"Украденная невинность" - читать интересную книгу автора (Мартин Кэт)

Глава 4

Мэттью склонился над газетой, уставившись в передовицу. Смысл прочитанного ускользал, и мысли снова и снова возвращались к Джессике Фокс. Он никак не ожидал столкнуться с ней на кухне. Это не вписывалось в образ интриганки, который граф старательно нарисовал для себя. Без сомнения, девчонка прекрасно знала, как маркиз носится с ней. Так почему же она не возлежала среди шелковых подушек в окружении толпы слуг, готовых выполнить каждое се желание?

Хотя, если здраво поразмыслить, возлежать среди подушек — естественное занятие для леди по происхождению, а не по образованию. Судя по тому, в каком виде была Джессика во время их первой встречи, кухня — самое подходящее место для нее.

За этой догадкой последовала другая, более циничная. Женщине вроде Джессики Фокс, женщине вульгарного происхождения и к тому же привлекательной внешне, место в постели с мужчиной. Разумеется, в пансионе миссис Сеймур преподают не все предметы, есть и такие, в которые может посвятить только учитель мужского пола… например, он сам.

Взгляд Мэттью невольно потянулся к двери черного хода, за которой несколько минут назад скрылась Джессика. Как она хороша даже в простом желтом платье! Ситон улыбнулся, вспомнив, с какой сосредоточенностью девушка изучала газетную страницу, но улыбка вскоре померкла: он задумался, как сильно привязался отец к молоденькой интриганке.

Почему Джессика покинула особняк через черный ход? Что ей мешало пройти через парадные двери? Наконец, зачем она поднялась в такую рань? В это время все леди Англии еще видят сны. Что за причина заставила Джессику выйти из взятой на себя роли? Мой день расписан, скажите на милость! И что же стоит в расписании против времени шесть тридцать?

Тут воображение Мэттью разыгралось не на шутку.

Джессика Фокс красива… даже очень красива, черт бы ее побрал! Девчонке удается играть роль леди почти в совершенстве, но в конечном счете детство ее прошло в публичном доме. Когда маркиз забрал бродяжку в Белмор-Холл, ей было уже пятнадцать — вполне зрелый возраст, по меркам трактира «Черный боров». Чтобы пойти по стопам матери, времени у нее было предостаточно.

Что, если маркиз слеп как крот, когда речь идет о его воспитаннице, а Джессика далеко не так невинна? Возможно, у нее есть любовник.

Не выдержав, Мэттью бросился к двери черного хода. Выходя, он намеренно не придержал ее, позволив захлопнуться с громким стуком.

На конюшне никаких следов Джессики не обнаружилось и вес экипажи оставались на своих местах. Пока седлали лошадь, капитан прошел строение насквозь и вышел с другой стороны. Цветник и сад все еще дремали, сплошь покрытые росой, которую солнце только начинало просушивать. Ни здесь, ни у пруда девушки не было. Странно, очень странно, думал Мэттью. Оставалось предположить, что она уже вернулась домой, куда бы ни ходила.

Отказавшись от розысков, капитан вернулся к конюшне, где грум держал под уздцы оседланного жеребца, в нетерпении рывшего копытом землю. Мэттью ощутил радостное волнение и поспешил отбросить мысли о Джессике. Побывка не настолько долгая, чтобы тратить ее на необязательные дела и проблемы.

Граф принял поводья, потрепал чистокровное животное по крутой шее и вскочил в седло.

Еще до того как в Белморе построили каменное помещение для экипажей, для этой цели служил бревенчатый сарай. Здесь, под обветшалой кровлей некогда заброшенного строения, мисс Фокс занималась подготовкой к предстоящему уроку. Внутри сарая было тепло: на одного из грумов возлагалась обязанность по утрам разжигать огонь в старой железной жаровне. Благодаря указаниям папы Реджи здесь поддерживалась безукоризненная чистота, обстановка была небогатой, но удобной, а белоснежные муслиновые занавески на окнах придавали помещению уютный вид. Разумеется, в Белмор-Холле не нашлось столов и скамеек настолько маленьких, чтобы за ними могли заниматься дети, но плотнику не составило труда сколотить их.

Джессика обошла классную комнату, проверяя, чтобы маленькие наклонные доски для письма были навощены и правильно закреплены на столах. На обратной стороне каждой из них стояло имя ученика.

