"Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947" - читать интересную книгу автора (Кессельринг Альберт)

Глава 19. Кассино, Анцио-Неттуно и Рим. Осень 1943-го – начало лета 1944 года

21.11.1943 года. Кессельринга назначают командующим Юго-Западным фронтом.

– 22.01.1944 года. Войска альянса высаживаются в Анцио – Неттуно.

– Февраль 1944 года. Безуспешные германские контратаки в районе Анцио – Неттуно.

– Январь, февраль, март 1944 года. Германские войска успешно держат оборону в боях за Кассино.

– 12.05.1944 года. Массированное наступление противника в районе Кассино, прорыв обороны в районе Гарильяно и Кассино.

– 22.05.1944 года. Наступление противника с плацдарма в Анцио – Неттуно, прорыв на левом фланге 14-й армии.

– Отход германских 10-й и 14-й армий.

– 4.06.1944 года. Войска противника входят в Рим, ранее объявленный германским командованием открытым городом

Отлет королевской семьи и итальянского правительства из Рима в военном смысле упростил ситуацию, но в политическом сделал ее еще более запутанной. Доктор Ран и наш консул Мюльхаузен, однако, покончили с хаосом и навели порядок, быстро и весьма успешно создав сильную администрацию. Набор трудовых батальонов и снабжение населения продовольствием осуществлялись итальянскими чиновниками под германским контролем. Тот факт, что удовлетворительные результаты достигались лишь в исключительных случаях и что рабочие, о которых хорошо заботились, все же оставались ненадежными, свидетельствовал об общей усталости от войны. Постепенно я пришел к выводу, что, воюя в Италии, можно было бы добиться больших успехов без посредничества непопулярного местного правительства. Между тем именно этот вопрос был единственной причиной принципиальных разногласий между германским посольством и военными.

Я с большим напряжением следил за эвакуацией наших войск с Сардинии и Корсики и испытал облегчение, когда она завершилась. Нам удалось почти без боя вывести наши силы с Сардинии благодаря умелым действиям генерала Люнгерхаузена и миролюбивому настрою итальянского командования на острове. Генералу фон Зенгер унд Эттерлину в конце концов удалось переправить все находившиеся там войска численностью около 40 000 военнослужащих на Эльбу, в Леггорн и Пиомби-но вместе с оружием и снаряжением. Мои особые сожаления вызвало то обстоятельство, что на Корсике нашим войскам пришлось вступить в бой с итальянским гарнизоном под командованием генерала Магли, о котором у меня сложилось особенно высокое мнение в тот период, когда он работал под началом Кавальеро. Кроме того, мне пришлось изрядно понервничать несколько часов, в течение которых продолжалась схватка за Бастию и за морской транспорт, который был необходим нашим силам для переправки оттуда на материк.

Мои постоянные призывы к созданию единого командования в Италии, с которыми я, нисколько не заботясь о том, как это может сказаться на моей личной судьбе, постоянно выступал и которые в конце концов лично озвучил в ставке фюрера, наконец-то были услышаны – 21 ноября меня назначили командующим Юго-Западным фронтом и группой армий С. Я старался компенсировать запоздалость этого решения и взялся за дело с удвоенной энергией. Наши руки больше не были связаны, и работы по созданию глубоко эшелонированной обороны в тылу «линии Густава», центром которой должен был стать Монте-Кассино, а также строительство укреплений, осуществлявшееся по приказу Роммеля, теперь были приспособлены к моим планам.

Пожалуй, здесь будет уместно уделить немного внимания двум весьма интересным моментам. Как я уже отмечал, Роммель настаивал на эвакуации наших войск из Африки. В Италии же мы, по его мнению, должны были какое-то время сдерживать противника, а затем дать ему настоящий бой в Апеннинах или Альпах. С подобными воззрениями на ведение боевых действий на суше я был категорически не. согласен. Овладение побережьем Северной Африки давало противнику возможность с помощью бомбардировщиков дальней авиации наносить удары по южным районам Германии и вторгнуться в Европу с юга практически в любой точке. По мере продвижения войск противника к северу его способность бомбить юг Германии лишь увеличивалась бы. На мой взгляд, экономить силы для того, чтобы занять оборону в Апеннинах, да, пожалуй, и в Альпах, вовсе не следовало. Более того, нам надо было опасаться того, что, если наши войска займут оборону в Апеннинах, они могут оказаться отрезанными от тыловых коммуникаций. А уж в Альпах-то это произошло бы наверняка.

Зарубежные авторы часто обвиняли меня в том, что я чересчур тревожился по поводу возможности вторжения противника, и даже называли это «фобией». Однако ввиду того, что силы альянса на море и в воздухе неуклонно росли, для подобных опасений имелись все основания. Могу лишь сказать, что, если бы я был главнокомандующим сил противника, я бы, по крайней мере, попытался сократить по времени Итальянскую кампанию, осуществив несколько десантных операций тактического значения в тылу группы армий С. Даже при том, что противнику не хватало десантных судов, эти операции принесли бы ему успех. Разумеется, концентрация войск вблизи береговой линии имела целый ряд очевидных минусов, лишь частично компенсировавшихся ощущением относительной безопасности. Однако она давала то преимущество, что части, еще не успевшие приобрести достаточный боевой опыт, могли ознакомиться с обстановкой и с местностью, в тб время как дивизии, измотанные боями, получали возможность отдохнуть и набраться сил, находясь в резерве. В конце 1943-го – начале 1944 года стало ясно, что прилегающий к Риму район от Сивитавеччии до Гаэты, в котором ключевое значение имела Кампанья, особенно уязвим. Соответственно, моей главной заботой было создать резервы и, сконцентрировав их на побережье, быть готовым в нужный момент использовать их для отражения крупных десантных операций противника. Были предприняты все необходимые меры (вплоть до согласования кодового слова, являвшегося сигналом к началу действий) с целью концентрации в местах вероятного вторжения всех имевшихся в нашем распоряжении мобильных сил из всех уголков Италии.

