"Рыцарское слово" - читать интересную книгу автора (Коул Кэндис)

Глава 9

Когда Люсьена проводили в отведенную ему спальню, умиротворенное настроение сменилось приступом дикой ярости. Он нервно ходил по комнате взад-вперед и чертыхался. По странному стечению обстоятельств его поселили в той самой комнате, которую он занимал, когда жил в замке с родителями.

– «Я зовусь Озрик, лорд Эйншем», – скорчив гримасу, пробормотал Люсьен, передразнивая старика. – Именно «зовешься» – пока! Никаких прав на этот титул у тебя нет и не будет. Никогда!

Люсьен уселся на узкую кровать с продавленным матрасом и огляделся. Судя по всему, до этой спальни руки у Озрика так и не дошли, и она оставалась точь-в-точь такой, как но времена юности Люсьена.

«Тебе хватило средств, чтобы надстроить стены и возвести во внутреннем дворике казармы для солдат– но на меблировку и переустройство жилых покоев денег у тебя, судя но всему, нет, – злорадно рассуждал про себя Люсьен, продолжая вести мысленный диалог со своим врагом. – А это означает, что твое финансовое положение в настоящее время оставляет желать лучшего. Какой же все-таки ты болван, Озрик. Пригласил меня в гости и оставил ночевать, не ведая о том, что я могу ночью пробраться в твою спальню и перерезать тебе горло!»

Люсьен прилег на постель, закинул руки за голову и попытался представить себе, как осуществит месть, о которой так долго мечтал. Но в следующую минуту злорадство с его лица бесследно исчезло. Подобное убийство никак не вязалось с рыцарской честью. Кроме того, рассудил Люсьен, смерть в собственной постели – не самое страшное наказание для его врага. Слишком много Люсьену пришлось пережить, когда на замок напали люди Озрика, да и после этого. Душевная боль не отпускала его до сих пор, и рыцарь знал, что излечиться от нее он сможет лишь в том случае, если вернет себе замок своего отца и прикончит Озрика в поединке. Или, что еще лучше, прогонит его со двора, чтобы тот скитался по свету, перенося все тяготы и страдания, которые по его милости выпали на долю Люсьена.

Прикрыв глаза, Люсьен вспомнил, как Озрик штурмом взял Эйншем. Вспомнил все, до мельчайших подробностей.

Стоял прекрасный весенний день – солнечный и погожий. Неожиданно поступило донесение, что какой-то крестьянин видел конных солдат Озрика, направлявшихся к замку.

Вообще-то имя Озрика редко упоминалось домочадцами Люсьена. Он знал только, что этот человек, кузен его отца, претендует на их земли и замок. Это была давнишняя семейная вражда, связанная с именем Ранульфа – дедушки Гандольфа. Согласно дедушкиному завещанию, имение и замок Эйншем отходили Гандольфу, но Озрик оспаривал это завещание, считая его поддельным, и во всеуслышание заявлял, что замок Эйншем по закону принадлежит ему. В семье впервые заговорили об Озрике лишь через пять лет после того, как Гандольф был объявлен лордом Эйншемом. До той поры Люсьен даже не подозревал о его существовании…

Гандольф, прочитав донесение своего шпиона, взбежал на стены и увидел на вершине дальнего холма силуэты вражеских воинов. Отец Люсьена едва успел переправить в безопасное место жену. В бедной деревушке Эвендейл мужчин, способных носить оружие, было мало, сам же лорд Гандольф Эйншем сумел выставить на стены не более двух дюжин солдат.

Люсьен, как ни старался, не мог прогнать мрачные картины прошлого. Пребывание в замке Эйншем расцветило его воспоминания, придало им остроту, в ушах снова зазвучали крики атакующих, стоны раненых, звон мечей, свист стрел. Он вспомнил, как стоял на парапете, наблюдая за надвигавшимся на замок неприятелем.

Атака была молниеносной. Держа наперевес приставные лестницы, враги ринулись на штурм. Лучники Гандольфа тщетно пытались дать им отпор. Казалось, на месте павшего неприятельского воина появляются два новых. Высадив тараном ворота, враги ворвались во двор, разя мечами всех, кто попадался на пути. Но этого им было мало: солдаты Озрика, как муравьи, разбежались с факелами в руках по коридорам и переходам, поджигая замок.