Снаружи раздались шаги. Джессика подняла голову. Тяжелую дверь сарая с усилием потянули на себя, заставив заскрипеть. Малыш Джорджи Потершем, сын медника, первым вошел в класс, за ним по пятам следовал десятилетний Гарольд Сид-дон. Еще через пару минут явились семилетняя Аманда Джейн Харви, держа за руку сестренку Пенелопу, девятилетняя Фанни Вилс и, наконец, Саймон Стюарт, голенастый подросток четырнадцати лет. Эта небольшая, но весьма оживленная компания детей ни разу не переступала порог настоящей школы. Однако все они горели желанием выучиться, как когда-то сама Джессика.

— Доброе утро, дети, — сказала она, занимая привычное место за столом.

— Доб-ро-е-ут-ро-мисс-Фокс, — ответил разноголосый хор. Джессика оглядела учеников, устраивающихся за столами, и в который раз подумала о том, насколько велики успехи ее неофициальных подопечных. Можно даже сказать, они стали поразительными за тот короткий срок, что прошел со времени прибытия ее из пансиона, когда девушка уговорила папу Реджи устроить школу для детей прислуги Белмор-Холла. В разговоре с маркизом она называла их не иначе как «мои дорогие дети». За время знакомства Джессика успела полюбить каждого из них за упорство и прилежание.

Как обычно, девушка тепло улыбнулась классу, чувствуя в душе что-то мягкое и радостное. Она нужна этим детям, а быть нужной — великое счастье. Это позволяло хоть отчасти воздать судьбе за те щедрые дары, которыми та осыпала Джессику.

— Вижу, в это утро вы все решительно настроены заниматься! Мне это нравится. По-моему, самое время начать урок.

Мэттью оставался в седле до послеполуденного времени.

Его интересовало, насколько поднялись посевы на полях, как нагуливают вес овцы на отдаленных пастбищах. Все как будто шло наилучшим образом, и он охотно останавливался переброситься парой слов с арендаторами, которых не видел несколько лет.

Прежде Ситон никогда не задумывался о том, что значит быть хозяином Белмора, хотя и любил его всем сердцем. По праву наследования титул и земли отходили к старшему брату Ричарду, и потому Мэттью пытался изжить из сердца слишком сильную привязанность к поместью. Возможно, потому и выбрал жизнь моряка.

Тем большим счастьем было даже просто видеть перед собой зеленые холмы, убегающие вдаль, пасущиеся на них стада и наливающиеся хлеба. Что-то огромное разрасталось в груди, словно разворачивалась сильно сжатая пружина. «Однажды все это станет моим!» — думал он с невольной улыбкой. Отец горел желанием сложить с плеч ответственность за поместье, да и сам граф давно расстался бы с нелегкой жизнью военного моряка, если бы не долг перед страной. Управление обширным поместьем несло в себе вызов, притягивало своей новизной.

Капитан, удовлетворенный увиденным, наконец повернул жеребца к Белмор-Холлу. Он проголодался и чувствовал здоровую усталость, но хотел заглянуть еще в одно место, прежде чем возвращаться домой.

Безоблачное синее небо после дождей казалось чисто промытым, и солнце сияло вовсю. Мэттью спешился и обмотал поводья вокруг нижней ветки клена, затенявшего вход в сарай, когда-то служивший помещением для экипажей. Прежде чем войти, он приостановился, разминая ноги, затекшие от непривычно долгого пребывания в седле.

Когда парой минут раньше он увидел сарай в просвет между деревьями, то поразился, как много воспоминаний всколыхнулось в душе. Заброшенное строение было любимым местом его детских игр, а в юности — тайным убежищем от всего мира в минуты, когда хотелось одиночества. Ричард тоже любил проводить здесь время. Братья часами играли на сеновале, устраивая войны между своими деревянными солдатиками или сочиняя истории о невероятных приключениях. До сих пор в тайнике, известном одному Мэттью, хранились сокровища, собранные в детстве: коллекция морских раковин, единственное стихотворение, сочиненное в приступе сентиментальности, любимая книга сказок, которые отец читал ему на ночь.

Должно быть, забавно будет снова увидеть все это, подумал он, направляясь к двери. К его удивлению, тропинка все еще сохранилась, хотя ее почти скрывали разросшиеся купальницы и лютики. Дверь натужно заскрипела, и Мэттью живо вообразил себе фестоны паутины, свешивающиеся в проем, за которыми скрыт темный, пыльный и душный интерьер — жилище пауков и мышей. Однако глазам его предстало зрелище, заставившее замереть на пороге.

