"Стервятники (Мертвый сезон)" - читать интересную книгу автора (Кетчам Джек)

20.05.

Когда женщины вернулись, мужчина сидел совершенно голым, а его красная рубаха, потрепанные джинсы и тяжелые ботинки свисали с края навеса неподалеку от огня. Судя по исходившему от костра густому белому дыму, сложен он был из хвойных веток – мужчине определенно нравился его запах и ему хотелось подольше удержать его вокруг себя. Ему и в голову не приходило, что на протяжении нескольких последних месяцев в пещере стояла устойчивая вонь мочи, испражнений, сырости и гниющего мяса, которыми буквально пропиталось все его тело. Впрочем, ничего этого он, в сущности, даже не замечал. Единственное, о чем он думал сейчас, было то, что жившая в доме женщина тоже развела огонь, и именно запах этого костра вскоре позволит ему подкрасться к ней незамеченным.

Войдя в пещеру, обе женщины рассмеялись.

– Мы испоганили им крыльцо, – сказала молодая. Потянувшись вперед, она ухватила мужчину за половой член, хотя и знала, что подобная выходка может разозлить его. Впрочем, раньше это ему даже нравилось. Пенис стал стремительно увеличиваться в размерах. Осклабившись, он погрузил свою левую ладонь в ее грязные космы и потянул на себя. Женщина снова засмеялась.

На среднем и безымянном пальцах правой руки мужчины не доставало по фаланге. Протянув эту руку, он просунул ее в вырез клетчатой рубашки женщины и грубо потер ладонью ее груди; при этом большой и указательный пальцы постарались ухватиться за ее сильно выступающие соски. Глаза женщины по-прежнему ничего не выражали, хотя между зубами просунулся кончик языка, которым она стала подразнивающе водить из стороны в сторону. Именно этого мужчина и ждал.

Отпустив волосы женщины, он с размаху ударил ее ладонью по щеке. Та упала, заскулила и тут же сплюнула на грязный пол пещеры кровавый сгусток слюны. Заметив это, старуха предусмотрительно отодвинулась в сторону – теперь приближаться к нему было опасно. Несколько мгновений мужчина и женщина пристально смотрели друг на друга, после чего обе женщины проворно отошли подальше, в прохладную глубину пещеры, оставив его в полном одиночестве.

В наполнявшем каменное помещение тусклом свете пламени они разглядели третью женщину, которая готовила к предстоящей жарке самодельные сосиски. Женщина эта была беременна, более того – почти на сносях, и в данный момент круто вздувшийся живот словно еще больше подчеркивал ленивое, тупое выражение ее лица. Подобно остальным обитателям пещеры, от крайне редких выходов на солнце цвет ее лица был неестественно бледным. У нее так же, как и у них, были длинные, грязные космы, а надетая на нее медвежья шкура в ряде мест была заляпана пятнами из давно засохшей и затвердевшей смеси грязи, пищи и золы.

– Мы испоганили им крыльцо, – повторила молодая. Словно позабыв про гнев мужчины, они снова принялись смеяться, и вскоре неестественная отвислость рта толстой старухи нашла свое объяснение – у нее совершенно не было зубов, отчего сама она чем-то походила на странную рептилию. Ее беззубые челюсти пребывали в беспрестанном движении, словно у ящерицы, которая пытается проглотить крупную муху. Она опустилась на колени рядом с беременной, ворот ее платья распахнулся, обнажив тонкие, отвислые груди.

– Там есть и другие, – сказала молодая, прислоняясь спиной к влажной стене пещеры. – Две женщины и трое мужчин. Мы через окно видели.

Беременная кивнула, хотя в данный момент ничто из сказанного ее ничуть не волновало. Сосиски были почти готовы. Около часа назад она нарезала кишки на куски около восемнадцати дюймов каждый, вывернула их наизнанку и сходила на ручей, чтобы прополоскать. Вернувшись в пещеру, она вскрыла позвоночник, берцовую и бедренную кости, чтобы добраться до костного мозга.

Потом острым ножом нарубила филейную часть, смешав ее с мозгом, двумя почками и несколькими фунтами мяса, соскобленного с берцовой кости. Приблизившись к огню, она перемешала костный мозг, немного почечного жира, после чего добавила к ним мясо.

Теперь она набивала приготовленный фарш в кишки и старательно завязывала их концы. Когда мужчина отойдет от костра, она немного подождет, чтобы улегся дым, потом добавит в него более твердой древесины и начнет готовить ужин.

