"Женщины Флетчера" - читать интересную книгу автора (Миллер Линда Лейл)

ГЛАВА 5

Остановившись возле огромных двойных дверей в гостиной Джонаса, Фон глубоко вздохнула. Возможно, все не так плохо, как ей кажется; возможно, ни одно из драматических событий, которые она себе вообразила, не произошло вовсе.

Она просто мимоходом упомянула о том, что видела Рэйчел покидающей палаточный городок в компании Джонаса. Насколько ей известно, Филд мог и вовсе не передавать их разговор Гриффину. Но даже если это и случилось, Гриффин, вполне вероятно, даже и не догадался, что новая обитательница лагеря – это именно дочь Бекки Маккиннон.

Но если он догадался... О Господи, если он понял... И если он в порыве гнева проговорился Джонасу, что предупреждение исходило от Фон...

Фон прижалась щекой к полированному дверному косяку из красного дерева. Уже не в первый раз за свою полную событий жизнь она пожалела, что покинула свой народ, поселилась в доме Холлистеров и ходила в школу, пытаясь найти свое место в мире бледнолицых. Она горько усмехнулась про себя. В этом мире для нее не было места, хотя она умела читать, писать и считать не хуже любого из них. Она была женщиной Джонаса Уилкса – больше никем и ничем.

Фон подняла голову. Ладно. Она женщина Джонаса Уилкса, причем лишь одна из многих. Но сокрушаться по этому поводу было бессмысленно. Она уже не могла вернуться в свое племя, и гордость не позволила бы ей вновь выступать в шоу Бака Джимсона и выставлять себя на посмешище.

Ей следовало искать какой-то способ существовать на границе двух миров, свой путь, лежащий между путями индейцев и бледноличных. И если она не может быть ни индианкой, ни белой, она все же остается Фон Найтхорс. Она по-прежнему умеет мечтать.

Двери гостиной распахнулись, заставив девушку вздрогнуть, и ее страх усилился при виде выражения дикого раздражения в темно-янтарных глазах Джонаса.

– Как мило с вашей стороны было принять мое столь неожиданное приглашение, мисс Найтхорс,– сказал он.

Фон с трудом сдержала дрожь. Джонас был хорош собой и как любовник превосходил многих других, но от одной мысли о прикосновении к ней его рук у девушки мурашки побежали по коже.

– Я бросила все и тут же примчалась,– ответила она, осмелившись разбавить свое смирение хотя бы малой толикой сарказма.

Губы Джонаса изогнулись в слабой насмешливой улыбке.

– Заходи, – сказал он, сделав приглашающий жест правой рукой. В левой он держал рюмку с бренди.

Фон проскользнула мимо него в роскошную комнату с такой опаской, будто обходила льва или медведя. Все внутри нее сжалось от напряжения.

Она резко повернулась к нему лицом, стиснув руки и чувствуя, как кровь отлила от головы.

– Джонас, я не хотела... – вырвалось у нее. – Я не должна была говорить...

Казалось лицо Джонаса по цвету сравнялось с безупречной белизной сорочки. Его глаза вспыхнули желтым пламенем, пальцы, сжимавшие рюмку, заметно напряглись.

– Ты! – выдохнул он.

Безграничный ужас навалился на Фон, совершенно сокрушив ее. Все ее подозрения подтвердились – теперь она это знала. Филд сразу поделился новостями с Гриффином, и Гриффин примчался сюда и забрал Рэйчел до того, как Джонас успел соблазнить ее. Фон поняла, что не Гриффин ее предал – она сделала это сама, но было уже поздно.

Она попятилась:

– Джонас, я...

Но Джонас в несколько шагов пересек комнату, расплескивая из рюмки янтарное бренди.

– Я должен был догадаться,– прорычал он, и его негромкий голос был страшнее любого крика.– Ты видела, как я увез Рэйчел, и пошла прямо к Гриффину!

Голова Фон задергалась из стороны в сторону помимо ее воли.

