"Бар «Дракон»" - читать интересную книгу автора (Якимец Кирилл, Воробьев Кирилл)

ГЛАВА 1

— Один раз в год сады цветут… — проникновенно тянули стройные ряды выпускниц сада, — всего один лишь только раз цветут цветы в головах у нас. Один лишь раз, один лишь раз…

Алмис чуть не прослезилась. Почему-то эта песня растрогала ее больше, чем покорно наклоненная головка Фроке и потупленные глазки других выпускниц группы. Сейчас девочки получат свидетельство об окончании сада и отправятся в свой последний год — Срок Зрелости. Стройные шеренги-грядки (девочкам по традиции полагалось стоять в аккуратных горшочках) словно замерли с последним словом, улетевшим под недосягаемый потолок-купол.

— Теперь, дорогие выпускницы, — затянула речь Брундильгнеда, — разрешите от имени нашего дружного коллектива, в котором вы росли все эти долгие годы, коллектива, заменившего вам матерей, пожелать вам стать достойными своего народа — стать почетными матерями, дать жизнь следующим поколениям. Дорогие мои, вы вступаете в нелегкую пору зрелости и плодоношения…

Дальше Алмис уже не слушала. Погрузившись в свои мысли, она разглядывала девочек, искусно замаскировавших яркий макияж для праздника — дешевые блестки, купленные втихаря у рабынь-сестер, разводы фосфоресцирующей краски, граненые стекляшки, налепленные по всему телу в разнообразнейших геометрических узорах, — все это было ловко припрятано под салатовыми балахонами и замаскировано ботвой. «М-да, у людей так же, — грустно покачала головой Алмис, — сколько лет мечтают о взрослой жизни, а свобода-то всего на несколько дней!»

Алмис слышала, что осемененных атсанок с признаками плодов, а их после каждого праздника оказывается где-то около четверти, отлавливают потом в городе специальные бригады старжниц и отправляют на дозревание в закрытые дома-лаборатории. Слухи об этих отрядах и домах ходили самые противоречивые, но подробнее разузнать ничего не удалось.

— Кассинясаки, — Брундильгнеда уже вызывала девочек на помост для торжественной процедуры «раскрытия бутона», — за успешное окончание курса низшего и среднего растениеводства тебе вручается символическое волокно птицемора! Вместо аплодисментов раздалось дружное позвякивание горшочков.

На помост начинали вызывать лучших, остаться последней считалось позором. Атсанка, чье имя выкликала Брундильгнеда, не торопясь отряхивала корешки и покидала свой горшочек навсегда. Стражница трожественно разбивала горшочек за спиной будущей «почетной матери». Поднявшись на помост, выпускница опускалась перед заведующей на четвереньки. Брундильгнеда брала ее бутон и демонстрировала стражницам-попечительницам. Те проверяли сохранность лепестков. Когда процедура была закончена, Брундильгнеда ловко надрезала соединение лепестков на кончике, и бутон сам молниеносно раскрывался. Выпускницы только слабо ойкали и радостно топали ножками. Затем на рыльце пестика одна из попечительниц ватным тампоном наносила тонкий слой пыльцы, а Брундильгнеда прыскала пару раз аэрозолем-фиксатором, чтобы пыльцу нельзя было смыть втихаря в гидропонной. Все попытки предотвратить неизбежное опыление пресекались самым строжайшим образом.

Алмис даже пожалела несчастных виновато сучивших листьями девчонок, пытавшихся предохраниться с помощью защитных пленочек или просто накапавших что-либо себе в бутон. Их грубо высмеивали, обман раскрывали и осеменяли общим порядком. Напоследок Брундильгнеда так разъярилась, что сорвала с одной из уличенных выпускниц балахон и потребовала публично стереть с тела все стеклышки и краски. Спустившиеся с помоста выпускницы гордо несли яркие лепестки своих цветков, часто превышавших размерами сами головы — поэтому некоторые помогали себе руками. Теперь они становились полноправными членами общества и могли больше не строиться рядами по группам, а свободно кучковаться по пять-десять подруг. Они были больше похожи на изящные орхидеи, чем на грубую мандрагору. И Алмис их стало жалко. Из толпы выпускниц к Алмис подбежала Фроке.

Алмис заботливо спросила: — Ну, как? — Спасибо, — от смущения юная атсанка чуть не выронила свои нежные фиолетовые лепестки, — спасибо за все, наверное, ты была права… Фроке быстренько спряталась за спины стражниц. С удивлением Алмис отметила, что головы стражниц тоже украшены уже раскрытыми или только готовыми к раскрытию бутонами. По сравнению с цветками выпускниц они казались мелкими и блеклыми: жесткие треугольные лепестки обрамляли толстенький короткий пестик.