Люсьен поморщился. Он так живо представил себе ужасный запах дыма, что у него даже пересохло в глотке. Большой зал был объят пламенем. Горело все, что могло гореть; деревянная облицовка стен, хоры для музыкантов, длинные дубовые столы, лавки и стулья.

Люсьен, совсем еще юный в то время, стоял на лестнице и отчаянно рубился с неприятелями, пытавшимися проникнуть в жилые покои на втором и третьем этажах. Уложив на месте третьего вражеского воина, он прислонился к стене, чтобы перевести дух, К нему приблизился сэр Кристиан. начальник замковой стражи.

Сейчас, лежа в постели, Люсьен непослушными губами повторил слова старого капитана, которые запомнил на всю жизнь: «Все потеряно, парень! Лорд Гандольф убит, а замок Эйншем захвачен».

Тогда Люсьен не сразу осмыслил слова капитана. Если отец убит, стало быть, новый лорд Эйншем – он, а он сдаваться не собирался. Осознание краха пришло минутой позже, когда он увидел, что творится в охваченном пламенем большом зале. Пол стал скользким от крови: почти все рыцари Гандольфа были перебиты или взяты в плен, а в зал врывались все новые и новые толпы врагов. Люсьен понял, что ему не выстоять. Сэр Кристиан предложил ему, не теряя времени, бежать из замка, прихватив с собой братьев. Побегу должен был способствовать густой дым, затянувший не только внутренние покои, но и весь замковый дворик.

– Ну, что же ты стоишь, парень? Беги! – гаркнул сэр Кристиан, который знал сыновей Гандольфа с детства. – И не забудь про Питера и Рейвена…

Люсьен, почитавший старого рыцаря как близкого родственника, повиновался. Отыскав рубившихся с неприятелем во дворе младших братьев, он велел им вложить мечи в ножны и выводить из конюшни лошадей. Вскочив на первых попавшихся коней, братья как буря пронеслись по двору, смяли стоявших в воротах вражеских стрелков и вырвались на волю. Никакого имущества, кроме лошадей, седел и висевших у них на поясе мечей, взять с собой не удалось…

– Клянусь Богом, – прорычал Люсьен, спустив ноги на пол, сев на постели и устремив взгляд на беленую стену напротив, – ты за это ответишь, Озрик! Я бежал не от страха перед тобой, а для того, чтобы в один прекрасный день вернуться в Эйншем и заявить на него свои права. И этот день не за горами…

Хотя стена, в которую Люсьен вперил свой взгляд, была белой и гладкой, как лист бумаги, воображение рыцаря мигом начертало на ней портрет коварного Озрика, чье лицо он запомнил до мельчайшей черточки, как только увидел.

– Трепещи, Озрик! Я уже здесь, – зловещим голосом проговорил Люсьен, обращаясь к невидимому изображению врага.

В покоях, расположенных этажом выше, Шарлотта и Адриенна приводили себя в порядок после дороги. Адриенна, которая покончила с мытьем раньше Лотти, помогала сестре управиться с ее длинными темными волосами.

– Ты уж прости меня, Адди, – сказала Шарлотта, упираясь затылком в край деревянной бадьи. – Ладно?

– За что?

– Ну… за то, что я тебя подвела.

– Глупости! Ты никогда меня не подводила, – сказала Адриенна, намыливая волосы сестры.

– Нет, подвела! Когда на нас напали два негодяя – там, в лесу… Я испугалась до потери сознания. Я знала, что нас попытаются изнасиловать или даже убить, но и пальцем не шевельнула, чтобы себя защитить… и тебя тоже.

– Забудь об этом, Лотти. Будто ничего не было, – сказала Адриенна.

– Но я не могу! – воскликнула Шарлотта, неожиданно выпрямившись и закинув мокрые волосы за плечи. – Когда разбойник задрал на мне юбки… О, Адриенна, в глазах у меня потемнело. Я не могла ни двигаться, ни даже думать.

– Я понимаю. – Адриенна нежно погладила сестру по голому плечу.

