"Когда командует мужчина" - читать интересную книгу автора (Линц Кэти)Глава пятая— По-моему, мы хотели сообщить отцу эту новость постепенно, — тихо упрекнула Люка Хиллари. — Я не ожидал, что на меня бросится доберман, — оправдывался Люк. — Я сбился. Все из головы вылетело. — Считай, мы легко отделаемся, если папочка не вышвырнет тебя вон. Люк благоразумно решил, что сейчас не время напоминать своей разгневанной половине, что он фунтов этак на тридцать превышает ее отца в весе, не говоря уже о том, что лет этак на тридцать моложе. — Что все это значит? — В голосе Чарлза Гранта звучал металл. — Видишь ли, папочка, только… ты не расстраивайся… — пыталась Хиллари успокоить отца. — все тебе сейчас объясню. — Нет, я объясню, — заявил Люк. — Ты уже объяснил. Только напортил! — отрезала Хиллари. — Сию же минуту извольте объясниться! Тот или другой! — угрожающе рявкнул папочка. Заткнув Хиллари рот взглядом, сулившим ужасающие последствия, если она станет ему поперек, Люк принялся втолковывать мистеру Гранту: — Видите ли, сэр, дело в том, что я без ума от вашей дочери. И уже давно. Фразу эту, вспомнила Хиллари, Люк отрепетировал еще в машине. Составил заранее. Сочинил от фонаря, не более того. — Как вы, наверно, помните, — продолжал Люк, — мы и раньше были вместе. Потом между нами произошло небольшое недоразумение. Но теперь это дело прошлое. «Ах вот оно как!» — сказала себе Хиллари. Это недоразумение, как Люк весьма мягко назвал их ссору, она вовсе не считала делом прошлым; более того, наверняка оно скажется и на их будущем. Люк по-прежнему проявлял те же самые наклонности, из-за которых они тогда разошлись. Он по-прежнему во всем демонстрировал твердолобое упрямство, все делал по-своему, не задумываясь о последствиях. Его ждет тяжкое пробуждение, если он полагает, что она примирилась с его диктаторскими замашками, если рассчитывает, что она будет безропотно ему подчиняться. Впрочем, ознакомившись с составленным ею брачным контрактом, он наверняка уже многое себе уяснил — во всяком случае, уже не считает ее кроткой овечкой. Хиллари прислушалась к тому, что Люк говорил ее отцу. — Да, я знаю, что вы и мой предок сейчас не в ладу… — мямлил он. — Ну, это чересчур мягко сказано, — саркастически вставил Чарлз Грант. — Вы уже достаточно долго воюете друг с другом. Может, хватит? Теперь мы одна семья. Пора заключать мир. Что же касается Хиллари, то тут вам беспокоиться не о чем. Я хочу, чтобы вы знали: я сделаю все, что в моих силах, для ее счастья, — провозгласил Люк. И снова Хиллари мысленно пожелала, чтобы Люк говорил то, что на самом деле думает, а не произносил приличествующие, по его мнению, заклинания. Реакция ее отца была куда непосредственнее. Он не поверил ни слову. — Вы что, шутите, молодой человек? — почти прорычал он. Люк возмущенно уставился на него. — Какие шутки? Мы поженились. Вчера. Видя, как напряглось у отца лицо, Хиллари поспешила вмешаться: — Почему бы тебе не посидеть в гостиной. Люк, пока мы с папой поговорим наедине, — предложила она. — Нет, — взъерепенился Люк. — Никуда я не пойду. — Люк, пожалуйста, — умоляюще посмотрела она на него. Пробормотав что-то невнятное и выставив вперед свой словно сразу отвердевший подбородок, Люк, однако, сдался:: — Я подожду тебя в гостиной. Все это время Хиллари крепко держала себя в руках, но, как только Люк скрылся из поля зрения, горько вздохнула. «Все идет не так, как было задумано», — созналась она себе. Ее брак с Люком должен был снять, а не усилить напряженность между их семьями. Неужели, выйдя замуж за Люка, она лишь все ухудшила? Брак с Люком казался ей на редкость разумным выходом, но теперь она уже думала иначе. Хиллари в тревоге смотрела на отца, боясь, как бы чрезмерное возбуждение