить, действительно ли вы невинны, потому что возникает возможность купить вас; только тогда вы узнаете, можно ли все еще купить вас или нет. Гималаи, их молчание могут обмануть вас. Они обманули тысячи людей. Хасиды говорят: живите на рынке. Общайтесь с людьми, потому что люди — это ваше окружение.

У Сократа кто-то спросил: "Почему вы не отправитесь в горы для постижения? Рядом с горами, реками, деревьями, зверями и птицами". Он ответил: "Мы слышали о древних мудрецах, удалявшихся далеко в горы, чтобы жить там и постигать природу. Моя природа — люди. Чему меня могут научить деревья? Чему меня могут научить горы? Они хороши, чтобы расслабиться. Чему меня могут научить реки? Мои реки, мои горы, мои деревья — люди. Люди -мое окружение".

Всю свою жизнь Сократ прожил в Афинах. Жил там и умер там. В людях. И был прав.

Настоящий мудрец не станет беглецом. Он будет жить в людях и учиться, как остаться неподкупным, неиспорченным, когда все искушает и покупает вас. Тогда вы достигаете высочайшей вершины.

А высочайшая вершина пользуется обеими противоположностями жизни. И высочайшая вершина таит несметное богатство.

Мне попадались люди, которые всю свою жизнь провели в лесу. Они очень святы, но еще и немного простоваты: среди деревьев станешь простоватым, естественно, мудрость Сократа осталась недоступна. Вы станете деревом. Станете произрастать. Вы достигнете большой чистоты, но эта чистота еще не высочайшее откровение; в этой чистоте есть некая регрессия, это шаг назад. В своих прошлых рождениях вы уже были деревом, вы уже прошли через это. Теперь это шаг назад.

Подумайте, вам тридцать, а то и больше, вы можете достигнуть невинности двумя способами. Один из них — каким-то образом снова стать ребенком, но тогда вы снова станете глупеньким. Вы станете невинным, но также и глупым: ведь ребенок глупенький. Есть другая возможность: вырасти и стать мудрым через опыт. Зрелым, познавшим. И в самом конце, став древним стариком, вы снова достигаете детства. Но это достижение не будет регрессией.

Вперед. Пусть круг завершиться. Не отступайте назад! Только вперед и вперед! И придет день, когда вы увидите: круг замкнулся. Вы старики в то же время ребенок. Мудрец -и то и другое. Тогда глупость оставляет вас.

Мудрец похож на ребенка и, в то же время, не похож на ребенка. Мудрец и то и другое. Он взрослый, взрослый на самом деле, зрелый, живет в жизни, проживает ее, испытывает, обогащается ею, и в то же время пришел к пониманию, что невинность — единственный способ быть, единственный путь быть в Боге. Старец снова во втором детстве, но это детство — второе детство. Он рождается заново.

Когда я говорю "струитесь вместе с рекой", я не советую вам стать плавучим бревном. Я не советую вам стать трупом, плывущим по течению. Если вы мертвы, вы будете плыть по течению — вы же не можете сопротивляться. Прежде вы были в клетке активности. Теперь — в клетке пассивности.

Никогда не бросайтесь в противоположное. Всегда оставайтесь и в том и в другом; и все же — вне. Помните: никогда нельзя кидаться в крайности, потому что путь лежит как раз посередине. Будда назвал этот путь "средним путем" — маджхимникоя. И он прав.

Жил был попугай, очень красивый попугай. После полудня, когда все в доме затихало, ему позволялось свободно летать по дому. И вот однажды (было очень жарко, все крепко спали), и слуга, как обычно, выпустил попугая полетать.

Домашний пес тоже спал. Попугай подлетел поближе и прямо над его ухом проорал: "Реке!" Пес конечно же проснулся и вскочил: "Реке!" Повертелся, обошел всю комнату, заглянул в каждый угол. Ничего не найдя, он снова улегся спать. Попугай подождал. Шутка удалась, удалось одурачить пса. Он снова подлетел поближе и гаркнул: "Реке!" И снова пес открыл глаза, встрепенулся, обошел весь дом и вернулся очень расстроенный.

Он почувствовал, что его дурачат: никого нет, все спят крепким сном -мышь не пробежит; и только этот попугай. Может быть, это он? Пес притворился спящим, прищурив один глаз.