Со стороны висевшей у нее над головой клети послышался скребущийся звук, но она не обратила на него никакого внимания. Остальные две женщины рассмеялись и стали показывать пальцами. Сделанная из металлической решетки клеть была подвешена за прочную веревку к стальному кольцу, надежно вбитому в потолок пещеры футах в двадцати у них над головами. Конец веревки спускался вдоль стены и крепился к массивной скобе. Все эти материалы они отыскали на помойках, разбросанных на несколько миль в округе.

В данный момент в клети находился подросток, которому на вид было лет пятнадцать. Совершенно голый, он ничком лежал на ее полу, от страха давно утратив способность хотя бы шевелиться. Время от времени его тело, подобно злобному ветру, сотрясала конвульсивная дрожь, вызывавшая только что послышавшиеся скребущиеся звуки. Беременную же все это давно уже не интересовало.

Она заметила, как мужчина встал и принялся снимать висевшие у огня вещи. Пора, – подумала она и, не обращая внимания на старуху, собрала хворост и подошла к костру.

– Они говорят, там и другие есть, – сказала она мужчине.

– Сколько?

– Трое мужчин. И еще две женщины.

Он глянул на плененного подростка и улыбнулся. Значит, скоро они заполнят эту клеть, забьют ее до отказа. А мальчишке придется потерпеть. Или умереть. Охотники они были отменные, да и вообще, теперь жизнь полегчает.

Мужчина мало что помнил и не имел ни малейшего представления о времени. И все же в его голове сохранились воспоминания о той холодной, но свободной жизни, которую они вели на острове – до тех пор, покуда туда не нагрянули люди с ружьями, которые стали искать тех, с лодки. Он даже не догадывался, что такое ружья – разве что осознавал, что те несут быструю смерть, и потому панически боялся их. Прежде, до прихода людей с ружьями, они питались преимущественно морской пищей, как тому учили их в прежние, голодные годы старики: крабами, моллюсками, водорослями, да еще разве что рыбой, которую они научились ловить на самодельную веревочную леску.

Ему и сейчас нравилось ходить на рыбалку. Опустишь, бывало, длинный и гладкий крючок на веревке, а сверху над ним укрепишь кусочки отшлифованных костей, чтобы сверкали и играли в лучах солнца, привлекая тем самым рыбу. И вот, когда какая-нибудь рыбина подплывет достаточно близко к берегу, надо было резко рвануть веревку на себя, и, если крючок вопьется ей в тело, тащить на берег. Только действовать надо было быстро и ловко. Или еще можно было заточить с обоих концов маленькую косточку и спрятать ее внутри наживки – рыба глотала ее, а вместе с ней и кость. Резкий рывок, и ее острые концы пронзают рыбине внутренности, отчего она рано или поздно подыхает.

При мысли об этом он даже улыбнулся.

Но то были голодные дни. Ему вспомнились худые, костлявые лица старцев – теперь давно умерших, – особенно одного старика и одной старухи, которые когда-то звали его по имени. Теперь он и имени-то этого не помнил, разве что где-то в голове блукало, что старуху звали Аг-Несс и что старик однажды пошел к маяку, чтобы зажечь свет. Впрочем, оба они умерли задолго до того, как ему взбрело в голову спросить их, что значило его имя и что старик делал на маяке.

Он наблюдал за тем, как женщина укладывает в костер дрова, а потом стал медленно натягивать на себя красную рубаху. От костра потянуло жареным; ему очень нравился этот запах.

Когда пришли те люди с ружьями, им пришлось спрятаться, а потом много дней голодать. Они вообще чуть было не умерли с голоду. Охотники уезжали с острова и снова возвращались, и так продолжалось много дней подряд; в итоге жить на острове стало небезопасно, и потому они в конце концов покинули его.

Поначалу жизнь на большой земле показалась им еще суровее. Он помнил, что какое-то время питаться им приходилось преимущественно личинками, мотыльками, лягушками и кузнечиками. Последние оказались в общем-то довольно неплохой пищей, правда, сначала надо было снять с них жесткий панцирь, оторвать ножки и крылья. В летнее же время можно было полакомиться ящерицами, змеями и муравьиными яйцами. Как-то раз они наткнулись на бобровую плотину, после чего некоторое время питались мясом бобра, чем-то похожим на птичье, а в украденную лампу заливали натопленный из его хвоста жир. Жили они под самодельными навесами, а спали на подстилках из молодых побегов сосны и пихты. И при этом постоянно двигались, пока не набрели на эту вот пещеру.