не причинило ему вреда. Но по виду вроде бы ничего страшного, хотя он и предельно раздражен. — Ты принял лекарство от язвы, папочка? — Принял. Очень оно мне поможет, когда ты обрушиваешь на меня такие сюрпризы! — свирепо начал он, но, заметив на ее лице страдальческую гримасу, смягчился и, взяв ее за руку, покаянно погладил. — Со мной все прекрасно. Обо мне беспокоиться нечего. А вот о тебе я беспокоюсь, и очень. Какие силы заставили тебя это сделать, Хиллари? Люк заставил, ответила она про себя. В его рассуждениях такой план действий казался логичным и сулил успех. Люк умел убеждать. — Объясни мне, сделай одолжение, — продолжал отец, — Потому что я, черт возьми, не понимаю, что все это значит. — Это значит, что я вышла замуж. За Люка. — За сына моего заклятого врага? Эта мелодраматическая фраза взорвала Хиллари. — Можно подумать, что речь идет о вековой вражде! Да еще совсем недавно вы с отцом Люка были друзьями и деловыми партнерами! — Нечего тыкать мне этим в глаза, — зло пробурчал отец. — Я лишь хочу сказать, что вы прекрасно ладили. Более того, — напомнила она, — считались закадычными друзьями, когда у нас с Люком был роман. — Когда Люк испортил тебе жизнь, ты хочешь сказать! — И, поймав ее протестующий взгляд, он добавил: — Думаешь, я не знал? Не слепой же, слава Богу. — Все это уже быльем поросло, — сказала Хиллари. — Молоды мы были и глупы. Вот и понаделали ошибок. — Вроде вчерашней? — Тут нет ошибки. — Во всяком случае, в душе Хиллари на это надеялась. Надеялась, что не будет. Слишком рано считать их брак ошибкой. Слишком преждевременно делать вывод, что он провалился. В данный момент по крайней мере удалось переключить внимание отца, хотя бы временно, с дурацкой свары с его бывшим партнером на внезапное ее замужество. — Что ты имеешь против Люка? Кроме того, что он сын своего отца? — Люк уже заставил тебя страдать. Где гарантия, что это не повторится? — Люк сейчас настроен совсем иначе. — Правда, полагаться на его настроение не стоит, но не зря же она предусмотрительно приняла меры. — Неужели ты не хочешь порадоваться за меня? Отец молчал, и Хиллари заговорила снова: — Мы хотели пожить здесь хотя бы неделю. Пока не снимем квартиру попросторнее той, какую сейчас занимает Люк, а я не найму тебе новую экономку. — Миссис Окида, которая несколько последних лет жила в доме и вела отцовское хозяйство, в прошлом месяце уволилась. — Но если наше пребывание здесь будет тебе в тягость… — Нет, — покачал он головой. — Я вовсе не хочу, чтобы ты уехала. — Тогда постарайся поладить с Люком. — Постараюсь. — И, глядя ей вслед, тихо добавил про себя: — Постараюсь избавиться от этого ферта, черт бы его побрал! Любой ценой. — Папа согласен, чтобы мы остались, — сказала Хиллари Люку, зайдя за ним в гостиную. — И от меня ждут благодарностей? — буркнул Люк. — От тебя ждут, чтобы переходный период прошел гладко. — Скажи это своему отцу. — Уже сказала. Теперь говорю тебе. Мне надо, чтобы вы между собой поладили. Сейчас же! — нервно сорвалась она чуть ли не на крик. Ее гневный вид вызвал у Люка улыбку. — А может, чуть позже? — съехидничал он. — Можно и позже, — уже остывая, согласилась она. — Мне думается, нам с твоим отцом удастся утрясти наши разногласия. — Откуда такая уверенность? — Из опыта. — Ой-ой-ой! — с насмешкой протянула Хиллари. — У тебя такой богатый опыт по части недовольных отцов? — Допустим другое: мой прежний опыт отношений с твоим отцом говорит, что он человек разумный. — Был разумным, пока не влез в свару с твоим отцом. — Вот наш брак его от этой свары и отвлечет. Тут ей возразить было нечего. — И будет отвлекать его и впредь, — продолжал Люк, — если за тот очень короткий срок, на который мы здесь застрянем, нам удастся убедить