Попугай тихонько подлетел и попробовал ту же шутку в третий раз. Пес как прыгнет... Позднее слышали, как попугай жаловался: "Вечно так со мной: никогда не умею вовремя остановиться".

У вас, попугаев, те же проблемы: где остановиться?

От активности вы переходите к пассивности. И наоборот. Вы не знаете, где остановиться. Если бы вы знали, где остановиться, если бы вы знали середину... Потому что середина трансцендирует и то и другое. Эту точку вы проходите каждый день снова м снова, но не знаете, где остановиться. Есть точка, когда вы переходите от любви к ненависти. Вы проходите точку, где остается Будда. Посередине — где уже нет любви и еще не возникла ненависть; когда вы переходите от сочувствия к гневу, вы проходите точку, где остается Будда.

Понаблюдайте: за двадцать четыре часа вы проходите эту точку двадцать четыре тысячи раз, по крайней мере, — то место, где находится Будда. Место Блаженства Будды. Вы спешите, переходя от одной крайности к другой. Вы даже не сознаете, когда минуете точку Блаженства Будды: средний путь, средняя тропа, абсолютная середина, И тогда вы вдруг не мужчина и не женщина, не живой и не мертвый, не действуете и не бездействуете. Знать эту точку значит знать все.

Знать эту точку значит знать все, что может дать вам религия. Это не священные тексты. Это то, что минуется вами каждый день. Вы выходите на перекресток каждое мгновение. Каждый раз, переходя от одной противоположности к другой, вы минуете его: нет другого пути к другой противоположности. Но вы движетесь слишком быстро и потому не замечаете, проходя эту точку.

Говоря "струитесь с рекой", я имею в виду: отбросьте все противоположности, выберите реку между ними. Соединяйтесь с ней, общайтесь с ней. Будьте рекой.

В этом весь саньяс. По крайней мере, мой саньяс.

ВОПРОС Там одиноко?

ОТВЕТ Не одиноко, а один.

Говоря "одиноко", вы показываете желание другого; вам не достает другого. Слово "одиноко" указывает, что вы не счастливы с самим собой, что одиночество ранит вас, что это одиночество надоедает, что вы хотели бы выйти из состояния одиночества. Вы осудили одиночество.

"Одиночество" означает, что нет другого, а не то, что вы есть. Вам не хватает другого, ваши глаза сосредоточены на этой нехватке, отсутствии.

Там абсолютно один. Вот почему Махавира назвал это "кайвалья". "Кайвалья" означает "абсолютно один". Но качество этого "один" совсем другое, чем у одиночества. В словаре они могут значить одно и то же, я не о словаре говорю. Но в жизни они совершенно различны.

"Один" означает присутствие вас самих, вы так полны собой, вы полностью в себе, другой не нужен. "Одному" достаточно себя. Одиночество — когда чего-то не хватает; одиночество — это брешь: там, где был другой, или там, где хотелось бы чтобы он был. Одиночество — это рана. "Один" — цветение. Вы так счастливы быть с самим собой; у вас есть все. Полная самостоятельность, устойчивость, удовлетворенность.

Да, там ты совсем один, совсем. И это-то и прекрасно.

Ты один существуешь, но ты существуешь в Боге, ты существуешь в Космосе, ты существуешь в самом существовании. Солнце, звезды, луна движутся в тебе. Деревья, облака — в тебе. Реки и океаны текут в тебе. Ты стал целым, вот почему ты один. "Я" исчезло, ты не можешь быть одиноким.

"Я" всегда чувствует одиночество. Вот почему "я" всегда ищет общество, клуб, кино, то да се.

"Я" всегда ищет другого, потому что без другого его просто нет. Другой совершенно необходим. Запомните это.

"Я" и "ты" существуют вместе, если "ты" исчезло, исчезает и "я" — оно не может быть. Если есть "вы", то могут быть "я". Но если вас нет, как могут быть "я"? "Я" и "ты" — два полюса одного и того же явления, два полюса одного и того же. Если исчезает "я", исчезает и "ты". Если исчезает "ты", исчезает "я".

"Один" — ни "ты", ни "я". "Один" абсолютен. В нем нет никакого центра. Тут целое. В этом состоянии нельзя сказать, где вы: вас нет. Целое есть, а вас нет. Есть океан — капля исчезла. Или можно сказать, капля стала океаном, — то же самое.

