"Город Анатоль" - читать интересную книгу автора (Келлерман Бернгард)

XXV

Альвенслебен младший прибыл точно в четверг. Жак поехал его встречать в Комбез, а Корошек от усердия едва не слетел с лестницы, когда коляска остановилась перед «Траяном». Белоснежный, точно высеченный из глыбы сахара, вышел берлинский господин из коляски. Корошек был ошеломлен. Берлинский банкир, которого он представлял себе толстым, жирным, с блестящей лысиной, оказался молодым человеком, едва ли старше Жака, тонким, гибким, с бледно-голубыми глазами. Когда прибывшие вышли из коляски, Корошек долго искал чего-то в экипаже, но нет, там ничего не было. Господин Альвенслебен приехал без шляпы. Этот элегантный молодой человек, очевидно, так и приехал из Берлина в Анатоль без шляпы. У него была совершенно гладко остриженная голова, и только на темени слегка вились плойки светлых волос.

Жак и его гость обедали в красной комнате. Молодой господин из Берлина кушал с изумительным аппетитом, но пил только содовую воду. Никакого вина, ни рюмочки. Уж эти богачи! Вечно боятся за свое здоровье. Ксавер навострил уши, но господа говорили только на самые общие темы: о Берлине, о политическом положении, о знакомых.

После обеда они отправились в комнату Жака и долго беседовали о чем-то вполголоса. Жак показывал свои чертежи и зарисовки местности, излагал планы и предложения. Теперь видно было, как много он поработал.

— Отец хотел уже прекратить все переговоры, — сказал Альвенслебен младший, — не легко было его переубедить. Он стареет, и ему порой не хватает смелости. Так вы думаете, что эта девица Маниу продаст свою усадьбу за сорок тысяч крон?

— Она будет счастлива от нее отделаться. Она просила меня похлопотать, чтобы ей дали пятьдесят тысяч. Но вы, пожалуй, уговорите ее продать и за сорок.

На следующее утро, в семь часов, Гершун уже ждал со своей коляской у подъезда «Траяна».

— Ну, Гершун, теперь ты должен показать нам достопримечательности Анатоля! — сказал Жак так громко, чтобы все могли слышать.

Но, бог мой, неужто молодой господин из Берлина хочет ехать без шляпы?

— Шляпу, господин! — крикнул Корошек. — Возьмите шляпу, с вами может случиться солнечный удар!

Альвенслебен не понял его.

Коляска нерешительно двинулась по городским улицам. Достопримечательности? Гершун в смущении ерзал на козлах.

— Вези нас в Дубовый лес, там прохладней! — крикнул Жак.

А когда они проезжали мимо «Турецкого двора», Жак приказал остановиться:

— А не попросить ли нам у Франциски Маниу по стакану молока?

Несмотря на ранний час, Франциска уже закончила свой туалет. Она опять чуть-чуть перестаралась надушиться. Смущенно поклонившись Альвенслебену, она не спускала глаз с его лица. Лизу послали за молоком.

Альвенслебен сейчас же заговорил о деле. Он не привык тратить свои слова понапрасну. Там, в Берлине, у них нет для этого времени. Он интересуется ее усадьбой; короче говоря, он предлагает Франциске сорок тысяч крон наличными. Она может немедленно получить чек. И Альвенслебен вытащил из бокового кармана толстое позолоченное вечное перо.

Франциска улыбнулась и немножко скривила рот. На лице ее появилось смущенное, почти глупое выражение. Она с улыбкой покачала головой. Не говоря ни слова, она дала понять, что не согласна.

Альвенслебен выпил глоток молока. Он похвалил молоко — оно было и в самом деле отменным — и увеличил предлагаемую сумму на пять тысяч. Он не хочет терять время.

— Ваш лес по своему составу, надо признаться, великолепен. Но подумайте, сударыня, в каком глухом углу находится ваше имение!

Франциска снова покачала головой.

— Я вообще не продаю его, — решительно ответила она. Альвенслебен беспомощно взглянул на Жака. Жак вскочил с места в сильном волнении.

— Как? — Он даже позабыл о вежливости. — Вы вдруг, оказывается, вообще не хотите продавать? А еще третьего дня вы заявили мне, что обязательно продадите усадьбу, и господин Альвенслебен приехал сюда по моему телеграфному вызову. Подумайте, что вы говорите!

Франциска опустила голову и закусила губу. Затем она сказала:

— Я этой ночью видела во сне отца, и он запретил мне продавать усадьбу. Значит, я не буду ее продавать. Но, может быть, вы сделаете мне какие-нибудь другие предложения?

И на этом она заупрямилась. Как ни уговаривал ее Альвенслебен, сколько ни величал «сударыней», она не меняла своего решения.

Жак сделал ему знак, и Альвенслебен встал.

— Госпожа Маниу, — сказал Жак многозначительно, — вы привыкли к тому, что здешние люди торгуются неделями. Поэтому я должен вас предупредить, что если господин Альвенслебен закроет за собой дверь, то он уж больше сюда не вернется.

У Жака был чрезвычайно рассерженный вид. Франциска молчала.

— Мне очень жаль, что господин понапрасну проделал такое долгое путешествие, — сказала она наконец, не поднимая глаз.

Мужчины вышли.

— Вот каковы здесь крестьяне! — воскликнул Жак в бешенстве, когда они проходили через двор. — Вы видите теперь сами. Но завтра она будет разговаривать совсем по-иному, она хочет поторговаться, вот и всё.

— Кстати, вы оказались правы, Грегор, — в ней явно есть что-то патологическое, — сказал Альвенслебен.

