"Сфинкс" - читать интересную книгу автора (Мастертон Грэхэм)

Глава 4

Гин оторопел и не знал, как ему быть. Лори между тем положила недоеденный кусок мяса на стол и вытерла рот рукой. Он подумал, что если сейчас войдет и скажет, что наблюдал ее странную трапезу, то навсегда упустит шанс лучше узнать ее.

Каков бы ни был ее секрет, заставляющий ее быть такой скрытной и замкнутой, ему никогда не удастся убедить ее расслабиться, если он сейчас пристанет к ней с расспросами.

Он вспомнил слова Питера Грейвза. Лори уверена, что ее трагическая судьба предопределена, и единственный способ помочь ей избавиться от страха — временно смириться с этим. В конце концов, что такого сверхъестественного в том, что человек ест сырое мясо? Может, у египтян особые пристрастия в еде.

Гин тихо вернулся в гостиную и взял бокал. Он глубоко задумался, попивая ледяной коктейль.

Пластинка Моцарта доиграла до конца, и теперь Гин услышал шипящий звук жарившегося мяса. Он покачал головой, задумчиво барабаня пальцами и все еще пребывая в состоянии легкого шока. Потом встал и поставил пластинку Дебюсси.

— Как там у тебя дела? — спросил он громко. — Тебе помочь?

Последовала пауза.

— Нет, спасибо. Я делаю салат. Сейчас все будет готово.

Гин сел в кресло и вытянул ноги. С тех пор, как Питер рассказал ему о психологических проблемах личности Лори и высказал предположение, что замужество может избавить ее от них, Гин не переставая думал о женитьбе и пытался разобраться в своих чувствах. Если бы кто-нибудь пару недель назад сказал ему, что он вскоре всерьез будет думать о женитьбе, Гин бы рассмеялся ему в лицо. Но сейчас его внутренний голос настойчиво спрашивал: «Почему бы нет? Она красивая, прелестная, она дочь иностранного дипломата. Неужели ты думаешь, что найдешь более достойную кандидатуру на почетную роль миссис Гин Кейлер?» Он даже тихо произнес: «Лори Кейлер» — это звучало красиво.

Дверь в кухню распахнулась, и вошла Лори с подносом в руках. Гин не мог не посмотреть на ее рот, пытаясь обнаружить следы крови, но Лори была такой же чувственной и великолепной, как и прежде. Она лучезарно улыбнулась, присаживаясь рядом, и это уменьшило его напряжение.

Гин взял гамбургер.

— Почему такой маленький? Я думал, будет больше мяса.

Лори подала ему салат: помидоры, лук, хрустящий латук.

— Извини, — спокойно ответила она, — это все, что было.

Он пожал плечами:

— Отлично, я должен следить за своей фигурой.

Они ели и слушали музыку. Когда ужин был окончен, Лори унесла поднос и вымыла посуду. Пока она вытирала тарелки, Гин переключил в гостиной свет, создав романтические сумерки, и наполнил ее бокал. Он совсем не был уверен, что в этот раз ему удастся ее покорить, но у него был девиз: нет шансов добиться победы у того, кто не пытается вновь и вновь.

Лори вернулась в комнату, и Гин протянул ей бокал.

— На этом твои домашние обязанности заканчиваются. Иди сюда и садись.

— Я не могу здесь долго задерживаться — не хочу, чтобы мама волновалась.

Он похлопал рукой по тахте, приглашая ее сесть рядом с собой.

— Садись и перестань беспокоиться о маме. Как ты думаешь, если бы твоя мама всегда приходила домой рано из-за строгости твоей бабушки, разве она встретила бы твоего отца?

Лори села. Ее волосы сияли при свете лампы, губы блестели, словно она их облизывала. В квартире было тепло, и она расстегнула несколько пуговиц на жакете, так что Гин мог увидеть крохотный золотой огонек кулона-пирамиды. Лори сидела очень близко, он вдыхал аромат ее духов, чувствовал тепло ее тела и все больше и больше убеждался, что любит ее.

— Моя мать встретилась с отцом в Тель-Басте, в Египте, — сказала она. — Сейчас этот город в руинах, оттуда происходит весь наш род.

— Ты имеешь в виду древние руины?

— Да, древние, — ответила она. — Они древнее пирамид, древнее самого сфинкса.

Гин потянулся за пачкой сигарет.

— Так у тебя очень древняя родословная?

Она кивнула:

— Мои предки жили в Тель-Басте, город тогда назывался Бубастис и, по-видимому, процветал в эпоху Рамзеса III.

Он затянулся сигаретой и выпустил дым.

— Неужели ты можешь проследить свою родословную с таких древних времен?

Лори опять кивнула.

— Рамзес III? Какой это век? Боюсь, мои познания в истории Древнего Египта невелики.

Она отпила из бокала.

— Царствование Рамзеса III — это 1300 год до Рождества Христова.

Гин вытаращил глаза:

— Да ты шутишь! Ты хочешь сказать, что твои предки жили в тринадцатом веке до нашей эры? Это невероятно!

