"Обманщики" - читать интересную книгу автора (Бестер Альфред)

И ЕЩЕ ОБМАНЩИКИ

Никого не люби, никому не верь, ни о ком не говори плохо в его присутствии, ни о ком не говори хорошо за его спиной. Обнимай на людях того, кто втайне тебе ненавистен. Бен Джонсон

Томас Янг — только тогда его звали «Сохо» Янг — привел меня в восторг буквально с первого предъявления, а увидела я его потому, что моя подружка решила расстаться с невинностью. Приличные девушки из приличных семей, мы с ней учились на первом курсе одной из Семи Сестричек [35]; я также все еще пребывала в первозданном состоянии, однако никому в этом Не признавалась. Воспитанные юноши — а только с такими мы, увы, и общались — в своих отношениях с приличными девушками никогда не преступают рамок дозволенного.

Мы совершали обход баров Нью-Йорка, причем слишком много пили и при своей робости и неуклюжести не были способны не то что поклеить какого-нибудь мужика, но даже понять, что нас хотят поклеить. Наивные малолетки, крепкие, чистые и здоровые, что твои кобылы.

Как бы там ни было, Мардж твердо решила избавиться от «этого» в некоем шикарном борделе наоборот, рекламную листовку которого сунули нам на улице, только вот капиталы наши к этому времени сильно истощились. Капиталы истощились, зато сохранилось достаточно бравады, так что мы решили добыть денег под залог. В ломбардах я понимала приблизительно столько же, сколько в мужчинах, однако мы бесстрашно направились на поиски, этакие тебе юные маркитантки, и что-то — случайность, судьба, а может, и сам Великий Ростовщик иже еси на небесах — что-то привлекло нас к ломбарду Сохо Янга, под самое закрытие.

Выглядел он что твой Иван Грозный: позднее я задавалась вопросом — не является ли «Янг» сокращением какой-нибудь совершенно невообразимой монгольской фамилии. Столь позднее оживление деловой активности не вызвало у него особого энтузиазма, но мы объяснили, задыхаясь и перебивая друг друга, что должны сегодня же ночью вернуться в свой колледж, однако остались без денег на билеты, и не может ли он, пожалуйста, помочь нам добыть полсотни.

— Полсотни? — Сохо слегка приподнял бровь. — Вы из Чикаго? Северо-западный?

— Нет, мистер Янг, — быстро сориентировалась я. — Мэн. Университет штата Мэн.

— Морем, наверное, добираетесь, — сказал Сохо. — Что у вас есть?

Наши «недорогие, но приличные» украшения, то немногое, что родители дозволяли нам носить, Сохо отверг с первого взгляда, однако его палец тронул мои наручные часы.

— Это — старинный Патек. Мужские. Вашего отца?

— Да, мистер Янг.

— Зря он дал их вам. Чересчур хороши для первокурсницы.

— А почему вы решили, что мы… — вскинулась Мардж.

Один взгляд Сохо — и она смолкла.

— Вот за них я могу дать полсотни, — повернулся он ко мне, а затем положил на прилавок квитанцию, показал, как ее заполнять, и объяснил, каким образом я получу свои часы обратно. Затем выдал две двадцатки и десятку.

— Все ясно?

Я кивнула. Сохо помедлил, еще раз окинул нас взглядом и не то, чтобы улыбнулся, но чуть приподнял, один угол рта. А потом открыл миниатюрный шкафчик, висевший за кассовым аппаратом. Шкафчик оказался полон лекарств, Сохо выбрал маленькую белую коробочку и вручил ее мне.

— Подарок фирмы. В целях установления сердечных отношений с клиентами.

— Спасибо, мистер Янг, — ошалело промямлила я. — А что это?

— Таблетки от морской болезни, — объяснил он, выпроваживая нас из своего ломбарда. На улице я первым делом открыла коробочку: в ней лежали четыре senza's, венуччианские оральные противозачаточные таблетки.

Ну каким, спрашивается, образом мог этот поразительный человек догадаться? Я отдала таблетки Мардж, а сердце — Сохо Янгу.

Часы свои я получила при следующем же посещении Нью-Йорка и только значительно позднее обнаружила, что Сохо проявил неожиданное великодушие — он отдал их в чистку и реставрацию. Все мои попытки выказать благодарность он просто отмел.

