"Ну точно — это любовь" - читать интересную книгу автора (Майклз Кейси)

Глава 4

«Ты ужасный человек. В тебе открылась настоящая золотая жила вредности», — говорила себе Джейн, даже когда старалась не думать, что Джон Романовски сидит сзади. Были видны его волосатые лодыжки и мокасины — он положил ноги на откинутое переднее сиденье.

Снова показалось солнце, было тепло, машину продувал ветерок, и Джейн почти обсохла.

Но не остыла.

Что-то неладно с Джоном Романовски. Что именно — неясно, но происходит нечто странное. В нем как будто два человека. Первый — чудаковатый профессор, по-дурацки одетый, изъясняется сухим языком. Второй — иногда забавный, всегда ироничный волосатый качок, со смешинкой в удивительных глазах. Его вид ясно говорил: «Мне весело, но я один знаю, во что мы играем».

Он действительно считает, что она не заметила? И так глупа, что не почувствовала — что-то в нем «не сходится»?

Неужели он не в курсе, какой нюх на неприятности развивается у женщины, которая работает с детьми? Детьми, рядом с которыми Макиавелли и Медичи покажутся жалкими неудачниками?

Неужели похоже, что она с дуба рухнула? Свалилась с луны? Только вчера на свет родилась? И к ней подходят все остальные определения, которыми ее невероятно вежливая и при этом на редкость язвительная бабушка награждала круглых дураков?

Нет, по ней так не скажешь. Вряд ли, особенно после того, как за нее взялись Молли, Ангел и Иветт. Но вероятность есть. Поэтому она бросила взгляд в зеркальце заднего обзора.

— Блин!

Она все-таки выглядит круглой дурой. От дождя такие естественные локоны превратились в ее обычную прическу. Местами кончики завились внутрь, местами наружу. А тушь дотекла до середины щек. Она выглядела как сумасшедшая.

Она и была сумасшедшей.

Держа одну руку на руле — «кролику», казалось, нравится дребезжать на сорока-пятидесяти милях в час, — она достала сумочку и нащупала упаковку бумажных салфеток.

Достала.

Открыла, разорвав зубами, — легко открывающиеся упаковки? Кто патентует такие вещи? Садисты? — и потерла салфеткой щеки. Поплевала на нее и потерла еще раз.

Здорово. Неводостойкая тушь — это понятно. Но несмываемая с кожи? Потрясающе. Почему Джейн не позволила Иветт уговорить ее на новую тушь, когда та продавала ей остальную косметику? Но она должна была в чем-то занять твердую позицию, заплатить за что-то сама, а ее собственная тушь была отличной… или, по крайней мере, ей так казалось.

Джейн бросила салфетку обратно в сумочку и сосредоточилась на дороге и на том, что делать дальше.

А за спиной ворочался Джон Романовски. Выгибался. Валялся. И все остальные слова на букву «в», которые ей приходили в голову. Она могла бы написать собственную книгу, например, «Хортон слышит Увальня Халка».

Только она ничего не слышала. Увалень вел себя тихо. Уже почти двадцать минут с заднего сиденья не доносилось ни звука.

Что говорят солдаты в кино перед тем, как к ним в окоп грохнется бомба или их начнут штурмовать враги? «Что-то тихо. Слишком тихо».

— Чем ты занят? — Джейн старалась взглянуть на него в зеркало заднего вида.

Он не ответил.

Замечательно. Она его убила. Он как минимум без сознания, из-за переохлаждения или чего-нибудь в этом роде. На заднем сиденье всегда дует сильнее.

— Джон! Отзовись. Тишина.

— Не смешно. — Джейн оторвала взгляд от дороги и быстро обернулась.

Спит.

Как он посмел!

Он должен был злиться. Орать, чтобы она остановилась и поменялась с ним местами, что «вести должен мужчина». Или сказать, что она уволена, хотя бы за фокус «твои очки вот-вот упадут».

Он должен был сообщить, куда вообще они едут, потому что она не имела понятия.

