Сильвия Торп Поместье любовных грез

Глава 1

Памела Фрэйн сошла с почтовой кареты на станции в небольшом рыночном городке Уэльса, где ее ждал кабриолет. Лакей, которого послали встретить новую гувернантку, взгромоздил на запятки ее дорожный сундук, и они покатили в поместье Таррингтон-Чейс.

Привыкшая к ухоженным сельским предместьям Лондона, Памела оказалась неготовой к встрече с Уэльсом, краем нескончаемых холмов, между которыми петляла дорога с нависающими лесистыми склонами, на которых сквозь деревья местами проглядывали голые утесы и речка Уай, извивающаяся подобно какой-то фантастической змее. В голубой дали, время от времени проступающей на небосклоне, пока они катили по горному хребту, проступали покрытые деревьями горные склоны, про которые лакей сказал, что это королевские охотничьи угодья. Даже над сельскими ландшафтами с яблоневыми садами, где ветви уже склонялись под тяжестью спеющих плодов, и зелеными лугами, где паслись валлийские коровы с белыми пятнами на мордах, довлело, как казалось Памеле, скрытое присутствие гористой местности.

Какое-то время они спускались по крутому склону, на котором дорога шла среди густых деревьев, а когда они достигли долины, вывела их на открытое пространство и, изогнувшись, пошла вправо, вдоль подножия горного кряжа, с лугами, виднеющимися вдали.

– Вон там, мисс, где луга, как раз и будет Таррингтонское поместье! – произнес лакей.

За лугами, на высоком берегу реки Уай, виднелся огромный дом, нависший над кручей, весь залитый солнцем, но оттеняемый зловещей завесой из багрово-черных грозовых облаков.

– Но как же мы попадем к этому дому? – спросила Памела. – Ведь наверняка нет дороги вверх по этому утесу?

– С этой стороны нет дороги, мисс! Мы поедем в обход, через деревню! Это еще две-три мили, – ответил лакей и стегнул лошадь, заставляя ее прибавить шагу, так как издалека донеслись слабые раскаты грома.

Памела огляделась в надежде обнаружить какое-либо укрытие от надвигающейся грозы, поскольку открытый экипаж не давал никакой защиты от ливня, а перспектива появиться вымокшей до нитки и забрызганной грязью перед своей новой хозяйкой пугала ее.

Дорога снова стала забирать в гору. Вскоре она привела к воротам в стене из камня, и они покатили по парку с высокими купами деревьев. Лакей натянул поводья, задумался на какой-то момент, а потом, бросив взгляд на темнеющее небо, снова подстегнул лошадь. Памела прочла беспокойство на его лице и ощутила приступ тревоги.

Теперь они находились совсем близко от реки, над которой нависали крутые склоны поместья Таррингтон-Чейс, темные, как грозовые тучи, и такие же зловещие в предваряющем грозу затишье.

Потом до Памелы донесся дробный топот копыт, и какой-то всадник вдруг ворвался в поле ее зрения, выскочив из-за деревьев справа. Он помчался вниз по склону и, подняв свою лошадь на дыбы, осадил ее поперек дороги, перед самым кабриолетом. Лакей выругался, скорее в испуге, чем со злостью, а Памела негромко вскрикнула, когда их напуганная лошадь заржала и едва не шарахнулась в сторону.

Чалый верховой конь скакнул вперед в курбете и был снова осажен сбоку от двуколки. Всадник крикнул:

– Какого дьявола тебе нужно на моей земле? Возвращайся туда, откуда приехал, и скажи спасибо, что с тобой дама, а то ты бы так легко не отделался!

– Мистер Хоксуорт, сэр, так ведь гроза надвигается, и нам нужно добраться до деревни, пока она не грянула, сэр, – ответил лакей, с трудом сдерживающий нервничавшую лошадь. – Ради юной леди, не гневайтесь, сэр!

Крупный, худощавый, черноволосый всадник с безразличием взглянул на Памелу. А выражение лица у него совершенно как у пирата или разбойника, подумалось ей. Под густыми, черными бровями – глубоко посаженные глаза. Карие, они настолько светлого оттенка, что кажутся почти желтыми. Эти глаза критически осмотрели ее с головы до ног, мгновенно скользнули по видавшему виды дорожному сундуку на запятках кабриолета.

– Наверняка новая гувернантка! – насмешливо проговорил он. – А вы мужественная особа, сударыня, раз поступаете на службу к таррингтонской ведьме!

