"Мартовские фиалки" - читать интересную книгу автора (Керр Филип)Глава 13Ровный звук мотора по-своему успокаивал. – Как это похоже на нацистов! – сказала Инга. – Сначала строить народные дороги, а уже потом – народный автомобиль. Мы ехали в Потсдам по скоростной магистрали «Авус», и Инга имела в виду автомобиль «KdF» – «Сила – через радость», – выпуск которого постоянно откладывался. В этой сфере она чувствовала себя как рыба в воде. – По-моему, это все равно что ставить телегу перед лошадью. Кому, интересно, нужны эти гигантские автострады? Как будто нам мало тех дорог, что уже есть. И как будто в Германии так много машин. – Продолжая говорить, она повернулась всем корпусом ко мне, чтобы лучше меня видеть. – У меня есть друг, инженер, так он считает, что они строят дорогу в расчете на польский коридор, а кроме того, проектируют еще одну трассу через Чехословакию. Для чего же все это, если не для армии, которая по этим дорогам двинется? Мне пришлось прочистить горло, и тем временем я смог подумать, как правильнее ответить. – Не думаю, чтобы автострады имели такое уж большое стратегическое значение. Тем более, обрати внимание, что в сторону Франции – к западу от Рейна – их что-то не строят. Не говоря уж о том, что колонна грузовиков на такой дороге – идеальная мишень для авиации. На эти слова моя спутница ответила коротким ироническим смешком. – Именно для этого им, наверное, и нужны военно-воздушные силы – защищать транспортные колонны. – Может быть. Но если ты хочешь знать, для чего это вдруг Гитлеру понадобились эти трассы, не надо забираться в дебри. Все гораздо проще. Это самый элементарный способ борьбы, с безработицей. Человек, который получает пособие, рискует потерять его, отказываясь от предложения поработать на строительстве автострады. И он соглашается. Кто знает, может, Бок оказался в такой ситуации. – Тебе нужно когда-нибудь побывать в Веддинге и Нойкельне. – Инга говорила о тех районах Берлина, в которых Компартия Германии все еще сохраняла крепкие позиции. – Понятно, там живут люди, которые знают, каковы условия на этом строительстве и какая там нищенская зарплата. Многие считают за лучшее вообще не подавать заявления на пособие, лишь бы не попасть на строительство дороги. Мы въезжали в Потсдам по Нойе-Кенигштрассе... Потсдам... Святыня для старшего поколения, хранящего память о прошлом, о славных днях Отечества и собственной юности. Немая, брошенная на свалку скорлупа императорской Пруссии. Город-музей, где хранят манеру говорить и сохраняют старые добрые чувства, где консерватизм доведен до абсолюта, и окна протирают с такой же тщательностью, как стекла наг портретах кайзера. Проехав два километра по дороге на Лехнин, мы вдруг увидели, как живописный пейзаж сменился какими-то бессмысленными нагромождениями: там, где когда-то был самый красивый в окрестностях Берлина уголок природы, теперь простиралась широкая коричневая полоса развороченной экскаваторами земли. Здесь проходил участок автострады Лехнин – Бранденбург. Поблизости от Бранденбурга мы заметили чуть в стороне от дороги деревянные бараки и экскаваторы рядом с ними. Я остановил машину и обратился к рабочему, попросив помочь мне отыскать мастера. Он показал на человека, стоявшего в двух метрах от нас. Мастер оказался коренастым мужчиной среднего роста, с обветренным, румяным лицом. Его живот – пожалуй, выразительнее, чем у женщины на последнем месяце беременности, – нависал над поясом, как если бы это был дорожный рюкзак. Он понял, что мы направляемся лично к нему, и, словно собираясь вступить в схватку, поддернул брюки, вытер тыльной стороной ладони заросший щетиной подбородок и, отставив назад ногу, перенес большую часть своего веса на нее. – Скажите, это вы – мастер? Ответом мне было молчание. – Меня зовут Гюнтер, Бернхард Гюнтер. – Мы уже стояли друг против друга. – Я частный детектив, а это моя помощница, фрейлейн Инга Лоренц. Я протянул ему свое удостоверение. Мастер кивнул Инге и углубился в изучение моих документов. В его манере поведения можно было угадать педанта. – Петер Вельзер, – представился он. – Чем могу быть вам полезен? – Я хочу видеть господина Бока. Надеюсь, он поможет нам в поисках пропавшего человека. Вельзер усмехнулся и снова подтянул брюки. – Господи Иисусе, это по-своему забавно. – Он сплюнул. – За одну эту неделю у меня пропало трое рабочих. Может, вы попробуете их найти? – И что. Бок один из них? – По милости