Лори мягко улыбнулась:

— На самом деле ничего невероятного в этом нет. Жители той части Нижнего Египта всегда вели оседлый образ жизни. И сейчас там можно встретить феллахов с необычными лицами, такими же, как на рисунках на стенах древних гробниц. Ничего удивительного, ведь они — прямые потомки тех, кто построил эти гробницы. У них были распространены браки между кровными родственниками, между двоюродными братьями и сестрами и даже между родными, поэтому их внешность и не изменилась спустя тысячелетия.

— Знаешь, — сказал он, — о моих предках мне известно, что они были выходцами из Шотландии и в 1825 году эмигрировали во Флориду, и я всегда гордился, что знаю это. Но после твоих слов у меня такое впечатление, что я вовсе не имею родословной.

Лори опустила глаза.

— Древняя родословная — не всегда хорошая, — сказала она очень тихо.

— Ты хочешь сказать, что с твоими предками было что-то не в порядке?

Лори посмотрела на него:

— Очень важно, какие у тебя предки. Моих предков не особенно любили. Феллахи называли их «эти люди». Думаю, они и сейчас их так называют.

— quot;Эти людиquot;? Звучит не так уж плохо.

— Ты просто не знаешь, что феллахи умеют мастерски оскорблять и награждать эпитетами, — сказала она. — Они могут проклинать человека целый час и ни разу не повторить одно и то же ругательство. Но моих предков — убасти — они называли не иначе, как «эти люди», и это прозвище было наивысшим проявлением их неприязни к нам.

Гин дотронулся до ее волос. Они были красивые и мягкие, но в то же время гибкие и в приглушенном свете отливали золотом. Оттенок ее волос что-то ему напоминал, но он никак не мог вспомнить, что именно.

— Нечто подобное было и у нас в Америке, — сказал он. — Ты когда-нибудь слышала о кровной вражде семей Хатфилдс и Мак-Кой?

— Да, — ответила она, — но это совсем другое. Здесь дело не в кровной вражде, а в страхе.

— В страхе? Твои предки были такими страшными?

Гин поглаживал пальцами ее щеку, и Лори не сводила с него пристального взгляда. Ее зрачки расширились в темноте, и она ни разу не моргнула. Он начал замечать, что она внутри вся напряжена и пытается скрыть это, но чем дольше они разговаривали, тем очевиднее становилось, что каждый мускул ее тела полон скрытой энергии. «Она не просто смотрит на меня, она следит за мной, — подумал он. — Она ловит каждое незначительное движение, которое я делаю».

— Мне не следовало так говорить о моих предках, — сказала она. — Это было предательством по отношению к ним, хотя они и умерли две тысячи лет тому назад.

— Не знаю, — сказал он мягко, — ты рассказывала о них так, будто они умерли только вчера.

Не двигаясь, она продолжала смотреть на него.

— Это потому, что у нас дома постоянно говорят об этом, — сказала она. — Мама хочет, чтобы я не забывала о своем египетском происхождении. Хотя ей нравится Америка.

— А ты сама хотела бы забыть об этом?

— Нет, — едва слышно ответила она, — я не могу забыть, кем были мои предки и кто мы такие, — это невозможно забыть.

Гин откинул ее волосы и поглаживал шею, ласкал мочки ее ушей. Когда он первый раз дотронулся до нее, она отпрянула, но сейчас его нежные прикосновения, казалось, успокаивали ее. Он почувствовал, как постепенно ослабевает напряжение ее мышц, ее глаза, прежде такие внимательные и широко раскрытые, теперь были закрыты.

— Тебе это нравится?

Об этом он мог и не спрашивать.

— Так приятно, — пробормотала она. Напряжение ушло из ее мышц, она совершенно расслабилась.

— Лори, — сказал он, массируя кожу ее головы.

Она что-то промычала, не открывая глаза.

— Лори, я собираюсь сказать что-то очень важное.

Она мурлыкала от счастья, наслаждаясь его ласками.

— Говори, — прошептала она.

Некоторое время он рассматривал ее необычное, суживающееся к подбородку лицо, длинные изогнутые ресницы.

— Я знаю, это звучит глупо. Никогда бы не подумал, что это случится со мной. Ты же знаешь, я занимаюсь политикой. Это многих превращает в циников. Но я поставлен перед фактом, я знаю, что это правда, и поэтому собираюсь признаться тебе…

Она негромко напевала, откинув голову.

— Лори, — сказал он тихо, — я люблю тебя.

Последовала пауза. Она медленно открыла глаза.

Гин смотрел на нее так искренне и серьезно, как только мог, он хотел, чтобы она почувствовала его состояние и поверила ему.

— Ты… любишь меня?

— Да, — прошептал он.

Лори моргнула, не глядя на него. Легкая морщина пересекла се лоб.

— Гин, — сказала она. — ты не должен!

— Что значит «не должен»?! Дело не в том, должен я или не должен. У меня нет выбора. Я влюбился в тебя, нравится это тебе или нет!

— Гин…

— Нет! — сказал он резко. — Сейчас я не хочу слышать никаких извинений. Я уже выслушал весь этот мистический вздор. Почему я не должен просить тебя выйти за меня замуж? Почему я не должен любить тебя? Все это утомительно. Если ты чего-то боишься, почему ты не расскажешь мне об этом? Я взрослый мужчина, Лори, я знаю, что мне нужно, я знаю, что мне нужна ты. Мне все равно, сидела ты в тюрьме, или была изнасилована, или страдала от душевного недуга, или что-нибудь еще в этом роде.

