"Скованные льдом сердца" - читать интересную книгу автора (Кервуд Джеймс Оливер)

Глава X. ВОПРЕКИ ЗАКОНУ

Билли проспал весь этот день и следующую ночь, и Пелетье не будил его. Он проснулся сам от своего долгого сна за час или два до наступления утра. Первый раз у него была возможность разобраться во всем, что случилось со времени его возвращения на мыс Фелертон.

Первая его мысль была — Пелетье и Маленькая Тайна. Он слышал глубокое дыхание товарища на противоположной скамейке и думал о том, все ли рассказал ему Пелетье. Неужели это возможно, что Блэк не рассказал ничего, что могло бы установить личность Маленькой Тайны? Возможно ли, что юрта и мертвая эскимоска тоже не открыли этого секрета? Как трудно допустить, что в юрте не было ничего, что могло бы пролить свет на это. Но ведь он верит Пелетье. Он знает, что тот не скрыл бы от него ничего, даже если бы это касалось обладания ребенком. Тут его мысль обратилась к Изабелле Дин.

Глаза у нее голубые, и в них такие же темные точки, как в глазах Маленькой Тайны. Это необыкновенные глаза, и он заметил темные точки, потому что они еще увеличивали их прелесть и напоминали ему фиалки, как он сказал Пелетье. Возможно ли, что есть какая-нибудь связь между Изабеллой и Маленькой Тайной? Он сознался, что это едва ли возможно, и все-таки он не мог прогнать из головы эту мысль.

Прежде чем Пелетье проснулся, он принял решение относительно своего собственного поведения. Он не скажет ничего о том, что с ним случилось на снежной равнине, по крайней мере пока. Он не скажет о своей встрече с Изабеллой и ее мужем и обо всем, что случилось потом. Хотя он был совершенно уверен, что Пелетье решительно ничего от него не скрывал, он не хотел доверить ему секрет своего обмана. Потому что он обманул… закон. Он отдавал себе в этом отчет. Он расскажет всю историю с вымышленным концом, когда они поедут в Черчилл, где он даст показания против Беки Смита.

А между тем он будет наблюдать за Пелетье, чтобы убедиться, не скрыл ли тот чего-нибудь от него. Он знал, что если Пелетье что-нибудь скрыл, то из какого-то болезненного преклонения перед этой крошечной девочкой, спасшей его от безумия и смерти. Он улыбнулся в темноте, подумав, что если Пелетье стремится к своей цели — сохранить Маленькую Тайну, то им руководят не более эгоистические побуждения, чем руководили и им, когда он вернул жизнь Изабелле Дин и ее мужу. Они исходят из одного и того же.

Он встал и позавтракал раньше, чем проснулся Пелетье. Маленькая Тайна еще спала, и оба мужчины двигались неслышно в своих мокасинах. В это утро солнце ярко освещало ледяную пустыню к югу, и Пелетье разбудил Маленькую Тайну, чтобы она посмотрела на солнце, раньше чем оно скроется. Но на этот раз оно целый час не скрывалось в сером тумане снежного горизонта. После завтрака Пелетье перечитал еще раз свои письма и дал прочитать их Билли. В одно из писем девушка вложила прядь волос, и Пелетье, не смущаясь, целовал ее на глазах товарища.

— Она говорит, что шьет теперь платье, которое будет носить, когда мы поженимся, и что если я не вернусь до тех пор, пока оно не выйдет из моды, она ни за что не выйдет за меня замуж, — весело закричал он. — Ты приедешь… приедешь к нам, Билли?

— Если будет возможность, Пелли.

— Если будет возможность! Ведь ты же выйдешь в отставку тогда же, когда и я?

— У меня немного изменились намерения.

— И ты останешься здесь еще?

— Может быть, на следующее трехлетие.

Жизнь в маленькой хижине значительно изменилась. Пелетье и Маленькая Тайна были счастливы, а Билли час за часом боролся с собой, чтоб победить свою тоску и отчаяние. Солнце немного помогало ему. Оно вставало с каждым днем все раньше и дольше оставалось на небе. Скоро оно стало так пригревать, что местами снег начинал подтаивать. На широких ледяных полях появились первые признаки приближения весны. В воздухе все чаще раздавались звуки лопающегося льда.