Из-за простого, но аккуратного стола поднялась мисс Фокс. Пораженная внезапным вторжением, девушка молча смотрела на Мэттью широко раскрытыми васильковыми глазами.

— Лорд Стрикланд! — наконец вырвалось у нее.

— Мисс Фокс! — не менее удивленно воскликнул капитан, обводя взглядом шесть детских рожиц, повернувшихся к нему. — За один только день вы сумели дважды удивить меня.

Он почувствовал облегчение сродни тому, которое испытал, когда отец гневно отрицал любовную связь с Джессикой. Почему-то оказалось очень важным, что у нее, возможно, вообще не было любовника.

Между тем, улыбнувшись ему с холодной вежливостью, Джессика обратилась к классу:

— Дети, мы почти закончили урок к тому времени, когда вошел лорд Стрикланд. Можете взять книги для чтения домой. Завтра я проверю домашнее задание.

Послышалось недовольное ворчание, словно детям не хотелось уходить. Тем не менее каждый послушно положил в холщовую сумку единственную книгу, по которой занимался. Подхватив немудрящую верхнюю одежду и простые войлочные шляпы, разномастная группа учеников направилась к двери.

За это время Джессика Фокс не двинулась с места. Учительница стояла, касаясь кончиками пальцев поверхности стола, расправив плечи и высоко подняв голову, и вид у нее был такой, словно девушка готовилась отразить нападение. Солнце, заглядывая в сарай через высоко пробитые оконца, превратило ее волосы в сияющую корону — может быть, поэтому она показалась Мэттью прелестнейшей в мире женщиной.

Сначала он ощутил общее чувство легкой лихорадки, потом жар переместился в низ живота и начал пульсировать в унисон со стуком сердца. Два года вдали от берегов снова давали о себе знать. Возможно, тех ночей с рыжей красоткой вес же оказалось недостаточно.

А возможно, дело в Джессике Фокс.

Когда Мэттью направился к учительскому столу, ему пришлось сделать немалое усилие, чтобы хоть отчасти подавить волнение. Он остро чувствовал движение крови по жилам и то, как та стремится книзу, останавливаясь там и сгущаясь.

— Я понимаю… понимаю, что вы никак не можете этого одобрить, — сказала Джессика, указывая на маленькие столы и скамейки. — Большинство людей вашего сорта ни за что бы не одобрило…

Она подавила вздох, и от этого груди приподнялись над лифом, ненадолго округлившись под более тонкой тканью. Ситон поймал себя на том, что охотно положил бы ладони на эти округлости.

— Моего сорта? — механически повторил капитан. — Очевидно, речь идет об аристократах?

Джессика нервно облизнула губы, отчего новая волна жара прошла по его телу, с возмутительным упорством замерев внизу живота. Независимо от происхождения и прошлого, независимо ни от чего, Джессика Фокс была поразительно красивой и желанной женщиной. Это очень и очень некстати, но глупо скрывать от себя самого, как сильно он ее желает.

— Я не имею в виду весь класс людей благородного происхождения, — сказала девушка. — Среди аристократии есть люди вроде вашего отца, но все остальные уверены, что детям прислуги образование ни к чему, что низшие слои должны знать свое место. Нищета и безграмотность обеспечивают дешевую рабочую силу для тех, кто не желает работать сам. И потом, существует мнение, что беднота начинает бунтовать, как только сознает, что способна на большее.

— Ну да, — усмехнулся Мэттью, обходя стол. — Разве не так случилось во Франции? Выучите тех шестерых, что я видел здесь сегодня, и еще сотню им подобных — и очень скоро настанет день, когда покатятся головы. Я правильно изложил «существующее мнение», мисс Фокс?

— Да!

— И вы уверены, что я его разделяю?

Пока он сокращал расстояние между ними на оставшиеся несколько шагов, Джессика несколько раз посмотрела в сторону двери, но так и не тронулась с места.

— От-откуда мне з-знать?

— Вот что я думаю, мисс Фокс. Если вам пришло в голову учить этих детей, а они, в свою очередь, желают выучиться, то почему бы не предоставить каждому из вас свой шанс? Лично я рад, что отец дал согласие.

Капитан находился теперь так близко, что мог видеть, что зрачки Джессики сужены от яркого света в две черные точки, чувствовать запах ее духов — слабый аромат жасмина.

