"Бар «Дракон»" - читать интересную книгу автора (Якимец Кирилл, Воробьев Кирилл)

ГЛАВА 1

Путь в детскую лежал через мастерские и рабочую столовую. Дмитрий понимал, что эта география отнюдь не случайна: рабочие ненавидели как лаборантов, так и жардинеров, а самих рабочих сторожили атсаны. В детскую, таким образом, мог проникнуть далеко не каждый.

Разрешение Дмитрий выпросил у Брукса еще в первые дни плена. Брукс чуть-чуть поворчал насчет «идиотских методов размножения», но потом выдал Дмитрию аккуратный квадратик бересты со своей подписью:

— На, поглядишь, заодно, как размножаются цивилизованные существа.

Поэтому с атсанским кордоном проблем не было. Но оставались мастерские и рабочая столовая. Брукс настрого предупредил, чтобы Дмитрий не убивал рабочих. А вот рабочих предупреждай-не предупреждай — им терять нечего. Дмитрий не слишком часто пользовался разрешением Брукса: каждый раз получались стычки, потом объяснения, выговоры и отсрочка с производством в жардинеры. Лучше уж наладить связь с пьютером в детской, на котором работала Алмис. После «думских» хитростей Дмитрия это будет легко.

Но сейчас надо было обязательно оказаться в детской самому. С утра в комнату Дмитрия ввалились Толик и Лакатош. Длинный голый хвост Лакатоша, высовываясь из-под подола белой лаборантской рубахи, нервно стучал кончиком по кафельному полу, усы вокруг черного носика мелко дрожали. Ничего хорошего. Толик тоже нервничал, дергал себя за отвороты синего халата. Где он добыл у атсанов синий халат — уму непостижимо. Видимо, атсаны Толика очень ценили: отдельный кабинет, свободный выбор темы, лучший пьютер затащили в этот кабинет из парка, дали синий халат и неограниченный запас дорогих арконских сигар.

Дмитрий потянулся, встал. Пару раз взмахнул руками, потом, закинув ноги на резной табурет, отжался от пола. Мясистый лист мышебоя, служивший ложем, свернулся аккуратным рулончиком. Поговаривали, что иногда мышебой начинал бунтовать, вспоминал о своей хищной природе и съедал того, кто в нем спал. Так лаборанты пугали новичков. Алмис рассказывала, что точно так же работницы детской пугали новеньких, будто по ночам осиновые корни насилуют девственниц. В первую неделю разыграть не удалось одного лишь Толика — наверное, потому что он абсолютно не считал себя пленником и, кажется, не совсем понимал, чем лаборатория в подземелье атсанов отличается от лаборатории в подземельях Института Нефти. Нет, отличия были довольно существенными: в Институте Нефти у Толика не ладилось решительно ни одно дело, а здесь, наоборот, получалось решительно все. Но Толик не видел в этом ничего странного, искренне считая, что ему просто-напросто наконец поперло. Когда Лакатош, знакомя нового алхимика с оборудованием, попытался у него под носом в порядке демонстрации смешать две бесцветных жидкости, не имевших ни вкуса, ни запаха — русалочьи слезы и божью росу, Толик вдруг схватил его за шерстистую серую лапку и серьезно спросил:

— Ты что делаешь? У тебя, может, насморк, а мне здесь работать!

Лакатош, конечно, знал, что божья роса в смеси с русалочьими слезами на свету дают молоко Шивы, детский страх и аммиак — вещества не шибко опасные, но очень вонючие. Но как об этом узнал Толик? Лакатош еще раз попытал счастья — эквапыри очень упорны, когда речь идет о том, чтобы кому-то поднасолить. Он подвел Толика к шкафу в дальнем углу кабинета и ткнул коготком в пузатую колбу, одиноко стоявшую на полке. В колбе пузырилась густая зеленоватая жидкость:

— А вот это трогать нельзя.

— Почему? — удивился Толик.

Лакатош придал своей длинной крысиной мордашке самое суровое выражение:

— Яд трупного слизня, экспериментальный образец.

— Ну-ка, ну-ка… — Толик поднес колбу к носу, помахал ладошкой над горлышком, а потом вдруг отхлебнул добрую половину и со стуком вернул колбу на место:

— Скажи слизню, чтобы нацедил еще пару литров. Этого нам и на сегодня не хватит.

