"Пути любви" - читать интересную книгу автора (Тайхом Анжела)Глава 8— Не понимаю, миледи, как вы можете сидеть целые сутки и все время читать? Вопрос, словно эхо, дошел до нее не скоро. Гейл медленно опустила книгу на колени и изумленно уставилась на собственную горничную. За недели проведенные в Мейдстон-хаусе она уже привыкла к напряженной обстановке этого дома. Здесь с ней боялись разговаривать и уж тем более любезничать. Да и было отчего — после того как муж покинул ее на следующий же день после свадьбы, она тут же попыталась сбежать. Ее остановили, но после той попытки ее же собственная экономка установила за ней слежку. Неудивительно, что пошел слух, что с ней что-то не в порядке… Да, ее поведение после отъезда Джослина, даже близко не походило на действия здравомыслящего человека. Тогда она была в ярости и плохо соображала, как именно воспримут ее поведение окружающие. Собственно, тогда ее это не волновало. Тайно подкупив одного из слуг — ей пришлось отдать тому свои жемчужные серьги — она отправила вместе с ним возмущенное письмо Виктории. Уж та не допустит, чтобы ее сын держал Гейл в заточении! Она уже мысленно восхваляла свою изобретательность — она вовсе не так глупа, как думает ее муж, чтобы отправлять свои призывы о помощи явно. Она уже ликовала, предчувствуя ту мстительную радость, когда увидит физиономию взбешенного Джослина. Она уже не сомневалась, что ее скучные дни в Мейдстон-хаусе сочтены… Однако, на следующее же утро, она нашла свое письмо в столовой рядом со сконфуженным лакеем и ухмыляющейся миссис Лей. Между ними состоялся довольно неприятный и грубый разговор. Гейл возмущалась, а миссис Лей здравомысляще помалкивала, «вежливо» давая понять, что таково распоряжение графа. Вернувшись же в свою комнату, Гейл обнаружила, что у нее забрали все драгоценности, и когда она как фурия, спустилась вниз, чтобы разобраться с экономкой, той уже и след простыл. Тем же вечером она решилась на побег. Собственно никакого плана у нее и не было, ей просто необходимо было выбраться из удушающей атмосферы этого дома. Да к тому же у нее еще оставалось обручальное кольцо, которое можно было бы заложить. Но ее остановили… Пока она пыталась «взломать» входную дверь — та была заперта на несколько замков — и лязгала засовами, двое слуг, под предводительством все той же экономки, накинулись на нее сзади и усыпили с помощью лауданума, после того, как она начала сопротивляться. Крик и шум при этом стоял такой, что старые стены Мейдстон-хауса сотрясались. Она писала разгневанные письма мужу, жалуясь, на произвол экономки, но в ответ получила единственную записку, где он высмеивал ее попытки к бегству, после которой, прекратила писать и ему. Даже после посещения церкви, когда она попросила помощи у священника, тот только посоветовал ей смириться и запастись смирением… Выбора у нее не было. Ее хорошо охраняли. Она не могла совершать дальние прогулки, не принимала гостей, не писала писем, у нее даже не было друзей, которым она могла бы пожаловаться на свое положение. Прислуга боялись оставаться с ней в комнате наедине, экономка подозревала, что она строит новые планы побега, старший конюх запретил подходить к лошадям, а арендаторы — те самые арендаторы, чьей хозяйкой она по сути являлась — задергивали шторы на окнах, стоило ей приехать в деревню, чтобы она не дай Бог, не зашла к ним дом. Те, кто были не так расторопны, мучительно отводили глаза, да ссылались на срочные дела, только бы поскорее она ушла из их дома, так что со временем она сама бросила свои попытки и перестала выезжать за пределы Мейдстон-хауса. Ей ничего не оставалось, как заняться пожалуй единственным доступным ей занятием — чтением. Хоть это ей не запрещали, скорее, они даже вздохнули с облегчением, заметив, как она угомонилась — день за днем уединившись в собственной комнате… Но вот этот, вроде бы вполне обыкновенный вопрос горничной, словно вывел ее из затянувшейся спячки и впервые у нее в душе зародилась надежда. — И этот вопрос ей