"Джон Голсуорси" - читать интересную книгу автора (Дюпре Кэтрин)

Глава 28 В КОНЦЕ ВОЙНЫ

Вернувшись в Англию, Голсуорси немедленно взялся за перо, приступив к работе над рассказом под названием «Последнее лето Форсайта». Знаменательно, что это спокойное, цельное прозаическое произведение, ставшее предтечей продолжения цикла о Форсайтах, стало первой вещью, написанной Голсуорси по возвращении в Англию. Судя по нему, можно предположить, что за месяцы, проведенные в Мартурете, Голсуорси все же обрел душевное равновесие. Возможно, он стал воспринимать собственное творчество спокойнее, смирившись с тем, что ему, может быть, больше уже не создать произведений столь завершенных, как «Собственник», и столь глубоких, как «Братство». И в то же время не в его привычках было исследовать потайные уголки собственной души, чтобы затем раскрывать ее на страницах своих книг. Столь личный подход к литературе был несовместим с его чувствительностью; он был слишком «джентльменом», чтобы применить его, и – в то же время – слишком писателем, чтобы не понять, что без этого нельзя идти дальше.

«В последний день мая в начале девяностых годов часов в шесть вечера старший Джолион Форсайт сидел в тени старого дуба перед террасой своего дома в Робин-Хилле...» История старого Джолиона продолжает тему, начатую в «Собственнике»: Джолион Форсайт живет в Робин-Хилле – доме, выстроенном при столь печальных обстоятельствах Сом-сом Форсайтом для своей жены Ирэн. Джолион, теперь уже очень старый человек, философски относится к тому, что отпущенное ему время подходит к концу. И в его возрасте из основных ценностей, почитаемых семьей Форсайтов, – красоты, безукоризненного поведения и собственности – для него имеет значение только красота. «Он всегда находил в себе отклик на то, что теперь стали называть «Природой», – искренний, почти благоговейный отклик...» В этом образе мы легко узнаем отца самого Голсуорси.

В 1917 году Джону Голсуорси было всего пятьдесят лет, но, как и для старого Джолиона, красота для него была едва ли не единственной непреложной ценностью. Время, проведенное в Мартурете, где он массировал израненные тела французских солдат, безусловно, помогло затянуться его собственным душевным ранам, и теперь он легче переносил моральные тяготы войны. Поэтому, как и Джолион Форсайт, он вновь открыл, что окружающий мир – чудесное место, что птицы все еще поют, а олдернейские коровы жуют свою жвачку, «лениво помахивая хвостами с кисточками. И не проходило дня, чтобы он не испытывал легкой тоски просто от любви ко всему этому...». Творчество Голсуорси обрело новую жизнь; он вновь обратился к семейству Форсайтов, которому оставался неизменно верен на протяжении почти всего своего творческого пути. Оно давно уже напоминало писателю о себе. Молодой Джолион появляется в «Данае» – черновом варианте «Усадьбы», а также вновь выступает в роли «комментатора» в нескольких социальных романах, последовавших за «Собственником». Теперь старые персонажи обретают жизнь во вновь созданном произведении – старый Джолион, молодой Джолион, его дети Джолли и Холли, а также прекрасная, но все еще загадочная Ирэн, которая живет отдельно от Сомса, постоянно испытывая материальные трудности. Ирэн, вернувшись на место, где разворачивался ее роман с Босини, устанавливает теплые и сердечные отношения со старым Джолионом. Его «последнее лето» дарит ему красоту не только природы, но и очаровательной женщины.

Итак, Форсайты возрождены, но лишь через год Голсуорси решает написать о них еще два романа, создав таким образом трилогию – «Сагу о Форсайтах». Это было верное решение, ибо, хотя Голсуорси и стал спокойнее, его работа продвигалась еще с трудом, и роман, начатый в августе и отнявший у него полгода, – «Путь святого» – получился довольно посредственным.

Несмотря ни на что, 1917 год стал для семьи Голсуорси более счастливым, чем предыдущие военные годы, а жизненный опыт, обретенный в Мартурете, все еще оказывал целительное воздействие. К тому же произошли благоприятные изменения в литературной жизни: новая пьеса Голсуорси «Фундамент», отвергнутая в декабре Харрисоном из Хаймаркет-тиэтр, летом была поставлена в Ройалти-тиэтр; кроме того, в провинциальных театрах шли другие его пьесы. Произведения Голсуорси обрели новую жизнь в кинематографе: «Айдеэл-Филм компани» экранизировала пьесу «Правосудие», роль Фолдера в фильме играл Джеральд дю Морье. «Посмотрели недавно вышедший фильм. Он получился неплохим, но в целом кино вызывает у меня неприятие».