его, что с враждой покончено, а мы — счастливая семейная пара. — Каким образом? — Вот таким образом. — И Люк обнял ее и поцеловал. Она не ожидала этого. Не успела подготовиться к сладостной отраве на своих губах. Секунду она держалась, но в следующую… поддавшись искушению… Он пустил в ход тот свой испытанный прием, лаская языком уголки ее губ, пока она не разомкнула их и не покорилась. Как всегда прежде, его поцелуй был властным. Зато никогда прежде не был таким сладостным. И тут же все кончилось. — Это еще зачем? — прошептала она, не успев опомниться настолько, чтобы обрести голос. — Для удовольствия, — прошептал он в ответ, обдавая своим мятным дыханием ее губы, все еще влажные от поцелуя. — И для твоего папочки. Вон он стоит в коридоре и наблюдает за нами. — Неправда! — Хиллари резко обернулась: и правда, отец стоял в дверях. Она почувствовала себя девчонкой, которую застукали где-нибудь в темном углу за шашнями. — Хм. Пожалуй, я проведу тебя наверх, в нашу комнате, Люк, — громко объявила она. — Золотая мысль! — поддержал ее Люк. А Хиллари тут же пришло на ум, что слова эти прозвучали так, будто ей не терпится отправиться с Люком наверх в спальню. Оставалось надеяться, что внешне по крайней мере она не выглядит такой растерянной, какой себя почувствовала. — Что ты имел в виду, когда сказал — «за тот короткий срок, на который мы здесь застрянем»? — спросила она Люка, когда они поднялись наверх. Отцовская спальня находилась в парадной части дома, на нижнем этаже. Наверху была ее спальня и два помещения для гостей, каждое с отдельной ванной комнатой. — Именно то, что сказал. Парень, который селится с женой у тестя… — Люку не приходило на язык приличное определение, которое можно употребить при дамах. — В общем, мы уберемся отсюда через два дня. Самое большее, — заявил он. — Я сниму нам квартиру. — Такую, где может жить доберман-пинчер? — Твоя шестидесятифунтовая детка может побыть здесь и составить компанию папочке. — Ясно. Ты уже все решил, да? Не потрудившись ничего, даже мелочи, обсудить со мной. Знакомая картина, — негодуя, резюмировала она. — Что туг обсуждать? Здесь мы жить не будем. Скажи спасибо, что я согласился провести тут ночь или две. — Какое великодушие с твоей стороны! — саркастически воскликнула она. — Совершенно верно. Так которая из этих спален твоя? — В моей мы не сможем расположиться, — смешалась она. — Почему? — Чересчур мала. — На самом деле она была достаточно просторной, но в ней стояла лишь одна кровать, узкая, односпальная. — Мы займем комнаты для гостей. Вот эти. — Хиллари открыла дверь справа. — Туг угловое окно на запад, и из него божественный вид. В этот момент Люка куда больше волновал вид самой Хиллари. Ворот ее легкой блузы был распахнут, и его взору нет-нет да открывалась темная ложбинка между двумя холмиками, напоминая ему, как ласкал он их прошлой ночью, как ненасытно прижималась к нему Хиллари, когда он касался их губами… — У которой стены ты хочешь спать? — спросила Хиллари. — Ближе к окнам или к ванной комнате? Где он хочет спать? Вместе с ней, на этой широкой постели. Увы, не успел он опомниться, как Хиллари широкую эту постель разделила, как Моисей Красное море! То, что он принял за двуспальную кровать, оказалось на самом деле двумя односпальными, сдвинутыми вместе. Отряхнув ладони — как человек, удовлетворенный хорошо выполненной работой, — Хиллари повторила свой вопрос: — Так какую кровать ты предпочитаешь — что у окна, или ту, что .