"Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947" - читать интересную книгу автора (Кессельринг Альберт)

Глава 15. Вторжение войск альянса в Северную Африку и битва за Тунис

8.11.1942 года. Высадка британских и американских войск в Марокко и Алжире. – 9.11.1942 года. Высадка первых германских частей в Тунисе.

– Укрепление плацдарма в Тунисе.

– Декабрь 1942 года – январь 1943 года. Роммель сдает всю итальянскую Северную Африку.

– Наступление британской 8-й армии с востока на запад.

– Февраль 1943 года. Германское контрнаступление с тунисского плацдарма против британской 1-й армии и против американцев на алжирско-тунисской границе.

– Провал контрнаступления и неудача попытки перехватить инициативу у британской 8-й армии.

– Март – апрель 1943 года. Войска альянса берут тунисский плацдарм в клещи с запада и юга.

– 12 мая 1943 года. Окончание боевых действий в Тунисе, капитуляция последних германских частей

Вторжению войск альянса в Северную Африку предшествовала интенсивная «война нервов». Неделями в мой штаб поступили противоречивые сообщения и слухи. Цель высадки противника, численность группировки вторжения и ее составные части – все эти сведения менялись и варьировались с поразительной быстротой. Передвижения ВМС противника вблизи побережья Западной Африки свидетельствовали о возможности высадки там войск альянса и их марша через весь континент. С другой стороны, скопление войск и кораблей противника в районе Гибралтара указывало на то, что он намерен действовать в Средиземноморье, а внезапное появление вражеских авианосцев, казалось бы, подтверждало вероятность того, что основные силы вторжения попытаются высадиться где-то неподалеку от Гибралтара, Мальты, Александрии или Сирии. Многочисленные проходы кораблей и судов через Гибралтар в Средиземное море лишь еще больше запутывали ситуацию. Критически оценив все разведданные, имевшиеся в моем распоряжении, я сделал следующий вывод.

Вторжение будет стратегически скоординировано с передвижениями британской 8-й армии в Северной Африке, а следовательно, высадка на западном побережье Африки является маловероятной. Это была бы беспрецедентная операция, а американские войска не обладали достаточным опытом ведения боевых действий.

Альянсу наверняка было известно, что в Италии и на принадлежащих ей островах имелись весьма существенные силы ВВС, которые невозможно было нейтрализовать с помощью истребителей, действующих с авианосцев. Следовательно, вероятность высадки войск противника поблизости от упомянутых островов или от итальянского побережья также была невелика. По той же причине десантная операция в проливе между Сицилией и Тунисом тоже казалась практически невозможной.

Если бы противник высадился на северном побережье Африки, его отделяло бы от аэродромов на Сицилии и Сардинии такое расстояние, что нашим бомбардировщикам и торпедоносцам для нанесения ударов по вражеским войскам приходилось бы совершать боевые вылеты максимально возможной дальности, на пределе их радиуса действия. Это обеспечило бы судам, на которых осуществлялась бы высадка, определенную степень безопасности. Кроме того, на столь большом удалении от баз итальянских военно-морских сил противнику не нужно было бы опасаться атаки итальянского флота. Поэтому наиболее вероятным местом высадки представлялся Алжир и прилегающие территории. Открытым оставался вопрос о том, насколько серьезным окажется сопротивление французов в указанном районе. Но даже чисто символические действия с их стороны могли бы быть нам на руку.

Весьма соблазнительно с точки зрения альянса, должно быть, выглядела высадка на Сицилии. Она давала возможность перерезать коммуникации между Италией и Африкой и перенести военные действия в район, вплотную примыкающий к Апеннинскому полуострову. Однако, хотя подобная операция могла бы оказать решающее влияние на исход кампании, она была маловероятной из-за того, что корабли и суда, которые участвовали бы в высадке, подверглись бы слишком большому риску.

Высадка на Сардинии и Корсике дала бы противнику серьезные преимущества, обеспечив ему плацдарм для последующей высадки в Италии или на юге Франции. Захват войсками альянса этих островов привел бы также к тому, что Италия оказалась бы в зоне действия авиации противника. Однако с учетом всех обстоятельств мне показалось, что подобные действия были уж слишком амбициозными в стратегическом плане, и потому я счел их маловероятными.

Южная часть Франции также представляла собой соблазнительное место для десантной операции, однако, несмотря на свою многочисленность, флот вторжения был слишком слабым для проведения независимой акции такого масштаба.

Основываясь на приведенных выше расчетах, я приступил к принятию необходимых контрмер. Главнокомандующий люфтваффе отдал распоряжение о безотлагательном выделении запрошенных мной подкреплений для 2-го воздушного флота, среди которых было несколько эскадрилий, имевших опыт боевых действий в районах, находящихся на большом удалении от Германии. Военно-воздушные базы на Сицилии и Сардинии были реконструированы, укреплены и обеспечены всем необходимым. Аналогичные мероприятия были проведены в Гроссетто, где традиционно располагалась база бомбардировщиков-торпедоносцев. Были разработаны планы взаимодействия с германскими дивизиями ВВС на юге Франции, а также установлена необходимая связь с итальянскими ВВС, хотя, к сожалению, итальянцы могли помочь нам лишь небольшим количеством бомбардировщиков-торпедоносцев. Мы активизировали деятельность наземной и воздушной разведки. Немецкие подводные лодки заняли позиции, с которых они могли атаковать крупные конвои, входящие в Средиземное море. С итальянскими ВМС был согласован план действий на тот случай, если флот альянса все же внезапно появится вблизи побережья Италии.

Затем я потребовал от Верховного главнокомандования отдать приказ об отправке хотя бы одной дивизии на Сицилию, где ее следовало держать наготове либо для переброски в Тунис, либо для оказания сопротивления в случае высадки противника на самой Сицилии, береговая оборона которой находилась в невероятно запущенном состоянии. Однако мне было отказано. Для того чтобы на крайний случай я располагал хоть чем-то, кроме местного батальона, в мое распоряжение предоставили усиленный парашютно-десантный батальон, находящийся в полной боевой готовности. Я провел подробную инспекцию итальянской системы обороны на острове и в самой Италии. То, что я там увидел, открыло мне глаза, и я вызвал из Германии саперные и инженерно-строительные части.

За день до высадки противника в Северной Африке я пообщался с Герингом. Будучи выразителем мнения фюрера – я, кстати, понятия не имел, что Гитлер в то время находился в Берхтесгадене, – Геринг заявил мне, что моя оценка ситуации совершенно неверна, что в ставке фюрера полностью убеждены в том, что атака последует на юге Франции, и что я обязан проследить за тем, чтобы весь воздушный флот мог быть отправлен в бой для противодействия противнику.

Мои части и соединения в самом деле занимали весьма удобные позиции для того, чтобы нанести по противнику удар в тот момент, когда его корабли и суда будут еще в открытом море. В качестве следующего шага нужно было отправить на Корсику, в Центральную и Северную Италию наземный обслуживающий персонал, техников, инженеров и запасы всего необходимого. Это надо было сделать с помощью транспортных самолетов. Однако в целом я не верил в операцию противника во Франции.

Наши агенты и экипажи подводных лодок продолжали сообщать о том, что флот вторжения отбыл из Гибралтара и прошел пролив. Нам были точно известны его численность, состав и прочие детали – в частности, то, что его корабли везут самолеты-разведчики с большим радиусом действия. Дальнейшие сообщения подтвердили, что корабли и суда противника следуют в восточном направлении – следовательно, Францию и Италию как вероятные места высадки войск альянса можно было исключить.

