"Золотоискатели" - читать интересную книгу автора (Кервуд Джеймс Оливер)

Глава IV. Человек с медвежьими ногами

Родерик Дрюи на минуту был близок к тому, чтобы потерять сознание. Какую страшную ответственность возложили теперь на него!

Прежде всего надо было вспомнить, какой путь он избрал в тот день, когда, разлучившись на короткое время с товарищами, он отправился за дичью. Это был первый и почти кардинальный вопрос.

Перед брошенной хижиной влево и вправо тянулась довольно обширная лужайка. Солнце весело играло на снегу, который на большом протяжении совершенно растаял. При самом тщательном осмотре нельзя было обнаружить ни малейших отпечатков человеческих ног.

А между тем ему было сказано:

— Иди вперед! Теперь все остальное зависит только от тебя: помни это твердо.

Собаки, бесконечно радуясь тому, что им подарили временный отдых, вытянулись на снегу. Абсолютное молчание царило среди троих людей, связанных одной и той же целью, одним и тем же порывом. Родерик вознес немую молитву к небу.

Он ясно помнил, что тогда направился к югу, и именно это направление он избрал теперь. С ружьем наперевес, в сопровождении друзей, которые сделали с ним только несколько шагов, он довольно решительно пошел вперед. Считаясь с его настроением, Мукоки и Ваби не произнесли ни слова.

К своему неописуемому изумлению, он узнал некоторые кусты, которые показались ему более знакомыми, чем остальные. Шесть месяцев назад, когда он только прибыл в Нортландию, он не был способен на это. Но за истекшие полгода он столько раз участвовал в облавах на волков и так близко познакомился с Пустыней, что его глаза были натренированы гораздо сильнее, чем он сам думал.

Конечно, нельзя было еще говорить о полноте его познаний, ибо он на каждом шагу останавливался, не зная в точности, куда дальше пойти, что дальше делать.

Он также ясно помнил то, что сначала вышел на широкое поле, миновав которое, стал подыматься по отлогому холму. Но в каком месте он повернул? На этот весьма важный вопрос он пока не находил ответа.

Перед его глазами раскрывался хаотический и прекрасный в своей дикости пейзаж, и он призвал на помощь всю силу своего зрения, и весь ум, и всю память для того, чтобы хоть кое-как разобраться в топографии местности.

Сомнения его росли с каждой минутой, и вдруг он совсем оробел, когда повернулся и увидел на расстоянии тридцати — сорока шагов Мукоки и Ваби, которые пристально, по-прежнему молча, смотрели в его сторону.

Ему стало так тяжело и стыдно, что против воли его глаза наполнились чисто детскими слезами.

Неужели же из-за него Миннетаки пропала навсегда?

В подобном состоянии, недвижный, как статуя, он мог бы простоять до вечера, если бы яркая полоса света, перерезавшая все поле, на миг не ослепила его. Этот яркий свет был брошен с противоположной стороны огромной ледяной глыбой, которая по странному капризу природы удерживалась в состоянии полного равновесия на вершине откоса, где она была оставлена пронесшейся мимо ледяной лавиной.

Эта глыба, прозрачная, ясная и чистая, как кристалл, сыграла в данном случае роль призмы, сквозь которую солнечный луч, преломившись, послал Родерику Дрюи свое спасительное указание. И действительно, молодой человек тут же на месте вспомнил, что неделю назад он проходил мимо этой льдины, которая сразу привлекла к себе его внимание. Он побледнел от радости и с легкостью козы и с победным криком бросился вперед.

Его попутчики, которым он не сказал ни слова и которые молча между собой переглядывались, словно спрашивая друг друга, не сошел ли Родерик с ума, едва поспевали за ним. С той же легкостью и стремительностью он побежал по снегу до основания откоса и стал подыматься наверх, ни на миг не отрывая взора от чудесного сигнала, посланного ему самой судьбой.