Банкир отложил свой отъезд и на следующее утро вместе с Жаком снова отправился в усадьбу Маниу. Но Франциска с прежним упорством повторила, что она не хочет продавать. Они могут арендовать у нее усадьбу, если хотят, и заключить договор. На этом она уперлась.

Упрямство Франциски рассмешило Альвенслебена; он расхохотался:

— Арендовать! Слышите, Грегор, эта крестьянка всю ночь ломала себе голову, пока не напала на слово «арендовать»! Но у меня нет ни малейшего желания торчать еще в этой ужасной дыре. Попытайте вы теперь свое счастье, и если она не захочет продавать, тогда арендуйте усадьбу. Может быть, кто знает, это даже лучше? У нас с вами до вечера еще достаточно времени, чтобы обсудить точно условия, и вы мне протелеграфируете в Берлин.

Вечером Альвенслебен уехал.

— Всё сошло хорошо, господин Грегор? — с любопытством спросил Корошек, когда Жак вернулся из Комбеза.

— Всё сошло превосходно, благодарю!

Жак сиял.

Через несколько дней он послал Альвенслебену проект арендного договора. Госпожа Маниу, к сожалению, была упрямее, чем когда-либо. Что-то заставило ее насторожиться. Может быть, отец когда-нибудь сделал при ней неосторожное замечание. Вероятно, за ней сейчас стоит какой-то адвокат; это ясно видно из осторожной формулировки договора. Жак советует поспешить, потому что если в это дело всунут нос адвокаты…

Альвенслебен прислал подписанный договор с обратной почтой. Теперь Жак действительно был в отменном настроении. Ежедневно он уходил из гостиницы рано утром и возвращался лишь к ночи.

— Завтра вечером приезжает молодой инженер, — сказал он Корошеку, — господин Майер из Бреслау, и с ним два монтажника. Монтажникам можете дать комнаты попроще.

Корошек выкручивал шею, чтобы заглянуть в лицо Жаку. Что это творится здесь? Уж этот мне господин Грегор!.. С самого начала он делал какие-то таинственные намеки, затем приехал банкир из Берлина, который путешествует без шляпы, а теперь еще инженер с двумя монтажниками!.. Образцы разных горных пород заполнили всю комнату. Наверное, открыли железо или серебро, а может быть, золото? Господи боже! Ксаверу поручено было навострить уши, и он их навострил. Ведь Жак часто обедал теперь с Янко в красной комнате. И Ксавер услышал, что в горах в лесу будет построен лесопильный завод для использования ценных пород дерева, но лесопильный завод — это не главное, главное — строительство химической фабрики для выработки дубильных веществ. А пока что они роют колодец, им нужна хорошая вода, — плохая вода портит котлы паровых машин.

Из Станцы с грохотом катили подводы, нагруженные всякой всячиной: трубами, жердями, цепями, железными балками, а на некоторых возах были такие тяжелые машинные части, что нужно было впрягать по шести волов. Эти подводы никогда не проезжали через Анатоль; они ехали по другой дороге, прямо лесом в усадьбу. Здесь они исчезали за воротами со всем своим грузом, а ворота усадьбы теперь всегда были плотно закрыты.

Но лесоторговец Яскульский заявил, что все эти россказни о лесопильном заводе и фабрике дубильных веществ просто плутни. В Дубовом лесу нет никаких ценных пород дерева, перевозка которых могла бы окупиться. То же и с дубильными веществами! Ведь Яскульский — специалист по лесу!

— Что, собственно, ты собираешься строить, Грегор, там в лесу? — бесцеремонно спросил он как-то вечером Жака, когда тот ужинал в «Траяне».

Жак поднял голову и недружелюбно посмотрел на Яскульского. Его раздражало, что этот нахальный мужик говорит ему «ты».

— А какое вам до этого дело?

— Что это будет? Лесопильный завод? Фабрика дубильных веществ? Это мне ты хочешь втереть очки?

— Не суйте ваш нос в то, что вас не касается, — отрезал Жак.

Яскульский раскатисто захохотал.

— Не груби, сынок! Поди-ка сюда, выпьем по стаканчику!

Яскульский, которому принадлежала половина города, был самым любопытным человеком во всем Анатоле. С раннего утра и до позднего вечера он переходил из трактира в трактир и знал всё. На другой день он встретил Мишу, тот сидел на возу дров.

— Эй, Миша! — закричал Яскульский и схватил лошадь под уздцы, чтобы Миша не мог от него улизнуть. — Как поживаешь, Миша? Вот получай крону на выпивку. Как там у вас дела с лесопильным заводом? А колодец готов уже?

— Всё еще роют!

И Миша сообщил, что колодец роют в том самом месте, где его рыл и Маниу. Только теперь эти немцы работают электричеством. Они проложили провода до самого леса. Роют колодец машиной; бур, которым они работают, высотой с человека. Сколько же он весит? Его притащили на шести волах. Яскульский смеялся.

— Молодчина этот Грегор! — воскликнул он. — Он наврет вам с три короба!

Врет ли молодой господин Грегор или не врет, это мало тревожило Мишу. Самое главное, что усадьба всё еще принадлежала Франциске. Однако, увидев этого иностранца, одетого во всё белое, Миша решил, что дело плохо: тот, наверно, выставит его из усадьбы.

Яскульский часто бродил вокруг «Турецкого двора», но он слышал только, как ухал копер и грохотали трубы. Где-то стучали по железу.

— Ах, чтоб его черт побрал!