Лакатошу ничего не оставалось, как расхохотаться и допить грибную настойку. Больше Толика не пытались разыграть. Зато Дмитрия в первый день разыграли по всей масти: и хищной койкой попугали, и подсунули вместо пьютера цветок-мухоловку, известный тем, что питается навозными мухами и, чтобы приманить еду, издает соответствующий аромат. Дмитрий только улыбался и демонстративно чесал затылок, но потом отвел одного самого веселого лаборанта, козлонога Кабриона, в сторону и ласково предложил поменять ему местами рога и гениталии. Кабрион не испугался, но так удивился, что Дмитрий понял: ребята просто шутят, и ставить себя здесь надо не грубо, а по-доброму. Похлопав Кабриона по горбатой спине, Дмитрий поволок его в буфет и напоил в счет будущего жалования. Буфетчик, старый атсан Флокс, купился на покровительственный вид Дмитрия и наливал щедро. Лишь потом Кабрион узнал, что формально Дмитрий считается рабом и поэтому не получает жалования, а значит, цену выпивки сдерут с него, Кабриона.

Дмитрий на этом не успокоился и на следующий день, отыскав у себя в пьютере «Думу», связал первые два этажа с рабочими интерфейсами коллег, напустив в эти интерфейсы ментов, террористов, секьюрити и секретарш. Получился отличный скандал. Именно тогда Дмитрий впервые столкнулся с Куном, точнее, Кун впервые столкнулся носом с кулаком Дмитрия. Этой стычки никто не видел, и Кун затаил злобу.

— Вы что бледные такие? — Спросил Дмитрий, кончив отжиматься. Теперь он сидел на полу в прямом шпагате и отрабатывал удары. — Кун завалил Брукса, а Фейерабий стал атсаном?

— Хуже, Дим… — Толик переминался с ноги на ногу.

— Говори, говори, — подбодрил Толика Дмитрий, ловко переходя со шпагата в низкую стойку.

— Кун… — Начал Толик и замолк.

— Ага, все-таки, Кун. — Дмитрий прыжком встал на ноги, потом, выгнувшись назад, сделал сальто и вновь оказался в прямом шпагате.

— Кун, Кун, — продолжил за Толика Лакатош, — в детскую повадился, вот что.

Дмитрий подтянул ноги и остался сидеть на корточках:

— А рабочие? Люлей ему не навешают?

— В том-то и дело, — Лакатош поскреб мохнатую верхнюю губу, — он с ними договорился как-то. Ты не думай, он не дурак. А вчера в буфете настойки перебрал и Флоксу похвалялся, мол, девку приметил, знаешь где? В детской! Знаешь, какую? Молодую, которая там на пьютере сидит…

— Алмис?! — Дмитрий вскочил на ноги и принялся быстро одеваться. Лаборантскую рубаху ему позволяли носить поверх обычной одежды и даже выдали для смены удобный боевой камзол — трофейный, снятый с княжеского «рогача». Этот камзол Дмитрий и натянул, потом хотел взять мечи, висевшие на стене, но Толик покачал головой:

— Кун не столько к твоей Алмис подбирается, Дим, сколько к твоим ножикам. Ты их сейчас возьмешь, запорешь кого, и тебя уже Брюква не отмажет.

— Точно, — подтвердил Лакатош.

— Точно, — согласился Дмитрий и, уже одетый, повторно отработал все удары. Бриджи чуток жали в промежности, зато длинные полы со вшитыми свинцовыми шариками при правильном повороте выписывали великолепные восьмерки. Толик и Лакатош испуганно попятились к двери — занавеска из осиновых корней услужливо раздвинулась.

— Ты, Дим, даже если фалдами кого зашибешь до смерти, все равно не отмажешься.

— Зашибу только одного. И не до смерти, — мрачно улыбнулся Дмитрий, сунул в карман берестяной пропуск и, легонько отстранив друзей, побежал по галерее, протянувшейся над пьютерным парком. Капли на паутине горели в полнакала — рабочий день в лабораториях еще не начался. Но в детской уже работают, там начинают рано.

Галлерея переходила в винтовую лестницу, рядом с которой безвольно протянулись корни грузового транспортера. Дмитрий, ухватившись за корень, поплыл вниз — так быстрее. Проплывая мимо открывшейся в стене светлой арки буфета, Дмитрий приветливо кивнул Флоксу, который старательно обматывал паутиной бутылки с «вековой» строфарией.

— Далеко ли собрался, рыцарь? — спросил атсан, не отрываясь от своего сомнительного занятия, — может, хлебнешь за счет Кабриона?

— В детскую, — честно ответил Дмитрий, — подружку проведать.