Только тогда, когда он добрался до голубеющей в небе глыбы, он остановился и с громадным усилием перевел дух. Лишь через несколько минут он пришел в себя, стал дышать гораздо ровнее и мог объяснить Мукоки и Ваби, что случилось и какую чудесную помощь послало ему провидение.

С вполне законной гордостью он выслушал все похвалы в свой адрес, еще немного отдохнул и стал подыматься к вершине ската. Когда он добрался до намеченной цели, солнце стало уже спускаться к холодному, угрюмому горизонту. Мало-помалу стало темнеть, но Родерик, уже руководствуясь собственным инстинктом, продолжал с тем же неутомимым упорством свои поиски. Он как-то сразу, без малейшего напряжения вспомнил многое, что казалось давным-давно уплывшим из его памяти.

При других обстоятельствах и в менее трагической обстановке Мукоки и Ваби от души смеялись бы при виде того, как Родерик, как вьюн, вертелся на одном и том же месте, то приседал, то подымался, снова приседал и снова подымался, озирался по сторонам и с видом старого траппера вынюхивал искомый след.

Но теперь им было не до смеха.

Ночь уже бросала свои первые, легкие сумерки. Небо затянулось серой пеленой, но Родерик успел выйти на крохотную лужайку и по полуобгорелым поленьям узнал то самое место, где на прошлой неделе натолкнулся на следы Миннетаки и ее наглых преследователей.

Им овладела такая гордость, а вслед за ней столь яркая надежда, что на миг ему показалось, что его сердце сейчас вырвется из груди… Он увидел те же кости, те же остатки трапезы, разбросанные вокруг погасшего костра…

И у него уже не оставалось никаких сомнений насчет того, что он нашел именно то, что так упорно искал.

Да, он нашел то, что искал, за исключением лишь одного: отпечатка ноги Миннетаки. К нему на помощь поспешил Мукоки, который стал разгребать снег и самым тщательным образом искать следы побывавших здесь людей, а также лыж, полозьев и собачьих лап. Оттепель продолжалась лишь один день, но она сделала свое дело и уничтожила все признаки пребывания здесь индейского отряда.

— Я думаю, — начал Ваби, — что мы должны во что бы то ни стало провести здесь ночь. Может быть, дневной свет поможет нам, и мы найдем, что нам нужно.

Несмотря на безумную радость Родерика, который хлопал в ладоши, как маленький мальчик, Ваби и старый траппер не разделяли его настроения. Да, пока еще нечему было радоваться.

«Еще одна ночь! — думали они про себя. — Еще одна прошедшая без всякой пользы ночь!»

Индейцы настолько ушли вперед, что у преследователей не было твердой уверенности в том, что их удастся вовремя нагнать. Разве только поможет какой-нибудь непредвиденный счастливый случай.

Мукоки и Ваби избегали делиться своими грустными размышлениями с Родериком, боясь опечалить его. Не теряя времени, все трое занялись устройством хижины из березовых ветвей, возле которой, по установившейся традиции, разложили костер. Мукоки, оказавшийся выносливее остальных, вызвался дежурить всю ночь.

Род и Ваби, изнервничавшиеся до последней степени, уснули так легко, что у старика не хватило духу будить их, когда пришел назначенный час. Солнце уже встало, когда молодые люди вышли наконец из хижины и стали потягиваться, желая размять онемевшие члены. Ими тотчас же овладел невыносимый стыд, когда они обнаружили, что Мукоки нет подле костра. Траппер не терял драгоценных минут и, очевидно, занимался чем-то очень важным, потому что, когда он появился через полчаса, лицо его выражало полное удовлетворение.

— Ну, что слышно? — спросил Ваби.

Индеец протянул руку в северо-восточном направлении.

— Они пошли в ту сторону! — сказал он.

Старый траппер совершенно правильно рассудил, что если похитители девушки и направились к югу, то сделали это только для отвода глаз, так как с этой стороны им угрожала опасность быть пойманными в скором времени. Поэтому они должны были немедленно свернуть на север и затеряться в местности, известной только им одним. Великая Белая Пустыня хранила много уголков, куда еще не проник ни один белый человек.

