"Яик – светлая река" - читать интересную книгу автора (Есенжанов Хамза)

Глава пятая

Дмитриев просматривал текст обращения. Он еще утром почувствовал нервный тик на правой щеке, но не придал этому никакого значения. Сейчас приступы тика повторялись все чаще и чаще, щека подергивалась почти беспрерывно, и это начало раздражать. «Что за напасть такая?..» – прошептал он и, не отрываясь от чтения, стал быстро растирать ладонью щеку. Рядом сидел Абдрахман и ждал, что скажет Дмитриев. Услышав: «Что за напасть…» – Абдрахман забеспокоился, что в текст вкралась ошибка.

– Что, Петр Астафьевич, может, где непонятно?.. – спросил он.

– Нет, нет, изложено прекрасно. Обращение нужно как можно скорее отпечатать и распространить.

– А не будет ли вот эта строка выглядеть слишком панически: «Белые генералы и казаки начали налет на Совдепы». Ведь они же на самом деле еще не начали налетать на Совдепы, только хотят, а сбудется ли их желание или нет, это еще вопрос. Может, мы преждевременно об этом пишем? – опять забеспокоился Абдрахман.

Дмитриев, словно удивляясь опасениям Абдрахмана, пристально посмотрел на него:

– А знаете ли вы последнее письмо Ленина, помните, о чем там сказано?.. Товарищи большевики, никому не верьте, вооружайте народ, рабочих. Вместе с винтовками надо давать народу и идейное оружие, объяснять, кто его истинный враг, и тогда народ сам возьмет врага на прицел. Вчера вы с Червяковым тоже сомневались – не рановато ли писать обращение? А по-моему – пора! Вот уже сутки, как Оренбургский Совет послал ультиматум, а штаб Мартынова молчит, словно воды в рот набрал. Это неспроста. Они что-то затевают. Если сегодня ночью не подымут мятеж, то, пожалуй, еще можно будет заставить атамана Мартынова подчиниться… Но, по всей вероятности, этой ночью они все же поднимутся.

Абдрахман с большим вниманием слушал его.

– По-вашему, – заметил Абдрахман, – казаки в ночь нагрянут на нас. Гробовое молчание на ультиматум Цвилинга, казачьи пикеты, осаждающие город, выпады казаков против Совдепов в станицах – все это подтверждает ваше предположение. Ну, а Оренбургский отряд, который идет сюда? Саратовский?.. А красногвардейские части Самары?.. Разве они не свернут шею атаману Мартынову и его помощникам?..

– Они постараются преградить путь отрядам, и тогда борьба может затянуться. Смотри: в Гурьеве генерал Толстов сколачивает войско, на Дону поднялся Краснов, а здесь, почти рядом с нами, Дутов! Есть и еще один сильный и опасный враг – это иностранные интервенты. Так что, Айтиевич, все идет к тому, что гражданская война может затянуться на очень и очень долго.

– И у Москвы такое же мнение?

– Может, говорю, затянуться… Но ясно одно: солдаты, рабочие и крестьяне России во главе с Лениным сумеют отстоять революцию, сумеют подавить контру и расправиться со всеми, кто осмелится поднять руку на народную власть!

Пока председатель Совдепа Дмитриев и комиссар Айтиев подготавливали обращение, события принимали неожиданно тревожный оборот.

В тот самый день в шесть часов вечера Дмитриев получил два очень тяжелых известия.

В кабинет робко вошла женщина. Взгляд ее был полон тревоги. Она силилась что-то сказать и не могла. Губы и подбородок ее дрожали.

Вместе с ней в кабинет вошел и Червяков.

– Эта женщина, – сказал он, – непременно хотела вас видеть. Говорит, что пришла из деревни по неотложному делу. Спрашиваю: «Что у вас за дело?» – «Кто я и по какому делу, объясню только самому Дмитриеву». Вот я и привел ее к вам. – Червяков сел на табурет, стоявший напротив председательского стола.

– Садитесь, – пригласил Дмитриев женщину и указал на стул. – Садитесь, пожалуйста…

– Кажется, это вы Дмитриев? Простите, как вас величать? Мы ведь неученые, не знаем, – глухо проговорила женщина. На голове у нее теплый коричневый платок, какие обычно носят крестьянки. Она развязала его и опустила на плечи, чтобы свободней было разговаривать и лучше слышать собеседника.

