"Бар «Дракон»" - читать интересную книгу автора (Якимец Кирилл, Воробьев Кирилл)

ГЛАВА 4

Пролистав еще раз для верности отчет о выпускной диплоидной группе, Алмис сверила показатели хемотропизма и результаты теста Люшера-Мушеринга. Все в норме. Гаплоидная группа икс-хромосомных носителей направлялась на достойное осеменение в Первый день Недели Приплода, а остальные, с искривленными хромосомами (кривунки, как называли их стражницы-атсанки) пошли учиться дальше — до полного пыльцевого созревания.

Алмис волновалась: это был ее первый отчет на Культурном Собрании. Если все пройдет удачно, ее могут повысить из техник-сестер в вольнонаемные техник-жардинеры. Она даже потеребила синие нашивки на халате и осторожно коснулась чуть подвядших лепестков пьютера. Прощай, рабство!

На пульте загорелся сигнал срочного вызова из второй палаты четвертого отсека. Там досиживают свое выпускницы диплоидного отделения, сейчас у них нервы не в порядке, могут отчебучить что угодно. Передав сигнал на пост стражи, Алмис побежала вдоль грядок рассады ко входу в четвертый отсек. Стражницы приветливо кивали ей, малыши радостно гукали. Рыцаря атсаны тоже любят, а вот он их — не очень. Замышляет что-то… И ведь у него получится! Дядя Клай говорил, что у этого рыцаря все получится, еще тогда говорил, когда Алмис и знать не знала никакого рыцаря. Придется бежать отсюда вместе с рыцарем: и Клай велел его из виду не выпускать, да и самой Алмис хотелось быть возле этого парнишки — простого и добродушного, но, помимо собственной воли, овеянного сомнительной благодатью Высшей Злобы. Алмис не совсем понимала, что это за благодать такая, но верила дяде Клаю.

И еще она хотела остаться здесь, в детской. На первом разводе два месяца назад Алмис здорово оробела перед стражницей с суровым именем Брундильгнеда, заведующей садом второго уровня. Стражница не скрывала, что мечтает добиться для своего сада статуса Оранжереи — хоть и рисковала заслужить неприязнь коллег. Грозно прикрикнув на выстроенный в шеренгу взвод сестер, она провела ознакомительную экскурсию по саду, инструктаж по правилам асептики и антисептики в семенном и рассадном отделениях. После, определив новеньких по местам, она удалилась к себе в кабинет.

Алмис для начала оказалась на прополке — она проводила экспресс-анализы рассады, промывала ботву и следила за гигиеническими показателями гидропонных растворов. Брундильгнеда зачитала ей короткую инструкцию о возрастной и половой категориях диплоидных особей: оказывается, диплоидные атсанки, то есть особи с двойным набором стандартных хромосом, существовали исключительно ради следующих поколений: созрев, семена разрывали оболочку матери. Поэтому так важен был уход и своевременная сегрегация особей на тех, кто дает простые диплоидные семена, и тех, кто способен дать полиплоидные семена. Из полиплоидных семян потом вырастут новые стражницы.

В саду у Брундильгнеды полный жизненный курс проходили только простые дети, выраставшие в мужиков и матерей. Девочек, способных выносить полиплоидные семена, у Брундильгнеды отбирали и переводили в оранжереи. А в оранжереях растили «теток» — стражниц, суровых и толстых. Как-то вечером, когда дети уже спали, стражницы пустили Алмис в свою компанию. На плетеном столе в кабинете Брундильгнеды выстроились пыльные бутыли вековой строфарии; за решеткой камина, стилизованного под морду керба, пылал огонь, отражаясь в розовом кафеле стен. Стражницы налили Алмис полный бокал, подивились ее стойкости — Алмис, выросшая при баре, опрокинула бокал единым махом. Сами атсанки захмелели довольно быстро и принялись жаловаться на судьбу: им больше всего на свете хотелось растить себе подобных. Алмис с удивлением узнала, что разумными, в конечном смысле этого слова, толстые атсанки считают исключительно себя.