Тщательно изучая окрестности и топографический профиль места, где они находились, Мукоки настолько увлекся, что незаметно вышел на узенькую долинку, тянувшуюся на северо-восток и окаймленную такими высокими скалистыми холмами, что солнце сравнительно редко проникало в нее. Он был настолько опытным следопытом, что тотчас же обратил внимание на то, что почва местами примята. Это обстоятельство принудило его пойти несколько дальше, и через самое короткое время он нашел несомненные пятна крови и, таким образом, убедился в том, что среди индейцев были раненые.

Затем на крутом повороте долинки, на том самом месте, где огромный северный кедр бросал на землю длинную, непроницаемую тень, Мукоки обнаружил вполне четкие следы двух пар саней, многочисленных собак и десяти-двенадцати человек.

Глаза траппера горели воинственным огнем, когда он стал объяснять товарищам результаты своих поисков. Он выразил полную уверенность в том, что обе пары саней принадлежали Миннетаки и ее эскорту, который был взят индейцами в плен, а затем перебит.

После непродолжительного обмена мнениями собаки были запряжены, и трое людей последовали за ними в узкую долину, тщательно исследованную индейцем. Упряжка настолько отдохнула за последние два дня, что буквально рвалась вперед и быстро вынесла сани на то место, где Мукоки открыл первые кровавые пятна. Час спустя отряд обнаружил еще более отчетливые следы пребывания индейцев.

Вдруг совершенно неожиданно для товарищей Мукоки, шедший по-прежнему впереди, остановился. Его внимание привлек труп, который лицом к земле лежал на дороге. Индеец немедленно подошел к страшной находке, перевернул ее на спину и без особого труда узнал одного из служащих фактории. Ваби вполне поддержал его мнение. Очевидно, несчастный был взят в плен и уведен врагами вместе со своей молодой госпожой. Возможно, что он пытался спастись бегством. Вероятно, он был тяжело ранен, и индейцы просто решили освободиться от лишнего груза, который затруднял их путь. Ударом топора они прикончили его: об этом можно было судить по страшной ране на голове.

Родерик с ужасом глядел на убитого. Ваби и Мукоки подняли труп за ноги, отнесли его в сторонку, положили на землю и засыпали снегом. Довольно высокий снежный холм послужил ему памятником. Покончив с этой грустной обязанностью, путники с лихорадочной поспешностью продолжали свой путь.

Долина все еще убегала в прежнем направлении, причем края ее с каждой милей становились все круче и неприступнее. Она была настолько ровна и пряма, что преследователи не испытывали никакой нужды в специальном проводнике. К тому же чуть ли не на каждом шагу они находили следы тех, за кем гнались,

Кровавые пятна становились с каждым поворотом дороги вес гуще и чаще. Одновременно с этим Мукоки отметил, что полозья саней настолько глубоко уходили в снег, что местами касались почвы. Из этого факта легко можно было вывести заключение, что среди индейцев находилось довольно много раненых, которые постепенно садились на сани, не в силах пешком продолжать свой путь. Груз становился с каждым разом все тяжелее, что, конечно, не могло не отразиться на скорости передвижения.

— Это хорошо… это очень хорошо… — несколько раз подряд повторил старый индеец. — Это нам на руку.

Так прошел весь день, во время которого преследователи разрешили себе самый кратковременный отдых. Временами они неслись с такой скоростью, что все чаще вспоминали о том, как безумно гнали собак три дня назад, когда искали Родерика.

С первыми признаками наступающей ночи они подъехали к остаткам большого костра, близ которого увидели две хижины из сосновых ветвей. Факты говорили сами за себя. Сразу стало ясно, что большую хижину занимал вождь Вунга и что в другой хижине поместились все остальные индейцы. Ко второй хижине вели следы маленькой ножки, и ни у кого не возникло сомнений насчет того, что они могли принадлежать только Миннетаки. Родерик почувствовал, как сильная судорога пробежала по его телу.

