"Дьявольский вальс" - читать интересную книгу автора (Келлерман Джонатан)17То, что я узнал об убийстве Дон Херберт и ее склонности к воровству, заставило меня задуматься. Вначале я полагал, что она забрала карту Чэда для Лоренса Эшмора. А вдруг для себя, вдруг ей стало известно нечто, способное принести вред семье Джонсов, и она собиралась использовать для своей выгоды? А теперь она мертва. Я проехал к зоомагазину, купил сорокафунтовый пакет корма для рыбок-кои и попросил разрешения воспользоваться телефоном, чтобы позвонить в город. Парнишка за прилавком немного подумал, взглянул на сумму на кассовом аппарате и указал на старую черную коробку с диском, висящую на стене в углу: – Вон там. Рядом с телефоном стоял большой аквариум с соленой водой, в котором плавала небольшая леопардовая акула. Пара золотых рыбок плескались на поверхности. Акула мирно скользила по дну. Ее глаза были спокойными и такими же синими и красивыми, как глаза Вики Боттомли. Я позвонил в Центр Паркера. Подошедший к телефону мужчина сказал, что Майло нет и неизвестно; когда он вернется. – Это Чарли? – поинтересовался я. – Нет. Я набрал домашний номер Майло. Стоящий за прилавком парень наблюдал за моими действиями. Я улыбнулся и поднял указательный палец, показав, что займу только одну минуту. Голос Пегги Ли произнес тираду о «Блю инвестигейшнз». Я проговорил: – Дон Херберт была убита в марте. Вероятнее всего, девятого числа где-то в центре города вблизи музыкального клуба панков. Детектива, занимающегося расследованием, зовут Рей Гомес. В течение ближайшего часа я, наверное, буду в больнице – можешь попросить, чтобы меня разыскали, если захочешь переговорить по этому поводу. Я повесил трубку и направился к выходу. Какое-то движение пены привлекло мое внимание, и я обернулся к аквариуму. Золотые рыбки исчезли. Голливудская часть бульвара Сансет была по-воскресному спокойной. Банки и места развлечений, расположенные до Хоспитал-роу, были закрыты, немногочисленные бродяги и бедные семьи топтались на тротуарах. Машин на дороге мало – только отдыхающие по воскресным дням и туристы, заехавшие слишком далеко от Вайна. Я добрался до ворот автостоянки для врачей менее чем за полчаса. Стоянка вновь работала. Множество свободных мест. Прежде чем подняться наверх, в отделение, я зашел в кафетерий выпить кофе. Ленч заканчивался, кафетерий был почти пуст. Как раз когда я подошел заплатить за кофе, Дэн Корнблатт, держа пластиковый стаканчик с крышкой в руке, получал сдачу у кассира. Кофе просочился из-под крышки и грязными ручейками тек по стенкам стаканчика. Усы Корнблатта, напоминавшие велосипедный руль, обвисли, сам кардиолог выглядел поглощенным какой-то мыслью. Он сунул мелочь в карман, заметил меня и быстро кивнул. – Привет, Дэн. Что случилось? Моя улыбка, казалось, раздражала его. – Читал сегодняшнюю газету? – Да в общем только просмотрел. Он прищурился. Заметное раздражение. Я почувствовал себя так, будто неправильно ответил на устном экзамене. – Что тогда я могу сказать? – резко бросил он и отошел. Я заплатил за кофе и задумался, какое сообщение могло так обеспокоить его. Оглядел кафетерий в поисках брошенной кем-нибудь газеты, но ничего не обнаружил. Сделал пару глотков кофе, выбросил стаканчик и направился в читальный зал. На сей раз он был закрыт на ключ. Палаты Чэппи пустовали, двери всех палат, кроме комнаты Кэсси, были открыты. Свет выключен, с кроватей убрано белье. Пахло дезодорантом с запахом луга. Мужчина в желтой спецодежде пылесосил коридоры. По отделению разливалась какая-то венская, медленная и сладкая музыка. Вики Боттомли сидела за столом на посту медсестер и читала карту. Ее чепчик чуть съехал на сторону. – Привет, что