Однако, как бы тщательно мы ни готовились к отражению удара противника, мы прекрасно понимали, что соотношение сил складывается не в нашу пользу. Я вспоминаю спор, возникший между мной и одним из лучших моих дивизионных командиров, командующим 29-й пан-цер-гренадерской дивизией генералом Фрисом. В ходе этого спора, происходившего в боевом штабе его дивизии, мой оппонент разразился целой тирадой, обильно сдобренной ссылками на невыносимость его положения. Он жаловался, что его измотанные и обескровленные части вынуждены противостоять двум свежим, хорошо отдохнувшим дивизиям противника; что даже одна дивизия противника вдвое превосходит его дивизию по численности, что у противника вдвое больше оружия и вдесятеро больше боеприпасов. Высказав мне все это в присутствии своих штабных офицеров, командир дивизии явно облегчил свое состояние. Я же с улыбкой ответил, что сам я баварец, но вынужден напомнить ему, уроженцу Пруссии, что пруссаки никогда не спрашивают, насколько силен противник, а интересуются лишь тем, где он находится. Я сказал, что если командование группы армий поручило его дивизии выполнение труднейшей задачи в районе Монте-Лунго в середине декабря, то это комплимент и выражение доверия по отношению к нему и к его солдатам. Я также посоветовал моему собеседнику продолжать действовать так, как он действовал до этого, и верить в свое командование, и заверил его, что в этом случае все будет в порядке. Разумеется, мы в подобных случаях нередко шли на немалый риск. Трусость и малодушие в командующем звене, тем более на таком театре военных действий, как Италия, были неприемлемы. Помимо того что противник располагал численным перевесом в сухопутных силах, он еще и обладал превосходством в воздухе, которое не приводило к катастрофическим для нас последствиям только потому, что его авиация действовала чересчур систематически, по определенному графику и к тому же, с нашей точки зрения, не слишком усердно.

После короткой передышки на рубеже 1943-го и 1944 годов начмась завершающая фаза боев за позиции, расположенные непосредственно перед «линией Густава». Она стартовала 3 января 1944 года и закончилась взятием Сан-Витторе (6 января), Монте-Троччио (15 января) и Монте-Санта-Кроче (также 15 января) французскими войсками. Наши новые дивизии лишь постепенно приспосабливались к необычным условиям Итальянского фронта. Поражения наших войск зачастую были связаны с нехваткой теплой одежды, необходимой в горах, тем более в зимнее время, а также разногласиями в нашем командовании относительно способов ведения боевых действий в горной местности, покончить с которыми мне удалось лишь через некоторое время.

Тяжелые бои последних месяцев убедили меня в том, что использование противником столь значительного количества войск говорит о наличии у него неких намерений, которые он пытается от нас скрыть. Для наступления, целью которого было «припереть к стене» наши войска, альянсом были задействованы явно слишком большие силы. Я не верил в то, что Александер надолго удовлетворится медленным и стоящим ему больших потерь продвижением вперед. Рано или поздно противник должен был предпринять десантную операцию, которая, учитывая характерную для действий альянса систематичность, могла быть осуществлена только в районе Рима. Соответственно, становилось ясно, что такая десантная операция будет каким-то образом скоординирована с наступлением на Южном фронте. Для того чтобы оказать противодействие замыслу противника, нам были необходимы сильные моторизованные резервы на обоих направлениях. Я отдал приказ от отводе четырех моторизованных дивизий с линии фронта в надежде, что они снова понадобятся мне не слишком скоро.

Наступление альянса в районе Гарильяно было начато 17-18 января превосходящими силами британского 10-го армейского корпуса; 20 января, переправившись через Рапидо, его поддержал американский 2-й армейский корпус. Наша 94-я пехотная дивизия была сформирована совсем недавно и потому не смогла сдержать наступающие вражеские войска; противник прорвался в районе Кастельфорте, и 10-я армия, вынужденная действовать с учетом возможности продолжения его наступления через долину Лири в направлении горного массива Кассино, оказалась не в состоянии прикрыть брешь своими небольшими резервами. Я увидел, что правый фланг 10-й армии повис на ниточке. В этой ситуации – может быть, излишне положившись на доклад адмирала Кана-риса, главы военной разведки, – я уступил настойчивым просьбам командующего 10-й армией и послал ему на помощь 11-ю авиагруппу под командованием Шлемма, а также 29-ю и 90-ю панцер-гренадерские дивизии. При этом я отдал командующему 10-й армией приказ как можно быстрее выправить положение на участке фронта 94-й пехотной дивизии. Вопрос состоит в том, насколько оправданным было это решение, особенно с учетом полученного мной ранее еще одного доклада от Канари-са о количестве кораблей и судов противника, находившихся в гавани Неаполя (согласно содержавшимся в докладе сведениям, их было вполне достаточно для того, чтобы составить военно-морскую группировку вторжения).