Божьей, нет. Бок – работяга, бывший заключенный, пытается начать новую жизнь. Я надеюсь, вы не собираетесь ему в этом мешать. – Господин Вельзер, мне всего лишь нужно задать ему пару вопросов. Я вовсе не собираюсь избить его дубинкой, а затем засунуть в чемодан и отвезти обратно в тюрьму Тегель. Он сейчас здесь? – Наверное, он у себя в бараке. Я вас туда провожу. Мы последовали за ним к одному из длинных одноэтажных деревянных строений, стоявших с краю – там, где когда-то был лес, превращавшийся теперь в отрезок автострады. У крыльца мастер обернулся к нам: – Народ у нас довольно бесцеремонный, так что лучше будет, если фрейлейн останется здесь. Приходится принимать их такими, какие они есть. Они могут быть неодеты, кто их знает. – Берни, я подожду в машине. Я виновато посмотрел на нее и поднялся по ступенькам вслед за Вельзером. Он снял деревянную задвижку, и мы вошли в комнату. Стены и пол внутри были выцветшего желтого цвета. Вдоль стен стояло двенадцать коек, на трех из них я вообще не заметил матрасов, на трех других сидели мужчины в одних трусах и майках. В центре барака коптила черная чугунная печь в форме котла – ее труба выходила наружу через отверстие в потолке. Рядом с печью стоял большой деревянный стол, за которым сидело четверо мужчин, игравших в скат[28], наверное, по пять-шесть пфеннигов. Вельзер обратился к одному из игроков: – Этот парень приехал из Берлина. У него есть к тебе вопросы. Огромный детина, словно из цельного куска вырубленный, с головой, размером с пень, сначала внимательно изучил ладонь своей ручищи, потом посмотрел на мастера и, наконец, с подозрением уставился на меня. Другой человек встал со своей койки и с демонстративным безразличием принялся подметать пол. Обычно меня представляли несколько иначе, поэтому неудивительно, что Боку перспектива этого разговора особой радости не доставила. Я уже собирался кое-что пояснить, но в этот момент Бок рванулся вперед и двинул мне левой рукой сбоку по челюсти, чтобы проложить себе дорогу к двери. Удар был не очень сильный, но в ушах у меня раздался звук, похожий на свист закипающего чайника, и я качнулся в сторону. После этого в голове у меня зазвенело таким монотонным звоном, какой бывает от удара половником по оловянному подносу. Когда я наконец пришел в себя, то увидел, что Вельзер склонился над запрокинутым туловищем Бока, как мне показалось, потерявшего сознание. В руке он держал лопату для угля, которой, очевидно, и ударил этого верзилу по голове. В ту же минуту послышался звук отодвигаемых стульев – партнеры Бока по карточной игре вскочили на ноги. – Спокойно! – заорал Вельзер. – Этот парень не полицейский, черт вас возьми, а частный детектив. Он здесь не затем, чтоб арестовать Ганса, он должен задать ему какие-то вопросы, и вся история. Понятно? Он ищет человека, который пропал. Вельзер обратился к одному из игроков: – Эй, ты! Помоги-ка мне поднять его. – Затем взглянул на меня: – Все в порядке? Я рассеянно кивнул. Вельзер вместе с этим работягой стали поднимать Бока, и я видел, с каким трудом это им дается. Они усадили его на стул и стали ждать, пока тот придет в себя. Остальным мастер велел на десять минут выйти из барака. Люди на койках молча повиновались, было заметно, что Вельзеру привыкли подчиняться, и притом быстро. Когда Бок очнулся, Вельзер объяснил ему снова, кто я и зачем здесь. Жаль, что он не сделал этого сразу. – Если я вам понадоблюсь, я буду рядом на улице. Вытолкнув последнего человека из барака, Вельзер оставил нас вдвоем. – Если вы не мент, значит, один из парней Красного. Бок говорил, скривив рот набок, так что язык его кончиком уходил куда-то за щеку, а мне волей-неволей приходилось изучать некое розовое плато – можно сказать, центральную часть этого маятника. – Послушайте, я ведь не законченный идиот. – Он говорил, явно самовозбуждаясь. – Я не так глуп, чтобы дать себя убить, выгораживая Курта. Я и вправду не знаю, где он. Я вытащил портсигар, чтобы предложить ему сигарету. Дал прикурить, а потом закурил сам, не говоря ни слова. – Во-первых, я не из парней Красного. Я действую как частный детектив. Вельзер тебе об этом сказал. Но челюсть у меня что-то ноет, и если ты не ответишь на все мои вопросы, ребята из Алекса запишут твое имя на листочке бумаги, чтобы с помощью жеребьевки решить, кого из пансиона Тиллессена отправить под нож для изготовления мясных консервов. Бок напрягся. – И если ты сдвинешься с этого