Большие глыбы откалывались от берегов, и море стало открываться. Сильные арктические течения с севера начинали с грохотом передвигать целые снежные поля.

Но прошел целый месяц, прежде чем Билли решил, что у Пелетье хватит сил совершить большое путешествие на юг. И после того он подождал еще неделю.

Однажды после полудня он вышел один на утес и смотрел на грозное движение арктических льдов. Стоя неподвижно в пятидесяти шагах от маленькой, видавшей бури хижины, представлявшей закон на этом уединенном передовом посту цивилизации на Американском континенте, он казался вырезанной на серой скале фигурой, среди темно-серого мира, нависшего над его головой и окружавшего его со всех сторон. Грозное однообразие мертвенного величия нарушалось только более темным оттенком неба и более светлым призрачным отсветом тумана, расстилавшегося над ледяными полями. Ветер все еще был резкий, и кругозор был ограничен близкой линией горизонта, который Мак-Вей называл всегда границей преисподней.

В этот день на сердце его лежала такая же тяжесть, как и на всем окружающем. Под его ногами мерзлая земля скрипела, и в воздухе звучало гулкое эхо лопающихся ледяных глыб. Уши его были полны непрерывным глухим грохотом, точно отголосками далеких раскатов грома, когда ледяная гора разлеталась с треском тринадцатидюймового орудия. В воздухе слышались точно какие-то непонятные рыдания, странные, тоскующие, раздирающие сердце звуки. За два дня до того Мак-Вей слышал грохот льдов в десяти милях от берега, внутри страны, куда он ходил за северным оленем.

Но теперь он едва ли слышал все эти звуки. Он смотрел на ломающиеся поля льда, но не видел их. Его сердце терзали не серый туман и мертвое однообразие, а те звуки, которые доносились до него порой из хижины — смех Маленькой Тайны и Пелетье. Еще несколько дней — и он расстанется с ними. И тогда — что ему остается? Из груди его вырвался стон, и он в отчаянии стиснул руки. Он будет один. Никто не ждет его в том мире, куда уходит Пелетье. Ни одна девушка не встретит его. Ни отца, ни матери — никого.

Он засмеялся горьким смехом навстречу холодному северному ветру. Порывы этого ветра несли с собой насмешливые призраки его прошлой жизни. За всю свою жизнь он знал только муки горя и одиночества. И вдруг на память ему пришли слова Пелетье: «Может быть, когда-нибудь у тебя будет ребенок»… Волна тепла прошла по его жилам и в минуту забвения и надежды он обратил глаза на юг и запад и увидел вновь милое лицо и улыбающиеся губы Изабеллы Дин.

Он опомнился, усмехнулся и посмотрел на лопающиеся ледяные поля на севере. Ночная тень еще приблизила горизонт. Стоны, треск и грохот неслись оттуда, и этот багровый хаос издали казался иссини черным. Несколько минут он стоял, вслушиваясь и вглядываясь в пустоту. Этот треск льда, это тягостное напряжение в воздухе и грозное однообразие мощных течений могли бы свести с ума другого человека. Но для него в них было что-то притягательное.

Он понимал, что происходит, и ценил силу невидимых рук природы. Ни один звук не был для него нов и непонятен. Но сейчас — когда он стоял тут — над всем этим хаосом господствовал звук, которого он никогда раньше не слышал. Его тело вдруг стало подвижным и напряженным, и он стал пристально смотреть на север. Целую минуту он вслушивался, потом повернулся и побежал к хижине.

Пелетье зажег лампу, и в ее свете лицо Билли казалось бледным от возбуждения.

— Пелли! Скорей иди сюда! — крикнул он в дверях.

Когда Пелетье выскочил, он схватил его за плечи и скомандовал:

— Слушай! Слушай, что это!

— Волки! — сказал Пелетье.

Поднявшийся ветер врывался в открытую дверь хижины. Это разбудило Маленькую Тайну. Она села на скамейке и испуганно заплакала.