Я совершенно ясно видел оперативные возможности противника. Было очевидно, что наступление на наши позиции севернее Монте-Кассино, предпринятое 20 января американским 2-м корпусом и французским Экспедиционным корпусом, было четко скоординировано с наступлением альянса в районе Гарильяно и увеличило его шансы на успех. О возможности десантной операции можно было только гадать – не было никакой информации о том, где и когда она могла быть проведена. Если бы я не поддержал командующего 10-й армией, его правый фланг оказался бы прорванным и никто не был бы в состоянии сказать, как далеко продвинется противник, прежде чем мы сможем его остановить. В то время я предвидел события, которые в самом деле произошли в ходе майского наступления противника. Если бы во время этого беспорядочного отступления наших войск альянс провел десантную операцию, далее уже ни за что нельзя было бы ручаться. Какую реакцию это вызвало бы в Риме с его миллионным населением? Я не верил, что американская 5-я армия наступает только для того, чтобы отвлечь внимание от десантной операции; я считал, что противник хочет дождаться того момента, когда развитие наступления на юге не только создаст подходящие условия для высадки с моря, но и сделает возможным координацию действий на двух направлениях, что, в свою очередь, позволит ему окружить наши войска. В любом случае я был убежден, что не слишком ошибаюсь, полагая, что Кларк или Александер используют первоначальный успех в районе Гарильяно, чтобы смять правый фланг 10-й армии, если мы не предпримем контрмеры и не заставим их остановить наступление. При защите от такой угрозы полумеры ничего бы не дми – контрудар нужно было нанести быстро и эффективно. Необходимо было сначала ликвидировать возникшую опасность, а потом уже готовиться к отражению новых выпадов.

Между тем угроза десантной операции продолжала существовать, причем время и место ее проведения по-прежнему оставались для нас загадкой – воздушной разведки на тот момент уже почти не существовало, а те редкие сообщения, которые мы время от времени все же получали, были неточны и лишь вводили нас в заблуждение. В течение трех суток, предшествовавших вторжению противника, я каждую, ночь отдавал приказ о приведении наших частей и соединений в полную боевую готовность по всей Италии. И если я послушался настойчивых уговоров работников моего штаба, опасавшихся, что войска раньше времени устанут, и в ночь с 21 на 22 января отменил этот приказ, то мне некого винить за это, кроме самого себя.

Первые часы 22 января 1944 года – дня, когда противник осуществил вторжение в районе Анцио – Неттуно, – были полны волнений и забот. Утром у меня возникло ощущение, что главную угрозу нам удалось отвести. Мы смогли сделать это главным образом благодаря фон Полю, который, следуя моим прямым указаниям, окружил береговой плацдарм противника кольцом своих батарей, сквозь которое было трудно пройти вражеским танкам. Кроме того, высадившиеся на берег войска противника вообще продвигались вперед с большой осторожностью. Между тем наши войска прибывали батальон за батальоном и тут же поступали под командование генерала Шлеммера, в задачу которого входила переброска всех частей и подразделений по мере их прибытия как можно дальше на юг с тем, чтобы помочь зенитным частям задержать или остановить вражеское наступление. Для меня был важен каждый метр территории. К сожалению, описанный порядок действий, как я обнаружил уже днем, был по непонятным мне причинам и без каких-либо оснований изменен, что расстроило выполнение моего плана, предусматривавшего немедленное осуществление контратакующих действий. Тем не менее, после того, как я проехался вдоль фронта, у меня возникла уверенность, что противник упустил единственную благоприятную возможность взять Рим и пробить себе брешь в районе Гарильяно. Я был уверен в том, что время работает на нас.

В те дни на фронте царила невероятная неразбериха. В этом беспорядке сражались плечом к плечу части и подразделения разных дивизий. Помимо 11-го парашютно-десантного корпуса, я передал приказ о переброске частей в район захваченного противником плацдарма в штабы 76-го танкового корпуса, дислоцировавшегося на Адриатике, и 14-го армейского корпуса, развернутого в Северной Италии, – это было необходимо для создания прочной оперативной основы. Когда 23 января фон Макензен, командующий 14-м армейским корпусом, появился в моем штабе в Монте-Соратте и доложил о прибытии его соединения, я получил возможность с полным основанием сообщить ему, что считаю нашу оборону достаточно прочной и что мы можем больше не опасаться каких-либо крупных перемен к худшему. Я поставил перед ним две задачи: укрепить оборонительные порядки вокруг плацдарма и приступить к принятию мер по его сужению и полной ликвидации. Исключительно настойчивые атаки, предпринятые американским 6-м корпусом 25 января в районе Систерны и 31 января в районе Систерны и Камполеоне, доказали мою правоту – локальные продвижения вперед на небольших участках фронта стоили противнику больших потерь. Таким образом, фон Макензен получил возможность, не боясь серьезного кризиса, формировать, инструктировать и отправлять в бой подкрепления, которые продолжали прибывать вплоть до конца месяца. Среди них были 65-я и 362-я пехотные дивизии из состава 14-й армии, 715-я (частично моторизованная) дивизия с Западного фронта, 114-я стрелковая дивизия с Юго-Восточного фронта, а также прибывшие из Германии, из резерва Верховного командования вермахта, пехотный учебно-демонстрационный полк, 1027-й и 1028-й панцер-гренадерские полки, учебно-демонстрационный артиллерийский полк, батальон «Тигр» и другие части и подразделения.