стула, поверь мне, я сломаю тебе шею пополам. Я подвинул к себе стул и поставил на него ногу, чтобы опереться на колено. – У вас нет доказательств, что я там был. Я усмехнулся: – Неужели? – И, глубоко затянувшись, выпустил струю дыма ему в лицо. – Во время своего последнего визита в этот притон ты предусмотрительно оставил там свою квитанцию о получении зарплаты. Я нашел ее в печи рядом с орудием убийства. Потому-то мне и удалось разыскать тебя здесь. Конечно, сейчас там ее нет, но мне ничего не стоит вернуть ее на место. Полиция пока не нашла тело, но только лишь потому, что мне все недосуг позвонить туда. Эта квитанция несколько осложняет твое положение. Квитанция найдена рядом с орудием убийства, и, можешь поверить мне на слово, этого вполне достаточно, чтобы отправить тебя на плаху. – Что вам от меня нужно? Я сел напротив. – Ничего, кроме ясных ответов на мои вопросы. Так что, если я попрошу тебя назвать столицу Монголии, ты уж лучше назови ее, а то лишишься своей чертовой головы. Ты понял? – Он молчал, выжидая. – Начнем с Курта Мучмана и с того, чем вы с ним занимались после Тегеля. Бок тяжело вздохнул. – Я вышел первым и попытался завязать. Это вроде не так уж трудно, но, с другой стороны, не очень легко. Во всяком случае, снова в тюрьму не хотелось. Время от времени ездил в Берлин на выходные. Понимаете? К Тиллессену. Он ведь – сводник. Или был им. Бывало, что оставлял для меня самых лакомых девочек. – Он передвинул сигарету в угол рта и потер макушку. – Через пару месяцев после того, как меня выпустили, Курт тоже вышел на свободу и нашел пристанище там же, у Тиллессена. Как-то, когда я, навестил его там, он сказал, что картель поможет ему привести дела в порядок... Ну, придется грабануть кого-нибудь. И в ту же самую ночь, когда мы с ним все это обсуждали, вломился вдруг Красный Дитер с двумя парнями. Ну, что говорить... Он в картеле главный, вы понимаете. Они притащили с собой этого старикашку и обработали его в столовой. Я сидел в своей комнате. Вскоре заходит Красный и говорит Курту, чтобы тот занялся сейфом, а мне велел отвезти их. Восторга у нас это, конечно, не вызвало – я уже по горло был сыт всем этим, а Курт – тот ведь профессионал: Он не любит насилия, бестолковщины, вы же знаете. Он предпочитает заранее все обдумать, а не переть напролом, с бухты-барахты. Дело требует подготовки. – Что это был за сейф? Красный Дитер узнал о нем от человека в столовой, которого они избивали? – Бок кивнул. – Что произошло дальше? – Я решил не ввязываться в это дело. Я вылез в окно и ночь провел в ночлежке на Фробенштрассе, а затем вернулся сюда. Этот мужик, которого они избивали, был еще жив, когда я удрал. Они не собирались сразу его кончать – сначала надо было убедиться, что он им сказал правду. – Бок вытащил окурок изо рта и, бросив на пол, раздавил каблуком. Я дал ему еще сигарету. – Ну, а потом я узнал, что у них ничего не получилось. Тиллессен, очевидно, всех отвез. После этого ребята Красного прикончили того мужика. Они бы и Курта кокнули, но тот скрылся. – А Красного эти ребята не прикончили случайно? – Ну, кому же придет в голову такая глупость! – А ты не заливаешь? – Когда я сидел в тюрьме, в Тегеле, я видел, как люди умирали на гильотине, – спокойно ответил он. – Я бы предпочел рисковать вместе с Красным. Если уж бежать, так в одной упряжке. – Расскажи мне подробнее об этой истории с сейфом. – Красный сказал, что это все равно что орех расколоть. Для такого человека, как Курт, труда не составит. Курт – настоящий профессионал, скажи ему, он и сердце вскроет Гитлеру. Было сказано – на дело пойдем поздно ночью. Надо вскрыть сейф и вытащить какие-то бумаги. Больше ничего. – А бриллианты? – Бриллианты? Он вообще не говорил ни о каких побрякушках. – Ты в этом уверен? – Конечно. Ему нужны были только бумаги. И ничего больше. – Какие бумаги? Ты что-нибудь слышал? Бок покачал головой. – Бумаги, и все. – А как насчет убийства? – Никто не говорил об убийстве. Курт не пошел бы на дело, если бы знал, что придется кого-то замочить. Это не по его части. – А что ты скажешь о Тиллессене? Он способен застрелить человека в постели? – Ни в коем случае. У него другая сфера. Тиллессен – сводник. И сводник гнусный. Избить девку – это максимум, на что он способен. Покажи ему пушку, и он удерет, как кролик. – Может, аппетит разыгрался и они хапнули больше, чем думали поначалу? – А уж это вам лучше знать. Черт подери, детектив-то вы, а