– Ничего ты не понимаешь! – вскричала Лотти, сверкнув глазами. – У меня было такое ощущение, будто… будто я уже мертва. – Она помолчала, чтобы перевести дух. – Потом этот негодяй отшвырнул меня в сторону, а потом… потом…

Из ее глаз потоком хлынули слезы. Она заговорила снова, но каким-то не своим, хриплым и резким голосом:

– В общем, я слышала все, что ты, Адриенна, сказала этим мерзавцам. Ты хотела принести себя в жертву ради меня. Пока вы разговаривали, разбойники не обращали на меня никакого внимания. Мне следовало поднять с земли камень или толстую палку и огреть кого-нибудь из них по затылку. Но… – Она помотала головой из стороны в сторону, как бы удивляясь собственному бессилию. – Но я так ничего и не сделала – не смогла сделать!

– Перестань, Шарлотта, прошу тебя. – Адриенна обняла сестру, не обращая внимания на струйки воды, стекавшие с тела Лотти на ее алое домашнее платье. – И потом, все я отлично понимаю, но если бы даже не понимала, теперь это уже не имеет никакого значения. Мы обе выбрались из этой переделки без единой царапины.

– Нет, имеет! Получается, когда тебе нужна моя помощь, я и пальцем не в силах пошевелить. И так всегда! Но клянусь тебе, Адди, что никогда не забуду твою жертву. Я сослужу тебе службу. Не знаю, как и когда, но сослужу.

– Вот что, Лотти, – сказала Адриенна. – Слушай и запоминай, что я скажу. Что бы мы ни делали, справиться с теми двумя негодяями нам бы не удалось. Если бы не Люсьен, нас уже не было бы в живых. Эти злодеи сначала надругались бы над нами, а потом убили – вот и все.

– Люсьен… – протянула Шарлотта, вылезая из кадки и кутаясь в теплую простыню. – Странное дело, но я до сих пор не в силах поверить, что он – рыцарь на королевской службе. Скажи правду: тебя это тоже удивило?

– Еще как! – Адриенна села на край широкой кровати, где они спали вместе с сестрой. – Но еще больше удивился Люсьен, узнав, что я – прирожденная леди. Эта новость его просто сразила!

– Правда? – спросила Шарлотта, надев платье и усаживаясь рядом с Адриенной. – Надеюсь, изумление было приятным?

– Как бы не так! – взорвалась Адриенна, возмущенно пожав плечами. – Оказывается, ухаживание за леди в его планы не входит, поскольку может помешать выполнению данного им обета. Впрочем, обет этот мало чего стоит. Судя по всему, у него что-то там украли, а он разозлился и дал слово, что не успокоится, пока не вернет пропажу. Доблестный рыцарь сэр Люсьен не желает тратить времени на благородных женщин. Ему больше нравится спать с простолюдинками, о которых наутро можно забыть и преспокойно ехать дальше по каким-то своим делам.

– Матерь Божья, Адриенна! Неужели ты с ним?..

– Нет, – сказала Адриенна, взяв руку сестры и накрыв ее своей ладошкой. – Я не сделала ничего такого, о чем могла бы потом сожалеть. Не скрою, я увлеклась этим рыцарем. – Это признание, на первый взгляд не столь уж важное, приподняло, однако, завесу над самой сокровенной ее тайной. – Но стоило мне сказать, что я – леди, как он тотчас утратил ко мне всякий интерес, хотя днем раньше, приняв меня за крестьянку, был очень даже не прочь со мной пообниматься. Сама понимаешь, его поведение показалось мне оскорбительным.

– Ты, Адди, не права. Он тоже тобой увлечен. Иначе зачем бы ему было ехать за нами в Эйншем? А потом рассказывать сказку о поездке в Кэррингтон? Думаю, он хотел защитить тебя от дедушкиного гнева.

– Было бы от чего защищать… Даже узнай дедушка правду, он все равно пальцем бы нас не тронул.

– Но ведь сэр Люсьен об этом не знал… Я тебе больше скажу, – торопливо забормотала Шарлотта, боясь, что сестра ее перебьет. – Он и дедушкино предложение принял, чтобы быть поближе к тебе. Вот увидишь, пройдет несколько дней и он попросит твоей руки!