ближе к ванной? — Я предпочитаю ту, где ты, — заявил Люк. — Исключено. — Тебе же хуже. Если ты сама так лихо управляешься с перестановкой мебели, то я, с твоего позволения, съезжу к себе и кое-что прихвачу. На обратном пути из Гатлинбурга они заглянули на стройку, где забрали машину Хиллари, оставленную там вчера. Но к себе на квартиру Люк заезжать не стал. Не хотел, чтобы Хиллари заявилась к отцу одна. Хотел лично объявить Чарлзу Гранту, что женился на его дочери, надеясь тем самым внести свою лепту в примирение стариков. — Все-таки которую постель ты выбираешь? Ты так и не сказал, — напомнила Хиллари. — Сказал. Ту, где ты. Красноречивым взглядом он ясно подтвердил свое мнение. Чувствуя поднимающееся раздражение, Хиллари решила не церемониться. — Превосходно. Сделаем так: я занимаю кровать у стены ближе к ванной, ты — ближе к окну. — Ладно, как скажешь. Долго я там не просплю, — отозвался Люк. — Это ты так думаешь. — Не думаю, а уверен, — уточнил он. — Так что не слишком выкладывайся на перестановку мебели, в разных постелях мы продержимся недолго. — Он провел пальцем по ложбинке между ее грудями и мефистофельски улыбнулся, ощутив, как она затрепетала в ответ. — Очень недолго. У себя на квартире Люк пробыл считанные минуты: запихнул две-три перемены белья в спортивную сумку и покатил на стройку. Вспомнив, что ему так и не пришлось поговорить с Эйбом ранее, он решил сделать это сейчас. Он нашел прораба в бытовке. — Поздравь меня, дружище. Я таки заарканил ее вчера. — Быстро ты управился. — А чего тут волынку тянуть? — Люк просматривал телефонограммы и факсы, поступившие на его имя. — Вот и Энгус будет здесь на следующей неделе. — Ну и как ты чувствуешь себя в женатом положении? — поинтересовался Эйб. — Да не очень чтобы. — Ай-ай-ай! Значит, и в раю не все так гладко? Медовый месяц уже позади? Люк не имел намерения сообщать Эйбу, что «медовый месяц» фактически у него еще и не начался. Такое лучше не разглашать — не выдавать даже другу. — Все будет путем. Ручаюсь. — Поначалу, случается, и самые счастливые браки дают осечку, — раздумчиво проговорил Эйб. — Возьми хоть меня с Соней; вначале мы здорово цапались. Да и теперь бывает, — хохотнул он. — Но я все равно ее люблю. — Знаю — Любовь! Вот этого чувства Люк считал нужным избегать как чумы. Оно корежило все мысли, корежило жизнь. Связывало по рукам и ногам. Люка вполне устраивало, что он желал Хиллари. Желание не совсем то, что постоянная и неодолимая привязанность, не любовь. Никаких особых сложностей. Влечение, притяжение, ясно и просто — вполне доступно уму. Верно? — Ты где это витаешь? — спросил Эйб. — Витаю? Вот уж нет. Твердо стою на земле, — ответил Люк. — Все, что мне надо, держу под контролем. Люк любил, чтобы именно так у него шли дела. Под контролем. Хиллари сидела у себя в прежней спальне с милой ее сердцу односпальной кроватью и размышляла о том, как ей противостоять своеволию Люка. И тут зазвонил телефон. Городская линия. — Алло! — Что у тебя слышно, детка? — Голос был заряжен такой энергией, что ее хватило бы на освещение всего графства Нокс. Только одна из знакомых Хиллари обладала столь мощной энергией. — Джолин? — Единственная и неповторимая. — Вот кого я ужасно рада слышать! Они могли не перезваниваться месяцами, но между ними существовала такая особая дружба, что каждый звонок был как нельзя кстати, независимо от того, сколько времени прошло с тех пор, как они в последний раз виделись или говорили друг с другом. — Звоню, что называется, для связи, — сказала Джолин. — Меня не было в городе. Уезжала на время домой навестить своих. Джолин родилась и выросла в штате Теннесси, в крохотном поселке Лоунсем-Велли, и уже в зрелом возрасте обосновалась в Ноксвилле; она любила шутить, что ей, уроженке такой дыры, как Лоунсем-Велли, любой город кажется столицей. — Я оставила запись на твоем автоответчике. По-моему, это был твой ответчик, — добавила Хиллари. — Я, правда, не уверена. Вместо обычного отклика он играет какой-то странный