— Если вы так великодушны, то почему совсем иначе отнеслись к тому, что маркиз захотел дать мне образование? — спросила она, прищурив глаза, выражая этим свое неодобрение.

— Вы правы, я отнесся к этому иначе. Я не успел узнать ваши лучшие стороны — был слишком занят, уворачиваясь от гнилых яблок и придерживая карманы, чтобы в них не запустили руку.

— А по-моему, вы были слишком заняты с девушками на втором этаже трактира «Черный боров»!

— Это случалось раза три, не больше. Меня удивляет, что вы в курсе моих похождений. Ведь в то время вы были девчонкой, можно даже сказать, ребенком… — при этом граф следил за тем, как взгляд ее движется все ниже по его лицу, чтобы остановиться на губах. — Впрочем, возраст и опыт не всегда идут рука об руку. Возможно, вы уже в то время знали куда больше об изнанке жизни, чем предполагал мой отец.

Он коснулся ее разрумянившейся щеки, положил ладонь, позволил пальцам скользнуть ниже, к подбородку.

— О ч-чем это вы?

— Ни о чем. Это всего лишь мысли вслух, мисс Фокс. Меня давно занимает вопрос: так ли вы невинны, как уверяет мой отец?

«Очень может быть, моя девочка, что ты просто хорошая актриса, на самом же деле знаешь все, что только можно знать, об искусстве обольщения мужчин. Что, если ты в совершенстве умеешь ублажать нашего брата?» Разрешить эту загадку вдруг стало важнее всего на свете.

— Мне… мне… мне нужно уходить… — прошептала Джессика. Вместо ответа Мэттью обхватил ее за талию и медленно привлек к себе, так что их тела соприкоснулись.

— Еще несколько минут… — почти так же тихо сказал он.

— Да, но…

— Тебе известно, до чего ты хороша? — Граф приподнял ее лицо за подбородок и наклонился. Джессика едва заметно задрожала. — Кто бы мог подумать…

Он прижался к ее рту, ненадолго взяв его губами, оценивая нежность и тепло, потом провел языком, стараясь заставить его раскрыться. Почти сразу же девичьи ладони нерешительным жестом легли ему на грудь, не вполне отталкивая, но и не лаская.

Нижняя губа жалобно задрожала под его напором, и Мэттью удалось проникнуть внутрь рта. Он сделал круговое движение языком, коснулся неба так глубоко, как сумел. Едва слышный жалобный звук вырвался у Джессики, и пальцы се сжались, захватив рубашку в горсти. Несколько мгновений казалось, что девушка не устоит на ногах.

Дьявольщина! Невозможно дольше отрицать очевидное! Он держал в объятиях не опытную женщину, давно познавшую плотские радости, а невинную девушку, которая даже ни разу не целовалась!

С приглушенным проклятием Ситон отпустил Джессику. Его тело напряглось и изнемогало от желания — от желания обладать именно ею!

— Мэттью… — услышал он, и звук этот был даже не шепотом, а едва слышным вздохом, похожим на дуновение ветерка.

— Ничего, милая, ничего… вес в порядке.

Он сказал это для Джессики, понимая, что сам далеко не в порядке. Чтобы успокоиться, потребовался бы продолжительный заплыв в ледяной воде. Зато теперь Мэттью знал правду.

— Да, но… ты меня поцеловал… — с бесконечным удивлением в голосе сказала девушка и дотронулась до своих губ.

Граф с трудом подавил улыбку. Ей повезло, что он не зашел дальше, гораздо дальше. Ему и сейчас хотелось повалить ее на стол, поднять юбку и до тех пор заниматься любовью в этой жалкой классной комнате, пока у него хватит сил. По правде сказать, Ситон удивился, обнаружив, что способен с собой справиться.

— Примите мои глубочайшие извинения, мисс Фокс.

Мне не следовало позволять себе подобную вольность.

Джессика выпрямилась, ошеломленное выражение исчезло с ее лица. Должно быть, она уловила неискренность в его голосе. На самом деле Мэттью ничуть не раскаивался.

— Но почему? — спросила девушка, глядя на него с неожиданным отчуждением. — Почему вам пришло в голову поцеловать меня?

— Потому что мне этого захотелось, мисс Фокс. — На этот раз Ситон открыто усмехнулся. — Надеюсь, вы поймете, что я не мог противиться естественному порыву. Разве вы сами не поступаете всегда, как вам заблагорассудится?