нового? – спросил я. Она покачала головой и, не глядя на меня, протянула историю болезни. – Читайте дальше. – Я уже дочитала. Я взял карту, но не стал открывать ее. Прислонившись к столу, спросил: – Как сегодня себя чувствует Кэсси? – Немного лучше, – все еще не поднимая на меня взгляда, ответила Вики. – Когда она проснулась? – Около девяти. – Ее отец уже здесь? И... – Все здесь, и все написано, – проговорила она, не поднимая головы и ткнув в историю болезни. Я перелистал страницы, открыл записи за сегодняшнее утро и прочитал выводы Эла Маколея и невропатолога. Вики взяла какой-то бланк и начала его заполнять. – Последний припадок Кэсси, – заметил я, – кажется весьма серьезным. – Ничего такого, что бы я не видела раньше. Я положил карту на стол и остался стоять у сестринского поста. В конце концов Вики взглянула на меня. Голубые глаза часто заморгали. – Вам приходилось видеть много случаев детской эпилепсии? – Видела все. Работала в онкологии. Занималась младенцами с опухолью мозга. – Женщина пожала плечами. – Я тоже работал в онкологии. Несколько лет назад. Психосоциальная помощь. – А-а... Опять вернулась к своему бланку. – Ну что ж, – заметил я. – По крайней мере, кажется, у Кэсси нет опухоли. Молчание. – Доктор Ивз сказала мне, что намерена вскоре выписать девочку. – Ага. – Я думаю нанести им домашний визит. Ее рука мчалась по бумаге. – Вы ведь были у них дома, да? Никакого ответа. Я повторил вопрос. Женщина перестала писать и взглянула на меня. – Если я и была у них, что в этом такого? – Нет, я просто... – Вы просто болтаете, вот что. Правильно? – Она положила ручку и откатилась назад на стуле. Самодовольная улыбка играла на ее губах. – Или вы проверяете меня? Хотите знать, выходила ли я из комнаты и делала ли что-то с девочкой? Глядя мне прямо в глаза и продолжая улыбаться, Вики откатилась еще дальше. – Почему вы так считаете? – Потому что я знаю, о чем все вы думаете. – Это был совершенно простой вопрос, Вики. – Ну да, конечно. Именно так и было с самого начала. Вся эта притворная болтовня. Вы проверяете меня, не похожа ли я на ту медсестру из Нью-Джерси. – Какую медсестру? – Ту, которая убивала младенцев. О ней написали книгу и говорили по телевизору. – Вы думаете, что вас в чем-то подозревают? – А разве нет? Разве всегда не обвиняют медсестру? – А что, разве медсестру из Нью-Джерси обвинили неправильно? Вики ухитрилась превратить улыбку в гримасу, не двинув ни единым мускулом. – Мне надоела эта игра, – заявила она, вставая и отодвигая стул. – Для вас это всегда только игры. – Под «вами» вы подразумеваете психологов? Она сложила руки на груди и что-то пробормотала. Потом повернулась ко мне спиной. – Вики? Никакого ответа. – Все это сводится к тому, – заявил я, стараясь говорить спокойным тоном, – чтобы в конце концов обнаружить, что же, черт возьми, происходит с Кэсси. Вики притворилась, что читает доску объявлений, висящую за письменным столом. – Значит, вот как оборачивается наш маленький договор о мире? – заметил я. – Не беспокойтесь, – быстро повернулась ко мне Вики. Ее голос поднялся – пронзительное соло, наложенное на сладкую мелодию. – Не беспокойтесь, – повторила она. – Я не буду вам мешать. Если что-то нужно – просто спросите. Потому что вы доктор. И я сделаю все, что угодно, если это поможет бедной малютке, – хотя вы считаете по-другому, я все же беспокоюсь о ней. Я даже спущусь вниз и принесу вам кофе, если это поможет вам сосредоточиться на ее проблемах – на том, на чем вам и следует сосредоточиться. Я не одна из тех феминисток, которые считают грехом делать что-то еще, кроме как давать пациентам лекарство. Но не притворяйтесь, что вы мой друг, хорошо? Давайте оба