Джейн сделала радио потише и сквозь шум дороги — по которой теперь неслись одни огромные неповоротливые автобусы, спеша в казино, — снова прислушалась.

Он храпит?

Да как он смеет!

Джейн вцепилась в руль так, что побелели костяшки пальцев.

— Значит, так, — произнесла она громко, ведь единственный слушатель лежал без сознания. — Ты на автостраде Атлантик-Сити, которая ведет в Атлантик-Сити, а не в Кейп-Мэй. У тебя больше нет карты, потому что на ней дрыхнет увалень. Ты выглядишь так, будто попала в стиральную машину на отжим, а ты не быстросохнущая ткань. На заднем сиденье в отключке валяется вышеупомянутый волосатый увалень, и ты думаешь, что таким он тебе нравится больше. Верх застрял в чехле, а дождь польет в любой момент. Итак, Джейн Престон, самый угнетенный персонаж в этой пьеске, что ты собираешься делать?

Она заметила впереди большой указатель.

— О, эврика! Или как там говорят?

На все вопросы за нее ответила судьба с помощью указателя, который гласил, что через три мили будет зона отдыха «Фрэнк Фэрли». Еда. Заправка. Туалет.

Смахивает на план действий, и необязательно в таком порядке. Она выжала газ до отказа, то есть теперь «кролик» разойдется до семидесяти — средней скорости на автостраде. По крайней мере, одно решение принято.

— Ключи будут у меня, — сказала Енотовые Глазки, как только они припарковались в зоне отдыха, и Джон, который наслаждался ездой и монологом Джейн, наконец поднялся и огляделся.

— Обнадеживает. — Он оперся о приборную панель и выпрыгнул из машины, не утруждая себя выходом через дверь. — Где мы?

— Зона отдыха под Атлантик-Сити. Поскольку Атлантик-Сити на море, следующая будет только в Париже, поэтому я решила, что надо бы притормозить.

— Вот как, — сказал он, оглядываясь. — Я был уверен, что мы едем в Диснейленд.

Джон досчитал до трех — всего-то, — и маленькая любительница монологов взорвалась:

— Ты… Ты не спал!

— А я тебе нравлюсь в отключке? Очень мило.

Она прищурилась, что было бы не так симпатично и более грозно, если бы не потеки туши на щеках.

— Я ухожу.

— Пожалуйста. Забавно. Не думал, что ты слабачка. — Джон прошел мимо нее и направился к большому кирпичному зданию.

Как он и рассчитывал, она тут же его догнала, еле сдерживая гнев, вся взъерошенная… и очень привлекательная. Действительно, очень привлекательная. А после дождя еще более привлекательная и настоящая.

— Я не слабачка, Джон Романовски. Я выдерживала матерей, которые считают, что их херувимчики носят нимбы, а не вилы, и пережила рисование пальцем с группой из двадцати убийственных трехлетних детей. Я кремень в тяжелой ситуации, я убежище в беспокойные времена. Я могу надеть памперсы на малыша, гоняясь за ним по комнате, одной рукой, если нужно. Я не делаю одного, Джон Романовски, — не бьюсь головой о стену, это больно.

Ее слова остановили его. Может быть, он неправильно оценил эту маленькую динамо-машину и ее монолог в «кролике».

— Тебе все это не нравится? — спросил он, ожидая нового взрыва.

Взрыва не произошло.

Она посмотрела в землю, потом на него, закусив губу. Потом вздохнула и улыбнулась:

— На самом деле это забавно. Застрявший верх, дождь, фокус с отрыванием тебя от приборной панели…

— Да, ты, наверное, получила удовольствие от последней шутки, — он взял ее под локоть и повел к зданию. — Давай что-нибудь поедим. Потом, на сытый желудок, нам нужно будет поговорить.

— Поговорить? О чем?

— Не о королях и капусте, это уж точно. Но в планах произошло изменение. То есть в моих планах. Выслушай меня, и посмотрим, изменятся ли твои, хорошо?

