"Авантюристка" - читать интересную книгу автора (Нэвилл Кэтрин)

ЗВОН МОНЕТ

Ровно в восемь часов утра Тор вошёл в двери нью-йоркской Публичной библиотеки и спросил у служительницы, как попасть в отдел бизнеса. Дама объяснила и проводила его со вздохом искреннего сожаления, наблюдая, как тот поднимается по широким мраморным ступеням. Ещё бы, в их библиотеке подобные посетители — большая редкость.

В то утро Тор прекрасно выглядел в строгом деловом костюме-тройке из чёрного итальянского габардина. Бледно-серый галстук в едва различимую тонкую полоску украшала золотая булавка, идеально сочетавшаяся с выглядывавшими из-под обшлагов золотыми запонками. Пока он шёл к отделу бизнеса, многие обратили на него внимание. Оказавшись на месте, он выяснил, где находились подшивки нужных ему экономических изданий.

Зайдя за стеллажи, Тор снял тяжёлую подшивку с полки и быстро пролистал последние выпуски журнала. Наконец он нашёл то, что было ему нужно.

Быстро оглянувшись и заслонив подшивку, он быстро извлёк из кармана острый, как бритва, нож и отрезал страницу. Аккуратно сложив, отправил её в карман вместе с ножом. Затем вернул подшивку на место поблагодарил служительницу и покинул помещение.

Менее чем через час Тор входил в брокерскую контору Луи Страуба на Мэйден-Лэйн. Через стеклянную дверь ему была видна комната, в которой брокеры сидели в обнимку со своими телефонами: их галстуки были распущены, а пиджаки наброшены на спинки стульев. Секретари и клерки сновали от стола к столу, принимая телефонограммы. В помещении стоял страшный гвалт.

У самой двери за столом сидела девушка, которая умудрялась жевать резинку, красить ногти лаком и разговаривать по телефону. Ей пришлось оторваться от своих занятий и поинтересоваться у Тора, может ли она быть чем-нибудь ему полезна.

— Я бы хотел открыть новый счёт всего лишь, — отвечал он с кривой улыбкой.

Она покраснела, попросила собеседника подождать и нажала кнопку интеркома.

— Мистер Людвиг, — сказала она в микрофон, и её голос перекрыл гул, убивший в помещении. — Новый счёт на первый стол. Пожалуйста, позаботьтесь.

— Подождите минуту, — попросила она Тора и продолжила беседу по телефону.

Фирма Луи Страуба ворочала несметными количествами ценных бумаг для тех, кто не нуждался в помощи при планировании своих пакетов ценных бумаг или вложений в недвижимость. А сам он был крупнейшим брокером.

Пять лет назад молодой человек разглядел созревшую в Соединённых Штатах необходимость в брокерской фирме, которая торговала бы акциями и векселями так, как торгуют товарами в супермаркете, где клиенты могли выбрать, что им самим придётся по вкусу, а брокеру достаточно было сделать звонок, чтобы совершить продажу. Клиентам не предлагали выпить кофе да и вообще не удостаивали их особым вниманием. У Луи Страуба все происходило так быстро и без заминок, что брокер потом сам не смог бы вспомнить лица недавнего клиента. Именно поэтому Тор пришёл сюда.

Мистер Людвиг, щуплый лысеющий человечек, вошёл в комнату и пожал протянутую Тором руку, даже не взглянув ему в лицо.

— Вы хотите открыть счёт, мистер…

— Дантес. Эдмон Дантес, — представился Тор. — Да. Фактически я открою его и тут же закрою. Я бы хотел купить несколько облигаций в качестве рождественского подарка для своих племянниц и уже составил список того, что мне нужно.

— Так, значит, это будет оплаченная сделка? Мы принимаем кредитные карточки или персональные чеки, — мистер Людвиг вёл Тора через всю комнату в сторону маленького письменного столика.

— Я сделаю денежный депозит, мы выберем облигации, а после того как вы их зарезервируете для меня, я в течение получаса принесу вам чек из кассы.

— Мы не имеем права ничего предпринимать до того, как получим деньги или номер кредитного счета с подтверждением его платёжеспособности, вы же понимаете, — возразил Людвиг.

Тор кивнул и протянул Людвигу вырезанную из журнала страницу со списком облигаций, обведённых жирным кружком.

— А у вас много племянниц, — заметил клерк, взглянув на Тора с улыбкой.

— Я делаю это на каждое Рождество, — отвечал Тор. — Обычно облигации покупает для меня мой брокер, но в этот раз я припозднился, а он успел уйти в отпуск. Мои племянницы очень милые девочки, мне совсем не хотелось бы портить им Рождество.