22 января я уже отдал 10-й армии приказ вывести из боя 26-ю танковую дивизию, чтобы иметь резервы на будущее и ввести определенную ротацию частей и соединений на линии фронта.

При том что меня больше всего беспокоил захваченный противником береговой плацдарм, не меньше внимания требовала ситуация, в которой оказался 14-й танковый корпус, действовавший в районе Кассино. Медленно, но верно прекрасно подготовленные войска французского Экспедиционного корпуса продвигались в направлении Колле-Бельведере и Терелло и 31 января овладели ими. Угрозу с этой стороны могли отвести только отборные германские части под командованием опытных, проверенных военачальников – Гейдриха и Бааде, а также отлично подготовленный 211-й полк из состава 71-й дивизии. И они решили эту задачу; 6 февраля кризис был преодолен, а 12 февраля на этом направлении наступило затишье. Об этом эпизоде фельдмаршал Александер написал: «В этом сражении успех был на стороне немцев».

Даже наступление, предпринятое противником позднее, в период с 15 по 19 февраля, в ходе которого 4-я индийская дивизия и дивизия, состоявшая из новозеландцев, попытались захватить Кассино и находящийся в нем монастырь, не изменило положение на этом участке, хотя противник подверг монастырь массированному артобстрелу и нанес по нему бомбовый удар с воздуха, в котором не было никакой необходимости и который в дальнейшем лишь осложнил действия противоположной стороны. Мне хотелось бы особо подчеркнуть тот факт, что монастырь не был занят нашими войсками и не являлся частью наших оборонительных порядков; военная полиция закрыла его для несанкционированных посещений. Его сокровища и библиотека задолго до начала боев были переданы на хранение в Ватикан. Однако большие потери среди гражданского населения причинили много горя мирным жителям, и нам была очень хорошо понятна печаль настоятеля монастыря, вызванная этим обстоятельством.

Тем временем бои в зоне плацдарма все еще продолжались. Американский 6-й корпус пытался прорваться к Албанским высотам, а Макензен, со своей стороны, стремился, прежде чем начинать наше главное контрнаступление, надежно закрепиться в Апулии. В ходе отражения атак альянса обе стороны несли тяжелые потери. Проведенный нами контрвыпад позволил нам 8-9 февраля занять Апулию, а 9-10 февраля захватить Корросе-то. Ответные удары противника не принесли ему успеха. Поняв, что наступление не удалось, командование американского 6-го корпуса приняло единственно возможное решение и перешло к обороне, начав создавать на плацдарме глубоко эшелонированные защитные порядки. Даже при том, что 14-я армия не забывала об обороне, главной проблемой, стоящей перед ней, все же была атака. Группа армий получила свежие части и соединения, а также военное снаряжение в более чем достаточном количестве. 2-е воздушное командование также делало все, что было в его силах, и добилось весьма внушительной концентрации зенитной артиллерии. Командованию удалось также, как в старые добрые времена, собрать достаточно сильную группировку авиации.

Я лично был убежден в том, что даже с учетом мощи корабельной артиллерии противника и его подавляющего превосходства в воздухе, с имеющимися в нашем распоряжении силами и средствами мы обязательно должны добиться успеха и сбросить противника обратно в море. Я постоянно учитывал психологический эффект, который оказывала на штаб и войска американского 6-го корпуса ситуация, в которой они оказались. Должно быть, им было несладко на расположенном в низине участке побережья с явно нездоровым климатом, да еще в окружении вражеских войск; наша тяжелая артиллерия, а также зенитные орудия и бомбардировщики люфтваффе делали все для того, чтобы даже во время «отдыха» солдаты противника не отдыхали. В численном отношении группировка, развернутая на плацдарме, была ограниченной; высадка на берег слишком большого контингента привела бы к неоправданно высоким потерям, а слишком малочисленного – к утрате плацдарма. Ротация была связана с определенными трудностями и требовала времени. Мне казалось чрезвычайно важным, чтобы мы атаковали как можно быстрее, пока противник не успел восполнить потери, понесенные в ходе недавних боев, а также как следует укрепить промежуточные оборонительные позиции на плацдарме. С другой стороны, значительной части наших войск нужно было время для акклиматизации.

Мы оба – и Макензен, и я – отвергли так и напрашивавшуюся идею, состоявшую в том, чтобы попытаться уничтожить плацдарм фланговым ударом вдоль побережья к северу от Анцио – для этого нам пришлось бы осуществлять концентрацию сил и средств и атаковать под огнем всей корабельной артиллерии противника, не имея в то же время возможности должным образом использовать наши орудия; кроме того, покрывавшие побережье густые леса и плотные минные поля не позволили бы нашим мощным танковым частям оказать нам поддержку. Поскольку сильно пересеченная и заболоченная местность на южном фланге автоматически исключала возможность нанесения нами удара оттуда, для атаки оставался только один сектор – между Апулией и Систерной. Я принял план Макензена, состоявший в том, чтобы атаковать либо с одной, либо с другой стороны от Апулии и поддержать главный удар двумя отвлекающими.