— Если ты думаешь, что выразился внятно, — Джейн почти бежала, чтобы не отставать от него, — то я первая скажу тебе «нет». Но признаюсь — я всю дорогу от Вашингтона думала, что дело неладно. Что-то не так в тебе, Джон. Хотя бы скажи — мы еще едем в Кейп-Мэй?

— Я еду, — он открыл ей дверь, довольный, что у нее возникли подозрения. Милая барышня и определенно не тупая. ; — Когда поговорим, расскажешь о своих планах, ладно?

Они стояли посреди зала, мимо них люди спешили к туалетам, стойкам с едой, сувенирным магазинам.

— А мне понравятся новости? — спросила она.

— Раньше я бы сомневался. По крайней мере, до твоего монолога, когда ты думала, что я сплю. Но сейчас ручаюсь, что понравятся. Рисование пальцами, пеленание чужих детей… Тебе придется по вкусу маленькое приключение, Джейн.

— Смотря какое. Еще одно промокание предполагается?

— Вряд ли. Обещаю, что подниму верх, даже если придется позвонить механику и вытащить его сюда. Нет, речь идет о Кейп-Мэй и о том, почему я туда еду. Почему тебя нанял.

— Ты говорил неправду? — Джейн выставила вперед ладони и помахала ими, словно стирая вопрос. — Нет, не отвечай, не сейчас. Я это уже вычислила, тридцать миль назад. Я что-то поняла, просто не уверена, что именно. Мне нужно… вымыть руки. Встретимся здесь через пять минут, хорошо?

— Договорились. — Джон проводил ее взглядом и направился к сувенирным магазинам, чтобы задать несколько вопросов одному из служащих — в первую очередь выяснить, где ближайшие магазины и прокат автомобилей.

Когда Джейн вернулась, он протянул ей цент, который пропустил через машину, растянувшую его в изогнутый овал. Почему всем хотелось овальный цент — неизвестно. Но пока он ждал, ему просто нечем было заняться.

— Что это? — спросила Джейн, держа монетку на открытой ладони.

— Предложение помириться, — он пожал плечами.

— Ну, спасибо. Хотя я с большим удовольствием съела бы гамбургер, раз ты угощаешь. — Она направилась к стойке с едой. — И колу. И послушала бы, что ты собираешься рассказать.

Джон заказал на двоих и отнес еду к машине.

— Можем устроить пикник, — сказал он, когда Джейн снова села на водительское место. — Все муравьи утонули.

— У тебя муравьи в машине? — спросила она.

Он протянул ей еду и подсунул толстую палку под пассажирское сиденье.

— Что ж, с этого и начнем, — и он осторожно уселся. — Это не моя машина.

Ее карие глаза округлились, словно блюдца. Он никогда не понимал этой метафоры, или аналогии, или как там ее — он писатель, а не специалист по английскому, — но сейчас понял. У Джейн Престон восхитительные огромные глаза. Наверняка дети в саду и яслях ее обожают. Будь он ребенком, каждый день приносил бы ей яблоко.

— Это не твоя машина? Ты украл ее?

— Одолжил, — поправил Джон, забирая свой гамбургер и содовую. — У одного из студентов.

— Одолжил. У одного из студентов. В университете. Замечательно! — Джейн развернула гамбургер, откусила и следующий вопрос задала с полным ртом хлеба и мяса: — А зачем?

Он широко улыбнулся:

— Хороший вопрос. И хотелось бы, Джейн, чтобы мой ответ был логичнее.

Джейн промокнула рот салфеткой и провела языком по верхней губе, чтобы не осталось следов кетчупа. О боже. Пусть будет два яблока каждый день, и билеты на представление, и даже ужин. Точно, ужин. Он может часами смотреть, как она ест.

— Все нормально, Джон, — она спокойно взглянула на него, словно предлагая довериться. — Просто скажи мне правду. Когда совесть чиста, сразу становится легче.

Джон сжал губы, стараясь не рассмеяться. Он западает на училку. Кто бы мог подумать?

— Я же не окунал девчачью косичку в чернила, — хихикнул он.