– Нет... Нет, Джонас, я сказала Филду. Прости... Внезапно Джонас отвернулся, и на мгновение девушка понадеялась, что наступила передышка.

Но тут рюмка пролетела по комнате и ударилась о кремовый мрамор камина, разлетевшись дождем мелких хрустальных осколков. Огонь взревел, пожирая попавшее в него бренди.

Точно так же будет уничтожена и она.

Когда Джонас вновь взглянул на Фон, его глаза были пусты и невыразительны. Это предвещало беду.

– Снимай одежду, – сказал он.

Задрожав, Фон потянулась к кожаным завязкам, стягивающим сзади горловину ее платья, и тут ее охватили странное спокойствие и отрешенность, всегда помогавшие ей в самые тяжелые моменты жизни. Платье из оленьей кожи упало на пол, открыв смуглое совершенство ее тела.

На мгновение Джонас будто застыл. Она чувствовала, как его взгляд скользит по ее телу, знала о той магии, которую творят отблески огня, пляшущие по ее шоколадной коже, пробуждая древние инстинкты в стоящем перед ней мужчине.

Но наваждение длилось недолго. Джонас грубо швырнул Фон на огромную медвежью шкуру, лежавшую у ее ног. В следующее мгновение он был на ней.

Раньше к ненасытному желанию Джонаса примешивалась какая-то доля нежности; это позволяло Фон выжить, притворяясь, будто он – тот, кого жаждала ее душа. Но в этот раз все было по-другому.

Джонас больно рвал зубами ее соски, прикосновения его рук были жесткими. Фон закрыла глаза и приготовилась к неизбежному вторжению. Но его не последовало. Член Джонаса, секунду назад столь настойчивый, внезапно обмяк на сухой, прохладной коже ее бедра.

И тут Фон Найтхорс совершила третью непростительную ошибку за этот день.

– Белый воин потерял копье,– съязвила она.

Она тут же пожалела о своей глупости и несдержанности, но было поздно.

Обеими руками Джонас схватил ее за волосы и изо всей силы стукнул головой об пол. Левым кулаком, всегда особенно опасным, он нанес ей удар в лицо. Невыносимая боль пронзила Фон, она почувствовала вкус крови во рту.

Последовал еще удар, и еще... Боль была чудовищной. Но Фон не издала ни звука, даже теряя сознание.

Еще не открыв глаза, Рэйчел ощутила, что она не одна в палатке. Кто-то находился рядом и наблюдал за ней. От испуга у нее перехватило дыхание и она не могла вымолвить ни слова. Инстинкт самосохранения заставлял ее лежать неподвижно.

В голосе, нарушившем зловещую тишину, прозвучало раздражение:

– Все в порядке, мисс Маккиннон. Я не собираюсь причинять вам зла.

Этого не может быть! Оправившись от первого инстинктивного приступа страха, Рэйчел повернула голову и увидела мужчину, непринужденно сидящего на соседней лежанке.

– Гриффин Флетчер! – шепотом произнесла она, вспомнив все свои связанные с ним тайные желания и залившись краской.

Похоже, он не заметил ее смущения; он просто встал и повернулся к ней широкой спиной.

– Одевайтесь, вам больше нельзя здесь оставаться. Волна негодования буквально захлестнула девушку.

– Простите, с какой стати? – огрызнулась она, садясь на лежанке и пытаясь натянуть на дрожащие плечи свое слишком короткое одеяло.

– Вы меня слышали? – повторил доктор не оборачиваясь.– Одевайтесь, или я сам вас одену.

Не сомневаясь, что именно так он и сделает, Рэйчел сползла на пол, по-прежнему прикрываясь одеялом, и вытащила из плетеной сумки ненавистное коричневое шерстяное платье – свою единственную сухую одежду.

Платье помялось и отдавало плесенью, но Рэйчел натянула его с рекордной быстротой.