– Ничего, зовите просто товарищем Дмитриевым. Не сомневайтесь, я самый и есть Дмитриев, – добавил он, заметив недоверчивый взгляд женщины.

– Не знаете ли вы человека по фамилии Быков? – спросила она.

– Председателя Январцевского Совдепа?..

– Да.

– Очень хорошо знаю Игната Иваныча Быкова… Говорите смелее, гражданка, здесь все свои. Что, он послал вас к нам? Говорите, не бойтесь…

Женщина тяжело вздохнула, в глазах у нее появились слезы. Дрожащей рукой она достала из кармана сложенную вчетверо бумажку и протянула ее Дмитриеву.

Червяков наклонился над женщиной:

– Успокойтесь, успокойтесь. Человек, которого вы искали, перед вами. Расскажите мне все по порядку, и я вам помогу.

Женщина продолжала всхлипывать.

Дмитриев развернул листки и стал читать. Чем дальше углублялся в чтение, тем лицо его становилось тревожнее и бледнее. Червяков заметил, как снова начала подергиваться его правая щека. Четыре странички были плотно исписаны красивым убористым почерком. Дмитриев читал долго, словно изучал каждую букву; растопыренная ладонь его машинально поглаживала волосы. Кончив читать, он еще с минуту сидел в задумчивости, затем глухо спросил у женщины:

– Казачьи отряды по дороге встречались?

– Все станицы, все хутора кишат служивыми. Сколько раз меня останавливали: «Куда идешь? Зачем идешь?..» Я им говорила, что иду в Алексеево, что там у меня сестра при смерти лежит. Если бы сказала правду, не пропустили бы. В одном хуторе пристал хорунжий: «Врешь ты баба!..» Не пускает, и все. Я в слезы, да только слезами и вымолила. Василий Иваныч наказывал, чтобы я обязательно это письмо лично вам передала. Он сказал, что вы сможете освободить Игната. Товарищ Дмитриев, как же теперь, а?..

Председатель Совдепа передал письмо Червякову, а женщине утешительно сказал:

– У вас горе, но и нам сейчас трудно. Не печальтесь особенно, Игнат ваш вернется домой. Мы освободим его, но на это нужно время. А за письмо большое спасибо!

– Нельзя ждать, они изрубят Игната на куски, как того комиссара, что с ним ехал…

– Не посмеют… А вы сами видели зарубленного комиссара?

– Видела. Он прямо возле сена в овраге лежит, – женщина словно вновь стояла перед изувеченным трупом, влажные глаза ее были широко раскрыты от испуга.

– Да-а… – протянул Дмитриев. – Вы пока идите и отдохните, а мы выясним обстановку. Кстати, у вас есть в городе знакомые, где бы вы могли остановиться?

– Есть сестра. Возле Макаровской мельницы живет. Муж ее там работает.

– Вот и идите к ней. А мы все узнаем и завтра… поможем!..

– Спасибо, товарищ Дмитриев.

В письме, которое принесла женщина, рассказывалось о том, как были схвачены посланцы Совдепа – Мендигерей и Игнат. Они ехали навстречу выступившему из Оренбурга отряду и должны были провести его в Уральск кружной дорогой, обойдя стороной большие недружелюбные казачьи станицы.

Известие это не на шутку встревожило Дмитриева и Червякова. Было ясно: Оренбургский отряд запаздывал, а казачьи пики уже нависали над Совдепом… Никто из них – ни Дмитриев, ни Червяков – не сомневались теперь, что белоказаки, стягивавшиеся возле города, не сегодня-завтра начнут открыто нападать и громить Совдепы. А что они, совдеповцы, могут противопоставить этим вооруженным казакам? Нужно было что-то срочно предпринимать. Кто мог выдать Мендигерея и Быкова? Неужели среди членов Совдепа есть предатель?

– Павел Иванович, не кажется ли вам, что кто-то раскрывает наши планы врагу?

– Да, что-то тут есть… Судя по письму, казаки специально подстерегали их в овраге… Значит, станичный атаман все знал заранее, вернее, был кем-то предупрежден.

– И этот кто-то был, разумеется, из города.

– Что же теперь делать, Петр Астафьевич?

– Нужно срочно собрать членов иcпoлкoмa. Обсудим положение и первым долгом создадим подпольный комитет. А потом, на комитете, решим, что делать дальше.