мотивчик. — Так это ответчик Билли Боба, — сказала Джолин. — Ну как у вас с ним идут дела? — Никак. Мы уже месяц как разошлись. — О! Извини. — Иначе и быть не могло, — философски проронила Джолин. — Он постоянно забывал поднимать со стульчака сиденье. А ты знаешь, что это такое. — И ты из-за этого с ним порвала? — Не только. Еще у него была поганая привычка давить на стенке клопов, да еще и оставлять их там. Ужасная мерзость, можешь мне поверить. Я уж не говорю о том, что он очистил мой счет в банке — Ox, Джолин, бедняжка! — Прибереги свою «бедняжку» для кого-нибудь другого. Мои дела в полном ажуре. Билли Боб остался с носом. У меня на счете всего-то и было пятьдесят долларов. Мне он с самого начала не показался ~ я человека вижу насквозь. Только глаза у него были больно мечтательные. От таких глаз у любой девчонки ум за разум заходит. Понимаешь? — Понимаю, — сказала Хиллари. — Звучит, будто ты это из собственного опыта знаешь. Видно, я не единственная, у кого личная жизнь не клеится. Ну да ладно. Так что у тебя слышно? — Что слышно? На днях начинаю работать на новом месте. Здесь, в Ноксвилле. Я писала тебе об этом еще до отъезда из Чикаго. Буду работать в общественной организации — в Обществе зашиты потребителей. Да… а еще в конце недели я вышла замуж. — Что?! — вскрикнула Джолин. — Я вышла замуж, — повторила Хиллари. — Что же ты не пригласила меня на свадьбу? — В голосе Джолин звучала обида. — Мы никого не пригласили. Мы венчались тайком. — Да?! — Обиду как рукой сняло. — Но это так романтично! Ты должна мне все рассказать. А кто этот счастливчик? Северянин из Чикаго? — Нет. Он местный, из Ноксвилла. — Так кто же? — Люк. — Люк?! — ахнула Джолин. — Тот самый? Мак… как там дальше? Тот, который четыре года назад всю душу тебе вымотал? И сердце разбил. — Тот самый, — подтвердила нехотя Хиллари. — Ты уж прости меня за тупость, но какого черта ты пошла за него замуж? — Тут сложная история. — Обожаю сложные истории, заявила Джолин. — Нам непременно надо встретиться. И ты мне все расскажешь — во всех пикантных подробностях. Как насчет завтра днем? За ленчем? — Идет. Завтра днем меня устраивает. — Великолепно. Выпьем по коктейлю и поговорим за мужчин. Они договорились о времени и месте, и Хиллари положила трубку. Только тут до нее дошло, что в спальне она не одна. Люк составлял ей компанию. По правде говоря, она не ожидала, что он так быстро обернется. — Кто это? — властно спросил он. — Джолин. Старая моя приятельница. — И ты сообщила ей, что мы поженились. Так? Если он слышал это, значит, уже давно здесь стоит. — Ты же подслушивал, зачем спрашиваешь? — Что еще ты намерена рассказать ей завтра? — спросил он. — Не знаю. Мало ли что. — Зато я знаю. Ты расскажешь ей, как нас венчали, что на тебе было надето и о прочей дамской белиберде. А вот о том, почему мы поженились, ты помолчи. — Звучит угрозой. — Нет, предостережением. У секретов есть одна особенность — они каким-то образом просачиваются. А ни мне, ни тебе не будет ничего хорошего, если наш секрет просочится наружу. Хиллари воздержалась от каких-либо комментариев. Она предпочла перевести разговор на безобидную тему: — Папа готовит нам преоригинальный обед. — Чем же он будет угощать? Мышьяком? — пустил шпильку Люк. — Не-ет. Одним из своих коронных блюд. Перцами по-мексикански. Час спустя, сидя за накрытым по всем правилам столом в обеденном зале Грантов, Люк поймал себя на мысли о том, что впервые в жизни ест с тарелки настолько тонкой, что она просвечивает насквозь. После первой же ложки, которую он отправил в рот, он подумал, что фарфору этого острого варева не выдержать. Перцы были огненными и легко прожгли бы даже огнеупорный металл. — Не слишком ли остро? — заботливо осведомился у