Лето 1917 года Голсуорси провели так, как было заведено у них в предвоенные годы, – они много путешествовали, хотя на сей раз по Англии, и встречались со многими людьми. В Тинтерне на границе Уэльса Голсуорси «гулял возле Коэд-Ителя, где мальчиком жил у полковника Рэнделла с женой и где проходило мое юношеское увлечение, то затухая, то вновь разгораясь, bien entendu[105] Сибил Карлайл». Затем они ездили в Оксфорд, где пробыли некоторое время, побывали в гостях у Мейсфилдов. Но сам городок показался им «довольно грустным, в колледжах было полно кадетов...». Затем съездили в Литтлхэмптон, где решили подыскать себе жилье: «мы решили обосноваться здесь, так как чувствуем себя уже слишком старыми для вересковых пустошей». Дом они так и не нашли, но провели здесь «два самых счастливых дня с начала войны».

Голсуорси подыскивали себе сразу два дома: один в Лондоне, так как их квартира на Адельфи-Террас казалась им слишком тесной, и загородный дом взамен Уингстона. Они осмотрели дом в деревне Бери, где хотели осесть, но отказались от него, так как он был расположен «слишком близко к церкви и к воде. Это нам не подходит». В Лондоне их поиски оказались более успешными: в Хэмпстеде они «нашли Гроув-Лодж – тот самый дом, которого мы так «домогались» в конце 1904 года. Он прелестен, и нам вновь очень захотелось его иметь. Ничего другого нам не нужно». Тем не менее, хотя решение о покупке дома было принято в ноябре, переехали они в него почти год спустя, в сентябре 1918 года.

Тяготы войны в Лондоне были ощутимее, чем в селениях спокойного Девоншира; несмотря на многочисленные званые обеды, о которых пишет Ада в своем дневнике, и непрекращающийся поток светской жизни, они «в ту пору часто испытывали чувство голода – это был голод не духовный, а физический! Изредка мы устраиваем оргии, поглощая устриц, но я думаю, это простительно». Бомбежки разрушили окрестности Адельфи-Террас – «в радиусе одной мили вокруг дома бомб упало десять штук», а однажды вечером, когда они ужинали с супругами Беннетт, им «пришлось несколько часов провести в утепленном и освещенном подвале», о чем Ада сообщает в своем письме Ральфу Моттрэму. Арнольд Беннетт также вспоминает об этом случае: «Мы спустились в подвал... Я обратил внимание, что Джон обходится с кухаркой столь же рыцарски, как с любой другой женщиной. Он даже угостил ее конфетами».

Той же зимой Голсуорси познакомился с молодым писателем Д. Г.Лоренсом[106]. Лоренс к тому времени опубликовал уже самые значительные свои романы, среди них «Сыновья и любовники» (1913) и «Радуга» (1915). Голсуорси нашел Лоренса «человеком интересным, но принадлежащим к тому типу, с которым мне трудно найти общий язык. Он поглощен собственным «я». Мертвые глаза, рыжая борода, длинное, узкое бледное лицо. Странный тип». Чувство неприязни было взаимным, о чем можно судить по довольно едкому эссе, написанному Лоренсом о Голсуорси: «После появления романа «Усадьба» мы видим, как мистер Голсуорси уверенно идет по проторенной дороге, надежно защищенный комфортом, богатством и славой... По крайней мере он не увяз в болоте и не заблудился в поисках новых троп...»[107]

Голсуорси также часто встречался со своими старыми товарищами по перу, в том числе с Конрадом, Массингэмом, У. В. Льюкасом и Джеймсом Барри. Порой супруги Голсуорси устраивали обеды в «Автомобильном клубе», в который, как пишет Ада в своем дневнике, «Джон непонятно зачем однажды вступил».