Роммель к этому времени уже вовсю отступал. За исключением нескольких отдельных итальянских постов и гарнизонов, боевых частей в Триполитании не было. Трудности со снабжением «существенно усугубились, и было очевидно, что при сохранении взятых темпов отступления значительные запасы военного имущества придется списывать как утраченные. В Тунисе ни немцы, ни итальянцы не предприняли никаких приготовлений к тому, чтобы встретить противника, а ввиду взаимной ненависти, которую испытывали друг к другу французы и итальянцы, можно было сказать наверняка, что любые меры по подготовке к возможным боям столкнулись бы с упорным сопротивлением. Для командующего Южным фронтом французские колонии являлись табу. Существовало запрещение входить во все их порты, запасы военного имущества нельзя было направлять через порты Тунис и Бизерта, и, разумеется, о переброске немецкого гарнизона в порт Тунис для его защиты от внезапного нападения не могло быть и речи. Хотя все это можно было понять, поскольку здесь была замешана большая политика, у меня совершенно не укладывалось в голове, как можно было отказать мне в проведении сугубо военного мероприятия – отправки хотя бы одной дивизии на Сицилию. Предприняв лишь ограниченные меры по укреплению нашей ударной мощи в воздухе, нельзя было ни предотвратить высадку противника в районах, находящихся за пределами радиуса действия наших ВВС, ни остановить или уничтожить высадившиеся вражеские войска без помощи парашютно-десантных сил или поддержки сухопутных войск.

Я никогда не мог отчетливо понять логику Гитлера и оперативного отдела штаба вермахта. Их фундаментальная ошибка состояла в том, что они совершенно неправильно оценивали значение Средиземноморского театра военных действий. Они не понимали или не хотели понимать, что с конца 1941 года колониальная война приобрела совершенно иной аспект и что Африка превратилась в театр военных действий, где зрели решения, жизненно важные для Европы.

Второй их ошибкой была неспособность верно угадать цель вторжения войск альянса. Возможно, Гитлер думал, что эта операция противника не создаст непосредственной угрозы Европейскому театру военных действий и потому для противодействия ей не потребуется серьезных усилий. Я не верю, что он хотел отдать инициативу итальянцам. Скорее я склоняюсь к мысли о том, что он доверял французам.

Если бы вторжению альянса не противостояли свежие германские войска, это означало бы полную потерю германо-итальянской группировки в Африке. Не было бы никакой надежды вызволить ее оттуда, если бы ей нечем было остановить совместные действия британской 8-й армии и группировки вторжения, располагающих мощной поддержкой с воздуха и полным превосходством на море. В результате нам пришлось бы отдать всю Триполитанию, позволить противнику без боя занять французские колонии; дислоцированные там наши войска были бы вынуждены капитулировать без сопротивления. Противник получил бы в свое распоряжение идеальный плацдарм для будущей высадки на Сицилии и в Италии в начале 1943 года, которая вполне могла привести к тому, что Италия перестала бы существовать как наш союзник по Оси.

Напрашивался вывод, что необходимо сделать все возможное, чтобы оттянуть вторжение, которое в перспективе могло решить исход войны. Поскольку ставка Верховного главнокомандования и итальянское Верховное командование не предприняли никаких подготовительных мер, необходимо было быстро осуществить ряд шагов по преодолению наметившегося кризиса, одновременно думая о выработке окончательного плана действий. Больше всего меня заботил вопрос о том, как оттянуть высадку альянса и его продвижение вперед, захватив порты и аэродромы между портами Алжир и Тунис, а также защитить сам порт Тунис. Не менее важно было создать плацдарм для прикрытия Бизерты и города Тунис, где решающим могло оказаться поведение французских войск и бея. Кроме того, нужно было приложить все усилия для создания надежной базы снабжения войск.

На мой взгляд, британское наступление в Египте позволило мне достаточно хорошо понять стратегию Монтгомери. Если говорить коротко, он был весьма осторожен и методичен, что для отступающего Роммеля имело свои плюсы – он располагал возможностью быстро и достаточно далеко отрываться от противника, выигрывая время для выработки более или менее стройного плана действий.

В то же время следовало помнить о том, что даже армия, одержавшая победу, не может непрерывно преследовать противника на протяжении тысяч километров; чем многочисленнее и мощнее эта армия, тем труднее обеспечивать ее всем необходимым. Предшествующие операции преследования, проводившиеся британцами, провалились именно по этой причине. С помощью неторопливого отступления, уклоняясь от столкновений, их можно было надолго лишить возможности пользоваться портовыми сооружениями Тобрука, Бенгази и Триполи. К тому же у британцев не было хорошо организованной системы снабжения с помощью транспортной авиации. Тактическая поддержка, которую могли оказывать их войскам Королевские ВВС, действуя на малых высотах, также была ограниченной. Если бы Монтгомери решил продолжить двигаться вперед сравнительно небольшими силами или с помощью мобильных войск преследования, идя по центру или заходя во фланг, действия этих войск можно было бы отбить, выиграв время для отступления нашей основной группировки.

Это была нелегкая задача, но Роммелю она была по плечу. Несмотря на все трудности, он выполнил бы ее, если бы в глубине души не противился самой этой идее. Он хотел вернуться обратно в порт Тунис, а если представится возможность, то пойти еще дальше. Он выдавал желаемое за действительное, и это было слабым местом в его стратегическом мышлении.

Разумеется, группировка вторжения под командованием Эйзенхауэра была наилучшим образом вооружена и оснащена; его войскам не терпелось начать действовать, но у них не было боевого опыта. Поскольку британская 8-я армия находилась далеко, некому было оказать им поддержку. На сложной пустынной и гористой местности с таким противником вполне могли бы потягаться даже не обладающие большим опытом, не привыкшие к африканскому климату германские части, но их следовало быстро и в достаточном количестве перебросить к месту боевых действий.

В нашей оценке возможностей группировки вторжения мы, союзники по Оси, придерживались одного мнения. Однако в том, что касалось, стратегии боевых действий в Африке, мнения расходились. На Роммеля не действовали ни аргументы, ни приказы. Цель, которую он перед собой ставил, лучше всего сформулировать его собственными словами; он считал, что его единственной задачей – в начале 1942 года – является «не допустить ликвидации его армии». Это привело, как я прочел в исследовании, проведенном офицерами танковой армии Роммеля, к тому, что «отступление разбитой танковой армии от Эль-Аламейна до Брега рассматривалось – если не считать действий арьергарда – как „марш“ в условиях небольшого давления наземных и военно-воздушных сил противника, проводимый до прибытия подкреплений из тыловых районов».

Здесь я не стану выражать свое мнение по поводу того, следовало ли рассматривать независимое поведение Роммеля как политическое трюкачество или же как «губительное нарушение субординации». Могу сказать только одно – то, что командование оставили в руках Роммеля, конечно же было ошибкой. При нем в руководстве нашими войсками всегда чувствовалась некая дисгармония, от которой невозможно было избавиться и которая сказывалась на ходе боевых действий. Основной стратегический план, а также политические и тактические соображения не позволяли итальянскому и германскому Верховному командованию понять и принять его взгляды. К тому же распределение полномочий в руководстве войсками было таким, что не позволяло облегчить ситуацию. Я отвечал перед ставкой Верховного главнокомандования исключительно за осуществление операций против группировки вторжения, в то время все остальные, не задействованные в этих операциях сухопутные и военно-морские силы подчинялись итальянскому Верховному командованию. Я добросовестно информировал обо всем происходящем графа Кавальеро и дуче, и ни одно решение, касающееся Африканского театра военных действий, не принималось без консультаций со мной. Но в любом случае существовавшая схема руководства была далека от идеальной – мне постоянно приходилось действовать, выбирая из двух зол меньшее.