Там (первое, что надо понять) одиночество невозможно; существует "один". В этом "один" нет ничего от одиночества. Одиночество печально. "Один" — благословение. Одиночество всегда зависимо. Это рабство, рана, шип в сердце. "Один" — это цветение, исполнение, достижение цели^ возвращение домой. Одиночество — вид болезни. "Один" -это здравость. "Один" — это цельность. Одиночество — нечто от мира болезни, напряжения, страдания, несчастья. "Один" не от этого мира; это за его пределами, абсолютная благодать, сатчитананда.

И второе: не называйте это "там", "вверху" — это не так. Это не вверху и не внизу.

Вверху и внизу для целого теряют смысл. Целое просто есть. Для него нет верха или низа. Эти слова становятся бессмысленными. Но в детском уме человечества Бог всегда "там, наверху", дьявол -"там, внизу", а человек — посередине. Мир посередине, ад внизу, рай наверху. Это разделение ума. Бог — это все: не вверху, не внизу и не посередине.

Только Бог есть. Сказать, что "Бог есть" значит повторяться: Бог и значит "то что есть", "сущий". "Сущее" значит Бог. Сказать "Бог есть" значит повторить одно и то же. Достаточно только "Бог" или только "сущее". Ум вязнет на этом, чувствует себя очень неуютно. Рассуждать невозможно, что-то утверждать невозможно. Он не может утверждать то, что вне всяких рассуждений.

Бог никак не может быть определен. Все определения ложны. Так что, что бы ни было сказано о Боге, не может быть верным. Бог может быть только показан в глубоком молчании; словами тут ничего не скажешь.

Так что, прошу вас, не говорите "там": Он всегда здесь. "Там" — только фантазия. "Там" ничего нет. Все здесь. В это мгновение, здесь и сейчас, все, целое кульминирует, соединяется. "Все" соединяется в "целое". И никуда "здесь" не уходит. И никуда "сейчас" не уходит. Запомните. Вот почему я говорю "здесь и сейчас" как одно слово. Я не говорю их как два слова. "Здесь и сейчас" — одно слово.

Это то, что понял Эйнштейн в итоге своей жизни и работы. Он перестал употреблять "время" и "пространство" как два разных понятия. Он создал новое слово "пространство-время". Время — это сейчас. Пространство — это здесь. Если верно "пространство-время", то "здесь и сейчас" должно быть одним словом. И я говорю его как одно слово. Бог — это "здесь и сейчас".

Я помню замечательную историю. Ее часто рассказывал Свами Рам. Был у него друг, очень известный юрист, адвокат верховного суда. Но он был атеистом. Над своим рабочим местом он повесил плакат: "Бог нигде". Со временем у него родился ребенок. Он рос, учился читать. И однажды ребенок попробовал прочесть это высказывание. Но слово "нигде" было для него еще очень длинным, и ребенок разделил его на два. Он сказал "Бог сейчас здесь". Услышав его, отец взглянул на высказывание: "Да, можно и так". "Бог нигде" можно прочесть как " Бог сейчас здесь".

И говорят, это очень беспокоило отца. Он возвращался к этой мысли снова и снова, так что она стала постоянной медитацией. С этого дня он уже не мог читать надпись, как раньше: "Бог нигде". Взгляд спотыкался о нее. Вглядываясь, всякий раз он читал, как ребенок: "Бог сейчас здесь". Это стало мантрой. Говорят, что отец преобразился, повторяя "Бог сейчас здесь" чаще и чаще, он начал чувствовать некое спокойствие, возникающее в его сердце.

Так он пользовался этой мантрой, не говоря никому ни слова. Он взглядывал все чаще и чаще и при любой возможности повторял про себя: "Бог сейчас здесь".

Он стал верующим. Видение ребенка преобразило его, невинность ребенка преобразила его.

Так что, не говорите "там". "Там" нет существования. "Там" не существует, не может существовать. Все, что есть в жизни, здесь сейчас.

Чуть отойдя от "здесь" и "сейчас", вы уже в несчастье. Как только вы отдаетесь желанию, вы уходите от "сейчас" и "здесь" и создаете себе тысячи несчастий.