не я. – И с тех пор ты ничего о Курте не слышал и его самого не видел? – Он слишком умен, чтобы искать встречи со мной. Если у него что-нибудь еще в голове осталось, он просто обязан лечь на дно. – У него есть друзья? – Кое-кто. Но кто именно, я не знаю. Жена его бросила. Спустила все, что он заработал, до последнего пфеннига, а после этого сбежала с другим. Он скорее умрет, чем обратится за помощью к этой суке. Ее можно точно отбросить – она ничего не знает. – Может, он уже мертв, – предположил я. – Не думаю. – По Боку было видно, что он и мысли такой не допускает. – Он очень умен. И предусмотрителен. Он выпутается из любой ситуации. – Кто знает... – Я решил перевести разговор на другие рельсы. – Одного не могу понять, если ты решил завязать, то зачем подался на эту стройку? Сколько ты получаешь за неделю? – Примерно сорок марок. Правда, не густо? Это было даже меньше, чем я предполагал. – Так в чем же дело? Почему бы тебе не проломить какой-нибудь череп по просьбе Красного Дитера? – Откуда это известно, что я занимаюсь такими вещами? – Но ты ведь участвовал в избиении участников «стальных пикетов»? – К сожалению. Мне тогда нужны были деньги. – А кто платил за эту работу? – Красный. – А ему-то какой в том интерес? – Такой же, как и у меня, – деньги. Только он получал куда больше. Такие, как он, не попадаются. В тюрьме я это понял. Самое скверное, что теперь, когда я решил завязать, вся страна, похоже, решила «развязать». Я сел в тюрьму, а когда вышел, то обнаружил, что эти ублюдки проголосовали за банду гангстеров. Как вам это понравится? – Только не обвиняй в этом меня, дружище. Я голосовал за социал-демократов. А тебе ничего не приходилось слышать о том, кто все-таки платил Красному за нападения на бастующих сталелитейщиков? Скажем, имена какие-нибудь? – Думаю, что платило руководство компаний. Для того чтобы понять это, не надо быть детективом. Но имен я никогда не слышал. – Хотя все это, конечно, кто-то организовывал. – Конечно. И организовано это было прекрасно. Более того, и сработало точно. Бастующие отступили. – А ты попал в тюрьму. – Я попался. Мне никогда не везло. И то, что вы появились здесь, – лишнее тому доказательство. Я вытащил бумажник и протянул ему пятьдесят марок. Он приготовился благодарить, но я остановил его: – Ладно, не стоит. – Я уже направился к дверям, но обернулся. – А мог бы твой Курт бросить сейф, который он вскрыл, открытым? Бок сложил банкнот. – Никто не работал аккуратнее, чем Курт Мучман. – Так я и думал. На обратном пути из Бранденбурга мы заехали ко мне домой. – Завтра утром у тебя здесь будет огромный синяк. – Инга повернула мою голову к свету, чтобы получше разглядеть кровоподтек на скуле. – Надо сюда что-нибудь приложить. Она ушла в ванную. Я слышал, как она открыла кран и, вернувшись, приложила холодную фланелевую тряпку к моей щеке. Она стояла совсем близко, лаская меня своим дыханием, аромат духов, который окутывал ее как облако, для меня был откровенно чувственным. – Так, по крайней мере, не опухнет. – Спасибо. Синяк на лице у сыщика производит хорошее впечатление. С другой стороны, люди могут подумать, что я слишком упрям. Ты знаешь, что существует тип людей, которые ни за что не бросят начатое дело. – Не вертись. Инга касалась меня животом, и я не без удивления почувствовал что у меня вот-вот возникнет эрекция. Она прищурилась, и я подумал, что она, возможно, об этом догадывается, однако не отодвигаемся от меня. Напротив, почти непроизвольно, еще плотнее ко мне прижалась. Моя ладонь легла на ее тяжелую грудь, и несколько мгновений спустя между моими пальцами – большим и указательным – оказался ее сосок. Я нащупал его сразу – твердый, как шарик на крышке чайника для заварки, и почти такой же по величине. Тут она отвернулась. – Наверное, нам пора остановиться. – Боюсь, что уже поздно. Она зарумянилась, оглядела меня всего и слегка всем корпусом откинулась назад. Наслаждаясь неторопливостью своих действий, я шагнул к ней, и, когда мой взгляд уперся в подол ее зеленого платья, наши пальцы встретились. Я опустился перед ней на колени и, приподняв подол, наслаждался зрелищем ее нижнего белья, затем одним движением снял с нее панталоны. Она сама через них переступила, при этом ее длинные гладкие бедра слегка подрагивали. Тут мне и предстало зрелище, которого я так вожделел. Я перевел взгляд выше, на ее лицо, но оно тут же скрылось в складках платья, которое Инга торопилась