Макензену пришлось доложить о своем плане Гитлеру. С согласия генерала фюрер приказал атаковать силами пехотного учебно-демонстрационного полка, причем на очень узком участке фронта, чтобы добиться максимального эффекта от нашей артподготовки. Нам пришлось заплатить за обе эти ошибки (я не могу снять с себя часть вины). Хотя пехотный учебно-демонстрационный полк был представлен мне как ударная часть, мне не следовало принимать это утверждение на веру. Я должен был понимать, что часть, находившаяся до этого на территории Германии и не обладающая боевым опытом, была не в состоянии хорошо проявить себя в крупной операции. Еще одним неверным решением стало то, что начало атаки было назначено на 6.30 вечера 16 февраля, то есть на слишком позднее время – полк, незнакомый с местностью, мог более или менее успешно осуществить запланированную операцию только в светлое время суток. Так или иначе, он был с позором отброшен противником.

Я твердо убежден, что 29-я панцер-гренадерская или 26-я танковая дивизии провели бы наступательную операцию удачно. Первая из них продемонстрировала свой закаленный боевой дух в наступлении, предпринятом 18 февраля, которое было начато из сложной позиции и не являлось внезапным для противника. Тем не менее, наши атакующие войска дошли до условного 82-го маршрута, ведущего к последней линии обороны плацдарма противника (это был оборонительный рубеж, созданный войсками противника вскоре после высадки).

Неудача второго наступления, предпринятого по указанию самого Гитлера, подтверждает мою правоту. Хотя я не ждал никакого иного результата от повторения атаки на другом участке, я не мог отменить приказ фюрера и был вынужден считаться с политическими и военными факторами, влиявшими на решения Верховного командования вермахта. У нас в самом деле был шанс добиться определенного успеха, выйдя на исходный рубеж обороны противника и тем самым сократив площадь плацдарма. Если бы эта цель была достигнута, 14-я армия смогла бы сберечь свой личный состав, а у командования альянса возникли бы сомнения относительно того, можно ли вообще удержать захваченный участок побережья.

На этот раз мы должны были атаковать со стороны противоположного конца плацдарма, из района Систерны. Первый эшелон состоял из трех дивизий неполного состава. Уроки первого наступления были учтены – мы более серьезно подошли к вопросу о маскировке и предприняли отвлекающий маневр, хотя я был не уверен, что это необходимо на столь узком участке фронта. Первоначально наступление было назначено на 25 февраля, однако нам пришлось перенести его на более поздний срок из-за плохой погоды; даже 28 февраля все еще временами шли проливные дожди. В тот день, побывав в войсках (я всегда делал это накануне крупной операции), я уже собирался снова отложить наступление, но личный состав выделенных для него частей был настолько уверен в успехе, что я пошел навстречу пожеланиям солдат и офицеров и не стал менять дату и время атаки. Фактически неблагоприятные погодные условия были больше на руку нам, нежели противнику, поскольку позволяли добиться хоть какой-то внезапности, если это вообще было возможно. Противник в этом случае лишался танковой поддержки, а действия его корабельной артиллерии и авиации были бы существенно затруднены. Однако в день операции, 29 февраля, погода улучшилась, и все эти преимущества, на которые мы рассчитывали, были сведены на нет. Грунт подсох, и это позволило танкам противника преодолеть сложные участки местности. Поскольку наше наступление забуксовало, днем 1 марта я приказал нашим частям отойти на прежние позиции.

15 марта противник предпринял новое наступление в районе Кассино и Монте-Кассино, пытаясь ослабить нашу оборону путем сбрасывания на наши позиции беспрецедентно большого количества бомб и массированных артобстрелов. В бой были брошены лучшие британские штурмовые дивизии – 27-я, 4-я индийская и Новозеландская. Тем не менее, наши войска устояли. 1-я парашютно-десантная дивизия удержала свои позиции, а в ночь с 23 на 24 марта британское наступление было прекращено.

2-й воздушный флот под энергичным командованием фон Рихтгофена еще не успел полностью оправиться от серьезных потерь, понесенных им в битве за Сицилию, когда высадка противника в районе Салерно взвалила новый тяжелый груз на плечи наших летчиков. Однако, поскольку у нас не было больше нужды осуществлять мой изначальный замысел (а он предусматривал, что в случае вторжения противника южнее Рима наша авиация будет применена против итальянских дивизий, дислоцированных неподалеку от столицы), воздушное командование получило возможность сосредоточиться на действиях против военно-морской группировки вторжения. В результате был потоплен ряд кораблей и судов противника. Правда, это не нанесло существенного ущерба десантной операции. Эпизодическое использование нами подводных лодок и торпедных катеров вообще не дало никакого результата.

Во время боев, начавшихся после высадки противника, я, находясь как в воздухе, так и на земле, имел возможность собственными глазами увидеть, насколько наша авиация уступала противнику в численности и в технической оснащенности. Мне была вполне понятна критика сухопутных войск в адрес ВВС, хотя она и была незаслуженной. Временами наши летчики могли добиться локального успеха, но проводить тщательно спланированные военно-воздушные операции, имея 300 машин против 4000-5000 самолетов противника, было невозможно. В то же время не подлежит сомнению тот факт, что в ходе боев вокруг вражеского плацдарма поддержку с воздуха, которую обеспечивала авиация нашим сухопутным силам, ни в коем случае нельзя назвать ничтожной, а действия зенитчиков были весьма полезными. Рекомендация Рихтгофена о переносе боевого штаба люфтваффе в район Албанских высот, под крыло фон Поля, оказалась на редкость удачной. Благодаря ей командование ВВС получило хороший обзор всего района боевых действий до самого моря; с помощью офицеров связи оно имело возможность держать руку на пульсе событий и в случае необходимости быстро высылать на помощь нашим войскам части и подразделения непосредственной поддержки, а также уничтожать очень досаждавших нам корректировщиков огня вражеской артиллерии.