Она широко раскрыла глаза:

— Ты подумал, что я сидел в тюрьме? Или была изнасилована? Гин, я ничего не понимаю.

— Лори, — сказал он, — я не знаю, что и думать. Я знаю только то, что полюбил тебя как безумный, и мне казалось, что и ты неравнодушна ко мне. Но когда двое нормальных взрослых людей нравятся друг другу, они встречаются, целуются, ужинают вместе. Тогда ты бы узнала меня лучше и перестала бояться близких отношений.

Он взял ее руки в свои.

— Я знаю, что ты вела уединенную жизнь. Я знаю, что тебе нелегко переломить свои привычки. Но тебе скоро двадцать лет, ты красива, и ты не можешь навсегда заточить себя в башню из слоновой кости. Когда-нибудь, рано или поздно, тебе захочется связать с кем-то свою жизнь, неважно, выйдешь ты замуж или нет. Нельзя же все время прятаться за свои подростковые фантазии!

Она выглядела смущенной.

— Фантазии? Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он вздохнул:

— Послушай, Лори, это происходит с каждой девушкой. Когда девушка впервые встречается с мужчиной, она переживает, что неопытна и недостаточно привлекательна. Часто девушка сочиняет свою биографию, чтобы заинтриговать возлюбленного. Когда мне было пятнадцать, мне нравилась одна тринадцатилетняя девочка, которая заявила, что ее отец — известный пианист. Она выдумала, что он обжег руки, когда спасал ее из пожара. Как оказалось, бедняга работал в пекарне и его музыкального таланта хватало только на то, чтобы просвистеть «Когда закончен бал».

Лори выслушала его и долго молчала.

— Гин, — сказала она, — тебе не кажется, что будет лучше, если это свидание будет первым и последним?

— Ты решила, что я тебе не нравлюсь, да? Это так?

— Нет, это не так.

— Так я нравлюсь тебе?

— Да. И это меня огорчает.

Гин протянул руку и погладил ее по щеке. Лори выглядела необыкновенно печальной, и он молил Бога, чтобы узнать наконец, в чем дело.

Она взяла его руку в свои, поднесла к губам и мягко поцеловала.

— Это правда, Гин, я тоже люблю тебя.

Он не верил своим ушам.

— Это правда? Ради Бога, Лори, я надеюсь, ты не обманываешь меня?

— Это правда, — произнесла она хрипло, — я думаю, это любовь с первого взгляда.

Гин криво улыбнулся:

— Вернее, любовь с первого укуса.

Лори подняла голову, ее глаза наполнились слезами. Она старалась не расплакаться.

— Я полюбила тебя, как только увидела, — сказал она. — Я никогда раньше не встречалась с мужчинами, у меня нет опыта. Может, я веду себя по-детски. Но я такая, и ты должен принять это. Я люблю тебя больше всех.

Гин придвинулся и поцеловал ее.

— Лори, — прошептал он, — Лори, какого же черта ты молчала?

Она больше не сдерживала слез.

— Я не могу сказать почему, но это не может продолжаться. Это не должно случиться. Я не могу допустить, чтобы это произошло. Если мы будем вместе, все может начаться сначала и я не смогу это остановить.

Он достал из кармана носовой платок и промокнул ее слезы.

— Ты все еще говоришь загадками, — сказал он. — Что ты не допустишь? Что может начаться сначала?

Она вытерла платком нос.

— Я не могу рассказать тебе об этом ни сейчас, ни потом.

Гин снова взял сигарету и закурил. Он сделал длинную глубокую затяжку, пытаясь успокоиться.

— Никогда? Даже если мы поженимся?

Лори не отрываясь смотрела на него, ее лицо побледнело, в глазах стояли слезы.

— Пожалуйста, Гин, — сказала она. — Ты пообещал, что никогда не будешь говорить об этом. Ты дал клятву.

Гин попытался улыбнуться. Улыбка получилась кривой.

— Не забывай, я политик. А у политиков есть данное свыше право нарушать обещания.

Гин снова и снова звонил ей в понедельник. Никто не поднимал трубку. Бестолковый секретарь в приемной Франко-африканского банка сообщил, что Лори Сэмпл еще не пришла на работу, но не мог сказать, в чем дело и как ее найти.

Генри Нессу понадобилось краткое описание политической структуры трех Карибских островов, и Гин целое утро собирал материалы и статистические данные о выращивании бананов и экспорте сахара.

В субботу вечером он отвез Лори домой и поцеловал ее на прощание. Свидание окончилось безрезультатно, он даже не был уверен, увидит ли ее снова.

Она отказывалась говорить о замужестве, отказывалась говорить о любви и не могла сказать, когда у нее появится свободный вечер. Домой он возвращался в ужасном настроении и немного успокоился, только когда приехал и допил оставшуюся в графине водку.

— Тебя разыскивает Уолтер, — сказала Мэгги, — он не очень доволен твоим докладом.

Гин даже не взглянул на нее, закуривая пятнадцатую за день сигарету.

