"Успех" - читать интересную книгу автора (Торп Кей)

4

В последующие дни некогда было думать ни о чем, кроме пьесы и премьеры, до которой осталось очень мало времени. Для Керри эти дни были исполнены неуверенности в себе. Она все время боролась с внутренним убеждением, что у нее ничего не получится. Что бы она ни делала, все казалось ей не так, и она была не в состоянии ничего поправить. И вдруг что-то стало выкристаллизовываться, образ начал, наконец, приобретать определенные черты. Суровый критик, Уоррен оказался щедрым и на похвалы.

– Чудесно, милочка, чудесно! – вскрикивал он со своего места в партере. – Чуть больше подчеркнуть последние слова, быть может, но в остальном – прекрасно.

– Каково быть любимицей Уоррена? – дразнила ее Лиз, когда они в один солнечный день возвращались домой. – Продолжай в том же духе, и он пригласит тебя на главную роль в своем следующем спектакле.

Керри засмеялась:

– В «Алисе в стране чудес»? Это бы я смогла. Сейчас я в милости, но завтра или послезавтра у меня наверняка что-нибудь опять не получится.

– Единственно, что может быть не так, – это если ты забудешь слова, что с твоей памятью маловероятно. Адриан слышал, как Уоррен говорил сегодня утром Говарду Уинстону, что в тебе ощущается настоящий драматический талант, и Говард с ним согласился. А ведь он без причины в восторг не приходит.

– Да, говорят. – Несмотря на удовольствие от комплимента, Керри не смогла побороть озабоченность: – После вечеринки у Ноэля ты довольно часто стала встречаться с Адрианом, – сказала она.

– И в самом деле, – улыбнулась Лиз. – Не жалеешь об упущенной возможности?

– Нет, только немного беспокоюсь о тебе.

– Ты хочешь сказать, что рано или поздно он попытается соблазнить меня, а я или поддамся его роковому обаянию, или разобью себе сердце, расставшись с ним? – Лиз рассмеялась. – Керри, милая, твоя беда в том, что ты видишь проблемы гам, где их нет. Адриан мне нравится, это правда, и меня задевало, что он предпочитал мне тебя. Но я не собираюсь в него влюбляться.

Керри наблюдала за идущей впереди молодой парочкой. Они шли рука об руку, явно не замечая ничего вокруг себя.

– Иногда, – медленно проговорила она, – влюбленность не имеет никакого отношения к намерениям. Это просто случается, – и ты ничего не можешь с этим поделать.

– Ты судишь по себе? – спросила Лиз с неожиданным любопытством.

Керри опомнилась.

– Нет, я рассуждаю теоретически, – попыталась она превратить все в шутку. – Райан знает, что ты встречаешься с Адрианом?

– Нет. Он бы сказал то же самое, что и ты, только более откровенно. Адриан ему так же мало нравится, как и он Адриану. Они просто видят друг в друге свои недостатки. Ведь во многом они очень схожи.

Только на первый взгляд, подумала Керри. Целостность натуры Райана не вызывала у нее ни малейших сомнений. В Адриане она не была так уверена. У него не было даже чувства подлинности своего призвания, ничего, кроме желания преуспеть. Но если Лиз нужен только веселый неутомимый спутник, лучшего ей не найти. Если, конечно, это действительно все, что ей нужно.

Остальную дорогу до дома девушки обсуждали события дня. Когда они пришли, была уже половина шестого. Чай они пить не стали, и Керри, надев передник, принялась за ужин. Сегодня была ее очередь, хотя слово «очередь» мало что значило в их обиходе. Лиз терпеть не могла готовить, Керри это было в радость, так что чаще всего готовила она, с удовольствием угощая довольную подругу всякими вкусными вещами. Сегодня она поджарила свиные котлеты с кусочками ананаса, отварила молодую картошку, которую почистила перед уходом в театр, и добавила в каждое аппетитно выглядевшее блюдо еще немного зеленого горошка. На десерт Керри подала приготовленный накануне вечером фруктовый пирог, положив сверху взбитых сливок.

– Ты меня балуешь, – сказала Лиз за чашкой кофе с удовлетворенным вздохом. – До тебя я жила на закусках или ела в кафе. Это довольно дорогой способ ведения домашнего хозяйства, скажу я тебе. Может быть, на этот раз моего содержания действительно хватит на целый месяц. То-то папа удивится, если я не попрошу у него чек еще до конца месяца.