снять, и перед моим взором возникла ее грудь. Инга встряхнула блестящими черными волосами, как птица, расправляющая перья на крыльях. Она сбросила платье на пол и теперь стояла передо мной обнаженная. На ней оставались только чулки, пояс и туфли. Я сел на пол и, возбуждаясь от неведомого мне прежде чувства какой-то сладкой боли, смотрел, как она медленно поворачивается передо мной, открывая линию лобка, покрытого волосами, торчащие соски, длинный изгиб спины, гладкие, подрагивающие ноги, изящно очерченные ягодицы и снова низ живота – темный, призывный, манящий. Я поднял ее на руки и отнес в спальню, где мы провели остаток дня, лаская, изучая друг друга, вкушая наслаждение на пиру плоти, который мы устроили друг для друга. День уже сменился вечером, когда мы забылись легким сном, а проснувшись, снова дарили друг другу нежность – чувствами и словами. Утолив желание, мы почувствовали поистине волчий аппетит. Мы пообедали в «Пельцер-гриль», а затем отправились потанцевать в «Крышу Германии», расположенную рядом на Харденбергштрассе. Под «Крышей» собиралось высшее общество Берлина – причем многие были в форме. Инга разглядывала стены из голубого стекла, декоративные бассейны с водяными лилиями, потолок, расцвеченный голубыми звездочками и опиравшийся на медные, отполированные до блеска колонны. – Просто замечательно, правда? – Не думал, что тебе здесь так понравится, – пробормотал я. Но Инга меня не слышала. Она взяла меня за руку и потащила к той круглой площадке для танцев, где народу было поменьше. Оркестр играл великолепно, я крепко прижимал ее к себе, вдыхая запах ее волос. Как хорошо, что я привез Ингу сюда, а не в какой-нибудь там клуб типа «Джонни» или «Золотой подковы». Уже потом я вспомнил о Ноймане, который говорил, что «Крыша Германии» – одно из любимых мест отдыха Красного Дитера. Поэтому, когда Инга отправилась в дамскую комнату, я подозвал к своему столу официанта и протянул ему пять марок. – Я надеюсь, это поможет мне получить простой ответ на один несложный вопрос, правда? Он молча положил деньги в карман. – Скажите, здесь сегодня Дитер Хелферих? – Красный Дитер? – А у него есть еще и другие цвета? Он не понял моего вопроса, и я решил к нему больше не возвращаться. Официант на секунду задумался, соображая, не будет ли главарь «Германской мощи» возражать, если он сообщит мне о его присутствии. Решение он принял верное. – Он здесь. – Предваряя мой следующий вопрос, он кивнул через плечо в направлении бара. – Самая дальняя от оркестра кабина. – И, понизив голос, продолжая убирать пустую посуду со стола, добавил: – Не стоит задавать слишком много вопросов о Красном Дитере. Это консультация уже бесплатная. – Тогда последний вопрос. Какой напиток он предпочитает? Официант с нежным лицом мальчика, жующего лимон, с сожалением взглянул на меня, и по его взгляду я понял, что этот вопрос задавать не следовало. – Он не пьет ничего, кроме шампанского. – Чем хуже жизнь, тем изощреннее вкусы. Не так ли? Поставьте ему на стол бутылку с наилучшими пожеланиями от меня. – Я протянул ему свою визитную карточку и деньги; – Сдачи не нужно. Он оценивающе оглядел Ингу, которая вернулась к столику. Меня это не рассердило, так как он был в этом отношении не единственный – за стойкой бара сидел человек, который также, видимо, находил, что она заслуживает внимания. Мы пошли танцевать снова, и я видел, как официант преподнес бутылку шампанского Красному Дитеру. Сам он оставался для меня вне поля зрения, но я заметил, что визитную карточку изучили и официант кивнул в мою сторону. – Послушай, дорогая. Мне сейчас придется заняться одним делом. Я постараюсь поскорей освободиться, но мне придется ненадолго тебя покинуть. Если захочется чего-нибудь; попроси официанта. Я отвел Ингу к столику, и она определенно встревожилась. – Куда ты собираешься? – Мне нужно кое-кого повидать. Я вернусь через несколько минут. – Пожалуйста, будь осторожен. Я наклонился и поцеловал ее в щеку. – Буду осторожен, как канатоходец. Массивный господин, который ужинал в дальней кабине, чем-то походил на толстяка Арбукля. Его шея состояла из двух жирных складок, которые подпирал тугой воротник нарядной рубашки, а лицо по цвету напоминало вареную ветчину, и я подумал, что отсюда, очевидно, его кличка. Рот у Дитера Хелфериха был перекошен, как будто он непрерывно жевал огромную сигару. Когда он заговорил, в его голосе было что-то от рычания медведя, засевшего в глубине