– Да что вы себе позволяете?! – возмущалась она, нервно расчесывая и закалывая волосы.– Мой отец узнает об этом, уж будьте уверены! Он очень сильный, и ему не понравится, если я ему скажу, как вы сюда вломились! Да он...

Негромкий, но дерзкий смешок прервал тираду Рэйчел. Доктор Флетчер повернулся к ней, и краска бросилась ей в лицо.

– Он – что? – с ухмылкой осведомился Флетчер.

– Он... Он...– Рэйчел не очень хорошо представляла, как поступит отец, и сказала первое, что пришло ей в голову: – Он живьем сдерет с вас кожу и выбросит ваши внутренности чайкам!

Издевательская ухмылка стала еще шире.

– Я в ужасе, мисс Маккиннон, – отозвался доктор Флетчер.

Гнев Рэйчел поубавился, и теперь она испугалась.

– Если мне нельзя здесь оставаться, то куда же мне идти? – спросила она, вздернув подбородок и заставив себя встретиться взглядом с темными веселыми глазами своего мучителя.

– Это уж, моя дорогая, проблема вашей матери, а не моя. И вы не можете себе представить, как безмерно я этому рад.

При упоминании о матери все противоречивые чувства Рэйчел вытеснило любопытство. С одной стороны, она ненавидела эту женщину, не желала ее видеть, говорить с ней, даже слышать ее голос. С другой стороны, у Рэйчел накопилось огромное количество вопросов, на которые могла бы ответить только Ребекка Маккиннон.

– Так вы отведете меня к ней? – уже спокойно поинтересовалась девушка.

– С радостью и облегчением, – ответил доктор Флетчер, отвешивая Рэйчел шутливый полупоклон и широким жестом указывая на выход из палатки.

Рэйчел с достоинством проследовала в указанном направлении.

С джентльменской галантностью доктор помог ей взобраться на влажное от дождя сиденье коляски. Гроза прекратилась, но лишь на время, судя по мрачному пасмурному небу.

Снаружи было душновато, но прохладно, и Рэйчел пожалела об утраченной шали. После утренних событий вряд ли было бы удобно заявиться к мистеру Уилксу домой и потребовать ее возвращения.

Доктор Флетчер легко вскочил на сиденье рядом с девушкой и взял в руки поводья. Вскоре измученная лошаденка уже везла их из палаточного городка в сторону большой дороги.

Опять мимо проплывали двухэтажные домики на Мэйн-стрит. Свет в сияющих чистотой окнах уже погас, и полнотелые домохозяйки выходили покопаться в крошечных садиках или просто подышать чистым после дождя воздухом. Некоторые приветливо махали доктору, и он отвечал им легкой улыбкой и кивком головы. Рэйчел несколько раз чувствовала на себе любопытные взгляды.

В конце улицы, возле белой церкви, в которой, должно быть, проповедовал Филд Холлистер, доктор свернул с дороги на широкую тропу, ведущую к воде. Рэйчел вопросительно взглянула ему в лицо, но на нем нельзя было прочесть ничего, что подготовило бы ее к дальнейшему.

Здание вызывающе возвышалось среди пихт, кедров и молодых елочек. Вычурная золоченая вывеска извещала, что это «Заведение Бекки»; внимание Рэйчел сразу привлекли вращающиеся двери и доносившиеся изнутри звуки дребезжащего пианино.

– Салун,– потрясенная, прошептала она.

В глазах доктора мелькнуло что-то похожее на сочувствие.

– Да,– нехотя подтвердил он. Потом вздохнул и заговорил уже без язвительной отчужденности в голосе: – Рэйчел, ваша мать серьезно больна. Пожалуйста, не забывайте об этом.

Рэйчел кивнула.

Когда доктор помог ей сойти с коляски и предложил свою руку, Рэйчел приняла ее. Она не привыкла опираться на кого-либо, суровые реалии жизни не приучили ее к этому, но сейчас девушке была просто необходима поддержка этого сильного, уверенного в себе человека.