— Я сделал это не для тебя, а для них. Ведь ты еще ребенок и не представляешь себе, какая это драгоценность — такие часы. Их надо беречь и лелеять, наравне со старинными картинами, так что снимала бы ты их лучше, когда лупишь в этот свой дурацкий теннис.

Последнее замечание типично для Сохо и показательно: он провел небольшое тихое расследование и знал обо мне буквально все.

Ростовщик — тот же психиатр. Такой тебе папаша, о котором мечтает каждая девушка — умудренный, опытный, никогда и ни перед чем не пасующий, никого и ни за что не осуждающий, никогда не теряющий своего едковатого юмора. Я просто прилипла к этому ломбарду и — если только Сохо был на месте — околачивалась там часами, смотрела, слушала, набиралась образования. Возможности такие представлялись, к сожалению, довольно редко

— по большей части он отсутствовал, передоверяя все дела клеркам.

Хорошо помню морщинку, чуть искривившую угол рта Сохо, когда он сказал, что лучше бы мне учиться в Йейле. По его мнению, в моем колледже собрались сплошные педерасты и лесбиянки, не говоря уж о том, что пиво Мэтью Вассара ни один уважающий себя человек и в рот не возьмет. Сохо вводил мне мощные дозы суровой ломбардной реальности — в качестве противоядия от снобистски-элегантной культуры кампуса.

Была там, например, самая натуральная индийская принцесса; у нее имелось и красное пятнышко на лбу, и сари, и все что угодно, за исключением разве томика «Индийской любовной лирики» сочинения Эми Вудфорд-Линден. Как-то вечером эта принцесса заявилась в ломбард, сняла с себя новехонькую норковую тубу и молча положила ее на прилавок. Сохо взглянул на шубу и, также молча, передал принцессе пятнадцать сотен, после чего та удалилась, даже не дав себе труда пересчитать деньги.

— Приходит каждый месяц и всегда в новой шубе, — объяснил Сохо, аккуратно сворачивая упомянутое меховое изделие. — Ее мать — махарани или что-то в этом роде, на Ганимеде. Дико богатая. У этой семейки кредит во всех дорогих магазинах, но вот наличных старушка не дает своей дочери ни гроша. Так что принцесса попросту покупает себе новую шубу, а затем закладывает ее, чтобы иметь карманные деньги. Мамаша, как я понимаю, подмахивает все счета, не читая. Может себе позволить. А принцесса, — Сохо окинул меня суровым взглядом, — тратит денежки на оплату услуг подцепленных на улице кобелей. Доигралась до венерической болезни. Ты это учти, пожалуйста.

— Хорошо, мистер Янг, — послушно кивнула я.

Как-то ясным утром ввалился некий молодой человек в черном галстуке, явно уторчавшийся до полного отпада, со старинными, редкой красоты настенными часами в руках. Он получил две сотни и ушел, едва перебирая ногами. Я начала было открывать рот, но тут же его захлопнула, увидев предостерегающий жест Сохо. Через несколько мгновений появился в высшей степени английский дворецкий, выложил две сотни плюс процент и удалился с часами. Операция с часами прошла столь же молча и автоматически, как и операция с шубой индийской принцессы.

— Голландский мальчонка с Каллисто, — объяснил Сохо. — Богатый. Всегда нуждается в капусте на ширево, вот и приворовывает из дома. Я договорился с его матерью, она тут же выкупает все назад.

— Но если она знает, чем занимается сынок, могла бы прямо давать ему деньги, проще было бы.

— Снять парня с иглы она не может, так что решила — пусть уж он хоть попотеет за каждую дозу героина. — Тут Сохо снова окинул меня суровым взглядом. — А ведь привык он к наркотикам как раз в этом вашем педерастическом колледже. Так что ты и это учти. У тебя должна быть одна-единственная привычка — привычка к работе.

— Спасибо, мистер Янг.

Лозунгом Сохо было: в ломбард принимается все, лишь бы оно не было живым и пролезало в дверь. Роланд и Эли, подручные, демонстрировали мне самые дикие и неожиданные заклады — декоративные головы животных, подвесные моторы, полный набор цыганских цимбал, сорокафутовую шкуру питона. Некий престарелый тип заложил четырнадцать вставных челюстей, ни одна из которых не была его собственной. Сохо так и не сумел узнать, где он их взял.

— А самой бредовой штукой была мумия, — сказал он как-то.