Будьте здесь и сейчас. И забудьте о Боге. Если вы в здесь-и-сейчас, вы в Боге, и Бог откроет себя вам. Не нужно Его искать; сами поиски — невероятная глупость. Его нельзя искать. Он — это все. Его нельзя увидеть ни в одном направлении: все направления Его. Вы не найдете Его нигде: Он везде. Так что все поиски обречены на неудачу с самого начала.

Не ищите вы. Просто будьте в здесь-и-сейчас, и Он станет искать вас. Он станет стремиться к вам. Это и говорят хасиды.

Один из величайших вкладов хасидизма в этом: нельзя Его искать. Он ищет вас.

Как можете искать Его вы? Вы адреса не знаете. Не знаете Его лица. Вы не сможете Его узнать. Вдруг встретив Его на улице, даже не поздороваетесь. Вы Его не узнаете. Он покажется таким незнакомым, что вы можете испугаться. Или вы вовсе не сможете Его увидеть: мы видим обычно то, что уже знаем. Того, что не знаем, мы обычно не видим.

Ученые говорят, что через зрение поступает только два процента информации. Девяносто восемь процентов не доставляется. Если поступали бы сто, получилась бы страшная путаница, вы бы сошли с ума. Это было бы слишком. Вы бы не справились со всем этим. Так что, в сознание поступает только немного отобранной информации, девяносто восемь процентов — мимо.

И я знаю, если Бог вас встретит, а встретит Он вас миллионы раз... Но сознание упускает Его: это странное, неизвестное, ваше сознание ни в каком смысле не может вместить Его... Он очень бы мешал. Так что, вы Его просто не видите. Как вы можете Его искать? Его нельзя искать. Где вы можете Его искать?

Хасиды говорят "Вы не можете искать Его. Он вас ищет. Вам нужно только быть доступными и готовыми".

Я вчера прочел анекдот. Студент медик провалился на выпускных экзаменах. Он очень боялся отца и послал домой телеграмму: "Я провалился. Подготовь отца. Удар для него будет слишком силен". Сестра попробовала, но отец страшно рассердился. И она телеграфирует брату: "Отец готов. Готовься ты".

Дело обстоит именно так: отец всегда готов, приготовьтесь вы.

Бог всегда готов вас встретить; подготовьтесь сами, будьте готовы, где бы вы ни были. Он станет искать вас. Он помчится к вам со всех сторон. Он проникает в вас тысячью способами и достигнет вашего сердца.

ВОПРОС Отчаивались ли вы когда-нибудь в нас и в своей работе?

ОТВЕТ Ваш уровень растет. Что касается меня, то я не отчаиваюсь, я не умею. Отчаяние бывает только тогда, когда есть ожидания. Ничто не может привести меня в отчаяние: я ничего от вас не жду. Если это случится — прекрасно. Если не случится — тоже прекрасно. У меня нет желания, чтобы вы стали просветленными. Если бы это было желание, а вы упорно ничего бы не понимали, тогда я был бы в отчаянии. Но это вовсе не желание.

Разделить с вами то, чего я достиг, — в этом мое счастье. Я делюсь, потому, что это у меня есть. Возьмете — хорошо. Не возьмете — тоже хорошо. Потому что в основе своей просветленность не может быть ничем иным, как вашей свободой. Это часть вашей свободы: хотите взять — берите; не хотите брать — не берите. Что бы я ни сказал, если вы этому следуете, вы свободны в этом. Если вы этому не следуете, вы свободны в этом. Я же здесь для того, чтобы освободить вас! Так что, какие же у меня могут быть надежды? Любые надежды становятся рабством, ограничениями.

Если я жду, что вы станете просветленными, а вы не становитесь, то придет отчаяние. А если человек в отчаянии, как он может помочь вам стать просветленным? Совершенно невозможно. Я могу помочь вам только потому, что вы никак не можете привести меня в отчаяние, чем бы то ни было. Я останусь счастлив, останетесь ли вы в неведении или станете просветленными. По мне, ваше несчастье — это ваш выбор. Оно и есть только в вашем выборе. Выбираете его? — Хорошо! Любите его? — Отлично! Кто я такой, чтобы мешать вам? Выбор за вами.