Людвиг внимательно посмотрел на Тора, стараясь угадать, сколько же лет этим его девочкам и насколько тесны их родственные отношения. Но тут же поспешно склонился над пультом, нажимая на клавиши своего компьютера.

— Без проверки через компьютер я не смогу точно сказать вам, какие из них свободны, а какие уже проданы в данный момент. Да, так выходит, что вы ведёте речь о бумагах на сумму около пятидесяти тысяч долларов, мистер… э…

— Дантес, — повторил Тор. — Отлично. Мой офис находится на Тридцатой Парковой авеню — это «Кристо корпорэйшн», если вам нужно будет со мною связаться. Прошу вас сейчас заняться моим списком, а я вернусь к половине одиннадцатого с чеком на пятьдесят тысяч. Если при точном подсчёте окажутся некоторые расхождения в цене, вы сможете открыть мне кредит или выдать чек на сумму разницы.

— О'кей, — согласился Людвиг. — Не обижайтесь, но мне кажется, вы просто выбрали по одному из каждого типа перечисленных здесь бумаг, и получились десятки различных типов. Почему бы вам не подарить племянницам по одному из меньшего количества разновидностей? Все тогда удалось бы оформить гораздо проще и быстрее, потому что я смог оформить их покупку блоками. А вы можете просто выдать мне отдельные сертификаты.

— Дело в том, что Сюзи не понравится, если она получит подарок точно такой же, как и Мари-Луиза, ну и так далее, — пояснил Тор.

Не мог же он открыть истинную причину того, почему вдруг понадобилось покупать по одной облигации каждого типа. И он заторопился к двери, не удостоив даже кивком жёлчную молодую особу у первого стола. Тор направился в маленькое кафе на Уолл-стрит, поблизости от своего банка. Банк открывался в десять часов, но он надеялся, что сумеет быстро получить у своего кассира чек на пятьдесят тысяч. И тут же пустить их в дело.

Пока Тор в ожидании открытия банка пил кофе, Джорджиан выходила из такси, остановившегося у входа н массивное бетонное здание, расположенное в Бронксе.

Здание было окружено высоким сетчатым забором с рядами ключей проволоки над верхним краем, а у входа стояла охрана. Через каждые сто метров забора так же стояли вооружённые часовые с немецкими овчарками. Они внимательно наблюдали за тем, как Джорджиан приближается к будке часовых у ворот.

Она была в открытом платье в обтяжку из замши цвета электрик, в высоких чёрных сапогах из превосходной кожи, а на плече — небрежно накинутая чёрная пелерина из тончайшей шерсти.

— Привет, — обратилась Джорджиана к охраннику. — Надеюсь, я успела на десятичасовую экскурсию. Я как можно ближе постаралась подъехать сюда на метро, а потом пришлось взять такси. Я чувствую себя совершенно разбитой и к тому же ужасно замёрзла.

— Все в порядке — экскурсия ещё не началась, — заверил её охранник. — Экскурсанты только собираются там, у главного входа. Хотите, зайдите ко мне и обогрейтесь, а я пока выпишу для вас пропуск. Они всегда оставляют на всякий случай несколько резервных карточек.

— О, я была бы вам так благодарна, — отвечала Джорджиан, переступая порог будки. Охранник сразу же связался со своим коллегой возле главного входа. Джорджиан сняла митенки с изображением Санта Клауса на тыльных сторонах ладоней и потёрла замёрзшие руки. Через стеклянные стены будки ей было видно, как стоявшие по периметру ограды часовые с собаками переглядывались с многозначительными гримасами и кивали в их сторону. Охранник закончил разговор и обратился к ней:

— И как только такую девушку, как вы, угораздило попасть на экскурсию по печатной фабрике в такую погоду?

— Я не предполагала, что на улице может быть так холодно, — отвечала Джорджиан, закатив глазки на нависшие небеса, готовые разродиться новым снегопадом. — Но я — студентка Художественного молодёжного союза и так давно мечтала попасть на экскурсию на эту фабрику! А наши преподаватели твердят в один голос, что у вас здесь собраны работы лучших граверов на всем Восточном побережье.

— Они правы, — подтвердил охранник. — Банкнота Соединённых Штатов — самая старая ценная печатная бумага, выпущенная в нашей стране. У нас работает много отличных граверов, и постоянно на их работу приходят смотреть такие студенты, как вы. Когда начнётся экскурсия, обязательно загляните к граверам, и они с радостью все вам расскажут и покажут. А вот и ваша карточка-пропуск, и я даже не потребую, чтобы вы подписали её у начальства. Только запишите в этом журнале ваше имя и адрес, если вас не затруднит, — и он протянул ей журнал.