Восхитительный румянец залил ее щеки.

— Извини, от старых привычек сложно отделаться. Так что ты хотел сказать?

— Я все быстро расскажу, ладно? Если бы у меня было несколько часов, чтобы расписать все в свою пользу, я бы так и поступил, но сейчас лучше сразу с этим покончить. Можешь накричать на меня, а потом мы утрясем все детали.

— Так ты все-таки украл машину? Он замахал обеими руками:

— Нет. Я правда одолжил ее. Честное скаутское.

— Угу. А твоя настоящая машина — «феррари».

— Да, красная, ты угадала.

— На профессорскую получку?

Правды хватило ненадолго, и Джон озвучил первое, что пришло в голову, быстро и слишком кратко:

— Я… я получил деньги в наследство. Джейн взялась за ручку дверцы.

— Я выхожу из игры, — сказала она, и он быстро схватил ее руку:

— Погоди, Джейн. Сейчас я говорю тебе правду. Я и тогда говорил правду, ты просто не знала этого. — Джон все еще был доволен собой, но один маленький уголок сознания — вероятно, уголок тетушки Мэрион — говорил ему, что вранье насчет источника дохода окончательно испортит дело.

Хочет ли он дойти до конца с Джейн Престон? Он не знал. А должен бы знать: быстрое и твердое «нет». Но пока он не выяснит, почему нет такого ответа, пусть она будет рядом.

— Пожалуйста, Джейн…

Она смотрела на его руку, пока он не отпустил ее.

— У тебя красный «феррари», и вместо него ты решил поехать на этой развалюхе? И я должна тебе поверить?

— Да, когда ты услышишь остальное. И я знаю, это прозвучит глупо, это и есть глупость, так что прошу тебя, останься и выслушай меня.

Она кивнула:

— Ладно. Обещаю больше не перебивать. А ты обещай не хватать меня, если я решу выйти из машины после твоего рассказа.

— Договорились, — он поднял руки. — Пальцем не трону, обещаю.

— Хорошо, потому что ты ужасно большой, я бы тебя испугалась.

Джон удивленно указал на себя:

— Меня? Ты испугалась бы меня? Нет, я знал, что этот чудаческий маскарад непредсказуем, но не думал, что похож на серийного убийцу.

Джейн уставилась на него.

— Погоди-ка… Чудаческий маскарад? Ты хочешь сказать, что вырядился так нарочно?

— Да, жалкое зрелище. — Он стянул очки, чувствуя себя так же глупо, как выглядел. — Но его еще пригладила тетушка Мэрион перед моим отъездом. Ты еще не видела мои коричневые штаны со стрелками и изоленту на очках. А купальный костюм, который я заказал через Интернет, — настоящее сокровище, честно говорю.

Она пропустила мимо ушей все, что он сказал, кроме одного:

— Кто такая тетушка Мэрион? Твоя домохозяйка?

Джон откинул голову и раскатисто захохотал.

— В точку, — произнес он через мгновение. — Тетушка Мэрион — моя домохозяйка. Ты слушай, ладно?

— Я обещала, разве нет?

— Да, но потом ты… Ладно, неважно. Поехали. Я профессор, как и говорил. Я получил приглашение, как и говорил. И я хочу поехать на конференцию, чтобы собрать информацию и написать книгу, — он вздохнул. — Как не говорил.

— Книгу. — Джейн заворачивала в бумагу остатки гамбургера. — Ты хочешь написать книгу. Все сейчас что-то пишут, да? Про что? То есть насчет чего? Нет, так тоже неправильно. О чем ты хочешь написать книгу? Так лучше?

— Вроде да. А книга будет публицистической. Я… я задумал политическое разоблачение.

Теперь засмеялась Джейн.

— Разоблачение? Ты что, серьезно? Профессор, пишущий разоблачение?