Флокс неодобрительно подпрыгнул на своем месте за стойкой, но сказать ничего не успел — Дмитрий уже проплыл мимо буфетной галереи. Теперь началась галерея жардинеров. Свет нигде не горел, жардинеры встают лишь чуть пораньше, чем лаборанты. Ну вот, посадка. Дмитрий отпустил корень и побежал вдоль стены, отсчитывая шаги. Казеные сапоги приятно обхватывали ногу, добавляя уверенной тяжести. Такими сапогами хорошо месить носатую рожу носатого выскочки, деревенщины, посмевшего встать на пути у рыцаря короны…

Дмитрий поймал себя на чужих мыслях, но не стал останавливать: сейчас эти мысли пригодятся в самый раз. Итак, Кун хочет его подставить. Интриган он тот еще, все его ходы очевидны даже для Толика. То, что Кун договорился с рабочими, создает проблему, конечно, но в еще большей степени это годится как прикрытие… В конце-концов, Дмитрий тоже может договориться с рабочими, если не будет себя с ними вести, как рыцарь короны.

В полумраке замерли пьютеры, упрятав бутоны под листья. Над люком, ведущим к серверу, поднимается прозрачный сноп уютного золотистого света — техники уже на местах, следят, сволочи. С техниками Дмитрий так и не смог договориться за два месяца: для них он был рыцарем короны — той самой, из-под власти которой они бежали под землю.

Ну вот, тридцать восемь шагов. Повернувшись к стене, Дмитрий пнул кафель и ринулся вверх по открывшемуся наклонному ходу. Наклон становился все круче. Наконец, под ногами появились истертые ступеньки. Лестница выводила на очередную галерею, справа и слева терявшуюся в полумраке. Почти над самой головой тускло блестели осветительные капли — город еще не проснулся. Он лежал далеко внизу угловатыми кучами деловых зданий, аккуратными полусферами богатых особняков и гигантскими пирамидами общественных спален. Город ждал утреннего часа, когда ярко вспыхнут небесные капли, транспортные корни понесут во все стороны корзины с грузом, эквапыри и люди в серых униформах бюрократов деловито побегут по пешеходным дорожкам, киморы потянут свои пестрые тележки-лотки, а торговцы оружием, беглые рыцари и богатые атсаны начнут потягиваться в просторных спальнях на верхних этажах своих особняков. Атсанов в городе было не так уж и много: в основном они предпочитали жить по старинке, в норах. Город же был выстроен для всех, кто решил уйти в подполье. Город готовился к штурму Руники.

Дмитрий несколько секунд любовался видом этого гигантского благоустроенного подполья, потом зашел в нишу возле выхода на галерею и тронул за плечо толстенного атсана, спавшего в плетеном кресле.

— Торкве, всавать пора.

— Хрен тебе тертый, а не пора, — лениво ответил Торкве. Глаза его оставались закрытыми.

Дмитрий запустил руку в карман, добыл оттуда мелкую колбу, сорвал зубами затычку и поднес колбу к мясистому носу атсана. Атсан глубоко вдохнул:

— Ага, вставать, значит.

Открыв глаза, он схватил колбу и вылил содержимое в рот.

— Хороша? — Спросил Дмитрий.

— Лучше нет будильника, чем пивко из холодильника, — ответил атсан, возвращая пустую колбу, — Толик твой постарался?

Дмитрий кивнул:

— Кстати о хрене. Это из него, родимого, и сделано как раз.

— По мне хоть из мандрагоры. Толик твой — величайший мастер. Свинец, там, в золото, или черное дерево в красное — это все чушь. Он настоящий алхимик. Он из всего может сделать пиво.

— Может и водку, да тебе, я знаю, нельзя… Ладно, ты меня к детской подкинешь, чтобы мимо гадюшника?

Атсан, кряхтя, поднялся с кресла и пошел туда, где из стены выходили толстые основания транспортных корней.

— Совсем мимо не получится, не протянули еще. Мимо мастерских. А через столовку уж как-нибудь сам, рыцарь.

Дмитрий встал рядом с атсаном. Атсан прикрыл глаза и принялся отдавать корням команды. Тонкие жгуты оплели тело Дмитрия, оставив на свободе руки и голову, кокон оторвался от пола галереи и медленно двинулся над спящим городом.

— Наваляй им там, чтоб не ленились! — Крикнул в догонку атсан.

— Будь спок, — ухмыльнулся Дмитрий и добавил про себя:

«За этим и еду».