Джорджиан аккуратно печатными буквами вывела:

«Джоржетт Хейер». А рядом, в колонке с грифом: «От какой организации» написала: «Художественный молодёжный союз». Она была счастлива, что ей не надо больше болтать с охранником: ведь она не имела ни малейшего представления, где находится этот самый союз.

— Я и представить не могла, — уверяла Джорджиан своих собеседников, смутно различимых в полутьме бара, где её угощали пивом, — что на банкноте Соединённых Штатов напечатано такое множество разных штук!

Я счастлива, что пришла на эту экскурсию а имела возможность познакомиться с такими удивительными мастерами, как вы, джентльмены.

За красным пластиковым столом собралось пятеро граверов, сотворивших изображение банкноты Соединённых Штатов. Перед каждым из них лежал на тарелке полусъеденный сэндвич с колбасой и стояла полувыпитая кружка пива. Все они были заворожены проявленной Джорджиан ненасытной жаждой знаний, словно она собиралась поступать в ученики гравера.

— Подумать только, — не унималась она, — почтовые марки, аккредитивы, облигации, акции — столько всего! Но вам разве не приходится специализироваться на чем-то одном? Я имею в виду: каждый из вас является экспертом но всех случаях, или, к примеру, один лучше разбирается к отпечатках с гравюр, а другой в рото… рото…

— …принтах, — помог один из мужчин, и все дружно рассмеялись.

Джорджиан изобразила крайнее смущение и окинула восхищённым взглядом широко распахнутых глаз всех собравшихся за этим столом.

— Мы специализируемся в разных отраслях, — признался один из них. — И всегда рады, когда студенты приходят сюда на экскурсии. Кто знает, может, кто-то из вас заинтересуется этим всерьёз? Сегодняшние студенты могут завтра стать мастерами-граверами.

Его товарищи дружно поддержали его и принялись за свои сэндвичи и пиво.

— Меня больше всего интересует, — сказала Джорджиан, сдувая пену с пива у себя в кружке, — фоотогравюра. Я занимаюсь фотографией и очень бы хотела превратить кое-какие свои работы в гравюры. Вы занимаетесь здесь фотогравюрой?

— Совсем немного, — отвечал один из мужчин. — Виртуозы этого дела работают в Японии: их цветные литографии и гравюры непревзойденны. Вам надо пойти в какой-нибудь из музеев в Манхэттене и посмотреть на чудеса, которые там выставлены.

— А на нашей фабрике прежде всего изготавливаются ценные бумаги, как, например, аккредитивы, в этом случае все клише должны быть ручной работы, — добавил другой. — Да и при печати необходимо использовать как можно больше ухищрений, чтобы напечатанные нами бумаги нельзя было подделать. Например, иногда на одном документе используется около тридцати разных оттенков краски. Вряд ли вы используете столько же, чтобы отпечатать фотографию.

— Хотела бы я знать, как мне это удалось бы сделать, — мило улыбнулась Джорджиан. — Вы, случайно, не подскажете, кто мог бы мне такое показать?

— На самом деле есть один японский фотограф, здесь, в Штатах. Он работает у себя дома и иногда изготавливает подделки — для коммерции, но в основном из любви к искусству. Ты не помнишь, как его зовут. Боб? Ну, это тот, кто сделал клише для банкнот в один доллар и выставил его на галерее. Его клише оказались столь искусной подделкой, что ФБР не поленилось заявиться к нему домой, чтобы их уничтожить! Как его звали?

— Ах да, — воскликнул второй, — вспомнил, это был Сегеи Кавабата.

Близился полдень, когда Джорджиан, с головы до ног закутанная в чёрный плащ, покинула паром, перевёзший её через пролив. Она прошла по причалу сквозь густой снегопад, остановила первое попавшееся такси и назвала адрес.

Расплатившись с водителем, вышла напротив старинного домика, чем-то напоминавшего пряничный, стоявшего на обсаженной деревьями улице.

Пройдя по обледенелой дорожке, Джорджиан поднялась по скользким ступеням на крыльцо и дёрнула за шнурок колокольчика. Через несколько мгновений раздался звук приближавшихся шагов. Дверь приоткрылась, и в щёлку выглянуло маленькое сморщенное личико.