Памела была слишком ошеломлена и ничего не ответила. Еще две-три секунды мистер Хоксуорт продолжал ее разглядывать, а потом снова обратился к лакею:

– Ну а ты, приятель, заруби на носу – я слов на ветер не бросаю! Дни, когда вы всей деревней могли шататься по этим землям, миновали. С тех пор, как я стал хозяином поместья Мэйз-Корт… И чем скорее вы все поймете это, тем лучше!

Лакей начал было возражать, но властный голос прервал его на полуслове:

– Если бы ты держался дороги, то легко успел бы в усадьбу Клив-Фарм до начала грозы. А коли ты и вправду так печешься об этой молодой леди, то и сейчас попробуешь это сделать!

Всадник осадил своего скакуна, и лакей, бормоча что-то сквозь зубы, но явно признавая свое поражение, повернул кабриолет, а потом подхлестнул лошадь, заставив припуститься так, что легкий экипаж то и дело сотрясался и раскачивался на неровной дороге. Памела вцепилась в стенку, ища опоры, но, не удержавшись, оглянулась, чтобы посмотреть, что сталось с диковинным мистером Хоксуортом.

Тот возвышался на своем коне под деревьями на склоне холма – зловещая фигура на фоне грозного пейзажа.

В вышине, над гребнем Таррингтон-Чейс, молния распорола завесу облаков, и Памела вздрогнула, когда на какую-то долю секунды все вокруг оказалось залитым ослепительным светом. Когда же она оглянулась снова, всадник уже исчез.

– До чего неприятный тип! – с возмущением произнесла она. – Господи, какой вред мы бы причинили, проехав по его дороге?

– Дело не во вреде, мисс! – ответил лакей. – Полковник Траверс, который владел усадьбой Мэйз-Корт еще год назад, был джентльменом и позволял людям пользоваться этой короткой дорогой, сколько они пожелают, но Джейсон Хоксуорт – совсем иное дело! Эти земли теперь принадлежат ему, и он никому не дает об этом забыть – вот так-то. Те, кто начинают на пустом месте, всегда так себя ведут!

Памелу это слегка озадачило. Внешний вид мистера Хоксуорта говорил о том, что он богат и следит за модой, а речь выдавала в нем человека образованного. Он вовсе не напоминал выскочку!

– Нет, ну каков нахал – так говорить о ее светлости! – продолжил лакей. – Ей-богу, мисс, когда Джейсон Хоксуорт купил Мэйз-Корт, для Таррингтона настали черные дни! Ох уж этот Хоксуорт, с его наложницами и с арапом-язычником! Уж лучше бы сидел себе в заморских краях!

В этих словах содержалось достаточно, чтобы еще больше подогреть и без того уже не на шутку разыгравшееся любопытство Памелы, но она чувствовала, что не пристало начинать свое пребывание в Таррингтон-Чейс с пересудов с прислугой, а потому ограничилась уклончивым ответом. Поскольку Хоксуорт, очевидно, служил объектом всеобщей ненависти в деревне, ей со временем предстояло узнать о нем больше. К лучшему или к худшему, он явно был не тем, на кого можно не обращать внимания, и ей пришло в голову, что, по крайней мере, фамилия его, означающая «ястребиный», забавным образом соответствует его сущности. Что-то воистину ястребиное просматривалось в хищном взоре его свирепых золотистых глаз.

Гроза теперь подступила совсем близко, и когда кабриолет, миновав ворота, стал медленно подниматься по склону холма, зашлепали первые крупные капли дождя. К тому времени, когда они добрались до усадьбы Клив-Фарм, уже полил сильный дождь. Жена фермера приняла Памелу со всем радушием. Проводила ее в затхлую комнату и отнесла ее капор и длинную накидку без рукавов на кухню, чтобы просушить у огня. Видимо, она, как и Джейсон Хоксуорт, без пояснений поняла, что Памела – новая гувернантка, но поскольку сама Памела родилась и выросла в провинции, это не удивило ее. Однако она пожалела о том, что, руководствуясь своими представлениями о приличиях, вынудила свою гостью одиноко сидеть в гостиной, в результате чего у Памелы появилось время на раздумья – какой прием ей окажут в Таррингтон-Чейс. Она еще не встречалась со своей нанимательницей. Объявление в ежедневной газете «Морнинг пост» привело ее в Лондон на собеседование с пожилым адвокатом, в результате чего леди Таррингтон наняла ее к четырнадцатилетней Мелиссе, своей внучке. Памела не сомневалась в том, что справится со своими обязанностями, и не делала секрета из того обстоятельства, что ей всего двадцать один год. Однако собеседования с другими потенциальными работодательницами научили ее, что подобные дамы обычно предпочитают гувернантку уже не первой молодости и, безусловно, ту, которая не блещет красотой.