Джон заставил себя сконфуженно улыбнуться и дал волю воображению писателя-публициста:

— Глупо, да? Но в прошлом году у меня был студент, который сказал, что отец друга его двоюродного брата работает в Сенате. Сообщил, будто сенатор Харрисон замешан в каком-то скандале, который может разрушить его политическую и даже личную жизнь. С тех пор я его изучаю. Тщательно. Для книги, — закончил он, глядя на нее с надеждой.

Он заметил, как улыбка Джейн увяла, а лицо побледнело.

— Сенатор… — она два раза откашлялась. — Ты сказал, сенатор Харрисон? Сенатор Обри Харрисон?

Джон кивнул:

— Да, старший сенатор из Нью-Джерси. Ты знаешь такого?

— Я? — Джейн поморщилась и покачала головой. — То есть я знаю, что он сенатор из Нью-Джерси и что, наверное, будет баллотироваться на пост президента. Это все знают, верно?

— Любой, кому происходящее не по… да, это все знают.

— Да… Да, конечно.

Он взглянул на нее с любопытством — его шпионский нюх что-то почуял — и покачал головой. Эта женщина — воспитательница детского сада. Такого не подделаешь, она до мозга костей воспитательница детского сада.

Только не когда она ест. Из булочки выдавился кетчуп, и Джейн слизывала его с пальцев, с ладони. Она такая соблазнительная и чувственная… но вряд ли об этом знает. Что еще интереснее.

— В любом случае, — продолжал Джон, отводя взгляд от ее языка, — я давно хотел написать книгу о Харрисоне, и тут через университет приходит это приглашение. Я узнал, что он один из гостей, и подумал — вот она, возможность разведать правду об этом человеке.

Джейн склонила голову набок, посмотрела на него, сощурившись, и вздохнула:

— Нет, все равно не сходится, Джон. Может, сенатор Харрисон знает тебя, и поэтому ты выдумал этот… маскарад?

Так, он забыл, насколько умна эта женщина, черт побери. Он не может рассказать ей, что чудаческий наряд нужен для того, чтобы в нем не узнали Дж.П. Романа. Прежде всего сам сенатор Харрисон, пусть Джон и не видел этого ублюдка с двенадцати лет.

Но он пишет романы, то есть без малейшего труда может быть первоклассным лжецом.

— Нет, его я не знаю, но познакомился с его племянником, Диллоном Холмсом, на семинаре по политике в Фэйрфаксе около пяти лет назад. Он тоже должен быть на конференции, как спутник сенатора. И мне… не очень хотелось, чтобы он меня узнал. Хотя сомневаюсь, что он меня вспомнит. Для него я был просто человеком из толпы, хотя мы и поспорили немного о реформе финансирования избирательных кампаний. Наверное, я замаскировался ради забавы. Мне должно быть стыдно, да?

Он бросил на нее быстрый взгляд, чтобы проверить, поверила ли она в образ сконфуженного идиота, но, казалось, Джейн не обратила внимания ни на него, ни на его игру. Она прижимала руки к желудку, и, увидев ее бледные щеки, Джон на мгновенье испугался, что ей нехорошо.

— Что с тобой?

Она медленно подняла голову и посмотрела на него:

— Кажется, гамбургер плохо пошел. Но со мной все в порядке. Только что-то в ушах звенит. Значит, мы остановились на сенаторе, его племяннике и твоей книге. Ты еще не закончил?

— Нет. — Джон теперь всерьез забеспокоился о ней. — Кажется, меня немного занесло с идеей стать тайным журналистом и получить материал для разоблачения. Я не только слишком далеко зашел с чудачеством, я забыл, что не чудак.

— Это точно. — Джейн, кажется, немного ожила. — Ты скорее качок, чем чудак.

Джон улыбнулся:

— В самом деле? Спасибо, мэм. В свое время я поигрывал в футбол.

Она закатила глаза:

— Это не комплимент. Ты хотел одурачить меня, Джон, втянуть в свою интригу. Ты едешь на конференцию обманывать. Тебе должно быть стыдно. Затем она чуть поморщилась. Возможно, потому, что напала на его нравственные принципы.