— Если Уолтер недоволен докладом, пусть Уолтер сам придет сюда и скажет мне об этом.

— Что такое? — удивилась Мэгги. — Революция трудящихся?

— Нет, — ответил он, — просто сегодня первый день рабочей недели, надо сидеть и не высовывать носа.

Мэгги посмотрела на кучу разбросанных на его столе папок.

— Лори оказалась не такой сладкой, как мед? — спросила она с усмешкой.

Гин что-то чертил на полях блокнота.

— Что-то в этом роде. Но это тайна первостепенной важности, если хочешь знать.

Он откинулся на спинку вращающегося стула и вытянул ноги. Сквозь бледно-зеленые жалюзи было видно, как где-то на западе вспыхивают молнии. Пахло грозой. Было только полвторого, но они ухе включили в офисе все лампы. Воздух был влажный и наэлектризованный, и от этого Гин чувствовал себя еще хуже.

— Знаешь, я совершенно сбит с толку, — терпеливо объяснил он. — Она говорит, что любит меня, но не хочет, чтобы ее обнимали, сопротивляется, когда ее целуешь, она даже не назначила следующее свидание. Когда спрашиваешь ее «почему?», она начинает разыгрывать спектакль и говорит, что существует какая-то таинственная причина, по которой она не может мне ничего объяснить.

— Ты очень ее любишь? — спросила Мэгги.

— Что ты имеешь в виду?

— Достаточно ли сильно ты ее любишь, чтобы принять такого рода странности?

Он покачал головой:

— Я не знаю. Она мне очень нравится. Думаю, я люблю ее.

— Ох!

Он видел, как это сообщение разочаровало Мэгги.

— Да, Мэгги, — сказал он, — рано или поздно это должно было произойти. Ты сама говорила об этом.

— Но я не хочу, чтобы ты страдал.

— Мэгги, мне же тридцать два года.

— Можешь не продолжать. Через восемь лет тебе исполнится сорок. Ты слишком молод, чтобы жениться, но слишком стар, чтобы страдать.

Гин не мог не засмеяться.

— Уходи отсюда, пока я не женился на тебе, — пошутил он.

Мэгги выходила из комнаты, когда зазвонил телефон. Гин поднял трубку.

— Мистер Кейлер? Вас спрашивают, — сказала девушка на коммутаторе. — Кто-то по фамилии Сампл.

Гин догадался, что это «Сэмпл», произнесенное с сильным французским акцентом. Вероятно, ему звонит мать Лори.

— Хорошо, — сказал Гин после короткого раздумья, — соедините нас.

Да, это была миссис Сэмпл. Ее низкий вибрирующий голос звучал удивительно отчетливо, будто она стояла рядом и шептала ему на ухо.

— Гин, как ваше плечо?

— Здравствуйте, миссис Сэмпл. Все в порядке, спасибо. Вы поработали на славу. Удивляюсь, как вы не стали профессиональным хирургом.

— Ничего особенного. Я научилась этому в Загазиге у одного старого доктора-турка. Возможно, у вас навсегда останется шрам.

— Думаю, я смирюсь с этим. Как Лори?

— У нее все прекрасно.

— Но ее нет на работе.

— О, вы звонили в банк? Да, она немного устала, но в остальном — все хорошо. Я вот почему вам звоню. Это касается Лори.

Ожидая услышать худшее, Гин мял окурок в сувенирной пепельнице. Может, Лори попросила свою мать позвонить, чтобы отделаться от него? Ладно, он был готов к этому. Он уже подумывал о том, что его странному знакомству с Лори Сэмпл не суждено перерасти в нечто большее. Дразнящий, обманчивый образ, который исчезает, стоит только взглянуть на него.

— Гин, я хочу задать вам один вопрос, — продолжала миссис Сэмпл.

— Спрашивайте.

— Я хочу узнать, вы предлагали Лори выйти за вас замуж?

Гин сделал глубокий вдох:

— Давайте оставим все как есть, миссис Сэмпл. У нас был разговор об этом. Это было очень преждевременно и, вероятно, глупо, но мы говорили об этом.

— И Лори сказала вам «нет»?

— Судя по всему, да.

— Мне нравится, как вы, политики, разговариваете.

— Нас специально обучают искусству политического диалога. Это все?

— Что все?

— Это все, что вы хотели узнать?

— Нет, нет, не все. Я звоню, чтобы сказать, что Лори согласна.

Гин протер глаза.

— Простите, я не совсем вас понимаю.

— Лори согласна, — повторила миссис Сэмпл, — у нас с ней был долгий разговор, и она сказала «да».

— Вы имеете в виду…

— Конечно, я имею в виду, что она принимает ваше предложение.

Гин отнял трубку от уха и уставился на нее.

— Что такое? Что случилось? — спрашивала Мэгги, стоя в дверях.

Гин не обратил на нее внимания. Он снова поднес трубку к уху.

— Миссис Сэмпл, я не могу этого понять.

— Тут нечего понимать, — воскликнула миссис Сэмпл, — Лори любит вас и хочет выйти за вас замуж.

— Но она казалась такой озабоченной, все говорила, что боится чего-то, что все может снова повториться. Я не мог ничего понять.