задала Мэг! Та самая Мэг, которая на протяжении всей своей службы держалась замкнуто, с холодным достоинством, столь необычным для данной профессии и для девушки из деревни. Она единственная из всей прислуги, согласилась стать горничной столь Гейл постаралась подавить свое ликование и даже довольно небрежно пожать плечами. — Мне же больше нечего здесь делать. Мэг отвернулась, словно все ее это не касалась и с удвоенной энергией начала полировать мебель. Гейл уже было подумала, что она зря обрадовалась, приняв обычное любопытство за проявление дружелюбия, как Мэг вновь заговорила: — Все равно, вы так увлечены этим занятием, что порой и не спите. Я видела пару раз, что вы читаете и ночью. Гейл подивилась ее наблюдательности. Сама она мало обращала внимание на присутствие слуг. — А разве тебе никогда не хотелось дочитать книгу до конца и узнать поскорее развязку? Установилось молчание. Долгое, почти осязаемое, так что Гейл показалось, что ей так и не ответят. Но она ошиблась. Оторвавшись от комода, Мэг критически оглядела проделанную работу, и почти безразлично ответила: — Я не умею читать. Она даже не повернулась, чтобы посмотреть на свою хозяйку, а вновь занялась комодом, углядев не отполированную до конца поверхность. Гейл же коварно улыбнулась. — Хочешь, я научу тебя? Темные грозовые тучи, клубясь, с бешеной скоростью неслись по небу, то полностью заволакивая его, то оставляя светлые прорехи из-за которых виднелось светло-серые куски… Ей нравилась такая погода. Нравилось смотреть, как ветер пригибает деревья, срывает с них листву, да поднимает мусор с земли. Нравилось смотреть, как причудливо изгибаясь, сверкают молнии. Чувствовать силу природы. Видеть ее разрушающую силу. Ей нравилось смотреть на окружающий мир, и чувствовать, что погода отвечает ее настроению. — Миледи! Гейл усмехнулась. Среди заросших кустов сада, ее почти не было видно. И если бы не следовавший в отдалении конюх — сегодня была его обязанность «сопровождать» ее на прогулке — она бы еще помучила экономку неизвестностью. Но тот уже откликнулся, давая понять, где они находятся. — Миледи! Миссис Лей, отчаянно сражаясь с расшалившимся ветром, который готов был унести прочь ее чепец, судорожно вцепилась в свои волосы. При этом ее юбки взметнулись выше колен и она неподобающе взвизгнула. — Идите в дом, миледи! Пора уже обедать. Гейл даже не взглянула на нее. — Я не голодна. Но так просто уступать было не в привычках миссис Лей. Строго взгляну на хозяйку, она еще более внушительней произнесла: — Однако, уже поздно! Идите миледи, еда остывает… — Но видя, что хозяйка по-прежнему не слушает ее, пригрозила: — Если вы тотчас же не пойдете, то рискуете остаться без обеда! Вы уже два часа гуляете здесь… — Вы что, мне угрожаете? — перебила ее Гейл, резко развернувшись в сторону экономки. Заметив на ее лице легкое беспокойство, она еще больше нахмурила брови, наслаждаясь ее испугом. — Совсем нет! — заносчиво отпарировала женщина и глаза ее засветились триумфом. — Это новое распоряжение графа! Старая кошелка! Гейл отвернулась от нее, подумав о том, чего еще выдумал для нее Джослин. И ей захотелось послать их всех в преисподнюю. Ей надоело строить из себя сумасшедшую, видеть страх в глазах людей и находиться в этих чертовых стенах! Ей надоело находиться под постоянным присмотром и со страхом ждать приезда собственного мужа! Надеяться, гадать, верить, ждать и ожидать… Да пошли они ко всем чертям! — В таком случае, я вообще отказываюсь от еды, так что потом сами объясняйтесь с моим мужем. Она уже было решила гордо удалиться, как миссис Лей уже не скрывая собственного торжества, ответила: — Тогда вы сами можете объявить ему о своем протесте. Этим же вечером. И не говорите, что я вас не предупреждала! Гордо удалилась она сама, а Гейл, пораженная новостью, осталась стоять на месте. Застыла, словно соляной столб. Значит, он уже приезжает! Уже сегодня… Ее охватил страх. И уж совсем некстати, припомнились его слова: Представив себе это наяву, она