На стене в гостиной фермерского дома висело мутное, покрытое пятнами зеркало, и Памела подошла к нему. Постояв, она окинула взглядом свое отражение, пытаясь взглянуть на себя глазами леди Таррингтон. Густые, темно-каштановые волосы… В какую замысловатую прическу их ни укладывай, все равно упрямо возвращаются к естественным волнам и завиткам. Чистая, бледная кожа и губы с плавным изгибом… Глаза, скорее зеленые, чем серые, чуть раскосые, над высокими скулами… Кошачьи глаза, как называл их брат Питер, когда хотел ее поддразнить. Памела не считала себя красавицей или хотя бы хорошенькой и была в равной степени изумлена и испугана, когда в первый раз явственно осознала, что мужчины находят ее привлекательной. Способность привлекать противоположный пол не являлась преимуществом в том, 1812 году для одинокой молодой особы, вынужденной зарабатывать себе на жизнь, поскольку было крайне маловероятно, что ее привлекательность приведет к браку. Более того, ее привлекательность являлась помехой, поскольку семейства, которым требовалась гувернантка, зачастую включали в себя сыновей весьма впечатлительного возраста, и попытки Памелы найти подходящее место оканчивались неудачей до тех пор, пока она не предложила свои услуги в Таррингтон-Чейс. Теперь она с тревогой спрашивала себя – не объясняется ли ее успех лишь тем простым обстоятельством, что леди Таррингтон не удосужилась побеседовать с ней лично. Памела лишь отчасти успокоилась, узнав от адвоката, что единственный внук ее светлости – мальчуган девяти лет. Адвокату Памела понравилась. Ее манеры свидетельствовали об уме и хорошем воспитании, о чем он и сообщал леди Таррингтон в рекомендательном письме. На взгляд адвоката, Памела не выглядела скованной, но и не была чрезмерно развязной.

Спустя какое-то время Памела, охваченная немалым беспокойством, продолжила свое путешествие. Дождь уже прекратился, но небо по-прежнему хмурилось, и лакей высказал предположение, что гроза вернется еще до ночи – пророчество, которое вовсe не способствовало поднятию настроения у Памелы. Она не боялась грозы, но, понаблюдав за той, c которая только что миновала, ощутила, что это неистовство природы соответствует первозданной дикости этого края.

Дорога по-прежнему тянулась вдоль стены, огораживающей парк усадьбы Мэйз-Корт, и вскоре они миновали высокие кованые ворота, ведущие к обсаженной вязами аллее, хотя сам дом оставался невидим. На полмили дальше виднелась деревня Таррингтон – живописное скопление домиков, черно-белая деревянная гостиница и церковь с квадратной башней, которые скучились вокруг моста, перекинутого через реку.

За рекой дорога снова устремилась вверх по склону холма, который с этой стороны не порос лесом, а был укутан покровом папоротника, местами доходившим лошади до самой холки. Обнаженные утесы проступали среди мелколесья, и огромные, нависшие над бездной валуны выглядели так, будто от легчайшего прикосновения они сразу покатятся вниз, в долину. Голубые колокольчики покачивались среди папоротниковых стеблей, уже начала поспевать ежевика, а заросли утесника были усеяны золотистыми цветками.

На полпути вверх по холму дорога, описав крутой вираж, повернула в обратном направлении, но чуть выше, и так до вершины, где папоротник уступил место высокой траве. Памела увидела далеко внизу деревню, напоминавшую детскую игрушку посреди зеленого лугового ковра. Наконец, местность выровнялась, и она поняла, что здесь, на самом верху Таррингтон-Чейс, имеется участок относительно плоской, усеянной кочками земли. Дорога шла то под уклон, то в гору, то снова под уклон, а потом перед ними возникли внушительные ворота со столбами, увенчанными грифонами с распростертыми крыльями.

За воротами с примыкающей к ним сторожкой они снова оказались в тени деревьев и, проехав еще полмили по холмистым просторам парка, остановились уже перед самим домом, огромным, широко раскинувшимся особняком, представлявшим собой смешение архитектурных стилей. От парадного входа, с вырезанным из камня гербом Таррингтонов над портиком, Памелу провели через большой холл вверх по изумительной лестнице семнадцатого века и, наконец, в уютную гостиную с окнами, из которых открывался великолепный вид на долину. Здесь ее ждала леди Таррингтон.