будем выполнять нашу работу без всяких разговоров, идти своим путем, ладно? А если вы желаете, чтобы я ответила на ваш вопрос: да, я посещала их дом только два раза несколько месяцев назад. Довольны? Она отошла на другой конец поста, нашла еще какой-то бланк и принялась читать. Прищурившись, она держала его на расстоянии вытянутой руки. Ей явно требовались очки для чтения. На губах вновь появилась самодовольная улыбка. – Вы ничего не делали ей, Вики? – спросил я. Ее рука дернулась, бумага упала. Женщина наклонилась, чтобы поднять бланк, но в этот момент с ее головы слетел чепчик. Наклонившись второй раз, она подняла и его и напряженно выпрямилась. На ресницах было много туши, и пара кусочков отвалилась. Я был непреклонен. – Нет! – прошептала Вики, вкладывая в ответ всю твердость, на какую была способна. Звук шагов заставил нас обернуться. В холл вошел уборщик, он тянул за собой пылесос. Латинос среднего роста со старческими глазами и усами под Кантинфласа[38]. – Что-то еще? – спросил он. – Нет, – ответила Вики. – Ступай. Мужчина взглянул на медсестру, приподнял брови, дернул пылесос и потащил его к тиковым дверям. Вики наблюдала за ним, ее кулаки были сжаты. Когда уборщик ушел, она продолжала: – Какой страшный вопрос! Почему у вас такие безобразные мысли в голове? Почему вообще кто-то должен делать Кэсси гадости? Она больна! – Все симптомы свидетельствуют о какой-то таинственной болезни. – А почему бы и нет? Почему? Это больница. Именно поэтому мы здесь – из-за больных детей. Именно этим и занимаются настоящие врачи. Лечат больных детей. Я продолжал хранить молчание. Ее руки начали подниматься, и она прилагала усилия, чтобы удержать их внизу, как подопытный, сопротивляющийся гипнотизеру. На том месте, где раньше сидел чепчик, жесткие волосы образовали подобие купола размером со шляпу. – Настоящие врачи не добились особого успеха, не так ли? – возразил я. Она фыркнула. – Игры, – вновь прошептала она. – Всегда у вас, психологов, игры. – Такое впечатление, что о нас, психологах, вы знаете очень много. Казалось, Вики внезапно встревожилась. Она протерла глаза – тушь потекла, костяшки пальцев стали серыми, но женщина не замечала этого. Ее полный злобы взгляд был сосредоточен на мне. Самодовольная улыбка вернулась на ее лицо. – Еще что-нибудь, сэр? – Она вынула из волос заколки и закрепила ими края накрахмаленного чепчика. – Вы делились с Джонсами своими мыслями по поводу терапевтов? – поинтересовался я. – Я держу свои мысли при себе. Я профессионал. – А вы не говорили им, что кто-то подозревает нечистую игру? – Конечно, нет. Повторяю, я профессионал! – Профессионал, – согласился я. – Вам просто не нравятся психотерапевты. Шайка шарлатанов, которые обещают помочь, но у них ничего не получается. Ее голова дернулась назад. Чепчик опять затанцевал на волосах, и Вики быстро поддержала его рукой. – Вы не знаете меня, – проговорила она. – Вы ничего обо мне не знаете. – Это правда, – соврал я. – И это стало проблемой для Кэсси. – Просто смешно, что... – Ваше поведение начинает мешать ее лечению, Вики. Давайте больше не будем обсуждать это здесь. Пройдем туда, – Я указал на подсобку, расположенную за медицинским постом. Вики уперла руки в бока: – Зачем? – Затем, чтобы все обсудить. – Вы не имеете права. – В общем-то имею. И только благодаря моему доброму отношению вы все еще занимаетесь этой пациенткой. Доктор Ивз восхищается вашим мастерством, но ваше поведение начинает действовать и на ее нервы. – Да? Я поднял телефонную трубку: – Позвоните ей. Вики шумно втянула воздух. Потрогала чепчик. Облизала губы. – Что вам от меня нужно? – В голосе послышались ноющие нотки. – Не здесь, – сказал я. – Там, в той