Ситуация, сложившаяся к марту 1944 года, была далеко не обнадеживающей. Обе стороны понесли тяжелые потери, и можно было с большой степенью вероятности предположить, что перед тем, как противник предпримет решающее наступление, на некоторое время наступит затишье. Чтобы выстоять под новым натиском противника, нам небходимо было использовать эту передышку для того, чтобы стянуть в район боевых действий побольше резервов. Было совершенно очевидно, что если альянс еще не добился соединения своего Южного фронта с силами, высадившимися на побережье, то твердо намерен это сделать. Следовало ожидать новых попыток осуществления этого замысла – при условии, что противник не решит пойти по более простому пути и высадиться в районе Сивитавеччии или Леггорна. За последнее время возможности альянса дать решительный бой возросли, поскольку ряд его дивизий превратился в по-настоящему боеспособные соединения.

Я считаю, что подобное развитие событий стало результатом кардинальной ошибки германской пропаганды, которая без конца издевалась над противником, упрекая его в отсутствии инициативы, и в конце концов побудила его изменить свои оперативные принципы. Если раньше войска альянса предпочитали продвигаться вперед осторожно, в соответствии с разработанным планом, рассчитывая каждый свой шаг и не ставя перед собой далеко идущих целей, то теперь их командование стало все чаще импровизировать, причем его стратегия совершенствовалась из месяца в месяц до самого окончания войны. В свое время я предпринял энергичные меры для того, чтобы положить конец упомянутой глупости нашей пропагандистской политики, но, увы, эта глупость уже дала вредные для нас плоды. Чтобы объяснить Гитлеру и Верховному командованию вермахта ограниченность своих возможностей, я отправил моего начальника штаба в ставку фюрера для обсуждения стоящих перед нами проблем. Эти проблемы можно было свести к двум основным моментам: при скоординированных действиях противника, силы которого превосходили наши и на земле, и на море, и в воздухе, невозможно было сдержать его наступление, даже обладая хорошо укрепленными позициями на побережье, но не создав при этом глубоко эшелонированной обороны; во-вторых, наши контратаки, как правило, успешно отражались противником при помощи плотного артиллерийского огня. При доминировании противника в воздухе на земле можно успешно действовать только при наличии особых погодных условий или исключительно благоприятного рельефа местности.

Можно было считать, что пока боевые действия завершились вничью. Как политические, так и стратегические проблемы остались прежними. Зато теперь мы столкнулись с вызванной экономическими причинами необходимостью сделать наш театр военных действий способным к самообеспечению.

Все эти моменты были учтены при проведении фортификационных работ, начатых еще в сентябре 1943 года. В результате «линию Густава» еще больше укрепили в местах вероятного наступления противника; ее глубина была настолько увеличена за счет бронированных и бетонных конструкций, а также промежуточных и передовых линий обороны, что позволяла сорвать даже очень крупную наступательную операцию противника уже на подступах к фортификационным сооружениям. Зная, что с помощью системы укреплений, вытянутых в одну линию, невозможно в течение долгого времени сдерживать наступление современной войсковой группировки и что в этом случае даже глубоко эшелонированная оборона может не выдержать, мы не прекращали работы на так называемой «линии С», расположенной к югу от Рима. Она проходила через Авеццано и тянулась к побережью Адриатического*моря, рельеф которого мы уже давно изучали. Эта линия укреплений плавно переходила в наши позиции, охватывавшие береговой плацдарм противника и район обороны, непосредственно примыкавший к столице с южной стороны.

Наличие всех этих укреплений существенно развязало нам руки в выработке нашей стратегии; тем не менее, нас все же сковывали превосходство противника в воздухе и очевидная слабость «линии С». Нам пришлось примириться с тем фактом, что мобильные операции на местности, контролируемой авиацией противника, при ясном небе, в горах или на равнине, при наличии негустой, но легко просматривавшейся с воздуха дорожной сети и при том, что ночи были короткими и лунными, могли привести к успеху только при условии исключительного везения. Фортификационные работы на «линии С» находились еще только в начальной фазе, а за этой линией, совсем неподалеку от нее, находились реки Тибр и Аньен и Рим. Длина линии укреплений также вызывала озабоченность. Правда, озерный участок между позициями 10-й и 14-й армий был вполне надежно защищен с помощью технических средств (к тому же в случае необходимости у нас была возможность вызвать наводнение). На соседних участках побережья, примыкающих с севера, была создана линия обороны, соответствующая их уязвимости. Самым неотложным вопросом было создание оборонительных позиций в Апеннинах – сооружение там системы укреплений, обладающей достаточной надежностью, требовало бы еще многих месяцев работы.