Интерьер салуна оказался даже более живописным, чем ожидала Рэйчел. Полы были настоящие, деревянные, а не посыпанные опилками, земляные, как в тех веселых заведениях, из которых ей иногда приходилось извлекать своего добродушного папочку; стены были затянуты чем-то вроде красного бархата. За украшенной прихотливой резьбой и отполированной до блеска стойкой бара на стене висело длинное сверкающее зеркало.

Рэйчел увидела свое отражение в этом зеркале среди бутылок и поморщилась. Она смахивала на маленькую беспризорницу, запутавшуюся в складках платья, принадлежавшего толстухе.

Только она подумала, что шок от увиденного ею уже почти прошел, как из завешенной драпировками двери слева от Рэйчел с хохотом выскочили две женщины. У обеих были волосы неестественного рыжего оттенка, подобранные кверху и уложенные тугими кудряшками, а платья были столь открытыми, что казалось, будто их тугие груди вот-вот вырвутся наружу.

Рэйчел покраснела до корней волос и в отчаянии взглянула на Гриффина. В его глазах она заметила сочувствие, смешанное с насмешкой, и вся сжалась.

– Танцовщицы? – прошептала она.

– Мягко говоря,– ответил доктор сквозь зубы и крепче сжал руку Рэйчел, подталкивая девушку к крутой деревянной лестнице.

Осознание ужасной правды пришло к Рэйчел между первым и вторым этажом. Она застыла на месте, пытаясь проглотить комок в горле.

– Это место... это...

– Бордель,– резко сказал доктор Флетчер. Но взгляд его теперь стал мягким и спокойно-терпеливым.

Ее густые ресницы слиплись от слез, вызванных потрясением от увиденного. В какой-то момент Рэйчел показалось, что ее вырвет.

– Вы могли бы предупредить меня,– хрипло упрекнула она.

Гриффин Флетчер только пожал внушительными плечами.

– Как? – вполне резонно отозвался он.

На это Рэйчел было нечего ответить, и хотя ей больше всего хотелось повернуться и убежать, она пошла за доктором по лестнице, затем по длинному сумрачному коридору.

Он тихонько постучал в последнюю дверь слева и решительно повернул ручку, когда слабый голос произнес:

– Войдите.

Рэйчел так и осталась бы стоять в коридоре, если бы он силой не втащил ее внутрь.

Через некоторое время он выпустил ее, пересек комнату и остановился у разворошенной постели.

– Привет, Бекки.

Рэйчел с трудом различала очертания худого тела под скомканными одеялами, но она знала, что это привидение со спутанными волосами и восковым лицом и есть ее мать. Подступившая к горлу тошнота, то, что она узнала за последние несколько минут,– все наполняло ее омерзением.

Голос женщины-призрака прозвучал злобно и скрипуче, ее уставившиеся на доктора глаза яростно сверкали:

– Вы негодяй, Гриффин,– вы привели ее сюда! Доктора, похоже, нисколько не задело оскорбление.

– Я тоже вас люблю, Бекки. А это Рэйчел. Откинув в сторону шуршащее одеяло, женщина села в постели и прошипела:

– Господи, да зажгите же лампу! Что сделано, то сделано. Дайте мне взглянуть на нее.

Света лампы оказалось явно недостаточно, чтобы разогнать полумрак пасмурного дня, но женщины все же смогли рассмотреть друг друга.

Гриффин Флетчер со спокойным интересом окинул взглядом Ребекку, а затем тихо удалился.

– Подойди сюда,– сказала Ребекка, и в ее голосе смешались приказ и мольба.

С дрожью в коленках Рэйчел приблизилась к постели. Несмотря на жестокий недуг, дивное лицо и неотразимые фиалковые глаза матери сохранили памятную для Рэйчел красоту и очарование.

Неожиданно из горла Ребекки вырвался резкий смешок.

– Это самое ужасное платье, которое я когда-либо видела.