Не успел Дмитриев договорить, как в кабинет, тяжело дыша, вошел Абдрахман.

– Плохие вести, товарищи, – с порога бросил он. – В Верхней Барбашевке взбунтовались кулаки, нападают на Совдепы! Вот записка от Алексея Колостова: «Переселенцы не решаются защищать Совдепы от кулаков, страшатся казаков. Все труднее становится сколачивать отряды…» – Он протянул записку Дмитриеву: – Читайте!

– Дурных вестей и здесь хоть отбавляй, – Дмитриев протянул письмо из Требухи.

Абдрахман прочел письмо и, всматриваясь в подпись, спросил:

– Кто это Василий Быков?

– Учитель, из Требухи, брат Игната Быкова.

– Значит, Мендигерей?..

– Да, зарубили казаки Мендигерея, а Игната арестовали. Неизвестно, что еще с ним сделают, – с грустью сказал Червяков, глядя на листки, исписанные мелким, аккуратным почерком, будто они были повинны в случившемся.

– Предали… – задумчиво проговорил Абдрахман. С минуту он стоял молча, затем снял шапку и наклонил голову, словно стоял возле тела убитого комиссара и отдавал последний товарищеский долг.

Дмитриев и Червяков тоже встали и, склонив головы, замерли. В комнате воцарилась тишина. Первым нарушил ее Абдрахман:

– Это Яковлев проболтался, когда ходил в Войсковое правительство.

– Как?..

– Что он там говорил?

Абдрахман коротко рассказал товарищам все, что узнал об этом из уст самого же Яковлева. Яковлев потребовал от Михеева немедленного ответа на ультиматум Оренбургского Совдепа и пригрозил, что в случае неповиновения большевики заставят силой распустить правительство и разоружиться казаков, так как из Оренбурга движется в Уральск красногвардейский отряд.

– Беспринципный болтун! Конечно, это он разболтал… – Правая щека у Дмитриева снова сильно задергалась.

– Это не болтливость – это предательство! Вот что, в семь часов вечера в типографии совещание… там все решим.

Кабинет опустел. Дмитриев вышел последним. У дверей остались стоять два солдата с винтовками.

В небольшой комнате типографии было тесно, хотя присутствовали далеко не все коммунисты Уральска. Совещание созывалось в спешном порядке, и многих просто не успели оповестить. Здесь были двое с Макаровских мельниц, восемь человек из различных учреждений города, четверо рабочих типографии и пять членов областного исполнительного комитета. Всего присутствовало девятнадцать человек.

Выходившие на улицу окна были наглухо завешены, двери заперты на засов. В комнате накурено и душно, резко пахнет типографской краской. Кто-то предложил открыть форточку. Холодная струя воздуха ударила в лица, стало легче дышать. Керосиновая лампа горела тускло, в полумраке лица собравшихся казались желтыми и неподвижными.

В глубине комнаты, прислонившись к стене, о чем-то вполголоса переговаривались два члена исполнительного комитета – Нуждин и Половинкин. Их серые шинели и форменные военные фуражки сливались с фоном стены. Напротив за столом сидел Червяков и что-то писал. Собрание еще не началось.

Многие из присутствующих не знали в лицо Дмитриева и теперь с интересом и любопытством разглядывали его. Он был в кожаной куртке и шапке с кожаным верхом, отделанной черным кудрявым мехом. При сумрачном свете лампы похудевшее лицо его казалось суровым; когда он поворачивал голову, за ухом розоватым полумесяцем мелькал маленький шрам. Дмитриев наконец открыл совещание. Говорил он просто и всем понятно. Он рассказал о том, что Советы в России окрепли, взяли прочно власть в свои руки, что уже создана Красная Армия рабоче-крестьянской власти. Теперь оставалось как следует укрепиться только на окраинах. В соседних с Уральском городах – Оренбурге и Саратове – Совдепы тоже уже имеют большую силу и успешно подавляют контрреволюционные вылазки. Дмитриев говорил о том, какое положение создалось в Уральске, о готовящемся контрреволюционном мятеже белоказаков во главе с Войсковым правительством.

– Надо вооружаться. От того, как быстро мы сумеем сколотить на заводах боевые дружины, будет зависеть исход предстоящей схватки. Надо немедленно, сразу же после совещания, приступить к организации дружин. Правда, оружия мало, его всем не хватит.