— Ну что, лаборант, — Алмис почувствовала на плече мощную руку Саскис. — Пойдем, прогуляемся? Бал окончен, банкет продолжается… О-о-ооо-дин раз в год… И-эх! Один раз живем!!! Алмис протянула ей фляжку строфарии, специально припрятанную в просторном кармане праздничного желтого сарафана.

Стражница в два глотка опорожнила фляжку наполовину, довольно чмокнула губными складками и легонько подпрыгнула от удовольствия: — Держись со мной, сейчас гуляния будут. Я тебе все покажу. — Следующим глотком Саскис добила фляжку. — Сегодня самый лучший день, сегодня битва с мужиками! Сладко поежившись, она почесала между листьями ботвы, рядом со своим бледно-желтым бутоном: — Была-не была! Все тебе покажу…

Город кишел, бурлил, роился и толкался. Невольно Алмис растерялась и, не помоги ей Саскис, наверняка перестала бы бороться с хаотическим потоком атсанов, людей, козлоногов и других тварей, норовившим подхватить, увлечь — и утопить. Саскис была буксиром и якорем одновременно. Как маленькая девочка, Алмис вцепилась в ее руку. Неприятное ожидание чего-то висело в спертом воздухе: никогда раньше Алмис не замечала специфического запаха атсанов, сейчас же он стал ей противен.

— Расслабься, — Саскис, сбив с ног пьяного козлонога в высоком бумажном колпаке, потянула девушку к низким дверям. За дверьми несколько ступенек вели вниз, в прокуренный подвал кабака с тяжелыми столами и такими же тяжелыми скамьями вдоль них. Алмис примостилась неподалеку от двери, у края стола, а Саскис, раздавая тумаки вольным рыцарям, эквапырям в выходных комбинезонах и голым по пояс козлоногам, двинулась к стойке — заказать чего-нибудь покушать.

— Я не хочу… — попыталась возразить Алмис, но Саскис уже возвращалась с плетеным подносом. На подносе, окруженные тарелками с сисопьим рагу, выстроились по росту три сосуда — маленькая фляжка «Драконей крови», обычная бутылка строфарии и гигантский кувшин грибного пива.

— Потом не успеешь, — придавив мощным задом зазевавшегося кимора, Саскис села рядом с девушкой, потянулась и расправила ботву. Алмис отметила, что тело стражницы тоже расписано и обклеено разными блестками, но не так аляповато, как у выпускниц. «Атсан-боди-арт!» — Ешь, пока тычинки не созрели! — Саскис придвинула к Алмис тарелку, а сама присосалась к строфарии, — твое пойло лучше!

Помолчали. Алмис нехотя принялась ковырять в тарелке непонятную бурду — здесь не Аркона, рагу из сисопа делать никто не умеет. Интересно, в мире Дмитрия умеют, или там вообще сисопы не водятся? Алмис была в этом мире несколько раз, но никогда не заходила дальше радиорынка — дядя Клай велел торчать там и ждать рыцаря. Впервые Клай Бонифаций явился к Алмис, обычной дочери обычного кабатчика, когда она от нечего делать шарила с домашнего пьютера по общедоступным сетям. Квадратик с двумя хомячьими головами внутри появился среди бессмысленных строчек конференции по спиртным напиткам.

— Брось эту муру, — сказала одна голова, а вторая прибавила: — Делом займись. — Папа мне то же самое талдычит, — парировала Алмис. — Я тебе именно дело предлагаю, — ответили головы хором, — а не мелкое жульничество, которым пробавляется твой папаша. Ты хоть знаешь, кто я? — Клай Бонифаций, полковник арконской гвардии, если верить Кацу и Хуману…

— Да, — кивнули головы, — их «Каталог иконок» весьма неполон, но меня там просто не может не быть. Дело, предложенное полковником, оказалось обычным, но весьма интересным: ходить по рынкам в разных мирах и толкать пробные программы. Так Алмис начала путешествовать. На пяти разных рынках в мире пиявок она продавала боевой вирус «Тортилла», на центральном рынке Тирании Добра Алмис договорилась с дирекцией о поставке партии То Ма Го — тренажера для ящеров, готовящихся к хирургической пересадке молочных желез. И вдруг — мир говорящих обезьян, Митинский рынок и один-единственный диск, который требовалось вручить одному-единственному покупателю. Алмис поняла, что дело здесь не в деньгах.

Она так прямо и спросила полковника: — Дядя Клай, это что, политика?