Керри улыбнулась, глядя на нее. Милая Лиз не знает цены деньгам. Даже когда после премьеры они станут получать зарплату полностью, она будет удивляться, куда деваются деньги к концу недели. Удивляться, но не беспокоиться. Об этом позаботится ее отец.

– А чем занимаются твои родители? – спросила Керри.

Лиз усмехнулась:

– Отец сказал бы, что работает, не покладая рук, чтобы содержать экстравагантную дочь. Он – издатель и, благодарение Богу, преуспевающий. У меня замечательные родители. Мама, помимо прочего, еще и художница.

– Профессиональная? – удивилась Керри.

– О Господи, нет, конечно, хотя некоторые ее работы вполне на уровне. Она занимается живописью для собственного удовольствия. Это поддерживает, как она говорит, активность мозга. На самом челе просто не может сидеть без дела. Она всегда должна быть чем-то занята.

Керри наклонилась налить себе еще чашку кофе.

– У тебя очень талантливая семья, – сказала она сквозь водопад блестящих волос. – Твои родители были довольны, когда ты выбрала театр?

– Если и не были, то не возражали. Я думаю, они понимали, что это неизбежно. Я с самого детства боготворила Райана. Говорят, что в восемь лет я заявила, что намерена вырасти как можно быстрее, чтобы выйти за него замуж и быть всегда его партнершей. Первое стремление, естественно, отпало, но второе закрепилось в какой-то мере. Мне нравится такая жизнь, хотя я знаю, что великой актрисы из меня не получится.

– Почему ты так говоришь? – горячо возразила Керри. – Ты ведь получила эту роль исключительно благодаря своим заслугам!

– Пусть будет так, – Лиз перекинула длинные стройные ноги через ручку дивана и с удобством устроилась на подушках. – Но будем говорить откровенно. Я вполне удовлетворительная Ира, но не более того. Мне никогда не удастся выдать такие эмоции, как тебе сегодня со своей Хармианой. Тебе нужно время, чтобы вжиться в роль, зато потом ты всех поражаешь. Ты далеко пойдешь, Керри, это точно. – Она поднесла было чашку ко рту, но взглянула на часы и тут же поспешно поставила ее обратно. – Ты смотри, который час! А я еще не начинала собираться. Ну, я лечу! – она искательно улыбнулась подруге. – Будь добренькой, помой за меня посуду сегодня! Я знаю, очередь моя, но я потом целую неделю буду мыть.

«Если не забудешь», – подумала Керри снисходительно. Она ничего не имела против, все равно ей сегодня нечего было делать.

* * *

Лиз еще не была готова, когда в семь часов явился Адриан. Ему открыла Керри, сказав, что Лиз сейчас выйдет.

– Ситуация изменилась, – сказал он, проходя за ней в гостиную. – Когда я пришел сюда в первый раз, Лиз встретила меня у двери с таким же сообщением. – Он удобно расположился в кресле, следя за ней взглядом. Керри без всякой необходимости взбила подушки и переложила на столе журналы. – Должен признаться, не могу вас понять, – продолжал он. – Все при вас, а вы не хотите даже дать себе труд этим воспользоваться. Чем вы живы, Керри?

– Как насчет честолюбия? – высказалась она ему в тон. – Моя цель – успех на сцене, все просто и ясно.

– Совсем не просто и отнюдь не ясно. – Он достал сигарету и закурил. – Стремление к успеху не означает отказ от всего, чем хороша жизнь. Роман был бы вам на пользу.

Керри стиснула в руке журнал, который держала.

– Вы даете этот совет всем знакомым женщинам? – спросила она наконец.

Адриан засмеялся:

– Зависит от женщины, милочка. С некоторыми дела говорят громче слов.

– А с Лиз? – спросила Керри.

– Лиз? – Его тон и выражение чуть заметно изменились. – Лиз… она совсем другая. – Глядя на дымок своей сигареты, он прибавил: – И достаточно взрослая, чтобы не нуждаться в ангеле-хранителе.

Керри знала, что такой ответ был ею заслужен, и уже раскаивалась в своем необдуманном вопросе. Адриан прав, Лиз – взрослая и достаточно разумна, чтобы устраивать свою жизнь, не прибегая к советам тех, кто сам с трудом справлялся с такой же задачей.