Купола и пирамиды кончились, под ногами плыли правильные пятиугольники тренировочных комплексов, окружавшие Арену Тромпа. Кто такой этот Тромп? И курган ему, и арену посвятили, а никто толком не отвечает. Едва ли Брюква такой темнила, чтобы невинного корчить и разводить руками только из соображений секретности. Скорее всего, он и правда не знает, что это за Тромп. Ладно, сейчас важнее другое. Кун выслужился из рабов, значит формально он будет считаться неблагонадежным, пока не получит хортикультуртрегера или техника. Техника он точно не получит, мозгами не вышел. А до хортикультуртрегера ему месяца три, не меньше. Может, и больше: надо быть полным кретином, чтобы накануне повышения затевать скандал с рыцарем короны, любимчиком атсанов. Видимо, приспичило парню: неужели он и впрямь запал на Алмис?

Так или иначе, пришло время намутить воды среди рабочих. А случись какая бяка, все можно свалить на Куна.

Корни свернули в сторону, к стене. Вон впереди виднеется темная дыра грузового тоннеля. Дмитрий бросил последний взгляд на город. Кое-где уже светились окна. Надо успеть начать и закончить разборку побыстрее, чтобы не опоздать на работу. Но подгонять грузовой транспортер — без толку, это не боевая осина, а самая простая, глупая.

Грузовой тоннель кончился быстро, в лицо пахнуло металлическим перегаром. Работа в мастерских уже кипела во всю. Рабочие, звеня кандалами, шуровались вокруг станков, подносили на шестах мясо жрутерам, заливали из ведер питательный состав в пьютерные поилки. Жалко, что всю кербову кровь Брюква пустил в общий котел. Быстродействие выросло вдвое, и это всего от нескольких бутылей на весь парк! А если пьютер чистяком залить, тогда, наверное, что-то грандиозное получится… Только где ее еще добыть-то, крови этой? Дмитрий мог, конечно, рискнуть и отправиться в поход за новым кербом, но Брюква не позволит. Брюква, наверное, хочет самым крутым здесь стать, выращивает себе соратника. Почему бы и нет? Но сначала надо решить свои проблемы, а потом уже Брюквины, коли очередь дойдет.

Вдоль галерей стоят стражники-атсаны, направив самострелы на рабочих. Кто-то из стражников, узнав Дмитрия, помахал ему. Дмитрий помахал в ответ. Снова тоннель. Теперь необходимо приготовиться. Хватка кокона ослабла, и когда тоннель закончился, кокон распался, оставив Дмитрия на верхней ступеньке стальной лестницы. Лестница вела вниз, в гулкий зал рабочей столовой, где как раз собиралась жрать вторая смена.

Выход из столовой темнел слева от раздаточной стойки, узкий, круглый. Вся левая стена была прорезана квадратами проходов в жилые отсеки. Из этих проходов валили понурые невыспавшиеся мужики. Кандалов на них не было — кандалы надевают только на пропускном пункте в мастерские. Пункт сторожат атсаны на боевых корнях, но стража не полезет в столовку, даже если вспыхнет драка… Особенно, если вспыхнет драка. Убитых рабочих быстро заменят. Скорее всего, запрет лаборантам и жардинерам убивать рабочих (да и вообще кого-либо) имеет какой-то дисциплинарный смысл. Сами рабочие могут друг с другом делать, что хотят. Они обычно и делают.

Пока, правда, все было тихо. Рабочие не глядели вверх и не видели Дмитрия. Дмитрий попытался отыскать взглядом кого-нибудь из знакомых, но не смог. Видать, братва так и осталась в шахтах. Значит, бузит. Это славно… Нет, одно знакомое лицо Дмитрий, все-таки, углядел: мятое и носатое. Кун спокойно сидел за алюминиевым столиком в компании работяг и жестикулировал глиняной кружкой браги из хрена. Дмитрий знал, что работяги так и зовут эту брагу: «хренофария». Кун, в отличие от рабочих, частенько поглядывал наверх. Вот он поднял глаза в очередной раз — и наткнулся на взгляд Дмитрия. Дмитрий приветливо кивнул, начал спускаться. Кун смотрел на Дмитрия, не отрываясь, но пока ничего не предпринимал. Дмитрий спускался все ниже и ниже.