комнате. Вики. Прошу. Она начала протестовать. Но слова застряли в горле. Губы задрожали. Она подняла руку, чтобы прикрыть их: – Давайте просто забудем об этом, – предложила она. – Я прошу прощения. Хорошо? Ее глаза были полны страха. Вспомнив, при каких обстоятельствах она в последний раз видела своего сына, и чувствуя себя полной дрянью, я покачал головой. – Больше никаких ссор, – умоляла она. – Обещаю. Честное слово. Вы правы. Мне действительно не стоило лезть не в свое дело. Это все потому, что я беспокоюсь о ней так же, как и вы. Я буду вести себя хорошо. Простите. Больше это не повторится... – Прошу вас, Вики. – Я указал на подсобку. – ...Я клянусь. Прошу вас, сделайте мне некоторое снисхождение. Я настаивал на своем. Она двинулась ко мне, сжала руки в кулаки, будто готовилась нанести удар. Затем опустила руки, внезапно повернулась и направилась в комнатку. Шла она медленно, с опущенными плечами, едва переставляя ноги. Там стояли кофейный столик, оранжевый диван и кресло под стать дивану. На столике – телефон рядом с выключенной кофеваркой, которой, видимо, не пользовались и давно не мыли. Над большим плакатом, на котором было написано: «Медсестры, выполняйте свою работу с нежностью и любовью», висели календари с кошками и щенками. Я закрыл дверь и сел на диван. – Это подло, – неуверенно сказала Вики. – Вы не имеете права – я позвоню доктору Ивз. Я поднял трубку, связался с оператором и попросил ее разыскать Стефани. – Подождите, – проговорила Вики. – Не надо. Я отменил заказ и повесил трубку. Вики немного потопталась и в конце концов, постоянно поправляя чепчик, опустилась в кресло. Я заметил то, что никогда раньше не видел: крошечную маргаритку, нарисованную лаком для ногтей на ее новом пропуске прямо над фотографией. Лак начал облупливаться, и цветок казался разорванным на клочки. Вики сложила руки на обширных коленях. На ее лице появилось странное выражение – как у заключенного, которому только что прочитали приговор. – У меня много работы, – пыталась объяснить она. – Мне еще нужно сменить простыни, проверить, чтобы в диетическом отделе столовой повара получили правильный заказ на обед. – Насчет той сестры из Нью-Джерси, – начал я. – Почему вы заговорили о ней? – Вы все не можете забыть об этом? Я молча ждал. – Ничего особенного в этом нет, – оправдывалась она. – Я уже сказала вам, что есть такая книга и я ее прочла. Вот и все. Я не люблю читать о подобных вещах, но кто-то дал мне эту книгу, и я ее прочла. Понятно? Вики улыбнулась, но внезапно ее глаза наполнились слезами. Она вскинула руки, пытаясь вытереть слезы пальцами. Я оглядел комнату. Бумажных салфеток нигде не видно. Мой носовой платок был чистым, и я предложил его женщине. Она взглянула на него и не взяла. Ее лицо все еще оставалось мокрым, в густом слое наложенной на лицо косметики тушь пролагала борозды, похожие на следы от кошачьих когтей. – Кто вам дал эту книгу? Лицо медсестры будто отяжелело от боли. Я чувствовал себя так, будто пырнул ее ножом. – Это не имело никакого отношения к Кэсси. Поверьте. – Хорошо. А что именно делала эта медсестра? – Она травила младенцев – при помощи лидокаина. Но она не была настоящей медсестрой. Сестры любят детей. Настоящие медсестры. – Ее взгляд упал на плакат, и она вновь зарыдала. Когда женщина немного пришла в себя, я вновь предложил ей носовой платок. Она притворилась, что не заметила его. – Что вы от меня хотите? – Немного честности... – По поводу чего? – По поводу вашего враждебного отношения ко мне... – Я уже попросила извинения. – Мне не нужны извинения, Вики. Дело не в моих амбициях, и нам необязательно быть приятелями и болтать о всякой ерунде. Но мы обязательно должны понимать