содрогнулась. Нет, нет, ни за что! Она еще слишком живо помнила свое унижение и во время свадьбы, и после нее. Ей вспомнились его глаза — он глядел на нее не просто с презрением, он ненавидел ее. Он обещал превратить ее жизнь в ад… Лишь после того, как первоначальное волнение улеглось и она смогла рассуждать более здраво, она впервые подумала о том, что даже и предположить не могла, что он вернется так скоро. Странно, но ей казалось, что он будет как можно больше оттягивать момент их встречи. Но видимо, она ошибалась, так как с момента их расставания, прошел всего лишь месяц. Впрочем, он так ей и обещал. Надо срочно что-то придумать! Не может же она в самом деле, словно овца на заклание, ждать его возвращения и беспрекословно отдать себя ему в руки. Ну, нет, этого он не дождется! Она сама его ненавидела! Всем сердцем, всей душой. Он научил ее этому, заставив пройти через унижение и одиночество. Она устала ломать голову над тем, зачем же он женился на ней, раз так ненавидел. Ей легче бы было пережить позор в деревне, в своем доме в Хэмпшире, рядом с отцом и матерью и близкими друзьями, чем выйти замуж за графа и жить так, как она жила сейчас. Ее уже не интересовало, зачем он сделал это, раз его никто не заставлял. Зачем ему было мстить ей подобным образом? Она его не понимала, но от этого ей было не легче. Ей надо бежать. Бежать, потому что она не может жить рядом с таким чудовищем, каким был ее муж. Все же ей предстоит встретиться с ним лицом к лицу. От этой мысли ее передернуло. Но скрыться сейчас ей не удастся. Вон, этот старый Джон, как смотрит на нее, словно читает все ее мысли… — Хмм, миссис… миледи! — позвал ее он. — Дождь начался, может вам лучше под крышу? Гейл молча последовала в дом. В ее планы не входило заболеть. Нет, ее «бегство» было тщательнейшим образом продуманно и она хладнокровно готовилась к нему вот уже две недели. Только вот, она никак не думала, что для осуществления этого плана, ей потребуется все ее мужество. Одно дело думать, о том как она усыпит бдительность Джослина и под покровом ночи скроется из дома и совсем другое дело, думать о деталях, и гадать, где он может держать свои деньги? Лауданум. Вроде бы все просто — достать лауданум, опоить им мужа, и когда тот заснет, обыскать его комнату, стащить деньги и добраться до Лондона. Но как опоить? Будет ли у нее возможность? Маленькая бутылочка уже давно дожидается своего предназначения, спрятанная за пыльными книгами в комнате Гейл. Но хватит ли у нее времени? В полумраке своей комнаты Гейл внимательно изучала собственную внешность. Ей не хотелось выглядеть в его глазах привлекательной. Вообще-то, ей всегда шел серый цвет, но только не темно-серый — тот, что делал ее похожей на испуганную мышь, а светлый, почти серебристый. К сожалению, такого платья у нее не было, и из всего гардероба она нашла только это — нечто среднее между серебристым и грозовым свинцовым небом. Оно было слишком нарядным и дорогим для деревни, и тем не менее, оно было единственным, что отвечало ее замыслам. Ей казалось, что в нем, она походила на добропорядочную и чопорную жену священника. А добропорядочные и чопорные жены священника, по ее глубокому убеждению, ни в ком не вызывали похотливых мыслей. Немного подумав, она украсила ворот старомодным белым кружевом. Вроде бы не так вызывающе чопорно, однако благообразно. Собственные волосы, она благоразумно заплела в косу и закрепила в пучок. Не надо давать повод Джослину, думать, что она все это сделала нарочно. Нацепив на шею цепочку с массивным серебряным крестом и придав лицу постное выражение, она критически оглядела себя, скривилась, и тут же сняла с себя все это обратно. Джослин тут же поднимет ее на смех. Пожалуй, ей не стоит перебарщивать. Граф уже как два часа находился в доме. И у него было совсем не радужное настроение. Зашедшая помочь ей одеться, Мэг, сообщила, что у графа сломалась карета и тот был вынужден идти пешком под проливным дождем. Гейл сама слышала, как он зашел в соседнюю