— Мумия? Вроде тех, из пирамид?

— Во-во. Сперва я подумал, что этот парень слямзил ее из какого-нибудь музея, и начал проверять.

— Каким образом, мистер Янг?

— Слушай и набирайся ума. Мумия — вещь настолько особая, что все описаны-переписаны. Специалисты знают их буквально наперечет.

— О! Это что, мистер Янг, вроде как антикварные автомобили?

— Вот видишь, врубаешься. Так та мумия была вполне законной. Этот парень оказался египтологом, он собирал деньги на очередную экспедицию к верховьям Нила или куда там еще. Я выдал ему пятнадцать тысяч.

— Выкупил он свою мумию?

— Нет, написал письмо, чтобы я ее продавал.

— И вы получили назад свои деньги?

— Пора бы тебе понять, о чем можно спрашивать, а о чем нет, — сурово отрезал Сохо.

— Извините, пожалуйста, мистер Янг.

Стоявший за его спиной Эли молча поднял большой и указательный пальцы

— значит, «два» — затем свел их кольцом («нуль») и махнул рукой четыре раза.

В один незабываемый день Сохо разрешил мне постоять за прилавком.

— Узнаешь кое-что, чему не учат в этом вашем хедере для педерастов, — сказал он. — А именно, как оценивать людей. Половина населения Солнечной — жулье, только и мечтающее надрать вторую половину.

За мной, конечно же, бдительно присматривали настоящие клерки, но первый мой клиент явил собой просто потрясающий образец «децибела» (каковое слово Сохо сконструировал из «дебила» и «имбецила»), образец, существование которого просто не возможно было бы предсказать.

В распахнутой двери появился техник торгового флота — об этом говорила нашивка с надписью «Бригадир Кунард».

— Эй, герои, вы как — берете в заклад что угодно? — спросил бравый космонавт, от которого за версту разило перегаром.

— Если оно не живое и пролезает в дверь, — спопугайничала я.

— Хорошо, — кивнул он, выкладывая передо мной тысячную Ллойдовскую банкноту. — Я вот ее хочу заложить.

— Вы хотите заложить деньги? — тупо вытаращилась я.

— Волоку на буксире потрясающую девочку, — ухмыльнулся он. — Зачем ей знать, что у меня такая капуста? Еще утащит. Так что лучше оставить эту штуку в надежном месте. Точно?

Я беспомощно посмотрела на Эли и Роланда, те пожали плечами и кивнули, так что я взялась заполнять квитанцию.

— Сколь вы хотели бы получить?

— Ничего. Гони свою бумажку, и хватит.

— Нос вас все равно будут удерживать стандартные пять процентов.

— Хок-кей, — согласился он, выуживая из кармана пятерку.

— Вроде как за охрану. Заплатишь пятерку — сбережешь кусок. — Он подцепил с прилавка квитанцию, запел (если можно так выразиться) «Круглая Земля, он знал, и Америку искал…» и выкатился наружу.

Часом позже потрясная девочка принесла квитанцию и забрала тысячную бумажку.

По словам клерков, мелкие мошенники проявляют уйму изобретательности, изыскивая способы надуть ломбарды. Они сдают «крашеные бриллианты», то есть кольца с двухслойными камнями (поверх стекла приклеивается тоненький кусочек алмаза, чтобы обмануть простейшую проверку). В ход идут бутафорские фотокамеры, предназначенные для оформления витрин, часы и аккордеоны, лишенные механизмов, да все, что угодно.

— Приходят в самый час пик, когда у прилавка толпа, и нам просто некогда хорошенько разглядывать эти штуки.

Люди респектабельные буквально сгорают от стыда при первом посещении ломбарда, они воображают себя павшими на дно финансовой пропасти (пропасть оная бездонна), корчащимися в какой-то сточной канаве. Сохо это злило.

— Человек заложил свой дом и не стыдится, — говорил он мне. — Так чего же он стыдится, закладывая часы? Можешь ты мне это объяснить?

— Не могу, мистер Янг.

— А как себя чувствовали в этом смысле ты и твоя подружка, которая хотела раздобыть себе мужика — тогда, в первый раз. Как она?

— Она не стыдилась, мистер Янг.

— Я сейчас не про то. Пригодились ей таблетки от морской болезни?

— А! Да. На всякий случай. С вашей стороны это было очень…

— Ну и понравилось ей?