Джессика ничего не ответила. Лицо се окончательно замкнулось, взгляд стал непроницаемым, Она начала собирать разложенные на столе бумаги и книги, и Мэттью заметил, что пальцы ее дрожат и движения неверны. Однако, когда девушка вновь выпрямилась, в ее расправленных плечах и вскинутом подбородке чувствовалось холодное достоинство.

— Мне пора, милорд.

Джессика сделала шаг вперед, не глядя на капитана, но он удержал ее за руку.

— Это был всего лишь поцелуй, мисс Фоке. Она повернулась и посмотрела сквозь него.

— Никогда больше не делайте этого. — С этими словами девушка вышла из сарая, а граф остался стоять, глядя ей вслед. Он все еще чувствовал напряжение желания, и узкие лосины казались неприятно тесными в паху.

Джессика могла быть спокойна: Мэттью вовсе не собирался целовать ее снова. Он желал ее, желал необычайно сильно и пошел бы на все, чтобы затащить ее в постель, если бы не отец.

Но поскольку для этого нужно жениться, то можно поставить точку. Жениться на Джессике он не собирается. Его женой станет Каролина Уинстон, девушка из высшего общества, а не дочь Элизы Фокс, какой бы соблазнительной плутовка ни была.

В последующие дни Мэттью старался держаться подальше от Джессики. По большей части это удавалось без труда, поскольку каждое утро она проводила в импровизированной классной комнате с детишками прислуги (насколько ему было известно от отца, девушка учила их читать и писать, давала азы арифметики и знакомила с тем, что происходит в мире). Однако бывали моменты (ужин, например), когда избежать встречи было попросту невозможно. Кроме того, несколько раз они по чистой случайности сталкивались в самых неожиданных местах.

Например, однажды молодые люди встретились в библиотеке Белмор-Холла, Так граф узнал, что Джессика проводит там большую часть времени, свободную от занятий с детьми, углубившись в томик французской поэзии или совершенствуясь в латыни. Утреннюю газету Джессика прочитывала до последней строчки, словно ее ум никак не мог насытиться получаемой информацией, сколько бы ее ни было. Никогда Мэттью не встречал человека, настолько жадного до знаний, и пусть неохотно, но вынужден был признать, что мисс Фокс — личность глубокая и серьезная. Порой капитан задавался вопросом: с какой целью она так старательно совершенствует свои знания? Он встречал не много женщин, способных так умно и свободно высказывать свое мнение. Однако к положительным чертам ее натуры прилагались и другие, куда менее приятные.

Как-то ближе к полудню, неделю спустя после прибытия в Белмор, Мэттью заметил, что Джессика пробирается в дом с растрепавшейся прической и разорванным на боку платьем.

— Что, черт возьми, стряслось? — спросил он, невольно бросаясь навстречу.

— Мячик… — пробормотала девушка, краснея, — детский мячик застрял в ветках платана. Пришлось взобраться на дерево и достать.

— Ах да, конечно! Как я мог забыть! — воскликнул Мэттью, театрально всплеснув руками. — Помнится, мисс Фокс, вы никогда не могли пройти мимо дерева, чтобы не залезть на него.

Джессика выпрямилась и окаменела, словно капитан сказал нечто оскорбительное. И ушла с высоко поднятой головой, оставив его насмешливо улыбаться.

В другой раз он застал ее препирающейся с коробейником, остановившимся в Белморе в надежде сбыть что-нибудь из товара. Джессика уверяла, что тот бессовестно завысил цену на безделушки, и требовала вернуть жене медника разницу. Крик стоял такой, что у Мэттью зазвенело в ушах, причем ни одна из сторон не желала уступить, пока граф не вмешался и не положил конец базарной сцене.

Дважды Джессика возвращалась с прогулки чуть ли не по уши в грязи (один раз пятно засохшей глины было даже на подбородке!). Только Бог знал, где ее носило.

Не то чтобы это имело значение. Как бы красива она ни была и как бы сильно он ее ни желал, девушка все равно оставалась Джессикой Фокс. Можно не сомневаться, что под ее холеной, безупречной внешностью таилась все та же строптивая, ищущая неприятностей авантюристка. При одной только мысли об этом Мэттью сжимал челюсти так, что на щеках играли желваки. Даже если удастся и впредь скрывать ее прошлое (идефикс, с которым, по его мнению, чересчур носился отец), девчонка оставалась прямой противоположностью женщине, с которой стоило связать жизнь.