пещеры, и с его языка в любую минуту готовы были сорваться грязные ругательства. Улыбаясь, его рот складывался в крест, точнее, нечто среднее между крестом древних майя и поздней готикой. – Частный детектив? Ха-ха-ха! Никогда еще с частными детективами не встречался. – Это свидетельствует лишь о том, что нас немного. Не возражаете, если я присоединюсь? Он посмотрел на этикетку на бутылке. – Хорошее шампанское. Самое меньшее, что я могу сделать, это выслушать вас. Прошу. Он разлил шампанское и поднял бокал, чтобы произнести тост. Под его бровями – по форме здесь было что-то общее с Эйфелевой башней, если рассматривать ее в горизонтальной плоскости, – притаились глаза, расставленные слишком широко, я бы даже сказал, раздражающе широко. – За отсутствующих друзей, – произнес он. Я присоединился: – Наверное, за таких, как Курт Мучман. – Курт исчез, но не забыт. – Он засмеялся, и в его смехе, мне показалось, было что-то от злорадства. – Похоже, что нам обоим хотелось бы знать, где он сейчас. Конечно, только для того, чтобы успокоиться, перестать за него волноваться. Так? – А есть повод для волнения? – спросил я. – Для людей, которые занимаются такими делами, как Курт, времена опасные. Впрочем, я уверен, не тебе об этом рассказывать. Ты это и сам прекрасно знаешь. Правда, блоха? Ты же из легавых, верно? – Красный Дитер отпил из бокала. – Надо отдать должное твоему клиенту, блоха, он знал к кому обратиться. Соображал, что к бывшим твоим коллегам и соваться нечего. Ему одно только и нужно – получить обратно свои побрякушки, в этом можно не сомневаться. Ты можешь вступить в более тесный контакт с людьми, встретиться, поговорить с ними. Он готов на небольшое вознаграждение, верно? – Вы очень хорошо информированы. – Я хорошо информирован, если это все, чего требует твой клиент. Сумею, помогу тебе. – Его лицо потемнело. – Но Мучман – мой. Если у твоего друга появился какой-нибудь план мести или что-то в этом роде, скажи ему, чтобы он свои затеи выбросил из головы. Понял? Речь может идти только о том, чтобы навести порядок в делах. Договорились? – И это все, что вам нужно? Прибраться в своей лавочке? Вы забываете о пустяке. О бумагах фон Грайса. Ну, помните, наверное, бумаги, по поводу которых ваши ребята так хотели с ним пообщаться. Насчет того, где он их прячет, кому передал. Кстати, как бы вы с ними поступили, если бы вам удалось их получить? Шантаж? По высшему классу? Растрясти какого-нибудь магната, вроде моего клиента? Или заиметь парочку полицейских про запас? – Я смотрю, ты тоже неплохо информирован, блоха. Я не зря сказал, что твой клиент – умный человек. Мне повезло, что он доверился тебе, а не полиции. Мне повезло, и тебе тоже повезло. Потому что если бы ты служил в полиции и произнес все эти слова, то уже мог бы записать себя в покойники. Я выглянул из кабинки, чтобы убедиться, что у Инги все в порядке. Издали я увидел, как она холодно отвергала домогательства какого-то кутилы в форме, безуспешно расточавшего свои чары. – Спасибо за шампанское, блоха. Ты рисковал по-крупному, и не такой уж крупный выигрыш выпал на твою ставку. Но, по крайней мере, деньги, которые ты поставил, останутся при тебе. Он усмехнулся. – Мне всего лишь хотелось почувствовать, что такое азарт в игре. Гангстеру мои слова показались забавными. – Другого раза не будет. Можешь быть в этом уверен. Я решил уйти и привстал, но обнаружил, что он держит меня за руку. Я думал, что он станет угрожать мне, но разговор принял неожиданный оборот. – Послушай, я не хочу, чтобы ты думал, что я тебя обманул. И не спрашивай, почему я тебе помогаю. Может быть, потому, что я ценю твою смелость. Не оборачивайся. Там, у бара, сидит здоровый парень в коричневом костюме. У него прическа как у морского ежа. Изучи его сейчас хорошенько. Это профессиональный убийца. Он появился здесь сразу после того, как ты со своей девушкой сел за столик. Ты, должно быть, наступил кому-то на мозоль. Похоже, что тобой решили расплатиться, должок отдать. Не думаю, что он нападет на тебя здесь, хотя бы из уважения ко мне. Надеюсь, ты понимаешь. Но на улице... Им известно, что я не выношу соседства с этими дешевыми убийцами, это производит плохое впечатление на общество. – Спасибо, что предупредили. Очень признателен за эту любезность. – Я закурил сигарету. – Здесь есть черный ход? Не хотелось бы лишних неприятностей для моей девушки. – Шагай через кухню, а затем по пожарной лестнице. Внизу