друг друга, чтобы заботиться о выздоровлении Кэсси. А ваше поведение мешает мне. – Я не согла... – Это так, Вики. И я знаю, что причина не может заключаться в том, что я сказал или сделал что-то не так, как нужно, потому что вы были настроены враждебно еще до того, как я успел открыть рот. Поэтому очевидно, что вы настроены вообще против психологов, и я подозреваю, что они не смогли в чем-то помочь вам или плохо обошлись с вами. – Чем вы сейчас занимаетесь? Пытаетесь проанализировать меня? – Если мне это понадобится, да. – Это нечестно. – Если вы желаете продолжать работать с этим пациентом, давайте поговорим начистоту. И без того случай слишком сложен. С каждым разом, когда Кэсси поступает в больницу, здоровье ее все ухудшается и ухудшается, и никто не знает, что за чертовщина с ней творится. Еще несколько припадков, подобных тому, что вы видели, и может возникнуть угроза серьезного повреждения мозга. Мы не можем позволить себе отвлекаться на всякое междоусобное дерьмо. Ее губы задрожали и надулись. – Нет никакой необходимости ругаться. – Простите. Что вы еще имеете против меня, не считая моего грязного языка? – Ничего. – Чепуха, Вики. – На самом деле ничего... – Вам не нравятся психологи, – проговорил я, – и моя интуиция подсказывает мне, что на то есть основательная причина. Она откинулась на спинку кресла: – Да? Я кивнул: – Сейчас развелась масса неквалифицированных психологов, с удовольствием забирающих ваши деньги и ничего не дающих взамен. По счастью, я не отношусь к таковым, но и не ожидаю, что вы поверите мне на слово. Вики сжала губы. Затем расслабилась. Над верхней губой остались складки. Измученное лицо было покрыто подтеками туши и размазанной косметикой. Я чувствовал себя Великим Инквизитором. – С другой стороны, – продолжал я, – может быть, вы настроены именно против меня – что-то вроде собственнического чувства по отношению к Кэсси, ваше желание быть главным лицом в этом запутанном случае. – Дело вовсе не в этом! – А в чем же, Вики? Она не ответила. Опустила глаза на свои руки. Ногтем попыталась отодвинуть кожу в лунке пальца. На лице ее отсутствовало какое-либо выражение, но слезы не прекращались. – Почему бы не высказать мне все откровенно и не покончить с этим? – предложил я. – Если проблема не имеет отношения к Кэсси, то ваши слова не покинут пределов этой комнаты. Вики шмыгнула носом и ущипнула за его кончик. Я придвинулся к ней и продолжил более мягким тоном: – Послушайте, никакой необходимости в соперничестве нет. Я вовсе не стараюсь в чем-то вас разоблачить. Я просто хочу нормализовать ситуацию – найти настоящий путь к перемирию. – Не покинут пределов этой комнаты, да? – На ее губах вновь заиграла самодовольная улыбка. – Я уже слышала об этом раньше. Наши взгляды встретились. Она заморгала. Я не дрогнул. Внезапно ее руки взлетели вверх. Сорвав с головы чепчик, она швырнула его в дальний угол комнаты, и он упал на пол. Вики начала было подниматься, но передумала. – Пропадите вы пропадом! – прошипела она. Бывшая прическа напоминала теперь воронье гнездо. Я свернул носовой платок и положил его к себе на колено. Такой опрятный парень, этот Инквизитор. Вики зажала виски между ладонями. Я поднялся и положил руку ей на плечо, ожидая, что она сбросит ее. Но она этого не сделала. – Прошу прощения, – проговорил я. Женщина зарыдала и начала свой рассказ, а мне ничего не оставалось, как выслушать ее. Она рассказала не все. Вскрывала старые раны, но старалась при этом сохранить некоторое достоинство. Реджи со своими преступными наклонностями превратился в «живого мальчика, испытывающего трудности в учебе». «Он был достаточно способным, но просто не мог найти что-нибудь по душе, поэтому