— Ты понимаешь, — встряхивая ботвой, говорила Саскис, младшая начальница стражи, — мужики с этими своими тычинками — все говно, удобрения! Их мерность на двадцать единиц ниже нашей. Почти как у вас, обезьян. Вот они на жрутеров и молятся.

— А у вас? — подливала ей новой строфарии Алмис. — У вас-то мерность какая?

Строфарию гнал Толик. Дмитрий говорил, что на людей эта строфария действует, как обычная, зато атсанов валит с ног и делает болтливыми.

— Восемьдесят, девяносто, и это самое маленькое, а случается и весь стольник, — проворочала языком Саскис. Потом понизила голос до пронзительного шепота, — Говорят, в оранжерее у Сафонды вырастили тетку на двести пятьдесят!

— Ну, уж это ты, сестренка, того… — Чуть не протрезвела Брундильгнеда, — выше, чем у Ру-Бьек, мерность не бывает.

— Значит, вам не нужны ни пьютеры, на жрутеры, — не унималась Алмис.

— Не-а.

— А зачем…? — не успела задать вопрос Алмис.

— А затем, — Саскис обвела помещение широким жестом, — ты в самом, по-вашему говоря, сердце работаешь, в самом главном месте! Мы имеем много хромосом, но никто из нас не хочет жертвовать собой на удобрение для семян, пойми ты. Вы — млекопитающие, рожаете себе и рожаете просто так. И умираете просто так. А мы бессмертны! Главное — правильная организация жизни: дурочки-диплоидные семена дают, жизни радуются, мужики диплоидные — пыльцу, ну и еще шебуршат там себе, чтоб не скучали. Вот, Рунику завоевать хотят. Кретины.

— Да ну? — Алмис подлила еще строфарии. — А вы что же?

— А для нас главное — Порядок! Порядок во всем! Ты, как женщина, сама поинмать должна… — Саскис опустила палец в стакан и поболтала там, чтоб пузырьки вышли.

— А мужики полиплоидные бывают? — неожиданно пришло на ум Алмис.

— Бывают. Размером с пятерых кербов. Безмозглая туша. Хромосомы-то неполноценные, мелкие и кривые. Пыльцы много, а так — одно удобрение. Из них порошок для гидропоники гонят. А эти хмыри, — ткнула отростком в сторону двери Саскис, — все свою революцию хотят сделать, патриархат, мол, как у вас, у млекопитающих, им покою не дает. А в природе только матриархат и бывает! Кто тетка — тот и прав! Власть — это размножение, держись с нами, не пропадешь!

Первую группу, которую доверили Алмис вести до выпуска, составляли тридцать девочек-атсанок. Их почти оформившиеся бутоны кокетливо свисали на листья ботвы. Девочки весело шушукались и обсуждали свои планы на «после выпуска», самые смелые находили способы пробираться в палаты к мальчикам и там смущали их своими шутками и вопросами. Впрочем, никто из отряда Алмис так и не попался старшим сестрам и стражницам, поэтому она смотрела на эту возню сквозь пальцы. И даже застукав пару раз в палате юного атсана из другого сада, не придала этому случаю большого значения.

А зря. Весь четвертый отсек стоял на ушах. Без толку носилась туда-сюда толстая Крильда, «фея из бара». Мрачно матерились стражницы, раздавая тумаки сестрам. Сестры не замечали тумаков и носились по всему отделению в точности, как Крильда. Посреди второй палаты возвышалась внесенная сюда из запасника гидропонная ванна. В ванне лежали двое — юная атсанка с набухшим бутоном и ее воздыхатель, сорвиголова, у которого еще не прорезались тычинки. На полу валялись разорванная ботва, клочья нежно-зеленой коры и кусок кабеля. Вокруг ванны, стоя кружком, тихонько завывали девчонки. Им вторила иногда пробегавшая мимо Крильда.

— Наша Фрока! Они отравились!

— О Ру-Бьек, прими их души! — Громче других прокричала красавица Бертрасса, запустив длинные пальцы себе в ботву.

— Горе-то, горе! — Ввернула Крильда, и унеслась по своим несуществующим делам.