Первым впечатлением Памелы о своей работодательнице было то, что эта дама – одна из самых непривлекательных особ, каких ей когда-либо доводилось видеть. Впечатление, которое при дальнейшем знакомстве с ней нисколько не изменилось. Уложенные в модную прическу, но довольно редкие седые волосы, обрамлявшие лицо худое, неприветливое и совершенно бескровное; кожа, напоминавшая пергамент, светлые брови и ресницы, бледные губы и серые глаза, холодные как лед. Длинный нос с узкими ноздрями и изогнутые книзу губы, застывшие в кислой улыбке.

Леди Таррингтон обвела Памелу оценивающим взглядом. Она мгновенно заметила аккуратную, но поношенную накидку, тщательно заштопанные перчатки и старомодный капор, а также высокую, тонкую фигуру гувернантки и очарование молодости в лице под полями канора. Леди Таррингтон нахмурилась и заметила вскользь:

– Вы выглядите гораздо моложе, чем я ожидала!

– Мне пошел двадцать первый год, миледи, – ответила Памела. – И за последние три года на моем попечении были три молодые леди.

– Да, да, меня поставили об этом в известность! – нетерпеливо проговорила ее светлость. – Я признаю, что вы обладаете профессиональными навыками, которые требуются для должности гувернантки, но профессиональные навыки, мисс Фрэйн, – это не единственное, что принимается во внимание. Я очень мало знаю о вашем происхождении. Ваш отец, как мне известно, был духовного звания?

– Он служил викарием в Тиллсдене, что в графстве Мидлсекс, последние двадцать лет своей жизни, миледи. Умер три года назад. Мама скончалась на четыре года раньше его.

– У вас есть братья или сестры?

– Был брат, миледи, на три года старше меня. Он служил корабельным гардемарином под началом лорда Нельсона и погиб в 1805 году в битве при Трафальгаре.

Леди Таррингтон взяла письмо с маленького столика и сверилась с ним.

– После смерти отца вы жили у родственников в Лондоне, – сказала она. – Интересно знать, почему вы отказались от их покровительства?

Памела помедлила с ответом. Пожалуй, не стоит рассказывать этой пожилой леди о том, как обстояли дела на самом деле. Конечно, после смерти отца она была преисполнена благодарности, когда Ханна Малстед, дальняя родственница, с которой она виделась всего один раз, предложила ей кров, добавив при этом, мол, не возьмет ли она на себя заботу о четырех дочерях Малстед? Памела с готовностью согласилась. По прошествии времени она поняла – единственное, чем руководствовалась Ханна, приютив ее у себя, – это возможность заподучить гувернантку без необходимости платить жалованье, но она, возможно, смирилась бы и осталась там, если бы не муж Ханны, Генри. Толстый и тусклый, он постоянно домогался ее… Исподтишка, конечно. Нет, она ни за что не расскажет об этом леди Таррингтон.

– Я всегда жила в деревне, сударыня, – ответила она после непродолжительной паузы. – И не смогла привыкнуть к Лондону. Кроме того, мне не особенно было по душе, когда мне давали понять, будто я живу их милостями.

Леди Таррингтон помолчала.

– Вы, конечно, понимаете, – сказала она наконец, – что от вас требуется полностью взять на себя заботу о Мелиссе, моей внучке. Есть у меня и внук. Он баронет, и ему почти десять лет. Его образованием занимается домашний учитель, но в свободное от уроков время он также будет находиться на вашем попечении.

Памела заметила, что ее поставили об этом в известность. То обстоятельство, что ее будущие питомцы, как и она сама, лишились обоих родителей, в свое время вызвало у нее сочувствие, сильно возросшее теперь, когда она познакомилась с их бабушкой. Памела не могла себе представить, что леди Таррингтон склонна проявлять привязанность к кому бы то ни было.

Пожилая леди положила рекомендательное письмо на стол и теперь постукивала по нему тонкими пальцами, унизанными массивными кольцами. Минуту спустя она резко произнесла:

– В обычной ситуации, мисс Фрэйн, мне бы даже и в голову не пришло нанимать такую молодую особу, как вы, и я сделала это лишь в виде эксперимента. Предыдущая гувернантка моей внучки, мисс Кэйтербай, скончавшаяся месяц назад, была дивным созданием, но она состояла гувернанткой еще при матери Мелиссы и была весьма преклонного возраста. У Мелиссы мало подруг, потому что поблизости нет юных леди из приличных семей, и мне пришло в голову, что сейчас, когда она подрастает, постоянное общество молодой особы, возможно, пойдет ей на пользу. Однако, повторяю, – это всего лишь эксперимент! По истечении трех месяцев я решу – удачным он оказался или нет.