— Мистер Кавабата? — спросила Джорджиан. Старик кивнул, внимательно разглядывая её, но не открывая дверь шире. — Я Жоржетта Хейер, звонила вам из города. Я из Художественного молодёжного союза. — Джорджиан улыбнулась ослепительной и очаровательной улыбкой, а про себя прокляла старика за осторожность: она ведь продрогла на холодном ветру.

— Ах да, — наконец сказал мистер Кавабата, распахнул дверь и впустил её внутрь. — Художественный молодёжный союз? Я часто читал там лекции. У кого вы обучаетесь? Наверное, я знаю их. Могу я предложить вам чаю?

Джорджиан за чаем с пирожными пришлось признаться мистеру Кавабате, что она вовсе не студентка Художественного молодёжного союза, а якобы коммерческий фотограф и собирается заниматься фотогравюрой. Но не хочет, чтобы кто-то из работодателей знал, что она старается специализироваться в новой отрасли. Конечно, такое объяснение откровенно было притянуто за уши, но мистера Кавабату оно устроило.

— Мистер Кавабата, граверы с фабрики, на которой печатают деньги, рассказали мне, что вы изготовили превосходные клише для однодолларовой бумажки. Это правда? — спросила она, следуя за мистером Кавабатой по анфиладе комнат с высоченными потолками в викторианском стиле.

Во всех комнатах царила не правдоподобная чистота, в нишах высоких окон находились бумажные экраны, расписанные от руки, а стоявшие на лакированных столиках глиняные вазы пастельных тонов с торчавшими из них пучками художественных кистей казались настоящими произведениями искусства.

— Да, — подтвердил Кавабата, — правительство было очень сердито на меня за это. Когда открылась моя галерея, они вломились ко мне домой и устроили обыск, разыскивая другие клише. Они приняли меня за профессионального фальшивомонетчика, и я с трудом смог им объяснить, что это была лишь жалкая попытка доказать, что в своём искусстве я достиг истинных высот и сумел продемонстрировать это западному миру. Если хотите, я покажу вам оттиск из той серии, который они не конфисковали.

Кавабата привёл её в комнату, напоминавшую настоящий китайский садик с маленьким бассейном, с гладкими чёрными камнями, которыми были вымощены дорожки между аккуратнейшим образом ухоженных шпалер карликовых деревьев. Пол между деревьями был застлан плетёными циновками, а в углах комнаты были набросаны расшитые вручную подушки.

На одной из стен висела небольшая гравюра около фута в диаметре. Темно-серый превосходно проработанный задний план выгодно оттенял изображённое в центре маленькое яблоко, лежавшее на столе, и к нему была прислонена однодолларовая банкнота. Она выглядела так, словно только что вышла из-под печатного пресса, и её прикрепили к коллажу.

— Это великолепно, — прошептала Джорджиан.

Она вытащила из сумочки долларовую бумажку и сравнила с гравюрой.

— Это и есть фотогравюра, — заметил Кавабата тихим голосом. — На самом деле я сфотографировал доллар, а затем яблоко на столе, и наложил фотографии одна ни другую. Клише изготовлялось отдельно. Если вам интересно, я покажу, как это делается.

Он проводил Джорджиан в комнату, где на массивных деревянных столах стояло множество маленьких ручных прессов и один большой у дальней стены. В центре комнаты с толстых балок, укреплённых под самым потолком, свисала широкоформатная камера, под которой располагался гигантских размеров стол, застланный чистой белой бумагой. Все находилось в идеальном порядке.

— Может, сделаем один отпечаток? — предложил Кавабата. Он нажал на кнопку, и камера со скрежетом поползла вверх. — Чтобы получить превосходные гравюры, нужно пользоваться крупноформатной камерой. Чем крупнее негатив, тем больше деталей можно проработать, совсем как в фотографической печати. Такой порядок воспроизведения деталей требует большого внимания и терпения. Возьмите фотографическую лупу и взгляните на вашу долларовую банкноту.

Джорджиан приняла маленький стеклянный кубик и взглянула через него на свой доллар. Увеличенный во много раз, он словно ожил. Простой светло-зелёный орнамент оказался сложнейшим сплетением мириад линий, спиралей, завитушек, оттенённых к тому же более глубоким зелёным фоном.

— Если вы посмотрите на левую половину Большой Печати, той, что с египетской пирамидой, — продолжал Кавабата, — увидите, что парящий над нею магический масонский глаз окружён старческими морщинами! Вот к такому филигранному изображению мы и должны стремиться.

Джорджиан с трудом оторвалась от необыкновенного зрелища, открывшегося ей с помощью лупы.