Дмитриев стоял у окна, бледное лицо его было сумрачно. Под ввалившимися глазами лежали тени, а на лбу прорезались три тонкие морщинки.

– Товарищ Дмитриев, – сказал Червяков, – всем ясно: положение серьезное. Может быть, снова придется уйти в подполье. Давайте сегодня подумаем насчет создания подпольного комитета. Этот комитет должен будет возглавить борьбу, если нам действительно придется уйти в подполье. Кроме того, на заводах для непосредственного руководства надо назначить тройки и пятерки из коммунистов.

– Возможность подполья не исключена, – согласился Дмитриев. – Мы должны быть к этому готовы. Мне кажется, что все члены исполнительного комитета Совдепа должны стать во главе подпольных партийных групп.

– Верно!

– Правильно!

– Партийные группы, – продолжал Дмитриев, – должны развернуть работу не только на заводах, но и в рабочих поселках и на окраинах города. Надо послать коммунистов в станицы, села и аулы и там разъяснить крестьянам, кто их истинный друг и кто враг.

Абдрахман, стоявший у входа, беспокойно смотрел на товарищей; он хотел что-то сказать, но не решался. Когда шум голосов утих, он подошел к Дмитриеву и спросил:

– Можно мне?.. Я хочу спросить и не знаю…

– Говорите, товарищ Айтиев, спрашивайте, что вам непонятно. Если есть какие предложения, давайте обсудим их здесь.

– Нет, не предложение, Петр Астафьевич. Вы сказали, что все товарищи, члены областного исполнительного комитета, должны возглавить подпольные партийные группы. Это верно: у партийцев и у членов Совдепа цель одна и та же. Но, товарищи, я же не член партии. Как я буду вести партийную работу? Здесь, по-моему, что-то не совсем так. У казахов есть хорошая пословица: «Если вначале разговор крепок, то и дела будут хорошие». Давайте сейчас все это выясним. Конечно, меня товарищи не оттолкнут, не скажут: «Уйди!..» Я это знаю, но…

– Айтиевич, мы вас очень хорошо знаем и доверяем вам. Я, к примеру, давно считаю вас коммунистом, – сказал Червяков.

– Я тоже давно считаю вас коммунистом, – добавил Дмитриев. – Если у вас есть желание вступить в партию, мы можем принять вас сегодня, сейчас, на этом собрании. Я за вас поручаюсь и даю вам рекомендацию.

– И я рекомендую, – сказал Червяков.

– Ну, а третьим, кто поручается за вас, товарищ Айтиев, буду я. Я рекомендую товарища Айтиева в партию, товарищи, – проговорил Петр Нуждин.

Абдрахман с минуту стоял молча, словно не понимая, что происходит, потом порывисто обернулся и кинулся обнимать сидевшего рядом Червякова. Отпустив его, с веселой и счастливой улыбкой неуклюже зашагал к Дмитриеву. Но Дмитриев сам уже шел навстречу товарищу. Он обнял Айтиева и поцеловал, уколовшись о его черные усы. Абдрахман волновался, с благодарностью посматривая на товарищей.

Коммунисты один за другим подходили к Айтиеву, поздравляли его и крепко пожимали руку.

В комнате воцарилась торжественная тишина.

– Товарищ Айтиев, – заговорил Дмитриев, – вот вам первое ответственное поручение: спрятать как можно дальше и надежнее документы Совдепа и политическую литературу.

– Хорошо, – подумав, ответил Абдрахман. – Я знаю, куда можно спрятать. Разрешите выполнять?

– Погодите. Возьмите с собой кого-нибудь из надежных товарищей, одному вам, пожалуй, не справиться.

– У меня есть надежные люди, а подводу я найду.

– Зачем подводы? Куда ты хочешь спрятать?..

– В товарные склады купца Акчурина.

– Акчурина?.. Это как же?

– Из складов очень удобно рассылать листовки во все районы. Вместе с товарами… незаметно… Там наши люди работают, они помогут. И типографскую бумагу надо спрятать туда же.

– Хорошо, идите, – согласился Дмитриев.

Айтиев ушел.

Коммунисты поочередно получали задания и расходились. На кожевенный завод для организации боевой дружины был послан рабочий Половинкин, на мельницу – Нуждин.