— В основном она просто перепугалась, мистер Янг.

— У-гу. Не трудно понять. А ты стыдилась, закладывая свои часы?

— Нет, мистер Янг. Это было вроде приключения.

— У-гу. Надо бы и тебе с этим разобраться, поскорее. Такая хорошая девочка. Давно уже пора.

— О, мистер Янг…

— Романтики вы все, в том-то и беда. Вот в Йейле тебя бы давно уже драли в хвост и в гриву. Набирай боевой счет, пока не успела влюбиться. Сечешь? Связалась ты со своим пидор-хедером.

Но я так блестяще закончила первый курс этого пидор-хедера, он же Вассаровский колледж — к этому меня в немалой степени подвигнуло благотворное влияние Сохо, — что в самом начале второго курса привлекла к себе внимание отдела TerraGardai, с чего и началось долгое мое сотрудничество с разведкой. А Сохо Янг вдруг словно испарился. Вот гак: только что был, пфф! — и нету. Spurlos versenkt [36]. Совершенно непреднамеренно, более того — даже того не понимая, я поставила под угрозу его вспомогательную крышу. Разведка (чиновники так и называют ее отделом TerraGardai) объяснила мне это только значительно позже.

Так вот, мой без вести пропавший великий Сохо Янг — он и есть тот самый экзобиолог Томас Янг, с кем Уинтер собрался проконсультироваться по поводу Деми Жеру. Я прямо слышу голос Уинтера:

— С кем? Или «с которым?» Я ведь завалил местоимения, благодаря излишествам в употреблении…

Угадайте недостающее слово, и вы получите шанс выиграть один из пяти ценных призов.


— Насколько я знаю, Роуг, мне в жизни не встречался ни один титанианец. Встречался, наверное, но сам я этого не знаю. А как ты угадал про свою девицу?

— Ничего я не угадывал. Том.

— Она тебе призналась?

— Она мне показала.

— Потрясающе. Хорошо бы заглянуть ей внутрь.

— Ничего не выйдет.

— Ну хоть одним глазом. Ей это не повредит.

— Забудь и не думай.

— Ладно, сойдемся на рентгене.

— А ей ничего от этого не будет?

— Откуда я знаю?

— Тогда отпадает.

— Эгоист! А каким образом твоя фея узнала, что она точно беременна?

— Анализы.

— Значит, была у врача. Вот он-то произведет в биологических журналах полный фурор. Это же первый случай медицинского обследования титанианца. Не знаю уж, то ли они здоровы до неприличия, то ли бегают лечиться домой.

— Этот врач — женщина.

— Значит, она произведет фурор.

— Она — мать Деми. Титанианка.

— Что? Очень интересно, как отнесется к подобному известию Земная Медицинская Ассоциация?

— Никак, мы на нее не настучим. Слушай, Том, хочешь ты проконсультировать мою Деми или нет? Ведь это — твой шанс произвести фурор.

— Что, без внутреннего обследования?

— Том! Я люблю эту девушку. Я не хочу подвергать ее никакому риску.

— Суровые ты ставишь условия.

— И не пытайся меня надуть. Я — король.

— Слышал, слышал. Le Roi Malgre lui [37]. Великий двухсердечный правитель. Скоро они намерены оттяпать тебе голову?

— Что это там у тебя за шум?

— Думательный агрегат. Ему скучно и одиноко.

— Ты его портишь.

— Пряником от него можно добиться значительно большего, чем кнутом. Пойми, Роуг, — сказал Янг, отбросив прежний легкомысленный тон, — я весьма благодарен и даже польщен, что ты пришел именно ко мне. Я очень хочу увидеть твою титанианскую девушку и ни в коем случае не сделаю ничего для нее опасного.

— А как же тогда ты ей поможешь?

— Устрою допрос с пристрастием, чтобы выяснить, идут ли ее анаболические и катаболические процессы параллельно земному метаболизму. Если да — все великолепно и беспокоиться не о чем. Если нет — буду вытаскивать из нее дальнейшие данные и скармливать их этому игральному автомату из соседней комнаты. В результате мы получим для твоей Деми и прогноз, и рекомендованный режим. Как горошины из стручка — так она, что ли, выражалась?

Роуг кивнул.