Алмис мгновенно оценила ситуацию:

— Всем по койкам! Отбой уже был. Нарушителей очищу, огрызка не останется. Марш, ну!.. Объясняться будете у самой тетки Брундильгнеды!

Упоминание тетки подействовало — девчонок как ветром сдуло. Алмис взяла пробу воды и тканей. Обработала ожоги у корней и на месте сорванной ботвы. Омыла и перетащила тела в соседние ванны, наполнив их физраствором. В помещение, лениво почесываясь, зашла Саскис:

— Ну, что тут у тебя?

Алмис показала на бассейн и два тела.

— А, опять потравились?

— И часто они так? — ошеломленно спросила Алмис.

— Ну, на выпуск раза по два-три. У тебя первый раз? Ах, ну да… — Саскис принялась почесываться о косяк двери, — Вот, ходила в город, тлей, что ли, подцепила. Не посмотришь?

Алмис обработала толстую щкуру стражницы фиолетовой жидкостью.

— Хорошо! — удовлетворенно хрюкнула стражница, — Только зря ты этих отхаживаешь. Они, видишь, бутоны попортили. Их теперь на удобрения только. Лучше уж, чтоб не мучились! Сразу.

— Рапорт писать? — испугалась Алмис. Перспектива свободы сразу стала меркнуть.

— Да нет, кинь их кусками в толоконку, пока в себя не пришли. Все одно, на червей спишут. Вон, в соседнем саду эпидемия, скоро и до нас дойдет. Их выводи-не выводи, а поросль подчистую съедят.

Алмис поежилась:

— А пестициды?

— Тля тебе на язык! — стражница возмущенно подпрыгнула. — Строфарии у тебя не найдется, этот твой заходил?

Порывшись в шкафчике с реактивами, Алмис отыскала наконец нужную колбу и протянула стражнице:

— Вот, попробуй.

Саскис подобрела:

— Что не веселая? Из-за этих? Брось!..

— Да вот, в город бы. Праздник у вас, посмотреть хочу, — ответила Алмис. На самом-то деле, невеселой она была именно потому, что надо идти в город. Если бы рыцарь просто так пригласил… Но он просто так ничего не делает, даже когда хочет. Против Высшей Злобы не попрешь.

— А-а-а-ааа! — Саскис замахала ботвой, — ну-ну, знаю! А чего, составь прошение, после ритуала опыления все твои разбегутся, и ты с ними! Чего зря в заперти сидеть — пестик морозить! Давай, я сама у Бруни подпишу, мы с ней еще в саду в одной кадке сидели. Она мне не откажет!

— Ой, правда? — выдавила улыбку Алмис.

— А то у твоего скоро вся пыльца увянет, что будешь делать?! — стражница весело замахала всеми отростками, радуясь остроумной шутке.

Прихватив колбу, Саскис удалилась в свои покои. Алмис проверила состояние обоих атсанов — раны на удивление быстро заживали. Она провела сканер-обследование — полная регенерация! «Молодец, Толик! Не подвел, надо его поцеловать, — подумала Алмис, — с живой водой у него все получилось. Эти субчики к завтрашнему утру станут как новенькие, а мне премия полагается за исследования в области витальных технологий.» Теперь можно было спокойно вернуться на свой пост и нырнуть головой в бутон пьютера. Пора разобраться с червями. Стражницы недавно сболтнули (как обычно, за стаканчиком Толиковой строфарии), что под городом проходят какие-то священные тоннели. Саскис их назвала, кажется, «Ходами Старшего» или «Ходами Главного»… Не важно. Засыпать их, так или иначе, нельзя, раз они священные. Но вот перегородить — другое дело. Стражницы на это пойдут, если будут точно знать, где перегораживать. В том-то и состояла проблема: расположение тоннелей оказалось почти напрочь всеми забыто. Напрягать память или искать наугад стражницы ленились… Или делали вид, что ленились.