Памела стояла потупив взор, стараясь скрыть тревогу и возмущение по поводу того, что ей с самого начала не прояснили положение дел. Согласившись на место в поместье Таррингтон-Чейс, она сожгла за собой мосты, поскольку Ханна Малстед самым недвусмысленным образом дала ей понять: после того как Памела надумала уехать, ее не ждут назад, так что, если ее пребывание у леди Таррингтон в качестве гувернантки продлится не более трех месяцев, она окажется в весьма затруднительной ситуации. Ей оставалось лишь надеяться, что она и ее новая воспитанница понравятся друг другу, и Памела решила сделать все от нее зависящее, чтобы эксперимент завершился успехом.

Леди Таррингтон позвала горничную и отправила ее в комнату для занятий, велев ей передать детям, чтобы те пришли познакомиться со своей новой гувернанткой. Пока они ждали, леди Таррингтон сдержанно произнесла:

– Вы, мисс Фрэйн, приехали несколько позднее, чем я ожидала, но вам, полагаю, пришлось пережидать грозу в деревне?

– Мы укрылись на ферме, миледи, – объяснила Памела. – Кажется, эта усадьба называется Клив-Фарм.

Леди Таррингтон вздернула брови.

– Ах вот как? – сказала она. – А я предполагала, что вы миновали Клив-Фарм до начала грозы.

– Думаю, мы бы успели это сделать, миледи, но лакей, которого вы послали меня встречать, намеревался проехать короткой дорогой, через частный парк, а джентльмен, как я полагаю, владелец поместья, остановил нас и заставил повернуть назад.

Памела ожидала, что это сообщение вызовет раздражение у леди Таррингтон, но ее поразила ярость, от которой у той полыхнули глаза и скривились тонкие губы.

– Этот мужлан! – Она почти выплюнула эти слова с такой злостью, что они прозвучали подобно ругательству. – Нет границ его наглости, его беспардонным выходкам! Оскорбляет меня как ему только вздумается! – Леди Таррингтон помолчала. Спустя минуту она продолжила уже спокойнее: – Есть проблема, мисс Фрэйн, которую я собиралась обсудить с вами позднее, но, поскольку вы уже имели несчастье столкнуться с Джейсоном Хоксуортом, я сделаю это немедленно. Этот мужчина не должен никогда, ни при каких обстоятельствах, никоим образом общаться с моим внуком или внучкой. Нарушение этого указания приведет к вашему немедленному увольнению. Вы меня поняли?

– Вполне, миледи, – поспешно заверила ее Памела.

Похоже, этот Хоксуорт повсюду нажил себе врагов.

Дверь открылась, и в комнату вошла юная леди в белом муслиновом платье с синим поясом. Бросив беглый взгляд на Памелу, она обратилась к леди Таррингтон:

– Стивен с Эдвардом, бабушка. Я послала за ним.

– Очень хорошо, Мелисса. – Леди Таррингтон кивнула. – Это твоя новая гувернантка, мисс Фрэйн.

Памела улыбнулась и протянула руку:

– Рада с вами познакомиться, мисс Таррингтон.

Мелисса дотронулась до протянутой руки вялыми, почти безжизненными пальцами, но не улыбнулась в ответ. Высокая для своего возраста и довольно худощавая, с длинной тонкой шеей и пышной копной светло-каштановых волос, она не производила впечатление хорошенькой, поскольку обликом своим весьма напоминала бабушку, с теми же светло-серыми глазами и недовольным выражением лица. У Памелы упало сердце, но она тотчас напомнила себе, что полагаться на первое впечатление не совсем правильно.

Снаружи раздались шаги, прозвучала пара неразборчивых замечаний, сделанных мужским голосом, на которые ответил детский голос. Мальчуган в нанковых брюках и рубашке с рюшами вошел в сопровождении молодого человека и подбежал к леди Таррингтон. В первый раз выражение лица пожилой дамы смягчилось.

– Стивен, дорогой, – произнесла она ласково, – я послала за тобой, чтобы ты познакомился со своей новой гувернанткой. Мисс Фрэйн, это мой внук, сэр Стивен Таррингтон.

Юный баронет повернулся, глядя на Памелу с любопытством и некоторой настороженностью, и ее вдруг пронзило острое ощущение поразительного открытия. Подобно своей сестре, Стивен был худощавым, с каштановыми волосами, но глаза его имели замечательный золотистый цвет. Те же глаза глянули на нее чуть ранее, когда она перехватила взгляд Джейсона Хоксуорта.