Жена должна быть кроткой, милой, во всем послушной, с ровным характером, короче говоря, такой, как Каролина Уинстон. Жена должна рожать здоровых детей, детей столь же благородной крови и с тем же мягким характером.

Нет, Джессика Фокс никак не подходила на роль жены.

Реджинальд Ситон, маркиз Белмор, восседал во главе длинного полированного стола из красного дерева. По правую руку от него сидел сын, по левую — воспитанница. Два самых дорогих для него человека на всем свете.

Со дня приезда сына в Белмор стало традицией, чтобы все трое ужинали вместе. Нельзя сказать, чтобы это мероприятие проходило в теплой, дружественной обстановке. Временами Джессика держалась с откровенной враждебностью, порой Мэттью полностью ее игнорировал.

В такие минуты Реджинальд Ситон внутренне усмехался, думая: хороший знак!

В этот вечер его сын изучал содержимое тарелки с упорством, достойным лучшего применения.

— Как телятина, Мэттью? — любезно осведомился маркиз.

— Очень хороша, отец.

— Как паштет, Джессика?

— Великолепен, папа Реджи. Остальные блюда тоже не оставляют желать лучшего.

— Радостно слышать, что меню устраивает вас обоих. Завтра нам всем придется удовольствоваться меньшим.

— Это почему? — прозвучало одновременно с обеих сторон стола.

На лице Мэттью выразилось неудовольствие. Русые брови Джессики сошлись на переносице. Выждав несколько секунд, каждый повернулся к маркизу и спросил, опять-таки в унисон с другим:

— Мы куда-нибудь едем?

Щеки Джессики вспыхнули малиновым румянцем. В глазах графа сверкнули веселые искорки — очень редкое явление в последние дни.

— Уступаю вам право задать вопрос, мисс Фокс.

— Только после вас, милорд. Я уверена: что бы ни слетело с ваших уст, оно, несомненно, будет более глубоким и занимательным, чем-то, что может прийти в голову мне, — заявила Джессика с надменным видом.

Капитан еще некоторое время изучал выражение ее лица, потом повернулся к отцу:

— Мы отправимся в путешествие, не так ли?

— Должен признаться, у меня есть одна идея. В Элсбери сейчас идет ярмарка, на которой я не был бог знает сколько лет. Хотелось бы успеть еще раз насладиться этим зрелищем, прежде чем годы настолько возьмут свое, что я стану законченным домоседом. Надеюсь, вы двое составите мне компанию?

— Я бы с удовольствием, отец, но, боюсь, ничего не получится, — ответил сын, хмурясь. — Я собираюсь с визитом.

— Догадываюсь куда. Я видел вчера, как лакей мисс Уинстон оставил здесь ее визитную карточку. Это означает, конечно, что она прибыла в Уинстон-Хаус.

— Именно так. Я обещал нанести визит леди Каролине, как только узнаю о ее приезде, и было бы верхом невоспитанности не сдержать слова.

— Значит, ты предпочитаешь нарушить нашу с тобой договоренность? Мне это также кажется верхом невоспитанности. Мне казалось, мы поняли друг друга. Неужели я обманулся?

Два пятна темного румянца появились на бронзовых от загара скулах Мэттью. На гербе рода Белморов было начертано: «Гордость и честь». Маркиз знал, что его сын живет в соответствии с этим девизом, и не удивился, когда тот склонил голову в знак согласия.

— Я перенесу свой визит на более позднее время, — сказал Мэттью с бледной улыбкой. — Завтра мы едем на ярмарку.

Джессика пыталась сохранить отчужденный вид, но была слишком захвачена мыслью о предстоящей поездке. На лице ее засияла поистине ослепительная улыбка.

— Ярмарка! Я никогда не была на ярмарке, но как же мне хотелось побывать хоть на самой маленькой!