Но во втором случае план тоннелей оказывается тайной, нужной рыцарю. Алмис не хотела себе признаваться в том, что не знает, почему ее так интересуют тоннели. Борьба с червями? Сами атсанки, вроде, на червей не шибко жаловались. Во время каждого нашествия бегали вдоль грядок с медными щипцами наперевес и собирали червей с ботвы своих отпрысков. Странно, что так вот бегать им вовсе не лень. То, что атсаны категорически против пестицидов, еще можно понять: яд — он и есть яд. Но почему предложение перегородить тоннели спускают на тормозах? Не отбрасывают, а именно тормозят? Наверное, решила Алмис, с тоннелями связано что-то постыдное, что-то такое, о чем атсанки не хотят думать. Может, они правы — у них мернось высокая…

Но и в низкой мерности есть своя прелесть. Алмис решила, что интересуется тоннелями, потому что хочет помочь атсанам против червей. И еще потому что хочет помочь рыцарю против атсанов. Противоречие? А наплевать: пусть противоречия волнуют умников, у которых мерности выше головы.

Сперва Алмис запросила статистику нашествий червей. Перед глазами замелькали мелкие строчки. Выведя в пространство интерфейса свой аккуратный верстачок, Алмис уложила эти строчки на гладкую поверхность. Потом, не отпуская статистику, вызвала из открытого доступа сведения по тоннелям. Сведения были на редкость скудные и противоречивые. Уложив эти сведения поверх статистики, Алмис вздохнула и запустила свою программку. Программку эту она ваяла целый месяц.

Строчки обоих файлов засветились зеленоватым светом и начали перетекать друг в друга. То и дело вспыхивали красные пятна — это уничтожались данные по тоннелям, противоречившие данным по червям. Алмис знала точно, что черви ползают только по тоннелям. Через несколько минут красных пятен стало меньше… Вот они исчезли совсем, а на верстаке из зеленого мессива возникла стройная картина. Алмис гордо улыбнулась: перед ней был план тоннелей. Теперь надо все сохранить…

Но как только Алмис отдала команду на сохранение, в правом верхнем углу интерфейса замелькал сигнал срочной почты. Верстак, не выдержав перегрузки, начал разваливаться. Алмис с ужасом смотрела, как смешиваются строгие линии, вновь обращаясь в месиво, а потом пропадают — вместе с верстаком и программой, результатом месячного труда.

План тоннелей и верстак растворились, оставив в нижней части интерфейса противную зеленую лужицу. Зато в центре интерфейса победно блестела розовая дуля, плод странного остроумия Брундильгнеды: все свои сообщения заведующая сопровождала этим знаком.

Под дулей бегущей строкой шел приказ о переводе Алмис в техник-лаборанты (вместо жардинеров!). Приказ сопровождался дозволением недельного отпуска — «в связи с величайшим праздником года». Это, очевидно, был отлуп, практически полный. Еще год рабства — как минимум. Разница между техник-сестрой и техник-лаборантом состояла лишь в том, что лаборант имел право работы на пьютере… А ведь у Алмис неофициально и так уже было это право!

Девушка хотела яростно сорвать бутон с головы, но розовая дуля вдруг сморщилась и пропала с легким хлопком, а на ее месте появилось… лицо рыцаря! Надо успокоиться, решила Алмис, а то уже от злости глюки пошли. Но лицо не желало исчезать. Мало того, оно заговорило голосом рыцаря:

— Привет. Подожди, не отключайся. И не злись, ладно?

Алмис машинально кивнула.

— Хорошо, — продолжал рыцарь, — ты не беспокойся, что они тебя прокатили с повышением. Это ерунда. Мы тут с Буртом всю картофельную сеть изнасиловали…

Рядом с лицом рыцаря вынырнула из пустоты странная мохнатая мордашка с ключом, весело торчавшим вместо носа.

— Бурт — это я. Медвежатник Бурт, если полностью. Приветик. Сделали мы эту сетку, как солдат вдовушку.

— Не мешай, Буртик, — прервал рыцарь Медвежатника, — а ты слушай внимательно, милая. Отпуск тебе дали на неделю, это хорошо. Главное для нас — быть вместе в Последний день. До этого у меня дела в городе…

Алмис не стала дослушивать, сорвала с головы бутон так резко, что один лепесток чуть не остался в руке. Пьютер протестующе задрожал.