Боевые действия начались с воздушных ударов по кораблям вражеской группировки вторжения. Хотя эти удары осуществлялись с максимально далеко выдвинутых на запад аэродромов, то есть с Сардинии и с Сицилии, боевые вылеты совершались на пределе радиуса действия боевых машин. Результаты их, несмотря на отчаянную храбрость наших летчиков, оказались менее значительными, чем мы ожидали.

Что касается самого процесса высадки войск противника, то, согласно сведениям, имевшимся в моем распоряжении, она не встретила явно обозначенного сопротивления французов. 11 и 12 ноября порты и аэродромы в Бужи и Боне уже были в руках противника.

Только утром 9 ноября Гитлер, возбужденный транслировавшимся по радио выступлением адмирала Дарлана, лично переговорил со мной по телефону и предоставил мне полную свободу действий в Тунисе – правда, позже он ограничил эту свободу, запретив мне самому отправиться туда. Мои весьма скромные требования, связанные с осуществлением первоочередных мер, были отклонены из-за вмешательства оперативного отдела штаба вермахта, который как раз в тот момент был сделан независимым от Гитлера. Все мероприятия пришлось притормозить в ожидании согласия Петена на интервенцию в Тунис.

Оккупация страны была начата силами парашютно-десантного «полка неполного состава и моего штабного батальона, действовавших при поддержке истребителей и „штукасов“. Дипломатические переговоры были закончены полковником Харлингаузеном и генералом Лерцером 9 ноября. Ожидалось, что переговоры с французским резидент-генералом, адмиралом Эстева, приведут к тому, что французские сухопутные и военно-морские силы присоединятся к нам или хотя бы будут сохранять нейтралитет.

Переговоры начались хорошо, да и отношения между французскими и германскими войсками были прекрасными. Наши парашютисты отправлялись на патрулирование на французских броневиках. Однако ситуация совершенно неожиданно изменилась, когда эскадрилья итальянских истребителей в нарушение всех договоренностей и без моего ведома приземлилась неподалеку от порта Тунис. Друзья моментально превратились во врагов. После моего вмешательства Кавальеро немедленно отозвал эскадрилью на Сардинию, но это ничего не изменило. Я уверен, что, если бы не этот инцидент, пришедший несколько позднее приказ Петена, суть которого сводилась к тому, что французским колониальным войскам следует выступить на нашей стороне, был бы выполнен. Но, поскольку этого не случилось, мне надо было принимать какое-то решение в отношении дивизий, находившихся под командованием генерала Барре. Намерения этого господина были настолько неясными, что я не мог позволить себе продолжать тратить драгоценное время. После того как энергичные усилия нашего консула Мюльхаузена, направленные на то, чтобы перетянуть хитрого генерала на нашу сторону, не дали никакого результата, мне пришлось покончить со сложившейся недопустимой ситуацией, отправив «штукасы» нанести удар по французским дивизиям. На войне не имеет смысла пытаться договариваться с ненадежными союзниками.

Вопреки всем ожиданиям, силами германской дивизии неполного состава, действовавшей при поддержке зенитчиков, нам удалось создать небольшой плацдарм. 15 ноября командование в Тунисе принял на себя генерал Неринг. В его контактах с французским адмиралом Деррьеном ему оказывали неоценимую помощь доктор Ран, позже занявший пост посла в Италии, и его коллега Мюльхаузен, а также адмирал Меендсен-Болькен. Неринг столкнулся с задачей невероятной сложности, но в то же время чрезвычайно интересной для молодого генерала. Его назначение было расценено как свидетельство моего безграничного и необоснованного оптимизма. Мне никогда не приходило в голову преуменьшать возможности противника, хотя, признаюсь, в данном случае я действительно продемонстрировал явно оптимистический настрой. Но оптимизм – это одно, а недооценка противника – совсем другое. В качестве примера приведу случай, который в послевоенный период много раз совершенно неверно комментировался в прессе: я имею в виду внезапное нападение шестидесяти бронемашин противника на аэродром в Джедерде, где находились «штукасы», 26 ноября 1942 года. Неринг, находившийся в состоянии вполне понятного возбуждения, позвонил мне и в разговоре сделал самые мрачные выводы из этого рейда. Я, не пожелав разделить его худшие опасения, посоветовал ему успокоиться и сказал, что приеду на следующий день.

Итак, основная часть вражеской группировки вторжения высадилась на берег и преодолела незначительное сопротивление французской обороны. Теперь альянсу требовалось некоторое время для того, чтобы сгруппировать свои войска и договориться с французами. В то же время противник не хотел, чтобы вокруг высадки поднимался слишком большой шум, и старался не терять времени. Отношение к войскам противника со стороны тунисских французов и арабов следовало считать настороженным и даже враждебным – по крайней мере потенциально. В то же время противник, зная о том, что германские войска в целом сильно ослаблены, наверняка испытывал искушение предпринять внезапный рейд на порт Тунис. Однако существовала одна неясность – она была связана с характером местности и способностью техники по ней передвигаться. Противнику предстояло совершить 800-километровый марш по территории неизвестной, опасной, гористой страны. Даже если бы железные дороги оказались в удовлетворительном состоянии, они не были рассчитаны на перевозку крупных войсковых группировок, не говоря уже о том, что они проходили в зоне действия германских пикирующих бомбардировщиков. В общем, ситуация складывалась так, что мы не слишком опасались немедленного проведения противником крупной войсковой операции, но по вполне понятным причинам ожидали от него разведывательных вылазок и рейдов.

Эти и многие другие соображения привели меня к осознанию того, что в сложившихся исключительных обстоятельствах нашу небольшую группировку должны возглавить представители сухопутных войск. Высказанная мной соответствующая просьба была удовлетворена в начале декабря 1942 года, когда прибыл генерал фон Арним, возглавивший 5-ю танковую армию. Гитлер прикомандировал к фон Арниму молодого генерала Зиглера, который, исполняя роль своеобразного «министра без портфеля», должен был стать для своего усталого и измотанного начальника другом и советником, а также, в случае необходимости, толковым заместителем. Эффективность этого кадрового решения зависела от взаимопонимания между двумя генералами, и их союз выдержал экзамен.

Тем временем Роммель продолжал отступать, бомбардируя меня невыполнимыми требованиями о предоставлении ему подкреплений, которые я не мог удовлетворить даже частично. Наши старые тыловые коммуникации оказались перерезанными, на территории Туниса они еще не были налажены, а использовать для этого имевшиеся в моем распоряжении части транспортной авиации было бы недальновидно. Мальта, которая все еще находилась в руках британцев, бросала тень на все вокруг. Из поступающих донесений становилось все более очевидно, что даже там, где можно было бы организовать успешное сопротивление, войска под командованием Роммеля отказывались от боя. В своих докладах итальянскому Верховному командованию маршал Бастико без колебаний называл вещи своими именами. Кавальеро и мне было совершенно ясно, что, если этот «марафон» обратно в порт Тунис будет продолжаться, от итальянских дивизий скоро ничего не останется, порты Бенгази и Триполи попадут в руки британцев, причем в таком состоянии, что их можно будет немедленно начать использовать, а боевой дух измотанных германских войск серьезно пострадает. Использовать для восстановления равновесия «линию Марета» (оборонительную позицию далеко на юге, на тунисской границе) мы не могли, поскольку работы по ее укреплению были еще далеки от завершения.

Между тем нестабильные отношения между Бастико и Роммелем грозили перерасти в открытую вражду. Кавальеро попытался урегулировать этот вопрос на совещании в Арко-Филене в конце ноября 1942 года. Там антагонизм удалось смягчить, но не устранить. Кавальеро изложил точку зрения итальянской стороны, состоявшую в том, что в пределах имеющихся возможностей Триполитанию следует защищать и что нельзя предъявлять чрезмерные требования к стойкости итальянских пехотных дивизий. Эти два условия являлись принципиально важными для создания укрепленной оборонительной линии на южной границе Туниса, где в лихорадочном темпе велись соответствующие работы, и вскоре появилась возможность отправлять через тунисскую территорию больший объем грузов, предназначавшихся для войск Оси.