с ней комнату, потребовал ванну, а потом поинтересовался у своего камердинера, выйдет ли его жена к ужину. Через некоторое время, к ней и зашла Мэг, которая и сообщила все эти подробности, а заодно и передала приказ графа, появиться в столовой в восемь часов вечера. Сейчас было уже без десяти минут восьмого, а она все стояла перед зеркалом и нервничала. Глупо надеяться, что за этот месяц гнев Джослина поулягся и он начал рассуждать более здраво. И все же ей хотелось в это верить. Где-то в глубине души у нее еще не умирала надежда, что он предложит ей начать все заново… Но судя по его поведению, по его резким отрывистым фразам, которые доносились из соседней комнаты, он не был настроен дружелюбно. И явно не стремился увидеть ее поскорей. Нет, он не смирится, пока не исполнит задуманное. В тот раз, сразу же после свадьбы, она была слишком изумлена и испуганна, чтобы вести себя здраво. Теперь ей казалось, что тогда, возьми она себя в руки, она смогла бы переубедить его. Может быть, не начни она кричать и оскорблять его, он бы более спокойно воспринял бы ее доводы. Может быть… Как бы то ни было, ей следует извлечь из происшедшего урок, и запастись благоразумием. А оно ей понадобиться. Она не должна становиться безвольной жертвой. И ни в коей мере, не позволит снова запугать себя. Но даже убеждая себя в этом, она знала, что боялась. Его поведение непредсказуемо. Стоит ему захотеть, и он возьмет ее, не посчитавшись ни с ее чувствами, ни с ее сопротивлением. Захочет, и сделает это грубо, как с какой-нибудь шлюхой, а нападет на него блажь — он сделает это нежно, так что ей будет только стыдно. Он умел унизить… Выйдя в коридор, Гейл на ощупь пробралась к лестнице и злорадно подумала, что даже приезд хозяина, не заставил миссис Лей раскошелиться на дополнительное освещение. Ей то конечно, не привыкать — за этот месяц она научилась ориентироваться здесь «в слепую», но не дай Бог, сиятельный лорд споткнется в темноте и расшибет свою драгоценную голову. Уж тогда то экономке не сдобровать. Эта мысль показалась ей крайне заманчивой. В столовой она оказалась вовремя, едва открыв дверь, часы громким звоном пробили восемь. Здесь пылало аж два камина. Занавеси на окнах были плотно зашторены, так что беснующаяся непогода была словно отсечена от этого уютного кокона, но помимо каминов и двух подсвечников на столе, другого освещения не было. При ее появлении, Джослин отбросил салфетку и небрежно откинулся на спинку стула, внимательно наблюдая за ее приближением. В столовой, кроме них никого не было. Не смотря на непроницаемое выражение лица, по крайней мере, Гейл надеялась, что оно у нее непроницаемое, сердце ее стучало, как молот по наковальне. Ладони вспотели от напряжения, но она поборола желание, вытереть их о платье. Он был по-прежнему очень красив. За этот месяц она уже успела забыть, и эти длинные ресницы, и эти глаза, и губы — что сейчас были иронично поджаты, и это сильное, поджарое тело, которое не могло не вызывать восхищение и страстное желание дотронуться. Она забыла его манеру преподносить себя — держаться уверенно и в то же время непринужденно. Забыла, что он всегда одевается со вкусом, тем вкусом, что присущ богатым, ни в чем не нуждающимся людям. Она почти все это забыла, но стоило ей увидеть его, как разом, все мельчайшие детали, коими она так любовалась раньше, всплыли в ее сознании и она с ужасом поняла, что все еще к нему не равнодушна. Он был великолепен. Недосягаем. Она остановилась возле противоположного конца стола, там, где для нее было приготовлено место и позволила ему оглядеть себя. Спокойно, с достоинством встретила его взгляд, но все же не смогла сдержать легкую усмешку, заметив, как выгнулась его бровь при виде ее наряда. — Так, так, так, кого это мы изображаем? — он издевательски улыбнулся. — Монашку? Или старую деву? Его пальцы забарабанили по столешнице. Ее же разобрала досада — она не ожидала, что он так быстро обо всем догадается. — Не понимаю, о чем вы. Он перестал барабанить