Когда они ушли, Керри пошла в спальню и собрала кое-какие вещи для стирки. Большинство из них принадлежало Лиз. У нее была привычка накапливать белье, пока не набиралась целая гора. Наполнив мойку теплой мыльной пеной, Керри выстирала вещи, выполоскала и повесила над ванной. Было еще только начало девятого. Она беспокойно бродила из комнаты в комнату, садилась на диван, пытаясь читать, но через десять минут бросала, не в силах понять ни единого слова. Наконец девушка взяла пылесос и принялась убирать квартиру. В этом не было необходимости, поскольку не прошло и двух дней после тщательной уборки, но это все-таки было хоть какое-то занятие.

В девять часов она приняла ванну и в пижаме и халате пошла на кухню согреть себе молока. Когда она вынимала бутылку из холодильника, раздался звонок в дверь. Впоследствии Керри говорила себе, что интуитивно ощутила, кто стоит за дверью на площадке, и это заставило ее руку дрогнуть, так что бутылка, ударившись об острый край, разбилась. Керри стояла неподвижно, глядя на обильно струившуюся из глубокой раны кровь, когда в комнату быстро вошел Райан.

Тонкими пальцами он обхватил кисть ее руки, внимательно рассматривая рану.

– Не думаю, что туда могло попасть стекло, – решил он. – У вас есть аптечка?

– Да, в ванной, – голос девушки звучал как-то странно. Райан пристально на нее посмотрел. – Чувствуете дурноту? Ничего, это естественно. Многие не выносят вида собственной крови. Пошли, мы сейчас что-нибудь с этим сделаем.

В ванной он усадил ее на табурет, нашел, что ему было нужно, в аптечке и вскоре, остановив кровотечение, перевязал руку. После этого он заставил ее сесть у камина в гостиной и сам убирал кухню. Вскоре он вернулся с кофейником.

– Лучше? – спросил Райан, передавая ей чашку.

– Совсем прошло. – Она не могла заставить себя взглянуть на него. – Я обычно не веду себя так по-дурацки.

– «Так чувствительно», мне кажется, звучит лучше, – возразил он, садясь напротив. – Дурой вас никто бы не назвал.

– Вы как-то назвали, – Керри постаралась улыбнуться.

– Это было совсем другое дело. Я подумал, что вы опять куда-нибудь полезли, когда услышал шум, поэтому и поспешил войти. Вы всегда оставляете дверь незапертой, когда одна в квартире?

– Нет. Я забыла запереть, когда Лиз вышла.

– Так в другой раз не забывайте. Мало ли кому взбредет в голову заглянуть. А где Лиз, кстати?

– Она… она говорила что-то про какой-то дискуссионный клуб.

К ее величайшему облегчению, вместо того, чтобы задать вопрос, которого она опасалась, Райан спросил:

– А почему вы не пошли с ней? У вас должно быть полно интересных идей.

– Это зависит от темы дискуссии. – Впервые с момента его появления Керри сообразила, как она одета, или, вернее, раздета, и ее охватило ужасное смущение. Не так давно она бы, не задумываясь, выпила кофе с Филипом в таком виде, но при Райане все было по-другому. Дело было в том, что Райана она воспринимала как мужчину, тогда как Филип был просто… Филип. Заметив насмешливый блеск в серых глазах, она поспешно сказала: – Политику следует предоставить экспертам.

– Есть и другие области. Если бы все их предоставили экспертам, остальным в мире мало что осталось бы делать. – Он уселся удобнее, положив ногу на ногу. – Кстати, вы сегодня прекрасно играли. Я знал, что в вас что-то есть.

Удовольствие, теплое и сладкое как вино, волной окатило ее.

– Я рада, что не разочаровала вас, – сказала девушка тихо.

– Раз-другой я испытал некоторое беспокойство, когда вы никак не могли пробиться к цели, но вы, очевидно, из тех, кому необходимо пробовать разные подходы к образу, пока не найдете то, что вам нужно.

– Вы помогли мне, – призналась она, – дали бесценный совет.

– Рад служить. Не премину потребовать вознаграждения, когда критики провозгласят вас новой звездой шекспировских спектаклей. – Райан посмотрел на нее задумчиво. – Еще пять дней. Волнуетесь?

– Очень. Для вас, я думаю, это уже пройденный этап?