будет дверь, через которую выход на аллею. Там спокойно. Чуть левее – несколько машин. Светло-серая, спортивной модели, – моя. – Он подвинул ко мне связку ключей. – В «бардачке» пушка, она может тебе пригодиться. После финиша ключи оставь в выхлопной трубе и постарайся не поцарапать обшивку. Я положил ключи в карман. – Приятно было побеседовать, Красный. Чудной народ эти блохи: когда тебя кусает первая, ты ее не замечаешь, а через минуту уже не знаешь, как от них избавиться. Красный Дитер нахмурился. – Убирайся отсюда, Гюнтер, пока я не передумал. По дороге к своему столику я мельком осмотрел бар. Парень в коричневом костюме, о котором шла речь, оказался тем самым, что все это время глазел на Ингу. А в настоящий момент Инга с легкостью и даже не без удовольствия сопротивлялась натиску смазливого – правда, ростом он не вышел – офицера СС. Я немедленно потащил Ингу к выходу. Эсэсовец остановил меня за руку, но я так на него посмотрел, что, думаю, сразу остудил его пыл. – Спокойно, коротышка. – Над его тщедушной фигуркой я нависал, как фрегат над рыбацкой лодкой. – Не то я разукрашу тебе губу. Только не думай, что это будет Рыцарский Крест с дубовыми листьями. Уже на ходу я бросил на стол мятую бумажку в пять марок. – А я и не думала, что ты такой ревнивый, – обернулась ко мне Инга. – Иди к лифту и спускайся вниз. Слушай меня внимательно. Когда выйдешь на улицу, ступай к машине и жди меня там. Под сиденьем лежит пистолет. Держи его наготове, на всякий случай. Я оглядел зал: человек в коричневом костюме спешно расплачивался за выпивку. – Сейчас нет времени для объяснений, но это не имеет никакого отношения к твоему напористому ухажеру. – А ты куда? Вместо ответа я протянул ей ключи от своей машины. – Я выйду другим путем. Человек в коричневом костюме – он здесь, в баре, – очень опасен. Если ты увидишь, что он идет к машине, тут же жми на стартер, а из дома позвони криминальинспектору Бруно Штальэкеру в Алексе. Поняла? Я все еще шел за ней следом, но на этих словах резко свернул в сторону, быстро прошел через кухню и оказался на пожарной лестнице. Спустившись на три пролета, я услышал наверху шаги. Тьма на лестнице была кромешная, и, спускаясь, я не представлял, что произойдет в следующую минуту и смогу ли я справиться с ситуацией. В конце концов, он вооружен, а главное, я имею дело с профессионалом. Тут я оступился и, пересчитывая боками ступеньки, покатился по лестнице, несмотря на попытки тормозить локтями. Нащупав перила, я с трудом поднялся на ноги, ринулся вниз, стараясь не обращать внимания на боль. Я был на верхней ступеньке последнего пролета, когда из-за какой-то двери пробился свет, и я тут же решил прыгать. Однако лестница оказалась длиннее, чем я думал, и все же я приземлился на четвереньки, и вполне удачно. Рванув засов на двери, я очутился на улице. Среди машин, аккуратно выстроившихся в ряд, вычислить серую «бугатти-ройял» Красного Дитера труда не составило. В кабине я первым делом вскрыл «бардачок»: рядом с маленьким бумажным пакетиком с белым порошком лежал большой револьвер с длинным стволом – из тех, что пробивают дверь из красного дерева толщиной восемь сантиметров. Времени на то, чтобы проверять заряжен – не заряжен, у меня не было, но вряд ли Красный держал у себя револьвер потому, что играл в индейцев или ковбоев. Я лег на землю и спрятался под днищем большого «мерседеса» с открытым верхом, стоявшего рядом с «бугатти». В этот же момент из пожарного выхода появился мой преследователь и, прижавшись к стене, спрятался в ее тени. Я не двигался, ожидая, когда он окажется на аллее, залитой лунным светом. Минута проходила за минутой, но из темноты не доносилось ни звука и никакого движения тоже не было заметно. Тут я сообразил, что он прошел вдоль стены, прячась в ее тени, в конце аллеи благополучно ее пересек и теперь, наверное, приближается к машинам. В подтверждение этих мыслей позади под каблуком хрустнул камешек, и я затаил дыхание. Большим пальцем я медленно и неуклонно оттягивал курок револьвера, пока наконец не раздался еле слышный щелчок, после чего можно было снять предохранитель. Повернувшись на бок, позади себя я увидел пару ботинок в обрамлении задних колес автомобиля. Ботинки переместились вправо, за «бугатти», и, догадавшись, что обладатель их направляется к машине – дверь оставалась наполовину открытой, – я пополз в противоположную сторону, чтобы выбраться из-под «мерседеса». Согнувшись