Что я здесь тогда делаю? — Просто делюсь своим пониманием. В этом мое счастье: поделиться им. Ваше счастье — принять его или нет; мне это безразлично. Даже если бы вас здесь не было, даже если бы никого не было, если бы я сидел здесь один, я все равно делился бы своим счастьем с деревьями, камнями. Даже неправильно говорить, что я делюсь им. Оно делает это само. Говорить, что я делюсь им, значит исказить его: как будто бы я что-то делю. Нет, оно делает это само.

Цветет цветок, струится его аромат. Цветок не делится им; цветок не может не делиться. У аромата крылья, он разносится все дальше. Есть рядом кто-нибудь, чтобы наполнится этим ароматом, или нет, к цветку это не относится. Он цветет и все тут. Цветок счастлив: он преисполнен, и эта преисполненносгь распространяется ароматом вокруг.

Если вы зажигаете лампу, струится свет. Не то чтобы лампа стремится поделиться светом, а что ей остается делать? Она иначе не может. Не то чтобы свет ждет, придет ли кто-нибудь насладиться им. Если никто не придет, будет то же самое... Если придут многие, будет то же.

Скорее, я не разделяю, я разделяем.

Обычно вы думаете, что это вы дышите. Когда-нибудь вы поймете и увидите: вы не дышите, вами дышат (пассивная форма). Обычно вы думаете, что вы есть. Когда вы поймете., вы скажете: "Бог есть".

И я не называю это работой. Я ничего не делаю. Если хотите, назовите это игрой, но не называйте это работой. Игра.

Если бы это было работой, это было бы серьезно. Если бы это было работой, то было бы желание достигнуть каких-то результатов. Если бы это было бы работой, она бы чем-то обременяла, была бы выполняемым долгом. Если бы это было работой, было бы и нежелание. Если вы не последуете мне, не будет никакого огорчения. Это просто игра. Я даже не называю это игрой; игра начнет смещаться к работе. Она сама уже конец.

Я люблю рассказывать вам истории, я рассказчик. И нет никакого результата, только в моем сознании. Рассказал я вам красивую историю — все. Это прекрасно. Мне понравилось. Я насладился ею. Насладились вы ею или нет — решать вам.

Один из моих учителей был редкое существо. Он был немного эксцентричен, как и следует быть философу. Он был одним из величайших философов Индии этого века. Редчайший человек, не слишком известный, настоящий философ, а не профессор философии. Он был немного эксцентричен.

Студенты давно бросили ходить к нему на лекции в то время, когда я его встретил. К нему никто не ходил много лет, потому что иногда он говорил непрерывно: три, четыре, пять, шесть часов подряд. Он говс/рил по этому поводу: "Университет может решать, когда начать лекцию, но университет не может решить, когда ее кончить: это зависит только от моего потока. Если что-то не завершено, я не могу это так оставить. Я должен завершить".

Поэтому слушать его было очень трудно. Иногда он занимал все время. А иногда от него неделями слова не услышишь. "Ничего не будет", — говорил он — "Идите домой".

Квгда я пришел к нему на занятия, он сказал, посмотрев на меня: "Да, ты мне, кажется, подходишь. У тебя тоже вид несколько эксцентричный. Но учти: если я начинаю говорить, я кончаю там, где я кончил. Я не подделываюсь. Иногда я не буду говорить неделю; ты придешь и уйдешь. Иногда я буду говорить часами. Если ты устанешь или тебе надо будет выйти, уходи, но мне не мешай. Я буду продолжать. Можешь вернуться. Тихо сядь на место. Я буду продолжать, я не могу остановиться посередине".

Незабываемым впечатлением было его слушать. Он совершенно забывал обо мне, своем единственном студенте. Он редко смотрел на меня. Иногда он говорил, обращаясь к стенам. Он говорил такие глубокие вещи, из такой сердечной глубины, что было не до обращения к кому-то; он наслаждался. Иногда он смеялся от радости и даже сам себе радовался. Не раз я выходил поболтать. Через несколько минут, а то и часов, он все еще был там. И продолжал говорить.

Игра, даже не спортивная игра.

Я говорю с вами; это не работа. Может быть, для вас это работа; для меня это не работа. Благословенным будет тот день, когда это не будет работой для вас, когда это станет игрой, когда вы будете наслаждаться вместе со мной, наслаждаться, участвовать в том, чем я могу поделиться. В эти редкие мгновения соучастия вы становитесь едины со мной. И вся работа завершена. Вот так это делается.