– Актер, утверждающий, что ждет премьеры без страха, или лжец, или бездарность. Настанет вторник, и я стану трепетать так же, как и все. Заговорите со мной за полчаса до поднятия занавеса, и я могу ответить что-нибудь неподобающее. – Он поднял бровь. – Вы смотрите на меня недоверчиво. Вы считаете, что обычные человеческие переживания мне не свойственны?

– Нет… я… – Керри запнулась, пожала плечами и улыбнулась. – Вы всегда так… сами по себе, что никогда не знаешь, о чем вы думаете, когда не на сцене.

– Я рад, что вы добавили эти последние слова. Мне неприятно было бы осознавать, что после всех моих стараний не могу передать мысли и чувства Антония. Что же касается того, когда я не на сцене… хотите знать, о чем я сейчас думаю?

– Нет, – возразила она поспешно.

Райан засмеялся.

– Трусиха! Теперь вы проведете бессонную ночь, думая о том, что я мог бы сказать. Когда вы ждете Лиз домой?

– Не знаю. – Чтобы предупредить нежелательные вопросы, она сказала: – Правда, Лиз – превосходная Ира? Уоррен редко когда делает ей замечания.

– Лиз, – ответил Райан сдержанно, – играет так, как я и ожидал от нее – со знанием дела, но без особого вдохновения. У нее нет вашей целеустремленности и никогда не будет. Она хочет все успеть.

Как и ее дядя, мелькнула у Керри мысль, но только у нее лишь слабая тень его таланта.

– Я думаю, что это слишком суровая оценка, – сказала она. – Лиз могла бы использовать ваше имя как пропуск к лучшим ролям, но она же этого не сделала.

– Нет. Это в ней говорит гордость ее матери. Более того, она знает предел своих возможностей и мирится с этим. Не беспокойтесь о Лиз. Ей не о чем будет жалеть. – Взгляд его скользнул по ней. – А вам?

Сердце у нее забилось:

– Что мне?

– Вы знаете, о чем я говорю. У большинства женщин вашего возраста уже есть в прошлом какая-нибудь романтическая история. Готов пари держать, вы никогда не позволяли себе увлечься настолько, чтобы это помешало вашей карьере.

– Вы так думаете? – Девушка была довольна тем, как сдержанно это у нее прозвучало. – Почему вы так уверены?

– Судя по вашему отношению ко мне. Вы постоянно настороже. – Глаза его блеснули. – Интересно, что нужно, чтобы нарушить ваше душевное равновесие?

– Когда это произойдет, я вам скажу, – пообещала Керри и наклонилась, чтобы взять кофейник. – Хотите еще?

– Нет, спасибо. Я уже и так злоупотребил вашим гостеприимством. – Улыбаясь, Максвелл поднялся. – Как ваша рука?

– Дергает слегка. Ничего.

– Вам повезло. Чуть пониже – и была бы задета артерия. Оставьте повязку до утра, а потом и пластыря будет достаточно.

– Из вас получился бы хороший врач, – сказала она.

– Сомневаюсь. Хороший врач, помимо других качеств, должен иметь еще и много терпения, а этим я не отличаюсь. Не трудитесь вставать, я выйду сам. И не пейте слишком много кофе, а то не уснете. Скажите Лиз, я как-нибудь вечером зайду.

Через минуту дверь за ним захлопнулась. Неужели ее сердце никогда не научится вести себя спокойно в присутствии Райана Максвелла, думала Керри, оставшись одна.

Наступил конец последней недели. В субботу был первый прогон всего спектакля без перерывов, за которым последовали бесконечные поправки режиссера. Казалось, он в последний момент пришел к заключению, что пьеса неизбежно провалится, если коренным образом не изменить постановку. К девяти часам вечера, когда всех наконец распустили по домам, общее напряжение достигло предела. Измученная Керри находила утешение только в мысли, что режиссеры перед премьерой всегда проходят эту стадию сомнений и отчаяния. Она была уверена, что постановка отличная, и было еще целых два дня, чтобы все окончательно привести в порядок.

В воскресенье состоялась репетиция с декорациями. В этом отношении им повезло. Нередко случалось так, что на генеральную репетицию, пробу освещения и декораций оставался один день, и приходилось все это совмещать. По крайней мере на завтрашней генеральной одной проблемой будет меньше.

Дома Лиз повалилась в кресло:

– У нас в театре такого не бывало! Я уже окончательно выдохлась. Ты думаешь, Уоррен и в самом деле верит, что за сутки все можно изменить?