был очень рассеянным». Мальчик рос и превращался в «беспокойного» молодого человека, который, «наверное, просто не мог найти своего места». Множество мелких преступлений в ее пересказе оказались «кое-какими проблемами». Она еще немного поплакала. И на сей раз взяла мой носовой платок. В конце концов Вики частично выплакала, частично вышептала суть своего рассказа: ее единственный ребенок погиб в возрасте девятнадцати лет в результате «несчастного случая». Освободив ее от семейной тайны, Инквизитор придерживал язык. Она долго молчала, потом промокнула слезы, вытерла лицо и продолжила рассказ. Муж-алкоголик поднялся до статуса героя «голубых воротничков». Умер в тридцать восемь лет, пал жертвой «высокого содержания холестерина». – Слава Богу, что мы были владельцами дома, – говорила Вики. – Единственное, что оставил нам Джимми и что имело хоть какую-то ценность, – это дом и старый мотоцикл «харли-дэвидсон» – одна из этих трещалок. Он вечно возился с ним и разводил грязь. Сажал Реджи на заднее сиденье и носился с ним по окрестностям. Называл мотоцикл своим боровом. Реджи до четырех лет думал, что это на самом деле и есть боров. – Вики улыбнулась. – Я продала эту вещь в первую очередь – не хотела, чтобы Реджи думал, будто ему по рождению дано право однажды выйти из дома и свернуть себе шею на шоссе. Он всегда любил скорость. Как и его отец. Поэтому я и продала мотоцикл одному из докторов больницы Футхилл-Сентрал. Я работала там до рождения Реджи. А после того как умер Джимми, мне пришлось опять вернуться туда. – В педиатрию? – поинтересовался я. Она покачала головой: – В общую терапию – там не было педиатрии. Я бы, конечно, предпочла педиатрию, но мне нужна была работа поблизости от дома, чтобы быть рядом с Реджи – ему уже исполнилось десять лет, а он все еще не мог оставаться один. Мне хотелось побольше бывать с ним. Поэтому я работала по ночам. Обычно укладывала его в девять, ждала, когда он уснет, перехватывала часок сна и в десять сорок пять уходила, чтобы заступить на дежурство в одиннадцать. – Вики остановилась, ожидая моей реплики. Но Инквизитор не сделал такого одолжения. – Он был совсем один, – продолжила женщина. – Каждую ночь. Но я считала: пока он спит, все будет в порядке. Запирала его на ключ и уходила. Другого выхода не было – никто не мог бы мне помочь. Родственников не осталось, а такого учреждения, как детский центр, тогда не существовало. Можно было в специальном агентстве нанять приходящую на всю ночь няню, но ставки там были не меньше моей зарплаты. – Она вытерла лицо, вновь взглянула на плакат и сдержала слезы. – Я ни на минуту не переставала беспокоиться о моем мальчике. Но, когда он вырос, он обвинил меня в том, что я не заботилась о нем, заявил, что я оставляла его одного на ночь потому, что он был мне безразличен. Он даже придрался ко мне из-за продажи мотоцикла отца – изобразил это как подлый поступок. – Трудно поднимать ребенка одной, – заметил я и покачал головой так, как – я надеялся – ею качают, выражая сочувствие. – В семь часов утра я мчалась домой, надеясь, что Реджи все еще спит, а я разбужу его и притворюсь, что была дома всю ночь. Вначале это получалось, но очень скоро он понял, что к чему, и начал прятаться от меня. Это было что-то вроде игры – он запирался в ванной комнате... – Она сжала носовой платок, и на ее лице появилось ужасное выражение. – Успокойтесь, – проговорил я. – Не нужно... – У вас нет детей. Вы не можете понять этого чувства. Когда Реджи стал старше, подростком, он заимел привычку болтаться где-то по ночам. Иногда не появлялся по две ночи подряд. Когда я препятствовала ему, он все равно ускользал из дома. Просто смеялся над любым