Ученики Гурджиева называют свою учебу работой. Я называю эту учебу игрой. Ученики Гурджиева очень серьезны, делают большое дело. Пожалуйста, здесь, со мной, не будьте серьезны. Серьезность — это болезнь, опасная река. Когда-нибудь рак научатся лечить, но серьезность неизлечима.

Будьте светлы, невесомы, счастливы в этот момент рядом со мной. Соучаствуйте, наслаждайтесь. Работа сама пойдет своим чередом. Работа пойдет сама собой. Играйте, и работа пойдет сама собой. Я акцентирую внимание именно на радостной игре. Если вы научитесь радостно играть, все пойдет само собой.

Так что для меня это не работа. Я люблю вас. Я наслаждаюсь вами. Я просто в счастливом восторге от того, что вы есть. Я счастлив, что вы здесь.

Кроме этого мгновения нет другой цели. В это мгновение все исполняется. Я не заглядываю за него: для меня это мгновение — вечность; оно всегда здесь. Никакого другого мгновения не будет. Это вот мгновение. Это-вечность.

Когда вы поймете как играть, как быть в счастливой игре со мной, вокруг меня, вы открыли дверь. Дверь открывается сама — вам ее никогда не открыть. Просто играйте, и она откроется. В этом тайная формула, чтобы она открылась. Дверь жизни, дверь любви, дверь Бога — все они откроются, когда вы в счастливой игре. Все они закрываются, когда вы становитесь серьезны, когда вы настраиваетесь на работу. Тогда вы упускаете Бога.

Бог — это любовь, песня, танец. Бог — не товар; Он абсолютно бесполезен. Для чего Он нужен? Какую пользу можно извлечь из Бога? Он не используем.

Вот я здесь — абсолютно бесполезен. На что меня можно употребить? Какая от меня польза? Мной можно наслаждаться, как наслаждаются цветами поутру или наслаждаются облаками на небе, или пением птиц. Всего этого нельзя продать на рынке, это не товары; но в них безграничная красота.

Все, что вы превращаете в товар, профанируется. Все, что вы любите ради него самого, тут же становится святым, священным.

Вот, Самендра мне сказал: "Недавно, сидя перед вами, я оказался купающимся в сладости. Что происходит?"

Вот те на! Самендра, происходит любовь! Всегда, когда происходит любовь, вы чувствуете себя очень неуютно, ведь вы движетесь в неизвестность. Вы движетесь в то, чем вы не можете управлять, в что-то вне вас, в чем можно потеряться — потеряться навсегда. Может быть точка, после которой нет возврата; вы никогда не вернетесь. Вот что происходит.

Любовь и смерть — два имени одного и того же явления. На грани любви испытывается священный ужас быть поглощенным ею настолько, что вернуться обратно будет невозможно. Это смерть, зарей занимающаяся над вами. Любовь — это смерть, и если вы познали любовь как смерть, вы открыли тайное святилище жизни. Тогда вы и смерть познаете как любовь. Тогда смерть становиться Богом.

ВОПРОС Прежде чем я отдам себе отчет, наблюдатель во мне становится моим судьей. Что делать?

ОТВЕТ Не осуждайте это. Если наблюдатель в вас становится судьей, прекрасно. Не осуждайте судью — наблюдайте его. Если и тут приходит судья, наблюдайте и его.

Всегда отступайте к наблюдателю, не будьте жертвой судьи. И не тревожьтесь. Дело не в том, что вы не должны осуждать. Если подавлять его, вы не будете счастливы, вы будете подавлены. Что бы вы ни делали, будет судья, какие бы ни прилагались усилия, как бы ни подавлять. Нет! Освободите его!

Если приходит мысль, а за ней следует другая — осуждение, наблюдайте осуждение. Всегда отступайте вглубь к наблюдателю, вот и все. Если снова приходит судья, пусть приходит. Не бойтесь. Вы всегда свободны снова стать наблюдателем.

Весь метод наблюдения в том, чтобы не обманываться и не отталкиваться от судящего. Пусть будет, никто не запрещает. Что можно сделать, если возникает судящий? Что вы можете сделать? Ничего.

Можете снова стать наблюдателем. Пусть все так и продолжается. И когда-то судья потеряется, и наблюдатель станет центром.