Хотя командующий Юго-Западным фронтом не располагал необходимыми данными воздушной разведки, нам все же удалось более или менее точно установить расположение частей и соединений противника, что позволило нам сделать соответствующие выводы по поводу его возможных намерений. С весьма высокой степенью вероятности, граничащей с уверенностью, мы могли исключить из наших расчетов Адриатический фронт. С другой стороны, напрашивалось предположение, что Гарильяно с его горными пиками позади Кассино и береговой плацдарм в Анцио станут зонами упорных боев, а к ним, возможно, добавятся места проведения противником отвлекающих высадок с моря севернее Рима и в районе Сивитавеччии, а также долина Фрозиноне, где альянс вполне мог сбросить десант с воздуха. Я рассчитал, что американская 5-я и британская 8-я армии начнут наступление с атаки широким фронтом и на большую глубину против правого фланга нашей 10-й армии. Эта атака, по моим предположениям, должна была развиваться в направлении Маджо, Петреллы и горного массива Монте-Кассино с одновременным продвижением в направлении долины Лири. Роль французских экспедиционных сил, их состав и направление возможного удара до четвертого дня вражеского наступления составляли весьма серьезный и опасный неизвестный фактор. То, как следовало действовать в ходе сражения, я ясно изложил в моей директиве «Оборона» и постарался убедить самого себя в том, что ее содержание было до конца понято всеми штабами и дивизиями. Части и соединения, державшие оборону, ранее уже доказали, что умеют драться. Если бы противнику удалось смять на правом фланге боевые порядки 94-й пехотной дивизии, которая в предыдущих боестолкновениях меня разочаровала, прорыв мог быть блокирован за счет глубины нашей обороны. Долину Лири можно было удержать при условии, что в наших руках останутся имевшие ключевое значение Монте-Маджо справа и Монте-Кассино слева. Горный массив Монте-Кассино удерживала 1-я парашютно-десантная дивизия, так что можно было сказать, что этот участок вверен нашему лучшему соединению. На левом фланге, не представлявшем интереса для противника, сосредоточение сил было весьма незначительным.

Наши позиции вокруг берегового плацдарма противника почти идеально подходили для оборонительных действий. У 14-й армии было достаточно резервов, включая зенитные части. С помощью этих резервов она была способна отразить атаку войск альянса самостоятельно, без посторонней помощи. Но если бы противнику удалось прорвать нашу оборону на стыке двух армий, положение группы армий стало бы очень опасным.

Части люфтваффе подчинялись непосредственно Герингу. Но даже в этой непростой ситуации фон Поль, под началом которого находились зенитные части, прекрасно с нами взаимодействовал. В основном зенитная артиллерия была сконцентрирована в долине Лири, в Вальтомонтоне и в Риме.

Система связи также была способна удовлетворить самые жесткие требования; генерал Якоби был, что называется, человеком на своем месте.

Наше военно-морское командование получило инструкции активизировать поставки всего необходимого морем и укрепить нашу береговую оборону с помощью артиллерии и боевых кораблей. Адмирал Меендсен-Болькен справился с этой задачей, продемонстрировав, как обычно, энергичность и деловитость. По сравнению с предыдущими периодами работу службы снабжения, включая обеспечение личного состава питанием и организацию временных полевых складов, можно было назвать удовлетворительной.

Я мог спокойно ожидать дальнейшего развития событий, потому что во всех областях мы сделали все возможное для того, чтобы достойно встретить ожидавшееся крупное наступление противника.

Четыре неизвестных фактора держали командование наших войск в Италии в напряжении:

1. Когда альянс начнет наступательные действия с плацдарма?

2. Где и какими силами будет атаковать французский Экспедиционный корпус?

3. Будет ли наступление противника поддержано высадкой воздушного десанта в долине Лири?

4. Предпримет ли противник новое вторжение в районе Рима или к северу от него?

Предварительный артиллерийский обстрел и бомбардировка наших позиций, включая воздушный удар по боевому штабу 10-й армии, позволили нам примерно оценить, что нас ждет, когда американская 5-я и британская 8-я армии начнут свое наступление. Утром 12 мая я имел возможность своими глазами увидеть, как штабы 10-й армии и 14-го корпуса практически перестали функционировать; и тот и другой потеряли своих начальников, обязанности которых в полном объеме пришлось взять на себя их заместителям, прилагавшим все усилия для того, чтобы с ними справиться. Тем не менее, в первые дни наступления противника стало очевидно, что мои опасения по поводу возможности выброски воздушного десанта или нового вторжения были безосновательными; в результате перемещение и использование наших стратегических резервов стали более упорядоченными.

В первые дни битвы подтвердились также наши предположения относительно направления главных ударов противника. Бои были жестокими и кровопролитными; к большому сожалению, наша группа армий не смогла получить ясного представления о составе американской 5-й армии и особенно французского Экспедиционного корпуса. В то время как линия обороны, проходившая к югу от Лири до Монте-Каиро, в ходе очень тяжелых, проходивших с переменным успехом боев была упорядочение отодвинута к хорошо укрепленной «линии Зенге-ра», перемещения 14-го танкового корпуса вышли из-под контроля нашего командования. 34-я и 71-я пехотные дивизии храбро сражались, но их сил и средств было явно недостаточно для того, чтобы сдержать превосходящие силы противника. Помимо того что наша группа армий не обладала сведениями, которые должны были послужить основой для принятия важных решений 14 или 15 мая, возникли неожиданные трудности с переброской к месту боевых действий 26-й танковой дивизии и отправкой ее в бой. Когда вдобавок ко всему 94-я пехотная дивизия в нарушение моих четко и ясно сформулированных приказаний сконцентрировала свои резервы не в районе горного массива Петрелла, а вблизи побережья, стало ясно, что бреши, возникшие в нашей обороне в зоне упомянутого горного массива, закрыть невозможно. Это означало, что перед горнострелковыми войсками французского Экспедиционного корпуса лежит открытая дорога.