Волнение друзей еще усилилось после того, как они вошли в первую хижину и сразу же заметили большие сгустки крови рядом с окровавленным бельем.

Что это значило? Кто был ранен? Миннетаки? Или же сам Вунга?

Самые разнообразные вопросы вставали перед ними, но ни на один из них пока нельзя было найти определенного ответа. Во второй хижине они обнаружили два человеческих тела. Одно из них уже успело застыть, а второе еще сохранило некоторые остатки тепла. На обоих видны были следы путь. Раненные во время схватки с индейцами, и, очевидно, притащились сюда и здесь нашли смерть.

В то время как Ваби и Родерик тщательно осматривали трупы, Мукоки, как всегда в таких случаях, старался не терять золотое время и занялся самым внимательным анализом костра. Он голыми руками перемешал полуобгорелые головни, из которых одна была еще совсем теплая.

Он проворчал с видом полного удовлетворения:

— Вот это хорошо… Вот это хорошо! Именно то, что нам надо! Родерик и Ваби вскоре присоединились к нему. При виде того, как старый индеец усиленно дул на головню, желая разжечь ее, молодые люди сразу поняли, как обстоят дела. Им стало ясно, что враг находится совсем близко. Раненые сильно затрудняли продвижение индейцев вперед, и поэтому можно было рассчитывать на то, что погоня скоро закончится.

Конечно, все это было очень хорошо, но тем не менее радость преследователей носила довольно томительный и тяжелый характер. Преследователи ни на минуту не могли забыть про кровь, которую они видели в большой хижине. Кому она принадлежала? Кто был так тяжко ранен? На эти мучительные вопросы все еще не было никакого ответа.

Вечерняя трапеза была наскоро приготовлена и съедена. Собак немедленно распрягли, и Мукоки указал на то, что их лапы снова изранены и кровоточат. Животным дали двойные порции, и было решено, что ввиду острого положения, придется часть ночи провести в дороге. Дорог каждый час.

Несмотря на то, что луна совсем слабо светила в эту ночь, следы индейцев проступали настолько отчетливо, что не угрожала никакая опасность сбиться с верного пути. После самого кратковременного привала собак снова запрягли, и отряд шел ночи всю ночь. Лишь за два часа до рассвета был устроен более продолжительный привал, причем люди и собаки нашли приют под большой скалой, находившейся под прикрытием очень высокой горы. Отряд спал до самого утра. Мукоки, проснувшись, тотчас же бросился на дорогу, и, когда он увидел, до чего ясны отпечатки полозьев и ног, то заявил с уверенностью опытного человека:

— Они прошли здесь не более четырех часов назад!

Всем стало ясно, что приближается роковой и решительный момент.

Они собрались на совет, в результате которого было решено оставить собак и сани под прикрытием скалы в углублении, похожем на берлогу и уходящем довольно глубоко в землю. Что же касается людей, то они нагрузили на себя все имеющееся при них оружие и необходимое количество съестных припасов и с должной поспешностью, соблюдая максимальную осторожность, двинулись дальше.

Ровно в десять часов утра преследователи достигли конца долины, вполне уверенные в том, что они все время держатся правильного пути. Но здесь дорога, сразу расширившись, шла по двум различным направлениям. Всего хуже было то, что и следы шли по таким же разным направлениям. Это был настолько неожиданный сюрприз, что путники на некоторое время застыли в полном недоумении. Сразу выяснилось, что индейцы разделились на две группы. Одна пара саней пошла на северо-запад, а другая направилась на юго-восток. Какой путь избрал сам Вунга, который, несомненно, захватил с собой Миннетаки?

Этот вопрос был в глазах наших друзей, которые стали молча переглядываться между собой. Родерик, как всегда более нервный и подвижный, не мог дольше оставаться в таком неопределенном положении и рванулся с места в северо-западном направлении, надеясь раздобыть хоть какие-нибудь полезные сведения.

Он не успел сделать и ста ярдов, как вдруг остановился перед небольшим кустиком, поднимавшимся посреди дороги, и издал радостный крик, который привлек внимание товарищей. На одной из веток застряла довольно толстая и длинная прядь черных, как смоль, и блестящих на солнце волос.