К концу ноября вражеская группировка вторжения постепенно начала продвигаться вперед. 25 ноября первая, не слишком большой численности, колонна американских войск вышла к Меджес-эль-Баб. Тем временем прибытие в район боевых действий германских и итальянских подкреплений, состоявших из сухопутных и военно-воздушных частей, привело к стабилизации положения на фронте. Переброска эскадрильи истребителей и небольшого количества пехоты в Габес открыла маршрут для снабжения войск Роммеля в Триполитании. Восьмидесяти англо-американо-французским дивизиям противостояли пять дивизий держав Оси, причем около половины от их общей численности составляли итальянцы. Части зенитной артиллерии были сведены в отдельную дивизию под командованием генерала Нейфера. Частями и подразделениями пикирующих бомбардировщиков, истребителей и самолетов-разведчиков, которых было достаточно для решения стоящих перед нашими войсками непосредственных тактических задач, командовал генерал Кош, в прошлом австрийский пилот.

Протяженность Западного фронта составляла более 400 километров. Хотя казалось, что о том, чтобы удержать его столь ограниченными силами и средствами, не могло быть и речи (особенно не хватало артиллерии – поначалу у нас едва-едва набиралось 100 орудий), я все же надеялся не только удержать его, но и продвинуться достаточно далеко вперед, используя партизанские методы ведения боевых действий. Тем самым мы ушли бы из опасного положения, при котором противник мог, проведя успешную наступательную операцию, отбросить нас к морю. Характер местности благоприятствовал моему замыслу – негустая сеть шоссейных и железных дорог имелась лишь в северной трети Западного фронта. В серединной трети местность осложняла маневры противника. Кроме того, этот участок отделяла от прибрежной равнины гряда холмов всего с несколькими проходами между ними, что позволяло занять там выгодную оборонительную позицию. Подходы к южной трети затрудняла пустыня. Я исходил из того, что, не обладая опытом ведения боевых действий в пустынной местности, необстрелянные войска альянса не станут сразу же пытаться быстро продвинуться на большое расстояние. Фронт, обращенный к югу, был выделен для армии Роммеля, и его я не учитывал в своих расчетах, поскольку в тот момент на этом направлении не существовало никакой угрозы. В центральном секторе в качестве охранного гарнизона вполне хватало итальянских дивизий, хотя было ясно, что, если противник прорвется, туда придется перебрасывать немецкие войска. Мой план состоял в том, чтобы, постоянно атакуя противника на разных участках в северном и серединном секторах с использованием разного количества сил и средств, ввести его в заблуждение относительно нашей численности и возможностей, не дать ему почувствовать нашу слабость и затруднить ему процесс концентрации сил для решительного наступления.

Таким образом, 5-я танковая армия под командованием генерала фон Арнима должна была занять основную линию обороны, которая проходила приблизительно по рубежу Аброд – Бежа – Тибурсук и далее вдоль Силианы в направлении линии Сбейтла – Гафса. В качестве отдаленной цели я наметил рубеж Бона-Сук и далее Арас – Тебесса – Фериана – Гафса – Кебили. Это была первая позиция, которая могла позволить нам начать контрнаступление. Она находилась приблизительно в 240 километрах от побережья. Позиция была удачной с точки зрения рельефа и других особенностей местности, давала возможность быстро построить укрепления и имела полезные коммуникации, которых противник был лишен во всех южных районах (впрочем, в этом смысле и на севере районы, занимаемые войсками Оси, были куда более удобными, чем те, которые находились под контролем противника). Насколько упростилась бы наша задача, если бы мы располагали хотя бы одной немецкой дивизией в момент начала вторжения альянса или если бы французы не проявили свой гонор! Имея вдвое меньше сил и средств, мы могли бы добиться вдвое или даже вчетверо больших результатов.

По прошествии первых нескольких недель стремительное продвижение британцев, преследовавших наши войска в Триполитании, замедлилось. Наступлению Монтгомери помешали проливные дожди в Египте, и, когда в конце ноября 1942 года Роммель дошел до горловины в районе Эль-Агейла, наша Африканская армия оказалась вне непосредственной опасности. Безводная пустыня Сирта и надежная линия укреплений в районе Буэра, за которую можно было зацепиться, позволяли взглянуть в будущее с несколько большим оптимизмом. В том, что в войсках люди думают именно так, я имел возможность лично убедиться, слетав туда незадолго до Рождества и еще раз перед наступлением Нового, 1943 года. Я не заметил у солдат ни малейших признаков подавленности – только отвращение по поводу того, что им не давали возможности сражаться так, как они это умели, а также отчаянную и вполне естественную тоску по нормальному снабжению.

15 января нами была отбита вражеская атака на позиции в районе Буэра, в то время как в районе Зем-Зема наша Африканская армия избежала контакта с войсками альянса, двигающимися с юга и пытающимися соединиться с другой группировкой противника. Тот же тактический прием применялся нашими войсками снова и снова до момента взятия противником Триполи. Приведу всего один пример: с 16 по 22 января, то есть за семь дней, наши отступающие части и соединения покрыли расстояние в 350 километров, то есть проходили в среднем по 50 километров в день (иными словами, двигались со скоростью летящей вороны). Не надо обладать подготовкой офицера Генерального штаба, чтобы догадаться, что при таких темпах движения о боях нечего было и думать. Совещание, проведенное 24 ноября 1942 года,, явно не дало никаких практических результатов. Могу прямо сказать, что Кавальеро и я были против вступления в крупномасштабное сражение, которое могло бы привести к уничтожению африканской группировки или значительной ее части. Однако мы оба были убеждены в том, что возможности для контратак, преследующих реальные, достижимые цели, следовало использовать в полной мере. Боевой дух у наших частей присутствовал. При наличии умелого руководства войсками даже того, увы, тоненького ручейка тылового снабжения, которым мы располагали, хватило бы для решения этой ограниченной задачи. Мы везде были вынуждены вести «войну бедных». Оставалось лишь удивляться, как здорово это удавалось Роммелю в 1941 году.

После ухода из Триполи, где мы были вынуждены оставить много ценного военного имущества, битва за итальянские колонии фактически закончилась. В результате итальянцы стали действовать с еще большей неохотой, чем до этого. Тем не менее, принятое Роммелем 25 января решение отправить на Южный тунисский фронт три дивизии, сформированные в результате реорганизации семи итальянских дивизий, было естественным, и его одобрили итальянское Верховное командование и командующий Южным фронтом.

В отличие от действий Роммеля стратегия штаба 5-й танковой армии под командованием фон Арнима в первые месяцы полностью соответствовала ситуации. Если бы вместо итальянских войск у нас имелось в наличии больше сильных немецких частей, цель, состоявшая в продвижении линии фронта вперед вплоть до алжирской границы, была бы достигнута. Тем не менее, удары, один за другим наносившиеся по противнику 5-й танковой армией силами 10-й танковой дивизии, ведомой ее прославленным командиром – генералом Мюллером, медленно, но верно продвигали Западный фронт вперед. При этом немецкие солдаты снова и снова демонстрировали свои высокие боевые качества. На правом фланге Тунисского фронта, хотя он и был ослаблен в результате отвода оттуда наших ударных сил, действовали германские части, поэтому противник так и не проверил его на прочность. Все атаки войск альянса направлялись исключительно на позиции, которые удерживали итальянцы.