Пещера находилась в каменной стене, которая была обращена к морю и располагалась примерно в тридцати футах ниже поверхности почвы, тогда как от воды ее отделяло футов пятьдесят, и подойти к ней можно было только по узкой, «козлиной» тропке, которая вела с пляжа. Мужчина наткнулся на нее совершенно случайно, когда однажды отправился на поиски гнезд с яйцами чаек. Практически со всех других сторон вход в каменистую пещеру, по форме напоминавший букву V, преграждали выступавшие вперед и круто зависавшие края скал, которые также надежно оберегали ее от сильных ветров. В качестве естественного дымохода служило второе, более миниатюрное отверстие в скале, располагавшееся у них над головами в нескольких футах от входа в пещеру. Впрочем, огонь они зажигали нечасто, поскольку опасались того, что дым может обнаружить их присутствие. Самым же главным преимуществом пещеры были ее просторные размеры и то, что даже в непогоду она оставалась относительно сухой. Основное ее помещение имело размеры примерно двадцать пять на двадцать футов, а сзади к нему примыкало ответвление, примерно в половину меньше первого. В высоту же оно в некоторых местах достигало двадцати пяти футов.

Спали они, как и прежде, на подстилках из мягкой хвои, а затем и из шкур животных, в особо холодные времена порой максимально приближаясь к костру, а в более теплую погоду переходя в заднее помещение, которое в основном выполняло у них роль своеобразного склада. Они уже давно нашли городскую свалку, и потому в настоящее время пещера представляла собой дикое нагромождение всевозможного хлама – здесь валялся небольшой плуг с отломанной рукояткой, мотыги, грабли и вилы с погнутыми или также сломанными зубьями. С одной стороны груда всякой всячины возвышалась едва ли не до середины стены пещеры; там валялись старая конская упряжь, лопаты, кочерги, ведра, заполненные гвоздями и ключами, утюги, дверные ручки, оконные шпингалеты и защелки, замки, кастрюли и сковороды, фарфоровые осколки, кукла, ружейная ложа, колеса без ободьев, диски от автомобильных колес, кнуты, пряжки, ремни, ножи и топоры. Ничем этим они практически никогда не пользовались, но собирали и хранили абсолютно все.

Чуть дальше располагалась еще одна куча, представлявшая из себя нагромождение одежды, снятой ими с трупов, и также возвышавшаяся чуть ли не до половины стены. Периодически они извлекали из нее тот или иной предмет одежды, носили его до полного обветшания, после чего подбирали себе новый. Со временем тряпье, лежавшее в самом низу кучи, становилось осклизлым от плесени, плодя расползавшиеся по каменному дому полчища жуков, тараканов и мух, которые быстро жирели на обильно валявшихся по полу пещеры остатках всевозможной пищи.

Была там и еще одна горка – сложенная из костей, начисто обглоданных и тускло желтевших в сырой, затхлой, удушливой атмосфере пещеры.

И, наконец, имелась в пещере еще одна горка, состоявшая из шкур и кож, а также инструментов, предназначенных для ее оскабливания и дубления. Кожи сильно различались как по своей форме, так и по размерам, хотя преимущественно имели удлиненную форму, были тонкими и имели желтоватый цвет.

Мужчина с явным удовлетворением в очередной раз оглядел все свое богатство. Натянув на себя потрепанные джинсы, он вспомнил, что сказала ему женщина. Итак, их было трое и трое. Ну что ж, значит, скоро клеть будет забита до отказа, и таким образом они смогут восстановить потерю, понесенную двое суток назад. Он недовольно поморщился, вспомнив, что учудила тогда малышня. Никогда нельзя позволять детям самостоятельно, без присмотра старших выходить на охоту. Нельзя позволять им даже пытаться делать это.

Ну ничего, за свою провинность они понесли заслуженное наказание, так что сегодня подобное уже не повторится. Одного за другим, от старшего к младшему, основательно поколотили на глазах у остальных; присутствовавшие при экзекуции восхищенно наблюдали за страданиями своих братьев и сестер, хотя при этом с ужасом предвкушали собственные мучения. В итоге все оказались в кровь избитыми.

К тому моменту, когда мужчина натянул на ноги ботинки, давно снятые им с того толстого, краснолицего рыбака, из внутренней пещеры вышли его братья, следом за которыми плелись четверо детей. Буркнув им что-то наподобие приветствия, он продолжал зашнуровывать ботинки, обматывая веревки вокруг щиколоток. Он знал нечто такое, о чем они даже не догадывались, и теперь с наслаждением упивался своей тайной.