Ваби и Мукоки, услышав восклицание Родерика, немедленно присоединились к нему. Боясь прикоснуться к волосам, они смотрели на них на некотором, весьма почтительном расстоянии, и никто из них не сомневался в том, что волосы принадлежали Миннетаки. Все трое одновременно вздрогнули, обратив внимание на толщину пряди.

Мукоки первый опомнился, притянул к себе ветку, снял блестящие волосы и через некоторое время издал пронзительный свист. Этот свист всегда приходил к нему на помощь, когда он не находил в своем английском словаре нужных слов для выражения мыслей.

Он выдержал паузу и наконец сказал:

— Миннетаки находится на других санях.

Он произнес эти слова на ломаном английском языке, но товарищи вполне поняли его, успев привыкнуть к его странной и забавной речи.

Сказав это, он показал молодым людям прядь волос:

— Посмотрите внимательно. Волосы срезаны, а не вырваны с корнем. Вунга поместил их здесь определенно с целью ввести нас в заблуждение.

И не теряя золотого времени, он вернулся к месту разветвления дороги и перебежал на второй след. Родерик и Ваби молча последовали за ним. Пройдя четверть мили, траппер остановился и, ни слова не говоря (и тем самым сказав очень много), показал пальцем на отпечатки крохотных ножек, которые некоторое время шли рядом со следом полозьев.

Начиная с этого момента, следы мокасин Миннетаки появлялись через одинаковые интервалы. Казалось, будто бы девушка, желая помочь друзьям, которые несомненно спешили к ней на помощь, намеренно сходила время от времени с саней и оставляла на снегу явные указания на то, где она проезжала.

Таково, по крайней мере, было мнение Мукоки, который не сомневался в правильности своего предположения. Ваби, зная опытность старика, во всем соглашался с ним. Но Родерик держался особого мнения и ни за что не хотел отказаться от него. По мере того они продвигались на северо-восток, им овладевало все большее и большее волнение.

Так ли они идут? А что, если многоопытный Мукоки все-таки ошибается?

Обычно он верил Мукоки и никогда до сих пор не выражал сомнения в правильности его суждений, но теперь его мучила следующая мысль: если индейцы намеренно, желая ввести преследователей в обман, прицепили к кусту прядь волос Миннетаки, почему не допустить, что они же сами делали отпечатки на снегу мокасиной, снятой с ножки девушки? Конечно, эти ложные следы могли свести с правильного пути даже самого знающего человека!

Первая хитрость насильников заключалась в проделке с волосами, но ясно, что они не желали на этом остановиться. Они знали до некоторой степени людей, которые бросятся за ними в погоню, имели известное представление об их самомнении и поэтому легко могли сбить их с настоящего следа.

Какой-то странный импульс, в характере которого Родерик никак не мог разобраться и который с каждой минутой становился все повелительнее, подсказывал ему: «Ты не найдешь Миннетаки здесь!»

Юноша не решался высказывать свое мнение вслух, так как боялся насмешек товарищей, уверенность которых была так велика, что каждое неосторожное слово могло их обидеть. Родерик молчал, тая свои подозрения в себе. Но его волнение в конце концов дошло до того, что он не мог уже больше совладать с ним, и, полный смущения, он произнес очень нерешительно:

— Послушай, Ваби, я очень хотел бы вернуться назад и пройти немного по другому следу. Если в течение часа я ничего не найду, я немедленно, не теряя ни минуты, вернусь и присоединюсь к вам.

Ваби напрасно старался разубедить его, говоря обо всех тех опасных осложнениях, которые может вызвать распад их и без того малочисленной группы. Мукоки, приглашенный в качестве свидетеля, ограничивался лишь неопределенными кивками головы.