В то время как нанесение ударов по позициям итальянцев неизменно приводило к оставлению ими защищаемых рубежей, а иногда и к прорыву противника на значительных участках фронта, контратаки немецких войск бывали успешными – к примеру, 25 января 1943 года в результате такой операции мы захватили 4000 пленных. Однако это не могло скрыть того факта, что над нашим планом атакующих действий, несмотря на методичное его выполнение, нависла серьезная угроза. Нельзя было не принять во внимание происшедшее в конце месяца стремительное выдвижение войск альянса из района Фаида в направлении Сфакса. Оно свидетельствовало о начале наступления, которое вполне могло бы решить судьбу Туниса, если бы в американском командовании нашлись достаточно волевые офицеры, а американские войска проявили бы боевые качества, необходимые для того, чтобы найти выход из весьма запутанной ситуации и одержать верх. Однако этого не произошло, и упомянутый эффектный тактический маневр привел лишь к увеличению протяженности линии фронта и распылению сил противника. Если бы германское командование не сумело воспользоваться этим временным преимуществом, это означало бы, что оно состоит из дилетантов.

Немецкие летчики все еще контролировали воздушное пространство над Тунисом, и их атаки с малых высот нередко имели самые плачевные последствия для необстрелянных американских войск. Да и вообще стратегия люфтваффе в Западном Средиземноморье была небезуспешной. Однако наша авиация была слишком малочисленной в отношении к размерам территории, на которой разворачивались боевые действия. В ситуации, когда каждый день многое решал, Верховное командование вермахта уделяло слишком мало внимания фактору времени. Это заставило меня вылететь в ставку фюрера.

В разговоре с Герингом я сделал особый упор на необходимость увеличения поставок горючего, более мощного вооружения для самолетов, более эффективных действий легкой (калибра до 5 сантиметров) и тяжелой зенитной артиллерии, большего количества дециметровых радаров и радаров Фрейа, а также поисковых радаров для самолетов глубокой разведки.

В ставке фюрера я обрисовал ситуацию так, как я ее видел, указав, что возможность перетащить французов на нашу сторону была упущена, а наступать германские войска не могли по причине нехватки сил и средств.

«Мы добились успеха, – сказал я, – в решении невыполнимой задачи по созданию плацдарма и продвижению вперед линии фронта, которую, при том что на ней нельзя остановить крупное наступление противника, можно стабилизировать. Для этого потребуются свежие подкрепления. Две или три итальянские дивизии, имеющиеся в нашем распоряжении, практически в счет не идут. На фронте длиной более 400 километров безнадежно пытаться продвинуться к рубежам, на которых мы могли бы закрепиться, располагая лишь тремя с половиной немецкими дивизиями, которые включают в себя всего одну танковую – 10-ю, а также всего-навсего сотней орудий. Пока еще у нас есть время, но скоро оно истечет. Как только установится хорошая погода, Эйзенхауэр попытается захватить инициативу и начать наступление. Будучи атакующей стороной, именно он будет выбирать время и место для боя. Это даст ему возможность, перебросив части с второстепенных участков фронта, собрать в кулак такое количество сил и средств, которое обеспечит ему успех, поскольку мы не сможем вовремя сконцентрировать количество войск, нужных для отражения атаки.

5-я танковая армия еще не взяла под свой контроль ключевые пункты, которые гарантировали бы нам удержание Туниса в наших руках в случае, если дела будут складываться для нас неудачно. Для этого также чрезвычайно нужны подкрепления.

Мы работаем, как бобры, укрепляя «линию Марета» и позиции на ее флангах, но эти работы могут быть закончены не раньше чем через шесть – восемь недель. Уже по одной этой причине я считаю быстрое отступление германо-итальянских войск под командованием Ромме-ля недопустимым. В то же время я полагаю принципиально важным не допустить соединения британской 8-й армии с группировкой вторжения, а также не дать командованиям ВВС двух этих группировок противника проводить скоординированные операции в воздухе над тем сравнительно небольшим районом Туниса, где находятся укрепления. В противном случае ход погрузочно-разгрузочных работ в портах Тунис и Бизерта, которому до сих пор ничто не мешало, окажется нарушенным.

Нашей стратегической целью должно быть недопущение соединения группировок противника, нанесение ударов по ним и одержание победы поочередно над каждой из них в результате действий из районов, находящихся между ними. Я против немедленного отвода армии Роммеля, поскольку это противоречило бы основному плану действий по обороне Туниса, но выступаю за выведение из боя и переброску на запад определенных ее частей – при условии, что Роммель не воспользуется этим в качестве предлога для еще большего ослабления сопротивления и еще более быстрого отступления. Должен со всей прямотой заявить, что после Эль-Аламейна он не оказывал противнику того стойкого и решительного сопротивления, которое я, зная его, вправе был от него ожидать».

Продолжая свое выступление, я объяснил, что, учитывая темпы работ по строительству укреплений в приграничной зоне, наши бронетанковые части не должны отходить за тунисскую границу ранее начала или середины февраля. Далее я отметил необходимость введения новой системы командования и управления войсками – в частности, создания общего командования группировки, на пост главы которого рекомендовал назначить Роммеля, и верховного командования группировки, руководство которым, на мой взгляд, по соображениям престижа следовало предложить итальянцам. Эта система должна была быть готова к действию к началу февраля. В довершение всего я попросил предоставить мне две-три дивизии, несколько артиллерийских и минометных батарей и значительное количество огнеметных и противотанковых батальонов. Свое выступление я закончил требованием укрепить систему тыловых коммуникаций, чтобы улучшить снабжение войск всем необходимым.

Стратегический план был одобрен, и мне было твердо обещано, что подкрепления вскоре прибудут. Предложение Роммеля использовать две моторизованные дивизии из состава его группировки я воспринял как его попытку создать предлог для увеличения темпа отступления и в итоге его отклонил. В конце концов мы сошлись на том, что он выделит мне одну дивизию, приняв все меры для того, чтобы это не нанесло никакого ущерба действиям его войск. Что касается заверений и обещаний Гитлера на этот счет, то о них со временем забыли, сочтя, по всей видимости, что подачки в виде одной-единственной дивизии Роммеля будет достаточно для того, чтобы я успокоился. Я прекрасно понимал все трудности, с которыми сталкивалось Верховное командование, и уверен, что в моем отношении к его представителям не было ни панибратства, ни высокомерия. Но человек, который командует войсками, действующими на целом театре военных действий, должен твердо стоять ногами на земле, поскольку в противном случае его будет легко опрокинуть. Во время моих личных бесед с Гитлером он лишь в редких случаях отказывался от своих обещаний, но, как только я исчезал из поля его зрения, его интерес к Средиземноморскому театру военных действий угасал. Для него Средиземноморье казалось слишком далеким. Впрочем, так же думали многие компетентные люди, а для некоторых из них оно вообще не существовало.

Характерной чертой февральских боев на подступах к «линии Марета» было то, что наши оборонительные действия осуществлялись не с переднего края, а из глубины оборонительных порядков. Мы очень активно использовали артиллерию и «штукасы», но то, что бои в указанном районе, непосредственно прикрывающем тунисскую крепость, продолжались в течение всего февраля, – заслуга главным образом 15-й танковой дивизии, действовавшей в арьергарде. Когда 20 февраля британская 8-я армия вышла к «линии Марета», германо-итальянские войска были зажаты в некоем подобии просторной цитадели. Прибывшие морем и по воздуху подкрепления нисколько не изменили эту ситуацию.