Первый из вышедших оказался громадным мужчиной ростом более шести футов. Он был совершенно лыс; под высоким, куполообразным лбом не было даже бровей. В равной степени были лишены какой-либо растительности его лицо и обнаженная грудь. У него были покатые, могучие плечи, покрытые грудой мышц, которые, казалось, вздрагивали при малейшем движении. На шее, подобно толстым пальцам, то и дело самопроизвольно поигрывали тугие сухожилия. Глаза у него были необычные, даже странные – бледно-голубые.

Мужчина подобрал себе в заднем помещении подходящее оружие и сейчас опоясывался толстым, позеленевшим от плесени кожаным ремнем. Покончив с этой процедурой, он заткнул за пояс по бокам по длинному охотничьему ножу, после чего похлопал себя по животу – готов.

Шедший следом за ним мужчина оказался намного меньших габаритов, худой и жилистый, с ввалившимися щеками и реденькой бороденкой. Его внешне довольно хлипкое телосложение словно пытались компенсировать мясистые, отвислые губы, отчего создавалось впечатление, будто он постоянно ходит с открытым ртом. Как и у его брата, который сидел рядом с костром, волосы у него были длинные, нечесаные и сальные, хотя и намного более жидкие. В данный момент взгляд его казался потухшим и каким-то мутным. Его маленькие, поросячьи глазки вообще загорались лишь тогда, когда кто-то истекал кровью или умирал.

Под своими серыми, линялыми штанами он постоянно носил острый как бритва складной нож, привязанный к ноге рядом с половым членом. Ему было приятно ощущать этим местом своего тела его прохладное прикосновение. На шее у него под засаленным, синим, хлопчатобумажным спортивным свитером болталось тоненькое серебряное распятие. Мужчина не имел ни малейшего понятия о том, что это такое, и смутно ощущал лишь то, что эта деталь туалета некоторым образом выделяет его на фоне двух других братьев, которые не носили на себе ничего, от чего не было практической пользы.

Мужичонка также выбрал себе из кучи хлама пару ножей. Сделав это, он проворно подошел к сидевшему у костра брату и протянул ему один из ножей; при этом его губы сложились в некое подобие улыбки, отчего все лицо сморщилось, словно раскололось на несколько частей, обнажив гнилые, покрывшиеся зеленоватой слизью зубы. За спиной у него возбужденно суетились дети, в сознании которых всплывали смутные воспоминания о том, как они прятались в придорожных кустах и наблюдали оттуда за тем, как взрослые выслеживают и убивают свою добычу.

Наконец мужчина в красной рубахе покончил со шнуровкой ботинок.

– Теперь у нас есть трое мужчин, – сказал он, обращаясь к остальным. – И три женщины.

При звуках его голоса, эхом заколыхавшегося в тишине пещеры, женщины поднялись и окружили его, а оба брата аж зашлись в возбужденном, радостном смехе. «Красный» кивнул и повернулся к женщинам.

– Зовите детей, – сказал он. – Сначала надо поесть.

Толстяк улыбнулся. Сняв с огня одну из недожаренных сосисок, он сунул ее, дымящуюся, себе в рот. Под натиском мощных челюстей та лопнула, и растопленный жир потек по подбородку, капая на обнаженную грудь.

Толстуха, одетая в платье-мешок, откинула закрывавшую вход в пещеру оленью шкуру и ступила наружу. Ночной ветерок мягко скользнул по ее изборожденному морщинами, болезненно-бледному лицу. У себя под ногами она увидела маленькую пирамидку, сложенную из крохотных косточек и перьев.

Дети.

Пинком ноги она отшвырнула ее в сторону и поднесла ко рту обе руки – находившиеся в пещере услышали ее зов. Для любого другого человека, помимо обитателей пещеры, он показался бы обычным криком морской чайки, резким и пронзительным на ветру.

Через несколько секунд на склоне горы появились семеро детей, самые младшие из которых передвигались как лисята, на четвереньках. Старшая из девочек, как и ее мать, была беременна – то ли от одного из мужчин, то ли от кого-то из подростков; она и сама не знала, от кого именно. Передвигалась она медленнее остальных и, тяжело дыша, замыкала вереницу детей.

Снаружи окончательно стемнело, и на небе появилась яркая, ослепительно сияющая луна. Все сразу почуяли запах еды, и их изголодавшиеся желудки заурчали в предвкушении пиршества. Значит, сегодня будет настоящий праздник. Они слышали, как взрослые называли этот сезон «сытым», а потому у них были все шансы в преддверие грядущих недель основательно набить животы едой. Все стремительно, как-то даже алчно, карабкались по камням, не обращая внимания на полученные ранее ссадины и ушибы. Они взбирались туда, где в ночном воздухе стоял густой запах зажаренной плоти; туда, где их ждала добыча.