Процесс этот будет долгим, ведь вы всегда помогаете войти судье. На многие жизни, на тысячи лет, вы всегда отождествляли себя с судящим. Так что судящий не знает, что вы передумали. Он еще будет приходить несколько лет. Все зависит от вас.

Если вы неизменно будете отступать к наблюдателю, рано или поздно судящий поймет, что он больше не нужен, он незваный гость. Он еще не раз будет стучаться в дверь, но стук будет становиться все слабее и слабее. Однажды, поняв, что вы им больше не интересуетесь, судящий исчезнет. А подавить его нельзя.

ВОПРОС Как получается, что всегда, без исключений, вы говорите то, о чем я подумал только что или минутой раньше?

ОТВЕТ Когда я говорю, вы часть меня. Вы не просто аудитория, ведь вы говорите через меня с собой. Я тоже не только говорящий, я тоже один из слушателей, я тоже слушаю. Это глубокое соучастие. В этом и есть смысл сообщения. Это не только общение, это общность.

Если вы по-настоящему меня слушаете, я говорю — и вы тоже говорите через меня. Вы создаете многое, о чем я бы не говорил, не будь вас здесь.

Вот входит кто-то новый; аудитория меняется. Мне приходится говорить о чем-то еще. Я могу и не знать этого человека — не важно. Когда аудитория меняется, меняется и говорящий: это общение. Если это готовая речь, то ничего не меняется. Кто бы тут ни был, неважно.

Я не говорю ничего готового. Я просто здесь и сейчас отвечаю вам и вашему существу. Так что, если у вас есть какие-то мысли, это неизбежно отразится в моей речи. Если у вас есть какие-то вопросы, так или иначе все будет происходить одновременно: они же и принесут ответ. Это и происходит. Тут нет никакого чуда. Это просто чудо общности.

Если вы любите всем существом, вы отражаетесь во мне, а я в вас. Тогда вы мое зеркало, а я — ваше. Мое зеркало отражается в вашем, ваше зеркало — в моем. И так все время. Два зеркала, одно перед другим, могут отражать друг друга бесконечно, снова и снова.

Чем ближе вы ко мне, тем меньше будет нужды спрашивать. Здесь возникает вопрос,и здесь возникает ответ.

Приходится задавать вопросы, потому что вы еще не вполне уверены в общности.

Так что, не удивляйтесь! Это просто чудо общения, тут дело не во мне. Я не пытаюсь читать ваши мысли; запомните: я не чтец мыслей.

Никогда я такими глупостями не занимаюсь. Никогда не читаю ваши мысли. Но я здесь, я просто зеркало, вот вы и отражаетесь.

Если вы любите меня, ваш вопрос получит ответ. Если вы глубоко участвуете во мне, вы услышите себя, открывающимся через меня. Ведь и я слушаю через вас. Слушающий и говорящий исчезают; создается круг энергии. В этом разница между общением и общностью.

В общении вы — студент, я — учитель. В общности я — мастер, вы — ученик.

Нужно только немного веры, и все получит ответ, и не только ответ, -разрешение.

ВОПРОС Наблюдая свои настроения, я вязну в них по колено. Тогда дело не столько в том, чтобы наблюдать, сколько в том, чтобы нестись вместе с волной, пока она не пройдет.

ОТВЕТ Ну и неситесь с ней. Но все равно наблюдайте. Можно нестись вместе с волной. Как может это помешать наблюдателю? При этом, несясь вместе с волной, можно в совершенстве разглядеть саму волну. Единственное, что надо запомнить: не позволяйте волне нестись на вас, не позволяйте волне накрывать вас. Несетесь с волной -очень хорошо. Неситесь с волной гнева и наблюдайте его. Плохо, когда гнев несется на вас и наблюдатель утерян. Тогда вы отождествляете себя с гневом.

Нет ничего плохого в гневе. Только не отождествляйте себя с ним; наблюдайте его. Это прекрасное переживание, энергетическое переживание. Гнев — это чистая энергия. Я называю его белым горючим: чистейшая форма энергии. Она становится разрушительной, потому что вы отождествляете себя с ней. Она невоспламеняема, потому что чиста.

Человек, который не может злиться, беспомощен: у него нет энергии. Тот, кто может злиться, мощен, в нем большие запасы энергии. Но ее нужно правильно использовать, потому что, чем больше у вас энергии, тем опаснее. Чем больше у вас энергии, тем больше опасность взорваться. Так что нужна большая пробужденность и понимание.