Клай Бонифаций ответил странно: — Это мифология. Благодать Высшей Злобы должна течь не где попало, а по проложенному руслу. Русло проложу я.

— Зачем тебе это нужно?

— Мне? — Хомячьи лица в квадратике тоненько захихикали, — мне? Ты что, всерьез думаешь, что я хочу умереть? Иди и продавай диск вот ему, — рядом с иконкой полковника появилось неподвижное изображение парня лет двадцати семи: длинные прямые волосы, глуповатая ухмылка и внимательные холодные глаза. Очень похож на техника из Арконы, который передавал Алмис товар и деньги от полковника, только бороды нет. Так Алмис и оказалась на Мининском рынке, а после — во всем этом дерьме. Клай Бонифаций велел быть подле парня, которого назвал «рыцарем Бытия». Интересно, какая связь между рыцарством, Бытием и Высшей Злобой? Классическая книжка Каца и Хумана «Измерение нормы жизни» туманно определяла Высшую злобу как «возможность легально обойти божественные заповеди». Алмис, тем не менее, согласилась участвовать в мифологической афере полковника и до сих пор не знала, почему.

— От Арконы до Бильреста Пестик в лодочке плывет,

Тычинка в лаковых ботинках По бережку идет…

И-эх, — внезапно запела стражница, прервав размышления Алмис. — План, значит, такой! — внезапно она перешла на громкий шепот, — слушай сюда. Меня Бруня за тобой присматривать просила. Ну, чтоб чего плохого не вышло. Мужики, они, знаешь, — народ скользкий! Тут держи ухо востро, глаз да глаз нужен, — она снова почесала в основании бутона. Алмис сдержанно кивнула в ответ. Помолчали.

— У нас тут все по дням расписано, — продолжила атсанка. Алмис поняла, что та просто смущается, и ободряюще похлопала ее по зеленой руке: — Что у нас на всю жизнь, вам на неделю?

— Почти. Пока пыльца у мужиков не созрела, — глянув искоса на прошедшего мимо атсана, Саскис продолжила, — пойдем, я тебе конкурс поэтов покажу, потом балет будет, а дальше… — Она снова хлебнула строфарии, — я, короче, тебя оставлю, а ты уж меня не сдавай. Постарайся не попадать в глупые разборки, в городе не ночуй, а вообще — не пугайся. У мужиков каждый год новый шухер, у нас — все будь спокойна! В случае чего, обращайся к любой стражнице. Как стемнеет, встречаемся здесь или у входа. Скажешь, что от меня, помогут. Хахаля своего встретишь, не грусти! Мир узок, как брюхо у Ру-Бьек.

Алмис приняла к сведению, но переспросила: — Разве тычинки еще не созрели? Саскис затрясла ботвой: — Сама не видишь?! Пока девок выпустят, пока те разойдутся… Мужик, он дозреть должен. Вот на конкурс все соберутся, я тебя в ложу отведу, Арена Тромпа, лучшие места. Потом девки танцевать начнут, тут у них тычинки и лопнут. Тогда держись!!! — Мелко задрожав, Саскис вновь пригубила строфарии.

— И что? — Не поняла Алмис.

— Что-что? — удивилась ее тупости атсанка. — Дальше что будет?

— Праздник! — отрезала Саскис, — сама поймешь. Пошли!

Выбравшись из подвала, они двинулись по узкой улочке к большой площади, в центре которой высилась громада арены. Внешние стены Арены Томпа были абсолютно глухими, только фронтон над входом украшал барельеф на тему дедки и репки, как показалось Алмис. Но Саскис объяснила ей, что барельеф изображает пришествие Тромпа к атсанам и его дар — философию Хор-Ти. Согласно этой философии, атсаны — самые высокомерные существа по обе стороны Бильреста, не считая, конечно, Ру-Бьек, Ма-Мин и Строителей. Ну, еще существует Клай Бонифаций, но арконский полковник появился на свет случайно, искусственным образом, и может поступать, как ему вздумается. Атсаны же обременены ответственностью за всех жителей Вселенной, а в первую очередь — за самих себя. Поэтому жизнь атсанов должна проходить по науке. Особенно это относится к вопросам продолжения рода…

Утонув в мягком кресле, Алмис рассеянно слушала болтовню стражницы и рассматривала зрителей. Здесь, казалось, собрались все обитатели подземелья. На представление не пустили только шахтеров. Лаборанты, жардинеры, рыцари, торговцы, атсаны, атсаны, снова атсаны… На секунду Алмис показалось, что она видит Дмитрия в обществе какого-то важного козлонога. Алмис привстала с кресла, прищурилась, вглядываясь в пеструю толпу, но Саскис железной хваткой вцепилась в девушку и велела сесть на место.