Окончательное соединение двух группировок альянса еще не произошло. Не наблюдалось также никаких признаков координации их действий в воздухе. С другой стороны, противник явно активизировал операции против нашего морского и воздушного транспорта. Им были нанесены первые авиаудары по нашим портам с применением четырехмоторных бомбардировщиков, действовавших с высоты в 10 тысяч метров и более, что означало переход к новой фазе войны в воздухе. С этого момента нам постоянно приходилось ломать голову над тем, как отразить вражеские авиарейды с помощью истребителей и зенитной артиллерии.

С октября 1942 года британская 8-я армия прошла половину Северной Африки – около 2500 километров. Худшие зимние месяцы ее войска провели на марше в пустыне, где были вынуждены преодолевать всевозможные трудности и лишения. Из-за недостаточного количества дорог они не могли двигаться параллельными курсами, и потому походные порядки частей и соединений армии оказались сильно растянутыми. Следовательно, были основания полагать, что на ее участке фронта в течение по меньшей мере нескольких недель будет царить затишье.

На Западном фронте стратегическая концентрация войск вторжения значительно продвинулась и шла полным ходом. В этом плане Эйзенхауэр опережал Монтгомери, но в том, что касалось боевой мощи, оценивать две группировки следовало наоборот. Это неизбежно приводило к мысли о том, чтобы атаковать противников по очереди, начав с запада, и за счет нанесения серии ударов оттянуть момент наступления войск альянса по крайней мере на несколько недель или даже месяцев. Чтобы достигнуть этой цели, необходимо было нанести противнику настолько тяжелый урон в живой силе и технике, чтобы у него возникла необходимость в подкреплениях, которые пришлось бы перебрасывать издалека. Дерзкий удар по противнику, который нарушил бы весь ход его приготовлений к наступательной операции, сулил наибольший успех, хотя подходящий момент для того, чтобы перехватить инициативу у 8-й армии, еще не наступил. В то время как на Южном фронте все еще сохранялась возможность без особого риска избегать столкновений с войсками противника, наша задача на Западном фронте, помимо нанесения силам альянса максимально возможных потерь, состояла в том, чтобы продвинуть линию фронта вперед на том участке, на котором мы были бы в наибольшей степени гарантированы от неизбежных в любой войне неприятных случайностей и который легче всего было бы оборонять. Рассчитывать на успех в неизбежных лобовых столкновениях мы могли только в том случае, если бы нам удалось сковать передовые части противника и использовать все возможности для улучшения собственных тактических позиций. Больших результатов можно было ожидать в случае захода противнику во фланг. Местность в центральной части фронта (Сбейтла, Кассерин) была вполне удобной для такого рода маневра и давала нам следующие преимущества.

Бросок в северо-западном направлении мог иметь большое стратегическое значение. Ближайшим объектом атаки могла бы стать Тебесса, важный узел шоссейных и железных дорог, средоточие огромных складов самого разнообразного характера. Прорыв в этом районе дал бы возможность провести рейд по коммуникациям противника и тем самым создать опасную ситуацию для его неопытных, необстрелянных войск.

Моторизованные части Роммеля могли бы достичь плацдарма, передвигаясь короткими рывками; благодаря низкой плотности населения в местности, где происходили описываемые события, высокий уровень скрытности маневров был им обеспечен.

Для частей под командованием фон Арнима, действовавших на Западном фронте, расстояния, которые им предстояло покрыть, также не представляли никакой проблемы. Поскольку американский фронт еще не стабилизировался, им было нетрудно совершить маневр, который мог оказаться решающим.

Внезапную решительную атаку нужно проводить, не теряя темпа. Важен был каждый день. Нужно было включить в состав ударной группировки каждого солдата, которого можно было снять с позиций в обороне. Любой возможный прорыв противника на Западном фронте был бы компенсирован успешным рейдом по тылам противника. Операция должна была позволить нам приобрести свободу маневра, необходимую для массированного наступления против войск Монтгомери с участием всех имеющихся в нашем распоряжении сил и средств. Вероятность того, что в критический момент британцы опередят нас, начав наступление на «линию Марета», была невелика, но, если бы наши удары по войскам Эйзенхауэра побудили Монтгомери предпринять атаку раньше, чем мы ожидали, нам пришлось бы срочно перебросить обратно 90-ю легкую дивизию. Любая контратака подобного рода должна была в качестве цели ставить захват плацдарма для наступления Монтгомери и только в случае ее достижения могла считаться успешной – такую крупную операцию, как наступление на Марет, нельзя было начинать без подготовки. Позиции в районе Марета представляли собой линию естественных укреплений, усиленных блокгаузами и долговременными огневыми точками. При этом даже успешный фронтальный удар по этим укреплениям не мог дать длительного стратегического эффекта, поскольку наступление с «линии Марета», даже приведя к прорыву обороны в районе Акарит, увязло бы в солончаковых болотах Чотт-эль-Джерида. При всей слабости нашего передового рубежа обороны – «линии Марета» – она все же была достаточно прочной для того, чтобы дать возможность в случае необходимости выбить противника с захваченного плацдарма, что и было продемонстрировано, когда британцы в самом деле стали ее штурмовать. Слабым местом этих укреплений было то, что их можно было обойти с правого фланга; но даже это не представляло собой непосредственной опасности, поскольку сама местность затрудняла противнику маневр, и это давало германским войскам вполне достаточно времени для перегруппировки. Обходной маневр британцев невозможно было бы скрыть. В то же время его можно было замедлить с помощью контратак и ударов с воздуха. И наконец, суровая и негостеприимная пустыня, разделявшая две группировки войск альянса, также делала условия благоприятными для оборонительных действий.

Существовало много моментов, мешающих реализации этого простого плана. Система командования и управления войсками не была приспособлена к условиям театра военных действий. Верховное командование вермахта заявило о своем согласии на создание общего командования группировки, но предприняло все меры для того, чтобы все руководство войсками было полностью отдано Роммелю. Несмотря на то что план операции против группировки вторжения альянса был зафиксирован на бумаге и обговорен на словах и при том что не существовало никаких сомнений по поводу шагов, которые следовало предпринять для подготовки к осуществлению наших замыслов, единое ответственное командование так и не было сформировано. К сожалению, в течение двух решающих в этом смысле дней меня не было в ставке фюрера, и потому я не смог вовремя поправить положение. Мой начальник штаба пытался добиться от итальянского Верховного командования обнародования приказа об изменениях в высшем эшелоне командования африканской группировки, которые были предусмотрены договоренностями, но его усилия оказались тщетными. Таким образом, 5-я танковая армия должна была действовать в соответствии с собственным оперативным планом, считая само собой разумеющимся, что остальные войска будут согласовывать с ним собственные маневры. С другой стороны, Роммель чувствовм, что ему удалось сохранить свободу действий.

Планом предусматривалось, что Роммель, обладавший большим опытом ведения боевых действий в пустыне, нанесет мощный удар по британской 8-й армии одновременно с наступлением других частей наших войск на позиции группировки Эйзенхауэра. 22 февраля 1943 года я имел длительную беседу с Роммелем в его боевом штабе неподалеку от Кассерина и обнаружил, что он находится в подавленном состоянии. Казалось, что он не проникся ощущением важности стоящей перед ним задачи и не очень верил в успех предстоящей операции. Меня особенно поразило его плохо скрываемое стремление как можно Скорее и с как можно меньшими потерями Отойти назад к южным оборонительным рубежам, где с начала февраля войсками командовал маршал Мессе. Явная апатия Роммеля свидетельствовала о его нежелании или неспособности понять значение проводившегося в тот момент рейда в направлении Тебессы. Мой разговор с командующим 5-й танковой армией, которому я приказал встретить меня на аэродроме, понравился мне еще меньше. Он был очень односторонним и в конце концов привел к тому, что я, еще раз оценив ситуацию в моем штабе во Фраскати, отдал войскам, продвигавшимся в направлении Тебессы, приказ отойти назад.