Никакие уговоры не подействовали на Родерика, который настоял на своем, вернулся к месту, где расходились дороги, И с дико бьющимся сердцем направился к кусту, на котором они недавно нашли шелковистую прядь волос Миннетаки. Неведомо по какой причине он преисполнился самых радужных надежд и решительно двинулся вперед. Пространствовав свыше часа, он ничего особенного не обнаружил, но тем не менее не вернулся назад и даже не остановился.

Тот же странный, почти мистический импульс продолжал гнать его дальше, и по-прежнему он не знал, какая сила заставляет его поступать так, а не иначе. Чем дальше он уходил, тем больше убеждался или, вернее, убеждал себя, что идет по верному пути и что Мукоки и Ваби жестоко и глубоко ошиблись, не желая пойти вместе с ним. Его властно привлекал к себе невидимый магнит, и несмотря на то, что он совершенно не был суеверным, Родерик чувствовал глубокое душевное смятение.

Так прошел второй час.

Местность вокруг принимала все более дикий и унылый характер. Куда бы Родерик ни обращал свой взор, он повсюду видел скалистые вершины гор, темные ущелья и глубокие рытвины, по которым, вероятно, летом неслись буйные, стремительные и многочисленные потоки.

Вдруг чисто инстинктивно Родерик замедлил свой шаг. Он держал под мышкой ружье и в любую минуту готов был стрелять. По обе стороны высились угрюмые, могучие скалы, которые, казалось, были разбросаны здесь исключительно для того, чтобы облегчить нападение из-за угла.

Когда он повернул за ближайший угол и прошел мимо скалы, величиной с большой дом, у него кровь застыла в жилах. Во второй раз за этот день он увидел посреди дороги труп, который лежат поперек следа.

Это был индеец. Руки его были раскинуты, а лицо обезображено мукой. Родерик сразу обратил внимание на огромную зияющую рану, нанесенную ножом между лопатками. Весь снег вокруг убитого был обагрен свежей кровью, на которой беззаботно играли солнце. Следов борьбы не было видно. Родерику показалось, что убийство было совершено не больше часа назад.

В продолжение нескольких минут Родерик молча и напряженно глядел на эту страшную картину.

Кто убил этого человека? Неужели на это отважилась Миннетаки. которая не остановилась перед тем, чтобы всадить нож в спину одного из разбойников?

Но он не мог долго останавливаться на подобных вопросах и, удвоив меры предосторожности, пошел дальше. Санный след теперь бежал вдоль такого узкого горного прохода, что моментами казалось странным, что здесь могла пройти упряжка. Вокруг царил чуть ли не первозданный хаос, и большие и малые камни были так нагромождены друг на друга, что требовалась совершенно исключительная опытность для того, чтобы не терять из виду тропки.

Родерик, не отрывавший взора от земли, внезапно остановился. Санный след был в одном месте перерезан глубокими отпечатками медвежьих лап. Юноша понял, что зверь, разбуженный солнечным теплом, прервал на время свою зимнюю спячку и, воспользовавшись хорошей погодой, вышел из берлоги немного погулять.

Родериком овладело неожиданное любопытство, и во власти этого чувства он сделал шагов пятьдесят, держась следов медведя, который, очевидно, сначала прошел в узкую горную расщелину, а затем очутился в своего рода лабиринте, образовавшемся здесь еще в доисторический период. В пути своем Родерик неоднократно попадал в такие же потаенные и глухие уголки, но это место поразило его своими грандиозными размерами.

Можно было предположить, что в одной из расщелин скал находилась медвежья берлога, в которой зверь и отдыхал в настоящее время. Родерик решительно шел в этом направлении и, к великому своему изумлению, заметил, что расщелина проходит сквозь всю скалу, образуя по другую сторону овраг, окаймленный высокими зубчатыми стенами. Острые вершины этих стен кое-где почти сходились и напоминали юноше тот овраг, в котором они с Ваби так часто блуждали в поисках таинственной золотоносной жилы.

Родерик сделал еще сто ярдов по этому узкому скалистому коридору, давящему своей суровостью, и готов был уже повернуть назад, как вдруг следы медвежьих лап оборвались.

Их сменили человеческие следы…