Сняв туфли, Керри рассматривала спустившуюся петлю на колготках. Последняя пара, и завтра утром не будет времени купить новые. Но ведь в костюме они ей не понадобятся. А вторник свободный до самого…

– Не думаю, – ответила она, с усилием отвлекаясь от мысли о роковом часе. – Все, что Уоррен вчера пробовал, это только способ израсходовать нервную энергию. Он просто как на горячих угольях.

– И не он один, – с чувством отозвалась Лиз. – Я бы много дала, чтобы вторник уже прошел и все было позади. По крайней мере, мы уже знали бы худшее. – Она поднялась на ноги. – Чур, я первая в ванну. Постель сегодня раем покажется!

Если воскресенье было тяжелым испытанием, то в понедельник чуть не разразилась катастрофа. Говард Уинстон явился с высокой температурой и почти без голоса. Вызванный поспешно врач нашел у него ларингит и посоветовал пациенту немедленно отправляться в постель. Под давлением режиссера, отказавшись нести какую-либо ответственность, он в конце концов пошел на компромисс, прописав противовоспалительное и жаропонижающее лекарства. К репетиции приступили только в половине второго. Говард произносил свои реплики полушепотом, стараясь сберечь остатки голоса.

После такого злополучного начала актерам трудно было войти в норму. Мешали непривычные костюмы и детали обстановки. С декорациями они тоже не совсем освоились, так что весь первый акт, по словам отчаявшегося Уоррена, они провели со скоростью и ритмом хромой скаковой лошади. Керри жалела Уоррена, жалела всех: ко всем трудностям и сложностям генеральной репетиции прибавилась еще и перспектива премьеры с дублером в такой важной роли, как Энобарб.

Второй акт начался более благополучно. К моменту возвращения Антония в Александрию, когда пьеса вновь обрела динамику, Уоррен стал все меньше походить на человека, стоящего на краю пропасти. Когда занавес опустился после слов Райана: «Увы, превратности моей судьбы испортили такого человека», – на лице Уоррена впервые за этот день появилась улыбка.

– У нас получится, – сказал он. – Форма найдена. Посмотрим теперь, как обстоят дела с третьим актом.

К семи часам прогноз был настолько обнадеживающим, насколько можно было надеяться при сложившихся обстоятельствах, и даже голос у Говарда звучал лучше. Чувствуя себя счастливее, чем накануне, Керри охотно согласилась на предложение Лиз поужинать с Адрианом и еще одним актером, игравшим Эроса, прежде чем отправиться домой. Все они устали и желали, особенно сегодня, лечь пораньше, но никто не мог подумать о сне, не сняв предварительно напряжение дня.

За три недели репетиций Керри не обменялась с Рэем Норрисом и тремя словами. Светловолосый, с медлительной приятной улыбкой, он был на несколько месяцев моложе Адриана и имел определенную известность в театральном мире как хороший исполнитель второстепенных ролей, каковой он вполне довольствовался. Роль Эроса, друга Антония, – небольшая, но Рэй играл ее так, что сразу же привлек внимание Керри. Поскольку он не был из числа приятелей Адриана, она заподозрила, что тот устроил все это в последний момент, возможно, потому, что Лиз не желала оставлять подругу одну в пустой квартире в такой вечер. Как бы то ни было, они неплохо провели время.

– Он, по-моему, очень милый, – сказала Лиз, когда они укладывались спать, – и очень увлечен тобой.

– Потому что у нас нашлись какие-то общие взгляды? – улыбнулась Керри. – Не старайся нас сосватать, Лиз. Для Рэя я просто одна из исполнительниц.

– Ты сама знаешь, что это не так. Я видела, как он раньше наблюдал за тобой.

– Тогда почему он не сделал попытки познакомиться со мной? – спросила Керри без особого интереса.

Лиз задумчиво смотрела в зеркало:

– Быть может, из-за Адриана. Во время перерывов он все время крутился возле тебя, и Рэй, наверное, подумал, что… ну, что между вами что-то есть. Ведь Адриан же тобой первой заинтересовался. Вероятно, все в труппе считают, что он и продолжает интересоваться.

– Разве только те, кого это занимает, – Керри с удовольствием забралась под одеяло. – Можешь сидеть и размышлять над этим всю ночь, если хочешь. Я буду спать.