Если есть понимание, то есть и энергия, но она никогда не станет разрушительной. А обладать энергией значит обладать глубиной, высотой, пространством.

Есть два типа негневающихся людей. Один — те, у кого нет энергии; это пустые раковины. Вам знаком этот тип: слабые, измочаленные создания. Они не рассердятся, но они и не полюбят: у кого нет сил сердиться — нет сил, чтобы любить. Изношенные, опустошенные мертвецы. От них остался только кусочек: девяносто девять процентов уже ушло. Только малая часть трепещет жизнью. Живые частично!

Есть и другие люди, преисполненные энергией, ставшие ее резервуарами. Такой человек тоже гневается — он пробудился к сознанию. Его негневливость — не отсутствие энергии гнева; его негневливость пришла от понимания. Этот человек открылся для любви, и она достигает в нем невероятной силы. Такой человек преисполняется величайшим сочувствием.

Весь мир может быть заполнен сочувствием одного человека. Мир не так уж велик: сочувствие одного человека, когда оно хлынет половодьем, может наполнить весь Космос. Когда в мир приходит Будда, когда в мир приходит Иисус, происходит именно это. Энергия одного человека — очищенная, абсолютно чистая, без грана отождествлений — струится ласкающим ливнем на все существующее.

О Будде и Махавире рассказывают... Что за чудо эти притчи! ...Однажды Будда вошел в лес,.. (не понимайте буквально эти притчи)... и на дереве стали распускаться цветы, хотя для них было не время. Когда он достиг просветления, весь лес, окружавший это место, расцвел в одно утро. Деревья начисто забыли, что сейчас не время, что стоит другое время года. И не такое забудешь, когда случается подобное чудо. Будда благодатным ливнем пролился на эти деревья. Они были счастливы. Как еще дерево может проявить свое счастье?

О Махавире рассказывают: куда бы он ни пошел, а ходил он абсолютно голый, без всякой обуви и без клочка одежды, колючки, попадавшиеся на пути, оборачивались острием вниз. Колючки поворачивались острием вниз, чтобы не повредить Махавире. Прекрасные притчи, указывающие на очень важное, очень важное явление.

Да, так должно быть. Я знаю, колючки так не поступают. Я хорошо знаю. Но так должно быть. Когда мимо проходит Махавира, даже колючка должна стать цветком.

Сила — хорошо. Отождествление — плохо.

Потенциально Махавира был, вероятно, очень сексуален. Иначе, откуда бы такая незлобивость, спокойствие и любовь? Та же энергия, но освобожденная. При понимании она становится любовью; при отождествлении, неосознанности она становиться сексуальностью.

Будда, по-видимому, был очень гневливым, неистовым. Я это доподлинно знаю. Не важно, что говорят священные тексты. Должно быть, изначально он был очень злобный, неистовый человек. Иначе откуда прийти такому сочувствию?

В этом объяснение исторического факта, что в Индии все двадцать четыре тиртханкары джайнов, Будда, Рама, Кришна, — все были кшатриями, воинами. Все индийские аватары, кроме одного, На-ращурама, были кшатриями, воинами — людьми гневливыми, неистовыми. Двадцать четыре тиртханкары джайнов — все кшатрии. Ни одного брахмана. Сам Будда был кшатрием. В Индии во всем есть указание на что-то. Отчего именно кшатрии? Отчего они стали величайшим источником сочувствия в мире? Это борцы, в них много гнева. Как только возникает понимание, и энергия освобождается, понимание несется вместе с волной энергии.

Из всех аватар был только один брахман — Наращурам. Но что это был за брахман... Не было, говорят, человека, более неистового, чем он, за всю историю мира. Он так был разгневан на расу кшатриев, что тридцать шесть раз убивал всех кшатриев в мире. Он хотел, чтобы кшатрии исчезли с лица земли. Вот такой брахман. Мир не знал еще столь великого воина. Так почему?

Факт объясняется просто и научно. Если мы видим освободившуюся любовь, прежде на ее месте должен был быть секс. Если освободилась непривязанность, на ее месте должна была быть алчность, зависть, собственническое чувство.

Дерево узнают по плодам. Так же и с человеком: то, что мы видим в нем в состоянии просветления — его плод. Видно, откуда он вырос.