Закончился год одним из наиболее странных событий в жизни Голсуорси – ему был предложен дворянский титул, к обладанию которым писатель совсем не стремился. Рождество 1917 года Голсуорси проводили в Литтлхэмптоне, Джон работал над новым романом под названием «Путь святого» и писал серию очерков под общим названием «Гротески». Накануне Нового года, когда они встретились с друзьями и обсуждали «проблемы нации», Голсуорси получил телеграмму от премьер-министра Ллойд-Джорджа. «Пожалуйста, телеграфируйте мне, согласны ли Вы принять дворянский титул». «Я ответил: «Выражаю глубокую благодарность, но чувствую, что должен отказаться». Когда наши гости ушли, я рассказал обо всем А., и мы отправились спать, волнуясь, как бы мой ответ не пришел слишком поздно (sic!), но в уверенности, что молчание не будет принято за согласие». 1 января Голсуорси продолжает свой рассказ в дневнике: «Они приняли молчание за согласие. К моему ужасу, мое имя появилось в списке титулованных к Новому году особ. Я немедленно телеграфировал Ллойд-Джорджу: «Я настаиваю на своем отказе и дам свои возражения через прессу». Мы провели очень беспокойные сутки. Я всегда считал и говорил, что ни один художник не должен быть озабочен титулами и другими подобного рода поощрениями. Он должен оставаться чистым и независимым. Мы с Адой написали вместе множество писем нашим друзьям, сообщая им о происшедшей ошибке».

Джону казалось, что, если он примет оказанную ему честь, он изменит своим принципам, к тому же он чувствовал, что так же воспримут это событие и близкие ему люди: «Мы провели очень неприятный день, представляя себе, как наши друзья рыдают и скрежещут зубами». Несколько следующих дней они отвечали на пришедшие 175 писем и телеграмм. «Мы прекрасно провели время здесь у моря, несмотря на бурный поток писем, сначала с поздравлениями moderato[108], затем с поздравлениями con molto brio[109]«, – писала Ада Моттрэму. «О да! Множество людей написали леди Голсуорси, но я отправила более 200 писем, сообщая им о недоразумении, так что теперь они в курсе дела». (Можно предположить, что сама Ада с удовольствием стала бы леди Голсуорси и была разочарована отказом мужа, хотя в то время и одобряла его взгляды.)

Хотя Голсуорси и настаивал, что это совершенно другое дело, – но одиннадцать лет спустя он принял орден «За заслуги»[110]; конечно, это было более подходящей наградой для писателя, но все же и он отступился от принципа, что «литература – награда сама по себе». Интересно, принял бы он орден в 1918 году, а дворянство в 1929-м?

Серия сатирических эссе «Гротески», которые Голсуорси сначала хотел опубликовать под псевдонимом, в результате стала последним разделом в сборнике «Еще одна связка». Эти эссе, пронизанные скрытой горечью, уже тогда показали современникам, что Голсуорси идет «не в ногу» со своим временем, поэтому, как писатель и мыслитель, он был принесен в жертву новым богам. Действие этих эссе отнесено на тридцать лет вперед, в 1947 год, когда на землю спускается Ангел Эфира и путешествует по ней в сопровождении гида. Они посещают биржу, едут в деревню, присутствуют на бракоразводных процессах, попадают в мир искусства и т. д. и разочаровываются во всем увиденном:

« – А опер и пьес теперь нет?– спросил Ангел...

– В прежнем, полном смысле этого слова – нет.

Они исчезли к концу Великой Заварухи. – Какая же теперь есть пища для ума?» «...Назначение искусства, наконец-то полностью демократизированного, – сводить все к одному уровню, теоретически – самому высокому, практически – самому низкому».

Эти цитаты подтверждают возрастающее опасение Голсуорси, что та работа, которую он выполняет, становится все более несозвучной эпохе. Нечто подобное на эту же тему он пишет несколько месяцев спустя – это повесть «Пылающее копье». Его герой Джон Левендер олицетворяет современного Дон Кихота, чей идеализм накликает на него несчастья и насмешки. Голсуорси всегда восхищался романом Сервантеса, считая его «первым великим западноевропейским романом», а в апреле 1918 года, когда он работал над «Пылающим копьем», он призывал своего племянника прочесть «великую книгу» – «Дон Кихота». Повесть Голсуорси впервые была опубликована в 1919 году под псевдонимом А. Р. П., а в 1923 году переиздана под его собственным именем.