по столу и поднес руку к подбородку, приняв позу оценивающего человека. — Ну же, присаживайтесь, любовь моя, не стойте столбом. Вы допустили весьма досадный промах — вам следовало для пущего эффекта напудриться, а не радовать мой глаз своим свежим румянцем. Гейл села, как ей и велели. Ее ноги так дрожали, что откажись она садиться, в конечном итоге рухнула бы на пол. Но он все еще рассматривал ее. Чуть склонив голову набок и сощурив глаза. — Хотя, возможно вы правы — был бы явный перебор. Так, пожалуй, более правдоподобно… Он сухо ей улыбнулся и позвонил в колокольчик, прерывая беседу. Тут же появился лакей, неся на подносе дымящуюся супницу. На некоторое время, ей дали передышку. Значит, вот как. У него было «игривое» настроение. Он решил всласть поиграть в мурлыкающего кота и позабавиться над бедной мышкой. К сожалению, она никак не могла помешать ему в этом. После месяца разлуки, он не сказал ей ни «здравствуй», ни «как поживаешь?» — это его не интересовало. Он тут же сходу, вышиб ее из колеи, в прах разбив ее тщательные и продуманные усилия, а теперь, как ни в чем не бывало, спокойно поглощает свой ужин. Он не волнуется, как она, не осыпает ее оскорблениями, ни угрожает, а всего лишь забавляется, ясно давая ей понять, что он хозяин положения. У него еще будет время — и на то, и на другое, и это знает и он, и она сама. К началу десерта, аппетит у нее и вовсе пропал. Лакей удалился — Джослин отпустил его, сказав, что он больше не понадобиться. И они опять остались одни. Гейл полностью сосредоточилась на своей тарелке, гоняя из стороны в сторону развороченный пирог. — Вы хорошо себя чувствуете? Вопрос застал ее врасплох и она с удивлением посмотрела на него. Как она и ожидала, он опять рассматривал ее, как-то странно, изучающе, словно перед ним было неизвестный породы насекомое, которое он прежде никогда не видел. — Вполне. — Она вытолкнула из себя это слово и вновь уставилась в свою тарелку. Пусть глядит. — Должен ли думать, что у вас скверный аппетит или вы всегда так мало едите? Не могла же она сказать, что у нее скверный аппетит из-за его присутствия, чего доброго, еще подумает, что она боится. Но ее настораживали эти его вопросы. В них не было интереса, только издевка. — Всегда. — Гейл ядовито улыбнулась и перестав притворяться, отодвинула тарелку подальше и смело взглянула в его глаза. Плевать. Он уже раскусил ее игру, так что теперь ей не надо изображать из себя ту, кем она не являлась. Она не послушанная жена священника, о, ни в коей мере, она — А зря, — он не улыбался, но в его глазах полыхнуло что-то, чему она не могла дать определения, — сегодняшней ночью вам понадобиться много сил. Вот теперь, она вздрогнула. И ядовитая улыбка слетела с ее губ, словно и не было. Гейл не думала, что он так скоро возьмется за исполнение собственного плана. Она надеялась, что он захочет отдохнуть после путешествия… — Разве… разве вы не устали? Я имею в виду, утомительное путешествие и… — Разве это может остановить настоящего мужчину, любовь моя? — он вновь откинулся на стул и как-то криво ей ухмыльнулся. — Тем более молодожена? Он в открытую забавлялся. И Гейл пождала губы. Пусть. Какое ей дело? Конечно, ей не хотелось осуществлять свой план в такую погоду. Но невелика беда, да и преследовать ее будет мало желающих… — Насколько я припоминаю, раньше сама мысль об этом вызывала у вас отвращение. — Она встала из-за стола, холодно взирая на него свысока. — Пожалуй, я и сейчас от нее не в восторге. — Он пренебрежительно смерил ее взглядом, давая ей понять, что она далеко не в его вкусе. — Но вы сами не оставили мне выбора. Теперь я женат, а моя матушка страстно желает внуков. — Мерзавец! — Я все ждал, когда же вы начнете оскорблять меня. Гейл решила больше не оставаться с ним в комнате и направилась к двери. Драгоценное время истекало и пора было предпринимать меры. — Идите, идите, маленькая трусиха. — Сказал он ей вдогонку. — Готовьтесь и ждите моего прихода в своей комнате! Гейл хлопнула дверью. |
|
|