"Тройное убийство в Лурде" - читать интересную книгу автора (Кенни Поль)

Глава VII

Сан-Хуан, важный пункт воздушных линий на Антилах, это очень современный город в американском стиле, расположенный на краю острова Пуэрто-Рико. Построенный на конце мыса, он с трех сторон окружен морем. Климат там умеренно-тропический. Бывшая испанская колония, Пуэрто-Рико имеет автономное правительство свободной страны, но фактически принадлежит США.

Из двухсот двадцати пяти тысяч жителей, населяющих Сан-Хуан, только привилегированное меньшинство проживает в современных кварталах с бетонными многоэтажными домами и широкими проспектами. Изумрудные лужайки разделяют роскошные виллы, построенные вдоль бульваров. Город производит впечатление процветающего благодаря прекрасной планировке. Большая часть жителей Сан-Хуана теснится в старом испанском городе, узкие улочки которого окружают порт.

В одной из роскошных вилл, которые агентства по торговле недвижимостью сдают туристам, в тот день шла дискуссия, в которой участвовали трое мужчин. Комната, где они разговаривали, находилась в центре дома, поэтому в ней не было ни одного окна, и, хотя снаружи невыносимо ярко светило солнце, комнату освещала розовым светом электрическая лампа.

На стуле сидел человек со связанными за спиной руками. Растрепанные волосы, бледность и искаженный рот больше, чем веревки, показывали, что он не по своей воле участвует в этом собрании.

— Ну, Грегор, — спросил Мейер, вынимая сигарету изо рта, — вы будете говорить или нет?

Пленный бросил на Мейера и Кольбе взгляд, полный ненависти. Мейер, производивший впечатление сдержанного и осторожного бизнесмена, удобно расположился в кресле. Второй, Кольбе, с очками на носу, с грубо высеченным лицом, стоял перед Грегором. Не будучи высоким, он обладал, однако, мощной мускулатурой.

Грегор злился на себя: ему следовало бы бежать раньше, каким бы ни был риск, а теперь уже поздно.

— Мне нечего сказать, — проговорил он сухо. — Любой может не выполнить это задание.

Мейер мягко засмеялся. Он пососал свою сигару и обратился к Кольбе:

— Вы слышите? Он не смог выполнить…

Потом его наигранная веселость вдруг испарилась, на шее выступили жилы, и голосом, прерывающимся от ярости, он буркнул:

— Нет, Грегор, вы добились успеха! Почему вы не передали капсулу Кристо Валиенте в Лионе, как должны были сделать?

Грегор опустил голову. Солжет он или скажет правду, его судьба уже решена.

Впервые заговорил Кольбе:

— Я знаю, что вы взяли капсулу в Штутгарте, — процедил он. — Она все еще была у вас, когда вы пересекли французскую границу. Что вы сделали с ней потом?

Пленный сжал тонкие губы и промолчал. Перед его мысленным взором возникла стройная фигура женщины, назначившей ему свидание на перекрестке О-Вив.

Когда она вошла с ним в контакт, он ей поверил; он вспомнил, как она поющим голосом сообщила, что широкомасштабная операция французской полиции угрожает всем им и что его и ее вывезет из От-Пирене сам Мейер. Он поверил, как ребенок. Когда он сел в «крайслер», девица толкнула его в руки Кольбе, потом захлопнула дверцу, и машина рванулась вперед. Шлюха!

Мейер и Кольбе обменялись понимающим взглядом, видя упорное молчание пленника.

Первый сбросил пепел с сигары, скрестил ноги и снова заговорил спокойным, но холодным тоном:

— Мне жаль, Грегор. В нашем деле ошибки дорого стоят, а та, которую совершили вы, равносильна самоубийству. Я скажу вам, что вы сделали с той капсулой, которая была у вас. Вы ее случайно разбили!

Грегор поднял голову так быстро, что его волосы разлетелись. Черты лица напряглись еще больше.

— Да, я ее разбил, — признал он. В голосе его звучало отчаяние. — Но это же не преступление! Банальная случайность. Я всегда хорошо служил вам и был полезен в течение двух лет! Почему вы обращаетесь со мной, как с предателем?

Он судорожно пытался спасти свою жизнь, убедить Мейера. Целую неделю он жил в кошмаре, с неотступным страхом, что его заразят или убьют. Его нервы перенесли такое напряжение, что сейчас он готов был расплакаться. Если он произнесет еще два слова, то зарыдает.

— Не преступление? — издевательским тоном повторил Мейер. — Сразу видно, что вы не читаете газет… Вы знаете последствия вашей «банальной случайности»? Нет? Я вам скажу, потому что у вас не будет возможности воспользоваться этими сведениями: благодаря вам в районе Лиона образовался очаг брюшного тифа; шестьдесят умерших и двести человек госпитализированы, на что мне совершенно наплевать. Но куда хуже то, что вы подстегнули любопытство французской контрразведки! Власти задали себе вопрос, какова таинственная причина этой эпидемии, разразившейся так неожиданно. Они были недалеки от догадки, что эпидемия имеет неестественную причину. Заметая следы, мне пришлось убрать трех свидетелей вашего похищения. Вот результаты вашей прекрасной работы. И вы считаете, что я так глуп, чтобы оставить вас у меня на службе?