— Нет, это не волки! — вскричал Мак-Вей, и голос его казался совсем чужим. — Я никогда не слышал таких волков. Слушай!

Он крепко сжал руку Пелетье, когда новый порыв ветра примчал К ним из ночного мрака клубок каких-то странных и страшных звуков. Он быстро приближался — точно какой-то хаос диких голосов, как будто громадная стая волков затеяла какую-то новую кровавую игру. Но вместе с этим были тут и другие, еще более страшные звуки, — какие-то стоны и рыдания. Точно звериные клыки вонзались в какие-то получеловеческие существа. Когда Мак-Вей и Пелетье стояли, ожидая, что покажется из таинственного мрака ночи, они услышали вдруг звук, напоминающий слабый звон — не то колокол, не то барабан.

— Это не волки! — крикнул Билли. — Что бы это ни было, тут есть люди! Скорей, Пелли, в дом с собаками и санями! Это собаки! Они воют и лают, потому что чуют нас — и их сотни! А где собаки, там и люди. Но кто они?

Он втащил в дом сани, в то время, как Пелетье отвязывал собак в сарайчике. Приведя собак, Пелетье закрыл и запер на запоры дверь.

Билли вложил патроны в свое ружье. Его карабин всегда лежал на столе. Когда Пелетье нерешительно остановился около него, он достал из-под лавки два револьвера, и один из них подал товарищу. Лицо его было бледно и решительно.

— Лучше быть готовым ко всему, Пелли, — сказал он спокойно. — Я давно в этом краю и говорю тебе — это люди и собаки. Слышал ты звон? Это род глухого барабана, с каждой стороны которого приделаны бубенцы. Это эскимосы, а между тем в эту зиму на расстоянии двухсот миль от нас нет ни одной эскимосской деревни. Это эскимосы — и они идут не на охоту, если только это не охота на нас!

В одну минуту Пелетье схватил свой револьвер и патронташ. Он усмехнулся, взглянув на маленькую автоматическую стальную игрушку.

— Надеюсь, что ты не ошибся, Билли, — сказал он. — Это было бы первое приключение за этот год.

Его энтузиазм не нашел никакого отклика на лице Мак-Вея.

— Эскимосы никогда не бросаются в бой, когда они в здравом уме, Пелли, — сказал он, — а ты представляешь себе, что значит взбесившийся человек? Я не знаю, против кого они поднялись, пока они не добрались до нас. Но если они это…

Он подошел к двери с винтовкой в руке.

— Будь готов прикрыть меня, Пелли. Я выйду. Не стреляй, пока я не выстрелю.

Он отворил дверь и шагнул наружу. Завывание теперь прекратилось, но вместо него слышались странные лающие звуки и щелканье, которое производили — Билли знал это — длинные эскимосские бичи. Он выступил вперед навстречу неясным фигурам, выскакивавшим из полосы тумана, и издал громкий приветственный крик. Пелетье в дверях видел, как он вдруг утонул в куче собак и людей и поднял карабин к плечу. Но Мак-Вей не стрелял.

Вокруг него теснились десятки саней, и бичи десятков маленьких черных человечков усердно щелкали по собакам, спешившим растянуться на брюхах в снегу. И люди и собаки казались измученными, и Билли понимал, что они долго бешено мчались. Такие же быстрые, как животные, маленькие человечки теснились вокруг него, уставившись на него своими белыми с черным глазами на круглых жирных тупых лицах.

Мак-Вей заметил, что их около полусотни и все вооружены, многие своими похожими на дротики гарпунами, некоторые — копьями и немногие винтовками. Из толпы странно одетых безобразных фигур, окруживших его кольцом, выступил один и заговорил с ним на языке, напоминающем быстрое щелканье костяшек.

— Когмолоки! — пробормотал Билли и поднял вверх обе руки знак того, что он не понимает. Потом он повысил голос: — Нуна-талмут! — крикнул он. — Нуна-талмут, Нуна-талмут! Неужели здесь нет никого, кто знал бы этот язык?