— Ш-шшш! Действие пропустишь!

На круглую арену выбирались самые смелые атсаны. Почему-то это были, в основном, старики, побитые жизнью, с обвислыми худыми бутонами, плохо прикрывавшими зеленые тычинки.

— Молодой козлоног из Арконы Нарушал регулярно законы, — прокричал первый атсан, толстый и неуклюжий. Второй, худой и кособокий, подхватил:

— И на празднике спьяну Отдался атсану…

После чего оба поэта закончили свою импровизацию хором: — Этот глупый козел из Арконы.

Теперь начинал второй: — Как-то раз жардинер Бармалей Получил от урлы…

Последнего слова Алмис не расслышала — оно потонуло в возмущенных воплях зрителей. Первому поэту тоже не понравилось такое начало, и он кинулся на коллегу с кулаками, что-то визгливо выкрикивая. Постепенно Алмис перестала следить за прениями на арене и принялась разглядывать людей внизу. Ей нужен был Дмитрий, а не этот глупый праздник. Заметив, наконец, как рыцарь о чем-то, не торопясь, разговаривает с козлоногом, она собралась покинуть стражницу. Та, затаив дыхание, слушала спор атсанов-поэтов. В ложбинке ее жирного белого пестика скопилась ароматная влага. Влага подтекла к краю бутона и принялась капать на перила ограждения, потом вниз, на головы атсанов. На это никто не реагировал… Пора!

Но пока Алмис пробиралась мимо атсанки, Дмитрий кивнул козлоногу и исчез. Расстроенная, Алмис села обратно на свое место и уставилась на арену. Мужчин сменили дамы, точнее — юные атсанки. Они сверкали своими красками и стекляшками, позвякивали прикрученной прямо к коже бижутерией. Алмис невольно поежилась, представив такой наряд на себе. Начались танцы: одни атсанки отбивали глухой ритм ногами, другие руками, шелестя распущенной ботвой. Узнав фиолетовый цветок Фроке, Алмис стала внимательнее перебирать лица и фигуры. Точно, там были ее девчонки! Лихо махая цветками направо и налево, все кружились в одном хороводе, завлекая полезжих на арену из первых рядов мужчин-атсанов. По залу пробежал тихий шелест. Воздух наполнился жгучей пылью. С треском принялись лопаться длинные мужские бутоны, выбрасывая наружу тонкие стебельки прорезавшихся тычинок.

— Бьек! — выругалась про себя Алмис, заметив, что Саскис больше с ней нет. Та уже успела сбежать вниз и теперь весело кружилась в одном скопище со всеми на гигантской арене — старжницы, юные девы-орхидеи, старые атсаны и молодые…

— Ксилему тебе во флоэму!!! — Алмис поняла, что начался беспредел, и теперь Дмитрия уже будет невозможно найти. Она рванулась к выходу, рассчитывая перехватить рыцаря возле дверей. Но чтобы добраться до арки, ведущей на свободу, ей пришлось миновать арену…

Больше не было ни арены, ни трибун. Все смешалось в общем танце. «О! Алеле, алеле телебомба!» — Орал над самым ухом девушки старик, кажется — один из поэтов. Ритм пугал своей животной бессмысленностью. В общее шевеление оказались втянутыми не только атсаны, но и эквапыри, десяток козлоногов… Алмис успела заметить извивающуюся в обнимку с пятью молодыми атсанами Крильду. Ее огромные груди колыхались справа налево и одновременно вверх-вниз. Невольно у Алмис зарябило в глазах. Она остановилась и зажмурилась. И тотчас же оказалась подхваченной этим безумным хороводом. В нее вцепилось шестеро атсанов. Их глаза были зажмурены. «О! Алеле, — вновь послышалось над ухом, — телебомба!!!» Алмис оглянулась, пытаясь отыскать Крильду. Один за другим лопались зеленые коконы, высвобождая снопы ярких тычинок. С пестиков атсанок капала вязкая жидкость. Пытаясь стряхнуть ее с себя, Алмис невольно размазала эту слизь по сарафану… И сечас же атсаны принялись тереться об ее ноги своими отростками.

— Крильда-а-аа!!! — позвала Алмис. Но прижатая к стенке Крильда, раскинув в стороны жирные руки, наслаждалась грубыми ласками атсанов: те терлись тычинками по ее груди, бедрам, оставляя коричневатый след от пыльцы и женских выделений. «Матерь кербов! — С ужасом подумала Алмис, — что я здесь делаю?!» И она принялась отбиваться от назойливых кочерыжек. Чей-то шершавый пестик попал ей в рот. Откусив сладковатую массу, она выплюнула коричневатый сгусток в ближайшее лицо. Лицо принадлежало Дмитрию. Алмис не могла его сразу узнать, так он был перепачкан.