— Что мы напечатаем? — спросила она.

— Может, вашу долларовую банкноту? — улыбнулся Кавабата, вынимая её из-под лупы. — Только давайте сделаем нашу задачу ещё более интересной. Поскольку это всего лишь упражнение, позволим доллару стать разноцветным, подобно валюте некоторых других стран. — Красным отточенным карандашом Кавабата осторожно подкрасил мистический глаз.

— Мне хотелось бы продемонстрировать вам как можно больше самых сложных приёмов фотогравюры. В наши дни молодые люди зачастую бездумно, в спешке стараются ухватить информацию, не думая, как они будут использовать полученные знания. Но искусство гравера не терпит суеты. Гравюра подобна чайной церемонии: в определённый момент делается определённый шаг, и лишь через положенное время — следующий. И только тогда она раскроет свои секреты, словно распустившийся цветок.

Кавабата провёл Джорджиан в смежную со студией тёмную комнату. И там продемонстрировал ей кропотливый процесс постепенного нанесения маски на фотопластинку, покрытия плат для клише фоточувствительной эмульсией, приготовления кислотной ванночки, причём тщательно соблюдая определённое время на каждую операцию.

— Смешивать краску, — пояснял Кавабата, когда они промыли и просушили последнюю плату, — надо тщательно и аккуратно, чтобы, даже создавая просто чёрный цвет, вы получили действительно чёрный. Цвет нужно чувствовать душой. А теперь пройдёмте в мой кабинет для медитации.

— Медитации? — смутилась Джорджиан.

— Первоклассный гравер перед тем, как составлять краску, всегда должен медитировать, — пояснил Кавабата, — чтобы его душа находилась в гармонии со вселенной.

Джорджиан была так увлечена работой, что потеряла счёт времени. Было уже довольно поздно, когда они закончили печатать. Они с Кавабатой сидели в просторной гостиной, напившись чаю. Теперь Джорджиан глотками отпивала превосходный тёплый сакэ и вертела в пальцах новенький чудесный красно-зелёный доллар. Ощущение у неё было такое, будто только что получила диплом об окончании десятилетних граверских курсов.

— Мистер Кавабата, — призналась она, размечтавшись после успешно законченной работы и выпитого сакэ, — я не в состоянии объяснить вам, что для меня значит сегодняшний день. Возвратившись домой, я сразу же начну практиковаться во всем, чему вы меня только что научили.

— У вас есть пресс для работы?

— Нет, но надеюсь, что смогу купить. В газетах не печатают объявления о продаже прессов?

— Все новые прессы снабжены автоматическими цветосмесителями. Они пригодны только для выпуска ширпотреба. Но для такого художника, как вы, мне кажется, нужен пресс старой конструкции, чтобы все контролировать руками. На нем вы сможете составлять цвета совершенных оттенков и филигранные детали ваших гравюр.

— Где бы мне найти такой пресс? — спросила Джорджиан.

— У меня есть один, и я мог бы дать вам его на время или даже продать, мисс Хейер. Он старый, но в прекрасном состоянии и совершенно исправен. Как вы будете добираться домой? Мы, наверное, смогли бы дотащить его до мостовой и погрузить в самое большое такси.

Телефон разрывался от звона, и Лелии пришлось перевернуть гору подушек на диване, чтобы его найти. Наконец, сняв трубку, она ответила.

— Алло! Алло! — закричала она. А потом, через минуту, сказала:

— Ох, нет! Ох, мерд! Уи, он здесь. Да, я сейчас же его отправлю к тебе. Но ты — комплетман фу, моя шери.

— Не могу понять, — сказал Тор, выходя из кухни, руки его были в тесте, — почему у тебя изюм такой мягкий, когда ты помещаешь его в штрудель между двумя слоями теста… А что случилось?

Лелия стояла перед ним с вытянутым лицом.

— Это Зорзион, — сказала она, со вздохом кладя трубку на рычаг. — Ты должен поехать и доставить её сюда.

— Где её носит? — возмутился он, вытирая руки о полотенце, завязанное вокруг талии. — Уже почти пять часов, и она должна была вернуться после полудня.

— Уи. Она ждёт тебя у парома.

— Почему бы ей не добраться сюда на метро? — спросил он.

— Она ждёт у парома на той стороне пролива, — уточнила Лелия.

— Так почему она не сядет на паром, а потом в метро?

— Потому что, мон шер ами, не нашлось никого, кто помог бы ей погрузиться и сойти с парома с её печатным прессом.