наказанием, которое я придумывала. Когда я пыталась поговорить с ним, он бросал мне в лицо упреки. Обвинял в том, что я постоянно работала и оставляла его одного. Око за око: раньше уходила ты – теперь ухожу я. Он никогда... – Вики покачала головой. – Ему никогда никто не помогал. Ни капельки. Ни один из вас. Экспертов. Советников, специалистов – назовите как угодно. Все были экспертами, кроме меня. Потому что я была проблемой, правильно? И все весьма успешно обвиняли. В этом они были настоящими экспертами. Хотя нельзя сказать, что кто-нибудь из них смог ему помочь – в школе он ничего не мог выучить. С каждым годом становилось все хуже и хуже, а мне удавалось добиться только отговорок. В конце концов я отвела Реджи к... одному из вас. Частный клоун. Аж в самом Энсино. Конечно, мне это было не по карману. – Она буквально выплюнула имя, которое мне ни о чем не говорило. – Никогда не слышал о таком, – заметил я. – Большая приемная, – продолжала Вики, не замечая моей реплики. – Вид на горы и всякие маленькие куколки вместо книг на полках. Шестьдесят долларов в час, а тогда это было очень и очень много. Да и сейчас тоже... особенно за напрасно потраченное время. Два года мошенничества – вот что я получила в результате. – Где вы его разыскали? – Он пришел по рекомендации – отличной рекомендации – одного из врачей Футхилла. Вначале и я подумала, что он хороший специалист. Он провел с Реджи пару недель, ничего мне не сообщал, а потом вызвал меня для обсуждения и заявил, что серьезные проблемы у Реджи возникли из-за того, в каких условиях он вырос. Сказал, что лечение займет длительное время, но он возьмется за этот случай. Если. Целый список «если». Если я не буду оказывать на Реджи никакого давления. Если я буду уважать Реджи как личность. Уважать его секреты. Я поинтересовалась: какова будет моя роль? Он ответил: оплачивать счета и заниматься своими собственными делами. Реджи должен развить в себе чувство ответственности – до тех пор, пока я все решаю за него, он не сможет выправиться. Нельзя сказать, что сам он сохранил в секрете то, что я сообщила ему о Реджи. Два года я платила этому мошеннику, и в конце концов передо мной предстал мальчик, который ненавидел меня из-за того, что этот человек внушил ему. Много позже я узнала, что тот тип пересказывал моему сыну все, что я сообщила о нем. Нещадно преувеличив и изобразив все намного хуже, чем было на самом деле. – Вы подали на него жалобу? – Зачем? В дураках оказалась я. Потому что поверила. Хотите знать, в каких дураках? После... после Реджи... после того как Реджи... после того как его не стало – год спустя, я обратилась к другому типу. Одному из вас. Потому что мой инспектор посчитала, что мне нужно это сделать, – конечно, не за ее счет. Не из-за того, что я плохо справлялась с обязанностями, я справлялась. Но плохо спала, плохо ела и не находила интереса ни в чем. Как будто вообще не жила. Поэтому она и дала мне направление. Я подумала, вдруг женщина может лучше судить о характере... Этот шутник был из Беверли-Хиллз. Сто двадцать долларов за час. Инфляция, конечно. Хотя качество работы не улучшилось. Но тем не менее я вначале подумала, что этот знает свое дело намного лучше. Спокойный. Вежливый. Настоящий джентльмен. И казалось, что он понимает меня. Я чувствовала... разговор с ним шел мне на пользу. Но так было вначале. Я ощутила, что снова могу работать. А потом... – Она замолчала, просто захлопнула рот. Перевела взгляд с меня на стены, на пол, на носовой платок, который держала в руках. И уставилась на намокшую ткань с удивлением и отвращением. Уронила его на колени, будто он был покрыт вшами. – Не обращайте внимания, – наконец проговорила она. – Все