— Я просто сокрушен, — Джон широко улыбнулся. — Но теперь, когда я рассказал правду, потому что доверяю тебе, я должен переодеться в нормальную одежду и сесть за руль настоящей машины. Иначе я убегу, завывая, в знаменитые сосновые равнины Нью-Джерси. Идет?

— Идет? Тебе напомнить, что я почти утонула?

— Не утонула, — ответил он с гордостью. — Ты начала получать удовольствие. И мы сможем здорово развлечься, если ты согласишься мне помочь.

— Соглашусь тебе помочь в чем?

— Помочь подобраться к Харрисону, постреляв своими глазищами в него или даже в его племянника. Чтобы мы… то есть я недельку понаблюдал за этой шишкой, за его мимикой и жестами, например, чтобы описать его ближе к реальности. А может, заполнить пробелы в моем исследовании. Никакого риска, никаких заворотов, просто привлечь его внимание. Ведь это совсем несложно для красивой женщины.

— Так, значит, я стреляю в него глазами, и мы к нему подбираемся, чтобы ты мог добыть информацию?

— Для книги, — добавил Джон. Он уже похоронил мысль о том, чтобы подталкивать Джейн к сенатору. Теперь он знал: женщиной легкого поведения Джейн Престон не была. На конференцию приедут и другие женщины, которым только скажи. Но на такие мероприятия пару приглашают чаще, чем одинокого мужчину. Так надежнее. Ему нужно лишь подобраться к Харрисону и понаблюдать, как он оступится, а потом убедиться, что его за этим поймали. Прощайте, честолюбивые президентские мечты.

Джейн снова заговорила:

— Вот почему ты хотел, чтобы я подписала контракт, да? На случай, если ты действительно опубликуешь эту книгу? Ты не хотел, чтобы кто-то узнал, что ты поехал на конференцию с целью обмануть?

— Именно, — ответил он. Пусть лучше думает об этом, а не о чем-то другом.

— И ты нанял меня — вернее, Молли — как приманку?

— Признан виновным, — Джон широко улыбнулся.

— Но чудаком ты больше не притворяешься?

— А что делать, Джейн? Если я не смог одурачить тебя, то у меня никого не получится одурачить.

— Ну ничего себе. Спасибо. Приятно узнать, что ты думаешь о моем уме, логическом мышлении и так далее.

— Еще я думаю, что ты достаточно красива и обаятельна, чтобы стать приманкой. Это меня извиняет?

— До свидания, Джон, живи хорошо и полечись. Серьезно, — Джейн снова взялась за ручку дверцы. Потом обернулась и взглянула на него. — Ты не собираешься меня остановить?

— Ты же сказала, что нельзя к тебе притрагиваться. Я хотел показать, что не веду себя с женщинами как животное или неандерталец. Я хотел, чтобы ты узнала правду и чувствовала себя со мной спокойно настолько, чтобы помочь мне и заодно провести каникулы со всеми оплаченными расходами. — Он улыбнулся и приподнял брови: — Ну? Так пойдет?

— Молли! — Джейн говорила по сотовому, который купила ей кузина, и поглядывала на магазин мужской одежды через дорогу, где в настоящий момент Джон Романовски расставался со своим костюмом чудака и обновлял гардероб.

— Джейни! Ты уже там? А как этот профессор? Из твоей комнаты открывается вид на океан? Я посмотрела прогноз погоды на побережье — всю неделю не должно быть дождя, а это…

— Молли, заткнись, — прошипела Джейн, поворачиваясь спиной к магазинам. — У нас проблемы.

— Правда? Забавно. Мне вот не кажется, что у меня проблемы. Но я накрасила ногти новым лаком, когда от тебя уехала. Сногсшибательно красный. Ты должна это видеть, он…

— Джон Романовски — профессор, который считает себя писателем, он едет в Кейп-Мэй, чтобы добыть информацию и написать книгу с разоблачением — хорошо сидишь, Молли? — сенатора Харрисона.

— Нашего сенатора Харрисона?

Джейн так и видела, что из ушей кузины повалил пар.