— Никогда? — переспросил граф, не веря своим ушам. — Но ведь они бывают сплошь и рядом…

— Но только не там, где мы жили. Всегда нужно было ехать очень далеко… или еще что-нибудь мешало. Потом мама заболела, и мне пришлось долгое время за ней ухаживать, ну а после ее смерти у меня попросту не было денег на такие развлечения… — На миг глаза ее потемнели, словно недобрая память взмахнула черным вороньим крылом, но потом улыбка стала еще ослепительнее. — Да, я никогда не была на ярмарке, зато наслушалась рассказов, как там чудесно. У моего брата Дэнни был дружок по имени Дибби. Так вот, тот не пропускал ни одной ярмарки в округе. И не раз говаривал, что возле балаганов так и кишат, так и толпятся богачи с тугими кошельками — только успевай совать руку им в карман! Уж он хвастался, что умеет стянуть кошель да и шмыгнуть в толпу, прямо-таки провалиться сквозь землю, пока ротозей глазеет по сторонам!

Маркиз внутренне застонал. Девчонка не сделала ни единого промаха с самого возвращения из пансиона! Однажды Джессика сказала ему, что не позволяет себе даже думать на жаргоне, который когда-то был единственным известным ей языком.

Это все эффект присутствия Мэттью, нервный срыв под его недремлющим оком! Аристократ до мозга костей, лощеный морской офицер, конечно, не будет тронут откровенным ужасом, написанным на лице Джессики! Ни то, что ее щеки стали сначала малиновыми, а потом мертвенно-бледными, ни то, что глаза — ее чудесные васильковые глаза! — наполнились слезами, — ничто не заставит Мэттью извинить ее. Он только утвердится в мысли, что они совершенно не подходят друг другу и что из такой вульгарной особы никогда не выйдет достойной хозяйки Белмор-Холла.

Так думал маркиз, сочувственно глядя на поникшие плечи воспитанницы.

— Прошу меня извинить, — прошептала Джессика, начиная подниматься со стула. — Боюсь, мне немного нехорошо от паштета…

— Джессика! — начал маркиз, сердце которого буквально разрывалось от жалости.

К его безмерному удивлению, Мэттью вдруг протянул руку и удержал девушку за запястье.

— Не уходите, — просто сказал он. — Никто из нас не застрахован от промахов, независимо от того, насколько рьяно мы стараемся оставаться на высоте. Не стыдитесь своей оплошности, не мучайтесь из-за нее. За четыре года вы успели сделать столько, сколько большинство людей не успевает и за всю жизнь. Вам нужно гордиться своими успехами, а не переживать из-за промахов.

Граф улыбнулся теплой, понимающей улыбкой. По щеке Джессики скатилась слеза, которую она отерла тыльной стороной ладони.

— Останься, дорогая моя, — поддержал маркиз. — Мэттью сказал правильно, и потом, нам нужно обсудить завтрашнюю поездку.

Джессика опустилась на самый краешек стула, словно не решив, остаться или все-таки спастись бегством.

Капитан тотчас заговорил о большой ярмарке, на которой побывал однажды, будучи в приходе Сент-Эдмон. Судя по рассказу, там на него обрушилась лавина забавных ударов судьбы, Вскоре Джессика начала улыбаться, а потом и засмеялась. Если до этого девушка держалась с Мэттью холодно, то теперь смотрела на него сияющими глазами. Маркиз знал этот взгляд: он встречал его, когда рассказывал Джессике о сыне.

Так, наверное, смотрят на воплощение своих грез.

Маркиз знал, что его сын едва ли может быть воплощением девичьих грез. Он пожил достаточно, чтобы различить под любезностью откровенное вожделение. Реджинальд Ситон видел сына насквозь и знал, что у того на уме.

Дьявол и вся преисподняя! Маркиз мечтал об этом союзе, хотел его больше, чем чего бы то ни было, но риск слишком велик, и Джессика могла пострадать. В свои девятнадцать она уже знала голод и побои, жизнь в ужасающей нищете, на задворках, среди подонков общества. Будет несправедливо, если девушка пострадает еще и от рук его сына. Маркизу пришло в голову, что поездка на ярмарку не такая уж хорошая затея.

Он по очереди окинул взглядом дорогих его сердцу детей. Джессика робко улыбалась Мэттью, и тот, впервые за весь вечер, улыбался в ответ. Мэттью желал Джессику, но желал недостаточно, чтобы взять в жены. Это была опасная, очень опасная ситуация.

Реджинальд Ситон вздохнул. Он собирался пойти на ужасный риск.

Но разве его сын не человек чести? Да, риск огромен, думал маркиз, но, порой не рискуя, не достигнешь счастья, тем более счастья сразу для двоих.

Рассудив таким образом, маркиз решил придерживаться избранной тактики.