— Всего лишь игра ее воображения, — ответила миссис Сэмпл неодобрительно. — Самое главное, что она обожает вас и хочет прожить с вами всю жизнь.

— Миссис Сэмпл, все это так неожиданно.

— Ах, — проворковала миссис Сэмпл, — в этом нет ничего необычного. Мы неожиданно влюбляемся, неожиданно рождаемся и неожиданно умираем.

— Да, — сказал Гин, — полагаю, вы правы.

Он все еще выглядел совершенно обескураженным, когда положил трубку на место.

Они поженились три недели спустя, в Мерриаме, в не по-осеннему теплый день. Свадьба была тихой. Все гости, кроме немого Матье и элегантной миссис Сэмпл, были друзьями Гина.

Они венчались в церкви недалеко от дома Сэмплов. Гости бросали им под ноги конфетти, фотограф сделал снимки для «Вашингтон пост». Мэгги одиноко стояла среди опавших листьев и плакала.

Торжественный обед устроили в баре колониального стиля с видом на Потомак. Молодые мужчины, коллега Гина, подходили и шептали ему на ухо, какой же он счастливчик, и в немом восхищении толпились вокруг миссис Сэмпл.

Уолтер Фарлоу, выпив слишком много шампанского, сказал: «Ты женился не из-за денег, ты женился из-за титек».

На Лори было белое шелковое свадебное платье и кружевная фата. Она была очень красивая и сияла от счастья. Целый день она не отходила от Гина ни на шаг. Все происходящее казалось ему немного необычным и удивительным. Он снова и снова целовал свою невесту. Когда все гости разошлись, они сели рядом у окна. Прижимая ее к себе, Гин смотрел в окно на медленно бегущую реку.

— Я хочу тебе сказать, — начал он, — что это самый счастливый день в моей жизни.

Лори положила голову ему на плечо.

— Я знаю, — тихо сказала она.

Гин отпил шампанского из бокала.

— Может быть, когда-нибудь мы приведем сюда своих детей, покажем им эту реку и скажем, что…

Лори отдернула руку. Гин взглянул на нее, она была чем-то обеспокоена и расстроена.

— Что с тобой, что случилось? — спросил Гин.

— Ничего, — ответила она, пытаясь улыбнуться.

— Ну хватит, Лори. Теперь нет места тайнам. Мы поженились. Ты — моя жена. Я должен знать, что тебя огорчает.

Она наклонилась и поцеловала его. Ее щеки зарумянились от возбуждения и выпитого шампанского.

— Нет, нет, действительно ничего, — сказала она. — Думаю, я просто устала. Я хочу переодеться и отдохнуть. Все прошло замечательно, это был сказочный день, но я чувствую себя совершенно обессиленной

— Хорошо, давай вернемся домой. Матье отвезет нас?

Они вышли на улицу. На гравиевой подъездной дорожке перед баром стоял автомобиль — черный «флитвуд». Матье тихо и невозмутимо сидел за рулем. Увидев их, он вышел и открыл заднюю дверцу. Лори села в машину, Гин задержался на минуту.

— Матье, — сказал он, — надеюсь, мы станем друзьями?

Гин увидел свое искаженное отражение в зеркальных солнечных очках Матье; тот ни знаком, ни жестом не дал понять, что услышал его слова. Он флегмагично стоял, ожидая, когда Гин сядет в машину. Затем закрыл дверцу, сел за руль, включил мотор, и они плавно поехали.

Поскольку Гин был сильно загружен на работе, они решили провести первые пару недель их медового месяца в особняке Сэмплов. Как только он немного освободится, они отправятся на две недели на горнолыжный курорт, а по возвращении подыщут себе дом недалеко от Вашингтона.

— Вы можете жить здесь сколько хотите, — сказала миссис Сэмпл. — Места достаточно и для вас, и для меня, и даже для моей будущей маленькой внучки.

— Я надеюсь, первым будет сын, — сказал Гин, но миссис Сэмпл только засмеялась. Казалось, она абсолютно уверена, что первой родится девочка.

Машина проехала по дубовой аллее и, скрипнув шинами по гравию, затормозила перед домом. Матье открыл дверцу, они вышли из машины. Дом по-прежнему казался Гину мрачным и неприветливым, но он надеялся, что скоро привыкнет к нему. Минуя портик с колоннами, они вошли в просторную темную прихожую, стены в которой были увешаны африканскими копьями и щитами и рисунками на бычьей коже. Черная дубовая лестница вела на второй этаж. Свет проникал в прихожую через витражное окно и разноцветным узором ложился на пол и стены.

— Я должен перенести тебя через порог, — торжественно сказал Гин. Он присел и попытался поднять Лори.

Напрягаясь изо всех сил, он приподнял ее всего на пять-шесть дюймов и понял, что не может удержать ее. Да, она высокая девушка, но он и не предполагал, что она такая тяжелая. Ему показалось, что он пытается поднять огромное неуклюжее животное. С трудом переводя дыхание, он осторожно поставил ее на пол.

— Миссис Кейлер, — сказал он, — боюсь, вам придется самой переступить через этот порог. Я должен позаниматься спортом и накачать мышцы перед тем, как мы купим новый дом.