– Думаешь, мне это нужно? – Адриенна вскочила и принялась мерить шагами комнату. – Мужчины меня больше не интересуют – и сэр Люсьен в том числе.

– А зря! Уж лучше выйти замуж по любви, нежели идти под венец с тем, кого тебе навязали.

– «Навязали»? Ты на что намекаешь? – Адриенна нахмурилась и снова села на постель. – Ах да… Ты имеешь в виду дедушку, который, обещал в скором времени выдать нас замуж? Насколько я понимаю, женихов он нам пока не нашел, так что время у нас еще есть.

– Не нашел, говоришь? – Шарлотта достала частый костяной гребень и принялась расчесывать влажные после мытья волосы. – Зачем в таком случае к нам в замок приехал лорд Уилфред?

– В самом деле, он что-то говорил о свадьбе… – прошептала Адриенна, чувствуя, как заныло в желудке. – Надеюсь, он пошутил, поскольку мне он совсем не нравится. А тебе?

Шарлотта помолчала, а потом заговорила, тщательно подбирая слова:

– Я сказала бы так: отвращения он у меня не вызвал. С другой стороны, я всегда хотела уйти в монастырь, а потому в мужчинах разбираюсь плохо. Сама не знаю, какие мне нравятся, а какие – нет. Чтобы оценить достоинства лорда Уильяма, мне понадобится какое-то время.

– А я прямо сейчас могу сказать, что он мне не нравится. И другие мужчины тоже! – решительно заявила Адриенна, шлепнув себя ладошкой по коленке.

Шарлотта покачала головой и улыбнулась:

– Неправда.

– Нет, правда!

– Глупости! Ты ведь любила нашего отца Джорджа Брента. И отчима Эдварда тоже. И дедушку Озрика любишь, хотя и боишься лишний раз это показать.

– Но ты говоришь о родственниках, Лотти… – Шарлотта пожала плечами:

– Не все ли равно? Ведь они тоже мужчины. А мужчины, как нам говорили в монастыре, все одинаковы.

– Очень жаль. Родственников мы не выбираем, их дал нам Господь. А вот муж должен быть особенным – добрым, заботливым, в общем, таким, от которого хочется иметь детей.

– По-твоему, сэр Люсьен к особенным не относится? – При этих словах у Адриенны кольнуло сердце, но она упрямо продолжала:

– Быть может, другая женщина и посчитает его особенным, но только не я!

Шарлотта с ней больше не спорила и на эту тему не заговаривала. Но это вовсе не означало, что она поверила в разглагольствования Адриенны. На взгляд Лотти, умствования сестры были далеки от истины, в особенности когда она рассуждала о мужчинах.

Озрик и Уилфред сидели в большом зале и, не обращая внимания. на суетившихся вокруг них слуг, накрывавших столы к ужину, вели вполголоса беседу.

– Ну, что скажешь? – спросил Озрик приятеля.

– Об Эйншеме? Что ж, готов признать, ты основательно его перестроил. Теперь замок укреплен куда лучше, чем в те дни, когда мы брали его штурмом. Во времена Гандольфа и стены были пониже, и деревня, что с ним рядом, поменьше и победнее. Теперь же на всех постройках, в том числе и деревенских, лежит отпечаток заботливой руки рачительного хозяина, который, не жалея трудов, укрепил свое гнездо и расширил владения. Я уже не говорю о твоей дружине, которая числом и выучкой не уступит королевской.

– Да, пришлось немало потрудиться, – удовлетворенно кивнув, произнес Озрик, глотнув из стоявшего на столе кубка. – Но мне своих трудов не жаль. Как ты знаешь, у Гандольфа осталось три сына, и каждый из них может навербовать себе войско и попытаться отобрать у меня Эйншем.

– Я слышал, сыновья Гандольфа недурно устроились. Их мать теперь замужем за могущественным графом Фортенголлом, а это что-нибудь да значит. К чему этим парням начинать войну, когда они выстроили себе замки и получили по протекции графа недурные имения от короля? – Уилфред единым духом опустошил свой кубок и со стуком поставил его на столешницу.

– Насколько я понимаю, это относится лишь к младшим сыновьям Гандольфа. Что же касается его старшего сына, то о нем никто ничего толком не знает.