Говоря, Мейер постепенно терял самообладание. Он задним числом оценил опасность, которой Грегор подверг организацию. Его лицо загорелось гневом, но он справился с собой, глубоко вздохнул и сказал Кольбе:

— Сделать ему укол… Наркотик для начала.

Грегор, чьи мускулы ослабли под грузом уныния, вдруг напрягся как пружина. Веревки, связывающие его, врезались в тело. Верхняя губа задергалась от нервного тика, а на лбу появились капельки пота.

— Нет… нет, — забормотал он, похолодев с ног до головы. — Только не укол. Убейте меня иначе, но не так…

Кольбе не обращал на его вопли никакого внимания. Он достал из кармана футляр и вынул из него шприц. Мейер курил свою сигару, бесчувственный к крикам пленного. Выкрикивая непонятные слова на польском языке, Грегор извивался на стуле. Мейер уставился на тлеющий конец своей «гаваны» и добавил, как будто для себя:

— Когда он заснет, мы перевезем его на яхту. Надеюсь, к тому времени, Кольбе, вы найдете способ убить его медленно? Вы же специалист, верно? Если я отдам его Рикардо, он умрет, не заметив того. Для него это было бы слишком хорошо…

Лицо того, к кому он обращался, сморщилось в улыбке. Его узкие глаза прищурились за очками. Отламывая кончик ампулы, он ответил:

— Доверьтесь мне. Пузырьки моей коллекции содержат двадцать различных смертей. Вам останется только выбрать.

Учащенное дыхание Грегора перешло в хрип. Мысль Мейера привить ему микроб наполняла его ужасом. Симптомы самых опасных инфекционных болезней он знал наизусть: он занимался ими всю жизнь. Он видел в окуляр микроскопа бесконечно маленьких монстров, убивших массы людей, смертоносные бациллы, несшие человечеству смерть с давних времен. Он мог назвать по именам всех этих безжалостных врагов рода людского, а теперь их введут в него!

Рука Кольбе легла на его плечо, и Грегор издал крик, перешедший в звериный вопль, когда он почувствовал, как иголка вонзается в его тело и жидкость скапливается под кожей. Кольбе резким движением выдернул шприц. Он вытер иголку кусочком ваты, прежде чем положить ее обратно в спирт.

— Не бойтесь, — сказал Мейер пленному, — вы еще проснетесь. Самое страшное начнется потом…

Он не понял, успел ли Грегор услышать его последние слова, потому что голова поляка внезапно упала на грудь, его напряженные мускулы расслабились, и если бы он не был крепко привязан, то упал бы на пол, как тряпичная кукла.

Кольбе с удовлетворением смотрел на результат своих трудов. Он никак не мог понять, почему люди пользуются таким грубым, шумным и грязным оружием, как револьверы и ножи, ведь шприц намного практичнее. Он бесшумен, легко умещается в кармане и позволяет варьировать эффект. С ним Кольбе мог по своему желанию усыпить противника, парализовать его или уничтожить. Сам процесс введения иглы доставлял ему глубокое удовольствие. Еще совсем молодым он не брезговал колоть девушек иголками в зад.

— Он отключился на шесть часов, — сказал он Мейе-ру. — Развязать его?

— Да. И засуньте его в плетеный ящик. Мы сейчас перевезем его на яхту. Кстати, который час?

Кольбе посмотрел на часы.

— Без четверти пять.

Мейер неторопливо поднялся. Он погасил свою сигару в пепельнице, вделанной в подлокотник кресла, разгладил лацканы своего габардинового пиджака, потом сунул руки в карманы.

Он бросил взгляд в зеркало, чтобы проверить, в порядке ли узел галстука и прическа, потом решил:

— Общая встреча сегодня вечером на борту «Марии-Кристины». Я заеду за вами к восьми часам. Погрузите ящик в «паккард».

— Хорошо, — согласился Кольбе.

Мейер ушел. Ковер заглушал его шаги. Он пересек внутренний коридор и вошел в залитую солнцем комнату, огромное окно которой выходило на пляж и на море. Небо и вода были ослепительно яркими.

Мейер достал солнечные очки из маленького наружного кармана пиджака и надел их на нос.

Он заметил человека, сидевшего в небрежной позе на широком диване и перелистывающего американский иллюстрированный журнал.

— Пора, Рикардо, — тихо сказал он, тоже садясь. — Посмотри по сторонам, прежде чем показаться, и сделай крюк, когда поедешь на яхту…

Рикардо кивнул головой. Он был очень красив. Его иссиня-черные волосы, смуглая кожа и бархатные глаза всегда позволяли ему безбедно жить во Флориде или на Ривьере, где немного поблекшие богатые женщины щедро субсидировали пылкий темперамент. Не будь у него безмерного честолюбия, он мог бы вести спокойную жизнь; но постоянная нужда в деньгах заставила его заняться более опасной профессией, к которой у него тоже были способности. Он в совершенстве владел огнестрельным оружием и ножами с выкидными лезвиями.