него Чарлз Грант, и какая-то искорка сверкнула у него в глазах. В ответ Люк только покачал головой: обожженный язык не ворочался. Он открыл рот и лишь после нескольких глотков холодного воздуха вновь обрел дар речи. — Моя мать — сицилианка, — напомнил Люк отцу Хиллари. — Я вырос на пище куда забористее. — Острые блюда отцу при его язве только вредны, но чересчур острых перцев он и не готовит, — вставила Хиллари. — Да, папочка? Ничего не поделаешь, придется изображать простачка. Иначе… Люк с утрированным простодушием воззрился на Чарлза Гранта. Значит, тесть нарочно напичкал специями его порцию. Подумать только! Люку казалось, что можно не придавать значения ненависти, бушевавшей в старике, как и его упорству во вражде. Когда Хиллари предупреждала его, он отмахивался — она, мол, преувеличивает. Как бы не так! Старый чудила вел войну всерьез. Теперь понятно, зачем Чарлзу понадобилось разложить перцы по тарелкам на кухне, а не подать их на общем блюде. Чтобы допечь зятя в буквальном и переносном смысле. Но он не даст Гранту торжествовать победу. И Люк тут же поклялся съесть адскую его стряпню до последнего куска и вычистить до дна тарелку с ее изысканным рисунком. — Извините, вы, как посмотрю, едите перцы ложкой? — обратился Чарлз к Люку. — Точно так, — ощерился Люк. — У нас перцы едят вилкой, — надменно сообщил Чарлз Грант. Какие мы культурные! — подумал про себя Люк. Все, что он мог, — это промолчать. Он и промолчал, потому что догадывался, к чему клонит его новоявленный тесть. Ему нужно было, чтобы Люк чувствовал себя здесь неловко, чужим. Ну нет, не выйдет. И Люк ему ничего не спустит. — Каждому свое, — улыбнулся он. — Вы, надо полагать, посещали ТУ, — продолжал застольную беседу хозяин дома, употребляя принятое сокращение для Теннессийского университета. — Точно так. — И болеете за их футбольную команду? — Кто у нас в штате не болеет? — Я, например. Футбол — игра для гангстеров и громил. — Чарлз безапелляционно вскинул голову. — Наверно, я потому их так и люблю, — весело отозвался Люк. — Волонтеры эти, я слыхал, не Бог весть какие игроки, — не унимался Грант. Одно дело, когда оскорбляли его. Люка, или даже прохаживались насчет того, тем или не тем он отправляет в рот перцы. Но совсем другое дело, когда оскорбляют футбольную команду его университета — Что-то вы плохо слушали, — обрезал Люк. И туг же обрушил на Чарлза целую лавину фактов и цифр, доказывающих успех команды в прошедшем сезоне. — Футбол, как я сказал, меня не интересует, — заявил Чарлз, откровенно подавляя зевок. — Гольф — вот настоящая цивилизованная игра. Тут уж Люк пришел в ярость. — Угу, настоящая. Взрослые мужчины гоняют по полю шарик, пытаясь загнать в идиотскую дыру, над которой выкинули флаг. Да уж — спорт для настоящих мужчин. Ничего не скажешь. Теперь наступила очередь Чарлза: он тоже пришел в ярость. — Кажется, пора переходить к десерту, — поспешила вмешаться Хиллари. — Не охладить ли нам излишний пыл мороженым? — Сначала разрешите мне произнести тост, — сказал Люк. Подняв бокал за тонкую ножку, он встал и поклонился Хиллари: — За мою прелестную жену, которая сделала меня счастливейшим человеком на свете. — Затем он повернулся к Чарлзу Гранту: — И за ее заботливого отца, не пожалевшего никаких сил, чтобы нам было здесь хорошо. — И остановил на Чарлзе взгляд, который яснее ясного говорил, что он, Люк, вполне разобрался в штучках-дрючках старого задиры. — Спасибо, папа. — Люк подчеркнул это слово. — Душевно вас благодарю. — Я рада, что вы с папочкой, кажется, так превосходно столковались, — сказала Хиллари, когда они покончили с десертом. — О, мы прекрасно понимаем друг друга. — Так, Люк, — сказал Чарлз Грант, вернувшись в столовую — он отлучался, чтобы позвонить