Учитывая упрямство обоих командующих армиями – Роммеля и фон Арнима, – я ввел в действие новую схему командования и управления войсками, надеясь, что таким образом создал наиболее благоприятные предварительные условия для наступления Роммеля против 8-й армии. Я нарочно решил воздержаться от вмешательства в его план операции, чтобы позволить ему почувствовать свою независимость. Из двух вариантов, выработанных к тому времени, Роммель выбрал тот, который предусматривал рейд большими силами по гористой местности. Этот вариант был основой его собственного плана – прикомандированный к штабу 5-й танковой армии генерал Зиглер, заместитель фон Арнима, предлагал атаковать противника поблизости от побережья. У обоих замыслов имелись свои плюсы и минусы. Каждый мог и должен был привести к успеху, если бы осуществлялся толково и был неожиданным для противника.

К сожалению, добиться эффекта неожиданности не удалось. Поняв, что войска Монтгомери готовы отразить его удар, Роммель совершенно обоснованно прекратил наступление. Выяснять, кто в той ситуации был прав, а кто виноват, бесполезно, поскольку возможность предательства, о которой мне говорили тогда, теперь, судя по тому, о чем мне довелось прочитать после войны, представляется мне вполне реальной. Если все и в самом деле было так, то командующего итальянскими сухопутными войсками Мессе следует считать соучастником предательства адмирала Маугери из военно-морских сил.

Начиная с середины февраля все наши попытки наступательных операций (в том числе в направлении Тебессы и Мединина) не принесли нам успеха, на который мы рассчитывали. О том, что возможность одержать стратегическую победу над противником существовала, говорят огромные трудности, с которыми столкнулась группировка вторжения. Успехи же тактического характера не могли переломить общий ход военных действий. Наступление 1-й германо-итальянской танковой армии на Мединин дорого обошлось скорее партнерам по Оси, нежели противнику, и сделало очевидной слабость нашего командования и боевых частей. Мне стало ясно, что войска Оси утратили инициативу. Было ясно, что группе армий, за действия которой отвечал новый командующий, фон Арним, придется отступить и окончательно перейти к обороне.

В начале марта 1943 года Роммель получил давно заслуженный отпуск и уехал из Туниса. Я с радостью рекомендовал его в кавалеры Рыцарского креста с бриллиантами, но, к сожалению, мои усилия, направленные на то, чтобы заслуги этого доблестного солдата были отмечены высшей итальянской наградой, ни к чему не привели.

Шансы на успешную оборону «тунисской крепости» были не так уж малы при условии, что нам удалось бы не допустить соединения двух группировок альянса и координации действий их авиации. Наш правый фланг удерживали опытные германские войска, занимавшие хорошо укрепленные и оборудованные позиции. Левый фланг нашей обороны также проходил по местности, хорошо укрепленной на большую глубину. Части группировки Оси, расположившиеся в центральной зоне защитных порядков, были гораздо слабее, поскольку на отдельных участках там держали оборону одни итальянцы. Даже при том, что стоявшие там части и соединения, такие, как дивизия «Центауро» и бригада «Империал и», по итальянским меркам представляли собой первоклассные войска, будучи предоставленными сами себе, они были не в состоянии сдержать наступление альянса. Если бы у нас не было в резерве трех германских моторизованных дивизий (10-й, 21-й и 15-й танковой), нам бы ничего не оставалось, как, стараясь избегать прямых столкновений с противником, отступить на заранее намеченные, но еще не приведенные в должное состояние позиции в районе «линии Энфи-давилля». Это было бы реализацией любимой идеи Роммеля. Преимущества этого маневра были очевидными: длинный фланг, проходящий параллельно линии побережья, был бы сжат, а уменьшение длины защитных рубежей помогло бы нам укрепить оборону, сделав ее глубоко эшелонированной, и тем самым в определенной степени компенсировать слабость наших защитных порядков, прикрывающих порт Тунис.

С точки зрения теории ведения наземных военных действий все это было правильно, но, не вдаваясь в подробности, такие, например, как недостаточная глубина района обороны и угроза обоим внешним флангам со стороны британских военно-морских сил, я подчеркну только решающий негативный фактор – а именно то, что под массированными ударами противника с моря и с воздуха по портам и аэродромам наши тыловые коммуникации и, соответственно, вся наша оборона были бы разрушены в течение нескольких дней. В этом случае противник получил бы полную свободу выбора в решении вопроса о том, что ему делать дальше – атаковать наши обескровленные боевые порядки с прекрасными шансами на успех или же ограничиться их окружением, которое дало бы ему время для того, чтобы подготовиться к вторжению в Италию или в Грецию своими основными силами или даже приступить к этой операции.

То, что альянсу не удалось использовать свой шанс, как и то, что наше собственное вынужденное отступление было проведено без чрезмерных потерь, – все это результат контратак германских войск против группировки вторжения. Благодаря моему рассказу историки поймут, что наши операции в Тунисе были оправданными, хотя они и не привели к решительной победе, которая могла быть достигнута.

Наступление альянса, решившее судьбу сил Оси в Тунисе, началось 20 марта 1943 года с удара британской 8-й армии по «линии Марета». Хотя первоначальный успех британцев в итоге трансформировался в блестящую победу германского оружия в результате контратаки 15-й танковой дивизии, победа эта была достигнута слишком дорогой ценой. Фланговая угроза «линии Марета» с юго-запада и охват противником наших позиций со стороны пустыни и Матматских холмов не встретили своевременного и решительного отпора наших сухопутных сил и люфтваффе – они все еще не могли избавиться от идеи о том, будто пустыня является неподходящей местностью для крупномасштабных передвижений войск, таких, как бросок новозеландцев из Фоум-Хатауина. Мы также узнали, что после их неудачного фронтального наступления на Мединин дивизии 8-й армии продвинулись дальше к западу через Халлуф. В конце концов нам стало известно и о том, что немецкие передовые отряды не смогли остановить продвижение новозеландцев и что батальоны генерала Манерини при всей их боеспособности оказались не в состоянии противостоять на своих плохо укрепленных позициях между Джебель-Табагой и Джебель-Мелабом ударной группировке современных войск альянса.

Решение о защитных мерах, которые слишком долго не предпринимались нами из-за чрезмерной уверенности в прочности «линии Марета», нужно было принимать раньше и реализовывать его более оперативно. Кроме того, наши действия в воздухе не соответствовали требованиям момента. Когда боевые действия сместились к рубежу Макнасси – Гафса – Эль-Геттар, возник очень неприятный кризис, который потребовал моего немедленного личного вмешательства. В районе Макнасси, например, германо-итальянским войскам удалось выйти из окружения только благодаря военному искусству полковника Ланга. В целом решающим для серединных участков нашей обороны, находившихся на стыке между двумя группировками Оси, стал период с 21 по 27 марта. Он ясно продемонстрировал отсутствие энергии и активности в руководстве нашими войсками. Я достаточно часто просил изменить это положение, но так ничего и не добился.

27 марта нарастающее давление 8-й армии в районе Эль-Хамма, перед которым наши спешно собранные в кулак зенитные части создали вполне надежный противовоздушный барьер, а также все более тревожные события дальше к северу вынудили нас оставить «линию Марета» и отвести войска, действовавшие на Южном фронте, на позиции в районе Чотта. Когда 7 апреля наша оборона в этой зоне рухнула, что произошло удивительно быстро, если учесть, что там у нас были прекрасные, господствующие над местностью позиции (итальянцы вновь продемонстрировали, что на них нельзя было полагаться), стало ясно, что конец Тунисской кампании уже близок. Тем не менее, германские войска, испытывавшие сильное давление в центре и с фланга и беспрерывно атакуемые с воздуха, сумели пройти около 200 километров до «линии Энфидавилля», сохраняя порядок, и тем самым продемонстрировали свою дисциплину и выносливость.