Кроме того, ему довольно-таки нравилось работать на Мейера.

— Иду, — сказал он, поднимаясь.

С такой же естественностью, как если бы проверял наличие талона на метро, он сунул пистолет в кобуру под мышку, потом критически осмотрел свои ногти.

— Во сколько встречаемся на яхте? — осведомился он, не глядя на Мейера.

— В восемь.

— Хорошо.

Он покинул своего шефа и пошел в гараж, где стояли три американские машины последних моделей. Рикардо не ломал себе голову; пока он мог ездить на таких машинах и ему регулярно платили, он считал, что нет никаких причин для беспокойства. Положение подчиненного соответствовало его характеру, потому что, несмотря на свои разнообразные таланты, он был полностью лишен инициативы, за исключением отношений с женщинами.

Он взял «додж», зная, что шеф предпочитает «паккард», и нажал кнопку на приборной доске. Тут же дверь гаража поднялась, приведенная в движение невидимым мотором. Рикардо тронулся с места, поехал по цементной дорожке, ведшей на проспект, и выехал на него, когда дверь гаража закрылась.

Солнце склонялось. Скоро буйство цветов сменится сумерками.

Роскошная машина ехала вдоль берега моря, обогнула край мыса я прибавила скорость, направляясь к аэропорту. Приехав туда, Рикардо поставил машину на большую автостоянку перед зданием аэропорта.

Он взял в автомате пакетик соленого миндаля и вошел в зал, грызя орешки. Там царило оживление, как везде, где собираются американцы. Таблички на английском и испанском указывали часы прибытия и вылета самолетов; одни летали местными рейсами на Антилы и Багамы, другие — в три Америки: Северную, Центральную и Южную.

«Боинг» из Майами должен был приземлиться в семнадцать часов двенадцать минут после промежуточных посадок в Нассау и Порт-о-Пренс.

Рикардо имел много недостатков, но он был добросовестным и осторожным. Мейер велел ему смотреть по сторонам, вот он и смотрел. Из-под тяжелых полуопущенных век он следил за людьми, которые не двигались и чье присутствие в принципе не было обязательным.

Громкоговоритель металлическим голосом объявил, что идет на посадку самолет из Майами. Многие люди, неподвижные до сих пор, сразу же направились к перегородкам, поставленным на поле. Рикардо, напротив, казалось, потерял интерес к происходящему. Его утомленный взгляд пробегал по туристам в ярких рубашках, по носильщикам и пассажиркам среднего возраста, за которыми он всегда наблюдал по укоренившейся привычке.

Затем, когда пассажиры начали приходить в зал, он небрежно прислонился к колонне, чтобы видеть все и не быть видимым. Скоро он заметил фигуру Моник Лери, но вместо того, чтобы смотреть на молодую женщину, одетую в облегающее яркое платье, он стал рассматривать людей, шедших следом за ней. Убедившись, что за ней не следят, он пошел позади нее на некотором расстоянии.

Красивая француженка казалась немного растерянной. После короткого замешательства она пошла к стоянке и стала рассматривать машины. Из багажа у нее была только сумка, висевшая на плече.

Когда она заметила «додж» и проверила номер, она обернулась и на секунду замерла. Рикардо стоял рядом с ней и улыбался.

— Рикардо! — воскликнула она, радостно протягивая руки.

— Хелло! — произнес пуэрториканец.

Он сжал молодую женщину своими мощными руками и запечатлел крепкий поцелуй на приоткрытых губах, подставленных ею.

Наконец он отпустил ее, задыхающуюся и смущенную циничной лаской. В красновато-золотистых сумерках красота Моник Лери приобрела завораживающий эффект.

— Садись, — сказал он ей, открывая дверцу.

Как хищник, наблюдающий за овцой, он смотрел на то, как она усаживается. Изгиб бедер и изящество ног ускорили бег его крови.

Он обошел машину, чтобы сесть за руль, двинулся с места задним ходом и выехал на дорогу.

— Куда ты меня везешь? — кокетливо спросила она, прижимаясь к нему.

— Заняться самым срочным, — ответил он, не сводя глаз с дороги. — Шеф ждет нас к восьми часам.

Моник вздрогнула, не понимая, и первая вечерняя прохлада или любовная лихорадка прокралась в нее.

Когда Рикардо увозил ее, она испытывала чудесное ощущение, что ее похитила горилла.

— Все прошло хорошо? — спросил пуэрториканец, думавший совсем о другом.

— Как и предусматривалось. У шефа отличная интуиция… Ты знаешь, что старика с перекрестка допрашивал легавый?

— Не может быть, — ответил пораженный Рикардо.

— Да! И я сыграла мой маленький номер, как ты догадываешься.

— Шефу все равно будет неприятно.

Моник нахмурила лоб, оторвавшись от своего любовника, и осведомилась совсем другим голосом:

— Почему?

— До сих пор нет известий от Кристо.