Но когда погас свет и по ровному дыханию Лиз можно было догадаться, что она уже в блаженном забытье, Керри все еще лежала без сна. Меньше чем через двадцать два часа поднимется занавес и жребий будет брошен. Она окажется перед строгой премьерной публикой и предстанет в достойном, как она с трепетом надеялась, виде. Она должна показать себя с лучшей стороны. Это ее решающий шанс, упусти она его – другого может и не быть. Но больше всего, конечно, значит успех всей пьесы. Три недели они все стремились к одной цели. Двадцать один день Уоррен Трент добивался от каждого всего, на что только тот был способен, и объединял все в единое целое. Будет ли это целое грандиозным или только посредственным, покажет будущее. И ожидание этого будущего становилось невыносимым. В конце концов Керри заснула, а когда снова открыла глаза, стоял уже белый день и Лиз входила в комнату с подносом.

– Десять часов, – объявила она в ответ на невысказанный вопрос Керри. – Утро чудесное. Чай с тостами тебя устроит? Попозже мы как следует позавтракаем.

Керри села в постели, отбрасывая волосы с лица.

Сегодня – роковой день, неумолимо подсказала ей память. Осталось всего десять часов.

– Что мы будем делать после завтрака? – спросила Лиз, стоя у окна и глядя на улицу. – Час или два уйдет на ланч где-нибудь, а потом? Я не могу здесь сидеть, я с ума сойду!

– Я тоже, – Керри с благодарностью пила горячий чай. – Может, пойти в кино? У нас тогда как раз останется время перекусить перед спектаклем.

– Если только мы будем в состоянии проглотить хоть кусок. По-моему, мне больше никогда не захочется есть. – Лиз повернулась к ней. На лице у нее была только тень ее обычной улыбки. – Я твержу себе, что это просто очередной спектакль, как было у нас в театре по понедельникам, но мой желудок мне не верит. Может быть, ты что-нибудь предложишь?

– Что ж, мы можем еще попробовать сунуть голову в газовую плиту. А можем и утешить себя мыслью, что если нам плохо, каково должно быть главным исполнителям? Ведь в конечном счете провал или успех зависит от них.

– Боюсь, что не могу сочувствовать сейчас кому-либо. Я видела жуткий сон: я стою в сцене смерти и пальцем не могу шевельнуть, а Паула ждет, чтобы произнести «Тебя свалил мой поцелуй? Ужель в нем яд змеи?» Я уверена, что забуду свою роль и выкину какую-нибудь глупость.

«Замолчи! – хотелось закричать Керри. – Разве не довольно мне страха внутри себя, чтобы кто-то рядом еще нагнетал его?»

Слегка дрожащей рукой она поставила чашку на столик у постели, затем отбросила одеяло и встала. Невозможно было дольше оставаться в неподвижности. Надо чем-то заняться… чем угодно.

Приняв ванну и надев свой синий костюм, Керри почувствовала себя лучше. Ни она, ни Лиз не могли и подумать о том, чтобы готовить завтрак, и удовольствовались кофе с тостами. К полудню они уже были не в силах оставаться дольше в замкнутом пространстве квартиры и пошли бродить по улицам, без особого интереса рассматривая витрины магазинов. Наконец девушки забрели в кино и высидели две программы – мультфильмов и фильмов из эпохи немого кино. Забавные выходки Бестера Китона позволили им на несколько часов забыть о предстоящем испытании.

Неохотно выйдя на залитую солнцем улицу, они обнаружили, что уже половина пятого. Осталось как раз время перекусить в ближайшем кафе самообслуживания и вернуться домой за чемоданами с туалетами, которые им предстояло надеть на вечере после спектакля. В половине седьмого с бешено стучащими сердцами они уже входили в театр. Опередивший их Говард Уинстон был немного бледен, но в остальном выглядел вполне нормально.

– Если мне повезет, мой голос продержится сегодня, – сказал он им в ответ на их вопросы о его здоровье. – Врач говорит, что завтра он скорее всего вовсе пропадет, но сегодня я все-таки рискну. Никакой дублер за меня премьеру играть не будет.

Керри вполне понимала его. Она видела, как актеры играли на грани полного изнеможения, но не уступали свои роли другим, и знала, что и сама повела бы себя так же.