Не в силах больше стоять на ногах, не в силах думать о таких пустяках, как коричневое шерстяное платье, Рэйчел опустилась на колени возле кровати и воскликнула:

– Почему?

Ребекка вздохнула и откинулась на высоко взбитые подушки.

– Что почему? Почему я уехала? Почему я живу в таком месте? Я уехала, потому что не была счастлива, Рэйчел.

Боль и злоба душили Рэйчел, но она сумела выдавить:

– А здесь ты счастлива? Счастливее, чем была с папой и со мной?

– Нет, – ответила Ребекка с ранившей Рэйчел прямотой. – Нет, но когда я это поняла, было уже слишком поздно. Я бы не оставила тебя, Рэйчел, если бы могла начать все сначала.

– Почему же ты не взяла меня с собой?

– Прежде всего, я не была уверена в том, что нам удастся прокормиться. И я знала, что твой отец сможет дать тебе самое необходимое и проследить за тем, чтобы ты ходила в школу. Ведь он так и сделал, правда?

Рэйчел опустила голову. Ее таскали из одной убогой школы в другую, но образование она все же получила. У нее был красивый почерк, и она могла прочесть любую книгу, написанную на английском языке.

– Да,– подтвердила она после долгого молчания. Ребекка поспешила сменить тему.

– Ты должна уехать из Провиденса, Рэйчел. Причем немедленно.

– И куда же мне ехать?– спросила Рэйчел, удивившись благоразумию своего тона, который совершенно не соответствовал ее состоянию.

– Куда угодно. В Сан-Франциско, Денвер – да хоть в Нью-Йорк. Только уезжай отсюда.

Рэйчел медленно и осторожно поднялась с колен.

– Если ты беспокоишься, что я испорчу тебе жизнь...

Боль затуманила запавшие фиалковые глаза.

– Моя жизнь уже ничего не значит, но твоя... Я отдам тебе деньги, которые накопила, и ты сможешь где-нибудь все начать сначала. Когда придет время, друзья продадут мой бизнес, расплатятся с долгами, а выручку пришлют тебе.

Рэйчел была и потрясена, и тронута.

– Я не могу,– прошептала она.

– Но ты это сделаешь,– настаивала мать.– Рэйчел, ты уже не маленькая девочка, ты женщина. Пора тебе жить прилично устроенной жизнью.

Смысл услышанного не доходил до Рэйчел.

– Ты при смерти, да? – наконец спросила она. Похоже, у Ребекки начинался припадок – она уже корчилась от боли, которую до того так старалась скрыть.

– Гриффин мне об этом говорил, и, по мне, пусть бы это случилось поскорее.

Слезы потекли по щекам Рэйчел. Она их не замечала, забыв обиду и боль, забыв, что эта женщина – хозяйка борделя. Ребекка была ее матерью, и девушка любила ее.

– Подойди ко мне, детка,– Ребекка сжала руку Рэйчел, потянула дочь в свои объятия, и девушка припала к матери.

Потом, выпрямившись, она утерла слезы, оправила свое немыслимое платье и спустилась вниз искать доктора Флетчера.

За то короткое время, пока Рэйчел отсутствовала, Ребекка заметно ослабела и, казалось, была рада приближающемуся концу. Она только однажды отвела взгляд от лица Рэйчел – когда доктор открывал свой саквояж.

Мистер Флетчер достал ампулу и шприц, но Ребекка покачала головой:

– Нет, Гриффин. Мне нужно каждое еще оставшееся мне мгновенье.

Не говоря ни слова, доктор положил медицинские принадлежности обратно и отошел к дальнему окну.

Запавшие глаза Ребекки вспыхнули, и она сжала руку Рэйчел в своих руках.

– Ты должна уехать – обещай мне, что уедешь. Здесь есть один человек, страшный человек...

Рэйчел кивнула, не в силах говорить.

Через несколько минут Ребекки Маккиннон не стало.