Вот скотина! Мало ей унижения от жирных картошек, еще и этот гад решил от нее отделаться. Последний день! А остальные шесть — гуляй сама? Ну уж хрен морковный! Алмис решила, что всю неделю будет висеть на рыцаре, как приклеенная. Из принципа.

Прийдя в себя, Алмис услыхала тихие голоса. Разговаривали молодые атсаны. Так и есть: опять шашни. Хватит, набегались! Запахнув халат, она решительно направилась к нарушителям тишины.

— Морковь, морковь, Ты правишь миром!

Питает нас морковный сок, Как над полуденным эфиром Алеет яростный восток…

Юный атсан уже сидел на краю ванной и, размашисто жестикулируя, читал стихи своей возлюбленной, которая плавала в растворе, свесив на пол готовый раскрыться бутон.

— Это что такое? — как можно строже спросила Алмис.

— Ой, — атсанка подобрала бутон с пола.

— Я тебя спрашиваю, молодой э-э… — Алмис слегка запнулась, — молодой бон!

— Я читал стихи своей возлюбленной, цветку Вселенной, прекраснейшей Фроке! — атсан даже не посчитал нужным погрузиться обратно в ванну.

— Про морковь? — удивленно переспросила Алмис.

— Это сложный аллегорический символ древних, — ответил атсан.

— Ты нарушил дисциплину…

— Я готов понести дисциплинарное наказание вплоть до лишения тычинок! — юноша гордо вскинул голову, из макушки которой торчал реденьким пучком драгоценный атрибут самца.

— О-ооо! — жалобно простонала из своей кюветы Фроке.

— Владычица моих тычинок, Хозяйка дивного песта, Моя пыльца дорогой длинной К тебе стремится без конца! — немедленно продикламировал ей атсан.

— Равным Ру-Бьеку кажется мне по мерности Существо, которое так близко-близко Пред тобой растет, твой звучащий нежно Слушает голос, вдыхая твою пыльцу.

У меня при этом Пересохли бы капилляры… — продекламировала в ответ Фроке.

Алмис поняла, что нужно срочно спасать положение, и произнесла строгим голосом:

— Дико прыгает букашка С беспредельной высоты, Разбивает лоб, бедняжка, Разобьешь его и ты!

Ребята смущенно смолкли.

— Все понятно?

— Я не могу допустить, чтобы моя любовь была осквернена безымянной пыльцой в угоду нелепым традициям! Сама эта идея… — Атсан вылез из ванной и встал перед Алмис, едва дотягиваясь ей до груди.

— Друг мой, — подала свой жалобный голосок Фроке, — клянусь, ни одна чужая пылинка не коснутся моего пестика. Я лучше умру, чем подчинусь суровому закону! Сохрани память о своей Фроке!..

— Мо-олчать! — взорвалась Алмис, — Немедленно покинуть гидропонную, вернуться по своим местам! И спать! Все…

Она еще постояла в дверях, глядя вслед двум удаляющимся по коридору фигурам. Они шли, сплетясь отросшей заново ботвой, и терлись неоформившимися зачатками тычинок по нераскрывшемуся бутону с пестиком… Что-то глухо защемило у Алмис в груди, она почувствовала, как на глаза вновь накатили слезы.

— Все погибнет, все исчезнет…

— От дракона до червя… — рядом стояла Саскис, помахивая пустой колбой из-под строфарии, — М-да, увольнительную получила?

Алмис кивнула:

— Спасибо.

— Да, ладно. Надо выпить! Где же кружка?! Сердцу будет веселей…

Алмис полезла за второй колбой. Они со стражницей сидели на жестких табуретах возле опустевшей ванны и молча пили строфарию. Алмис не знала, чего ей сейчас больше хочется: умереть или наоборот, стать бессмертной. Она всех ненавидела. И, в то же время, ей было всех-всех-всех ужасно жаль.

Строфария пенилась, наполняя палату ароматами зеленого лука и полыни.