3 марта 1918 года Голсуорси писал Уолполу: «Мы пробудем здесь (в Уингстоне. – К. Д.), пока я не закончу свою повесть. Я попробовал пожить десять дней в Лондоне и не написал ни слова – там тебя бесконечно приглашают завтракать, смотреть чужих младенцев, заседать в комитетах, и приходится говорить, говорить, говорить, и чувствуешь себя полным ничтожеством». Главной его заботой в то время был роман «Путь святого», «написанный в 1917 – начале 1918 года, когда все наши сердца были исполнены тоски. Если... в книге передана эта атмосфера долгой, ноющей боли, то она выполнила свою задачу целиком... а я полагаю, что это так». Война в эту пору вступила на новую ступень ужаса и отчаянья: Голсуорси находились в Литтлхэмптоне, там они услышали «страшную новость о последнем наступлении немцев, когда те на Пасху, в воскресенье, прорвали британскую линию обороны. В тот день мы пошли на Зеленую гору (наше излюбленное место в окрестностях Литтлхэмптона). Оставшиеся дни в городке мы провели в очень подавленном настроении».

В таких обстоятельствах создавался роман, главный герой которого, священник Эдвард Пирсон, был «не обычным современным священником, а скорее, символом английской церкви, оставшимся одиноким неприступным утесом в убывавших водах ортодоксальной церкви». Пирсон – хороший человек, но он не сможет вырваться из церковных пут, в которых воспитывался с детства; когда его любимая дочь Ноэль влюбляется в солдата и спешит выйти за него замуж до того, как он уйдет на фронт, отец отказывается благословить ее. Ноэль отдается своему любимому в последнюю ночь перед его отъездом, а когда его убивают, счастлива тем, что ждет от него ребенка. Все это чуждо Пирсону, который все больше и больше отдаляется от дочери. В конце концов она снова влюбляется, на сей раз в Джимми Форта, который намного старше ее и для которого Ноэль – обычное любовное приключение. И вновь Пирсон не одобряет выбора дочери, в сердцах покидает Англию и свой приход и идет служить армейским капелланом.

Война, работа наспех (книга была написана и отредактирована к 10 апреля 1918 года и получилась довольно объемной – около восьмисот-девятисот тысяч слов) и непривычные условия работы привели к тому, что роман получился слабым. «Любопытная книга», – записал Голсуорси в своем дневнике. Как и «Братство», этот роман был задуман более глубоким, чем получился. Религиозные и личные переживания Пирсона нуждались в более глубоком исследовании, чем то, на которое тогда был способен Голсуорси; он реализовал лишь половину своих возможностей, к тому же параллельно работал над своими сатирическими «Гротесками» и «Пылающим копьем». Если недостатки такого романтического произведения, как роман «Сильнее смерти», еще можно рассматривать как следствие экспериментаторства автора, то произведение с такой серьезной темой, как «Путь святого», требует более строгого подхода.

Был ли прав Голсуорси, эксплуатируя свой талант ради денег для нужд войны? Такая постановка вопроса была весьма сомнительной и не могла вызвать сочувствия у его читателей. «Вы знаете, почему он разбрасывает свои произведения по платным журналам? Чтобы заработать побольше и отдать эти деньги в государственную казну. Мы получили несколько ужасно оскорбительных писем из Америки по поводу его «неуемной алчности», хотя они знают подоплеку происходящего. Разве не ужасно? Он не обращает на это внимания, но я обращаю!» – с негодованием пишет Ада Ральфу Моттрэму.

Но заработанные литературой деньги не были единственным вкладом Голсуорси в общее дело – работа в Мартурете вызвала в нем постоянный, отчасти профессиональный интерес к инвалидам войны, к их будущему и к возможности дать им новые профессии, чтобы они могли жить полноценной и полезной жизнью. Это нашло конкретные формы воплощения: фамильный дом Голсуорси на Кембридж-гейт, 8, переданный в 1916 году в распоряжение Красного Креста, в феврале 1917 года был превращен в клуб для инвалидов под названием «Киченер Хауз». Целью клуба было обеспечить возможные развлечения его членам и в то же время обучить их различным специальностям: инвалидов учили петь, играть на пианино и скрипке, разбираться в технике, чинить обувь, – а также иностранным языкам, библиотечному делу и стенографии. «Красный Крест и другие официальные учреждения отметили мою деятельность в области обучения инвалидов», – писал Голсуорси Шеврийону 12 марта 1917 года перед возвращением из Франции. Теперь он стал искать новые пути для такого рода деятельности, один из которых вполне подходил писателю со столь обширными связями в литературном мире.