Обычно посетители детской норовили пробраться вдоль глухой правой стены, чтобы меньше мозолить глаза рабочим. Но хитрые атсаны не зря вход в детскую сделали слева от стойки. Посетителю все равно пришлось бы пройтись у всех на виду. Дмитрий никогда не терял лица, шел сразу вдоль левой стены, поперек движения. После первых нескольких стычек рабочие его запомнили и больше не задирали. Но сейчас здесь был Кун, и был он по его, Дмитрия, душу. Может, Кун действительно положил глаз на Алмис, но на Дмитрия он явно положил еще более тяжелый, злобный и влажный глазище. Ну что ж, дверь между столовой и детской — это, на самом деле, граница между обычной дракой и серьезным преступлением. Эх, Кун, Кун, бедолага…

Дмитрий уже почти достиг заветнго круглого хода, когда почувствовал на плече чью-то лапу. Остановившись, он медленно повернул голову, удивленно вскинув брови… И уперся взглядом в мохнатый пупок. Алмаст! Здоровенный, голый по пояс, метра под три ростом! И где Кун его прятал? Кстати, интересно: ведь алмасты все в шахтах, для станков они туповаты. Значит, Кун не поленился, протащил этого из шахт специально.

— Тебе чего? — Спокойно спросил Дмитрий, но не улыбнулся. Алмасты легко путают улыбку и оскал. Длинная верхняя губа на обезьяньем лице приподнялась, обнажая клыки, стальные пальцы сжались на плече Дмитрия. Вторую руку зверь занес для удара, а третьей и четвертой попытался ухватить Дмитрия за горло, но тот увернулся и что есть силы пнул алмаста промеж ног. Алмаст ухватился за ушибленные причиндалы всеми четырьмя руками и зарычал. Ноги зверя, обутые в тяжелые шахтерские башмаки, звонко затопали по кафелю. Народ начал собираться. Рабочие ждали, чем кончится, хотя для многих было ясно: одной силы явно недостаточно в драке с рыцарем короны.

Но тут сквозь толпу протолкался Кун:

— Картофельный любимчик… — Процедил жардинер, — зачем ты ударил Чича? Хороший парень, ребята, — обернулся Кун к рабочим, — глупый, но хороший, хотел просто спросить, кто идет и зачем. Мы-то понимаем, зачем этот козел в детскую намылился, а Чичу тоже хочется понять!

Дмитрий улыбнулся Куну в лицо и с расстановкой ответил:

— Соси редьку, говнюк.

— Ах, падла! — И Кун бросился на Дмитрия с кулаками. Дмитрий выставил локоть, хоть и был уверен, что Кун в последний момент свернет в сторону. Но Кун не свернул, налетел на локоть носом. Брызнула кровь.

— Кровь! — Завопил Кун. Этого простые рабочие души уже не могли вынести, и толпа, сердито урча, поперла вперед. Чич остался на месте, что не удивило Дмитрия: он знал, что у алмастов принято драться до первой боли. Зато у рабочих — начиная с первой крови. Кун, конечно, хитрюга… На своем уровне. Теперь пришла пора надеть этого хитрюгу на палец.

Продемонстрировав толпе кровь, Кун хотел было ретироваться, но Дмитрий вовремя ухватил его за шиворот, развернул к себе спиной и ребром ладони рубанул по почкам. Длинное тело жардинера обвисло в руке у Дмитрия и позволило использовать себя в качестве щита: сразу несколько тяжелых кулаков, метивших Дмитрию в лицо, попали по Куну. Развернувшись, Дмитрий швырнул Куна об стену, а сам, продолжив круговое движение, заехал кому-то ногой по челюсти, потом упал в низкую стойку и снова крутанулся, мощной подсечкой сбив с ног сразу троих. Задние наседали, спотыкались о тех, кто упал, началась свалка. Нанеся несколько прямых ударов ногами, Дмитрий снова схватил Куна и, взвалив на спину, повернулся ко входу в детскую. Пнул еще кого-то, пробежал несколько шагов до круглой двери, чувствуя спиной удары, которые доставались жардинеру. Потом, удерживая Куна одной рукой, другой выхватил из кармана берестяной пропуск и приложил к красному квадратику на черной полированной поверхности. Пока дверь отпирали, Дмитрий успел развернуться и, отпустив Куна, нанести пару ударов кулаком наотмашь по чьим-то рожам. Кун, к удовольствию Дмитрия, остался стоять на ногах и даже попытался что-то сделать, но тут дверь отворилась, и Дмитрий ввалился в детскую, незаметно потянув за собой жардинера. Удар Куна пришелся прямо по картофельному брюху стражницы. Засвистели стрелы, послышались вопли рабочих, дверь захлопнулась. Могучие лапы подняли Дмитрия и Куна, поставили на ноги.