Лори засмеялась.

— Я думала, что выхожу за первоклассного политика, а оказалось, что мой муж — 126-фунтовый слабак.

— Я вешу 192 фунта — и это не считая двух кусков свадебного торта.

Матье шел впереди, неся чемоданы Гина. Они остановились у темной дубовой двери в конце коридора. Слева от нее была дверь в маленькую спальню, где Гин приходил в себя после нападения сторожевой собаки. Матье открыл дверь и пропустил их в комнату.

— Какая славная комната, — сказал Гин. — Взгляни на кровать. Она просто потрясающая!

В центре комнаты стояла высокая кровать с пологом, поддерживаемым резными колонками из красного дерева, спинка была украшена изображениями диких животных среди листьев и цветов.

Стены их спальни были бледно-желтого цвета, на полу лежал золотистый ковер, мебель была старинная, французской работы. Миссис Сэмпл украсила комнату свежими цветами, доставленными из Флориды, и все вокруг благоухало.

Матье поставил чемоданы и раздвинул шторы на окнах. Комната находилась в юго-восточной части дома, по утрам сюда должны были проникать лучи восходящего солнца. Из окна открывался чарующий вид на верхушки деревьев и поля усадьбы.

Матье все не уходил, он стоял как восковая фигура, как будто чего-то ожидая.

— А, извини, — сказал Гин, нащупывая в кармане десятидолларовую купюру. — Вот, возьми, большое спасибо.

Матье не шелохнулся. Он не протянул руку за деньгами и даже не дал понять, что не хочет их взять.

Неожиданно он прохрипел что-то вымученным, неестественным голосом, изо всех сил напрягая гортань. Но так как у него не было языка, разобрать, что он хочет сказать, было трудно.

Гину показалось, что Матье прохрипел: «Газель Смита».

Гин нахмурился и вопросительно посмотрел на Лори.

— О чем он говорит? — спросил он и повернулся к шоферу:

— Матье, что ты хочешь сказать?

Лори подошла к Матье и, улыбаясь, положила руки ему на плечи.

— Дорогой, Матье ничего не хочет сказать. Правда, Матье? Он просто пошутил.

Матье замолчал.

— Спасибо, Матье, ты свободен, — сказала Лори.

Шофер надел фуражку, развернулся и вышел из комнаты, решительно закрыв за собой дверь.

— Я уверен, он сказал: «Газель Смита». Это какая-то африканская антилопа?

— О, выброси это из головы, — сказала Лори, снимая фату. — Мне кажется, пытки, которые он перенес в Алжире, слегка повредили его рассудок. Обычно он ведет себя нормально, но иногда выдает такие странные вещи.

Гин подошел и обнял ее.

— Ну, — сказал он нежно, — ты ощущаешь себя миссис Кейлер?

Лори откинула голову.

— Это немного необычно, — сказала она. — Мне надо к этому привыкнуть. Целых девятнадцать лет я была Лори Сэмпл и только пару часов — Лори Кейлер.

— Твоя мать вернется не раньше чем через полчаса. — Улыбаясь, он притянул ее к себе и расстегнул верхнюю пуговицу ее свадебного платья.

Она отстранила его.

— Полчаса — это не так уж много, — запротестовала она. — А если она зайдет в комнату и увидит, что мы…

Гин снова прижал ее к себе.

— Ну и что, — сказал он, целуя ее, — мы закроем дверь на ключ.

Лори посмотрела на него своими ясными зелеными глазами:

— Она может посмотреть в замочную скважину.

Гин только кивал и улыбался.

— Да, может, — сказал он, подбираясь ко второй пуговице на ее платье.

Лори вся напряглась и схватила его за руки.

— Пожалуйста, Гин, не сейчас. Давай подождем до вечера.

— Зачем ждать? — спросил он, начиная раздражаться и стараясь говорить спокойно. — Мы только что поженились. Все условности соблюдены. Если мы не сделаем этого до захода солнца, наш брак будет незавершенным, а в штате Флорида это считается очень плохой приметой.

— Но ведь… Лучше не надо… — пролепетала Лори, отстраняясь.

Гин схватил ее за руку. Рука была вялой и никак не реагировала на его прикосновение. У него возникла страшная догадка, что он, возможно, только что женился на фригидной женщине. Что еще может быть причиной ее нежелания заняться любовью? Почему она была против замужества? Почему такая красивая девушка все еще девственница?

— Лори, — произнес он хрипло, — с тобой все в порядке?

— Да… все хорошо, — ответила она.

Она вся напряглась, побледнела и нервно вздрагивала. Гин подумал, что ей плохо, что она на грани истерики.

— Тебе плохо? — спросил он.

— Плохо? — рассеянно переспросила она. — Нет, мне не плохо. Я хочу есть. Я очень проголодалась. Я спущусь вниз, на кухню, и съем что-нибудь.

Гин подошел к окну и закурил.

— Может, ты не будешь никуда выходить? — сказал он тихо. — Может, ты останешься здесь и объяснишь мне, что с тобой происходит?

— Ничего со мной не происходит. Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Гин повернулся к ней лицом.

— Лори, мы только что поженились.

— Да, я знаю.