— А много на свете сенаторов Харрисонов?

— Ух ты, Джейни, вот дела! Какова вероятность того, что ты подцепишь…

— Мне наплевать на вероятность, Молли, мне приходится справляться с действительностью, — Джейн чуть не кричала в телефон. — Предполагается, что я подманю сенатора Харрисона, а Джона бросится на него. Вот почему он пришел в эскортное агентство Имоджен. Он ведет себя почти как сутенер.

— Ну, дорогуша, если разобраться, я поступила почти так же, по сценарию категории «детям до шестнадцати». Или ты забыла розовое бикини? Слушай, это же здорово. Все, что узнает профессор, ты потом просто переправишь мне, правда? Кажется, у меня появилась команда.

— Будь добра, перестань думать о себе! Вопреки твоим представлениям, не все вертится вокруг тебя.

— Это называется благодарность, — произнесла Молли, явно лицемеря. — Ты сделала мне больно. Очень больно.

— Да, да, расскажи это кому-нибудь другому. Молли, помоги. Что мне-то делать?

— Делать? То есть как? Это же манна небесная, Джейни. Зачем ты смотришь в зубы дареному коню? Мне нужно, чтобы ты была рядом с Харрисоном. Я упоминала, что рассказала своему начальнику о нашем плане, когда он стал брюзжать из-за того, что я беру слишком много выходных? И что теперь моя работа зависит от того, как ты проведешь эту неделю?

У Джейн сжалось сердце.

— Нет, не упоминала.

— Правда? Ну, считай, что упомянула, хотя я не хочу давить на тебя.

— Нет, хочешь.

— Ну ладно, хочу. В любом случае этому Романовски тоже нужно, чтобы ты была рядом с Харрисоном. Он пользуется популярностью, этот старший сенатор из Нью-Джерси. Один из лучших сотрудников моего начальника уже там, в качестве приглашенного гостя, просто чтобы прощупать Харрисона. На самом деле ручаюсь, что половина людей приехали на конференцию, только чтобы добраться до Харрисона, выяснить, что он замышляет. Даже твой профессор. Лучше не бывает. Что это? Кисмет?[7] Карма? Вы можете просто работать вместе.

Джейн бросила взгляд на двери магазина:

— Я не сказала ему, что спасаю твою дурацкую работу, с которой ты, скорее всего, все равно уйдешь через месяц.

— Не сказала? Почему?

Если бы она могла проползти по телефонным линиям до Вашингтона, у нее все равно остались бы силы, чтобы затрясти кузину до бесчувственного состояния. Ну, более бесчувственного, чем обычно.

— Как почему, Молли? Во-первых, он бы не поверил мне, во-вторых, он доверяет мне. Если бы я призналась, что работаю на сотрудника крупной вашингтонской газеты, то уже ехала бы на автобусе обратно в Фэйрфакс, не успев даже сказать: «Молли, я убью тебя». Предполагалось, что это будут мои каникулы, помнишь? Вот тебе и каникулы. У меня ломтики, отличный гардероб — и я теперь играю Наташу для Бориса[8] Романовски, с ума сойти можно. Но все закончится, если он обнаружит, что сутенеров у меня двое.

Джейн вдруг заметила, что перед ней остановился ребенок — дети всегда почему-то тянулись к ней. Он заставил остановиться и мать, и оба явно слышали все.

— О боже, — простонала она, а мать ребенка вздернула подбородок и произнесла:

— Как вам не стыдно? На всю улицу кричите! Потом схватила ребенка и затопала прочь… вероятно, чтобы вызвать охрану.

— Молли, у меня тут крыша едет.

— Все хорошо, успокойся, я поняла. Ты права. Не говори ему. Но как профессор может разоблачить Харрисона? Что он напишет? Выдающийся человек не чистит зубы ниткой после еды? Да ну, ерунда. Чтобы профессор копался в грязном белье? Он не сообразит, откуда начать. А на что он похож, кстати? Как он выглядит?