– Это верно, – кивнул Уилфред. – Не приходится, однако, сомневаться, что старший, если он еще жив, тоже исхлопотал себе теплое местечко. Прошло много лет, и он наверняка выбросил из головы мысль завладеть Эйншемом – если даже такие планы у него и были.

– Мне потребовалось больше десяти лет, чтобы подготовиться к захвату Эйншема.

– Тоже верно. Но повторяю, этого человека, возможно, давно нет на свете. Быть может, он нашел смерть в чужом краю, за Ла-Маншем, сражаясь на стороне какого-нибудь француза, – произнес Уилфред, упираясь затылком в резное изголовье кресла. – Кстати, не помнишь, как его звали?

– Кажется, Гандольф называл его не то Люсьен, не то Луи… Точно не помню.

– Люсьен? – Уилфред снова наклонился к Озрику. – Стало быть, его зовут так же, как того рыцаря, который проводил твоих внучек до дома?

Озрик нахмурился и некоторое время молчал, обдумывая слова приятеля.

– Да, этого парня зовут Люсьен, – кивнув, сказал он наконец. – Но в Англии Люсьенов не меньше, чем Джорджей и Джонов. Кроме того, будь этот молодой рыцарь отпрыском Гандольфа, вряд ли у него хватило бы мужества въехать в ворота Эйншема среди бела дня. Опять же он ничуть не похож на Гандольфа. Мой кузен был темен как ночь, к у этого парня зеленые глаза и рыжие волосы. Не забывай также и о моих внучках. Они врать не приучены. И если сказали, что знают этого рыцаря с детства, значит, так оно и ость. – Озрик схватил кубок и сделал большой глоток. – Я достаточно осторожен. Но нельзя же шарахаться от каждой тени и видеть врага в любом человеке, с которым сводит тебя судьба.

– Ты, видимо, убежден, что твои внучки лгать не способны, – произнес Уилфред, упираясь руками в столешницу и еще ближе наклоняясь к Озрику. – Но откуда такая уверенность? Они ведь не твоей крови, твой покойный сын Эдвард был их отчимом, не более того.

– Я сам учил их говорить правду, когда сделал своими наследницами. Они хорошие девочки. И красавицы – любо-дорого посмотреть, и душой чисты, как голубицы. Кстати, – спросил Озрик, прищурившись, – они тебе понравились?

Уилфред сплел пальцы под подбородком и сказал:

– Как ты совершенно верно заметил, Шарлотта и Адриенна настоящие красавицы. Ты поступил мудро, сделав их своими наследницами, – ведь твой единственный сын не оставил потомства. Но с девочками тебе повезло – ничего не скажешь.

– О каком везении ты говоришь? – осведомился Озрик. – Я бы предпочел, чтобы мой сын был в добром здравии и произвел на свет потомство. Но я не жалуюсь. Надеюсь, девочки меня не подведут и родят мне правнуков, которым и достанется все мое богатство, когда я умру.

– Хоутон тоже нуждается в наследниках, – сказал Уилфред, – как и ты, из-за этой проклятой чумы я лишился своих отпрысков и всей родни. Мне нужны дети, которым я мог бы передать свое поместье и замок. Только…

– Что «только»? – поинтересовался старый лорд.

– Не могу взять в толк, Озрик, почему после смерти Эдварда ты не женился и не попытался произвести на свет еще одного сына?

– Миллисент умерла много лет назад, – покачав головой, промолвил Озрик. – И я давно свыкся со своим одиночеством. Кроме того, пока был жив Эдвард, я надеялся, что он подарит мне внуков. Когда же он умер, выяснилось, что я чересчур стар, чтобы жениться на молоденькой, а женщина пожилая вряд ли способна родить. Но ты, – Озрик ткнул в Уилфреда пальцем, – ты младше меня на десять лет и еще можешь нравиться молодым. Уверен также, что у тебя все в порядке с мужской оснасткой и ты способен не только вспахать борозду, но и засеять ее. Итак, которая из моих внучек приглянулась тебе больше?

Уилфред облизнулся, как гурман, перед которым поставили блюдо с зажаренным до золотистой корочки поросенком.

– Я только что познакомился с юными леди и пока ничего не могу сказать. Хотелось бы узнать девочек… хм… поближе.