— Это что-нибудь для тебя значит? Мы — муж и жена. Это предполагает, что мы должны страстно любить друг друга, броситься на кровать и, забыв обо всем на свете, заняться любовью. Вместо этого ты собираешься сходить на кухню и исследовать холодильник. Для чего? Тебе нужна порция сырого мяса?

Ее глаза наполнились слезами.

— Извини, — сказал Гин, — я очень разочарован и расстроен. Ты моя жена. Я люблю тебя, но ни разу не видел тебя обнаженной.

Лори опустила глаза. Ее освещали лучи заходящего солнца. Она была классически, исключительно красива — невинная мадонна в девственно-белом платье.

— Гин, — прошептала она, — ты никогда не должен видеть меня обнаженной.

Гин уставился на нее. Он забыл, что у него во рту сигарета, и закашлялся.

— Ах, извините, — сказал он, — может, я должен поклясться, что никогда не увижу тебя голой?

Она кивнула.

На мгновение он задумался, наклонился и вдавил сигарету в изящную фарфоровую пепельницу. Он сбросил серый пиджак, оставшись в брюках и белой рубашке, и подошел к Лори.

— Сними платье, — сказал он мягко.

Лори гордо вскинула голову:

— Извини, Гин, я не могу.

— У тебя есть причина? — спросил он.

Она молча кивнула.

— Ты собираешься мне сказать почему?

Она отрицательно покачала головой.

— В таком случае, — сказал он, — я разорву это проклятое платье на куски.

— Гин, это же мое свадебное платье!

Он развернулся и ударил кулаком по туалетному столику из красного дерева, так что зазвенели флакончики от духов и упала на пол расческа.

— Лори, я знаю, что это чертово платье — свадебное. Думаешь, мне очень хочется его рвать? Какого черта ты не хочешь его снять? Почему ты не можешь сама раздеться перед мужем?

— Потому, что не могу, и не могу объяснить тебе, почему! Я не такая, как все, как ты не понимаешь!

Гин в раздражении почесал затылок. Он сделал несколько глубоких вдохов, стараясь не потерять над собой контроль.

— Я знаю, что ты не такая, как все, — сказал он ровным, терпеливым голосом. — Я и женился на тебе потому, что ты особенная. Ты не похожа ни на одну девушку из тех, кого я знал. Ты потрясающе привлекательная, у тебя желанное тело, ты можешь свести с ума. Неужели ты не понимаешь, что этим ты отличаешься от других, и поэтому я так хочу тебя!

Лори расплакалась. Слезы текли по щекам, она даже не пыталась вытирать их.

— Гин, — жалобно промолвила она, — ты даже не предполагаешь, в чем мое отличие.

Не сказав больше ни слова, она начала расстегивать платье. Гин не помогал ей. Она плакала не переставая. Наконец платье упало к ее ногам, она переступила через него, подняла и положила на кровать. Лори осталась в белых чулках с подвязками, коротенькой комбинации и лифчике. Ее грудь была упругая, и округлые розовые звездочки сосков просвечивали через кружевные чашечки бюстгальтера.

Гин стоял неподвижно, возбужденный и как будто прикованный к полу, он не мог ни подойти к ней, ни произнести ни слова. Она должна сделать это сама. Она никогда раньше не раздевалась перед мужчиной и теперь должна этому научиться. Лори повернулась к нему спиной и стащила через голову комбинацию, затем расстегнула лифчик. Ее грудь мягко качнулась. На ней не было трусиков. Приятный загар цвета кофе с молоком покрывал ее мягкие округлые формы.

— Ну, — спросил Гин, — что же не в порядке?

Лори медленно повернулась к нему лицом. Он уже протянул руки и направился к ней, как вдруг замер, будто его окатили ледяной водой. Ужасное чувство страха и неуверенности охватило его, он не мог ничего сделать, только стоял и смотрел.

У нее была красивая грудь, самая соблазнительная из всех, какие он когда-либо видел: высокая, упругая, увенчанная крупными розовыми сосками. Но вот что отличало Лори от других: прямо под грудью, чуть ниже, у нее была еще одна грудь, намного меньше первой, как у девочки-подростка, и под этой грудью была еще пара розовых сосков, едва заметных, неразвитых. Между бедрами у нее обильно росли курчавые золотисто-коричневые волосы, густые и похожие на шерсть, они покрывали ее тело до самого пупка.

Она стояла перед ним, разведя руки в стороны, так, чтобы он мог увидеть все, что она раньше так скрывала.

Лори больше не плакала, она стояла, гордо подняв голову, к наблюдала за его реакцией.

— Видишь, — сказала она, — я не такая, как все.

Гин взял свой пиджак и нащупал в кармане пачку сигарет. Он нервно глотнул, чувствуя, что покрывается потом и его начинает трясти.

— Ч-ч-что это? — заикаясь, спросил он. — Это же…

Лори величественна прошлась по комнате и остановилась у окна.

— Тебя огорчает, что я такая? — спросила она.

Гин повернулся к ней.

— Не знаю. — Он взволнованно дышал. — Я даже не quot;Представлял, что…

Лори подошла к нему и коснулась его плеча. Смотреть на нее было невыносимо, он невольно переводил взгляд на эту маленькую неразвитую грудь, на эти ужасные курчавые густые волосы.