Он обращался прямо к вождю, который минуту смотрел на него молча, а потом указал обеими короткими руками на освещенную хижину.

— Войди! — сказал Билли. Он взял маленького эскимоса за одну из его жирных рук и смело провел его через расступавшуюся толпу. Вождь издал несколько отрывистых приказаний, похожих на резкий лай собаки, и шесть других эскимосов присоединилось к ним.

— Когмолоки — самые коварные дьяволята, когда приходится вести с ними брачные переговоры или войну, — сказал Мак-Вей Пелетье, входя во главе семи маленьких темнолицых человечков. — Охраняй дверь, Пелетье. Они все захотят войти.

Он переступил порог, и эскимосы последовали за ним. Со скамейки Пелетье Маленькая Тайна смотрела на странных посетителей глазами, в которых удивление быстро сменилось радостью, и в следующий момент она издала странный крик, какого никогда не слышали от нее Пелетье и Мак-Вей. Не успела она крикнуть, как один из эскимосов подскочил к ней. Он уже протянул к ней свои черные руки, собираясь схватить ребенка со скамьи, когда Пелетье с криком ярости кинулся от дверей и отшвырнул его назад к его спутникам. В следующее мгновение оба товарища направили на эскимосов свои револьверы.

— Если придется стрелять, не убивай! — скомандовал Мак-Вей.

Вождь показывал на Маленькую Тайну, и его резкий голос все повышался, переходя в крик. Вдруг он подался назад и схватил свой дротик. Непроизвольно раздалось два выстрела из автоматических револьверов. Дротик упал на пол, и с пронзительным криком, выражавшим наполовину боль, наполовину какое-то приказание, вождь бросился обратно к дверям: из его раненой руки струилась кровь. Остальные выскочили следом за ним, и Пелетье закрыл дверь и задвинул засовы. Когда он вернулся, Мак-Вей устраивал внушительную баррикаду у окна. Девочка смотрела на них и улыбалась.

— Так это тебя, — сказал Мак-Вей, подходя к ней, — так это тебя они хотят похитить? А? Хотел бы я знать, почему?

Лицо Пелетье горело от возбуждения. Он снова зарядил свой револьвер. Глаза его сверкали торжеством, когда он встретил вопросительный взгляд Мак-Вея.

Они стояли и слушали. Слышен был по-прежнему однообразный грохот льда, но ни малейшего звука не доносилось от толпы людей и собак.

— Мы дали им урок, — сказал Пелетье, улыбаясь с уверенностью человека, чувствующего себя на фут выше этих маленьких черненьких человечков.

Билли указал на дверь.

— Эта дверь единственное место, уязвимое для их пуль, — сказал он, как будто не слышал Пелетье. — Держись дальше от нее. Я не думаю, чтобы их пули могли пробить бревна стен. Твоя скамейка вне выстрелов и потому безопасна.

Он подошел к Маленькой Тайне, и на его серьезном лице появилась улыбка, когда она протянула ему навстречу руки.

— Так вот как! Это из-за тебя! — сказал он, лаская ее мягкие кудри и нежное личико. — Они хотят отнять тебя. Ну, они могут получить наши запасы, меня, пожалуй, но… — он взглянул на Пелетье и встретился с ним глазами, — но будь я трижды проклят, если они добудут тебя!

Внезапно тишину нарушил резкий ружейный залп. Слышно было, как пули ударяются о бревенчатые стены. Одна пробила дверь и вырвала кусок доски толщиной с руку. Когда Мак-Вей увидел пробоину, он засмеялся. Пелетье уже слышал раньше такой смех. Он понимал его значение. Он знал, что значит мертвенная бледность Мак-Вея. Это был не страх, а что-то гораздо более опасное. Его собственное лицо пылало. В этом сказывается различие между людьми.

Вдруг Мак-Вей бросился через опасную полосу в другую часть хижины.

— Если это тебя забавляет, так пожалуйста! — крикнул он. — Теперь, если тебя разбирает охота сражаться, тогда, черт побери, можешь стрелять!

Последние слова относились к Пелетье. Билли всегда начинал чертыхаться, когда дело становилось серьезным.