В то время как ситуация на правом фланге 14-го танкового корпуса становилась все хуже и хуже, сопротивление войск, сражавшихся на его левом фланге, и 51-го горнострелкового корпуса постепенно становилось все более жестким, они все крепче цеплялись за свои позиции; 1-я парашютно-десантная дивизия и не думала сдавать Монте-Кассино. Чтобы поддерживать контакт с 14-м танковым корпусом, я был вынужден лично отдать приказ об их отходе, чем вызвал недовольство их командования корпуса. Эта ситуация может служить примером того, какие минусы таит в себе наличие сильных личностей в нижестоящем звене командования. Именно в этом состоит причина того, что резервы 1-й парашютно-десантной дивизии не были переброшены правее, чтобы прикрыть обнаженный фланг 90-й панцер-гренадерской дивизии, а 51-й горнострелковый корпус отступил с большим опозданием.

Чтобы не дать противнику рассечь свои оборонительные порядки, 14-му танковому корпусу пришлось удерживать промежуточные позиции дольше, чем это диктовала тактическая ситуация. Вследствие этого удержать правый фланг «линии Зенгера» было невозможно. При отсутствии подкреплений судьба 10-й армии была бы решена, а это, скорее всего, не смогла бы компенсировать даже победа, одержанная в результате удачных оборонительных действий в районе плацдарма 14-й армией. Любое дальнейшее продвижение вперед американской 5-й армии неизбежно привело бы к прорыву оборонительных порядков нашей 14-й армии. Таким образом, 19 мая я был вынужден в срочном порядке передать 29-ю пан-цер-гренадерскую дивизию 10-й армии. Отдавая соответствующий приказ, я имел все основания полагать, что дивизия сможет занять нужную позицию и закрепиться на ней к утру 20 мая и таким образом закроет образовавшуюся брешь.

Причиной того, что этого не произошло, стало несогласие с приказом о переброске дивизии командующего 14-й армией. Первое известие о том, что приказ не выполнен, дошло до меня вечером 20 мая, когда я вернулся в мой боевой штаб. Мне было вполне понятно нежелание командующего 14-й армией расставаться со своими резервами, но в сложившейся ситуации я не мог допустить, чтобы мои приказы оспаривались, особенно тогда, когда американская 5-я армия, продвигаясь к северу, могла прорвать наше кольцо вокруг плацдарма. Чтобы открыть генералу, командовавшему 14-й армией, глаза на угрозу его южному флангу и убедить его в том, что мое решение было продиктовано необходимостью, я отдал приказ об изменении зон ответственности в районе боевых действий и сделал его ответственным за зону, простиравшуюся до линии Сперлонга – Фонди – Фрозиноне – Вальмонтоне. К несчастью, прибыв 21 мая в штаб 29-й панцер-гренадер-ской дивизии, я обнаружил, что она вышла на заданные рубежи с опозданием и была вынуждена дать бой противнику на неподготовленных позициях. Это привело к очень печальным последствиям, масштабы которых в тот момент еще нельзя было оценить в полной мере. Мы лишились прекрасного района обороны. Противник получил в свое распоряжение неуязвимые позиции между Терраци-ной и Фонди, в результате чего американцы одержали победу.

В итоге ситуация в целом осложнилась, но она еще не была непоправимой. Наступление с плацдарма все еще не началось; за счет быстрой перегруппировки 14-я армия все еще могла сосредоточить резервы на наиболее опасных направлениях своего участка обороны. К сожалению, к 23 мая, когда противник начал наступательную операцию с плацдарма, сделано было слишком ммо. Командующий 14-й армией оказался явно неспособным вырваться из плена собственных преждевременно сформированных представлений о том, как будет развиваться это наступление. Между тем не подлежит сомнению то, что положение американского 6-го корпуса, сконцентрированного на весьма ограниченном участке местности, было не самым выгодным, и этим нужно было воспользоваться.

После долгих и весьма неприятных споров неспособность 14-й армии закрыть бреши в нашей обороне привела к смене ее командующего. Фактически разрыв в наших боевых порядках, который поначалу можно было прикрыть одним батальоном, неуклонно расширялся, и в конце концов 31 мая противнику удалось обойти нас с фланга, в результате чего перед ним открылась прямая дорога на Рим. То, что дивизии, с образцовой храбростью сражавшиеся на правом фланге и в центре обороны, не имели столь же самоотверженного партнера слева, было катастрофой. Между тем 10-я армия отступала, ведя упорные бои с противником, и в конце концов соединилась с частями 14-й армии и сумела пробиться к горной дороге, ведущей в Субиако и Тиволи.

Большая битва, продолжавшаяся с 12 мая по 4 июня, закончилась тем, что Рим был сдан без боя. Операции, проводившиеся в указанный период, были связаны с огромными трудностями; то, что, если не считать нескольких печальных исключений, наши войска вышли из них с минимальными потерями, говорит об их высоком боевом духе и храбрости. В любом случае, противник одержал крупную победу, а 14-я армия очень сильно пострадала.

То, что даже перед лицом надвигающейся катастрофы я сдержал свое обещание сохранить за Римом статус «открытого города», свидетельствует, что независимо оттого, чем я руководствовался – точным знанием обстановки или интуицией, – я в любом случае не расценивал положение как безнадежное.