— Да, — сказала она, — это расстроило тебя, я вижу. Я так и думала. Вот почему я не хотела показывать тебе это. Если бы ты не увидел меня обнаженной, ты бы никогда не узнал об этом.

— Неужели ты действительно думала, что мы поженимся и проживем вместе всю оставшуюся жизнь, ни разу не занимаясь любовью? — спросил Гин. Он не верил в реальность происходящего и чувствовал, что в его жизни произошел неожиданный резкий поворот, как что-то безумное, похожее на фильм ужасов, ворвалось в его жизнь.

— Все еще можно уладить, — сказала Лори. — Ты сам говорил, что заводить романы — неотъемлемая часть светской жизни. Я буду молчаливо и целомудренно сопровождать тебя на всех приемах и вечеринках, а ты сможешь развлекаться с любой девушкой, которая тебе понравится. Я люблю тебя, Гин. Ты должен понять, что я действительно люблю тебя.

Гин сел.

— О Боже! — пробормотал он. — Все это напоминает ночной кошмар.

Лори присела перед ним на корточки и гладила его руку.

Некоторое время он молча курил, наконец спросил:

— Неужели ни ты, ни твоя мать никогда не задумывались о пластической операции? По-моему, опытный хирург мог бы…

— Гин, — перебила Лори, — мне не нужна пластическая операция. Мы все такие.

— Кто мы?

— Моя мать, я, все мои предки. Вот что значит быть убасти.

— Это значит иметь шесть сосков?

Лори поднялась, подошла к кровати и села на край. Она была в одних чулках с подвязками, и, хотя Гин все еще испытывал нервную дрожь во всем теле, он не мог не возбудиться, глядя на нее.

— Американские врачи называют это «рудиментарная грудь», — сказала Лори. — Этот случай подробно описан в медицинской литературе. Некоторые женщины имеют больше одной пары грудей.

Гин достал носовой платок и промокнул вспотевший лоб. Он никак не отреагировал на сказанное ею, только слушал не перебивая.

— Но для нас, убасти, — продолжала она, — это никакой не рудимент, это нормальная грудь. Только потому, что наши женщины в прошлом недостаточно использовали все три груди, две постепенно уменьшались, сокращались и наконец деградировали. Гин, ты можешь себе представить красивую женщину, у которой хорошо развиты все три груди?

Гин посмотрел на нее и покачал головой.

— Лори, — сказал он, — операция необходима. Ты же не можешь всю жизнь оставаться с этим. Как ты будешь плавать в бикини? А когда тебя увезут в роддом рожать наших детей? Что скажет врач? «Полагаю, вы выкормите ребенка грудью, миссис Кейлер, у вас ее предостаточно».

Лори, уже успокоившись, в отличие от Гина, поглаживала свой нижний сосок.

— Почему бы тебе не взглянуть на это с моей точки зрения?

— Сейчас я говорю о своей точке зрения, — настаивал Гин. — Сразу же после свадьбы ты заявляешь мне о своем уродстве и еще говоришь, что не хочешь от него избавиться.

Она недовольно надула губы:

— Ты сам вынуждаешь меня быть эгоисткой.

— Вот именно! — воскликнул он. — Ты — ужасная эгоистка! Я женился на тебе, будучи уверенным, что под этими одеждами тело прекрасной женщины! Теперь я обнаруживаю, что у тебя сосков не меньше, чем у волчицы. Я должен забыть о том, что женат, и развлекаться с другими женщинами? Лори, ты хоть думаешь, о чем ты говоришь?

Она не возразила ему, только посмотрела на него и покорно сказала:

— По крайней мере, теперь ты не захочешь спать со мной, правда?

Гин перестал кричать и уставился на нее. Он встал со стула, подошел к кровати, где она сидела, и пристально посмотрела на ее красивое, соблазнительное, смущенное лицо.

— Мне кажется, ты рада этому, не так ли?

— Гин, — сказала она, — я пыталась защитить тебя с самого начала. Я сделала все, что могла.

— От чего ты старалась защитить меня?

Она печально и покорно посмотрела на него:

— От тебя самого, Гин. Я много раз предостерегала тебя, но все безрезультатно. Что бы я ни делала, чтобы предотвратить это, ты был полон решимости ворваться в мою жизнь, не задумываясь о том, кто я есть. Пока ты не познакомился с моей матерью, я думала, что сумею спасти тебя. Но она сильнее меня, Гин. Она моя мать, и она убасти. Я должна делать все, что она пожелает.

— Я не понимаю ни слова из того, что ты говоришь, — сказал Гин.

Лори откинула назад волосы.

— Иди сюда и взгляни на эту картину у туалетного столика, — сказала она.

Гин неохотно подошел и увидел небольшую гравюру. Викторианский стиль, судя по мелодраматическому сюжету и исполнению. На гравюре было изображено маленькое грациозное животное, привязанное за рожки к вбитому в землю столбу. Неподалеку раскинулся огромный могучий лев с гордо поднятой головой. Он готов был наброситься на антилопу и сожрать ее. Внизу стояла изящная подпись: «Газель Смита».