— Тогда и беспокоиться не о чем, Деми, компьютер и я, мы втроем быстренько во всем разберемся, а на твою долю останется только нервно мерить шагами больничную приемную. Есть, правда, один интересный вопрос — как долго продлится ее беременность? Нормального человеческого ребенка вынашивают девять месяцев, а вот сколько времени потребует ваше гибридное чудо? Девять? Десять? Двенадцать?

— Азохен вей.

— Я уже придумал заголовок для первого материала, который напечатаю: «Мой терранианец и его внутриутробное развитие».

— Знаешь, Том, для меня это не шуточки.

— Какие уж там шуточки. Папаша в положении. Схватки еще не чувствуются?

— Я, пожалуй, съезжу за Деми прямо сейчас.

— Ну чего ты так суетишься? У тебя впереди уйма времени, может, целых полтора года. Пройди лучше туда и набери на терминале Психа Задвинутого «+Хэлло+». Это доводит его чуть не до припадка, и тогда он отстает от меня хоть на какое-то время.

— А чего ты сам так не сделаешь?

— Бандюга узнает меня по обращению с клавиатурой.

— Мне давно кажется, что у вас с ним преступная связь, возможно, даже обратная — этих интимных подробностей я не знаю.

В конце концов Уинтер вырвался из Лаборатории Янга. Прежняя обеспокоенность сменилась ликованием — именно это ликование и не позволило ему заметить, что картинка вырисовывается довольно зловещая. Ничего не поделаешь — любовь. В такой обстановке даже лучшие из пас теряют ощущение реальности. Заметив, что кто-либо из Gardai начинает витать в облаках, я, как правило, отправляю его — или ее — в принудительный отпуск. Но и собственные мои действия не вызывают у меня никакой гордости. Задним числом я понимаю, что обязана была раскусить все с самого начала. Ну каким таким местом мог Томас Янг узнать про двойной охотничий, трофей, про обстоятельства коронации? Ночь Уинтер провел у Деми Жеру, после возвращения с Ганимеда он беседовал только с ней и больше ни с кем.

Горя нетерпением передать Деми благую весть, полученную от Янга, он, однако, чуть не свернул с прямого пути — в голову пришла мысль, что эта фея неожиданностей могла — несмотря на все обещания сидеть дома и не высовываться — пойти в «Медиа».

Не важно, решил синэргист после секундного раздумья. После первой же ночи они обменялись ключами, так что не будет Деми дома — можно из ее же квартиры позвонить на работу, якобы по служебному вопросу. Делать свои личные отношения, не имеющие официального статуса, известными окружающим — для приличной виргинской девушки такое просто немыслимо.

— Кольцо! — радостно воскликнул Уинтер. — Обручальное кольцо — вот и решение проблемы.

Он начал осматривать витрины той самой торговой улицы, на которой тремя неделями раньше повстречал Двенадцать Барабанящих Барабанщиков, и очень скоро нашел то, что нужно, — за стеклом ювелирной лавки лежало маленькое золотое колечко с печаткой. Уинтер долго смотрел на него, пробормотал: «А что, вполне возможно» и надавил расположенную рядом с витриной кнопку. Бегло оглядев предполагаемого клиента, владелец лавки открыл дверь.

— Доброе утро. Я хотел бы посмотреть кольцо с печаткой — на витрине, второй ряд снизу, третье слева.

Выложенное на бархатную подушечку кольцо оказалось довольно тяжелым. Оно было изготовлено из розового золота, рисунок печати представлял собой глубоко гравированное изображение четырехлепесткового цветка.

— Это что, цветок кизила? — спросил Уинтер.

— Да, сэр. Цветок розового кизила.

— Так мне и показалось.

— Потому-то и использовано розовое золото. Редкая теперь вещь, последние столетия красное и розовое золото на рынке почти отсутствуют.

— Бельгийцы выплавляют такое золото на Каллисто, — проявил информированность Уинтер, — но они, как я понимаю, оставляют все его себе. Я возьму кольцо.

Он не беспокоился, подойдет ли оно Деми по размеру, для титанианки такая проблема — плевое дело.

После скучной и занудной операции проверки отпечатков пальцев и рисунка ретины — а также банковского счета — Уинтеру вручили аккуратно завернутую коробочку.

— Кизил — государственный знак Виргинии, — сообщил он хозяину лавки.

— Я получил бы «А» по ботанике, вот только завалил экзамен благодаря излишествам в области ядовитого плюща.