по телефону. — Не возражаете, если мы оба перейдем ко мне в кабинет для краткого мужского разговора? Хиллари увидела в этом приглашении добрый знак. Нет-нет, по виду отца никак нельзя было предположить, что у него какой-то подвох на уме. Да и раньше он ведь очень хорошо относился к Люку. Даст Бог, все в конца концов уладится наилучшим образом. Люк, напротив, ни секунды не обманывался насчет дружеского жеста со стороны Гранта. — Замечательно, папочка. По мне, так великолепная мысль. Хиллари с нежностью посмотрела им вслед — двум мужчинам, которых любила. И тут же одернула себя. Что касается Люка, то он — мужчина, которого она когда-то любила. Сейчас она не питает к нему никаких чувств. Никаких! У себя в кабинете Чарлз Грант вынул хрустальную пробку из старинного изысканного графинчика. А перед тем предложил Люку гаванскую сигару из особой своей коллекции. Люк мало что знал о том, какой режим врачи назначают при язве, тем не менее сильно сомневался, что сигары и виски такому больному показаны. — За сюрпризы, — предложил тост Чарлз. Не успел Люк осушить рюмку, как Чарлз стал наполнять ее вновь. — Благодарю вас, нет… — сказал Люк, но Чарлз налил ему рюмку до краев. — Отказ выпить со мной я приму за оскорбление, — пристыдил он Люка. — Не захотите же вы оскорбить вашего новоиспеченного тестя? Люк воздержался от комментариев, даже когда заметил, что себе старый чудила рюмку вновь наполнять не стал. Значит, решил напоить его? Ну-ну. Улучив момент, когда Грант отвел от него глаза, Люк выплеснул остаток виски в ближайший цветочный горшок. В продолжение следующего часа Люк еще трижды незаметно орошал комнатное растение отменным виски. Не догадываясь о маневрах зятя, Чарлз Грант налил ему очередную порцию и приступил к дознанию. — Скажите мне откровенно. Люк, — начал он, — со мной вы можете говорить начистоту. Как мужчина с мужчиной. Что это вы вдруг женились на моей дочери? Люк изобразил подвыпившего новобрачного, кренясь а кресле то вправо, то влево, и промямлил заплетающимся языком: — Н-нет, я вам этого сказать не могу. — Можете, можете. Люк энергично замотал головой. — Думаете, я не пойму? — напирал Чарлз. — Точно. Н-не поймете. — Пользуясь тем, что он якобы пьян. Люк решил себе кое-что позволить. — Старику этого не понять! — торжественно заявил он. Чарлзу. — Какой я старик! — горячо запротестовал тот. Люк скептически пожал плечами. — Да будет вам известно, молодой человек, у меня богатейший опыт по части женщин. Люк скептически фыркнул: — Угу, не сомневаюсь. — Думаете, вы единственный на свете, кто был влюблен? — У нас с Хил… то, что между мной и Хилри… — Люк понизил голос и напустил на себя заговорщицкую мину, означавшую: «только как мужчина мужчине»: — Это особенное. На лице старого джентльмена появилось меланхоличное выражение: он вспомнил прошлое. — Я знаю это особенное. Все это мне знакомо. Когда любишь женщину, думаешь, что тебе даровано чудо, а потом что-то обрывается, и она уходит. И начинается ад. Люк понимающе кивнул: — Вы говорите о вашем разводе? К удивлению Люка, Грант покачал головой: — Нет. Я не мать Хиллари имел в виду, а другую женщину. Мы не были женаты, хотя и поженились бы, если бы не ваш отец. — Отец? При чем тут мой предок? — Замнем этот разговор, — резко оборвал Грант. — Забудьте. Легко сказать — забыть. Люк сразу почувствовал, что Чарлз Грант дал ему в руки бесценный ключ к истокам вражды. Если так, то вот еще один пример того, в какой хаос может ввергнуть человека любовь, и еще одна причина, почему он, Люк, никогда не позволит себе терять голову от любви и давать женщине власть над своими чувствами. Нет, слуга покорный. Лучше уж дать поджаривать себя на медленном огне. Это, пожалуй, даже не так мучительно. |
|
|