Журнал под названием «Возвращенные к жизни», полностью посвященный интересам и нуждам бывших солдат, выходил под руководством лорда Чарнвуда. Теперь Голсуорси было предложено взять на себя редактирование этого издания; он согласился при условии, что ему будет предоставлена полная свобода действий. 17 апреля 1918 года он был назначен главным редактором журнала, который он тут же переименовал в «Reveille»[111]. Известные писатели и художники безвозмездно печатали в журнале свои произведения; в нем также публиковались специальные статьи, посвященные вопросам выздоровления инвалидов и обучения их новым профессиям.

Голсуорси, с его необыкновенным даром предвидения, был одним из немногих, кто чувствовал, что после войны страна забудет тех, кто проливал за нее кровь. Нужно было использовать малейшую возможность, чтобы обучить инвалидов какой-нибудь специальности и вновь сделать их полезными обществу. Говоря о подготовке искалеченных войной людей к дальнейшей жизни, Голсуорси писал в редакционной статье первого номера журнала «Ревей» (август 1918 года): «Мы втянуты в ужаснейшую трагедию и бесчестье... а через некоторое время... образовавшиеся сейчас пустые места... заполнит поток вернувшейся рабочей силы, и тогда то, что сейчас представляется реальной возможностью, очень скоро исчезнет совсем.

Возможно, мы не сразу ощутим экономические последствия случившегося, но, когда это произойдет, они будут невиданно суровыми. И первыми пострадают инвалиды, не подготовленные для каких-либо посильных для них работ».

Как обычно, Голсуорси относился к работе очень серьезно. С помощью своего неутомимого секретаря Ады он отправил сотни писем с просьбой писать для их журнала и с благодарностью в случае получения материалов для публикации. «Я работала в качестве секретаря, стараясь все упомнить и собрать все воедино». Три номера «Ревей», подготовленные Голсуорси, примечательны тем, что в них принимали участие такие знаменитости, как Редьярд Киплинг, Макс Бирбом, Дж. М. Барри, Джозеф Конрад, У. В. Льюкас, Джером К. Джером[112], Томас Гарди и Роберт Бриджес[113]. Цена журнала была очень скромной – полкроны, было продано тридцать тысяч экземпляров первого номера журнала, изданию было уделено достаточно внимания в прессе. Голсуорси отредактировал всего три номера журнала, но все они были сделаны на высоком профессиональном уровне. В дальнейшем Голсуорси отказался от редакторства, потому что журнал должен был проходить цензуру, а Голсуорси считал, что главное в деятельности редактора – это независимость.

Летом 1918 года с фронта начали поступать обнадеживающие известия. «Новости все лучше и лучше», – записал Голсуорси в своем дневнике 26 августа; заключение мира означало бы, что и жизнь самого Голсуорси потечет по новому, более радостному руслу. Окончательное признание Голсуорси в июле Национальной медицинской комиссией непригодным к военной службе сняло с его души тяжелый груз; теперь он уже не обвинял себя в том, что уклоняется от личного участия во всех ужасах войны. 25 июля вышел в свет сборник «Пять рассказов»; это была качественно более высокая ступень по сравнению с романами «Сильнее смерти» и «Путь святого».

«Цвет яблони» и «Последние дни Форсайта» по праву могли занять место рядом с лучшими произведениями Голсуорси, и их автор сознавал это. Новый сборник имел весьма красноречивый подзаголовок «Жизнь заказывает музыку, а мы под нее танцуем». Наконец-то у него появилась возможность «танцевать» лучше: у писателя уже созрела идея самого значительного из его произведений —»Саги о Форсайтах»; они с Адой уехали из тесной квартиры на Адельфи-Террас, куда никогда не заглядывало счастье; и, что самое главное, в начале зимы кончилась война. «11 ноября. Подписано соглашение о перемирии. Наконец-то мир. Спасибо за это всем богам».

Завершились четыре мучительных года; для Голсуорси, который сам не воевал, они означали множество душевных переживаний. Странно, но после окончания войны Голсуорси редко говорил о ней (впрочем, это было похоже на писателя). Вернувшемуся с фронта Ральфу Моттрэму он заметил: «Война встряхнула всех нас». Характерное замечание, не правда ли?