так, что моя голова была на уровне окон автомобиля, я чуть отошел назад и спрятался за огромным багажником. Когда я решился выяснить, что поделывает мой приятель, то зафиксировал его у заднего колеса «бугатти» приблизительно в том же положении, в каком находился я сам, только смотревшим в другую сторону. Нас отделяло друг от друга не больше двух метров. Я осторожно выступил вперед и поднял револьвер до уровня его головы – расстояние вытянутой руки не назовешь серьезным. – Брось оружие, – приказал я. – Или я с Божьей помощью проложу туннель сквозь твою чертову башку. Человек замер, но пистолета не бросил. – Не волнуйся, друг. – Он отпустил рукоятку своего автоматического маузера, и револьвер повис на скобе его указательного пальца. – Не возражаешь, если я поставлю его на предохранитель? Эта детка начинает палить от любого толчка. – Он говорил медленно и холодно. – Сначала сдвинь свою шляпу на лицо. А затем поставь предохранитель, как будто твоя рука в мешке с песком. И помни, что с такого расстояния я не промахнусь. А мне не хотелось бы заляпать машину Красного салатом из твоих мозгов. Он натянул шляпу на глаза и, поставив маузер на предохранитель, бросил его на землю. Оружие, когда оно лежит на щебенке, кажется безобидной игрушкой. – Это Красный сказал, что я тебя выслеживаю? – Заткнись и повернись. Руки вверх. Человек в коричневом костюме команду выполнил, но запрокинул голову назад, чтобы хоть что-то видеть из-под полей шляпы. – Ты собираешься пришить меня? – Это будет зависеть от тебя. – В каком смысле? – В том смысле, что мне надо выяснить одну вещь. Кто тебе платит? – Как считаешь, мы можем заключить сделку? – Я что-то не вижу у тебя товара. Чем ты собираешься торговать? Либо ты отвечаешь на мой вопрос, либо вздрагиваешь ноздрями. Вот и весь разговор. Он усмехнулся: – Убить человека – это не так просто, как ты думаешь. – Неужели? – Я ткнул его пистолетом в подбородок, а затем провел дулом по щеке и покрутил под скулой. – Боюсь, что ты слишком самоуверен. Уж если ты заставил меня пустить в ход пушку, лучше шевели языком сейчас, не то тебе не придется пошевелить им вообще. – Ну, предположим, я запою. Что тогда? Ты меня отпустишь? – Чтобы ты снова за мной охотился? Ты меня, наверное, за дурака держишь? – Тогда как я должен поступить, чтобы убедить тебя, что я этого не сделаю? Я отступил на шаг. – Поклянись жизнью матери. – Клянусь жизнью моей матери, – сказал он с готовностью. – Прекрасно. Так кто же твой клиент? – Ты меня отпустишь, если я скажу? – Да. – Поклянись жизнью своей матери. – Клянусь жизнью моей матери. – Ну хорошо. Его зовут Хауптхэндлер. – И сколько он тебе платит? – Три сотни сейчас и... Он не закончил предложение. Шагнув вперед, я ударил его толстым концом револьвера так, что он потерял сознание. Удар был жестким, и расчет заключался в том, что он должен был прийти в себя, но очень не скоро. – Моя мать умерла, – сказал я, а затем поднял с земли его маузер и побежал назад, к машине. Инга сделала большие глаза, когда увидела, в каком состоянии находится мой костюм – весь в грязи и масле. Мой лучший костюм. – Тебе что, не понравился лифт? Ты просто прыгнул вниз, что ли? – Что-то в этом роде. Под сиденьем я нащупал пару наручников, которые хранились там вместе с пистолетом. Затем я подал назад – где-то метров семьдесят – по направлению к аллее. Владелец коричневого костюма лежал без сознания там, где я его оставил. Я протащил его по аллее к стене и приковал наручниками к железным прутьям окна. Он тихонько стонал, пока я его тащил. Значит, живой. Вернувшись к «бугатти», я положил в «бардачок» револьвер Красного, а оттуда взял пару пакетиков с белым порошком. Я предполагал, что Красный Дитер не будет держать в машине поваренную соль, но все-таки понюхал пакетик. И сразу узнал запах кокаина. Пакетиков было совсем немного, не больше чем на сто марок, и предназначались они, скорее всего, для самого Дитера. Я запер машину, сунул ключи в выхлопную трубу, как он просил, а затем вернулся к коричневому костюму и оставил в его нагрудном кармане парочку пакетиков. Этим заинтересуются парни из Алекса, подумал я. Действительно, не решившись убить, я не придумал ничего другого, чтобы хоть немного убедить себя самого в том, что он не станет доводить до конца дело, за которое взялся. Сделки можно заключать только с теми людьми, которые при встрече держат в правой руке рюмку шнапса, а не посторонние предметы. |
||
|