— Пойдем, — Дмитрий отпихнул беснующихся атсанов и поволок Алмис куда-то в сторону. Алмис расплакалась… а потом принялась смеяться. Дмитрий не понял — он был просто зол. Наверное, с кем-то не договорился… Или договорился, но не так… А может, это и есть та самая Высшая Злоба? — Пойдем куда-нибудь, — он провел рукой по волосам Девушки, — тебе надо вымыться.

— Димочка, родненький, — то плача, то смеясь, завывала Алмис, — эти сволочи там Крильду насилуют!

— Они там всех насилуют, — огрызнулся Дмитрий, пытаясь отыскать нужный переулок, — а ей это, между прочим, нравится!

— О-она нн-не пони-иимает! Она добрая, доверчивая… — пояснила Алмис, — все мужики с ней так!

— Сама виновата. Не отставай! — Дмитрий, наконец нашел нужную дверь и протолкнул Алмис вперед. В коридоре четверо атсанов самозабвенно терлись тычинками по одному пестику. Пестик принадлежал толстой стражнице. Атсаны пытались добраться до изящной выпускницы, точнее, до ее алого огромного цветка. Но стражница вместо тонкого хрупкого стебля умело подставляла свой — маленький и корявый. Наконец, пятый атсан, самый ловкий, обошел ее сзади. И ловко пристроился к вожделенному цветку. Пыль роилась над этой группой алыми клубами.

«Странно, — подумала Алмис, — почему пыльца на тычинках темно-коричневая, а в воздухе красная?» Тут Дмитрий грубо поволок девушку дальше, к служебному выходу. Площадь перед ареной была полна почти так же, как сама арена. Козлоноги плясали, словно они тут самые главные атсаны, хватали всех подряд, похотливо вертя длинными языками. Киморы радостно подпрыгивали вверх, похожие на меховые черные мячики. Какие-то пары, не только атсанские, но и самые невообразимые — рыцарь и козлоножиха, седой эквапырь и солидная техник-лаборантка средних лет — пытались заняться любовью прямо на брусчатке, под ногами у танцующих. Дмитрий пер через площадь, наступая на ноги, на руки и на головы, раздавая тумаки и волоча за собой заплаканную Алмис. Наконец он остановился перед обитой стальными пластинами дверью. Чугунные заклепки скрепляли пластины наподобие затейливой вязи. На месте дверной ручки пестрели кнопки кодового замка. Дмитрий чуть замешкался, подбирая нужный код.

— Куда мы идем? — неуверенно осведомилась Алмис.

— В «Аквариум».

— Ку-да?

— В баню. — Распахнув дверь, Дмитрий остановился в тамбуре входного шлюза.

— Куда? — опять переспросила Алмис.

— Куда надо, туда и идем! — огрызнулся Дмитрий, — дверь прикрой, а то не пропустит. Вторая дверь была деревянной, но, вроде, не менее прочной, чем первая. Над дверью свисал овальный динамик. Приятно загудели кондиционеры, очищая воздух от сладковатой примеси пыльцы, налипшей на волосах и одежде.

— Примите, пожалуйста, душ… — нежно проворковал голос из динамика. — Наш салон готов предоставить…

— Заткнись, — прервал Дмитрий, — код «Двойные копыта». — Введи цифровую часть кода, — по-деловому скомандовал голос. С низкого розового потолка опустился стебель, на конце которого, в обрамлении прямоугольных бежевых лепестков, висела клавиатура. Дмитрий отстучал на клавиатуре код.

— Спасибо, щедрый бон. Не желаешь ли воспользоваться золотой карточкой «Аквариума»?

— Желаю. Давай. Клавиатура сморщилась, пошла складками, и из глубины складок выполз золотистый прямоугольник. Как только Дмитрий подхватил карточку, дверь отворилась.

— Долгих тебе наслаждений, щедрый бон, — проворковал вслед голос. Алмис сразу догадалась, что свою «щедрость» Дмитрий у кого-то спер, но спросила на всякий случай: — Ты разбогател?

— Можно сказать, что разбогател. Я теперь владею всем этим подвальчиком.

— Купил «Аквариум»?!

— Нет, нет, — Дмитрий ухмыльнулся, — устроил небольшой сеанс хакинга, взломал кое-какие файлы… Теперь я, можно сказать, владею всем подземельем кочерыжек. Аквариум, фигариум, строфариум… Пошли наслаждаться.