У нее с Лиз была общая уборная. Это была тесная комнатушка в конце коридора, но в ней имелось все необходимое. К половине восьмого обе девушки были уже готовы – в белых одеждах простого, но красивого покроя и золоченых сандалиях на босу ногу. Все остававшиеся открытыми участки кожи были покрыты гримом, плохо гармонировавшим с оттенком собственных волос Керри. Но теперь, в черном парике, с падавшими на плечи прямыми блестящими прядями, она выглядела совершенно другим человеком: настоящей женщиной древнего Востока, чуть старше своих двадцати двух лет.

Они обе одновременно повернулись на стук в дверь. Для выхода было еще слишком рано. Керри пригласила стучавшего войти, и в дверях появился Уоррен.

– Все готово? – спросил он. – Прекрасно. Я пришел пожелать вам удачи. Ничего не хотите спросить, прежде чем я уйду?

– Хотим, – быстро и смело сказала Лиз. – Где ближайший запасной выход?

Уоррен усмехнулся и на секунду напряженное выражение исчезло с его лица.

– Я велел их все закрыть. Не волнуйся, милочка, все будет в порядке. Он мельком взглянул на Керри и снова обратился к Лиз: – Райан шлет вам обеим лучшие пожелания.

– Он сказал вам? – вздернула голову Лиз.

– Я сегодня случайно узнал. Он выронил из бумажника семейный снимок. Теперь я вижу сходство. Вашу тайну я сохраню. Уважаю желание полагаться на свой талант, а не на семейные связи, – прибавил он.

– Хотя последние и сослужили бы мне большую службу, – закончила Лиз его мысль. – А Райан сам… спокоен?

– До спокойствия ему далеко. Когда я уходил, он метался по комнате, как тигр в клетке. – Уоррен слегка пожал плечами. – В тот день, когда я увижу его спокойным, я сам забеспокоюсь.

– Ну, не замечательно ли? – лукаво сказала Лиз, когда Уоррен вышел. – До этого момента наш режиссер ни слова мне не сказал, только делал одни замечания. Адриан был прав, когда говорил на днях, что твое положение в театре зависит больше от того, кого ты знаешь, чем что умеешь. Вчера я была рядовой исполнительницей, сегодня я племянница Райана Максвелла и заслуживаю особого внимания.

– Каждый из тех, кто работает с Уорреном Трентом, заслуживает внимания в его глазах. Для него не бывает второстепенных исполнителей.

– Да, пока они на сцене. Я говорю о жизни вообще, и ты это знаешь.

Это была правда, и Керри не могла с этим не согласиться. Она сама, например, при обычных обстоятельствах и мечтать не могла о личных контактах с элитой актерского мира, с такими, как Райан. Кастовость в театральном мире была так же сильна, как и везде, как бы это ни отрицали. Если бы Уоррен не узнал о родстве Лиз с его премьером, очень сомнительно, что их удостоили бы визита, бывшего привилегией только главных исполнителей.

Безжалостные минуты продолжали свой бег. Без пяти восемь пригласили на выход занятых в первом акте. В коридоре захлопали двери. Чувствуя, как внутри у нее все переворачивается, Керри направилась вместе с остальными вслед за Антонием, выглядевшим великолепно в белой с золотом тоге. Какую же фигуру нужно иметь, чтобы так замечательно выглядеть в костюме римлянина, подумала она, сравнивая Райана с актером, игравшим Филона и шедшим на несколько шагов впереди.

В горле у нее пересохло, когда к Райану присоединилась Паула. Никогда еще она не видела ее более красивой, чем сегодня. Полуобнаженная, в украшенном драгоценностями головном уборе, – волшебница, египтянка, распутница, царица – она воплощала в себе все эти качества. Какой мужчина мог устоять перед ней?

Для непосвященных эти последние моменты за кулисами, перед тем как в зале погаснет свет и поднимется занавес, показались бы картиной общего смятения. Но каждый был занят своим делом и стремился выполнить его наилучшим образом.

Филон и Деметрий, волнуясь, ждали момента, когда окажутся первыми на пустой сцене. За ними располагалась в заранее установленном порядке царская свита: впереди Антоний и Клеопатра в сопровождении обнаженных до талии евнухов с огромными веерами. За ними – прислужницы Клеопатры и остальной ее двор. На секунду повернув голову и встретившись с Керри глазами, Райан чуть заметно ей улыбнулся. В этот момент помощник режиссера подал знак, занавес пошел вверх, и Филон с Деметрием выступили перед притихшим залом.