Джейн начала было рассказывать, но только успела произнести: «Он…», как сам профессор вышел из магазина, держа в руках четыре больших пластиковых пакета и застегнутый на «молнию» чехол с костюмом. Сам же он был одет в хаки и тонкий черный пуловер, заправленный в брюки. Никаких очков. Волосы заново причесаны и выглядят так, будто он стер с них почти всю мазь. Грудные мышцы — просто чудо, бицепсы вздулись от тяжести сумок. Волна тестостерона ударила по ней с пятидесяти футов.

— Вот это да…

— Джейни! Джейни, ты слышишь?

— А? Молли, прости, я… отвлеклась на секунду. Слушай, мне пора. Я позвоню из Кейп-Мэй, как только устроюсь, скажу телефон и все остальное на случай, если у меня выключится мобильный, или я пропаду без вести, или загремлю в тюрьму потому, что выдавала себя за вменяемую.

— Нет, не вешай трубку. Ты собиралась рассказать, как выглядит этот Романовски. У него толстенные очки и тоненькая шея, так? Твидовый пиджак с замшевыми локтями? С ног до головы чудаковатый профессор из университета?

Джейн застонала, затем подумала: «Вот чем кончается мой мир, не взрывом, а всхлипом», — и взяла себя в руки. У нее должок перед Молли, и она собиралась вернуть его.

— Как он выглядит? Сейчас попробую объяснить… Представь себе Хью Гранта. Только выше и на стероидах.

Четыре секунды тишины — Джейн посчитала, — и Молли произнесла:

— А?

Джейн вошла во вкус, наблюдая за Джоном, который стоял у перил посреди торгового центра и искал ее взглядом.

— Настоящий Хью Грант, по крайней мере, волосы и глаза. И может, улыбка. Не Шварценеггер, но мускулы классные. И волосы. Он смуглый и волосатый. Мужчина на сто двадцать процентов.

— Ясно. Не в твоем вкусе, — вздохнула Молли. — Очень жаль, Джейни, а я надеялась, у тебя случится романчик в Кейп-Мэй. Но не волнуйся. Диллон — как раз то, что тебе надо. Стройный изысканный блондин. Безобидный, — добавила она со смешком.

Джейн отшатнулась и посмотрела на трубку, прежде чем снова поднести ее к уху.

— Мне не нравятся безобидные мужчины.

— Еще как нравятся, — парировала Молли. — Вспомни, с кем ты встречалась в старших классах? С капитаном шахматной команды, вот с кем. А в университете? С капитаном команды по прениям. Тоска зеленая. Могла бы подцепить капитана футбольной команды. Но тебе не нравятся настоящие мужчины. Тебе нравятся зануды.

— Нет. Я… Ну ладно. Не буду спорить. Приходи в мой кабинет в шесть тридцать утра в понедельник в полной готовности.

— Как это, в шесть тридцать утра? — воспротивилась Молли. — А я не знала.

— Приходи, и все, — Джейн нажала отбой. Джон увидел ее, помахал рукой с сумками и двинулся вдоль перил.

— Привет, — сказал он, улыбаясь. — Я было подумал, что потерял тебя.

— Нет, я просто говорила… с мамой. Обещала позвонить ей из Кейп-Мэй, но, поскольку мы еще не доехали, она могла беспокоиться. Ты отлично выглядишь.

— Я снова выгляжу по-человечески, — согласился он. — А когда смою с волос остатки геля тетушки Мэрион, то почувствую себя человеком. Дай мне пять минут, я куплю новые чемоданы, и мы пойдем. Если ты не хочешь купить что-нибудь себе. Или ты готова отправиться в прокат автомобилей, забрать нашу машину и двинуться в Кейп-Мэй?

Джейн глубоко вздохнула и улыбнулась. У нее была возможность смыться, удрать, и она ею не воспользовалась. Когда-нибудь, лет в восемьдесят, сидя в кресле-качалке, она придумает, почему.

— Буду готова, когда скажешь, Гридли, — ответила она, и он засмеялся.

Хорошо, хоть кто-то находит все это забавным…