Когда начался наш отход с позиций в районе Чотта, наши возможности для маневра резко сократились. Многочисленные штабы, тыловые службы и тому подобное теперь не столько помогали, сколько мешали продолжать сопротивление. Многие из их представителей пополнили список потерь, что было неизбежно. Моя очередная просьба эвакуировать часть личного состава была, как и предыдущие, отклонена Гитлером, который опасался, что это нанесет ущерб боевому духу наших войск. Поэтому мне пришлось удовлетвориться эвакуацией из зоны боев нескольких весьма ценных военных специалистов. Почти все авиационные части и суда с малой осадкой тоже были эвакуированы, поскольку их собирались использовать для подготовки к обороне Сицилии. Мне и моим штабным работникам конечно же следовало расширить категорию военнослужащих, подпадающих под действие аналогичного приказа, касавшегося сухопутных сил.

Первые бои за «линию Энфидавилля» начались 16 апреля 1943 года. С помощью контратак 21 и 22 апреля мы добились таких успехов в сдерживании противника, что войска Монтгомери больше не возобновляли наступление в том секторе, где оно было предпринято. Попробовав на прочность разные участки фронта, командование альянса изменило направление главного удара, нацелив его в сектор, который с самого начала был самым важным, поскольку прикрывал прямой выход к порту Тунис. Дивизии Эйзенхауэра с 7 апреля вели бои с целью захвата высоты под названием Лонг-Стоп-Хилл, но лишь 27 апреля она окончательно перешла в руки британской 1-й армии. Надо отдать должное и наступавшим войскам противника, и прежде всего британской 78-й дивизии. Захватив упомянутую высоту, противник получил возможность выйти на оперативный простор тунисской равнины; с 5 по 8 мая четыре с половиной дивизии, тесно взаимодействуя между собой, после артиллерийской подготовки невиданной мощи и ковровых бомбардировок нанесли нам сокрушительный удар. Ширина фронта наступления мощной атакующей группировки была практически равна глубине ее боевых порядков. С правого фланга ее действия прикрывали французские дивизии, а с левого – четыре американские дивизии, которые, приобретя некоторый боевой опыт в предыдущих, не слишком удачных для них стычках, теперь продвигались вперед вдоль побережья в направлении Бизерты.

К 9 мая 1943 года, когда после прорыва противник захватил порт Тунис, лишь отдельные части войск Оси продолжали сопротивление. Последние из них сложили оружие 12 мая. До этого момента я поддерживал радио – и телефонную связь с германским командованием в Тунисе из Рима. Последние донесения армейского генерала фон Верста, который дрался до последнего снаряда, командира зенитчиков Нейфера и маршала авиации Кехи, под руководством которого последняя эскадрилья люфтваффе поднялась в воздух, чтобы дать бой противнику, свидетельствовали о героизме защитников порта.

Поскольку войска противника все еще сражались на двух разных фронтах, воздушная поддержка со стороны люфтваффе, особенно в отношении 5-й танковой армии, была удовлетворительной. Пилоты наших истребителей на Южном фронте действовали просто блестяще, успешно сбивая самолеты противника. «Штукас» и истребители-бомбардировщики также работали прекрасно – до того момента, когда стало ясно, что они не могут больше противостоять современным пикирующим бомбардировщикам противника, а также его истребителям, превосходившим их в вооружении. После этого их пришлось вывести из боев. Части бомбардировочной авиации 2-й авиагруппы, которые временно перебросили из Италии для противодействия британскому 10-му корпусу, когда он начал маневрировать в пустыне с целью охвата наших войск, а также для нанесения ударов по аэродромам противника, оказались не в состоянии восстановить баланс сил – главным образом потому, что у экипажей, не обученных ведению боевых действий в условиях пустыни, возникли трудности с навигацией и ориентировкой на местности. Поскольку сужение зоны военных действий вынудило нас перебросить большинство авиационных частей из Туниса на Сицилию, количество и эффективность наших боевых вылетов снизились. Противник же, наоборот, получил возможность наносить массированные авиаудары по нашим морским коммуникациям и по портам Тунис и Бизерта с использованием тяжелых бомбардировщиков силами обоих своих воздушных командований, в то время как все его легкие самолеты были задействованы для оказания поддержки с воздуха его сухопутным войскам – и это в условиях почти полного отсутствия в воздухе нашей авиации. Эта картина все время стояла у меня перед глазами, когда я надоедал Верховному командованию вермахта просьбами о подкреплениях и улучшении снабжения войск, а Роммеля и фон Арнима убеждал максимально использовать их якобы недостаточные ресурсы.

Эту главу я закончу кратким резюме.

По моему мнению, все, что произошло в Тунисе, стало результатом изначально неверной стратегии. Как я уже говорил, главная, на мой взгляд, ошибка состояла в полном непонимании важности Африканского и Средиземноморского театров военных действий.

Вторая ошибка состояла в недостаточной защите наших морских транспортных перевозок, что впоследствии привело к развалу системы тыловых коммуникаций.

Третьей нашей проблемой, как мне кажется, были трудности, связанные с ведением войны в коалиции с союзниками. Было одинаково вредно проявлять как излишнюю уступчивость, так и чрезмерную непримиримость. Когда Кавальеро на посту начальника Генерального штаба сменил генерал Амброзио, до этого занимавший пост командующего сухопутными войсками, положение стало совершенно невыносимым. Доверительные отношения, существовавшие между Кавальеро и мной, сменились прямо противоположными. Перед этим назначением я предупреждал дуче о возможных последствиях, а поскольку мои соображения остались без внимания, попросил освободить меня от моих обязанностей. К сожалению, я уступил уговорам дуче и его заверениям в том, что он будет «верить каждому из нас как брату». Уже тогда я заподозрил – а теперь в этом уже нет сомнения, – что в правящих кругах в Риме в глубокой тайне обсуждался вопрос о будущем выходе Италии из коалиции.

Четвертая и, возможно, самая катастрофическая ошибка состояла в нашем отношении к Франции. Ее африканские колонии по непонятным причинам были для Гитлера неким табу, и он требовал, чтобы мы занимали в данном вопросе такую же позицию.

Суммируя причины наших неудач, не следует закрывать глаза на тот факт, что мы совершали стратегические ошибки. Эти ошибки (у них также были свои причины, которые можно понять) частично объясняют сравнительно быструю потерю нами Туниса и тот факт, что альянс уже в 1943 году смог создать новый, Южный фронт в Европе со всеми негативными для нас последствиями этого события в смысле общей ситуации. Эти ошибки вызывают тем большее сожаление, что их в значительной степени можно было избежать.

Альянс одержал полную победу. Последние бои оставили у противника ощущение превосходства, что оказало чрезвычайно сильное положительное воздействие на его боевой дух. Потеря Туниса, последовавшая за потерей Триполитании, была особенно тяжелым ударом для итальянского командования и личного состава вооруженных сил союзников. Погребальный звон по их колониальным устремлениям разбудил итальянцев и заставил их осознать опасность, которой подвергалась их родина, до того момента почти не знавшая последствий войны.

Германия, будучи ведущей державой Оси, отнеслась к неизбежному распространению войны на важные районы Средиземноморья с некоторой апатией и упустила возможность нанести смертельный удар Англии в жизненно важном для последней регионе. Раз и навсегда была упущена возможность масштабного стратегического планирования и всеобъемлющего пересмотра политических целей. В конце этой фазы войны Ось утратила стратегическую инициативу.

Великобритания, классическая средиземноморская держава, с помощью американцев сумела создать плацдарм для прыжка в Европу с юга.