— А теперь, млекопитающие, потрудитесь объяснить, как вы здесь оказались вдвоем по одному пропуску.

Дмитрий легонько поклонился стражнице:

— Пропуск мой, бона. Выписан боном Бруксмелхисторинпиктом для разрешенного свидания с техник-сестрой Алмис.

Самки атсанов во всем походили на самцов, кроме размера: размерами они походили скорее на алмастов. Стражница, толстенная громадина, увенчанная пучком жесткой ботвы, плавно присела. Это означало довольную улыбку: Дмитрий, назвав Брюкву по полному имени, показал чудеса учтивости. Кун же, не успевший толком прийти в себя, снова вяло махнул кулаком.

— Возьми, — стражница протянула Дмитрию пропуск, одновременно хлопнув тяжелой ладонью Куна по макушке, — а это кто?

— Жардинер Кун, бона.

— Вы шли вдвоем — и не смогли отбиться от толпы болванов? Ввалились сюда, девочкам пришлось стрелять… — Стражница сделала попытку подпрыгнуть, но была для этого слишком тяжела, и лишь резко дернулась всей тушей. «Девочки», две стражницы таких же размеров, вооруженные самострелами, тоже одновременно дернулись.

— Ни в коем случае, бона. Я, признаться, был сильно удивлен, застав его в столовой.

— И что же он там делал, если не шел сюда?

Дмитрий наивно пожал плечами:

— Пил хренофарию с рабочими, говорил с ними о чем-то. Я прошел к двери, тут все и началось… Ну, ты же меня помнишь, бона, ко мне уже давно никто не лезет. А тут… И жардинер оказался рядом. Я знаешь, что подумал…

— Не желаю знать, лаборант. Иди куда шел, а мы с девочками разберемся, какого Ру-Бьека этот жардинер-хердинер…

И, коротко буркнув что-то «девочкам» на своем языке, стражница поволокла Куна в караульную нишу.

— Прости, бона…

— Чего еще? — Недовольно обернулась стражница.

— Слово и дело. Вообще-то, этот жардинер меня ударил.

— Серьезно?

— Я его тоже серьезно приложил…

— Нет, — стражница чуть заметно дернулась, — я спрашиваю, ты серьезно хочешь заявить ябеду?

— Да, я хочу заявить официальную ябеду.

— Мне?

— Почему нет? Тебе. Я имею право?

— Но твой статус…

— Раб-лаборант.

— А он — жардинер. Тебе что, жить надоело? Давай, я его выпущу в столовку, тебя — к нему, и отметель его, как хочешь. Просто прибей. Я потом все на рабочих свалю…

Дмитрий покачал головой:

— Я желаю официального поединка.

— Жаль. Алмис будет по тебе горевать.

— Я — рыцарь короны, — хмуро ответил Дмитрий.

— Ты дурак. Иди. О времени поединка тебе сообщат за час до начала.

— Я знаю правила, бона. — Дмитрий отвесил еще один легкий поклон и пошел к грядкам.

Атсанская молодежь торчала стройными рядами в гидропонных ваннах. Те, кто постарше, галдели, почесывая брюшки, совсем как взрослые, а малыши молча пялили бессмысленные круглые глазенки. Пьютер Алмис стоял возле бака с минеральным раствором. Алмис как раз слезала с кадки, радостно размахивая руками. Дмитрий побежал навстречу девушке, широко улыбаясь. Обнял, поцеловал сперва в темечко, потом в лобик, потом в щечку и, не переставая улыбаться, шепнул ей на ухо:

— Упроси своих картошек, чтобы отпустили тебя в город на праздники, хорошо?

Несмотря на улыбку, голос у Дмитрия был серьезный и даже чуть-чуть зловещий. Алмис сразу все поняла, поэтому улыбнулась еще шире и шепотом ответила:

— На всю неделю не отпустят.

— На один день. Первый.

— Именно первый?

— Да, он самый веселый.

Дмитрий не стал объяснять Алмис, что поединок могут назначить на вечер первого дня Недели Приплода. До праздника у атсанов идет Неделя Ожидания, сейчас — Третий день Ожидания, никаких поединков. А с вечера первого праздничного дня атсаны начинают беситься, особенно самки: ведь для многих атсанских дам Неделя Приплода станет последней неделей в жизни, и провести ее надо так, чтобы не было мучительно стыдно на том свете.

Впрочем, эта неделя вполне могла стать последней и в жизни Дмитрия.