это давно прошло. Я согласно кивнул. Вики бросила мне носовой платок, я поймал его. – Боб-бейсболист, – словно по привычке вырвалось у нее. Она засмеялась и умолкла. Я положил платок на стол: – Боб-бейсболист? – Мы когда-то так говорили, – объяснила Вики, словно в чем-то оправдываясь. – Джимми, я и Реджи. Когда Реджи был маленьким. Когда кто-нибудь ловко ловил что-то, его называли Боб-бейсболист. Смешно. – У нас говорили: пойдешь ко мне в команду. – Да, я слышала это выражение. Мы сидели молча, смирившись друг с другом, как боксеры в тринадцатом раунде. – Вот и все, – закончила Вики. – Все мои секреты. Счастливы? Зазвонил телефон. Я поднял трубку. – Доктора Делавэра, пожалуйста, – проговорила оператор. – Слушаю. – Вас вызывает доктор Стерджис. Он разыскивает вас уже десять минут. Вики поднялась с кресла. Я сделал ей знак подождать. – Скажите ему, что я сам перезвоню. Я повесил трубку. Вики осталась стоять. – Этот второй психолог, – начал я. – Он что, позволил себе плохо с вами обойтись? – Плохо обойтись? – Казалось, эти слова вызвали у нее изумление. – Это наподобие «жестокого обращения с детьми»? – Практически это одно и то же, не так ли? Нарушение доверия. – Ничего себе, нарушение доверия. Не лучше ли сказать, что он разнес доверие в клочья. Но ничего. Теперь я ученая – это сделало меня сильнее. Теперь я осторожна. – Вы и на него не подали жалобу? – Нет. Я же сказала, что я глупая. – Я... – О да, – продолжала она, – только этого мне недоставало. Его слово против моего – кому бы поверили? Он нанял бы адвокатов, и те копались бы в моей жизни и раскопали все, что в ней было, – Реджи. Вероятно, нашли бы экспертов, которые доказали бы, что я лгунья и никуда не годная мать... – вновь заплакала она. – Я хотела, чтобы мой мальчик спал спокойно, понимаете? Хотя... – Она вскинула руки и соединила ладони. – Хотя что, Вики? – Хотя он никогда не давал мне покоя. – Ее голос поднялся еще выше, дрожа на грани истерики. – До самого конца он во всем обвинял меня. Так и не отделался от мыслей, которые вложил ему в голову тот первый мошенник. Это я всегда была плохой. Это я никогда не любила его. Я понуждала его не учиться, не выполнять домашних заданий. Я не заставляла его посещать школу, потому что мне было на это наплевать. Из-за меня он бросил школу и начал... спутался с теми, кто оказывал вредное влияние и... Я была виновата на все сто, нет, на сто пять процентов. Она рассмеялась так, что у меня по шее пробежала нервная дрожь. – Желаете услышать кое-что конфиденциальное? Вы, психологи, любите слушать об этом. Именно от Реджи я получила книгу о той суке из Нью-Джерси. Это был его подарок ко Дню матери, понятно? В маленькой коробочке с лентами и словом «Маме» на обертке, написанным печатными буквами, потому что он не умел писать прописью – так и не научился, но даже эти печатные буквы были кривыми, как у первоклассника. Он давным-давно ничего мне не дарил, с тех пор как перестал приносить домой свои школьные поделки. Но вот передо мной лежал маленький подарочный пакет, а внутри – небольшая, уже не новая книга в бумажном переплете. Книга об убитых младенцах. Меня чуть не вырвало, но я все равно прочитала ее. Старалась найти что-то между строк. То, что Реджи пытался высказать мне, чего я не понимала. Но в ней ничего не было. Одно сплошное отвращение. Эта женщина была чудовищем. Не настоящей медсестрой. Но я поняла одно, одно я вложила себе в голову без всяких экспертов – то, что эта женщина не имеет никакого отношения ко мне. Мы с ней даже живем на разных планетах. Я лечу детей. У меня это хорошо получается. И я никогда не нанесу им вреда, понятно? Никогда. И я собираюсь помогать им до конца жизни. |
||
|